Текст книги "Ось"

Автор книги: Роберт Чарльз Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Началась швартовка, и Турку пришлось уйти с палубы. Швартовка крупнотоннажных судов к Берегу Лома заключалась попросту в том, чтобы направить судно на отмель и там его оставить. Все остальное делали могильщики, набрасывавшиеся на корабль, как только его покидал экипаж. Сталь отправлялась под пакетировочные прессы, расположенные тут же на побережье чуть южней. Из километров проводов и труб добывался алюминий, который затем продавался на вес. Даже судовые колокола и те, как рассказывали Турку, предлагались затем местным буддийским храмам. В Экватории любая вещь, сделанная человеческими руками, на что-нибудь да пригождалась. То, что «швартовка» такой громадины, как «Пустельга», будет действом довольно жестоким, никого не волновало. Ни один из этих кораблей уже никогда никуда не поплывет.

Как только проревел гудок, Турк направился в трюм. Там сидел среди прочих ухмыляющийся Томас. Турк уже успел полюбить от души его ухмылку, диковатую с виду, зато непритворную.

– Вот «Пустельге» и конец, – сказал Томас. – Мне скоро тоже. Сколько веревочке ни виться… верно я говорю?

– Мы еще даже не на берегу, – ответил Турк.

Скоро капитан опустит рычаг, отдаст приказ машинному отделению и направит корабль на берег – пошлет на смерть. Двигатель остановят в последний момент. Нос корабля проделает в песке огромную рытвину. Ее залижет песком первый же прилив. Экипаж сбросит веревочные лестницы и заспешит по ним вниз, следом спустят ранцы со снаряжением. А Турк сделает свой первый шаг по земле Нового Света, по мокрому песку Берега Лома. Через месяц от «Пустельги» не останется ничего, кроме воспоминаний и нескольких тысяч тонн железного лома.

Любая смерть – рождение, – сказал Томас. Он был достаточно стар, чтобы в его устах такие вещи не звучали смешно.

– Мне этого не понять.

– Брось. Ты вообще странный человек. Так много понимаешь и так мало говоришь. «Пустельги» сейчас не станет. Зато вот ты попал в Новый Свет. Одно умрет, другое родится.

– Ну, если таково твое мнение…

Турк почувствовал ногами биение допотопного сердца танкера. Скорее всего он рассыплется на куски, как только сядет на мель. Все оборудование, которое могло упасть во время швартовки, было уже закреплено, кое-что демонтировано и отправлено на берег на шлюпках – вместе с частью экипажа.

– Хорош! – закричал Томас, когда вибрация стала слишком ощутимой, дрожала палуба и ножки кресел. – Что-то мы быстро идем, вам не кажется?

Должно быть, сейчас корабль уехал носом в воду и выныривал, как бывало с ним во время штормов. Только теперь они были уже не в открытом море. Они неслись прямо к пустому участку берега, готовому к гибели корабля.

Суша стремительно приближалась. Капитан переговаривался по радиосвязи с лоцманом, в обязанности которого входило корректировать курс, он же должен был в нужный момент передать команду заглушить двигатель.

Скорей бы уж все закончилось, думал Турк. Матросская жизнь была ему, в целом, по душе. Но когда до запланированного кораблекрушения остаются секунды, поневоле станет не по себе…

– Ты раньше с таким сталкивался?

– Лично я – нет, – отвечал Томас. – Но однажды видел такое в Индии, недалеко от Гоа. Старый контейнеровоз выбросился на мель. Вроде нашего, только поменьше. Это была просто песня. Видел, как черепахи карабкаются, чтобы яйца отложить? Вот и он так же… Понимаю все, что ты сейчас переживаешь. Но это не настоящая жестокость. Жестокость – другое.

Прошло несколько минут. Томас взглянул на часы, болтавшиеся как браслет на его худом запястье, и сказал:

– Пора заглушать машину.

– Ты засекал время?

– У меня есть глаза и уши. Я помню, где мы стояли, и могу на слух определить скорость.

Может, это и было очередным кокетством Томаса. А может – и правдой. Турк вытер вспотевшие ладони об коленки. Какие тут могут быть сбои? Чисто баллистический расчет…

Что произошло, он узнал только потом. В решающий момент капитанский мостик оказался обесточенным – из-за отказа чего-то или замыкания в изношенной проводке. Капитан не мог ни услышать указаний лоцмана, ни передать их машинистам. «Пустельга» должна была продолжать движение по инерции, но вместо этого врезалась в берег на полном ходу. Турка выбросило из кресла. Корабль коснулся земли и стал картинно заваливаться на правый борт. Висящий на стене стальной шкаф со столовыми приборами сорвался и полетел прямо на Турка. Он был величиной с гроб и примерно такой же тяжести. Турк ни за что не успел бы отскочить, если бы не Томас, как по волшебству оказавшийся прямо перед ним. Чудом сохраняя равновесие, он схватился за угол грохочущего ящика, пытаясь его удержать. Потом повалился в кресло. Корабль замер, и его машина наконец, по милости судьбы, тоже. По телу «Пустельги» пронеслась предсмертная старческая судорога. Готово. Пришвартовались.

Всё хорошо, кроме…

Кроме Томаса, принявшего на себя весь удар стального шкафа. Его левая рука была раскроена до локтя, в ране виднелась кость.

Томас ошарашенно сидел, опустив раненую руку на колени. Его штаны уже пропитались кровью. Турк сделал жгут из носового платка, попросил Томаса постараться не орать благим матом и побежал за помощью. Минут десять он не мог найти ни капитана, ни его помощников.

Выяснилось, что корабельный врач уже на берегу, а в аптечке не оказалось никаких лекарств, только бинт. Томаса пришлось спускать с палубы в люльке, наспех связанной из веревок. Для облегчения боли не нашлось ничего, кроме пары таблеток аспирина. Капитан отказался взять на себя ответственность за несчастный случай, забрал у босса и могильщиков причитающуюся ему сумму и еще до заката уехал на автобусе в Порт. Так что Турку пришлось одному ухаживать за Томасом. Ему удалось уговорить какого-то сварщика-малайца, возвращавшегося с работы, позвать врача или кого-то, кто сошел бы за медика в этой части света. Худощавый малаец сказал на ломаном английском: она женщина и хороший доктор. Американский доктор, очень добрый к рабочим. Врач, хотя и была белой, уже много лет жила в рыбацкой деревушке минангкабау [8]8
  Минангкабау – одна из коренных народностей Суматры.


[Закрыть]на этом берегу неподалеку.

Он сказал: «Ее зовут Диана».

ГЛАВА 6

Турк рассказал Томасу о Лизе, не слишком вдаваясь в подробности. О том, как они сблизились, заблудившись в горах. Как он тосковал по ней потом, после возвращения в город, когда Лиза решила порвать с ним отношения. Как они снова оказались вместе в ту ночь, когда стал падать пепел.

Томас слушал его, сидя в своем стареньком драном кресле, прихлебывая пиво из зеленой бутылки и блаженно улыбаясь, словно все эти бури жизни были от него где-то за тридевять земель.

– Судя по твоему рассказу, ты не очень хорошо знаешь эту девушку.

– Чтобы кому-то верить, необязательно его хорошо знать. А ей я верю.

– Прямо так уж и веришь?

– Да.

Томас собрал в пригоршню свои мешковатые джинсы в паху:

– Вот чему ты веришь. Все моряки одним миром мазаны.

– Это не то.

– Это всегда не то. И всегда то. Так с какой целью ты мне о ней рассказываешь?

– Я хотел, если ты не против, тебя с ней познакомить.

– Со мной? Турк, я тебе папаша, что ли?

– Нет, но ты… ты не такой, каким был раньше.

– Не понимаю, при чем тут это?

Турку приходилось очень осторожно касаться этой темы. Он боялся нечаянно задеть Томаса.

– Одним словом… она интересуется Четвертыми.

– О Господи. – Томас закатил глаза. – Интересуется?..

– У нее есть на то причины.

– И ты хочешь представить ей меня в качестве образца номер один, я верно понял?

– Нет. Мне бы хотелось сделать так, чтобы Лиза смогла поговорить с Дианой. Но прежде мне нужно узнать твое мнение о ней.

* * *

Диана, «западный доктор» – или медсестра, как она упорно предпочитала себя называть, – спешно прибыла из деревни на севере, чтобы осмотреть Томаса.

Сначала Турк был настроен к ней недоверчиво. Как он подозревал, в Экватории, тем более в такой глуши, никто ни у кого не проверял дипломов и лицензий. Всякий, у кого есть клизма и бутылка дистиллированной воды, смело мог бы назваться здесь врачом, и боссы могильщиков с Берега Лома охотно привечали бы такого врача. Тем более если он не просит денег за лечение, независимо от его результатов. Турк сидел с Томасом в пустой хижине, куда должна была прийти Диана, время от времени занимая его болтовнёй, пока старик не уснул. Несмотря на то, что из-под самодельной повязки до сих продолжала сочиться кровь. Хижина была из какого-то местного дерева вроде бамбука, плоскую жестяную крышу подпирали ободранные стволы, то расширяющиеся, то сужающиеся. Пахло несвежей едой, табаком и потом. Было жарко. Редкие вздохи тропического ветерка чуть шевелили москитную сетку, закрывающую дверной проем.

Солнце уже садилось, когда Диана поднялась наконец по дощатым ступенькам и, откинув сетку, ступила в хижину на шаткий помост, держащийся на нескольких брусьях. На ней была туника и широкие штаны из ткани, цветом и фактурой напоминающей некрашеный муслин. Она была немолода. Очень немолода. Ее светлые волосы казались почти прозрачным пухом.

– Кому требуется помощь? – спросила она, окинув хижину беглым взглядом. – И, пожалуйста, зажгите лампу, здесь ничего не видно.

– Меня зовут Турк Файндли, – сказал Турк.

– Это вам требуется помощь?

– Нет, я…

– Где больной?

Турк зажег масляную лампу и провел доктора за ширму, к желтоватому тюфяку, на котором спал Томас. Жужжание насекомых снаружи становилось все громче. Турк никогда не ожидал такого от насекомых, но это гудящее стальное стаккато нельзя было спутать больше ни с чем. С берега доносился еще стук молотков, грохот железа, пыхтение и завывание дизелей.

Томас похрапывал в забытьи. Диана с отвращением посмотрела на кое-как повязанный окровавленный бинт.

– Что случилось?

Турк рассказал ей про неудачную швартовку «Пустельги».

– Выходит, он пожертвовал собой ради вас?

– Ну, собой не собой, но куском руки точно.

– Счастливый вы человек. Всем бы таких друзей.

– Пожалуйста, посмотрите, что у него с рукой… А там будет ясно, счастливый я человек или нет.

Она потрогала Томаса за плечо. Тот открыл глаза и немедленно выругался – старинной, жгучей, как перец, креольской похабщиной. Потом попытался сесть, но у него ничего не вышло.

– А это что еще, б…, за старушенция?

– Я медсестра. Успокойтесь. Кто делал вам перевязку?

– Какой-то козел на корабле.

– У него это получилось крайне неудачно. Можно, я осмотрю вашу руку?

– Я думаю, он это делал впервые в жизни. Он… ё-мое!.. Отец небесный!.. Турк, это правда медсестра?!

– Не ведите себя как маленький, – сказала Диана. – И лежите смирно. Я не смогу вам помочь, пока не пойму, в чем дело. – Она помолчала, продолжая осмотр. – Ясно… Вам повезло, что артерия не задета. – Она достала из сумки шприц и наполнила его. – Это обезболивающее. Сейчас сделаем вам укол. Потом промоем рану.

Томас было принялся негодовать, но больше для виду. После укола ему заметно полегчало.

Турк отошел в сторону, чтобы освободить место Диане, – хижина была совсем крохотной. Он попытался представить себе, на что похожа жизнь могильщиков судов.

Спать в ангаре, молиться, чтобы тебя не убило и не покалечило раньше, чем закончится годовой «контракт» и тебе выдадут обещанную зарплату вместе с билетом до Порта. По словам босса могильщиков, в лагере был официальный врач, но он приходил дважды в неделю и в основном для заполнения бумаг. Большую часть рутинной работы – скальпелем и иголкой – приходилось делать Диане.

Турк наблюдал за ней – за тем, как движется в такт ее движениям тень на прозрачной сетке. Диана была худощавой и двигалась с выверенной осторожностью, свойственной очень старым людям. И в то же время ее никак нельзя было назвать слабосильной. Она делала свое дело спокойно и сосредоточенно, иногда что-то бормоча себе под нос. Лет ей было примерно столько же, что и Томасу, – а ему можно было дать когда шестьдесят, когда семьдесят, когда и все восемьдесят.

Томас то и дело ругался, но уже не так свирепо – сказывалось действие обезболивающего. В хижине несносно пахло антисептиком, и Турк вышел за дверь. Уже почти стемнело. Неподалеку росло скопление цветущих кустов, ни на что не похожих. Их шестипалые листья чуть трепетали от бриза, а цветы были голубыми и пахли как клевер, корица или еще какие-то рождественские пряности. Вдали чуть светились, как фитильки, огни и костры Берега Лома. А за ним, отсвечивая бледно-зеленым фосфорическим светом, расстилался океан. Чужие звезды всходили на небо, начиная свой неспешный и величественный еженощный круг.

* * *

Диана закончила работу и сказала:

– Есть риск осложнений.

Она присела рядом с Турком на краешке бруса, поддерживающего пол на высоте примерно фута от земли. Промыть и зашить рану Томаса оказалось, судя по всему, делом непростым. Диана достала платок и вытерла пот со лба. У нее американский акцент, подумал Турк, – что-то южное, может, Мэриленд.

– Каких осложнений?

– Ну, особенно бояться нечего. Но в Экватории совсем другая микрофлора, чем на Земле, если вы понимаете, о чем я говорю…

– Может, я и выгляжу придурком, но не до такой степени невежда.

Диана рассмеялась.

– Прошу прощения, мистер… Как вас зовут?

– Файндли, но зовите меня Турком.

– Такого имени я, кажется, еще не встречала.

– Просто, мэм, я в детстве немного жил с семьей в Стамбуле. Вот и нахватался всего турецкого. С тех пор меня все зовут Турк. Так что вы имели в виду: Томас может заразиться каким-то местным заболеванием?

– На этой планете раньше не было людей. Ни гоминидов, ни приматов, ни кого-либо, хоть сколько-то генетически напоминающего нас. Поэтому большинство местных вирусов для нас безопасно. Но бактерии и грибки, как вы знаете, хорошо размножаются в любой теплой и влажной среде, в том числе и в человеческом организме. Здесь нет ничего такого, к чему мы не могли бы адаптироваться, мистер Файндли, – простите, Турк, – и ничего чересчур опасного и заразного для землян. И все же это не лучшая идея – отправиться в Новый Свет с совершенно расшатанной иммунной системой, и вдобавок – как в случае мистера Джинна – заработать здесь открытую рану, которую забинтует какой-то идиот.

– Может, ему надо было дать какие-нибудь антибиотики?

– Я и дала. Но местная микрофлора не всегда реагирует на обычные антибиотики. Поймите меня правильно. Его здоровью ничто особенно не угрожает, надеюсь, но всегда стоит подстраховаться. Вы его близкий друг?

– Не то чтобы очень близкий. Но, как я уже говорил, он пострадал из-за меня.

– Мне бы хотелось, чтобы он несколько дней побыл здесь под моим присмотром. Согласны?

– Конечно. Если только вы сами сумеете убедить его остаться. Я ему не сын, не родня, он меня не послушает…

– Куда вы собираетесь отправиться, если не секрет?

– В Порт.

– У вас есть там какой-то определенный адрес? Телефон?

– Нет, мэм. Я вообще здесь первый день. Пожалуйста, передайте Томасу, если он тоже соберется в Порт, что я буду по вечерам ждать его в клубе моряков.

– Передам, – сказала огорченно Диана.

– Или, может, мне вам позвонить?

Она повернулась к нему и долго, пристально на него смотрела. Словно стараясь заглянуть в душу. Ему уже делалось не по себе от этого взгляда.

– Хорошо, – сказала она наконец. – Я оставлю вам номер.

Она достала из сумочки карандаш и написала неровным почерком свой телефон на корешке билета Прибрежно-городской пассажирской компании.

* * *

– Она тебя испытывала, – сказал Томас.

– Знаю.

– Ну и чутье у этой бабы.

– Да, в том-то все дело, – ответил Турк.

* * *

В Порту Турк приискал себе жилище. Он жил на те небольшие деньги, что у него были, и каждый день наведывался в клуб моряков в надежде встретить Томаса. Но Томас все не появлялся. Поначалу это не очень беспокоило Турка. Томас мог быть где угодно. С его характером он вполне мог решиться и на переход через горы. Так что Турк, заказывая себе ужин и выпивку, тут же забывал о своем приятеле с «Пустельги». Так прошел месяц. Наконец Турк достал корешок билета и позвонил по номеру, оставленному Дианой.

Механический голос ответил: такого номера не существует.

Это всерьез его озадачило, а заодно и пробудило в нем чувство ответственности. Денег у него осталось совсем чуть-чуть. Он собирался устроиться наладчиком на трубопроводы и все же решил перед тем съездить на Берег Лома. Один из боссов могильщиков помнил его в лицо. Он сказал, что Томас заболел, и очень серьезно, но у них, конечно, не было ни времени, ни возможностей возиться с каким-то старым больным матросом, поэтому Диана и рыбаки-минанги отвезли Томаса к себе в деревню.

У выезда на шоссе находился китайский ресторанчик с жестяной крышей. Турк поужинал в нем, после чего поймал очередную попутку. Водитель, агент какой-то африканской торговой фирмы, ехал на север, к подковообразной бухте с крикливой рекламой, светящейся в долгих экваторианских сумерках. Он указал Турку на грунтовую дорогу, уходящую в лес, с указателем на странном языке, и сказал: «Деревня там». Турк прошел пару миль и к тому часу, когда звезды становятся ярче, а мошкара – назойливее, – добрался наконец до горстки деревянных домишек с крышами, настланными поверх буйволовых рогов. Неподалеку была лавка, где за столами, сделанными из кабельных катушек, пили кофе при свете фонариков люди в огромных тюрбанах. Он изобразил самую вежливую улыбку, какую мог, и спросил, как пройти к клинике доктора Дианы.

Один из местных улыбнулся в ответ и перевел остальным его просьбу. К Турку подошли двое крепких молодых людей. Один встал слева от него, другой справа. Он еще раз повторил свою просьбу, и один из них ответил по-английски:

– Мы вас проводим.

Они тоже улыбались, но Турку было не по себе от вида дружелюбных внешне, но строгих конвоиров.

* * *

Да, наверное, когда ты приехал, я находился в совершенной жопе, – сказал Томас.

– Еще какой, – подтвердил Турк. – А ты что, сам ничего не помнишь?

– Очень мало.

* * *

«Совершенная жопа» означала, что Томас лежал, изможденный до крайности, не вставая с постели и с трудом дыша, в комнатушке в большом деревянном доме, который Диана называла своей «клиникой».

Турка при взгляде на своего друга охватил ужас.

– Господи Иисусе, что с ним?

– Не волнуйтесь, – сказала ибу Диана, как называли ее в деревне. Видимо, это было каким-то местным почтительным обращением.

– Он умирает?

– Нет. Он выздоравливает… хотя внешне, понимаю, это выглядит довольно ужасно.

– Все из-за той раны?

Вид у Томаса был такой, словно ему вставили в горло шланг от пылесоса и высосали из него все внутренности. Турк никогда еще не видел настолько исхудалого человека.

– Нет, все гораздо сложнее. Присядьте, я вам сейчас объясню.

За окном клиники Дианы в деревне продолжалась шумная вечерняя жизнь. На карнизах покачивались светильники, откуда-то доносилась музыка, напоминавшая громыхание жести. У Дианы были электрический чайник и французская кофемолка. Она приготовила кофе – горячий и крепкий.

По словам Дианы, до последнего времени в клинике работали два настоящих врача. Это ее муж и еще одна женщина, по национальности минангкабау. Оба они недавно умерли, и Диана осталась одна. Все знания, какие у нее были, она приобрела, работая медсестрой. Этого было достаточно, чтобы клиника продолжала существовать: она была жизненно необходима не только для этой деревни, но и для дюжины соседних, не говоря уж о нищих могильщиках. В сложных случаях, когда Диана не могла помочь своими силами, она направляла пациентов в больницу Красного Полумесяца на севере побережья или в благотворительный католический госпиталь в Порт-Магеллане, хотя путь туда был неблизким. С колотыми и резаными ранами, несложными переломами, заурядными болезнями и расстройствами она отлично справлялась сама. Диана регулярно консультировалась с приезжающим врачом из Порта, который, понимая ее положение, заботился об обеспечении клиники основными медикаментами, стерильными бинтами и тому подобным.

– Так, может, лучше было отправить Томаса в Порт? – спросил Турк. – По-моему, он чувствует себя крайне неважно.

– Рана на руке – самая пустяковая из его проблем. Он говорил вам, что у него рак?

– Нет… О Господи! Быть не может.

– Мы перевезли его сюда, потому что в рану попала инфекция и началось воспаление. Но по первому же анализу крови я поняла, что дело куда хуже. Из диагностического оборудования у меня мало что есть, зато есть переносной флюорограф. Ему хоть и десять лет уже, но работает отлично. После флюорографии все стало окончательно ясно. Если бы Томас не попал сюда, он бы прожил очень недолго. Как вы знаете, рак не принадлежит к числу неизлечимых заболеваний, но ваш друг слишком долго не обращался к врачам. У него были уже очень глубокие метастазы.

– Он умрет?

– Нет. – Диана помолчала и еще раз посмотрела на Турка тем же пронзительно странным взглядом. Он сделал усилие, чтобы не отвести глаз. Это напоминало игру в кошки-мышки.

– Я предложила ему не совсем традиционное лечение.

– Какое, что-нибудь вроде облучения?

– Я предложила ему пройти курс четвертого возраста.

Турк на миг лишился речи. Из-за окна по-прежнему доносилась музыка – что-то невыносимо немелодичное, напоминающее беспорядочные звуки ксилофона, пропущенные через дешевый динамик.

– Вы это можете?..

– Могу. Я это сделала.

У Турка промелькнула мысль: «Вот это да, ну я и влип!» И как теперь из этого выбираться с наименьшим ущербом для своей шкуры?

– Как я понимаю, здесь это не запрещено…

– Вы ошибаетесь. Просто здесь легче это скрыть. Но нужна осторожность. Лишние десятилетия жизни, сами понимаете, лучше не афишировать.

– Вы же могли мне этого и не говорить…

– Не могла. Потому что Томасу, когда он встанет на ноги, понадобится определенный уход. И потому, что вы производите впечатление человека, которому можно доверять.

– Как вы об этом догадались?

– Хотя бы по тому, что вы приехали сюда из-за него. – Она улыбнулась, и Турк смутился. – Интуиция, основанная на опыте, назовем это так. Вы понимаете, что курс Четвертых – это касается не только долголетия? Марсиане с очень большой осторожностью относились ко всему, что связано с вторжением в генетику. Они не хотели создать касту влиятельных стариков. Курс Четвертых одно дает, другое отнимает. Дает лишние тридцать – сорок лет жизни, и наглядный пример тому – я сама, если вы еще не догадались. Но он также кое-что изменяет в человеческом устройстве.

– В устройстве? Человеческом? – ошарашенно переспросил Турк.

Ему даже с трудом давались слова. Он никогда еще не разговаривал с Четвертыми, разве что – сам того не подозревая. А эта женщина утверждает, что она одна из них. Сколько же ей на самом деле? Девяносто? Сто?..

– Что, я выгляжу так страшно?

– Нет, мэм, совсем нет, но…

– Правда не страшно? – Она продолжала улыбаться.

– Я просто…

– Турк, я хотела сказать… Я уже много лет Четвертая. Все мы гораздо более восприимчивы к определенным нюансам общения и поведения, на которые обычные люди не обращают внимания. Как правило, я способна различить ложь и притворство – по крайней мере, говоря с человеком лицом к лицу. Но против искренней лжи у меня нет защиты. Я не всезнающая, не какая-то особенно мудрая и не умею читать мысли. Самое большее: у моего детектора вранья немного пониже порог распознавания. А так как любая община Четвертых всегда в осадном положении – из-за полиции, из-за бандитов или из-за тех и других сразу, – этот навык нередко бывает полезен. Я не настолько знаю вас, чтобы сказать, что я вам доверяю, но достаточно вижу вас, чтобы сказать, что мне хочется вам доверять… Понимаете?..

– Наверное, да. В том смысле, что у меня нет никаких предубеждений насчет Четвертых. Я вообще раньше мало об этом думал…

– Теперь придется расстаться с этой блаженной невинностью. Ваш друг не умрет от рака, но ему нельзя оставаться здесь, и к тому же ему предстоит долгая адаптация. Я бы хотела передать его на ваше попечение.

– Мэм… Диана… я понятия не имею, как ухаживают ж больными. А тем более за Четвертыми.

– Он совсем недолго проболеет. Но ему нужен будет заботливый друг. Согласны ли вы стать таким для него?

– Конечно, согласен… попробую… Хотя, может, все-таки лучше не я? Тем более что я сейчас в трудном положении, и финансовом, и вообще…

– Если бы было еще к кому обратиться, я бы вас не просила. То, что вы приехали сейчас сами, – уже подарок судьбы. – Она помолчала и прибавила: – И если б я не хотела, чтобы вы меня нашли, меня было бы гораздо труднее найти.

– Я пытался позвонить, но…

– Мне пришлось отказаться от прежнего номера. – Она нахмурилась, но не стала дальше продолжать.

– Ладно… – (Какой к черту „ладно“! – подумал он.) – Я и перед бездомным псом в грозу двери не смог бы захлопнуть.

Она снова улыбнулась.

– Я так и думала.

* * *

– Ну, теперь-то ты уже поболее знаешь о Четвертых, – сказал Томас.

– Не уверен, – ответил Турк. – Ты у меня единственный живой образчик Четвертых перед глазами. Честно говоря, не слишком вдохновляющий.

– Она так и сказала тебе: детектор вранья?

– Примерно так. А ты что об этом думаешь?

Томас оправился от болезни – по существу, от генетической перестройки, в которой и заключается курс четвертого возраста, – довольно быстро, как и предсказывала Диана. С психологической адаптацией дело обстояло иначе. Он прибыл в Экваторию, чтобы здесь умереть, а вместо этого получил еще три или четыре десятилетия жизни, на которые у него не доставало ни четких планов, ни желаний.

Зато физически он приобрел прекрасную форму. Уже через неделю после выздоровления Томас выглядел заметно помолодевшим. Его петляющая походка сделалась увереннее, есть он стал за двоих. Турку было так странно наблюдать за этим – словно Томас сбросил с себя старое тело, как змея сбрасывает кожу. «Да я это, блин!» – повторял он всякий раз, когда Турку становилось не по себе от пропасти, разделяющей прежнего и нового Томаса. Он откровенно наслаждался вернувшимся здоровьем. Единственный минус, по его словам, заключался в том, что после восстановления тканей исчезли татуировки. В этих татуировках была записана половина истории его жизни.

– Ты хочешь знать, есть ли и у меня какой-то супердетектор вранья? Ну, с точки зрения обычных людей, может, и есть. Все-таки уже десять лет прошло… А ты что думал?

– Не знаю. Мы же с тобой об этом почти не говорили.

– И правильно, что не говорили. Мне так было проще.

– Ты тоже сразу понимаешь, когда тебе врут?

– Умного из дурака никакими таблетками не сделаешь. А я и не шибко умен, и детектора лжи никакого у меня нет. Но я обычно чувствую, когда кто-то старается мне что-то внушить.

– Потому что, как мне кажется, Лизе врут. Сама она интересуется Четвертыми из искренних побуждений. Но ее могут использовать. Зато, с другой стороны, она знает кое-что, что могло бы пригодиться Диане.

Томас помолчал, потом опрокинул залпом весь остаток пива и поставил бутылку на столик. Его испытующий взгляд живо напомнил Турку аналогичный взгляд Дианы.

– Ты оказался в довольно трудной ситуации, – сказал он.

– Я сам знаю, – ответил Турк.

– Может запахнуть жареным.

– Этого я и опасаюсь.

– Можно, я немного подумаю, прежде чем тебе что-то отвечать?

– Конечно.

– Ладно. Попробую навести справки. Позвони мне через пару дней.

– Буду тебе очень признателен. Спасибо.

– Погоди благодарить, – сказал Томас. – Может, я ещё передумаю.