Текст книги "НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 16"

Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн

Соавторы: Александр Казанцев,Джон Кристофер,Владимир Михановский,Владимир Фирсов,Олег Николаев,Юрий Фомин,Анатолий Пирожков,Иван Калиновский,Эдуард Михеев,М. Бубнова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

– Что же, приводи. Посмотрим на твоего вундеркинда и в шахматишки сыграем. Кстати, ты не знаешь фамилию его деда?

– Знаю, зовут Александр Яковлевич, а фамилия Рольберг.

6. ЧАЕПИТИЕ ПОД ЯБЛОНЕЙ

– …непременно надо добавить, можно и китайку, порезать только, чтобы семечки не попали. Яблочко, Нина Павловна, кислинку дает. Может, чистая ягода и полезнее, да вкус приторный уж очень, а с яблочком в самый раз.

– Надо и мне баночку засахарить, а то последний год к перемене головные боли…

– Первое средство от гипертонии. И брату в Мурманск всегда посылаю, очень благодарит. Сосед вот из 10-го дома, профессор, нонешний год привой просил.

– Кстати, Муза Федоровна, не знаете, ваш сосед из 10-го дома какой наукой занимается?

– Вот чего не скажу вам, Олег Павлович. Спрашивала его как-то, да не запомнилось, что-то уж очень мудреное. Да он третий год всего у Прохоровых дом купил, как на пенсию вышел. Персональную получает, ну и на книжке, чай, есть. Людочка к нему каждый день бегает, и не только газеты, а то книги, то бандероли, то переводы носит.

– Я думал, он дачу снимает на лето, как мы.

– Нет-нет, хозяйствует. И в саду когда что поделает, ну, конечно, без Прони бы ему зарез.

– А кем ему этот Проня приходится?

– Да никем. Наш он, местный. Золото был бы мужик, все в руках спорится, и где достать что, и что сделать… Только несамостоятельный – выпивает.

– Что ж у него, никого родни нет, а Проня вроде прислуги?

– Дочка была у Александра Яковлевича, померла, вроде – от рака. Внучка оставила деду. Не хочу сказать худого, только отец ни разу сына не проведал, и есть вообще он, нет ли – не знаю… Да что мы все про соседа, уж Нина Павловна заскучала, и вареньица не подкладывает…

– Что вы, Муза Федоровна, такое замечательное варенье! Я смотрю, вроде Андрей там за калиткой… Андрей! Андрюша! Иди чайку выпей, избегался весь за день, не поел толком.

– Не хочу, мам! Мы с Евге… с Женькой сейчас на пруд пойдем.

– Иди сюда, тебя говорят! Съешь вот, с маслом и вареньем. А почему с тетей Музой не поздоровался?

– Здрасьте! Ну мам, меня Женька ждет… Еще червей накопать надо…

– Да отпусти ты его, Нина. Спиннинг мой, смотри, не трогай!

– Ладно!

– Вы тоже рыбачите, Олег Павлович? Только в нашем пруду одни головастики.

– Завтра после работы на Истру едем. Все наличные колеса мобилизовали: красухинский «Москвич», двое на мотоциклах с колясками, даже шеф свою «Волгу» пригонит.

– Приятно, когда такой дружный коллектив. У нас в ателье ничего похожего: устаем, конечно, заказов – ужас сколько, да и на дому все подрабатывают. На сто двадцать-то особенно не разгонишься, вот и приходится дополнительно клиентуру брать.

– У нас поллаборатории по 120 получают, лаборанты по 90, и ничего, вроде хватает. Не в деньгах счастье, главное – чтобы работа нравилась.

– Извиняюсь, Олег Павлович, вы кто же по специальности будете?

– Я вообще-то радиоинженер, но мы работаем на стыке двух наук: физики и биологии. В наше время самые крупные открытия делаются как раз… Вы что-то хотите сказать, Муза Федоровна?

– Вспомнила! Когда свою специальность вы назвали: то же самое говорил о себе Александр Яковлевич.

7. СУББОТА НАЧИНАЕТСЯ В ПОНЕДЕЛЬНИК

Элегантный портфель и чехол со складными удочками в одной руке, рюкзак со штормовкой и прочим рыбацким барахлом в другой – таким было появление Олега в вестибюле института. С одной стороны, сегодня можно было вообще не появляться в институте, а сразу махнуть на Истру, но с другой стороны… существует Государственная комиссия, которой принципиально плевать на рыбалку. Захотелось же ей назначить приемку блока «Дубль-дуб» именно на пятницу…

Пока Олег соображал, куда бы забросить барахло, из лифта вынырнул Сережка Маковец.

– Здорово! Ты долго будешь здесь торчать? Мы с ног сбились – его ищем, шеф психует, Людочка с Зоечкой тихо рыдают, а он – нате вам пожалуйста прохлаждается. Тебе известно, что селектор опять не в дугу?

– Но мы же его вчера отладили…

– Что было вчера, я прекрасно помню, однако ты не знаешь, что есть сегодня. Меньше спать надо. Пошли.

В лаборатории царил тихий ужас. Вытащенный из стойки селектор зловеще поблескивал оголенными внутренностями, вокруг него на цыпочках суетились братья-электронщики Володя и Володя, на осциллографе неистово метались сбитые синусоиды, в углу притихли лаборантки Людочка и Зоечка, а над всем этим возвышался спокойный и грозный, как Наполеон накануне Ватерлоо, шеф.

– Добрый день, – недрогнувшим голосом произнес Олег.

– Вы, Олег Павлович, неисправимый оптимист, если вам этот день показался добрым. Вчера вы меня заверили, что установка в полном порядке, а что я вижу сегодня?

Шеф пожевал губами, поставил стул посреди комнаты и сел, всем своим видом показывая, что он возмущен и не уйдет отсюда до победного конца.

– Вам, Олег Павлович, как никому другому должно быть известно, что сроки приемки назначает Государственная комиссия, а не мы, и срывать эти сроки мы не имеем права, так как в противном случае с нас сорвут головы.

– Борис Львович, все это мне прекрасно известно. А поскольку я оптимист, то, уверяю вас, селектор заработает и приемка пройдет успешно.

Хотя Олега и раздражало присутствие за спиной шефа, он решительно снял пиджак, засучил рукава и склонился над блоком.

«До комиссии полтора часа, а так как барахлит только селектор, это еще полбеды. Придется все-таки заменить декатроны. Сколько раз просил снабженцев заказать декатроны, вот и остались на мели. Сейчас вот поставлю новые, а если они не выдержат во время испытания?».

– Серж, давай выход с генератора проверки.

– Уже давали.

– Давай еще…

Время шло, селектор не поддавался никаким уговорам. Олег смущенно поглядывал на часы: до начала комиссии час, сорок минут… Чтобы скрыть свое беспокойство, он с отверткой полез в схему, проверил контакты, пайки.

– А, черт!.. – задергался Олег. Искры перед глазами, искры в глазах… Шестьсот вольт – не шутка, особенно когда это неожиданно.

– Коротнул? – выдохнул Сергей.

– Есть немного… – Олег потер шишку на затылке – крепко врезался об стойку. Сквозь табачный дым пробился резкий запах озона.

– Серж, меняй вот этот электролит, в смещении утечка.

В комнату ввалился Глеб, притащил катодник.

– Ну, что, братцы, припухаем? Как шведы под Полтавой? Он грохнул катодник на стол и потрепал Сергея по согнутой спине.

– Замолкни, ты, – зашипел Олег. – Шеф…

– Где шеф? – изумился Глеб. – Он в данный момент несется во всю прыть к начальнику отдела, меня чуть не сшиб.

И действительно, шефа в комнате не было. Все облегченно вздохнули и сели покурить. Сергей отставил паяльник, достал «Яву».

– Олег, успокой нервы. Прорвемся.

– Теперь прорвемся, – ответил Олег, доставая из пачки сигарету.

– Сейчас проверим, все должно быть о'кей! Иначе переквалифицируюсь в управдомы.

Закурили, помолчали.

– Серж, а как рыбалка? Не раздумал?

– Плюнем на все и в 17:30 отчалим. Кстати, Олег, ты обеспечил червей?

– Ребята, каюсь. Не надо казнить, надо миловать. Совсем забыл. Честное слово, до последнего момента помнил, потом заторопился на электричку и…

– Так, – ледяным голосом произнес Сергей. – Что будем с ним делать?

– Изрубим его на мелкие кусочки и скормим рыбам вместо приманки, предложил Глеб.

Олега спас телефонный звонок. Он взял трубку.

– Да, я слушаю, Борис Львович. Что? Но у нас почти все в порядке. Да, почти. Время еще есть. Как вы говорите? До понедельника? Но… Ясно.

– Могу вас обрадовать, сеньоры, рыбалка отменяется по техническим причинам. Комиссия переносится на понедельник, но… Нам предстоит провести субботу, а может и воскресенье в обществе селектора. У кого нет финансов на пропитание, шеф может ссудить до получки. Короче говоря, закончил Олег, – мы находимся под арестом на служебном месте. Для нас, сеньоры, суббота начнется в понедельник.

– Но мы же почти все сделали, – возмутился Сергей.

– Шефа смутило именно это «почти». Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

8. ГЛАВА ОБ ОРАТОРСКОМ ИСКУССТВЕ

Вообще, Олег – мировой парень, но иногда бывает такая зануда! Возьмется во мне воспитывать то, чего самому не хватает – железную волю или там усидчивость… В воскресенье все вроде хорошо началось: приехал он из института, где всю субботу пропадал, пробежались мы до пруда, поныряли с мостика, Олег баттерфляй изобразил. Мне бы помолчать на обратном пути, а я, как дурак, стал с ним про здешнюю жизнь разговаривать. Он все слушал-слушал, а когда я рассказал, как мы с Женькой над Проней подхохмили, тут на него и накатило.

– Слушай, – говорит, – ты же сущий неандерталец. Из твоих междометий понять ничего невозможно. Только и слышу: «А он ка-ак повернется, а он от него! А я – тоже тут, а он – в другую сторону! Во здоровски!». Порядок и причинность событий, даже основное содержание конфликта из этих бессвязных и безграмотных оборотов выяснить не представляется никакой возможности.

Я, конечно, обиделся. А Олега понесло…

– Культуру речи надо воспитывать с детства. Начнем сейчас же. Даю тебе пять минут на подготовку и три – на рассказ. Учти, пока не услышу от тебя связное и литературно грамотное повествование – пинг-понга от меня не ожидай.

– Да чего тут, – говорю, – рассказывать-то? Всего и делов…

– Не делов, а дел. Кроме того, будет значительно лучше, если ты исключишь необязательные вводные слова и обороты.

– А сам-то… Всю дорогу – «так сказать» да «так сказать»…

– Критику принимаю, моя речь тоже не изящна. Но что значит твое «всю дорогу»?

– Ну, ты всегда, значит, в разговоре это говоришь.

– Говоришь в разговоре… Ну… Значит…

– Ты не к месту употребляешь это выражение.

– Чудесно! Итак, через пять минут я тебя выслушаю. Посиди на скамеечке, заодно обсохнешь.

Вот хохма! Пока я не подбирал для Олега слова, рассказывать было интересно. А тут… Я подошел к Олегу и выпалил:

– Я помог моему другу Евгению тайно заменить четвертинку водки, купленную Проней, бутылкой с лекарством, предназначенным ему.

– Плохо, очень плохо. Мало того, что пропали интересные подробности из этой фразы невозможно установить, какое лекарство, от чего оно и какова была реакция Прони, Попробуй все сначала, примени знания правил русского языка, приобретенные в школе.

– Зная о пристрастии Прокофия Васильевича к спиртным напиткам, мы с Евгением, действуя в его же интересах, подменили водку лекарством. Выпив это лекарство, Проня обнаружил подмену, и, заподозрив нас, наблюдавших за ним из-за сарая, где он, то есть Проня, обычно пил не лекарство, а водку…

Я окончательно запутался и замолчал.

– Задаю наводящие вопросы. Проня лечится от алкоголизма?

– Откуда я знаю! Женька говорил, что дед ему говорил, что Проня скоро совсем по-другому заговорит, если будет облучаться.

– Ну и язык! Говорил, заговорит… Поистине, ты меня заговоришь. Наверное, не облучаться, а лечиться?

– Нет, облучаться! Александр Яковлевич его облучает. Мне Женька и про облучатель рассказывал. И Проню я после облучения видел, он нам с Женькой все рассказал.

– Что же он рассказал?

– Весь КОАПП рассказал! Передачу такую по радио, знаешь? Ну, прямо слово в слово, и за Кашалота, и за Стрекозу, там еще про фигурное глотание.

– Непонятно, причем здесь облучение? Наверное, у него память хорошая?

– Да нет! Ему всегда Женькин дед дает лекарство и облучает, а Проня тогда много-много запоминает. А так у него память плохая, он сам говорил.

– Но зачем ему, так сказать, детская передача?

– Ага! Сам – «так сказать», а ко мне придираешься? Не буду я ничего рассказывать, и воспитывать меня нечего, я ребенок, расту еще и не обязан знать про разных алкоголиков, это непедагогично…

Надулся я на Олега, иду, не разговариваю. Он тоже молчит. Молчал, молчал и не выдержал, начал подлизываться.

– Знаешь, Андрей, мы на рыбалку в понедельник собираемся, прямо с работы, поэтому я не могу тебя взять с собой. Может быть, ты сделаешь одолжение, накопаешь червей? Ты ведь знаешь, где черви хорошие…

– Ладно, накопаю, – смилостивился я. – У Евгения за сараем отличные черви, мы всегда там копаем.

А Олег опять меня стал выспрашивать:

– Андрей, а почему ты считаешь, что лекарство для Прони связано с облучением?

– Это не я так считаю, так Евгений говорит.

– Ясно. А как часто Проня получает лекарство?

– Не знаю… Вроде бы, каждый день.

– Так… хорошо.

И вижу, задумался Олег со страшной силой. Идет, запинается, на меня ноль внимания. Я опять обидеться хотел, а он говорит:

– Слушай, Андрей, а не могли бы вы с Женькой, то есть с Евгением, добыть мне этого лекарства? Хотя бы самую малость.

Я, конечно, удивился, вот дела, думаю.

– Достать можно, только если ты попросишь хорошенько и приставать не будешь со своим воспитанием. Проня все равно его за сарай выливает. А зачем тебе оно?

– Надо, для одного дела.

Ну, дошел, думаю Олег. Тоже лечиться собирается…

9. СЕКРЕТ ПОЛОСАТОЙ КЕПКИ

Воскресенье. Благословенный день, если хоть половину его можно использовать в качестве выходного. Можно полностью отрешиться от будничных дел, что Олег не замедлил сделать. Покончив с воспитанием племянника, он вошел в сад, разнежился под солнышком на скамейке и стал глубоко дышать. Дышать тем несравнимым ароматом летнего сада, на который в будни просто не хватает времени.

Может быть, Олег задумался, может быть, просто задремал, и долго ли это продолжалось – тоже не понял, словом, услышал он только конец разговора:

– Да нет, что вы, я не пью, увольте. А система эта навечно, вспомните еще Прокофия.

И Олег увидел Проню. Он стоял перед Музой Федоровной, вертел в руках газовый ключ и не решался взять зеленую трехрублевку, предназначавшуюся в вознаграждение за починку летнего душа.

Олег немедленно вмешался.

– Прокофий Васильевич, зачем же вы отказываетесь? Всякий труд требует материального стимулирования. Берите, не стесняйтесь.

А когда Проня смущенно сунул трехрублевку в карман, увлек его в дом.

– Не могли бы вы, Прокофий Васильевич, телевизор у меня посмотреть? Что-то картинки совсем нет.

Проня потоптался у порога, вытирая совершенно сухие ноги, и вошел за Олегом.

Старенький «Рекорд», предназначавшийся исключительно для дачи и не раз реставрированный Олегом, действительно был неисправен. Сестра, вытирая на днях пыль, сдвинула отклоняющую систему. Этим-то и решил воспользоваться Олег для налаживания дальнейших контактов с Проней. Как он и ожидал, неисправность не обескуражила Проню, как будто тому было безразлично, что ремонтировать – душ или телевизор.

Проня подождал пока телевизор прогреется, покрутил ручки настройки и уверенно ослабил хомутики отклоняющей системы. Через пять минут изображение встало на свое место, а Проня направился к двери.

– Куда же вы, Прокофий Васильевич! Так не годится, дорогой. Надо это дело оформить, а то работать не будет телевизор-то, а?

– Нет, я, пожалуй, пойду. Пустяки, да и не к чему вроде…

– Прокофий Васильевич, не обижай. Выпьем по маленькой, одному-то мне скучно…

Олег сам поразился, откуда у него взялся такой хлебосольный тон прожженного хозяйчика, и продолжал в том же духе. Он усадил Проню за стол, выбежал на кухню.

– Поговорить с тобой хочу, Прокофий Васильевич. – Олег поставил на стол графин и фужеры.

– Опять, что ли, гелий просить будешь?

– Нет, гелий я достал. Хотел я тебя про Александра Яковлевича спросить. – И не замечая, что Проня нахмурился, продолжал, наполнив фужеры. – Шеф мой, начальник то есть, хорошо его знает, просил привет передать и интересовался, как Александр Яковлевич поживает, чем сейчас занимается. Говорил мне шеф, что несправедливо обошлись с ним, не поняли старика. Обижен, наверное, Александр Яковлевич?

– Это как сказать, ведь на обиженных богом не обижаются. Не замечаю я обиды у Алексан Яковлевича. Отдыхает он, цветочки выращивает, книжечки почитывает, с внуком возится. Так вот и проводит свой заслуженный отдых.

Проня вздохнул, отвел глаза.

– Ну, Прокофий Васильевич, давай выпьем наливочки самодельной, только-только поспела, свеженькая.

Олег усмехнулся про себя, видя, что Проня смотрит на фужер как кролик на удава.

– Вот выпью я с вами, как вас…

– Олег Павлович.

– …Олег Павлович, а нельзя мне, вредно. Да и узнает сразу Александр Яковлевич, опять ругать будет…

– Да что ты, Прокофий Васильевич, вишневка только пользу приносит для здоровья.

– Так-то оно так, однако алкоголь в ней содержится. А он, как известно, отрицательно влияет на кору головного мозга в частности и в целом на организм.

Проня все же взял фужер, осторожно понюхал.

– А приятно пахнет, грех не выпить. – И тут же поставил на место. Злополучная кепка появилась в его руках. Он ее мял, скручивал, вроде бы собираясь уходить. «Не получилось, – подумал Олег. – А жаль».

Он молчал, понимая, что уговаривать Проню бесполезно, а начинать разговор о Рольберге не решался. Олег чувствовал, что из Прони сейчас не выжмешь ни слова об Александре Яковлевиче.

В это время Проня совершал какие-то непонятные манипуляции со своей кепкой. Олегу показалось, что он вытягивает из нее нитку. Впрочем, эта была не нитка.

Из кепки Проня вытянул метра полтора тонкого монтажного провода в белой хлорвиниловой изоляции с «крокодильчиком» на конце и, окинув взглядом комнату, спросил:

– Где у вас земля?

Олег слегка оторопел, тоже обвел взглядом комнатку. Потом, сообразив, что Проня хочет еще раз проверить телевизор, он указал на трубу водяного отопления.

– Благодарю вас, – тихо сказал Проня и, поскоблив краску на трубе, зацепил за нее «крокодильчик».

Дальнейшее для Олега было совсем непонятным. Проня натянул на голову свою полосатую кепку, поправил ее и взял фужер.

– Ваше здоровье! – и так же, как это было с пивом, перелил содержимое в горло. Выдохнул и откусил огурец.

– Хорошо… А что же вы?

Олег опомнился и увидел, что все еще держит в руке фужер. Машинально выпил и торопливо налил себе и Проне. Теперь Проня не заставил себя уговаривать. Второй фужер он опустошил таким же приемом. После этого его потянуло на разговор.

– Вот вы, простите, что называю вас на вы, наверное, всякое обо мне думаете. Такой, мол, и сякой, пьет, понимаешь, делами темными занимается и вообще непутевый. А мне то и ладно, ну и пусть. Потому что я, может, великое дело делаю. Я знаю, ты хочешь у меня что-нибудь узнать. Только я ничего тебе не скажу, я и сам ничего не знаю. Вот ты просил у меня гелий, а я знаю, не нужен он тебе. И я тебе не нужен. Александр Яковлевич тебе нужен, вот кто. Это голова. Думаешь, почему я сразу не выпил? Меры предосторожности надо было принять. Вот и я принял. Заземлил свою бедную головушку, обманул святого человека – Алексан Яковлевича, ну и ладно, ну и выпил. Глядишь, и не узнает. Авось кепочка-то моя меня и спасет. А ты налей-ка, друг Василий, еще, я и выкушаю.

В голове Олега не стало яснее от того, что он выслушал этот монолог. Смесь подействовала не только на Проню. Впрочем, Олег еще соображал.

– А почему тебя кепочка твоя спасет? – в упор спросил он Проню.

– А я ее сам придумал. Фольгу тоненькую от шиколадок в нее наложил да проводочек вывел. Вот тебе и экранировка. Ты спросишь от чего? От Алексан Яковлевича экранировка. Чтоб он не знал – выпил я или нет… Вот в чем секрет. Как он узнает, я не знаю, да и не моего ума это дело. И не наливай ты мне больше, не могу я. Вот посижу немного, да побегу, как ровно двенадцать будет, он как раз журналы будет читать. Сиеста это у него называется.

Олег восхитился тем, что Проня предугадал все его намерения, но помимо восхищения существовали еще и вопросы, на которые он не получил вразумительных ответов. Впрочем, на что он мог рассчитывать, упаивая Проню.

– Прокофий Васильевич, что же такое с тобой творится? Выпить ты толком не можешь, в действиях своих ты не свободен. Чем ты привязан к Александру Яковлевичу? В долг у него берешь, что ли?

– Э-э, милый, я ему так должен, что всю жизнь помнить буду. И ты про Алексан Яковлевича плохо и думать не смей. Прощай пока.

Проня отцепил провод от батареи, уложил его в кепку и тихо вышел. Олегу оставалось хлопать глазами. И этот контакт не удался.

10. «ДУБЛЬ-ДУБ» В ДЕЙСТВИИ

«Наконец это свершилось. После дней волнений и переживаний». Так пишут в романах. В жизни это не так. Никто не замечал проходящих дней, не было волнений и переживаний. Была работа и некоторый психоз. И была еще Государственная комиссия. Комиссия принимала «Дубль-дуб».

…Олег сидел, привалившись к стен», прикрыв глаза и почти не слушая шефа. Все, о чем тот говорил, Олег себе прекрасно представлял словно наяву.

– …в его основу заложен эффект Зиннемана-Холина, заключающийся в том, что…

…Пять лет назад, когда Олег пришел в институт с новеньким дипломом, он не знал, что ему придется заниматься не только логическими схемами. О моделировании процессов в ДНК шли лишь общие разговоры. Потом эти разговоры оформились в идею, которая, правда, так никому и не понадобилась. Внезапно открылось новое направление. Впрочем, тоже не внезапно, поскольку работа над повышением емкости хранилищ информации продолжалась свыше года…

– …возможность считывания информации непосредственно с молекулярных ячеек памяти не ограничивается одной стороной. Поскольку мы имеем доступ к информации на молекулярном уровне…

…Волнение шефа можно оправдать – он докладывает плоды трехлетней работы всей лаборатории, однако достоверности пока маловато. Может, и не стоило так спешить, хотя… срок работы истекал.

Шеф обожал независимость абсолютно во всех вопросах, поэтому и пришлось Олегу два года назад стажироваться по нескольким институтам и клиникам. Об этом он тоже не подозревал, придя по назначению в этот НИИ. Микробиология, нейрохирургия, анатомия животных наконец. Из всех этих наук Олег черпал самые что ни на есть практические навыки. Он препарировал червей, вскрывал черепа лягушек, белых мышей, кроликов…

В конце концов новоявленный «хирург» научился довольно сносно оголять определенные участки мозга, вживлять электроды.

Сейчас Олег даже удивляется, как у него хватило терпения копаться в этом. Хорошо, что шеф с самого начала объяснил Олегу конечную цель его занятий.

– …очень слабые потенциалы поступают на вход нелинейного усилителя. Немалая проблема состояла в том, чтобы избавиться от собственных шумов, связанных с деятельностью других отделов мозга. Узкополосный частотный фильтр на криотронах только частично разрешал эту проблему…

«Частично». Скругляет углы шеф. Усиливает значимость работы. Что ж, перед Госкомиссией это не вредно. Авось на премию вытянем. Если бы он еще упомянул о том, как мы возились с блоками выхода…

– …К отчету приложены также отзывы: доктора физико-математических наук, профессора И.П.Замойского и доктора биологических наук С.М.Тарасова. Если у членов комиссии нет вопросов по докладу, можно перейти к демонстрации.

При этих словах Олег встрепенулся: демонстрировать-то ему. «Ну, милая, не подведи!»

Олег достал из клетки белую мышь, погладил ее – спокойно, Альба, спокойно! – укрепил в станочке, подключил электроды. Блок уже прогревался, можно было давать высокое.

Все действия Олега были заученно-автоматическими:

Щелк! – включен усилитель.

Щелк! щелк! – фильтры и осциллоскоп.

Щелк! – звуковой выход.

Щелк! – видеоконтроль.

Еще минута на стабилизацию – и экран засветился, по нему забегали смутные тени. Олег медленно повел ручкой верньера, изображение прояснилось, из динамика послышался характерный шум.

Олег знал, что будет потом, до мельчайших подробностей, но все-таки напряженно всматривался в экран. Краем глаза он заметил, как члены комиссии встали со своих мест и окружили установку. Ближе всех протиснулся моложавый профессор, кажется, из института биоинформации.

Из динамика послышались звуки шагов, и Олег увидел на экране свое лицо. «Альба, Альбочка, кушать пора!», и тотчас же раздался звонок. Весь экран заслонила кормушка. Изображение задергалось, потом пропало. Опять звуки шагов, голос Олега, звонок, и изображения пошли в той же последовательности.

– …это необходимо для чистоты эксперимента, – услышал Олег голос шефа.

Подошла Людочка в белом халате и залепила глаза и ушки Альбы лейкопластырем. Олег нажал кнопку «Сброс», затем «Пуск», и все повторилось.

Он не вслушивался, о чем приглушенно говорили члены комиссии, он думал только о декатронах, лишь бы они выдержали, Он даже слегка уменьшил напряжение, но стали вдруг выпадать кадры, и от этого варианта пришлось отказаться.

Наконец, демонстрацию можно было закончить. Олег все выключил и освободил Альбу.

– Простите, – раздался вкрадчиво-умиленный голос (Люндовский, нейрофизиолог, отметил про себя Олег), – проводились ли испытания установки на низших животных? На беспозвоночных, например…

– На первой стадии разработки. Мы использовали для этой цели червей планарий.

– Интересно, как выглядела в таком случае извлеченная информация?

– Могу вас заверить, Григорий Соломонович, что таких впечатляющих результатов не было. Мы даже решили, что выбрали неверный путь. Впрочем, можно это продемонстрировать. Олег Павлович, в препараторской, кажется, сохранились еще планарий?..

Чертыхаясь, Олег кинулся в препараторскую и с ходу налетел на свой рюкзак. «А чем хуже наши простые дождевые черви?» В душе благодарный племяннику, он выбрал из баночки самого жирного червя. «Как на пескаря». Привычно зажал в штативе, подвел под микроскоп, вонзил в червя микронные платиновые иглы-электроды и торжественно вернулся к установке.

Комиссия оживлено обсуждала результаты, на Олега никто не обратил внимания. Он быстренько подключил электроды к блоку, опять – щелк, щелк, щелк, – экран не светился, динамики молчали. Для очистки совести Олег подстроил преобразователь дал максимальное усиление…

Из динамика послышались неясные, булькающие звуки, будто выливалась жидкость. Потом что-то или кто-то прокашлялся и… Олег не поверил своим ушам.

– Каждая формула эквивалентна некоторой предваренной формуле, если верить теореме Эрбрана – Генцена… – донесся до Олега сквозь ритмичное потрескивание знакомый голос.

Олег слегка оторопел, кинулся к усилителю, крутанул потенциометр на видеоконтроле – экран по-прежнему был темным, убавил напряжение. А в динамике невозмутимый голос Прони ворчливо бубнил:

– Каждая формула эквивалентна».

Потом Олег никак не мог восстановить в памяти последовательность событий. Запомнилась рука шефа, нервно вырубающая высокое напряжение, недоуменно улыбающиеся лица членов комиссии, широко открытые глаза Люды и ехидный голос Люндовского: «Ваши планарии уже за логику принялись?».

К счастью, члены комиссии ценили юмор и приняли происшедшее за шутку. Свои тоже поняли это как шутку, правда, довольно неумную и неуместную. Олег не стал никого разубеждать, поскольку ему еще самому предстояло разобраться в этом фокусе.

11. «Я ЦАРЬ – Я ЧЕРВЬ!»

Речь младшего научного сотрудника О.П.Крамова на мини-банкете по случаю приема Госкомиссией системы «Дубль-дуб»

Уважаемый Борис Львович, дорогие коллеги и коллегии!

Не стану повторять те в высшей степени справедливые слова, которые были произнесены предыдущими ораторами и ораторшами, (Реплика с места: Крамов, не растекайся мыслью по древу!) Я лишь вкратце остановлюсь на некоторых философских аспектах данного эксперимента. (Одобрительные звуки: у-у-у!)

Мы – практики. Изящной дубинкой эксперимента поверяем мы крепость дерзких вопрошений человеческого духа. «Cogito ergo sum» – блестящее воплощение априорного отношения к разуму. Разум! Нет ничего могущественнее его. (Женский голос с места: А любовь?)

– Вопрос поставлен некорректно, поэтому оставляю за собой право прояснить его в личной беседе где-нибудь в парке под аккомпанемент соловья. (Смех, оживление.)

 
Я связь миров повсюду сущих,
Я крайня степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна божества;
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь – я раб – я червь – я бог!
 

Так сказал старик Державин еще в восемнадцатом веке. С тех пор мы жутко поумнели, а заодно научились с неиссякаемым юмором относиться к забавнейшему из имеющихся в распоряжении человека орудий – собственной голове. Заметьте, еще никто и никогда не жаловался на то, что он не умен. Легко признаются во множестве недостатков – сердцебиениях и колотье под ложечкой, охотно обсуждают животрепещущие вопросы облысения и зубной боли. Зато насчет своего мозга каждый глубоко убежден, что уж там-то все в порядке. Лишь изредка посетуют на плохую память, не связывая это, однако, с тем, как вообще варит котелок. (Мрачный голос с места: Ну, у тебя-то котелок варит! – Смех.)

Оглушать свой мозг алкоголем, угнетать его никотином – у нас в порядке вещей. (Голос с места: Олег, это уже ханжество!) О, конечно, всем известны эти прописные истины! Но каждый уверен, что его они не касаются, что его-то любимый мозг с честью выйдет из любой передряги. Ваш покорный слуга в этом смысле не исключение. И даже позволяет себе подпаивать какого-нибудь полутемного Проню в надежде, что мозг последнего выдаст хранящуюся в нем информацию. (С места: Это ты о чем?)

– Ладно, замнем для ясности. (Женский голос: Кончай выступать!)

– Наш любимый «Дубль-дуб», за который я с большим чувством поднимаю эту маленькую мензурку, – инструмент в высшей степени объективный и беспристрастный. Но он – аппарат бескрылый. (Реплика: Он не аэроплан! Здоровый смех.) «Дубль-дуб» показал лишь то, о чем мы догадывались, что мы знали и до него. Он извлек и продемонстрировал имеющуюся информацию, а нам гораздо важнее информацию вложить. (Голос с места: Крамов, если ты через минуту не закруглишься, мы тебе вложим.)

Резюмирую. Лишь несовершенные способы введения информации тормозят поточное производство эрудитов и гениев. Дайте мне информацию, и я переверну мир! (Пьет из мензурки. Вежливые хлопки).

Речь следующего оратора начинается словами: – Достопочтенный Олег Павлович развернул перед нами головокружительную картину превращения червя последовательно в раба, царя и бога…

О.П.Крамов с места: – А если в него заложить информацию? (Женская рука закрывает ему рот. О.П.Крамов, как галантный кавалер, целует ладонь.)

12. СОН В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ

Полчаса прогулки взад и вперед по платформе в ожидании последней электрички пошли Олегу, на пользу. Теперь он был в состоянии обдумать события минувшего дня.

Конечно, на первом плане была не приемка блока «Дубль-дуб». Олег пока никак не мог себе объяснить, что же произошло в конце испытаний. Почему вдруг обычный дождевой червяк выдал такую нелепую, неизвестно откуда взявшуюся информацию и именно голосом Прони. Этот вопрос несколько испортил приятные воспоминания о прогулке с Людочкой.

«Ну, вспомним. Я пошел в препараторскую, наткнулся на рюкзак. В нем, помимо прочего, были черви, заготовленные Андреем для рыбалки… Стоп! Андрей… Где он копал червей? Кажется, он говорил, что…»