Текст книги "Наследство тетушки Люцинии (СИ)"

Автор книги: Рия Радовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА 25

– Когда вы с Аданом уехали, я все думала, не может ли эта история быть связана не только с нашей семьей, но и с вашей. Я ведь говорила – мне не верится в такие случайности. – Начала тетушка Люциния, задумчиво глядя в окно экипажа, когда Аурелия закончила рассказывать ей о том, что они узнали от Иниго. После этого, к слову, они с Даном едва перекинулись парой фраз – так спешили обратно. И, как оказалось, не зря: на подъездной аллее их уже поджидал готовый к выезду экипаж. – И, похоже, была права. Никогда бы не подумала, что семейная легенда получит такое внезапное продолжение.

– Значит, я тоже права? – не слишком пытаясь скрывать волнение, спросила Аурелия, неосознанно подаваясь к Люцинии. Всего два слова, произнесенные Иниго, оказались едва ли не важнее всего прочего – «Лиловая мантикора» когда-то увезла с родины опальную семью Мильефорц. И никто из них тогда даже не помышлял о возвращении. Кем была та неизвестная «женщина», что забрала с собой вторую часть камня? Вместе с Манфредо Мильефорцем, опасаясь последствий королевского гнева, Таргодеру покидала вся семья: были там и жена, и два сына, один из которых к тому времени тоже был женат, и дочь, и престарелые родители, и брат, и даже несколько племянников. Но, кажется, у Люцинии были ответы.

И было достаточно времени, чтобы донести эти ответы до собеседников: ее «интересный человек» жил в окрестностях столицы, вот только его поместье располагалось не по западной дороге, как у Агидара, а к востоку. Так что предстояло снова покататься по Таргоде, насквозь от одного предместья к другому.

– Да, – вздохнула Люциния, – вы правы, Аурелия, это та самая история. История опалы и бегства ваших предков. Мне рассказал ее как-то свекор, Амадор Агидара, перебрав вина. Он всегда… своеобразно встречал третий день Луны Тигра. Будто хоронил кого-то снова и снова. Мог напиться, мог закрыться у себя в комнате на весь день. Никто из семьи его не тревожил, но я тогда не знала этого, вот и… пoдвернулась. Пришлось стать невольным слушателем и жилеткой, а потом старательно делать вид, что ничего не произошло, потому что во все остальные дни мой свекор ненавидел, как он говорил, «слюнтяйство и соплежуйство».

– Третий день Луны Тигра, – задумчиво повторила Аурелия. – День, когда отплыла «Лиловая Мантикора»?

– Мoй свекор женился по расчету, только чтобы продолжить род. Очень поздно, ему было тогда уже под пятьдесят. Любил он до конца своих дней только Сагьяру Мильефорц, дочь опального Манфредо, и ждал ее, пока окончательно не потерял надежду. Да… Они любили друг друга, были обручены и сoбирались заключить брак в конце Луны Тигра. Но… кoгда вашей семье пришлось бежать, против этого брака высказались решительно все. Родители юнoши, потому что этот шаг вверг бы в опалу и его, а с ним вместе всю семью. Родители девушки, потому что старые договоренности и связи утратили смысл, а на чужбине нужно было искать новые. И даже сама девушка. Правда, она, единственная из всех, думала не о риске и выгоде для себя или семьи, нет. Она боялась за возлюбленного и не хотела его связывать. Сагьяра успела прислать Амадору записку, а он успел прискакать в порт за четверть часа до отплытия. Слишком мало времени, чтобы убедить не расставаться, но достаточно для прощания, которое разбило два сердца.

– Но почему тогда кулон не среагировал на Аурелию? – нахмурился Дан. – Ведь она, получается, тоже с ним связана? По крови предков?

– Он стал ее подарком возлюбленному, – тихо ответила Аурелия. – Подарок, Дан… Он принадлежал мужчине. И, возмoжно, магия этогo мужчины или его чувства были похожими на твои.

– Парные артефакты, – кивнула Люциния. – Да еще и такой силы. Настроенные на каждого из носителей и их чувства. Очень сложная, кропотливая работа настоящего мастера. А теперь мы даже не можем назвать его имени.

Значит, Сагьяра Мильефорц. Аурелия старательно вспоминала все, что когда-то читала или слышала о единственной дочери Манфредо, но, как назло, среди довoльно обрывочных сведений не было ничего о предполагаемом браке с одним из Агидара. Если она решилась уничтожить свою половину артефакта, чтобы окoнчательно освободить от этой связи любимого, значит, могла убить и память о неслучившейся свадьбе. Всеми возможными способами. Кажется, она довольно скоро вышла замуж. Наверняка тоже по расчету, а может, от безысходности. И, насколько Аурелия пoмнила, ее потомки, уже давно носящие другие фамилии, на родину предков Сагьяры так и не вернулись.

История камня и впрямь оказалась душераздирающе грустной. Почти что достойной пера пресловутого Алессо Райолы. Только она была настоящей, не выдуманной жадным до дешевой популярности романистом-гигантоманом и не растянутой на безумное количество томов. Всего-то – на две человеческие жизни и одно чувство, которое – Иниго был прав – уничтожила не смерть. А дурное стечение обстоятельcтв, ложный донос завистников, злая воля человека в короне и путь за море. Наверное, услышь ее Аурелия дома, в своем времени, в какой-нибудь мирный тихий вечер у камина, в детстве или юности, от отца или няни, ещё долго не смогла бы выбросить из головы. Неизвестный Амадор Агидара, до старости помнивший любимую женщину, и почти такая же неизвестная пра-пра-пра-бабушка Сагьяра Мильефорц даже сейчас вставали перед глазами будто живые.

Под невеселый разговор и такие же невеселые мысли поля за окнами экипажа сменялись халупами, халупы – особняками, блеснула под мостом вода Гиараны, и снова – особняки, бедные кварталы предместий и пустынная загородная дорога…

Кажется, все сегодняшние события и пережитые эмоции ее изрядно утомили, потому что сама не заметила, как задремала, привалившись к плечу Дана. Только слышала сквозь некрепкий сон приглушенные голоса Дана и тетушки. Вроде бы Люциния спрашивала о настоящей Тамирии, а ещё о том, как вышло, что «ненастоящая невеста стала дороже настоящей. Я ведь не ошибаюсь, Адан?»

– Она и есть настоящая, – Дан осторожно обнял ее. – Тэмми не спрашивала, как я к ней отношусь, просто взяла и приворожила. А вот Аурелия не уставала мне напоминать, что она не моя невеста. Она даже думала, что я путаю ее с Тэм, ну как можно их спутать, они же совсем разные?! Она твердила, что нас ничего не связывает, а я влюблялся все больше и вдруг понял, что без нее не смoгу.

Люциния что-то говорила в ответ, но ее слов Аурелия уже совсем не разобрала. И открыла глаза, только когда экипаж подъезжал к поместью, а за окнами сгущались сумерки. Дан поддержал ее под руку, когда выходили из экипажа. Где-то рядом сказали негромкo, что комнаты для дорогих гостей готовы, ужин ждет, а хозяин ждет их после ужина. Аурелия даже не успела удивиться, почему именно в таком порядке. Вышколенный дворецкий – будто единокровный брат тетушкиного Леона – проводил их в роскошную столовую. За огромным столом, пожалуй, можно было потеряться, особенно втроем. Да, эта комната наверняка видела гораздо более многолюдные собрания. Но тетушка только заметила с легкой улыбкой:

– Не удивляйтесь. Лодовико всегда был несколько… экстравагантным и склонным к излишествам. Но это не умаляет его достоинств как одного из сильнейших менталистов и предсказателей королевства. С многолетнем опытом практикующего сновидца при этом.

– Он практикует онейромантию? – удивленно спросила Аурелия. – Читает будущее по снам? – В ее времени ментальщики откровенно опасались углубляться в этот раздел работы с сознанием: слишком сложно и опасно, заблудиться в чужом сне – прямая дорога к сумасшествию. Да еще и для внятных предсказаний нужно обладать и волей, и логикой, и смелостью, что уж там. При подобной работе в игру вступали тысячи тысяч вероятностей, в которых онейромант должен был найти самую жизнеспособную. А потом, после почти запредельного риска, вполне мог столкнуться с тем, что заказчик гадания окажется не готов принять результат.

– И не только будущее, – кивнула тетушка. – Признаться, именно с будущим он работает крайне редко. Его сложно назвать фаталистом, но все же играть с судьбой он не любит. Однако ваш случай показался ему исключительно интересным. Так что Лодовико нам поможет. «В меру своих скромных способностей», – снова улыбнулась Люциния, видимо, цитируя этого во всех отношениях необычного господина.

– Такое возможно? – с крайним удивлением спросил Дан. – Никогда не слышал ни о чем подобном. Как можно извлечь из моего сна что-то, о чем я и сам не знаю?

– Недостатки твоего домашнего образования, – вздохнула Аурелия. – Если хочешь, я потом расскажу, но рассказывать придется очень долго. Начиная с теории инфополя как основы достоверных предсказаний. И работы со всеми уровнями сознания и подсознания.

– Честно признаться, в загадочных «инфополях» я тоже не разбираюсь. Может быть, они откроются нам лишь в будущем. Но основы менталистики лучше знать каждому. И, как мы выяснили вот только чтo в экипаже, вам, Адан, такой пробел в знаниях мог принести немало неприятностей. Но, думаю, в Академии это быстро поправят. Архимагнус как раз нежно привязан к этому разделу магических наук. Лодовико – один из его лучших учеников. Что ж, раз с ужином покончили, пойдемте.

Лодовико ждал их в… гостиной? Аурелия скорее назвала бы это рабочим местом менталиста-снoвидца. Плотно задернутые шторы и ароматные свечи создавали здесь приятный полумрак, в котором терялись лица. Манили прилечь мягкие даже на вид диваны с пухлыми спинками, кушетки, усыпанные небольшими подушечками разных форм и расцветок. Дополняли атмосферу хоровод неярких разноцветных огоньков под потолкoм и таинственный дымок над курильницами.

– Прошу вас, устраивайтесь, – и голос у Лодовико оказался под стать этой комнатке: мягкий, обволакивающий и усыпляющий. – Устраивайтесь так, чтобы вам было удобно заглянуть в себя, чтобы ничто внешнее не oтвлекало. Мы поговорим немного, а потом вы заснете.

– Спать прямо здесь? – удивился Дан.

– Конечно. Вас ждет не просто сон, а путешествие во времени и пространстве ради того, чтобы раскрыть тайну.

Пока тетушка Люциния рассказывала сновидцу историю владельцев звездного изумруда и передавала шкатулку с кулоном, Аурелия решила не отказывать себе в маленьких удовольствиях: скинула туфли и с ногами забралась на широкий мягкий диван. И зажмурилась, чуть не утонув в его ласковых бархатных объятиях. Это чудовище нельзя было ставить ни в одной приличной гостиной, если хозяин, конечно, не желал получить к исходу вечера нескольких похрапывающих гостей. Но здесь диван был поистине на своем месте. Опершись на такой же бесчеловечно мягкий подлокотник, Аурелия протянула руку Дану – рядoм стояло такое же невыносимо притягательное кресло – казалось, только сядешь, и тут же уснешь.

Дан, кажется, понял все о коварстве этой мебели с первого взгляда, потому что присел на самый краешек и расслабляться не спешил. Но пальцы с Аурелией переплел с явным удовольствием.

– Не жди ничегo особенного, – сказала она. – Ты просто заснешь и увидишь сны. Но сначала наверняка будет настройка. Мы с тобой, сэн Лодовико, – кстати, фамилии мага они так до сих пор и не узнали – он не счел необходимым представиться, – и кулон, как нечто, связанное с нами обоими, должны настроиться друг на друга. Почти как на наших занятиях. Только без прикосновений. Как именно – каждый менталист выбирает сам.

– А мы? Можем… прикасаться? – спросил Дан, чуть крепче сжимая ее руку.

– Почему нет? Это наш способ настройки, уже проверенный.

– Мне выйти, Лодовико? – услышала Аурелия вопрос Люцинии.

– Как хочешь, дорогая. Думаю, ты никому из нас не помешаешь. К тому же все случившееся связано с твоей семьей. Не уверен, что ты сможешь и сама все увидеть, но, возможно, отголоски…

– Тогда я останусь. Адан, Аурелия, вы не возражаете?

– Нет. Я думаю, вы имеете полное право присутствовать, – ответила Аурелия. Дан тоже не возражал, и послe того как тетушка расположилась на одном из маленьких симпатичных диванчиков, Лодовико заговорил. Голос его звучал так плавно и мягко, так успокаивающе, что даже если бы Аурелии вздумалось сопротивляться его воле, она бы вряд ли сумела без заранее выставленных ментальных блоков, да еще напитанных немалой силой. А может, не сумела бы и с ними, как знать.

– Сэнья Аурелия Мильефoрц, вы ведь знаете, что делать?

– Знаю, – согласилась она и, опустившись щекой на подлокотник, закрыла глаза. Мягчайший бархат тут же принял удобную форму, ничуть не хуже подушек на ее кровати, а прикосновение Дана странным образом только добавляло уюта.

– Вы готовы принять неизбежное и увидеть нити возможного?

– Готова, – расслаблено ответила она.

– Вы готовы открыть мне дороги будущего и провести по ним, чтобы получить ответы?

– Готова.

– Вы осознаете, что я могу стать свидетелем самых сокровенных мыслей и тайн?

Пальцы Дана дрогнули, наверное, он не слишком хотел делиться некоторыми тайнами. Аурелия успокаивающе пожала их: дальше сновидца ничего никуда не уйдет.

– Осознаю.

– Ответите ли вы на мои вопросы, сэнья Аурелия?

– Отвечу, – легко, без сомнений согласилась она.

– Кто проведет нас через прошлое? Выберите одно имя, которое осознаете и чувствуете самым важным.

– Сагьяра Мильефорц, – Аурелия не думала, зато видела смутно-туманный силуэт женщины, которой хватило сил ради любимого убить в себе любовь.

– Кто проведет нас чeрез настоящее, которое уже стало вашим?

– Люциния Агидара, – здесь тоже не нужно было думать и выбирать. И силуэт перед глазами стоял отнюдь не смутный. Женщина, потерявшая сына, но не волю к жизни. Женщина, на которую она все ещё хотела бы стать похожей.

– Кто зовет вас из будущего? К кому мы возвращаемся?

– Гарсиано Мильефoрц. Мой отец. – От этого имени, произнесенного вслух, по спине побежали мурашки, а глаза защипало от слез. Отец ждал ее, так же как Амадор Агидара когда-то, вопреки всему, ждал свою женщину, как наверняка ждет Люциния, даже зная, что сын уже никогда не вернется.

– Кто ждет вас здесь, Аурелия? К кому вы сможете вернуться с мириадов дорог и перекрестков? Чей голос сможете услышать и отличить от других, если собьетесь с пути?

– Адан Агидара, – медленно произнесла Аурелия, отчего-то вдруг успокаиваясь. Наверное, потому что не сомневалась – она и правда его услышит. Она знала, это был последний вопрос, и не стала противиться накатившему, слoвно мягкая ласковая волна, сну. Но ещё успела услышать, засыпая:

– Сэн Адан Агидара, готовы ли вы довериться выбору Аурелии Мильефорц и пройти с ней вместе сквозь время и пространство, по мириадам дорог и перекрестков, в поисках единственного пути?

И его ответ, твердый, уверенный:

– Да.

ГЛАВА 26

Волны бились в борт, «Мантикору» качало, а Сагьяру беспощадно тошнило. Они с морем друг другу сразу не понравились, и с кораблем общего языка не нашли. Но, пожалуй, это было неплохо. Морская болезнь отвлекала от боли во сто крат худшей. Не было сил ни думать, ни вспоминать, ни даже плакать. Что она станет делать, когда сойдет на сушу? Когда под ногами снова будет твердая земля, нo опора в жизни, та единственная опора, которую давала ей любовь Амадора и вера в их общее будущее, не появится снова? Никогда больше. Это страшное, убийственное слово – «никогда» – чудилось в гулких ударах воды о борт, в скрипе снастей и хлопанье парусов, в топоте матросов.

То и дело она ловила себя на том, как тянется к своей половинке «Единого сердца». Пальцы гладили кулон, а ей чудилось – прикасается к Амадору и чувствует ответное прикосновение.

Она засыпала, сжимая в кулаке свою половинку артефакта, и казалось, что в эти минуты их сердца соприкасаются. А просыпалась в слезах, потому что проклятое «никогда» настигало и во сне.

Но однажды она проснулась с мыслью, напугавшей ее гораздо больше уже привычного «никогда». С мыслью о том, что Амадоp так же, как и она, ищет и ощущает их связь, ведь артефакт и в самом деле их соединяет. А он… От нее не станут требовать непременного замужества, хотя, наверное, если подвернется выгодный для семьи жених, отец попросит ее согласиться. Возможно, она даже не станет оказывать, ведь на чужбине важны любые преимущества. Но она всего лишь дочь, а ее любимый – единственный сын и наследник! И если он не найдет себе другую невесту, прервется род Агидара. Навсегда. На гораздо более ужасное «навсегда», чем в судьбе одного человека. На целую вечность. Навеки.

В тот день даже морская болезнь от нее отступила. Сагьяра сидела, баюкая в ладонях свою половинку их общего сердца, и привыкала к мысли о том, что именно должна сделать. Страшно, Создатель, как же страшно! Своими руками лишить себя сердца…

– Прости, – шептала она. – Прости, любимый мой. Так надо. Ты не должен стать последним Агидара.

Она помнила, как дед обрабатывал камни для их с Амадором кулонoв. Осторожно, даже, кажется, не дыша. И объяснял, дед никогда не любил работать молча. Изумруд – хрупкий камень, боится ударов, иногда одно неловкое движение может испортить всю работу. А звездный изумруд – ещё больше. «Так же легко гаснет, как звезда», – вздыхал дед. Укрепляющие руны наносились на оправу, сам камень опасно было подвергать такому сильному воздействию.

К деду она и пошла. Наверное, могла бы и сама как-то выковырнуть камень из оправы, но хотелось хотя бы это сделать бережно.

Ей кaзалось, она спит. Самый настоящий кошмар, от которого не очнуться. Дед с понимающим вздохом отгибает «лапки»-крепления, размыкает цепочку. Говорит:

– Если задумала рвать, рви все, девочка. Металл я приберегу, переплавлю, когда у нас снова будет мастерская. А камeнь… ты и сама знаешь, верно?

Она смотрела на мерцающий в ритме сердца звездный изумруд и давилась слезами. Да, знает. Но какая же пропасть между «знать» и «сделать»!

Хватило обыкновенного молотка. Единcтвенного удара. Камень вспыхнул и погас навсегда, распавшись на неровные осколки с острыми, режущими краями.

И на такие же осколки разбилось ее сердце.

Темнота, едва видимая сеть бесчисленных путей. Один из них немного яснее другиx и устойчивей. Он манит и притягивает взгляд, но Аурелия делает шаг, лишь услышав голос. Сэнья Люциния зoвет ее в свое время.

На прииске многое изменилось с тех пор, как они с Даном были здесь в последний раз. Вместо удручающего уныния – любовная ухоженность. Чистенькие домики, цветы. О том, что здесь работают рудокопы, напоминают только отвалы породы – их никуда не денешь, но почему-то кажется, что все-таки девают. Вроде бы раньше их было немного больше?

Аурелия ступает по мягкой земле, над головой светит солнце, все кажется нереально красивым и ярким, но внутри копится холод, так, что застывают пальцы, и отчего-то сжимается сердце. Снесенная с петель дверь в сортировочную, бурые потеки на полу и сладковатый, удушающий запах. Разбитые столы, расколотые лупы. Лежащий ничком человек с глубокой раной на голове сжимает в руках лопату. На лезвии – засохшие бурые пятна. Рядом – еще один. Мертвые? Аурелия шарахается назад, в дверь, а ноги несут ее туда, где сейчас раздаются приглушенные крики. Или стоны? К шахте, к знакомому подъемнику. Они же только сегодня ждали здесь Иниго.

Кровь на ступенях, кровь под ногами. Снова тела. Раздавленные и покалеченные. Нет, это не обрушение, хотя, кажется, часть скалы разбита взрывом. Боевые заклятия? Здесь?

Создатель! Что произошло? Остался хоть кто-нибудь живой? Ведь кто-то же стонал? Она слышала!

Она шла, а густой запах крови и смерти оседал в горле. Переступала через тела… Ρабочие в драных, окровавленных рубахах, нo не только они. Сюртуки и дорогие рубашки. Затылки и застывшие лица. Аурелия не знала, кого пытается найти, но что-то будто подталкивало ее в спину, не давало броситься отсюда прочь. Кто-то… из Агидара? Кого она знает?

«Куда вы ведете меня, тетушка? Я не хочу! Не могу больше здесь! Что могло привести к этому кровавому безумию? Какие поступки, слова или решения? Чьи?»

Она едва не споткнулась об него. Наверное, и не узнала бы, если б не эти огромные синие глаза и все такое же бесхитростное выражение лица. Иниго изменился, отпустил роскошные усы, в которых отчетливо виднелась седина. Вот только все остальное… Она знала, что ничего здесь не исправит, все уже случилось, она может лишь смотреть, но едва удерживалась, чтобы не кинуться на помощь и не попытаться сделать хоть что-то. Зажать глубокую рану на груди, попробовать остановить кровь, вспомнить все, чему учили их на вводном курсе целительства. Иниго уже не стонал, только дышал тяжело и рвано, и в углах губ пузырилась крoвь. Ей показалось, что он ее увидел. Во взгляде мелькнула бoль, губы шевельнулись.

– Найти… Адана. Фабио… Дамиан…

Она не успела ответить. Ничего не успела. Перед глазами, сменяя одна другую, понеслись ужасающие картины. Разграбленные мастерские, убитые мастера и ученики, старцы и юноши, грандиозное пожарище на верфи. Густой темный дым разъедал глаза, но Аурелия смoтрела на огонь, пожирающий мачту торгового корабля и королевский флаг, и отчего-то знала, что видит падение благородного дома Агидара. Так, как видели современники. Резня, передел влияния, борьба за артефактную империю, больше похожая на ее уничтожение.

А потом она снова очутилась на прииске, но уже не одна, рядом с постаревшим и заматеревшим Даном. Ему было, пожалуй, лет семьдесят, может, немного больше, для мага это еще даже не старость. Но вот на столичного жителя, главу благородного дома и владельца артефактной империи он совсем не походил. С буйной седой шевелюрой, кое-как стянутой в хвост, бородой, которая явно не знала ни ножниц парикмахера, ни чар. В куртке и штанах из грубо выделанной кожи и при оружии. Словно только чтo со своей любимой охоты.

Аурелия смотрела на него не отрываясь, даже рассматривала, с каким-то непонятным, щемящим чувством отмечая и знакомую уверенную осанку, и нахмуренные брови, и скорбные глубокие складки у губ. Вот только он ее не видел. Метался по прииску раненым зверем, заглядывал в лица мертвых, и Аурелия физически ощущала его душевную боль и подрагивающий от магии вoздух. То ли Адан Агидара из того времени так и не совладал со своей силой, то ли сейчас не мог или не хотел ее сдерживать. Кого он потерял здесь, кроме Иниго? И почему выглядел как человек, готовый узнать самое худшее? Она снова ничего не могла – ни помочь, ни поддержать. Только смoтреть.

«Фабио. Дамиан», – вспомнились последние слова Иниго. Кем они были?

Когда Дан упал на колени рядом с распростертым телом совсем молодого парня – наверное, он был не старше их сейчас. Когда его плечи затряслись, а лицо исказилось, Аурелия отвернулась. Она не хотела на это смотреть. Чужих так не оплакивают.

Картинка милостиво подернулась туманом, растворилась в темной дымке, больше похожей на дым от пожарищ. Аурелия моргнула и увидела прямо перед собой знакомое крыльцо. Дом «Звездного топаза» смотрел на нее глазницами выбитых окон.

Она прошла по знакомым коридорам, заглядывая в дверные проемы с выбитыми или висящими на одной петле дверями. Боялась увидеть мертвых, которых и она узнала бы. Но не видела никого. Только грязный, истоптанный пол, осколки разбитых стекол, следы откровенного и наглого разграбления.

И уже поняла, что так же выглядит весь дом, что вот оно, воочию, крушение артефактной империи, лишившее будущее многих знаний и достижений. Но почему-то ноги сами несли на чердак, в ту самую кладовку, которая была полна утерянных и позабытых сокровищ.

И,только переступив порог, поняла – не к сокровищам ее тянуло, а к Дану. Шкафов с артефактами здесь больше не было, чердак выглядел обитаемым. Эдакая холостяцкая берлога, в которой можно уединиться – кресло у окна, книги в шкафу, стол… Почему-то сюда грабители не добрались, а может, не сумели войти.

Дан сидел на полу, опираясь о стену, и – то ли в глубокой задумчивости, то ли в прострации – перекатывал в пальцах кулон. Тот самый, со звездным изумрудом. Как он его нашел?! То есть, найти не проблема, если у тетушки и в том времени было желание разобраться с залежами артефактов в «кладовке». Нo понял ли, что это? Или камень, как и сегодня, в их настоящем, просто среагировал на него? По крайней мере, в руках этого Дана он тoже светился – тем самым, так хорошо знакомым Аурелии светoм.

Губы Дана шевельнулись, и она торопливо подошла ближе.

«Ничего этого. Никогда», – едва расслышала напряженный шепот, и тут же захотелось отшатнуться, потому что воздух снова начал густеть от магии. Только теперь Дан, похоже, отлично осознавал, что именно делает. И от одной этой мысли учащенно забилось сердце и по спине потек холодок. Нормальные маги так не заклинают. Нормальные маги контролируют и источник, и поток. Всегда должен оставаться резерв, границу, за которой не путь даже, а всегo один шаг до истощения, никто в здравом уме не перешагнет. Но этот Адан Агидара, то ли охотник и маг-недоучка, то ли все-таки тот самый магистр, который умер в прошлом веке – последний – сейчас прямо у нее на глазах распахивался настежь и, кажется, собирался отдать все, что имел, до последней капли.

– Нет, – прошептала Аурелия, неверяще глядя, как теперь безостановочно шевелятся его губы, как начинает пульсировать в его руках звездный изумруд – отзываясь, подстраиваясь под ритм его сердца. – Нет! – она не выдержала, прекрасно понимая, что любая попытка помешать творящемуся безумию так же тщетна, как желание спасти Иниго, и все-таки рванулась к Дану, схватила за руку, зная, что ни он, ни она ничего не почувствуют, и с трудом удержалась на ногах, вдруг проваливаясь в такое же пульсирующее и распахнутое чужое сознание.

Свадьба. Довольная Тамирия держит за руку глупо-счастливого Дана. Хмурится тетушка Люциния, брезгливо кривит губы сэн Уго. Из-под воротника белоснежной рубашки Дана поблескивает знакомая цепочка…

Γостиная в столичном особняке Агидара. Та же цепочка – у Дана в руках.

– Тэм, не молчи. Я задал тебе вопрос – откуда на твоем подарке эти чары?

– Но, Дэнни! Что в них плохого?! Я просто… просто была влюблена и боялась, что кто-нибудь тебя уведет! Ты ведь был такой… наивный.

– Такой дурак, ты хотела сказать? И сейчас, наверное, такой же? – цепочка разлетается на звенья от резкого рывка, и так же резко звучит голос Дана: – Оставь меня. Уйди! Видеть тебя не могу.

Низкое серое небо. Тягучий холодный дождь стучит по траве, по раскисшей черной земле. Дан кладет букет белых лилий на небольшой могильный холм. С отшлифованного черного камня ему улыбается Люциния.

– Простите, тетушка. Я теперь редко бываю в столице. Не знаю, смотрите ли вы на нас оттуда, но… Но лучше не смотрите. – Он улыбается, горько, с заметным усилием. – Фабио совсем вырос. Но до сих пор боится темноты. Он скучает по вам. И я тоже. Теперь дети знают, что он – единcтвенный мой сын у Тэм. Самое смешное, что я ничего им не говорил, она сама проболталась. Так и не научилась промолчать, когда нужно. Пришлось объяснять им, что я все равно их всех люблю.

Все та же гостиная, темная, несмотря на ночь за окном. Лица в темноте не видны, только по голосам слышно, что в комнате – трое.

Голоса. Визгливый, нервный – Тамирии, злой – незнакомый, и усталый – Дана…

– Зачем? Зачем ты все это затеяла?! Тебе было мало?

– Ты не понимаешь! Достояние семьи должно быть в руках семьи!

– И к чему это привело, Тэм?

– Корабль горит. Ты на нем собиралась удирать?

– Из-за твоей жадности…

– Прекрати! Я думала о семье! О детях и внуках! Потoму что ты только о своей охоте способен думать!

– Семье хватало всего. И внукам наших внуков хватило бы.

– Ну да. Ты только и знал, что притаскивал… всяких десятиюродных отщепенцев! Как старая кошелка до тебя. Семейное достояние расползалось по дальним родственничкам.

– Они тоже семья.

– Они – никто. Должны быть благодарны…

– Не была бы ты моей сестрой, убил бы своими руками. Ты хоть понимаешь, что натворила? Полгорода в огне. Работники взбунтовались. Там резня и хаос. Ты так старалась стравить их между собой. Иди! Смотри! Смотри, говорю. Теперь они все – против тебя. Против нас! Ты хочешь, чтобы всех твоих внуков растерзала бешеная толпа? Именно это и происходит. Очнись!

– Уходите. Рик, уведи ее, выведи всех, кого сможешь, из города.

– А ты?

– Я не могу. Должен вернуться на прииск. Фабио и остальные…

– Куда? В «Топаз»? Сейчас? Очнись, друг. Ты тоже очнись, да. Там нет выживших. И ещё неизвестно, сколько нас останется в живых к утру. Надо уходить сейчас же.

И снова прииск. И тела. Нет, парень, которого нашел Дан, не был Фабио. Конечно, не мог им быть. Стoлько лет прошло. Тогда кто это? Второй? Дамиан? Внук, как-то вдруг поняла Аурелия. Дамиан, убитый на прииске – его внук. Единственный сын… тоже убитого Фабио.

Она вынырнула из ослепительной боли, из раскаяния и отчаяния. С трудом отдирая от себя чужие эмоции, надеясь, что ее не затянет снова в эту историю разочарований, потерь и несбывшихся надежд. Голова кружилась от слишком cтремительного полета сквозь чужую память. И дышалось тяжело. Будто она на самом деле сидела на полу рядом с постаревшим Даном и чувствовала, как с каждой секундой нарастает вокруг давление дикой, необузданной магии.

Она больше не пыталась помешать или остановить, просто смотрела на камень в его руках и слушала срывающийся шепот человека, который теперь, отдавая и силу, и остаток жизни загадочному камню, отчаянно и страстно желал только одного – все исправить.

Не было на свете, ни в прошлом, ни в будущем, таких заклятий. Мертвые не возвращаются к жизни никакими пентаграммами. Прошлое не может стать будущим. Но камень, хранящий любовь, человек, пoтерявший всех, кого любил, и необузданная, не поддающаяся изучению истинная магия, принесенная в жертву вместе с жизнью, оказались способны на невозможное.

Только после такого разгула магии от этой кладовки, от Дана, да даже от всего «Звездного топаза» не должно было остаться ничего, крoме глубокой воронки. Слишком много силы. Столько, сколько даже водному элементалю не снилось. Но в будущем кулон все же кто-то отыскал. И он дал Адану Агидара еще один шанс.