355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Роберт Энсон Хайнлайн » Время звезд » Текст книги (страница 24)
Время звезд
  • Текст добавлен: 16 октября 2016, 21:57

Текст книги "Время звезд"


Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн



сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 35 страниц)

– Я думаю, что мы сейчас – нечто вроде НЛО.

– Вот именно. НЛО – это исследовательские корабли, вроде нашего. Они рассматривали нас, не приходили в восторг от увиденного и отбывали. Не обнаружь они, что Земля прямо кишит враждебными аборигенами, они сели бы и стали организовывать хозяйство, так же как собираемся делать мы.

– Гарри, ты правда веришь, что НЛО – это нечто иное, чем плод воображения, ошибки наблюдений и все такое? Я-то считал, что эти шутки давным-давно разоблачены.

– А ты, Том, сам подумай обо всех этих свидетельствах. В нашем небе действительно что-то происходило незадолго до того, как мы сами начали свои полеты. Ясно, что большинство сообщений было липой. Но некоторые из них – не были. Если у тебя перед носом факт – приходится верить в него, иначе вселенная становится слишком уж фантастичной. Ты же не думаешь, что кроме людей никто никогда не строил космических кораблей?

– Ну… может и не думаю. Но если строили, почему они не навестили нас давным-давно?

– Это, дружок, простая арифметика. Вселенная очень велика, а мы – ее крохотный закоулок. К тому же, может, они нас и навещали. Это мое личное мнение. Они исследовали нас, и оказалось, что Земля – не то, что им нужно, – может, из-за нас, может, из-за климата. И тогда НЛО улетели. – Он немного задумался. – А может, они садились совсем ненадолго, только чтобы заправиться топливом.

Эта поучительная беседа – все мое приобретение от членства в научной группе; когда Гарри внес мою фамилию в список. Капитан ее вычеркнул.

– Специальные связисты не будут покидать корабль.

На том и было решено, упорство Капитана было железное. Вану идти было разрешено, так как его брат погиб при несчастном случае, пока мы летели с максимальной скоростью. Я рассказал про Вана Пэту и спросил, не может ли он тоже умереть для такого случая? Пэт не нашел в этом ничего смешного. «Л.К.» сел в океан в достаточно глубоком месте, а затем при помощи вспомогательных двигателей подгреб поближе к берегу. Корабль далеко выступал из воды, ведь его топливные баки были на две трети пусты. Вода, содержавшаяся в них, была истрачена сначала на то, чтобы разогнать корабль почти до световой скорости, а затем – чтобы опять его затормозить. Мы еще не встали окончательно на якорь, а техники уже занялись профилактическим ремонтом двигателя. Насколько я знаю, никто из них не просился в исследовательский отряд. Думаю, для большинства техников посадка на Констанс была просто удобным случаем запастись топливом, а также провести осмотр и ремонт двигателей, невозможные в период полета. Им и дела не было – где они находятся и куда направляются, лишь бы горел факел двигателя и вся их техника крутилась. Доктор Деверо рассказывал, что Главный Металлург шесть раз летал на Плутон и, в то же время, нога его не касалась ни одной, кроме Земли, планеты.

– Как же это? Это же ненормально, – спросил я, думая про себя о том, как доктор носится с нормальностью всех окружающих, включая меня.

– Для таких, как он, это – показатель великолепного психического здоровья. Человека из другой породы я бы за такое крепко запер и кормил через замочную скважину макаронами.

Сэму Рохасу такая дискриминация в отношении телепатов понравилась не больше, чем мне; он тоже рассчитывал ступить на чужую землю подобно Колумбу, Бальбоа и Ланди. Сэм зашел ко мне обсудить положение.

– Том, неужели ты собираешься это терпеть?

– Ну, как сказать, я не хочу, конечно, но только что мы можем сделать?

– Я переговорил кое с кем из остальных. Все очень просто. Мы не будем.

– Не будем что?

– Ну… просто не будем. Понимаешь, Том, с того времени, как мы замедлились, я начал замечать у себя снижение телепатической способности. То же самое, похоже, наблюдается у всех нас – у тех, с кем я переговорил. А ты как?

– Ты что, я не…

– Подумай получше, – прервал он меня. – Ты не мог этого не заметить. Да что там, сейчас я, пожалуй, не смог бы даже вызвать своего брата на связь. Наверное, это как-нибудь связано с тем, где мы находимся. Может, это какая-нибудь такая радиация Тау Кита, или еще что. А может – это как-нибудь связано с планетой. Как знать? И, если уж на то пошло, кто нас проверит?

Потихоньку до меня стало доходить. Я не отвечал, идея была очень соблазнительной.

– Если мы бесполезны как связисты, – продолжил он, – мы можем пригодиться для чего-нибудь другого… ну, например, в группе, высаживающейся на поверхность. Как только мы избавимся от этого загадочного влияния, мы, вполне возможно, сможем опять передавать сообщения на Землю. А может оказаться и так, что некоторые из девушек, те, которые не хотят идти с десантной группой, смогут все-таки связаться с Землей и передать туда донесения. Это, конечно, в том случае, если дискриминация против нас, психов, не будет возобновлена.

– Мысль, – согласился я.

– Ты подумай хорошенько. И ведь наверняка окажется, что эта твоя способность все слабеет и слабеет. Вот я, например, уже все равно, что глухой. – И он ушел.

Я покрутил эту идею и так, и сяк. Понятно, что Капитан догадается, что это забастовка, но только что он сможет сделать? Обозвать нас лжецами и подвесить за ноги, пока мы не пойдем на попятную? Может ли он быть на все сто процентов уверен, что мы врем? Ответ: нет. Никто, кроме самого телепата, не знает, на что это похоже. Никто, кроме него самого, не может знать, что он делает. Когда мы утратили контакт на пике скорости. Капитан не высказывал ни малейших сомнений, он просто принял это как факт. И теперь ему тоже придется это принять, что бы там он ни думал про себя. Потому что мы были ему нужны. Мы были незаменимы.

Отец был когда-то членом согласительной комиссии в местном отделении своей гильдии. Я помню, как он говорил, что бастовать имеет смысл только в одном случае – если работники так уж необходимы, что забастовка выигрывается, не успев начаться. Вот в таком-то положении и находился наш Капитан: он должен был нас иметь. Ни одного возможного штрейкбрехера в радиусе одиннадцати световых лет. Он не рискнет что-нибудь с нами сделать.

Правда, любой из нас может сорвать эту забастовку. Давай поглядим. Ван не считается, Каз Уорнер тоже, их напарники погибли. Сестричка нашей Пру, Пейшенс, жива, но эту пару не удалось восстановить после пика скорости – Пейшенс отказалась от рискованных фокусов с гипнозом и наркотиками, они надолго потеряли связь и не смогли ее возобновить. Мисс Гамма тоже не считается, корабли с ее сестричками все еще летят с максимальной скоростью, поэтому у нас нет возможности кружной связи с Землей и не будет, пока один из этих кораблей не замедлится. Кто же тогда остается, кроме Сэма и меня? И насколько они надежны? Руп, Глория, Анна, Дасти. И Дядя, конечно. И Мей-Лин.

Да, на всех этих можно положиться. То, что к нам поначалу отнеслись, как к психам, сплотило нас. Даже если кому и покажется, что так поступать нехорошо, он не станет подводить остальных. Даже Мей-Лин, вышедшая замуж на сторону. Может получиться. Если только Сэм сумеет их всех убедить. Я хотел попасть на поверхность каким угодно путем. Может, этот путь и был сомнительным, но я все равно хотел.

И все-таки было здесь неприятное жульничество, нечто вроде того, когда ребенком тратишь на себя деньги, которые тебе дали для церковной кружки. Времени у Сэма на организацию было до завтрашнего полудня, так как у нас теперь была всего одна вахта в день. Необходимости в постоянной связи не было, а работы на корабле с того времени, как было решено делать вылазку, прибавилось. Я пошел навешивать бирки на лабораторных крыс. Но ждать до завтра не пришлось. Тем же вечером Дядя созвал нас, и мы все набились в его каюту – все, кроме мисс Гаммы, Пру, Вана и Каза. Дядя оглядел нас, лицо у него было длинное и печальное; он извинился, что ему негде всех усадить, но надолго он нас не задержит. Потом он начал говорить нечто витиеватое про то, как все мы ему вроде родных его детей и как он нас полюбил и что мы всегда будем его детьми, что бы ни случилось. А потом он перешел на то, как это гордо – быть человеком.

– Человек всегда сам за все расплачивается, он хранит себя в чистоте, он уважает других людей, он держит слово. И все это совершенно бескорыстно, ради себя самого. Билет на небеса стоит гораздо дороже. Дядя сделал паузу и продолжил: – И он всегда исполняет обещанное. – Он оглядел нас и добавил: – Это все, что я хотел сказать. Да, если уж все вы здесь, я могу сделать одно объявление. Рупу пришлось немного сдвинуть вахтенное расписание. – Он нашел глазами Сэма Рохаса. – Сэм, я хочу, чтобы ты вышел на следующую вахту, завтра в полдень. Сможешь?

Секунды три не было ни звука. Затем Сэм медленно произнес:

– А что, думаю, смогу, Дядя, если уж ты этого хочешь.

– Я был бы очень рад, Сэм. Понимаешь, по разным причинам я не хочу ставить на эту вахту никого другого… и мне самому не хочется ее стоять. Если бы ты не смог, мне, пожалуй, пришлось бы сказать Капитану, что некого поставить. Поэтому я очень рад, что ты выйдешь.

– Конечно, Дядя. Не беспокойся.

Вот так и закончилась наша забастовка. Но Дядя еще не распустил нас.

– Я подумал, что скажу вам про изменения в расписании сейчас, пока вы все здесь, чтобы Рупу не пришлось искать всех по очереди и давать его вам на подпись. Но я собрал вас еще и для того, чтобы кое о чем спросить. Десантная группа покинет корабль совсем скоро. Как бы соблазнительно ни выглядела Констанс, это может быть опасным. Неизвестные нам болезни, животные, которые могут оказаться смертельно опасными с самой неожиданной для нас стороны, да что угодно. Можно послать одного из нас с десантной группой и поддерживать на корабле постоянную вахту – а напарники на Земле установят связь по телефону. Таким образом мы будем находиться в контакте с десантной группой, даже если у нее поломаются рации, или еще что-нибудь случится. Для нас это будет уйма дополнительной работы и ни малейшей славы. Однако, если таким образом будет спасена хотя бы одна жизнь, все это беспокойство будет оправдано.

Тут неожиданно вмешался Сэм.

– Дядя, а кто, ты думаешь, отправится с десантной группой?

– Я не знаю. Для нас это не было предусмотрено, мы не получаем дополнительную плату за повышенную опасность, так что я не чувствую себя вправе кому-либо приказывать, не думаю, чтобы Капитан меня одобрил, если бы я кого-либо сам послал. Но у меня была надежда, что найдется достаточное количество добровольцев, чтобы организовать попеременную вахту в десантной группе. – Он немного поморгал, вид у него был неуверенный. – Но никто не потребует, чтобы вы шли добровольцами. Пожалуй, лучше пусть все скажут мне свое решение с глазу на глаз.

Ждать ему не пришлось, все тут же вызвались добровольцами. Даже Мей-Лин, которая затем взбесилась и устроила большой крик, когда Дядя мягко сказал, что ей стоило бы получить сперва согласие мужа – которое она потом так и не получила; семейка Треверсов ожидала прибавления.

С Капитаном Дядя переговорил на следующее утро. У меня мелькало желание послоняться неподалеку и сразу узнать, чем это закончится, но было слишком много работы. К моему удивлению, получасом позднее громкоговоритель, висевший в лаборатории, вызвал меня к Капитану. Я помыл руки и поспешил в каюту Старика.

Вид у Капитана был суровый, у Дяди – мрачный. Я попытался связаться с Дядей на «частоте», на которой мы беседовали с Лапочкой, но тут он впервые проигнорировал меня. Капитан холодно посмотрел в мою сторону и произнес:

– Бартлет, мистер Мак Нейл предложил мне план, согласно которому сотрудники вашего отдела желают оказать помощь в наземных исследованиях. Скажу вам сразу и прямо, что я отверг этот план. Я принимаю ваше предложение с глубокой благодарностью, однако не более намерен подвергать в десантной группе риску людей вашей особой категории, чем переделывать двигатель корабля на стерилизацию тарелок. Все должно быть на своем месте. Он побарабанил пальцами по столу. – И все же у этого предложения есть свои положительные стороны. Я не имею права рисковать всем вашим отделом, однако, для повышения безопасности десантной группы, я могу рискнуть одним специальным связистом. И вот мне пришло в голову, что прямо здесь, на корабле, у нас есть готовая телепара, что избавляет от необходимости связываться косвенно, через Землю. Вы и мистер Мак Нейл. Так что? Что вы можете сказать?

Я хотел было сразу крикнуть:

– Согласен! – но тут вдруг сообразил. Если после всех событий на высадку отправлюсь я, Сэм воспримет это крайне мрачно, да и остальные – тоже. Они могут подумать, что я все устроил сам.

– Ну так что же? Отвечайте!

Какого черта, чего бы они там ни подумали, от такой возможности не отказываются.

– Капитан, Вам хорошо известно, что уже некоторое время тому назад я вызывался добровольцем в десантную группу.

– Именно так. Хорошо. Я считаю, что ваше согласие получено. Только вы неправильно меня поняли. Вы не идете с десантом, это сделает мистер Мак Нейл. Вы останетесь на борту и будете поддерживать с ним контакт.

Я был столь ошарашен, что чуть не прослушал, что Капитан сказал дальше. Я беззвучно спросил Дядю:

– (Как же это, Дядя? Ты что, не понимаешь, все подумают, что это ты все подстроил.)

На этот раз он мне ответил, сильно расстроенным голосом.

– (Я знаю, знаю, сынок. Он меня застал врасплох.)

– (Ну и что же ты намерен делать?)

– (Не знаю. И так плохо, и так.)

Тут неожиданно вмешалась Лапочка.

– Эй, о чем это вы там шумите?

Дядя мягко ответил:

– Ты отойди на минутку, милая. Это мужской разговор.

– Ладно. – Больше она не вмешивалась. Возможно – слушала. А Капитан тем временем говорил:

– …в любой ситуации, где можно послать одного из двоих людей, мы не станем рисковать жизнью младшего. Это стандартное правило, и оно в той же степени относится к Капитану Уркхардту и ко мне, в какой к любой другой паре. На первом месте всегда стоят интересы нашей миссии. Бартлет, ваш ожидаемый срок службы по крайней мере на сорок лет больше, чем у мистера Мак Нейла. Поэтому мы должны предпочесть именно его для исполнения обязанностей, связанных с риском. Ну что ж, джентльмены, подробные указания вы получите позднее.

– (Дядя, что ты теперь скажешь Сэму? Ты можешь соглашаться, я не буду.)

– Не толкай меня под локоть. – А вслух он сказал: – Нет, Капитан.

Капитан смотрел на него с изумлением.

– Какого черта, старый Вы негодяй! Вы что, так любите свою шкуру?

Дядя не стал отводить глаза.

– Другой у меня нет, Капитан. Но это не имеет отношения к делу. И, возможно, вы несколько поторопились, обзывая меня всякими словами.

– Э? – Капитан густо покраснел. – Простите меня, мистер Мак Нейл. Я беру назад свои слова. Но мне все равно кажется, что Вы должны были бы объяснить мне свое поведение.

– Это я и собираюсь сделать, сэр. Мы с вами оба немолоды. Я уж как-нибудь переживу и без того, чтобы ступить на эту планету. Вы, очевидно, тоже. Но для молодых все выглядит иначе. Вы прекрасно понимаете, что не потому мои ребята вызвались добровольцами в десантную группу, что они ангелы, или ученые, или филантропы. Нет, просто потому, что им не терпится выйти на поверхность этой планеты. Вы это прекрасно понимаете. Вы сами говорили мне это десять минут назад. Если вы не хотите себя обманывать, то понимаете и то, что большинство этих детей ни в жизнь не записались бы в наш рейс, подозревай они, что их здесь запрут на замок и не позволят того, что они называют «приключениями». Не из-за денег они полетели, из-за дальних странствий. А теперь вы хотите лишить их того, что они вполне разумно ожидали.

Капитан помрачнел. Он несколько раз сжал и разжал кулак, потом сказал:

– Возможно, в том, что говорите Вы, и есть какой-то смысл. Но я должен сам принимать решение, эту обязанность я не могу переложить ни на кого. Мое решение остается неизменным. Вы идете, Бартлет остается.

Я сказал:

– (Скажи ему, что он не получит ни одного сообщения!)

Дядя не ответил.

– Боюсь, не получится, Капитан. На это дело должен идти доброволец. Я не вызываюсь добровольцем.

Капитан медленно сказал:

– Я не уверен, что необходимо личное согласие. Я наделен широкой властью определять обязанности каждого на борту этого корабля. Я пойму это так, что Вы отказываетесь от исполнения своих обязанностей.

– Не совсем так, Капитан. Я не говорил, что не подчинюсь приказу, я только сказал, что не вызываюсь добровольцем. Я бы попросил Вас отдать мне этот приказ в письменном виде, я напишу под ним «Подчиняюсь с возражениями» и попрошу, чтобы текст передали в фонд. Одним словом, я не вызываюсь добровольцем.

– Но… Какого черта? Вы же вызывались добровольцем вместе со всеми остальными. И сейчас Вы пришли ко мне по этому самому поводу. Вот я и выбрал Вас.

Дядя покачал головой.

– Не совсем так. Капитан. Мы вызвались группой. И как группа, получили отказ. Извините, ради Бога, если в результате создалось впечатление, что я вызываюсь добровольцем каким-либо иным образом. А теперь, если Вы мне позволите, я пойду к своим ребятам и скажу им, что Вы отказались от наших услуг.

Капитан снова покраснел. Затем он вдруг оглушительно расхохотался. Он вскочил со стула и обнял узкие плечи Дяди.

– Старый паршивец! Ты же и вправду старый паршивец, негодяй с черным сердцем старого пирата. Глядя на тебя, начинаешь тосковать по старым добрым временам, по хлебу и воде, плетке и виселице. А теперь давай сядем и договоримся по-хорошему. Бартлет, вы можете идти.

Я удалился, с большой неохотой, а потом постарался не попадаться на глаза остальным психам; отвечать на расспросы мне не хотелось. Но Дядя не забыл обо мне: сразу по выходе из капитанской каюты он окликнул меня и вкратце рассказал, чем все кончилось. Был достигнут компромисс. Он, я, Руп и Сэм будем меняться; первый выход, сочтенный наиболее опасным, отдавался ему. Девушки будут стоять вахту на корабле, Дасти, по причине своего возраста, – с ними. Но и им кинули косточку: как только медики и исследователи решат, что планета безопасна, им будет разрешаться выходить наружу по одному за раз.

– Для этого мне пришлось повыламывать ему руки, – признался Дядя, – но в конце концов он согласился.

Затем наступил антиклимакс. Опасностей на Конни оказалось не больше, чем в Канзасе. Прежде, чем хоть одному человеку было позволено выйти за пределы корабля без защитного скафандра, воздействие атмосферы было опробовано на крысах, канарейках и хомяках. Им понравилось. Когда на поверхность отправилась первая группа, все еще в скафандрах, но уже используя местный воздух, правда, очищенный электростатическими фильтрами, с ними отправились еще двое подопытных животных – Бернард ван Хоутен и Персиваль Свинья. Ван так и оставался мрачным с того самого времени, как лишился брата; думаю, это Доктор Деверо посоветовал Капитану отпустить его погулять. Кто-то должен быть первым; можно делать сколько угодно анализов, но в конце концов наступает день, когда живой человек впервые незащищенной кожей соприкасается с чужой атмосферой, чтобы посмотреть, насколько она дружественна. Как говаривал доктор Бэбкок, в конце концов приходится лезть на дерево. Вот так Ван и отправился наружу в шортах, рубашке и кедах, видом своим напоминая вожатого скаутов. Персиваль Свинья не вызвался на это дело добровольцем, он просто думал, что это такая прогулка. Ему сделали загон в кустах и позволили есть любые на его взгляд съедобные продукты местного производства. В качестве подопытного животного свинья имеет много преимуществ: она, подобно крысам и человеку, ест все, у нее, насколько я понимаю, очень близкий к человеческому обмен веществ – даже многие болезни у нас общие. Хорошее состояние Персиваля почти наверняка обозначало бы, что и нам бояться нечего, особенно, если принять во внимание, что ему не сделали всех тех прививок, которые сделали нам. Ему даже не сделали укола сывороткой Дж. A. P., обладавшей широким спектром и, предположительно, способной защитить даже от таких болезней, с которыми люди никогда не сталкивались.

Перси толстел на местных харчах и воде из ручья. Ван сперва обгорел на солнце, а затем покрылся хорошим загаром. Вид у обоих был здоровый, так что исследовательская группа поснимала свои скафандры. Затем вдруг все (и даже Перси) слегли с трехдневной лихорадкой, сопровождавшейся легким поносом, но все выздоровели, и ни у кого болезнь не повторялась.

После этого стали устраивать ротацию членов исследовательской группы; все, кроме дяди Стива, Гарри и нескольких еще, отобранных ими, менялись местами с оставшимися на корабле. Половине второй группы была сделана прививка сывороткой, полученной из крови оправившихся от трехдневной лихорадки; почти никто из привитых не заболел. Возвращающихся не сразу пускали на корабль, сначала они проходили карантин на временной палубе, пристроенной на самом верху «Л.К.».

Не надо только делать из моих слов вывода, что Конни была совсем как городской парк – нарваться на неприятности можно где угодно, даже в Канзасе. Вот, например, тамошний здоровый хищный ящерицеобразный зверь, так он был совсем не подарок. Один из них прикончил Лефти Гомеса в тот раз, когда люди впервые встретились с этой тварью. Будь Лефти из тех, которые очень хотят жить вечно, зверюга добралась бы по крайней мере еще до двоих. Никак не подумал бы, что Лефти – герой; на корабле он был помощником кондитера и заведовал одной из кладовых, но дядя Стив говорит, что храбрость в критических условиях – самое рядовое для людей качество, и семеро из десяти могут заслужить медаль «За отвагу». Если попадут в подходящие обстоятельства.

Не знаю, может, и так. Наверное, я из тех троих. Не думаю, что я бы не убежал, а вместо этого стал тыкать в глаза твари единственным своим оружием – шомпуром.

Но этот самый Tyzanosaurus Ceti не был настолько опасен, чтобы из-за него браковать планету. Ничего страшного, когда знаешь, что он есть и на что он похож. Гораздо опаснее была бы любая крупная кошка; кошки – хитрые, а эта тварь была глупой. Конечно, надо было выстрелить первым, но, получив разрывную пулю, он лежал тихо, на манер половика. Вообще-то, он был беззащитен против людей, и когда-нибудь люди его уничтожат.

Десантная группа расположилась лагерем так, чтобы был виден корабль на берегу очень красивого залива Бэбкока, в котором корабль и стоял на якоре. Ежедневно окрестности патрулировались двумя вертолетами; они всегда летали вместе, чтобы второй подобрал команду первого, если с ним что-нибудь случится. Их не отпускали дальше, чем на несколько сотен миль от базы. Пешие патрули не удалялись от базы дальше, чем на десять миль; мы не ставили себе задачу покорения этой планеты, мы просто пытались выяснить, смогут ли люди покорить ее и затем удержать. Получалось, что смогут, по крайней мере что касается окрестностей залива Бэбкока. А обычно, если уж человек сумеет уцепиться, значит, сумеет и удержаться.

Моя очередь подошла только в четвертый выход, когда все страхи уже окончились, и начали выпускать даже женщин.

Удивительнее всего было давно забытое ощущение погоды. За два года в помещении с кондиционированным воздухом я совсем забыл, что это такое – ощущать на лице дождь, ветер и солнце. На борту «Л.К.» вахтенный техник менял по случайной программе температуру, влажность и содержание озона в воздухе; считалось, что это полезно для нашего обмена веществ. Только это было не погодой, а вроде того, когда целуешься с сестрой.

Первая капля дождя поразила меня. Я не понял, что это такое. А затем носился, как оглашенный, плясал под дождем, как ребенок, и ловил капли ртом. Это же дождь, настоящий дождь, это прекрасно.

Ночью я не спал. Мне не давали уснуть легкий ветер на лице, звуки, издаваемые во сне другими членами нашей команды, лежавшими неподалеку, отдаленные звуки жизни, доносившиеся из-за забора, окружавшего лагерь, неполная темнота. Корабль тоже живет, у него есть свои звуки, но они совсем не такие, как в природе; планета живет совсем по-другому.

Я тихо встал и на цыпочках вышел. Футах в пятидесяти от себя я увидел вахтенного охранника. Голова его склонилась над приборами и дисплеями, регистрировавшими состояние внутренней и внешней оград, а также экрана, прикрывавшего нас сверху; он меня не заметил. Говорить мне не хотелось, так что я зашел за дом, туда, откуда не было видно ни его, ни даже тусклого свечения приборов. Там я остановился и посмотрел вверх.

Впервые со времени старта я мог хорошенько рассмотреть небо; ночь была ясная. Я стоял, потрясенный, даже вроде чуть опьяневший от зрелища. Потом я начал выискивать знакомые созвездия. Это было довольно легко; по сравнению с расстоянием до большинства звезд одиннадцать световых лет – небольшая прогулка. Ковш Большой Медведицы был над головой. Хоть и несколько более разбитый, чем если смотреть с Земли, он легко узнавался. Орион сверкал передо мной над самым горизонтом, однако Процион сильно сместился, а Сириуса и совсем не было видно – он, наверное, ушел за горизонт, Сириус даже ближе к Земле, чем Тау Кита, и наш перелет сместил его на другой край небосвода. Я попытался разобраться в уме со сферической тригонометрией, чтобы вычислить, где надо искать Сириус, но голова у меня пошла кругом, и я бросил это занятие.

Потом я попробовал найти Солнце. Я знал, где оно должно быть, в Волопасе, между Арктуром и Девой, но сначала надо было найти Волопаса. Волопас был у меня за спиной, столь же близко к горизонту, как и Орион, но в противоположной стороне. Арктур малость сдвинулся и попортил форму Волопаса, однако сомнений не было.

Вот оно! Желтоватая звезда, цветом, как Капелла, но потускнее, примерно второй звездной величины. Все было как надо, и положение, и яркость; да и вообще это должно было быть Солнце; когда мы с Пэтом в школе зарабатывали свои почетные нашивки астронавигаторов, в этом месте не было такой яркой звезды.

Я смотрел на него в задумчивой меланхолии, скорее теплой, чем печальной. Что сейчас делает Пэт? Может, прогуливает ребенка. А может нет, я не мог вспомнить, какое сейчас время по Гринвичу. Вот он, тридцать, и двое детей, лучшая часть жизни уже позади. И вот я, по возрасту – едва кончал бы второй курс колледжа, если бы был сейчас на Земле.

Нет, совсем не так, мне было бы столько же, сколько и Пэту. Но мне же не тридцать.

Я чуть-чуть приободрился и решил, что, если разобраться, мой вариант все-таки оказался лучше, хотя поначалу так и не казалось. Я вздохнул и пошел немного погулять, не опасаясь ничего, ведь ни одна их этих жутких тварей не может и близко подобраться к лагерю без того, чтобы на ее уши и глаза не обрушились грохот и вспышки. Если только у нее есть эти самые уши. Загородка, в которой пасся Перси, была здесь же, за ломом, совсем неподалеку; он услыхал меня и подошел к забору, я тоже подошел поближе и почесал ему пятачок.

– Неплохое место, правда? – Я думал о том, что когда «Л.К.» вернется домой – а я больше не верил мрачным предсказаниям дяди Стива – когда я вернусь домой, мне будет еще двадцать с небольшим, самый подходящий возраст, чтобы эмигрировать. А Конни казалась таким местом, куда захочется вернуться. Перси ответил мне хрюканьем, которое я перевел следующим образом: «Ты что, не принес мне поесть? Ничего себе, обращение с другом». Мы с Перси были друзьями; на корабле я его кормил, заодно с его братьями, а также хомяками и крысами.

– Перси, ты свинья.

Он не стал с этим спорить, его сопящий нос обнюхивал мою пустую ладонь. Я думал о том, что одиннадцать световых лет – не слишком далеко; как раз подходящее расстояние. Звезды оставались теми же знакомыми.

В конце концов Перси все это надоело, мне тоже; я вытер ладонь о штаны и пошел спать.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю