Текст книги "Повседневная жизнь Стамбула в эпоху Сулеймана Великолепного"

Автор книги: Робер Мантран

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Религия

Жизнь всякого доброго мусульманина (а турок, без сомнения, добрый мусульманин, истово правоверный) подчинена ритму отправления религиозных обрядов, причем ритму как каждодневному, так и годовому. Ритуальные предписания обязывают его творить молитвы ежедневно, а также совершать большое пятничное коллективное моление, отмечать религиозные праздники, рассыпанные по страницам мусульманского календаря. Множество повседневных актов не только окрашено религией, но, более того, проникнуто религиозным духом. Преподавание основывается на принципах Корана, и первое, что ребенок заучивает наизусть даже еще не в начальной школе, а в кругу семьи, это – стихи Корана.

С отрочества благочестивый мусульманин обязан читать молитву ( намаз) ежедневно пять раз в четко установленные сроки: сабах(утро) – на заре, когда еще невозможно отличить черную нить от белой; ёглеили ойле(полдень); икинди(послеобеденная) – три часа спустя после предыдущей; акшам(вечер) – перед заходом солнца; ятсы– когда день полностью переходит в ночь, то есть спустя один или два часа, в зависимости от времени года, после захода солнца. О том, когда мусульманин должен приступить к молитве, его извещает эзан(призыв к молитве) муэдзина с балкона минарета. Упомянутые молитвы служат для мусульман как бы вехами, делящими течение дня на примерно равные части. Молитвы сабах, акшам и ятсы обычно читаются дома: небольшой молитвенный коврик с вытканным на нем изображением михраба(внутренней ниши в мечети, указывающей направление к Мекке) расстилается по полу так, чтобы это изображение действительно было направлено к Мекке; правоверный, предварительно разувшись, становится на нем на колени и произносит соответствующую времени дня молитву. Молитвенный обряд может совершаться как индивидуально, так и коллективно. В последнем случае все мужчины данного дома собираются вместе в селямлике (и, соответственно, женщины в гареме) для его выполнения. Ёгле (ойле) и икинди читаются, как правило, по месту работы или в ближней к нему мечети. Иногда ремесленники, входящие в одну и ту же корпорацию, сходятся для совершения молитвы сабах на ближайшей к месту их работы площади или в соседней с ним мечети. Не существует предписания, безоговорочно требующего чтения всех пяти молитв: обычный мусульманин обычно читает в течение дня только три из них – сабах, икинди и акшам, и лишь наиболее благочестивые правоверные выполняют свой молитвенный долг полностью.

В отличие от этих ежедневных молитв, совершаемых индивидуально или коллективно в любом ритуально чистом месте (на подметенной площади, в пустыне и т. д., включая, конечно, и мечети), главная пятничная молитва (то есть читаемая по пятницам) требует присутствия всех верных именно в мечети, причем это коллективное молебствие происходит под руководством имама. Эта молитва сопровождается комментариями стихов Корана и иногда проповедью, в ходе которой хатиб(проповедник) в особой ее части ( хутбе) должен молить Всевышнего излить свои милости и щедроты на султана. Присутствие на пятничной молитве для всех мусульман обязательно. Перед тем как войти в священное здание, верующий должен очистить себя посредством омовений – омовения лица, кистей рук, предплечья и ступней ног. Этой цели служат фонтаны, большие и маленькие, во дворе мечети или вдоль ее стены. Мусульманин, оставив свою обувь у двери, входит в молитвенный зал, становится на колени лицом к михрабу и произносит молитвы, сопровождая их ритуальными изменениями положения тела ( рик’а) ^{370} .

Женщины могут принимать участие в упомянутых молитвах, совершаемых в мечетях. Они входят в мечеть (разумеется, под покрывалом), но не смешиваются с мужчинами, для которых срединная часть пространства святилища, собственно, и отведена. Женщины становятся по сторонам молитвенного зала, отделенным от основного пространства невысоким барьером ( максура), или занимают места на трибунах второго этажа (если таковые имеются, а имеются они только в больших мечетях). Немусульмане лишены, естественно, права входить в мечети, как и проникать в прочие священные для мусульман места; если для некоторых европейцев и делалось исключение, то это вследствие благорасположения к ним какого-либо влиятельного турка, при этом они должны были облачаться в традиционную мусульманскую одежду ^{371} .

Истовость благочестивых мусульман производит большое впечатление на западных наблюдателей: «Они гораздо более ревностно отдают долг их лжепророку и гораздо прилежнее являются в их мечети, чем мы, христиане, ходим в наши церкви, чтобы почтить Бога» ^{372} . «Те, кто увидит, с какой скромностью и почтением посещают они свои мечети, в каком глубоком молчании внимают своим проповедникам, должны испытать великий стыд, припомнив, что наши церкви служат удобным местом для болтовни прихожан во время богослужения» ^{373} . Подобные отзывы для западных путешественников вполне обычны, так что не приходится сомневаться в том, что турки – мусульмане искренние, набожные и твердо следующие заветам своей религии.

Среди этих предписаний имеются и такие, которые налагают на верующих исполнение весьма тяжких обязательств – тяжких, но тем не менее для всякого мусульманина совершенно неизбежных. Одно из них – строгое соблюдение дневного поста в месяц рамадан. Известно, что в течение всего этого месяца мусульманин должен полностью воздерживаться от еды и питья от восхода солнца до его заката: испытание, столь же тяжкое зимой, как и летом, имеет значение очищения и жертвы. Всякий мусульманин старше 14 лет должен соблюдать этот пост, за исключением больных такими недугами и страдающих такими увечьями, которые делают его опасным. Исключение делается и для тех, кто совершает длительное и тяжелое путешествие. Дю Луар, однако, замечает, что «во время марша османской армии, когда всё, казалось бы, позволено и когда занятие войной должно было бы потеснить, если не вытеснить, религиозную практику, – во время этого марша турецкие солдаты, преодолевая на своем пути пески Аравийской пустыни в пик летней жары, соблюдают пост столь же неукоснительно, как и те, кто отдыхает в собственном доме» ^{374} . Тяжкое испытание постом турки переносят с замечательной силой характера, к великому удивлению и восхищению людей Запада: «Ни высокое положение тех или иных персон, ни долгие и знойные летние дни, ни усталость от тяжкого труда не освобождают их от этого воздержания; им совестно ссылаться на недомогание, чтобы избежать исполнения обязанности; строгость, с какой они пост соблюдают, должна бы заставить покраснеть едва ли не большую часть христиан, а именно – тех, кто во время Великого поста выдумывает для себя такую болезнь, от которой никогда не страдал, и использует мнимую немощность как предлог, чтобы скрыть действительное отсутствие благочестия» ^{375} .

По поводу мусульманского поста много злословили, утверждая, что его соблюдают днем для того, чтобы поесть в свое удовольствие ночью. Говорить так – значит с легким сердцем забывать то, в чем мусульманин отказывает себе в долгие летние дни. А отказывает он себе даже в стакане воды – в Стамбуле, где жара царит с июня по октябрь! И в чем он отказывает себе зимой, когда приходится переживать холода на пустой желудок!

Хотя пост переносить тяжело, он все же включает в себя некоторые элементы компенсации. Задолго до наступления священного месяца каждая турецкая семья обзаводится съестными запасами и, более того, деликатесами и лакомствами. Все заранее накопленное постепенно потребляется как после захода солнца, так и в течение ночи, когда разговение служит предлогом для обмена визитами между семьями и знакомыми, причем в ходе совместных трапез принцип разделения полов, разумеется, сохраняет свою силу. Первый день поста – это тот, который следует за ночью, когда на небе после новолуния впервые появляется тонкий серп месяца: как только два свидетеля заявляют, что видели новорожденный месяц воочию, шейх-уль-ислам торжественно провозглашает начало месяца рамадан. Если небо покрыто облаками и наблюдение за ним затруднено, начало месяца переносится на следующий день. Перерыв в посте, или ифтар, объявляется каждый вечер, после того как устанавливается, что дневное светило покинуло небосклон. Этот торжественный момент оповещается грохотом барабанов, между тем как минареты освещаются гирляндами ламп, а муэдзины выкликают нараспев эзан. Всякий добрый мусульманин сначала читает молитву захода солнца и только потом разговляется. Ночь посвящается развлечениям ^{376} , в число которых входит и повторная трапеза, а также последующему сну, из которого правоверный выходит при новом барабанном бое, возвещающем, что солнце вскоре взойдет; тогда он съедает легкий завтрак, читает молитву – и вот он снова готов выдержать с приходом дня суровое религиозное испытание.

Вечером двадцать седьмого дня празднуется Ночь Предопределения ( кадир геджеси), годовщина той ночи, когда Пророку был явлен Коран, Божественное откровение. В эту ночь, согласно народному поверию, предопределяется жизнь правоверного на грядущий год. В начале ночи проходят торжественные моления в больших мечетях Стамбула, которые заполнены толпами верующих. После этой ночи остается всего два-три дня до окончания рамадана. Как и при его начале, появление на небе лунного месяца знаменует собой наступление нового месяца на земле – на этот раз шевваля. Два очевидца должны подтвердить это появление. Часто эта ночь называется Ночью Сомнения, так как атмосферные условия могут ведь и воспрепятствовать лицезрению новой луны на ясном небе; в последнем случае, к великому сожалению мусульман, провозглашение окончания рамадана переносится на двадцать четыре часа. Празднование этого торжественного момента в Турции называется шекер байрамы(праздник сластей), а у арабов – ’ид аль-фитр(праздник разговения), или аль-'ид ас-сагир(малый праздник). Празднества продолжаются три дня, сопровождаются совместными молениями, раздачей милостыни, увеселениями, обменом подарками – главным образом разнообразными кондитерскими изделиями – и опять-таки взаимными посещениями между родственниками и знакомыми.

На десятый день месяца зу-ль-хидджападает великий праздник жертвоприношения ( курбан байрамыили по-арабски аль-'ид аль-кабир, большой праздник): в каждой семье ее отец точно так же, как это делают паломники в Мина (недалеко от Мекки), приносит в жертву барана ритуальным способом, то есть повернув голову жертвы в сторону Мекки. В богатых семьях мясо барана раздается бедным, в бедных семьях оно съедается. Празднование курбан байрамы длится четыре дня – как и в ходе паломничества в Мекку, которым оно, кстати, и завершается ^{377} .

Среди прочих традиционных для Турции религиозных церемоний нужно прежде всего отметить ашуру, десятый день месяца мухаррема, который суннитам, или ортодоксальным мусульманам, служит напоминанием о том дне, когда Ной вышел из ковчега и изготовил из семи компонентов, которые смог найти, блюда, называемые ашура. Что касается шиитов, или неортодоксальных мусульман, то они вместе с этим праздником отмечают совпавшую с ним скорбную дату гибели двух сыновей Али, Хасана и Хусейна, причем особо выделяется убийство Хусейна при Кербеле в 672 году; шииты в этот день приготовляют двенадцать яств – в память о двенадцати имамах шиитской общины.

Верующий должен также праздновать день рождения Пророка (двенадцатого числа месяца раби’эввель): это праздник мевлид-и шериф, сопровождаемый коллективными молебствиями и чтением стихов из Корана, а также (иногда) поэм, сочиненных, чтобы почтить это событие. Мы особо не задерживаемся на таких обязанностях мусульманина, как раздача милостыни, паломничество и участие в священной войне. Милостыня входит в общее число налогов, уплачиваемых турками. Что не мешает мусульманину раздавать милостыню сверх того и от себя лично или жертвовать более или менее значительные суммы в пользу своей религиозной общины, или делать вклады в благотворительные фонды, или такие фонды создавать. Паломничество теоретически обязательно для каждого мусульманина, но практически осуществляется только теми, кто имеет на то средства; впрочем, Коран дозволяет любому мусульманину соучаствовать духовно в паломничестве в Мекку иного лица, которому он оказывает материальную помощь в совершении этого богоугодного дела. Возвращение из Мекки становится причиной празднества хаджи байрамы, в ходе которого вернувшийся паломник получает поздравления от своих друзей и соседей. Наконец, вопрос о священной войне (тема, по которой теологи продолжают дискутировать) решается султаном практически в том смысле, что это – война против неверных, безразлично, против христианского ли государя или же против главного еретика, персидского шаха ^{378} .

Религиозная жизнь турка не ограничивается чтением молитв и участием в больших мусульманских церемониях. Религиозным духом проникнута вся его повседневная деятельность и, по сути, вся его жизнь. Он не сможет прожить и дня, не повторяя молитв в назначенные сроки. Он не примется ни за какую работу, не сотворив перед тем молитву – чаще всего простую формулу басмала. Случайная встреча на улице с другом, приветствие хозяином дома гостя не обходятся без упоминания Аллаха. Но, самое главное, религией отмечены важнейшие события в лоне семьи: выше речь уже шла о браке и о рождении ребенка. Практика обрезания, хотя и не предписывается Кораном, тем не менее превратилась в религиозный обряд: только ребенок, прошедший его, становится настоящим мусульманином. Эта практика, семитская по происхождению, была воспринята от арабов и турками. Довольно долго было принято подвергать обрезанию не только мальчиков, но и девочек, но позднее операция над девочками постепенно вышла из употребления. Операция над мальчиками производится либо на седьмой день от рождения, либо на сороковой, либо по исполнении седьмого или восьмого года жизни. От раннего срока, в семь дней, турки, чем дальше, тем больше отказываются – отчасти и потому, что следует он еврейской традиции. Нужно, однако, отметить, что обрезание не сопровождается никакой религиозной церемонией, никакой особой молитвой. Это всего-навсего хирургическая операция, которую производит пришедший в дом «цирюльник-обрезатель» ^{379} , или сюннетджи, специалист, делающий свое дело быстро и ловко отточенной бритвой. Рана молодого пациента затем прижигается самыми примитивными способами – часто древесной золой. После чего выдержавший с честью операцию принимает поздравления своей семьи и друзей дома, соответствующие торжественному событию подарки, причем его стараются рассмешить, чтобы заставить забыть о своей боли. С этого момента (если ему семь-восемь лет) он покидает гарем, чтобы перейти в мужскую половину дома; и это обстоятельство наполняет его сердце чувством гордости ^{380} . В любой семье обрезание – повод к празднеству, но обрезание сына султана – это повод к грандиозному государственному празднеству, которое развертывается на Ипподроме, между тем как молодой принц получает подарки от столичных корпораций. Размах увеселений по случаю обрезания сына султана Мурада III Мехмета (будущего Мехмета III) в июне 1582 года или принцев Мустафы и Ахмета, сыновей Мехмета IV, 6 июня 1674 года вообще превосходил всякое воображение, и эти празднества остались в памяти жителей Стамбула надолго.

Похороны представляют собой религиозную церемонию, выраженную, пожалуй, наиболее ярко и с наибольшей силой. Обычай требует, чтобы голову умирающего повернули в сторону Мекки и над ним и ему в ухо читали шахаду, символ мусульманской веры, «свидетельство». После смерти тело покойного обмывают, ватными тампонами затыкают уши, ноздри, рот и облачают в саван из единого куска ткани, без швов. Похороны совершаются не позднее следующего дня после кончины: труп возлагается на особые носилки, покрытые тканью с надписями из стихов Корана, и мужчины на руках несут его до ближайшей мечети. В нее его не заносят, но оставляют тело либо перед ней, либо во дворе на особом камне, мусалла ташы; там имам или родственник усопшего читает над ним молитвы за упокой, некоторые стихи из Корана, иногда произносит прощальную речь ^{381} . После чего опять-таки на руках мужчин (многие мужчины по очереди сменяют один другого, так как такая помощь – дело благочестия) останки доставляются к месту погребения – либо на одно из больших кладбищ Стамбула, расположенных вдоль городской стены, либо на большое кладбище в Ускюдаре (если покойный еще при жизни выбрал это место), либо на маленькое кладбище в квартале (таких кладбищ много в старом Стамбуле), либо, наконец, в Эюб, где по соседству с гробницей знаменитого святого хоронят отличившихся благочестием мусульман. Могила делается по возможности просторной, и мертвый укладывается в нее с правой стороны, головой по направлению к Мекке. Сверху могильного холма ставят в вертикальном положении плитку и два камня – один в ногах, другой над головой – с надписью, состоящей из коранического стиха, имени и титула покойного. Если усопший при жизни занимал важный пост, то камень, установленный в голове, отмечается каменным тюрбаном, знаком его должности. Некоторые высокие персоны, особенно султаны, обретают вечный покой в тюрбе– шестигранной или восьмигранной гробнице, увенчанной куполом и украшенной внутри либо изразцами (как, например, тюрбе Сулеймана Великолепного), либо растительным орнаментом.

Турок, как и всякий мусульманин, не испытывает чрезмерного горя перед лицом смерти; напротив, он радуется тому, что усопший достиг рая, «садов Аллаха». Что не мешает ему молиться на могиле о ниспослании покойнику райского блаженства. Впрочем, этим заняты в основном женщины, которые по пятницам часто посещают кладбище. Кладбище помимо основной своей функции представляет собой приятное место для прогулок; оно обычно засажено высокими красивыми деревьями – особенно кипарисами, как в Ускюдаре.

Воспитание

С рождения и примерно до семи лет ребенок живет в гареме под попечением либо матери (если семья бедна), либо кормилицы; несколько повзрослев, он переходит под надзор «гувернантки» (если семья занимает достаточно высокое социальное и имущественное положение). Так или иначе, основная ответственность за его первоначальное воспитание лежит на матери: именно она следит за тем, чтобы ее ребенок, мальчик или девочка, был почтительным по отношению к своим родителям и усвоил элементы вежливости, столь высоко ценимой турками в общественных связях. С пяти лет он обучается некоторым молитвам и тому, как совершать ритуальные омовения. Мать или бабушка рассказывают ему традиционные турецкие сказки, истории, легенды, иногда басни. Он обычно сопровождает женщин, когда те отправляются в хамам или на кладбище; и прогулки эти – для него развлечение, вылазки во внешний мир из тесного мирка гарема и не столь уж просторного семейного сада. Но больше всего ребенок любит праздники, когда он, одетый во все новое, получает подарки и принимает участие в общем веселье.

Мальчик в гораздо большей степени привлекает к себе внимание и заботы, нежели девочка: ведь это именно на него возлагаются надежды и с ним связываются чаяния семьи. Вот почему он делает все, чего только ни пожелает, и все проказы сходят ему с рук Его не наказывают – самое большее, пожурят, причем не слишком сурово. Если он по какой-либо причине плачет – это большое событие, и все бросаются его утешать, произнося известные только женщинам заклинания. Таким образом, мальчик превращается в избалованное капризное дитя, которое смотрит на весь гарем как на свою прислугу. Это, очевидно, не лучшая система воспитания: в любом случае она взращивает в маленькой головке мысль о том, что женщины созданы лишь для того, чтобы со всей возможной преданностью и полной готовностью выполнять желания мужчины. Из этого общего жизненного правила он делает все же одно исключение – для своей матери, которая научила его чтить себя; и это чувство почтения он сохранит, пока она жива.

Что касается девочек, то заботятся о них меньше и их вовсе не балуют. Впрочем, до периода полового созревания они не знают и обычных для женщин запретов. До поры до времени они не носят вуали. В наименее обеспеченных семьях именно на них ложится обязанность делать мелкие каждодневные покупки, а для этого они, естественно, выбегают на улицу. Но с момента, когда в девочке начинают видеть девушку (а это случается иногда даже в десятилетнем возрасте), с прежней относительной свободой ей приходится проститься, и она отныне входит, без каких бы то ни было изъятий, в общую жизнь женщин дома.

Общепринято обучать девочек молитвам и основным принципам мусульманской веры, но на этом чаще всего и останавливается их умственное и духовное развитие. Только в богатых семьях воспитание девочек (а позднее и девушек) продолжается уроками музыки, пения, декламации избранных стихов и поэм. В семьях же среднего достатка и ниже их учат исключительно тому, как решать разнообразные задачи по ведению домашнего хозяйства, и вырабатывают у них соответствующие навыки. О том, чтобы девушка обучалась в школе или иных учебных заведениях, в описываемую эпоху не могло быть и речи. Если историки и летописцы той поры и отмечают появление нескольких образованных женщин, то эти редчайшие исключения лишь подтверждают общее правило. Женщины эти либо вышли из знатных семей, почерпнув образованность из «частных уроков», либо речь идет о невольницах европейского происхождения, которые в новой для них среде проявили знания, накопленные в годы юности на Западе.

От матери и бабушки ребенок познает все местные суеверия, узнает, где практически проходит рубеж между тем, что допустимо, и тем, что запретно; заучивает формулы, которые следует произносить при таких-то и таких-то конкретных обстоятельствах. Так он обучается, с одной стороны, традициям, которые полагается уважать и соблюдать, а с другой – «умению жить», которое как раз и включает в себя следование неписаным, но действующим обычаям и правилам, знание которых каждому турку и в особенности столичному жителю совершенно необходимо для того, чтобы не выглядеть в своем родном городе «варваром», то есть иностранцем. Существует, без всякого сомнения, «социальное воспитание»: обычно оно лишь с трудом различимо, но тем не менее вполне реально. Такое воспитание позволяет, пусть иногда в устаревших и упрощенных формах, усвоить самую сущность турецкой цивилизации – цивилизации, которая несет с собой как воспоминания о далеких предках, пришедших из глубин Средней Азии, так и наследие исламской культуры.

Выходя из-под опеки матери и расставаясь с женским окружением гарема, турецкий мальчик оказывается на перепутье. Впрочем, выбора дальнейшего жизненного пути, по сути, не существует, или, точнее, выбор этот заранее предопределен фактом принадлежности к определенной семье. Если отец мальчика занимает скромное общественное положение рабочего, подмастерья или мелкого торговца, то и перед мальчиком открывается лишь перспектива повторения того же жизненного пути (если, конечно, его вдруг не свернет в сторону какое-либо непредвиденное событие). Зато если его отец занимает видную должность на государственной службе или принадлежит к достаточно высокому слою столичного общества, то и мальчику предстоит более или менее длительное и углубленное обучение, которое даст ему доступ на первую ступень либо юридической, либо административной карьеры.

Если он не пользуется услугами частного воспитателя, то в возрасте от пяти до семи лет становится учеником «начальной» школы ( мектеб-и сыбьян– «школы для отроков») в своем квартале – школы, которая чаще всего располагается по соседству с мечетью и которая своим существованием обязана щедрости какого-нибудь благочестивого дарителя. Обычно школы эти строятся из камня и состоят из одного только учебного помещения, в народе их так и называют – таш мектеб, «каменная школа» ^{382} , может быть, для того чтобы отличить их от классов, которые действовали в здании той же мечети, когда еще не было таш мектеба. Обстановка в ней предельно проста: ковер (иногда скамья) для учителя, который сидит на нем, скрестив ноги и поджав под себя пятки; в такой же позе сидят и его ученики – кто на циновке, кто на коврике, а кто и прямо на земле. Учитель ( му'аллим) – обычно человек уже в годах, он знает Коран и умеет писать – чем его знания и ограничиваются; но от него для обучения мальчиков ничего больше и не требуется. Школьный реквизит сводится к минимуму. Для самых маленьких или самых посредственных учеников это деревянная дощечка, обмазанная глиной или разжиженным мелом, и заостренная палочка для письма. Те, кто успел проявить прилежание и способности, вознаграждаются листом бумаги и тростниковым каламом, при помощи которого пишут чернилами. Метод обучения предполагает мобилизацию памяти в большей степени, нежели интеллекта: учитель велит своим ученикам заучивать наизусть стихи Корана, смысл которых мальчики еще не понимают, так как священная книга мусульман написана по-арабски. Ученики повторяют эти стихи хором, скандируя их столько раз, «сколько необходимо для того, чтобы они остались в памяти и никогда не покидали ее» ^{383} . На решение этой важнейшей задачи уходит львиная доля всего учебного времени. Кроме того, учитель сначала учит мальчиков писать арабскими буквами, а затем – переписать один из тех коранических стихов, что они заучили наизусть: на упражнение уходит столько времени, сколько нужно, иногда (первоначально) – несколько дней. Это вступительное изучение Корана дополняется заучиванием молитв и тех жестов и поз, которые следует принимать при их чтении наизусть. К этому-то и сводится вся миссия учителя, который, к слову сказать, обычно вовсе не отличается широкой эрудицией. Если его образованность все же выше среднего уровня, то он дает своим питомцам некоторые элементарные сведения из области грамматики, несколько доступных их пониманию литературных произведений, а также учит их считать и производить четыре основных арифметических действия. Но, во всяком случае, он гораздо сильнее в пересказе старинных легенд, сказок, притчей, необыкновенных и славных историй из жизни предков ныне царствующего султана. От него не требуют большего, да и сам он на большее не способен. Часто му’аллим присваивает это довольно почетное звание по собственному почину, опираясь на сумму более или менее случайных знаний, которую ему удалось накопить; однако в некоторых школах учителя выбирают из нескольких претендентов после ознакомления со степенью их компетенции в тех вопросах, которые они собираются освещать перед учениками. Впрочем, знание Корана и умение переписывать из него стихи по-арабски оказываются вполне достаточным условием того, чтобы родители с полным доверием передали ему для обучения своих сыновей.

Прием подданных в связи с вступлением на престол султана Селима III. Турецкий рисунок XVI в.

Придворные. Турецкий рисунок XVI в.

Вид султанского дворца. Вдали– Айя София. Современное фото.

Султан Мехмед IV на троне. Турецкая рукопись XVI в.

Турецкие чиновники за работой. Французская гравюра XVIII в.

Стамбул – центр ислама. Современное фото.

Мулла читает Коран. Турецкий рисунок XVI в.

Мусульманские духовные авторитеты, участвующие в дворцовом приеме. Турецкий рисунок XVI в.

Мусульманские похороны. Европейская гравюра XVI в.

Пахота и сев под охраной турецкой армии. Турецкий рисунок 1720-х гг.

Переворачивание сена. Европейская гравюра XVIII в.

Имя султана на турецкой монете. XVI в.

Сборщик налогов. Турецкий рисунок XVI в.

Выпас скота. Турецкий рисунок XVI в.

Вид Стамбула. Европейская гравюра середины XVI в.

Торговец с весами. Турецкий рисунок XVI в.

Мясники за разделом бараньих туш. Турецкий рисунок XVI в.

Оптовые торговцы. Немецкая гравюра. 1572.

Цирюльник за работой. Турецкий рисунок XVI в.

Женщина на улице Стамбула в сопровождении евнуха. Европейская гравюра XVI в.

Бассейн в бане. Турецкий рисунок XVI в.

Повар за работой. Турецкий рисунок XVI в.

Стамбульский караван-сарай. Английская гравюра. 1839.

Борцы. Турецкий рисунок XVI в.

Музыканты. Турецкий рисунок XVI в.

Площадь с цирковым представлением. Турецкий рисунок XVI в.

Святая София – символ вечного Константинополя-Стамбула. Современные фото.

Несомненно, подростки, посещающие мектеб-и сыбьян, усваивают в нем лишь элементы мусульманской религии. Что касается умения переписывать по-арабски коранические стихи, то оно само по себе отнюдь не равнозначно умению, пользуясь арабской графикой, писать по-турецки. Арабский алфавит не может передать особенностей турецкого произношения, так что при приложении его к турецкому языку возникают проблемы с чтением. К тому же заученные наизусть коранические стихи не дают ничего или почти ничего при изучении турецкого языка – за исключением заимствованной арабской лексики, – так как по своей грамматике и по своему синтаксису язык этот в корне отличен от арабского. Таким образом, подросток, более или менее долго посещавший мектеб-и сыбьян (соответственно желанию и материальным возможностям своих родителей), выносит из него в качестве основного плода обучения в высокой степени изощренную и обширную память: она вмещает в себя большое количество формул, которые для ее владельца окажутся, конечно, весьма полезными в его религиозной практике и в его общественной жизни, но которые сами по себе не служат стимулом для умственной деятельности и, следовательно, для дальнейшего развития умственных способностей.

Тем не менее учитель пользуется достаточно высоким авторитетом, особенно в бедных кварталах. К нему проявляют внимание, о нем заботятся, ему помимо подарков на праздничные дни преподносится и денежное вознаграждение – в том, впрочем, случае, если он не получает материального содержания от благотворительного фонда. Он может также играть роль «общественного писца» при составлении разного рода жалоб и прошений и в таком качестве оказывать важную помощь людям своего квартала. К тому же он облечен довольно широкой властью над учениками, которую и употребляет, наказывая нерадивых и шумных ударами тросточки по ладоням, а в случае серьезных проступков – по подошвам ног. Занятия проводятся по утрам во все дни недели, за исключением пятницы. Впрочем, перерывы в их мерном течении все же происходят – по поводу праздников и религиозных, и государственных, и корпоративных, а также по разным непредвиденным причинам.

Помимо таш мектеб иных школ не существует. Впрочем, основатели медресе строят, как правило, по соседству с ними и начальные школы, уровень преподавания в которых обычно выше, нежели в «школе квартала». Это потому, что учителя для них подбираются из бывших студентов тех же медресе, которые либо не смогли пройти весь университетский курс, либо не обзавелись связями, позволяющими рассчитывать на более завидное место работы. В этой скромной должности они как-никак зарабатывают себе на хлеб насущный, несмотря на скудость жалованья, идущего с доходов благотворительного фонда. Теоретически эти начальные школы с хорошей репутацией открыты для всех детей, без какого-либо различия и дискриминации. В действительности же их преимущественно посещают дети преподавателей медресе да отпрыски «хороших семей». Впрочем, справедливости ради следует отметить и присутствие среди учеников нескольких сирот и детей из беднейших семей: таково требование благотворительного фонда. В целях благотворительности же основываются начальные школы в пристройках к некоторым дервишеским обителям, обучение в них ведется на уровне аналогичных школ при медресе.