Текст книги "Сердце Моего Монстра (ЛП)"
Автор книги: Рина Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
Рина Кент
Просим НЕ использовать русифицированные обложки в таких социальных сетях как: Инстаграм, Тик-Ток, Фейсбук, Твиттер, Пинтерест.
Перевод группы:
В прекрасный, развратный уголок твоей души.
Примечание автора
Привет, друг-читатель!
Если ты раньше не читал мои книги, возможно, ты этого не знаешь, но я пишу более мрачные истории, которые могут расстраивать и тревожить. Мои книги и главные герои не для слабонервных.
Сердце Моего Монстра – первая книга трилогии и НЕ является отдельной.
Трилогия «Монстра»:
#1 Кровь Моего Монстра
#2 Ложь Моего Монстра
#3 Сердце Моего Монстра
Плейлист
Glasgow – You Me At Six
Just Pretend – Bad Omens
Nothing at All – Traceless
Redeemer – Palaye Royale
Crash – Mokita & Charlotte Sands
Best Excuse – Saint Chaos
Rain – grandson & Jessie Reyez
I’ll Carry You – Tommee Profitt & Stephen Stanley
Maps – Maroon 5
The Grave – LOWBORN
Roads Untraveled – Linkin Park
New York – Snow Patrol
7 Minutes – Dean Lewis
Lose My Mind – Dean Lewis
Ссылка на плейлист в Spotify:
https://open.spotify.com/playlist/0TYA2Od83ARGsmcunsCqq2?si=4a982b19f2134da8
Пролог
Саша
Шестнадцать лет
– Поймай меня, если сможешь!
Мой визг эхом разносится в воздухе, когда я бегу по снегу. Близнецы, Эрик и Эдуард, следуют сразу за мной, их шаги хлюпают по мокрому снегу.
Они одеты в брюки, в то время как я в дурацком платье, которое не позволяет мне двигаться так, как я хочу.
Мне крышка.
– Ты – мертвец, Саша! – кричит Эрик, его голос эхом разносится в тишине.
Мне так и хочется проверить, как далеко он ушел, но это только замедлит меня.
Мои ботинки тонут в глубоком снегу. Папа сказал персоналу не убирать его в саду, а только у входа. Невозможно победить снег в северной части страны. И все же моя семья владеет несколькими домами в этих районах из-за потрясающей, нетронутой природы.
Когда я бегу по огромному саду, у меня перехватывает дыхание при виде гигантских деревьев, окружающих дом, и успокаивающей белизны, простирающейся настолько далеко, насколько может видеть глаз.
– Черт возьми, Саша! – Эдуард кричит, когда я выскальзываю из зоны его досягаемости.
Я оборачиваюсь и корчу рожицу, все еще убегая назад.
– Очень-очень медленный. Не могу поверить, что ты моего возраста.
Несколько светлых прядей выбиваются из-под его шапочки и попадают ему в глаза. Эдуард отталкивает их с явным нетерпением. В нашей семье мы в основном все блондины, но наши глаза разные. У близнецов светло-голубые глаза, которые могут сливаться со снегом. Они также раздражающе выше меня. Невозможно прыгнуть так же высоко, как они, и они тыкали мне этим в лицо все время полового созревания.
Тем не менее, я быстрее, несмотря на то, что на мне платье, девчачьи туфли и нежно-розовое пальто в тон.
– Ты проглотил язык? – я издеваюсь. – Какой смысл в твоем росте, если ты не можешь поймать меня…?
Я замолкаю, когда мой затылок ударяется о твердую поверхность. Я медленно поворачиваюсь и вздрагиваю, когда Антон, мой старший брат – и старший внук – смотрит на меня сверху вниз.
Он – одно из исключений из генов блондинов, передающихся по наследству. Его волосы темно-каштановые и часто уложены до совершенства. В то время как я всегда ищу неприятностей и раздражаю своих кузенов так, что они присоединяются ко мне, Антон – воплощение собранности и немного скучный.
Что?
Я действительно не могу вспомнить, когда он играл со мной во что-то, кроме надоедливых настольных игр. Он говорит, что это для того, чтобы научить меня критическому мышлению, но я, честно говоря, не вижу в этом смысла.
– Что ты делаешь, malyshka?
Я упоминала, что он любит ругать меня? Потому что он ругает меня и делает это постоянно. Он также склонен проявлять любовь самыми странными способами, например, покупает мне подарки, но никогда не дарит их лично.
Я пинаю снег.
– Просто играю.
Эрик и Эдуард трогают меня за плечи, ухмыляются, как чеширские коты, и кричат одновременно.
– Мы победили!
– Нет, не победили. Это не считается!
Но они уже бегут обратно в дом, оборачиваясь только для того, чтобы состроить мне злорадные рожицы.
Я пристально смотрю на Антона.
– Это все из-за тебя. Почему ты здесь?
Антон поднимает идеальную бровь.
– Не я ли должен быть тем, кто спрашивает об этом? Разве ты не должна ждать внутри, как сказала мама?
– Да, ладно. Скучно сидеть дома весь день. И бабушка была бы такая типа: Сядь как следует, Саша! Перестань быть клоуном, Саша! Не заставляй меня повторять, Саша! А потом она поправляла бы мою позу своей тростью, – я фыркаю. – Я ненавижу это все.
Мой брат качает головой скорее от смирения, чем от гнева.
– Ты никогда не повзрослеешь, не так ли?
Я вскидываю руки в воздух.
– Что такого веселого в взрослении, а? Кроме того, ты достаточно взрослый для нас обоих.
Его губы кривятся в улыбке, когда он хватает меня за затылок и начинает тащить обратно в дом.
– Пора ужинать.
– Нет! – я пытаюсь вырваться из его хватки, но безуспешно. – Еще слишком рано.
– Перестань вести себя как ребенок.
– Но я не хочу. Оставь меня в покое, Тоша.
Он только усиливает хватку и фактически заталкивает меня в дом, занося как мешок с картошкой.
Радостная атмосфера вдруг взрывается. Рождественское настроение разливается перед нами, как королевский пир. Несколько елок украшают круглый вестибюль, а самая огромная стоит посередине, почти достигая люстры, свисающей с потолка в конце второго этажа.
Она сверкает десятками золотых украшений и мигающих огней. Она даже окружена тонной снега, и рядом с ней есть настоящий снеговик, которого мы с близнецами настояли принести.
Папа распорядился сохранить его с помощью специального метода замораживания, так как в доме тепло.
Волнение, болтовня и бесконечные шаги эхом разносятся по дому. Персонал занят тем, что разносит посуду, готовит обеденный стол и следит за тем, чтобы все было так безупречно, как велела бабушка.
Да, папа и мои дяди занимаются бизнесом, но она абсолютный монарх в этом доме. Жены моих дядей за глаза называют ее вдовствующей королевой, но мама никогда не поддерживала клевету, которой наслаждаются мои тети.
Она просто слишком милая и не стала бы участвовать ни в чем, что причиняет боль другим, включая мою невероятно строгую бабушку, которой вряд ли кто-то или что-то нравится.
Антон – исключение, вероятно, потому, что он сделан из той же авторитарной ткани, что и она. Он никогда не жил своей жизнью, никогда не развлекался, и он всегда был сосредоточен либо на учебе, либо на том, что он делает с папой по «работе».
– Malyshka!
Я вздрагиваю от голоса мамы, и мой ублюдочный брат отпускает меня, слегка подергивая губами.
Мама стоит передо мной, положив руку на бедро. Она высокая, абсолютно потрясающая женщина с темными волосами, круглым лицом и большими карими глазами, которые она передала мне.
Ее вечернее платье – простое темно-зеленое, длиной выше колен, но оно облегает ее фигуру во всех нужных местах и делает ее похожей на модель. Я думаю, что она может быть вампиром, потому что она ничуть не постарела с тех пор, как я была маленькой.
– Привет, mama, – я играю с поясом своего пальто.
– Не здоровайся со мной, юная леди, – она лезет в свою сумку через плечо и достает маленькую кисточку. У нее всегда есть эти маленькие наборы и необходимые вещи, которые можно использовать для чего угодно. – Ты выглядишь как крыса, вылезшая из канализации. Разве я не говорила тебе вести себя прилично, по крайней мере, сегодня?
– Я сказал ей то же самое, – добавляет Антон без необходимости. – По-видимому, твоя дочь хочет вести себя так, как будто ей всегда будет десять лет.
Я пристально смотрю на него, а он просто наблюдает за мной со своим глупым пустым выражением лица. Клянусь Богом, он растет, чтобы стать второй бабушкой, но без трости.
Может быть, однажды он унаследует и трость нашей бабушки и выгонит меня с ней из дома.
Мама расстегивает пуговицы моего пальто и снимает его быстрыми, уверенными движениями.
– Думаю, я должна быть рада, что ты еще не испачкала и не порвала свое платье. Я даже не знаю, что с тобой делать, malyshka.
Она слегка распушает светло-розовое кружево и поправляет ленту у меня на талии, затем расчесывает мне волосы.
– Я в порядке, mama. Смотри, – я дергаю себя за платье. – Все хорошо.
– Твои туфли испорчены! – она бросается к шкафу под лестницей и возвращается со второй парой, которая выглядит точно так же, как на мне. Только мама купила бы две пары вещей, потому что она знает, что я испорчу их в мгновение ока.
Она помогает мне переобуться, в то время как Антон просто качает головой, как придурок. Он мог бы уйти или что-то подобное, но он прислонился к стене, скрестив руки и лодыжки, выглядя безупречно в своем костюме и осуждая меня всеми возможными способами.
Ему также нравится смотреть, как моя мать вечно ругает меня.
Все, что я могу сделать, это опустить голову и принять это с надутыми губами. Если я попытаюсь защититься, она действительно устроит мне головомойку. Не то чтобы у меня было слишком много аргументов, которые могли бы сработать в мою пользу.
Дверь офиса открывается, и папа выходит с дядей Альбертом. Мой папа, Аким Иванов, самый красивый, сострадательный и харизматичный мужчина, которого я знаю. Меня не волнует, что те, кто работает на него, думают, что он такой же авторитарный, как бабушка. Он не такой со мной или остальными членами семьи, и это все, что имеет значение.
Антон похож на него почти во всем, за исключением темных волос. Я противоположность, но у меня золотые волосы папы.
Увидев меня, он улыбается.
– Саша!
Я высвобождаюсь из безжалостной хватки мамы и бросаюсь в его распростертые объятия. Он обнимает меня и целует в макушку.
– Ты так хорошо выглядишь, моя Сашенька.
– Это только потому, что я спасла ситуацию в последнюю минуту, – раздраженно говорит мама позади меня.
– И я предотвратил катастрофу, – добавляет мой брат.
– Саша всегда будет Сашей, – говорит дядя Альберт с искренним смехом.
– В этом мое очарование, – я застенчиво улыбаюсь отцу. – Верно, papa?
Он ласкает мою голову.
– Верно. Ты навсегда останешься моей маленькой девочкой.
– Да!
– Не поощряй ее, Аким, – мама тоже ругает его. – Ты причина, по которой она такая.
– Я согласен, – Антон стоит рядом с нашей матерью. – Ты слишком ее балуешь, papa.
– Мне все равно. Я хочу, чтобы она оставалась маленькой как можно дольше, – он снова обнимает меня, и я утыкаюсь носом в его грудь.
Папа пахнет зимой. Суровый снаружи, но с теплой душой внутри. Он ощущается якорем, который никогда нельзя вырвать.
Мама и Антон, которые принадлежат к клубу жесткой любви, качают головами, когда папа берет меня за плечо и ведет в столовую.
Все уже внутри, болтают между собой и начинают занимать свои места. Столовая величественно оформлена в рождественской тематике. Длинный стол занимает большую часть комнаты, заставленный бесчисленными блюдами, покрытыми золотыми крышками. Соответствующая посуда эстетично стоит перед каждым стулом.
Эрик и Эдуард оба корчат рожи, и я делаю то же самое в ответ, хватаясь за папу.
Дядя Анатолий перехватывает папу и дядю Альберта – и меня. Он самый младший из моих дядей и отец близнецов. Он стройнее папы, но такого же роста и имеет похожие черты лица. Его лицо замкнуто, а под глазами темные синяки.
Папа самый красивый, дядя Альберт самый маленький, так что дядя Анатолий находится где-то посередине. Он также забавный и шутит от всей души.
Правда, не в последнее время.
В последние несколько месяцев из него, похоже, высосали жизнь, оставив после себя бездушный скелет.
Я также заметила некоторые изменения в дяде Альберте. Обычно у него есть время, чтобы побаловать нас игрой или сборкой чего-нибудь, что мы покупаем, но не в последнее время.
Только папа – неизменный якорь, если не считать некоторых темных кругов под глазами, потому что в последнее время он проводит много времени в офисе.
– Что ты решил? – дядя Анатолий спрашивает тихим голосом.
– Сейчас не время, – шепчет в ответ дядя Альберт.
– Заткнись! – дядя Анатолий шипит. – Мы должны были остановить это до того, как дошло до этой стадии, но нет, нам пришлось держаться за тонущий гребаный корабль…
Не отпуская меня, папа протягивает свободную руку и сжимает его плечо.
– Ни слова больше, Анатолий. Сейчас не время и не место. Мне нужно, чтобы ты взял себя в руки. Иди, сядь рядом со своей женой и детьми и будь Ивановым. Контролируй свою бурную энергию и успокойся, черт возьми.
Дрожь пробегает по моей коже, хотя слова адресованы не мне. Это… я впервые слышу, чтобы папа был таким… бесчувственным.
Ясно, что дядю Анатолия что-то волнует, но вместо того, чтобы предложить ему какое-либо утешение, папа практически унизил его. Нет, может быть, унизил – это сильно сказано. Он отругал его.
В мгновение ока губы папы расплываются в улыбке, и он как будто щелкнул выключателем, чтобы вернуться к отцу, которого я знаю.
– Мы поговорим после ужина.
Дядя Анатолий смотрит на них обоих.
– Мы в непосредственной опасности, а все, что тебя волнует, это дурацкий гребаный ужин?
Он качает головой и, не дожидаясь ответа, подходит к своей жене, затем плюхается рядом с ней с серьезным выражением лица.
– Не обращай внимания на своего дядю Анатолия, Сашенька. Он просто устал, – папа целует меня в макушку. – Иди, займи свое место.
Я целую его в щеку, а затем бреду к своему креслу. Когда чья-то нога подставляет мне подножку, и я чуть не падаю, плечи Эрика и Эдуарда трясутся от сдерживаемого смеха.
Ох, вы хотите поиграть?
Я толкаю стул Эрика, и они оба почти падают на землю.
Трость постукивает по земле, и я выпрямляюсь. Бабушка, сидящая во главе стола, прищуривается, глядя на меня, и я улыбаюсь, а затем сажусь рядом с близнецами. Эти ублюдки хотят увидеть, как я умру от трости нашей бабушки.
После того, как все рассаживаются, бабушка кивает старшей горничной, которая такая же стойкая, как и она, и леди жестом приказывает остальным сотрудникам снять крышки.
Звуки наслаждения наполняют комнату, когда бесчисленные запахи щекочут наши носы. Есть разные виды супа, гигантский жареный ягненок, а некоторые овощи имеют форму рождественских елок и звезд.
Мы начинаем есть, и вокруг нас раздается эхо разговоров. Эрик и Эдуард пытаются меня разозлить, но я пинаю и щиплю их под столом, пока они не начинают громко скулить. На этот раз именно они получают неодобрительный взгляд бабушки.
Начальник службы безопасности папы врывается в зал, его лицо искажено напряжением. Это первый раз, когда я вижу его обеспокоенным и на грани.
Суровый взгляд папы обращается к нему.
– Разве я не говорил тебе не беспокоить нас во время семейных ужинов?
– Это чрезвычайная ситуация, сэр. Центральная система безопасности была отключена, и я не могу связаться с охранниками, которые находятся снаружи…
Его слова обрываются, когда на его лбу появляется красная лазерная точка, а затем его голова разлетается на куски. Кровь брызжет на рождественские украшения и еду перед двумя моими кузенами, когда мужчина с глухим стуком падает.
Откуда-то из комнаты доносится крик, но я не могу отвести взгляд от мужчины. Когда я наконец поднимаю взгляд, я нахожу маленькие красные точки на лбу, груди и животе мамы. У папы тоже.
У каждого есть эти лазерные точки.
О, нет.
Нет.
Снаружи раздаются резкие шаги, звучащие так, как будто они доносятся из-под земли. Нет, возможно, они пришли из параллельной вселенной.
Мои обнадеживающие мысли уничтожаются, когда бесчисленное количество мужчин проникает в столовую. Они одеты в черное боевое снаряжение, тяжелые ботинки и толстые шлемы, их лица скрыты балаклавами, и у них длинные винтовки, которые перекинуты через грудь. Единственный раз, когда я видела что-то подобное, был в фильме о Второй мировой войне. Я ненавидела этот фильм. Он был об осаде, умирающих молодых людях и гниющих трупах на улице.
Это было худшее время для человечества, когда жадность и власть убили миллионы и миллионы невинных людей.
Почему мне кажется, что я в том времени?
– Всем лечь!! – папа кричит и хватает маму за затылок, но прежде чем он успевает повалить ее на пол, кровь брызжет ему на грудь, и он смотрит на меня, даже когда его глаза начинают закатываться.
Мама кричит, но ее крик прерывается, когда ей сносит половину головы.
Я кричу, кричу, и кричу, но мой голос не слышен среди стрельбы и других криков ужаса. Солдаты похожи на роботов, устраняющих одного человека за другим.
Дядя Анатолий хватает свою беременную жену и начинает тянуть ее к себе, но она ранена в живот. Он достает свой пистолет и кричит, стреляя и опустошая его без какой-либо цели или направления. Прежде чем он успевает закончить, он получает пулю в спину и падает в лужу крови своей мертвой жены.
Выстрел.
Выстрел.
Выстрел.
Внезапно все становится черным.
Однако крики, визги и грубые вопли не исчезают. Многие вещи не исчезают.
Выстрелы.
Острый запах крови.
Вопли и рыдания.
Плач детей.
Женские испуганные крики.
Я думаю, что это кошмар, поэтому ничего не вижу, но потом я понимаю, что меня толкнули под стол, лицом вниз, на ковер. Я медленно поднимаю голову.
– Ш-ш-ш, – Эрик закрывает мне рот дрожащей рукой, слезы цепляются за его ресницы. – Прекрати кричать… Саша, пожалуйста…
Я дышу в его ладонь. Я не уверена, но думаю, что я кричала с тех пор, как увидела, как убивают моих родителей.
– Все в порядке, – шепчет Эрик, дрожа, его слезящиеся глаза наполняются небывалым ужасом.
Он также был свидетелем убийства своих родителей? Он… где Эдуард? Антон?
Я хватаюсь за руку Эрика обеими своими, и он прижимает меня к своей груди. Я понимаю, что Эдуард защищает нас обоих, как и Тимур и Гавриил – сыновья дяди Альберта. Они кружат вокруг нас, пока мы с Эриком вместе сворачиваемся на земле, забившись в небольшое пространство между столом и стеной.
Мои пальцы сжимаются на спине Эрика. Мы трясемся друг против друга, пряча наши лица во влажных шеях друг друга. Наши сердца бьются настолько громко, что мне кажется, они взорвутся в любую секунду. Мои глаза закрыты так крепко, что они болят.
На меня наваливается тяжесть, и я плачу, яростно дергаясь в объятиях Эрика. Что-то горячее стекает по моей голове и лицу, и я приоткрываю глаза.
Кровь заливает мое нежно-розовое платье и макушку Эрика, его щеки и шею. Я поднимаю взгляд, и мой рот открывается, когда я вижу безжизненные глаза Эдуарда и Тимура. Дыры в их груди, и половина лица Тимура исчезла. Гавриил тоже хватается за живот и кричит, когда из него льется кровь.
– Нет… – всхлипывает Эрик, протягивая руку к своему близнецу.
Он отпускает меня, его лицо пепельно-серое, и слезы текут по кровавым щекам.
– Эрик… нет… не… не уходи… – я отчаянно держусь за его запястье своей нетвердой рукой. Если он подымется, они узнают, что он жив…
Его тело отшатывается, и я собираюсь закричать, но он падает на меня сверху. Вес его безжизненного тела душит меня, и я перестаю дышать.
На мгновение я думаю, что меня тоже застрелили.
Но если бы это было так, слышала бы я все еще выстрелы? Почувствовала бы я кровь, которая пропитывает меня?
Крики и вопли стихли, но выстрелы – нет. Они продолжаются продолжаться и продолжаются.
Все, что я могу делать, это дрожать и тихо плакать, будучи покрытой моими мертвыми кузенами и лужей крови.
В этот момент все, чего я желаю – это смерти.
Я желаю и желаю…
Но этого так и не происходит.
Глава 1
Кирилл
Сегодня день моей свадьбы.
Которая, оказывается, является второй за неделю.
И хотя я не верю в свадебную лихорадку или сам институт брака1, определенные обстоятельства сделали этот исход неизбежным.
Весь этот процесс необходим для выживания карточного домика. Пройдет совсем немного времени, прежде чем шахматные фигуры займут свои места на доске.
Правда в том, что они были там, где должны были быть с самого начала.
Все идет точно по плану.
Церковь полна людей. На вершине пищевой цепочки находятся Пахан, лидеры братства и остальные члены из разных организаций.
Они здесь, чтобы засвидетельствовать рождение нового человека, через которого пройдут все сделки.
Он же я.
Учитывая важность этого события, церковь заминирована охраной из всех фракций. Однако Виктор – тот, кто руководит процессом. Я не доверяю никому другому, а все должно идти по плану.
Большинство моих людей размещены внутри, в то время как остальные охраняют внешний периметр. Я могу позволить Виктору разработать наилучшие планы безопасности.
Я смотрю на часы и хмурюсь, когда не нахожу новостей от Максима. Он должен был уже связаться с нами.
Если только он… не был убит?
Я внутренне качаю головой. Он не мог быть убит. Максим – один из моих лучших бойцов, второй после Виктора в бою, так что нет никого лучше него, кто бы позаботился об этом незавершенном деле.
– Сэр?
Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на священника. Возрастные морщины окружают его глаза, когда он внимательно переводит взгляд с меня на мою «предполагаемую» будущую жену. Возможно, я слишком долго смотрел на часы и игнорировал женщину-робота, которая не должна быть ничьей женой.
Но она будет.
Если все пойдет по плану.
– Я прошу прощения, – говорю я, позволяя очаровательной улыбке тронуть мои губы. – Я так хочу забрать свою жену домой, что считаю минуты.
Разрозненный смех наполняет зал. Священник улыбается и бормочет, что все в порядке.
Кристина, однако, совсем не удивлена. Она выглядит слишком бледной, как будто может упасть в обморок в любую секунду.
Вот и все, робот. Прояви эмоции хоть раз в своей жалкой жизни.
– Вы можете продолжать, – говорю я священнику и беру руки Кристины в перчатках в свои. Они ледяные, как выражение ее лица и мертвое присутствие.
Ее темно-синие глаза смотрят в мои, но они безжизненные и чертовски неправильного цвета.
Единственный цвет, который я одобряю, принадлежит тем глазам, которые мерцают между зеленым, коричневым и желтым в симфонии эмоций.
Ее руки были теплыми, когда я держал их, и она не могла перестать улыбаться. Она даже ущипнула себя за бедро, когда подумала, что я не смотрю.
И когда я сказал «Да», блеск покрыл ее глаза, когда они стали ярко-желтыми и зелеными. Она была настолько переполнена эмоциями, что, казалось, задыхалась из-за них.
Но эта? Как будто у нее гребаный инсульт. И не из-за эмоций, а скорее из-за их отсутствия.
Должен ли я еще больше все испортить?
Если быть до конца честным, я не верю, что эта женщина когда-либо сможет быть полезной в моих планах, но если то, что я узнал о ситуации, верно, то, возможно, стоит попробовать.
Я бросаю взгляд на первую скамейку, где Юлия сидит с моей сестрой Кариной, которая едва держится. Я сказал ей, что ей не обязательно присутствовать на свадьбе, но она категорически отказалась и попросила Анну сопровождать ее. Пожилая женщина держит за руку мою сестру – к ужасу Юлии. Излишне говорить, что моя дорогая мама не хотела, чтобы кто-то из них присутствовал, поскольку, согласно ее социопатическому мышлению, они разрушают имидж семьи.
На самом деле, она была против всей этой свадьбы, и это видно по лазерам, которыми она продолжает стрелять из своих прогорклых глаз.
Но звезда этой театральной драмы явно отсутствует.
Игорь, его жена и сын, с другой стороны, внимательно наблюдают за шоу со стороны невесты. Или, скорее, они сосредоточены на Кристине и ее ледяном поведении.
Она следит за моим взглядом, смотрит на Юлию – или на того, кто должен сидеть рядом с Юлей – затем незаметно поворачивается к священнику.
– Берешь ли ты, Кристина Петрова, Кирилла Морозова в мужья, чтобы жить вместе в священном браке, любить его, почитать его, утешать его и поддерживать его в болезни и здравии, забыв обо всех остальных, до тех пор, пока вы оба будете жить?
Ее глаза пристально смотрят на меня, но она как будто не видит меня. Или, возможно, видит кого-то другого в моем безжизненном взгляде.
– Я… – она давится словами, сглатывает, затем на секунду закрывает глаза.
Она покачивается на ногах, и воспитанный мужчина протянул бы руку, чтобы поддержать ее, но где в этом драма?
Боковым зрением я замечаю, что Игорь поднимается на ноги и становится все более взволнованным, чем дольше его дочь молчит.
– Кристина? – спрашивает священник, когда в толпе раздается тихий ропот.
Она открывает глаза, но когда смотрит на меня, в них стоят слезы, хотя выражение ее лица остается прежним.
Боже, боже. Кто же знал, что робот способен чувствовать?
Я не ожидал от нее многого сегодня, так что все идет намного лучше, чем я предполагал.
– Все в порядке? – я говорю достаточно громко, чтобы первый ряд услышал. Мне нужно, чтобы Игорь услышал меня, будучи абсолютным джентльменом по отношению к его дочери, которая портит его имидж, пока мы разговариваем.
Ее губы дрожат, и она шепчет так тихо, что я едва слышу ее.
– Я не могу…
– Это просто «Да», Кристина. Скажи это.
Она качает головой.
– Все смотрят, включая твоего отца, – мой тон становится зловещим, провокационным. – Скажи. Это.
– Нет! Я не могу! – кричит она во всю силу своих легких. На этот раз это слышу не только я, но и все присутствующие.
Это действительно выходит за рамки того, что я ожидал.
Кристина кричит? На публике? На всех, если уж на то пошло? И с таким количеством эмоций?
Кто-нибудь, вызовите полицию апатии.
Я не думал, что она способна сказать что-то, что не звучит как имитация робота в реальной жизни.
Не говоря больше ни слова, она хватает материал своего свадебного платья, поднимает его и выбегает из церкви, оставляя меня в затруднительном положении у алтаря.
Со стороны, глядя на это, я должен быть либо в бешенстве, либо униженным. На самом деле, я едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться.
Вот как это делается.
Толпа замолкает, но только на мгновение, прежде чем их голоса повышаются, и все головы поворачиваются к покрасневшему Игорю и мне.
Время быть героем.
– Все, – говорю я им спокойным, совершенно невозмутимым голосом. – Кажется, Кристина сейчас слишком эмоциональна. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах. Мы скоро вернемся.
Я выхожу из церкви, стараясь не обращать внимания на взгляды и пустые сплетни. Как только я выхожу за дверь, Виктор идет рядом со мной.
– Есть что-нибудь от Максима? – спрашиваю я, ослабляя галстук-бабочку.
– Пока нет, босс.
Блять.
– Продолжай попытки связаться с ним, – я останавливаюсь у церкви и смотрю на него. – Где Юрий?
– Он сказал, что чувствует себя плохо и должен вернуться домой.
Хм. Не хотелось бы, чтобы он пропустил такое событие, но я дам ему презумпцию невиновности. И он, и Максим были придурками с тех пор, как я отослал Сашу, хотя она сказала, что сама хочет уехать.
Карина тоже.
Я застал ее и Максима за чашечкой кофе, как тогда, когда с ними была Саша. Но вместо того, чтобы смеяться и шутить, они вздыхали, как старые девы.
Затем эти наглые маленькие засранцы рассказали мне об этом и чуть не получили по морде в процессе. Юрий, с другой стороны, стоял там и смотрел на меня. Он сдерживал свое выражение лица, когда я смотрел на него, и мне это не понравилось.
Я должен буду разобраться с этим после того, как разберусь с этой ситуацией. По одному делу за раз.
– Заблокируй выходы, – говорю я Виктору. – Ни одна машина не уедет, пока я не скажу.
Он кивает и шагает ко входу.
Я выбираю маршрут в противоположном направлении, рука в кармане, на лице легкая улыбка. Конечно же, Кристина пошла к черному ходу, где есть парковка, которой обычно пользуется персонал.
Хотя она и бежала, двигалась совсем не быстро, учитывая каблуки и невероятно длинное свадебное платье. К тому времени, когда я добираюсь до нее, она бегает по всей парковке. Ее слезы начинают течь быстрее с каждым разом, как она лихорадочно оббегает машины и не находит того, что ищет.
Я прячусь за углом и смотрю на часы. Такими темпами я вернусь к своей настоящей жене раньше, чем рассчитывал.
Но сейчас мне не хватает только попкорна для фильма, который, я был уверен, состоится.
Фаза безголовой курицы Кристины заканчивается, и бывший робот действительно рыдает.
– Где ты? Я пришла, как ты и просил… Где ты…
Она обрывает себя и позволяет своему платью упасть на землю, когда никто иной, как мой бывший младший брат – теперь он гребаный гигант – появляется из-за машин. Он держит руку в кармане, а в другой держит пистолет, тяжело дыша.
– Константин… – пробормотала она.
– Ты пришла, – шепчет он в ответ, его лицо кажется мальчишеским, как будто он на десять лет моложе.
Немного странный момент, чтобы быть свидетелем.
Кристина делает нерешительный шаг к нему.
– Я… не могла этого сделать. Даже если мои родители откажутся от меня, а мой брат убьет меня, я не могла… не могла выйти замуж за Кирилла, когда все, что я вижу, это ты. Я просто… не могла.
– Хорошо, потому что, если бы ты не пришла, я планировал похитить тебя и держать в заложниках, прежде чем мой ублюдочный брат смог бы жениться на тебе.
Пошел ты, мудак. Если бы не я, ничего из этого не случилось бы.
– О, Константин, – она гладит его по щеке. – Я люблю тебя. Я прожила всю свою жизнь ради долга и согласилась быть козырной картой своей семьи. Я не позволяла себе чувствовать, жить или дышать ни для чего, кроме долга, но это изменилось, когда появился ты. Я ненавижу тебя за то, что ты заставляешь меня чувствовать, но я бы не хотела, чтобы было по-другому.
Он хватает ее за талию и притягивает к себе.
– Я тоже люблю тебя, meelaya. Ты единственная причина, по которой мне удается просыпаться каждый день.
А затем он целует ее, издавая отвратительные звуки.
Я сопротивляюсь желанию закатить глаза или съежиться, когда делаю несколько фотографий.
Только мой брат настолько слащав, что выбирает самое тошнотворно сладкое слово для обозначения своей женщины. Милая.
Хотя это удивительно подходит кому-то вроде Кристины.
Когда они отстраняются, она улыбается и стирает помаду с его рта.
– Что мы собираемся делать теперь? Если папа увидит тебя… я даже не хочу думать об этом. А Кирилл? Что он собирается с тобой сделать?
– К черту этого мудака.
Эй. Это вся благодарность, которую я получу за свои услуги?
– Давай уйдем, – говорит он решительным тоном. – Никто не одобрит наши отношения, когда ты бросила моего всемогущего ублюдочного брата у алтаря. Вина падет на тебя больше, чем на меня, а я не хочу видеть, как ты страдаешь в этом мире.
– Но… папа и Алексей будут охотиться на нас, – она заметно дрожит рядом с ним. – Ты не знаешь моего брата. Он не такой дипломатичный, как папа, и он убьет тебя на месте. Я не могу… я не могу так поступить с тобой.
– Я готов рискнуть, если это означает быть с тобой.
– Но… как насчет твоих целей и стремлений?
– Мне это не нужно, если я должен достичь их без тебя.
Я наконец-то насытился своим дрянным братцем и выхожу из своего убежища, хлопая в ладоши.
