Текст книги "НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 16"

Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн

Соавторы: Александр Казанцев,Джон Кристофер,Владимир Михановский,Владимир Фирсов,Олег Николаев,Юрий Фомин,Анатолий Пирожков,Иван Калиновский,Эдуард Михеев,М. Бубнова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

НФ: Альманах научной фантастики
ВЫПУСК №16 (1975)

Александр Казанцев
ПРЕДИСЛОВИЕ

Фантастика! Сколько у нее приверженцев и любителей и сколько вызывает она споров, страстей! Но это и хорошо! Хуже, если бы она оставляла читателей равнодушными. В том ее и прелесть, что она заставляет думать, мечтать, по-иному смотреть вокруг; порой из загадочной мглы будущего, порой из обостренной обстановки сегодняшнего дня или из глубин прошлого.

Но какую бы наблюдательную вышку с волшебной стереотрубой ни предоставляла фантастика читателям, они все равно познают через нее действительность. Главное свойство литературы – отражать современность, показывать жизнь во всей ее полноте. И к множеству граней объемного изображения жизни фантастика добавляет еще и новые «измерения» – чаяния и мечты, взгляд со стороны, проникновение в неведомое, игру фантазии. И какие бы условные даты ни значились в произведении, мы невольно видим из нашего времени то, что возможно происходило, произойдет или могло бы произойти на Земле. Любая другая планета, кем бы она ни заселялась фантастами, отражает нашу Землю.

Фантастическая литература, как и всякая художественная литература, – зеркало действительности. Но зеркало волшебное, способное не только увеличивать изображение, но и показывать жизнь в движении, в развитии или с неожиданной стороны. В литературе фантазия независимо от воли автора отражает то, что он видит перед собой.

Общеизвестно, что фантазия – качество величайшей ценности, без нее не изобрели бы дифференциального и интегрального исчислений. Об этом говорил еще Владимир Ильич Ленин.

Фантазия – это поразительная способность воображать то, чего нет. Она лежит в основе всякого творчества.

Фантазией обладает ученый, выдвигающий новую гипотезу, конструктор, изобретающий машину, фантазией обладает и поэт. Но фантазией порождены и такие представления о сверхъестественных силах, как ад и черти, ведьмы и привидения…

Мечта делает фантазию светлой. Но далеко не всякая фантазия поднимается до уровня мечты. Мечта – это фантазия, направленная желанием.

Технической мечтой пронизаны знаменитые романы Жюля Верна, завоевавшие мир. Жюль Берн первый ввел в литературу героя-техника накануне двадцатого столетия, в век пара и электричества, знаменуя тем не только веру автора в прогресс техники, но и веру в Человека и его Будущее. С детства многим запомнился капитан Немо: высокий, скрестивший руки на груди, с красивым и печальным лицом, оттененным курчавой бородой, с пристальным, устремленным вдаль взглядом темных глаз… А позади него плещется на ветру черное знамя с его инициалом. И мало кто знает, что в Индии черный цвет – цвет восстания… Образом капитана Немо Жюль Верн украсил свою галерею героев-созидателей, преобразователей, искателей.

Другим свойством фантазии – остранять обычное, чтобы с бичующей яркостью показать его, пользовались многие выдающиеся писатели разных времен. Так, Свифт, сталкивая своего героя с лилипутами и лапутянами, остраняя тем современность, показывал все ее уродства.

К таким же приемам прибегал и Гоголь, позволив носу чиновника жить самостоятельной жизнью. Убеждающим даром реалиста писатель заставляет читателя не только поверить описываемому, но и почувствовать безысходную узость чиновничьего мирка.

К такой же все допускающей фантазии прибегал и Г. Уэллс в своих социально-критических романах. Он отнюдь не мечтал о нашествии бездушных, безжалостных, питающихся кровью марсиан, а переносил их на Землю, чтобы показать современную ему, гнилую в своей основе капиталистическую Англию в минуты острых катаклизмов. Он вовсе не мечтал всерьез о человеке-невидимке, но, создав его, сумел показать обреченность гениального одиночки – ученого в условиях капиталистического общества. Тем более не хотел видеть Уэллс грядущее биологическое разделение людей на морлоков и элоев (одни ушли под землю, продолжая, как и их предки-рабочие, производить материальные ценности, другие – беспомощные, изнеженные, скотоподобные потомки тех, кто жил на чужой счет и годен теперь лишь для поставки морлокам своего нежного мяса…). Уэллс не мечтал об этом, но отразил в своем зеркале фантазии разделение современного ему капиталистического общества на эксплуататоров и угнетенных. Доведя это разделение до предела, Уэллс произнес тем приговор капитализму, отрицая его, как систему, способную привести лишь к вырождению, скотству, каннибализму… И только для литературного замысла понадобилась Уэллсу «машина времени», противоречащая законам природы не в меньшей мере, чем «Нос в генеральском мундире» Гоголя или «органчик в голове градоначальника» у Салтыкова-Щедрина.

У машины времени Уэллса нашлось немалое число подражателей. Некоторые из них основой своего произведения делали сам уэллсовский литературный прием. Так, в одном из рассказов Пьера Буля (Франция) «Бесконечная ночь» перемещение во времени на десятки тысяч лет вперед и назад используются для того, чтобы «накрутить» дикие ситуации вплоть до войны прошлых цивилизаций с будущими. И развертывается эта «межвременная война» не где-нибудь, а в рядовом французском ресторанчике… Фантазия превращается в фантасмагорию, она уже не несет никаких идей, ничего, кроме развлечения нелепостью перемешанных времен. Так проявляет себя абстракционизм в литературе. Не содержание, а бессмысленная форма! А вот у итальянца Лино Алдани перенесение в будущее в рассказе «Онирофильм», подвергшемся в свое время у нас серьезной критике, используется для ничем не прикрытой порнографии.

Мы уже говорили, что фантазию можно использовать не только на благо, но и во вред…

Так, в западной фантастике, носящей часто лишь развлекательный элемент, фантазия переносит читателя в мир, где устрашающе преувеличенные достижения техники нужны для экстравагантных ситуаций, помогающих читателю забыть о своем времени, или для того, чтобы оболванить его, запугать коммунистической опасностью, отравляя ум ненавистью и злобой.

Мутный поток фантасмагорических произведений, полных пессимизма и безысходности, уподобляется неким джунглям. Однако среди цепких лиан, кровососных орхидей, ядовитых колючек, среди мрака чащоб и засасывающей топи болот можно все же найти интереснейшие образцы игры ума, а порой и хинное дерево горечи сердца. Углубляясь в эти джунгли, можно лучше понять, что тревожит обитателей капиталистического мира, в первую очередь американцев, среди которых живут и работают такие писатели, как Рэй Бредбери и Айзек Азимов. Роман Бредбери «451° по Фаренгейту» по праву может называться «лупой совести» честного американца, показывающего тот тупик, в который влечет американцев современный строй Америки.

Особое место в мировой фантастике занимает польский фантаст Станислав Лем, не только художник, но и мыслитель, стремящийся исследовать грядущие пути развития человечества, как он сам говорит, «веерным методом», описывая и победу коммунизма на Земле («Магелланово облако»), и мещанский тупик псевдокоммунизма («Возвращение со звезд»), и тиранию бесправия («Рассказы Иона Тихого») или страшные картины полного уничтожения жизни на Земле. Можно не соглашаться с С. Лемом, противопоставляя его «веерному методу» оптимистическую фантастику социалистического реализма, но нельзя не увидеть в романах-предупреждениях (антиутопиях), которыми так богата современная фантастика, равноправную ветвь ее развития.

В нашей стране фантастика привлекает к себе всеобщее внимание. Одной из причин вынесения ее на гребень читательского интереса, конечно же, надо считать наши успехи в завоевании космоса. Чем необыкновеннее были героические шаги первых космонавтов, тем с большим интересом тянулся читатель к фантастике. Ведь именно в фантастической повести изложил впоследствии разработанные научно свои идеи звездоплавания К. Э. Циолковский.

Известна любовь к фантастике академика В. А. Обручева, знаменитого геолога и путешественника. Он сам написал несколько вошедших в золотой фонд фантастики книг.

Любил фантастику академик Ферсман, виднейший ученый и великолепный популяризатор науки. Академик Ребиндер и академик Федоренко высказывали на страницах «Литературной газеты» свое суждение о фантастике как средстве, будящем мысль и привлекающем внимание исследователей к тем или иным проблемам.

Можно вспомнить, что не только ученые нашей страны или других социалистических стран пристально следят за советской научной фантастикой. Оказывается, даже сотрудники пресловутого ЦРУ, американской разведки, прилежно штудируют советские фантастические произведения в расчете выудить из них возможные, а может быть, и сделанные у нас открытия.

Все это убеждает нас, что правильное понимание современных тенденций развития науки и техники может подсказать фантасту, на каких путях можно ожидать новых открытий, диктуемых прогрессом.

Попробуем представить себе эти пути, имея в виду возможные идеи и темы фантастических произведений. Бесспорно то, что в фантастике, о достижениях и огрехах которой немало писалось, не может быть какой-нибудь одной дорожки. Пути ее поистине необозримы!

О чем же могут задуматься фантасты? Пожалуй, к эпохальным открытиям будущего будет правильно отнести познание существа материальной субстанции, составляющей межзвездный вакуум. В самом деле, что такое «пустота», которая передает электромагнитные колебания, но не проявляет никаких других физических свойств за исключением… порождения «из ничего» двух частичек с обратными знаками зарядов, вещества и антивещества? Может быть, вакуум и состоит из слипшихся частиц и античастиц, а вещество вкраплено в него в виде звезд в ничтожно малом количества (если рассматривать всю Вселенную)? Но в этом случае вакуум должен содержать энергию, вакуумную энергию поистине сказочной силы, овладение которой потомками по плечу лишь фантастам описать.

Но это при взгляде в невообразимую даль. Прежде человечеству придется решать вопрос своего существования на Земле, на этом, как теперь часто говорят, космическом корабле с многомиллионным составом экипажа и пассажиров.

Кораблю «Земля» угрожает энергетический голод – в обозримом будущем начнут иссякать топливные запасы (если мыслить многими тысячелетиями!), возможно «кислородное голодание», как космонавтам при неисправности их аппаратуры регенерации воздуха. Причина – загрязнение земной атмосферы и среды обитания человека. Угрожает людям в будущем истощение богатства недр, превращение полезных ископаемых в неиспользуемые отходы или ржавчину (аналогично израсходованию в космическом полете трюмных запасов корабля!) и, наконец, все больше станет ощущаться недостаток пищи для всех путешествующих на перегруженном корабле «Земля».

Научные открытия неизбежно появятся именно на путях решения всех этих «проклятых вопросов». Об этом стоит писать фантастам!

Что касается неизбежного энергетического голода грядущей цивилизации, то опасения эти мне кажутся преувеличенными. Рождены они, с одной стороны, ошибочным подсчетом возрастания энерговооруженности Земли по геометрической прогрессии и, с другой стороны, вчерашними взглядами на способ получения энергии. Мы все еще жжем уголь, газ, нефть, уничтожая ценнейшее сырье, столь нужное нашим потомкам. Мы загрязняем воздух отработанными газами, увеличивая содержание углекислоты в атмосфере, что препятствует нормальному теплоизлучению планеты-корабля. Мы заражаем отходами производства водоемы, эти хранилища жизни и красоты. Фантастам естественно будет оттолкнуться от современного выражения общих интересов по этим вопросам нашей страны и США. Грядущим поколениям жить под сенью торжества разума!

Разумны мысли об уничтожении всего ядерного оружия и использования атомной энергии лишь в мирных целях. Однако даже ядерная энергия в масштабе сотен тысяч лет не выручит пассажиров космического корабля «Земля». Наша планета миллионы лет живет в установившемся режиме – расходует на биопроцессы и излучает в пространство столько же тепла, сколько получает его от Солнца. Если нарушить этот режим, укрыв Землю «тепловой рубашкой» из атмосферы с повышенным содержанием углекислоты, то планета, получая от Солнца прежнюю энергию, отдавать в пространство станет меньше. Это поведет к перегреву ее, которого так страшатся конструкторы космических кораблей. Фантасты в поисках выхода из этого тупика, вероятно, вспомнят о прямом превращении солнечной энергии в электричество, которое заменит все источники внутренней энергии. Еще академик А. Ф. Иоффе доказывал, что малой части наших пустынь, освещенных солнцем, хватило бы для удовлетворения всего энергетического голода человечества.

Солнечные батареи, которыми вооружены ныне космические корабли, возможно, когда-нибудь станут основным энерговооружением планеты-корабля.

Побежден будет на нем, конечно, и голод в прямом его смысле. Человечество не обойдется в грядущем без синтетической пищи. Научные открытия в этой области, уже сделанные наукой или подготовленные ее развитием, позволят, как мечтал еще К. А. Тимирязев, получать хлеб из воздуха! Питательные белки, неотличимые от животных и растительных, при промышленном освоении фотосинтеза будут получаться не в «живых машинах» (растениях и животных), а в котлах, кубах и змеевиках. И разместятся такие заводы на миллиардной доле площадей, занятых ныне во всем мире для посевов. Какие просторы освободятся людям для лесов и жилья близко к природе! Как не воспеть это фантастам!

Открытия преобразят «внутренность» космического корабля «Земля». Изменится соотношение суши и океанов, обитаемой станет и водная среда! Человек научится дышать под водой, как мечтал об этом еще А. Беляев в повести «Человек-амфибия».

Человек, ныне обживший лишь поверхность планеты, станет ее полным хозяином до дна океана и глубже… до самой мантии, состоящей из железа и никеля, которые снимут всякие опасения металлического голода.

В мире желанного будущего, на новом уровне развития общества (уже коммунистического!) еще более увеличится забота о здоровье и долголетии человека. Это не приведет, конечно, к его личному бессмертию. Нет! Человечество бессмертно в своей общности, в неизменной и животворящей смене поколений! На этом пути заботы о живущих, что еще предстоит описать фантастам, человек станет «управлять генами», в том числе и «испорченными генетическими записями», порождающими страшные недуги. Открытия в области управления наследственностью позволят не только уберечь человека от болезней и преждевременной старости, но и усовершенствовать его. Новый пассажир космического корабля «Земля» будет сильнее, здоровее своих предков, впервые осмысливших свой галактический полет. И не только здоровее, умнее, но и воспитаннее!

Воспитание! От невоспитанного мудреца не жди мудрости воспитания! Но, увы, наше время характерно приматом образования над воспитанием. Образование же без воспитания подобно колесу без оси. Воспитание подразумевает не только выполнение правил хорошего тона. А у нас еще встречаются образованные люди, не соблюдающие основ морали, которые должны быть восприняты в детстве путем воспитания. Человек коммунистического общества и в молодом возрасте должен обладать мудростью поведения, приобретаемого в наши дни долголетним опытом. Это будет новый человек, гармонически сочетающий физическое, умственное и этическое совершенство. Новые принципы воспитания, новые достижения науки в этой области, связанные с воздействием на нейроны мозга, будут едва ли не самым важным открытием грядущего.

Как видим, перед фантастами широкие дороги творчества, не только идущие через джунгли тупиков, катаклизмов и обреченности.

Надо сказать, что это в полной мере сознают и начинающие литературный путь фантасты, представленные в этом сборнике НФ наряду с известными уже широким читательским кругам писателей.

Писатель призван не только ошеломлять читателя необычным, но и звать его за собой. Рискну сказать, что не тот фантаст, кто увлечен фантазией, а тот фантаст, кто увлечет фантазией!

Думаю, что это в полной мере сознают начинающие фантасты, чьи произведения отобраны для этого сборника НФ при участии Совета правления Союза писателей РСФСР по работе с молодыми литераторами.

Молодые литераторы, начиная свой путь, должны всегда помнить, что автора читают, а писателя перечитывают.

Вспоминая поэтическую фантазию Алексея Толстого, страстную публицистичность фантастики Александра Беляева и мудрую научную романтику Ивана Ефремова, можно увидеть в исканиях начинающих фантастов самые разные направления.

Непохожи один на другой рассказы В. Фирсова. Если, читая «Твои руки, как ветер…», читатель узнает мир эмоций не только в моделировании его кибернетиками, но и в его подлинной сущности, то юмор рассказа «Кенгуру», где автор с улыбкой осуществил самые дерзкие чаяния фантастов, роднит его с «Похождениями Иона Тихого» С. Лема.

Мягким юмором отмечена и повесть Э. Михеева и А. Пирожкова «Предваренная формула». Однако проблема передачи информации мозгу подается в ней всерьез. Как известно, лишь около четырех процентов общего числа нейронов мозга занято у нормального человека, а остальные – загадочно свободны. Насколько умнее, воспитаннее был бы человек, полностью использовавший свои возможности.

В повести Ю. Фомина «Тайна замка Эвелин» читатель сталкивается с интереснейшей проблемой многомерности пространства и незримого соседства с нами иных миров.

Той же волнующей проблеме посвящен и рассказ О. Николаева «Квартира чудес», живо воспроизводящая дискуссии на острые темы. Оба произведения будят мысль, заставляют задуматься о неведомом.

В фантастическом рассказе М. Бубновой и В. Келасьева «Бион» мы узнаем традиционную, казалось бы, фигуру гениального ученого-одиночки. Но здесь им оказывается… робот, дерзающий решать проблемы, о которых люди даже страшатся думать.

Новелла И. Калиновского напоминает нам героев О'Генри, оживших под сатирическим пером фантаста, показывающего через волшебную лупу уродства капиталистического строя.

Для тех же целей задумана повесть-памфлет В. Михановского «Беглецы», затрагивающая тему гипотермии и анабиоза. Уместно вспомнить, что «сверхфантастический способ» бегства от действительности довольно широко используется сейчас в Соединенных Штатах Америки, где уже несколько сот человек по «разным причинам», уплатив немалую сумму долларов, погрузились в жидкий азот в надежде проснуться (быть может!) в другое время, когда наука уйдет вперед, а былые «дела» забудутся…

Зарубежная фантастика представлена в сборнике рассказами Д. Кристофера «Пришелец» и Р. Хайнлайна «Испытание космосом». В первом показана трагедия обреченного инопланетянина, тщетно пытающегося скрыться среди людей от своих неумолимых собратьев. Во втором показана психология преодоления страха.

Заключает сборник серьезная статья И. Кольченко «Что ожидать от иных миров?» Людям пора решать вопрос о пользе или вреде установления контакта с внеземными цивилизациями, чем в наше время заняты уже не только фантасты, но и осторожные, любящие точность ученые.

Так замыкается в сборнике символический путь от фантазии к науке, который предстоит проделать читателю.

Владимир Фирсов
ТВОИ РУКИ, КАК ВЕТЕР…

Три вещи есть в мире, не понятные для меня, и

четвертую я не постигаю: путь орла в небе, змеи на

скале, корабля среди моря и путь мужчины к сердцу

женщины.

А. КУПРИН. Суламифь

– Света, я люблю тебя…

Ее рука предостерегающе поднимается, а серые ласковые глаза, чуть-чуть грустные, с легкой укоризной смотрят на меня сквозь стекла модных прямоугольных очков. Мне сразу становится нестерпимо горько, но я не опускаю глаз, потому что эти секунды – мои, а бег их скоротечен.

– Не надо об этом…

Светящаяся призма входа пропускает девушку внутрь, стеклянные грани умножают ее, и я вижу, как две, три, четыре Светланы неслышными призраками улетают от меня, гаснут в дальнем полумраке. Теперь надо отойти чуть дальше, под ветви дерева, и ждать, пока темный пунктир окон не прервется вспыхнувшим квадратом, по которому – если постоять подольше может промелькнуть неясная тень.

Сейчас мои чувства обострены и каждый нерв настроен и выверен. Я словно сверхсущество, всемогущее, всеведущее. Мои глаза, как рентгеновские аппараты, позволяют мне видеть сквозь стены, мои уши улавливают даже сонный щебет пичужки, устроившейся переночевать на вершине телевизионной иглы, которая зажглась вечерними огнями, моя кожа продолжает ощущать тепло Светланиных рук сквозь толщу железобетонных стен. Я вижу, как она убегает по коридору, как расступаются перед ней двери, слышу стук ее каблучков по кафелю мастерской. Я завидую сейчас плиткам кафеля и дверной ручке, к которой вот-вот прикоснутся ее пальцы, и листам ватмана, послушно шуршащим перед нею. А особенно я завидую камням, о которых только о них! – она сейчас думает.

В окружении каменных огней Светлана напоминает мне холодную Снежную Королеву и бажовскую Хозяйку Медной горы. Я знаю, что это впечатление несправедливо, но глубокая обида порождает во мне тайное ожесточение, и мне приятно думать так. Ведь Светлана не любит меня, и эта чудовищная несправедливость кажется особенно обидной, потому что в моих силах изменить все одним движением пальца. Но сделать это движение я не могу.

А Светлана колдует в своем волшебном царстве. Овальные диски каменных огней послушно лежат перед ней в пахнущих смолой ящиках, дожидаясь своего часа. Я вижу, как Светлана слегка хмурится по привычке, пока рука ее неуверенно замирает над ящиком. Ее взгляд скользит по разграфленной стене, по контурам только намечающегося решения, и вихрь, бушующий в миллиардах клеток ее мозга, быть может, уже синтезируется в тот единственный образ, которому суждено будет застыть в каменном узоре.

Я знаю, что впереди ее ждут недели труда, что законченность решения еще не раз встанет на пути фантазии, что будут огорчения, разочарования, может быть, тайные слезы – все это в порядке вещей, через это надо пройти, если в душе действительно есть искра таланта, Но это нелегко, и в моих силах облегчить этот путь.

Зыбкое чудо творчества тоже подвластно законам – пятилетние эксперименты в лабораториях нашего института дали ключи ко многим тайнам неведомого. Мы исследовали алгеброй гармонию, и приблизить Прекрасное теперь в моей власти. Я могу помочь Светлане в ее поисках. Истина, древняя как мир: если человек любит, он способен сотворить чудо.

Лежат в ящиках камни. Даже не камни – стекляшки. Будем откровенны поэзии в них не больше, чем в бочках с известью, приготовленной для побелки. Но разложенные в определенном порядке, они заставят замереть сердце. Хаос станет произведением искусства.

На языке науки этот процесс скучно называется уменьшением энтропии. Он может быть рассчитан с точностью до тысячных долей бита. Но мне кажется кощунством классифицировать чудо. Я хочу только одного – чтобы оно свершилось. И в моей власти помочь этому.

Я опускаю руку в карман, нащупываю холодную кнопку прибора и снова не решаюсь нажать ее. Тогда я поворачиваюсь спиной к темным горизонталям окон, разорванным светлым квадратом, и ухожу не оглядываясь.

* * *

Как всегда по вечерам, в лаборатории тихо и темно, Лягушки возятся в своих клетках, устало горят огоньки приборов. На шкафу, откуда льются из репродуктора звуки флейты, вздыхает грустный осьминог Федя, и по его щупальцам проплывают синие и зеленые волны.

Накормив лягушек прекрасными жирными мухами, я смотрю, как они расползаются по террариуму, белея выводами датчиков. Постепенно где-то внутри закипает злость. Я понимаю, что надо уйти, но все еще медлю, с ненавистью глядя на своих земноводных. Особенно раздражает меня Пышка ленивая толстая лягушка, которая из-за толщины даже не может прыгать, а только шагает, оставляя на песке цепочку следов. Я знаю, что несправедлив к ней, но сейчас мне хочется схватить ее за жирную лапу и шмякнуть об пол, только бы не видеть ее противной, пучеглазой, самодовольной морды. Почему-то мне кажется, что лягушки, с которыми работал великий Гальвани, были совсем иными, что это были благородные, скромные создания, безропотно погибавшие во имя человека. От нашей Пышки благородством и не пахнет.

Я сам не знаю, зачем пришел сюда так поздно вечером. Делать мне здесь совершенно нечего. Расчеты давно закончены, километры эмограмм проанализированы, генератор настроен. Как всегда, дело за высшим судьей – опытом.

К этому приходишь рано или поздно. Опыт на человеке – вершина всех вершин. Лекарство от насморка и от бубонной чумы проверяется на человеке. Полет космического корабля – опыт на человеке. Изучение мальгашского языка во сне – опыт на человеке.

Я не врач, не космонавт, не педагог. Я физик. Моя специальность – поля. Физикам не приходится ставить опыты на себе. Даже испытывая атомную бомбу, они подставляли под удар баранов.

Я смотрю на кассеты с магнитофильмами, на стопки перфокарт, на грустные глаза осциллографов, и страшная тоска постепенно овладевает мной. Так бывает всегда, когда я долго не вижу Светлану. Но теперь причина другая. Я все время думаю об опыте.

На книжной полке, рядом с пультом, среди потрепанных радиотехнических справочников стоит много раз перечитанная книга Гуго Глазера «Драматическая медицина». Я беру ее с полки и снова ищу взглядом знакомые имена.

1802 год. Врач Уайт ввел себе гной чумного больного и умер. В 1817 году Розенфельд повторил его опыт и умер.

Годом раньше на Кубе Валли заразил себя желтой лихорадкой. До этого он привил себе сразу две болезни – чуму и холеру, но сумел выздороветь. Желтая лихорадка убила его.

Я листаю страницы этой книги героев. Какие люди! Мечников прививает себе возвратный тиф, Джон Гунтер и Линдманн заражают себя сифилисом. Известные и неизвестные врачи исследуют на себе рак, полиомиелит, дизентерию, позволяют кусать себя ядовитым змеям и бешеным собакам, глотают смертельные дозы ядов, неделями терпят голод и жажду, терзают себя в термои барокамерах. Но потом их боль, их страдания обернутся для человечества исцелением.

А я – имею ли я право на опыт?

Он абсолютно безопасен для здоровья. Я много часов провел в поле действующего прибора и знаю это совершенно точно. Меня тревожит совсем другое.

Дело в том, что опыт требует двоих.

Один – это я. Фактически я уже испытал прибор на себе. Но это только половина дела. Теперь следует довести опыт до конца. Опыт требует двоих.

Второй – это Светлана.

Она еще ничего не знает. Даже больше – она никогда не должна этого узнать.

Подлый, тайный опыт на любимом человеке…

Недавно она опять спросила меня, что я делаю с этими забавными лягушками. «Твоя Пышка растолстела еще больше», – сказала она, трогая пучеглазую ленивицу мизинцем.

Я отделался туманными фразами о биополях. Не мог же я рассказать ей, что на этих милых животных я пытался изучать эмоции продолжения рода.

Лягушки были свидетелями моей крупной неудачи. Исследования завели меня в такой добротный тупик, из которого я выкарабкался лишь после целого года бесцельного тыканья наобум во все углы. Я долго не верил сам себе и повторял опыты на кошках, кроликах, собаках. Результат оставался прежним.

Все это было очень давно – еще до Светланы,

Конечно, теперь смешно даже думать, что лягушки и собаки могли мне помочь. Там, где начинается человек, кончается безраздельное господство физиологии. Нужен был качественный скачок, чтобы от примитивных отправлений, закодированных в наследственном веществе, от инстинкта продолжения рода, от механизма самовоспроизводства подняться до той вершины духовной красоты, которая присуща лишь хомо сапиенсу. Обезьяне на это потребовался миллион лет.

Я повторил этот путь за два года.

Вот он лежит передо мной – миниатюрный прибор, в который упрятаны тысячелетия эволюции нашей прабабки обезьяны. Стоит нажать голубую рубчатую кнопку, как заработает генератор биополя, настроенный на резонансную частоту одного-единственного существа.

Как это просто – надавить кнопку!

На протяжении тысячелетий человек все свои дела – и хорошие, и самые черные – делал сам. И сам отвечал за них. Но потом появились атомная бомба и кибернетика, возникли вычислительные центры, взявшие на себя ряд человеческих обязанностей. Именно здесь, на рубеже ядерно-кибернетического века, и возникла «проблема кнопки».

Когда-то машина только выполняла волю человека. Теперь она сама отдает приказы. В ее власти решить судьбу целой отрасли промышленности и дать сигнал к атомному залпу. Или заставить одного человека полюбить другого…

Нажать кнопку совсем не трудно. Это можно сделать не задумываясь. Все остальное – дело автоматики. Помчатся куда-то сигналы, завертятся невидимые колесики, включатся лазерные самописцы в блоках памяти. Но нажавший кнопку не увидит этого. В его мире ничто не изменится. Должен ли он отвечать за атомный гриб, выросший где-то за тридевять земель? Или за боль души другого человека?

Конечно, мой прибор – не водородная бомба. А наступить на муравья легче, чем нажать на спуск пистолета. Но разве это может снять хоть частицу ответственности? Убить радость так же преступно, как убить человека.

«Посмотри на этот прибор, Светлана, – мысленно говорю я. За те часы, что ты провела здесь, в лаборатории, мои микролокаторы исследовали твое биополе, проанализировали энергетику и биофизику твоих чувств и эмоций, запеленговали частоты и амплитуды твоей радости, гнева, голода, мечтательности, а электронный мозг изучил километры записей и высчитал резонансную частоту твоего биополя. Видишь, вот перфокарта с программой, на которую под микроскопом нанесено двадцать семь тысяч меток. Сейчас я вставлю ее в прибор, нажму кнопку, и случится чудо – ты полюбишь мен я…»

Ее лицо искажается, она в ужасе вскакивает.

«Не смей! – кричит она. – Ты не человек, ты чудовище! Я не хочу твоей запрограммированной любви! То, что ты собираешься сделать, – это низко, подло, грязно!»

Слезы катятся из-под ее прижатых к лицу ладоней, и от ужаса происходящего я вздрагиваю, словно на самом деле она плачет сейчас передо мной в пустой и темной лаборатории. Мне становится тошно и тоскливо. Я отшвыриваю табуретку и выскакиваю из лаборатории.

* * *

Несколько дней спустя.

Руки Светланы летают над переливами каменных огней. Я стою слишком близко и вижу лишь неповторимую прелесть минералов, еще не угадывая в них взаимосвязи.

– Так ты ничего не поймешь, – смеется Светлана, и ее смех подобен радостной весенней капели.

Я забираюсь на высокую стремянку, и тогда различаю на полу мастерской суровый каменный профиль. Изображение фрагментарно, я еще не могу угадать, кто передо мной – былинный витязь или исследователь Луны, но сердце мое отзывается на призыв красоты, и я понимаю, что решение наконец найдено.