Текст книги "Миры Роберта Хайнлайна. Книга 6"
Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)
«Надеюсь, что не догадаются», – подумала я, а вслух сказала:
– Да, догадаться трудно.
– Конечно. Это могла быть стюардесса или кто угодно из пассажиров. Но откуда взялись пигменты? В корабельном магазине их нет, разве что в пленках. А доктор готов прозакладывать голову, что только специалист-химик, да еще в хорошей лаборатории, способен выделить краску из пленки. Еще он говорит, что на Марсе эти пигменты не производятся, значит, этот «кто-то» – с Земли. – Герди взглянула на меня и улыбнулась. – Так что ты, Подди, вне подозрений. Не то, что я.
Если меня не подозревают, значит, и Кларк в безопасности.
– А с чего бы им подозревать тебя? Это же смешно!
– Конечно, смешно… будь у меня эти краски, я не знала бы, что с ними делать. Но я могла купить их еще на Земле, а причин любить этих дамочек у меня нет.
– Я от тебя слова о них не слышала.
– Да, зато они выдали несколько тысяч слов по моему адресу, а у людей есть уши. Так что меня крепко подозревают, Подди. Но ты не бойся за меня. Я этого не делала и никто не докажет, что я виновата. – Она хмыкнула. – Надеюсь, настоящего виновника не найдут.
Я промолчала. Знала я одного человечка, способного безо всякой лаборатории выделить пигмент из пленки. Я быстро припомнила, что видела во время обыска в каюте Кларка.
Там не было НИЧЕГО такого. Даже фотопленки не было.
Но это ровным счетом ничего не доказывает, когда дело касается Кларка. Надеюсь, он не оставил отпечатков пальцев.
Потом пришли две стюардессы, и мы накормили малышей. Мы с Герди кое-как помылись и перекусили на ходу. А после я прилегла на свою койку и мигом заснула.
Должно быть, я дрыхла часа три или четыре и проспала роды миссис Дирксон. Она эмигрирует с Терры на Венеру, и ребенок у нее должен был появиться после перелета, но волнение ускорило ход событий. Как бы то ни было, начались схватки, ее отнесли в изолятор, а доктор Торланд, едва взглянув, велел нести ее в рубку – больше расположиться было негде.
Так что ребенок так и родился в рубке – между сейфом для карт и компьютером. Доктор Торланд и Капитан Дарлинг были крестными отцами, а старшая стюардесса – крестной матерью. Малышку назвали Радиантой – имя приличное, но юмор довольно кислый.
Прямо в рубке для Радианты сотворили инкубатор, а миссис Дирксон отправили в изолятор и кольнули ей снотворное. К этому времени я и проснулась.
Я решила рискнуть, рассудив, что Капитан сейчас помягче, чем обычно, и сунулась в рубку.
– Можно мне взглянуть на ребеночка?
Капитан сперва рассердился, но потом усмехнулся и сказал:
– Ладно, Подди. Быстренько посмотри и выметайся. Я так и сделала. Радианта весит около килограмма и, если откровенно, выглядит так, что невольно подумаешь, стоило ли с нею возиться. Но доктор Торланд считает, что дела ее идут неплохо, и со временем она станет красивой и здоровой девушкой, причем будет привлекательнее меня. Надо думать, он знает, что говорит, но для этого ей предстоит здорово потрудиться. Цветом она почти как миссис Роуйер и состоит в основном из складочек.
Конечно, скоро она перерастет это состояние, но пока она точь-в-точь как картинка из премиленького пособия под названием «Чудо жизни» (предыдущие картинки из этой серии еще менее аппетитны). Хорошо, что мы не видим детей, пока они не оформятся для дебюта, иначе бы род человеческий пресекся.
Может, лучше было бы откладывать яйца. Наш процесс размножения далеко не совершенен, и женщины понимают это лучше прочих.
Я пошла вниз посмотреть, не пригожусь ли детишкам постарше. Выяснилось, что нет: их только что покормили, и теперь в изоляторе дежурили одна из стюардесс и молодая женщина, которую я раньше не встречала. Они клялись, что работают всего несколько минут. Но я все равно осталась с ними, лишь бы не лезть на свою полку. Потом попыталась помочь: проверяла младенцев, передавала мокреньких, как только освобождался столик.
Это немного ускорило дело. Потом я достала из люльки маленького кривляку и начала укачивать.
– Я готова, давай его, – повернулась ко мне стюардесса.
– Он сухой, – ответила я. – А может, она. Просто ему одиноко и он хочет, чтобы его приласкали.
– Перебьется.
– Это еще неизвестно. – Самое гадкое в этих яслях – шум. Детишки будят друг друга и децибелы растут в геометрической прогрессии. Конечно, все они были напуганы – я бы на их месте наверняка испугалась. – Ласка детям нужна больше, чем что-либо другое.
– Им всем давали по бутылочке.
– Бутылочка ведь нянчить не умеет.
Она не ответила, просто стала проверять других детей. Я знала, что права: ведь малыш слов не понимает, не знает, зачем он здесь и что случилось. Он кричит, и его нужно успокоить.
Герди появилась как раз во время.
– Могу ли я помочь?
– Конечно, можешь. Вот… держи этого.
Минут через пять я завербовала еще троих девушек примерно моего возраста и зацепила Кларка – вместо того чтобы спокойно лежать на койке, он таскался по проходам. Энтузиазма он не проявил, но и не удрал – лучше уж что-то делать, чем скучать.
Больше помощников искать не стоило – им будет негде стоять. А работали мы так: две няньки отступили на шаг в изоляторы, а управляющая всем процессом (это я) стояла на крошечном пятачке у трапа, готовая шарахнуться в любой момент и в любом направлении, впуская людей в туалеты и выпуская, конечно. Герди, самая высокая из нас, стояла чуть сбоку и передавала самых плаксивых мне для вынесения вердикта: мокрых – пеленать, а сухих – укачивать.
В деле разом были, самое малое, семь малышей, а иногда и целый десяток, потому что при 0,1 «g» ноги совсем не устают, а ребенок почти ничего не весит.
Можно держать по малышу на каждой руке, что мы, кстати, и делали.
Через десять минут наших стараний крик и плач затихли до уровня отдельных всхлипов.
Я и не надеялась, что Кларк выстоит до конца, но он держался молодцом. Может, потому что Герди была в той же комнате? Никогда раньше я не видела у него такого лица – сурового и благородного одновременно. Он стойко нянчил малышей и вскоре даже начал приговаривать «баю-бай» и «спи, малышка, спи», словно всю свою жизнь только этим и занимался. И вот ведь чудо: детишкам он очень нравился, у него на руках они затихали быстрее, чем у любой из нас Может, он их гипнотизировал?
Время от времени мы перегруппировывали силы: подходили свежие добровольцы, а те, кто уставал – отдыхали. Меня тоже разок подменили. Я быстренько перекусила, часок полежала в своей ячейке и снова приняла вахту.
Я пеленала детишек, когда из динамика раздался голос Капитана:
«Прошу внимания. Через пять минут корабль перейдет в режим свободного полета и наступит невесомость. Искусственное тяготение будет восстановлено, как только мы закончим ремонтные работы на внешнем корпусе корабля. Все пассажиры должны пристегнуться. Экипажу занять места согласно вахтенному расписанию для режима свободного полета».
Я продолжала пеленать малыша – это дело нельзя бросать на полпути. Тем временем убаюканных младенцев разложили по люлькам, а команду баюкальщиков разогнали по ячейкам. Вращение корабля заметно замедлялось.
– Подди, беги наверх и пристегнись, – сказала мне стюардесса.
– Глупости, Биргит, – ответила я. – Здесь же дел невпроворот.
– Подди, это же приказ.Ты ведь пассажирка.
– А кто будет возиться с малышней? Одна ты? А куда девать четверых из женского изолятора?
Биргит хлопнула себя по лбу, подхватилась и понеслась в изолятор. Других стюардесс поблизости не было – все они проверяли ремни у пассажиров – и загонять меня в ячейку было некому. А когда Биргит вернулась, на нее навалилось столько хлопот, что она больше не напоминала мне о приказе. Она закрепляла люльки, а я застегивала полог каждой. Честное слово, это не легче, чем закрепить ремни на взрослом. Пологи держат детишек плотно, но мягко, только головки остаются свободными.
Я еще возилась, когда завыла сирена, и Капитан остановил двигатель.
Мамочка моя! Вот когда начался сущий шабаш! Сирена разбудила спавших малышей, перепугала остальных, и все они заорали во всю мочь, а один, над которым я еще не застегнула полог, невесть каким образом выскочил из люльки. Я ухватила его за ножку, но сама оторвалась от пола, и мы поплыли в воздухе, пока не ткнулись в стену. Правда, теперь она была не стеной, а просто препятствием. Невесомость все здорово путает, если вы к ней еще не привыкли.
Стюардесса ловко схватила нас обоих, водворила пискуна в люльку и застегнула полог, а меня подвесила на ремень. Тем временем выпростались еще двое.
На этот раз я управилась получше: цапнула одного и держала, пока Биргит разбиралась со вторым. Она-то чувствовала себя как рыба в воде, двигалась плавно, словно балетная примадонна, только вдвое медленнее. Я отметила для себя, что и мне нужно этому научиться.
Я сочла было, что кончились наши муки, но не тут-то было. Младенцы не любят невесомости. Мало того, что она их пугает; главное – у них совершенно отказывают сфинктеры. Кое-что впитывают пеленки, но далеко не все. К тому же шестерых малышей недавно покормили.
Вот тут-то я и поняла, почему стюардессы обучаются на курсах нянь: в следующие минуты мы вдвоем спасли от удушья пятерых малышей. Биргит прочистила горлышко одному малышу, я, посмотрев, как она это делает, помогла второму, она привела в порядок третьего… И так далее.
А потом мы вооружились чистыми пеленками и кое-как почистили воздух. Вот что я вам скажу, милочка моя: если вы думаете, будто пережили самое худшее, когда маленький братик стравил на ваше новое вечернее платье, попробуйте того же самого в невесомости, где все этонигде не оседает, а вольно летает, словно дым на ветру. Словом, или вы достанете это,или оно достанет вас.
В шести экземплярах. В тесном закутке.
Когда мы вычистили (процентов на 95) наши авгиевы конюшни, нас от макушек до щиколоток покрывало кислое молоко. Тут Капитан велел всем приготовиться к ускорению и сразу же врубил тягу. К великому моему облегчению. Явилась миссис Пил, главная стюардесса, и ужаснулась, что я не в ячейке и не пристегнута. Я изящно и вежливо послала ее к черту (будь я другого возраста и пола, она бы у меня услышала!) и спросила, что сказал бы Капитан, если бы два младенца задохнулись насмерть только потому, что я соблюла инструкцию. Биргит подтвердила, что я спасла двоих малышей, а может, и больше, ей, сами понимаете, было не до счета.
Миссис Пил тут же сменила тон, извинилась передо мной, выразила мне благодарность, глубоко вздохнула, вытерла лоб, пошатнулась. Словом, видно было, что она прямо-таки с ног валится. Впрочем, это не помешало ей перед уходом проверить всех малышей. Вскоре явилась смена, а мы с Биргит залезли в женский туалет и попытались привести себя в порядок. Без особого успеха – переодеться-то нам было не во что.
Сигнал отбоя вызволил наши души из чистилища, а горячая ванна приобщила к сонму ангелов. Пока на внешнем корпусе проводили ремонт, на палубе «А» проверили уровень радиации и объявили, что она безопасна. Сам ремонт, как я тут же выяснила, был вполне рутинным. Дело в том, что некоторые наружные приборы – антенны и кое-что еще – не могут выстоять против солнечного шторма, они буквально сгорают, так что после каждого шторма их приходится заменять. Это обычное дело, вроде как простые люди заменяют перегоревшие лампочки, но те, кто этим заняты, получают такую же надбавку к жалованью, как и «охотники» – ведь старина Сол может чихнуть напоследок и испепелить их.
Я нежилась в ванне и вспоминала, как настрадалась за последние восемнадцать часов. Все было позади и потому выглядело не так уж плохо.
Лучше уж страдать, чем скучать.
Глава 9Мне уже двадцать семь лет.
Венерианских, конечно, но насколько это лучше звучит. Все, изволите ли видеть, относительно.
Но даже за тысячу лет неувядаемой молодости я не согласилась бы жить на Венере. Я здесь видела не так уж много, но, честно говоря, больше и не хочется. Венусбург похож на рукотворный кошмар, а его окрестности еще хуже. Просто диву даюсь, почему эта мрачная, задушенная смогом планета носит имя богини любви и красоты. Здорово похоже, что ее слепили из мусора, который остался после сотворения Солнечной системы.
Мне обязательно нужно было увидеть полет фей, иначе бы я носа не высунула из Венусбурга. Единственная фея, которую я пока видела, стоит в холле местного хилтона. Чучело, сами понимаете.
Венера оказалась для меня Глубоким Разочарованием, и я теперь считаю дни до отлета на Землю. Молюсь, чтобы Земля не оказалась такой же. Наверное, мне там понравится: есть что-то волнующе первобытноев том, что там можно выйти под открытое небо даже без кислородной маски. Дядя Том говорит, что в Средиземноморье (это такой океан в La Belle France) земляне купаются вообще без одежды, не говоря уже об изолирующих костюмах.
Я бы так не смогла. Я вовсе не стесняюсь своего тела; мы, марсиане, любим хорошенько попотеть в сауне, но мысль искупаться в чем-то больше и глубже ванны ужасает меня до косоглазия. Слишком уж много воды. Я однажды видела, как из Большого Канала выудили утопленника. Говорят, перед кремацией он долго оттаивал.
А на Средиземноморье, по слухам, воздух прогревается до температуры человеческого тела, а вода лишь ненамного холоднее. Пусть так, но Подди Фрайз рисковать не будет.
Земля фантастична, невероятна, и мне не терпится посмотреть на нее поближе. Я вдруг обнаружила, что самые яркие мои впечатления о Терре имеют в своей основе сказку о стране Оз. Не самый надежный источник, правда? Дороти беседует с Волшебником – поучительно, но фактической информации мало. В детстве я, помнится, верила каждому слову о стране Оз, но сейчас-то я уже не маленькая и здорово сомневаюсь, что смерч – надежное транспортное средство, а также, что бывают Железные Дровосеки и дороги из желтого кирпича.
Другое дело – Тик-Токи. Их часто можно встретить в Марсополисе, их там используют на разных простых работах. Конечно, на пленках Тик-Ток совсем другой, но малым детям нужно не так уж много, чтобы поверить, будто сказка о стране Оз, как минимум, основана на реальных фактах, а то и правдива до последнего слова.
А вот Голодного Тигра я видела собственными глазами. Он жил в муниципальном зоопарке Марсополиса, калькуттский клуб «Кавани» подарил его своим «марсианским собратьям». Так вот, этот тигр всегда смотрел на меня так, словно оценивал мои гастрономические достоинства. Он околел, когда мне было пять лет, и я не знала, радоваться мне или горевать. Тигр, конечно, был очень красивым… но оченьГолодным.
Впрочем, до Земли еще далеко. Приходится пока довольствоваться венерианскими достопримечательностями.
Настоятельно рекомендую всем путешествовать в компании дяди Тома. Нас не тиранили на таможне, наоборот – порт предоставил нам льготный режим (к вящему возмущению миссис Роуйер). Это значит, что никто не сует носа в ваш багаж и никого не интересуют ваши документы: паспорт, справка о здоровье, справка Службы Безопасности, свидетельство о платежеспособности, свидетельство о рождении и еще девятнадцать глупых бумажонок. Нас мигом перебросили со спутника в космопорт на личной яхте Председателя Правления. На планете нас встретил сам Председатель (!), усадил в свой «роллс» и с ветерком отвез нас в отель «Тангейзер».
Он даже предложил нам остановиться в его «коттедже» (так по-венериански называется дворец), но сделал это, похоже, лишь из вежливости. Как бы то ни было, дядя Том саркастически поднял левую бровь и сказал:
– Мистер Председатель, предположим, что вам удастся меня подкупить. Но зачем нужно, чтобы об этом знали другие?
Мистер Председатель вовсе не обиделся, он громко рассмеялся, и живот его заходил ходуном, как у Санта Клауса. (Кстати, он здорово похож на него: есть и борода, и пунцовые щеки, и смеется он часто. Вот только глаза у него при этом не смеются.)
– Сенатор, – сказал он, отсмеявшись, – как вы могли так плохо обо мне подумать? Я буду действовать тоньше, через молодую леди, например. Мисс Подкейн, вы любите бриллианты?
Я ответила в том смысле, что они мне ни к чему – все равно потеряю.
– А ты, сынок? – обратился он к Кларку.
– Предпочитаю наличные, – ответил мой братец. Все это было, конечно, не всерьез: ведь когда дядя Том отверг гостеприимство Председателя, «роллс» никуда не свернул – он с самого начала вез нас в «Тангейзер».
Похоже, что дядя Том – вовсе не турист… Конечно, я и раньше знала, что дядя играет не только в пинокль, но и в другие игры, где ставки гораздо выше. Но теперь я это чувствую.Честно признаюсь – все это выше моего понимания, да и информации у меня маловато. Я знаю, что вскоре откроется Конференция Трех Планет, но это всякому известно.
Вопрос: а не замешан ли в этом дядя Том? Надеюсь, что нет, иначе нам предстоит не одну неделю кантоваться на Луне. Трудно попусту торчать на мрачном шарике космического шлака, когда тебя ждут все чудеса Терры. Одну меня туда дядя, ясно, не отпустит. А с Кларком – тем более.
Кстати, о Кларке: надеюсь, он шутил, отвечая Председателю. Ведь не продаст же он, в самом деле, родного дядю за деньги. С другой стороны, к деньгам он относится очень серьезно. Тут надо крепко подумать…
Одно утешение – тот, кто сунет Кларку взятку, обнаружит, что мой братец вместе с деньгами отхватил и руку по локоть.
Похоже, наш номер в «Тангейзере» – тоже своего рода взятка. Я уже не знаю, платим ли мы за него, а дядю Тома спрашивать неудобно. Одно я знаю точно: слуги, которые нас обхаживают, не берут чаевых. Вообще. В свое время я дотошно разузнала, как полагается давать чаевые на Венере и на Земле, и у меня сложилось впечатление, что на Венере без чаевых шагу не ступишь, даже в церкви.
А «наши» слуги не берут ни гроша. По пятам за мной ходят две куколки с янтарной кожей – совершенные близнецы. Они бы меня даже купать стали, если бы я позволила. Они говорят по-португальски, а орто не понимают. К сожалению, на португальском я могу сказать только «спасибо» и не могу еще объяснить им, что вполне могу одеваться и раздеваться без посторонней помощи. Кроме того, я еще толком не знаю как их зовут – обе они откликаются на имя Мария.
Надо бы как-то выяснить, правда ли, что они не знают орто.
На Венере два официальных языка: португальский и орто, но в первый же час я услышала языков двадцать. Местный немецкий звучит так, будто у человека удавка на шее, французский ярко иллюстрирует кошачью драку, испанский похож на патоку, которая, густо булькая, вытекает из кувшина, а кантонезский… представьте себе человека, который поет Баха, а сам терпеть его не может.
К счастью, все здесь говорят еще и на орто, кроме Марии и Марии. Впрочем, кто их знает…
Я могла бы всю жизнь обходиться без прислуги, но честно признаюсь: этот номер доставляет массу удовольствий простой неизбалованной марсианской девчонке по имени Подди Фрайз. Здесь стоит сказать, что мне предстоит проторчать в нем еще не один день. Доктор Торланд, врач «Трезубца», успел сделать мне кое-какие прививки для Венеры, но, как выяснилось, далеко не все. Как только я вошла в наш номер, появился местный эскулап и начал разыгрывать партию у меня на спине. Красные начинают и ставят мат в пять ходов. Другими словами, через три часа на мне было десятка три болячек, и все жутко чесались… Ладно, замнем для ясности.
Кларк вовремя смылся, но получил-таки свое на следующее утро. Теперь есть надежда, что он не умрет от лиловой чесотки, тем более что судьба явно хранит его для виселицы. А дядя Том и вовсе обошелся без прививок – он вкусил все эти прелести лет двадцать назад. Надо сказать, он уверен, что «тысяча природных мук – наследье плоти» [9]9
Вильям Шекспир, «Гамлет», акт 3, сцена первая, или другими словами, монолог Гамлета.
[Закрыть]– всего лишь плод излишней впечатлительности.
Словом, на день, два, а то и больше я обречена вкушать все роскошества «Тангейзера». Захоти я выйти за порог, мне придется напялить маску, да еще перчатки. С другой стороны, у нас в номере есть экран во всю стену, и стоит только пожелать, как на нем появится запись или прямая трансляция из любого театра или клуба Венусбурга. Цветная и выпуклая. Некоторые «развлекательные» программы – я смотрела их, когда поблизости не было ни Кларка, ни дяди Тома – изрядно расширили мой кругозор. Надо сказать, что у нас на Марсе культура, в общем-то, пуританская. А на Венере нет законов как таковых, только инструкции и правила Венерианской Корпорации, но они не касаются личного поведения. Я выросла с убеждением, что Марсианская Республика – общество личной свободы, и до сих пор так считаю. Но оказалось, что между марсианской свободой и венерианской – огромная разница.
Венерианская Корпорация владеет здесь всем, чем стоит владеть и контролирует все более-менее прибыльные гешефты. Дела здесь делаются так, что любой марсианский бизнесмен хлопнулся бы в обморок. Но и венерианам, наверное, пришлись бы не по вкусу наши обычаи. Одно я могу сказать точно: одна девушка с Марса покраснела в первый раз за много лет и переключила программу, хотя и не поверила, что такоеможет быть на самом деле.
Но экран во всю стену – не единственная достопримечательность нашего номера. Чтобы обследовать его целиком, надо запастись пищей и водой, а бассейн такой огромный, что в нем наверняка бывают бури. Моя «личная» ванная побольше иного гостиничного номера, и в ней столько разных штучек, что без инженерного диплома там и рук не вымоешь. Но я все-таки научилась ими пользоваться и теперь даже удивляюсь: выходит, что я всю жизнь обходилась без элементарных удобств.
Короче говоря, я просто влюбилась в ванную! До сих пор верхом моих притязаний по этой части был отдельный умывальник. При таком братишке, как Кларк, в пузырьке, где еще вчера был лосьон, вполне может оказаться азотная кислота, а то и что-нибудь похуже. Он считает, что ванна придумана не ради гигиены, а для химических опытов.
Но самое дивное в нашем номере – рояль. Нет, милые мои, это вовсе не клавиатура с электронной схемой, это настоящийрояль. Деревянный. На трех ножках. Громадный. Грациозный и неуклюжий одновременно. Такой не задвинешь в угол, он предназначен для зала. И внутри все без обмана: стоит приподнять крышку и вам откроется сияющая арфа и весьма сложный механизм.
По моим подсчетам, на всем Марсе не более четырех роялей. Один стоит в музее и, наверное, сломан – на нем никто не играет. Второй – в Академии Лоуэлла, но внутри у него – электроника. Третий – в Розовом Доме, будто у Президента есть время музицировать. Четвертый – в Зале Изящных Искусств, на нем иногда играют заезжие знаменитости, хотя сама я ни разу не была на таких концертах. Появись на Марсе пятый рояль, об этом долго бы трубили в новостях.
«Наш» рояль сделал некий Стейнвей. Наверное, у него ушла на это вся его жизнь. Репертуар у меня бедный, лучше всего у меня выходят «Палочки для еды». Этот опус я и исполняла, пока дядя Том не зажал уши. Потом я его наглухо закрыла: мне не понравилось, как Кларк смотрит на рояльную механику. Я пообещала переломать ему во сне руки, если он хотя бы пальцем дотронется до рояля. Именно так. Вежливо, но твердо. Он сделал вид, что не слышит, но я-то знаю, что говорила не в пустоту. Рояль служит Музам и не должен стать жертвой нашего Маленького Архимеда.
Что бы ни говорили электронщики, разница между «роялем» и Роялем огромна, пусть даже их глупые осциллоскопы показывают, будто звук у них одинаковый. Одно дело – закутаться в сорок одежек и совсем другое – забраться на колени к Па и согреться по-настоящему.
Когда закончился мой домашний арест, я побывала в казино с Герди и Декстером Куной. Декстер – родной сын мистера Курта Куны, Председателя Правления. Кстати, Герди собирается остаться на Венере, и это очень меня огорчает.
Мы с ней сидели одни в нашем огромном номере. Герди тоже живет в «Тангейзере», но она сняла весьма скромный номер, он чуть больше ее каюты на «Трезубце». Я от большого ума пригласила ее к нам и только потом сообразила, каково ей было смотреть на весь этот блеск и великолепие. Я попросила Герди помочь мне одеться. Дело в том, что я теперь ношу целую сбрую, чтобы не расплюснуться, как амеба, при 84 % земной нормали. В туфлях у меня – супинаторы, то тут, то там – разные штуковины. Я умолчу, как их называет Кларк, он грубиян, невежа и вообще варвар.
Тошно мне от них, но никуда не денешься, а упражнения, которыми я изнуряла себя на «Трезубце», помогли мало. Одно это вполне может отшибить охоту жить на Венере и на Земле, будь они даже столь прекрасны, как наш Марс.
Герди помогла мне надеть эту сбрую. Кстати, именно она и купила ее для меня. Но сначала она раскритиковала мой грим, а ведь я в точности скопировала его из последнего номера «Афродиты».
– Иди умойся, Подди, – сказала она, едва глянув на меня, – а потом начнем все сначала.
– И не подумаю! – решительно ответила я, надув губы.
С первых же шагов, я заметила, что на Венере всеженщины раскрашены, как Кранокожие Индейцы, которые стреляют в Славных Ребят. Мария и Мария, например, на работе носят втрое больше грима, чем мама на званом ужине. А когда мама на работе, она и вовсе не пользуется косметикой.
– Подди, ну будь же умницей!
– Я и так умница. Даже малый ребенок знает, что нужно все делать так, как делают местные жители, иначе покажешься невежей. А ты сама? Посмотри-ка в зеркало!
Грим Герди был явно из того же журнала.
– Я знаю, как выгляжу. Но я вдвое с лишком старше тебя, и никто не поверит, будто я молода, нежна и невинна. Оставайся собой, Подди, никогда никем не прикидывайся. Вспомни миссис Грю. Она толстая пожилая дама, но с ней приятно, потому что она не корчит из себя кошечку.
– Ты хочешь, чтобы меня приняли за какую-нибудь деревенщину?
– Я хочу, чтобы тебя приняли за Подди Фрайз. Давай-ка попробуем найти золотую середину. Конечно, здесь даже сопливые девчушки мажутся сильнее, чем взрослые женщины на Марсе. Я предлагаю компромисс. Вместо того чтобы размалевывать тебя под венусбургскую шлюху, мы сделаем из тебя юную леди из хорошей семьи, прекрасно воспитанную, много путешествовавшую, терпимую к любым обычаям и нравам и настолько уверенную в себе, что гримасы местной моды оставляют ее совершенно равнодушной.
Герди – истинный художник. Она возилась со мной больше часа, а когда закончила, невозможно было понять, есть на мне грим или нет. Получилось вот что: я стала года на два старше, если считать по-марсиански, а по-венериански – на все шесть. Лицо стало тоньше, куда-то подевалась курносость, откуда-то взялось очаровательное выражение легкой усталости от всего мира. Глаза сделались огромными. – Ну как, довольна? – спросила Герди.
– Я же стала красавицей!
– Да, красавицей, потому что осталась Подди Фрайз. Я всего лишь проявила те черты, которые и сами по себе проявятся довольно скоро.
Я даже прослезилась от восхищения, и Герди пришлось промокать и ретушировать мое новое лицо.
– Теперь нам нужны твоя маска и тяжелая дубинка, – объявила Герди.
– Разве можно портить все это маской?! А дубинка зачем?
– Чтобы отбиваться от миллионеров, которые будут кидаться к твоим ногам. А маску надень, иначе мы никуда не пойдем.
В конце концов мы кое-как договорились. Я согласилась надеть маску на то время, пока мы не доедем до казино, а Герди пообещала исправить все, что смажется, и поучить меня, чтобы я сама могла создавать такую же прелесть. Считается, что в казино можно обходиться без маски – воздух там фильтруется и всячески обрабатывается, словом, выделывается,освобождаясь от малейших следов пыльцы, вирусов, коллоидной взвеси и всего прочего. Это делается потому, что многие туристы не хотят подвергаться утомительной иммунизации, а без этого житьна Венере нельзя. Но Корпорация и здесь блюдет свою выгоду: не может же она выпустить туриста из своих лап, не высосав из него все до последней капли. Отели и казино стерильны, но каждый турист может недорого застраховать свое здоровье. Вскоре он обнаруживает, что может обменять свой полис на игральные фишки в казино. Я так поняла, что Корпорации почти не приходится платить по этим полисам.
Даже в закрытом такси Венусбург лезет в глаза и уши. Я уважаю свободу предпринимательства, как, впрочем, и все марсиане; это одна из основ нашей жизни и основная причина того, что мы ни в какую не желаем объединяться с Землей (и вечно быть в меньшинстве – один к пятистам). Но одно дело – свобода предпринимательства, и совсем другое – слепить и глушить человека, едва он выйдет за порог. Магазины здесь никогда не закрываются, как, впрочем, и все остальное, и стереореклама залезает в такси, плюхается к вам на колени и вопит прямо в ваши уши.
Не спрашивайте меня, как они это делают. У инженера, который ее изобрел, наверняка, были копыта, хвост и небольшие рожки. Красный чертик метрового роста, явно созданный по образу и подобию изобретателя, возник между нами и переборкой, отделяющей водителя от пассажиров, и начал тыкать в нас своими вилами.
«Привыкайте к Хай-Хоу!!! – заверещал он. – Хай-Хоу пьют все! Хай-Хоу глотнешь – и на все наплюешь! К Хай-Хоу легко привыкнуть! ПО-ТРЯ-СА-ЕТ!!! Накачайтесь Хай-Хоу до самых ушей!»
Я в испуге забилась в угол.
– Ради бога, уберите это, – сказала Герди шоферу. Чертик на несколько секунд истаял до розового контура, уже не вопил, а шептал, но тут же снова разбуянился в полную силу.
– Не могу, мадам, – ответил водитель. – Они пробивают экранирование.
Тут я кое-чему научилась по части чаевых. Герди достала из кошелька бумажку и показала водителю. Ничего не изменилось. Она добавила еще одну – чертик начал таять. Герди передала деньги водителю через щель в переборке, и больше нас никто не беспокоил. Правда, чертик еще маячил и что-то шептал, но так мы хоть могли разговаривать. Снаружи слепили и глушили огромные рекламы, машин было много и все они неслись как на пожар. Удивительно, но наш водитель умудрялся маневрировать, резко меняя то направление, то высоту. Казалось, он везет тяжелораненного к операционному столу, этакие Гонки Со Смертью.
Когда он остановился на крыше казино «Дом Педро», Смерть отстала на целых полпрыжка.
Потом мне объяснили, почему они так носятся. Почти все таксисты работают на Корпорацию, но твердого оклада у них нет; они и служащие, и предприниматели одновременно. Каждый день он «зашибает» определенную сумму для Корпорации, а все, что заработает сверх того, делит с Корпорацией пополам. Вот они и гоняют – сперва, чтобы побыстрее расплеваться с «тягомотиной», а потом, чтобы побольше заработать самому.
Дядя Том говорит, что на Земле такие же порядки, только там вас обдирают один раз в год, и называется это подоходным налогом.
Это сказано про казино «Дом Педро». Роскошь. Великолепие. Экзотика. «ВСЕ РАЗВЛЕЧЕНИЯ ВСЕЛЕННОЙ», – написано над входом. Вполне возможно. Правда, мы с Герди побывали только в игорных залах и в ресторане.