Текст книги "Безжалостная Империя (ЛП)"
Автор книги: Рина Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)
– Я… я требую повтора.
– Нет. Ты проиграла и теперь расплатишься. Если только ты не трусиха.
– Я не трусиха, – стону я, отбрасывая дурацкую книгу, хотя, вероятно, прочитаю её позже. Мне понравилась эта строчка.
– Чего ты хочешь?
– Я собираюсь поцеловать тебя, и ты мне позволишь.
Прежде чем я успеваю сформулировать мысль, он обхватывает мои щёки ладонями и прикасается своими губами к моим.
Они приоткрываются сами по себе, и Коул берёт под контроль мои губы. Сначала он целует меня медленно, пробуя на вкус, заставляя всё моё тело дрожать. Я не знаю, что делать, поэтому остаюсь неподвижной.
Я думала о поцелуях раньше – точнее, с того дня, когда он обманом заставил меня поцеловать его в щёку, но в последнюю секунду повернул голову.
Его губы настойчивее, чем тогда, и когда он скользит своим языком по моему, он ощущает вкус своей любимой лаймовой жвачки. Мои пальцы на ногах поджимаются, а конечности дрожат от той силы, которую он в меня вливает.
Почему целоваться с ним так приятно?
Этого не должно быть, так? Я ненавижу его.
И всё же, чем больше он скользит своим языком по моему, тем больше я хочу, чтобы это продолжалось, тем сильнее я в этом нуждаюсь.
Когда он отстраняется, я ненадолго закрываю глаза, чтобы выровнять дыхание. Вау, должно ли это ощущаться так, как будто я выскальзываю из своего тела прямо сейчас?
– Ты не так уж плоха по сравнению с другими. – Говорит он.
Другие.
Множественное число?
Мои глаза распахиваются, и я отталкиваю его с силой, о которой никогда и не подозревала, что обладаю.
– Никогда больше ко мне не прикасайся.
Я вылетаю из комнаты со слезами на глазах.
Я ненавижу Коула Нэша.
Я презираю его.
Глава 5
Коул
15 лет
Бытие или же его отсутствие интригует.
Я помню, как в первый раз взял «Тошноту» Жан-Поля Сартра с одной из мамины полок. Она была покрыта пылью, к ней не прикасались годами.
Я помню, как прочитал книгу за один день. Мне было двенадцать. Тогда я мало что из этого понимал, но каждый раз, когда я перечитываю это, у меня появляются вспышки небытия.
Другие люди держались бы от этого подальше, но я продолжаю возвращаться за большим. Я читал о теории экзистенциализма и следовал всем коллегам Сартра, и, хотя я не верю в эту теорию – или во что-либо вообще – я всё ещё погружён в главного героя Сартра в «Тошноте», Антуана Рокантена.
Одинокий человек, пытающийся смириться со своим существованием и в то же время ужасающийся ему.
Когда мама увидела, что я читаю эту книгу, она сказала, что ей жаль его, потому что у него не было никого, кто мог бы его понять. Антуан, по её мнению, наихудший сценарий для писателей, которые копают слишком глубоко.
Мама, может, и сама писательница, но она увлекается тем, что я называю фантастикой, заставляющей задуматься. Она пишет книги о самых тёмных сторонах человеческой природы, психопатах, серийных убийцах и сектах. Она пишет книги, где злодеи являются главными героями, и она не пытается романтизировать их. Вот что заставляет её сердце так бешено колотиться.
Независимо от того, как сильно я люблю мамин талант и её литературную гениальность, я думаю, что она упустила суть в «Тошноте». Дело не в том, что Антуан не понимал самого себя; дело в том, что, возможно, он понимал слишком многое, что стало грузом.
Я не сказал ей этого, иначе она бы так на меня посмотрела. Тем своим взглядом, когда её брови морщатся, и она пристально смотрит на меня, как будто ищет признаки из её шпаргалки по статьям о серийных убийцах.
Тогда бы она записала меня на приём к психотерапевту, чтобы я мог всё обсудить.
Это был один и тот же бесконечный цикл с тех пор, как умер мой отец. За эти годы я научился держать свои самые нестандартные мнения при себе. Всякий раз, когда мама говорит, что я кажусь намного старше, чем есть на самом деле, я обычно стараюсь сдерживать себя и подражать окружающим.
Особенно Ксандеру и Ронану; они самые нормальные из нас четверых – или настолько нормальные, насколько это вообще возможно.
У меня были подозрения на счёт Ронана. Его общая жизнерадостность кажется маскировкой чего-то.
Теперь же он ухмыляется, как идиот, когда мы собираемся в Meet Up – коттедж, который оставила Эйдену его покойная мать. Обычно мы приходим сюда после игр с другими членами команды. Сегодня же, однако, нас только четверо, потому что Ронан сказал, что это особый повод.
– Леди и джентльмены – и, кстати, леди – это ты, Кинг.
Он запрыгивает на стол, делая вид, что держит в руке микрофон.
– Мы собрались здесь, чтобы отпраздновать священное лишение девственности Эйдена Кинга. Он наконец-то потерял свою девственность. Давайте же услышим это от него!
Ксандер воет, запрыгивая на стол и хватая Ронана за плечо. Он из тех, кто умеет только говорить, ханжа.
– Заткнись нахуй, Астор, и слезь. – Говорит Эйден рядом со мной. Он выглядит скучающим, как обычно. Его серые глаза спокойны и готовы совершить убийство, чтобы прервать порочный, скучный круг.
И мне знакомо это чувство.
Если нет хаоса, то мир как будто постоянно серый, и нет никакого способа придать ему цвета.
Для меня это началось после похищения. Может быть, у меня и раньше были какие-то проблемы, но та тьма – тот первый вкус хаоса – оставила свой отпечаток во мне.
Эйден такой же, хотя его случай намного глубже. Нас с Ксандером забрали на два дня, и мне не пострадали. Эйден же провёл целую неделю в хаосе и вернулся со шрамами.
Он особенный? Поэтому Хаос держал его дольше?
С тех пор он сделал своей целью разжигание войн и сражений. Или, скорее, это стало нашей миссией. Моей, потому что я воспользуюсь любым шансом, чтобы снова встретиться с Хаосом, даже если это будет ненадолго. Его, потому что он любит бросать вызов. Он назван Завоевателем не беспочвенно.
Они придумали нам эти имена в школе из-за футбола. Ксандер – это Война, что вполне понятно, учитывая, что он похож на нападающего быка. Ронан – это Смерть, потому что он убивает любую попытку атаки из центра поля. Я – Голод. Как они говорят, бесшумный, но смертоносный.
Я бы сказал, что всегда жажду большего. Больше информации, больше книг, больше хаоса.
– Признай это, Эйден. – Ронан направляет на него свой воображаемый микрофон. – Это из-за моих рекомендаций.
– Отвали. – Эйден не пропускает удара.
– Тебе не обязательно говорить это вслух. Я принимаю это в крошечном пространстве своего сердца. – Ронан ухмыляется, самодовольно проводя пальцами по своим растрёпанным каштановым волоса. – Я был первым, кто потерял свою девственность. Ты последний. Угадай, кто победитель?
Лёгкая ухмылка пробегается по губам Эйдена.
– Как насчёт Найта и Нэша?
– Найт был следующим после меня. – Ронан сжимает плечо Найта. – Так ночь с близняшкой была весёлой или как?
– И всё же ты уверен? – Эйден бросает взгляд на Ксандера, который отмахивается от него улыбкой с ямочками на щеках.
– Mais bien sûr – Ну разумеется, – Ронан отпускает Эйдена. – Коул был… Эй, подожди-ка секунду. Когда это было?
– Мисс Голдман. – Говорю я и снова сосредотачиваюсь на своей книге.
Им не нужно знать подробности. Кроме того, если они узнают, то Ронан устроит из этого грёбаное шоу. Он считает своей работой не только распускать слухи, но и распространять их до тех пор, пока они не дойдут до других школ.
Он полное дерьмо в секретах.
– О, точно. – Ронан ухмыляется, а затем надувает губы. – Ты победитель по качеству, но я победитель по количеству. Эйден последний.
Последний показывает ему средний палец, и тот возвращает ему его, когда дверь со щелчком открывается.
Только шесть человек имеют доступ в Meet Up. Четверо из них здесь, а пятый – Леви, двоюродный брат Эйдена, который на год старше, но он испарился с девушкой, так что остаётся один вариант.
Моя голова отрывается от книги, когда она заходит внутрь, держа в руках сумку с продуктами и перекинутым через плечо рюкзаком.
Хаос.
Всё моё тело напрягается каждый раз, когда она оказывается рядом со мной. И с годами это становится всё более заметным. Всякий раз, когда она тут, у меня возникает непреодолимое желание встать, схватить её и утащить… куда-нибудь.
Куда угодно.
Не помогает и то, что каждый день она вырастает из той детской куклы Барби в эту девушку с длинными подтянутыми ногами и фигурой в виде песочных часов, которая со временем становится всё острее. Её сиськи бойкие, высокие и большие, и натягиваются на её куртку, когда она застёгнута – как сейчас.
В её лице есть эта симметрия. Её глаза огромные и ясного голубого цвета, и когда ты находишься достаточно близко, то можешь увидеть в них серые крапинки. Как симфония цветов. Маленькие веснушки на её носу постепенно исчезали с годами, и она скрывала их следы с помощью макияжа. Её губы полные и имеют идеальную каплю наверху, на которую я не могу перестать смотреть с того дня, как пососал её около года назад.
Нет, я не могу перестать пялиться не только на её губы.
На неё.
Всю неё.
И это не только из-за того поцелуя или почти поцелуя до этого.
Всё началось той ночью. Всё началось с хаоса и отказывается заканчиваться.
Мне всё ещё не нравится Сильвер Куинс. И не потому, что она ведёт себя как сука со всеми в школе, а потому что на самом деле она не сука. Она приложит все усилия, чтобы донести директору на любого, кто издевается над Кимберли, но она не будет с ней разговаривать. Она даже причинит ей боль, если почувствует, что её бывшая лучшая подруга может сблизиться с ней.
Она затыкает Саммер и Веронику, когда они заставляют других студентов делать дерьмо за них, пока она сидит на вечеринках, как королева, принимая предложения крестьян у своих ног.
Жалкие ублюдки выстраиваются в очередь, чтобы пригласить её на танец только для того, чтобы она сказала им, что ей не хочется танцевать, но они могут посидеть с ней.
Она пластиковая. Она всё больше и больше становится копией своей матери, и хуже всего то, что я не думаю, что она даже осознаёт это.
Когда же её глаза встречаются с моими, она замирает на долю секунду, прежде чем хмыкнуть и обратить своё внимание на остальных.
С того дня в нашей гостевой комнате Сильвер поставила перед собой задачу избегать меня и никогда не оставаться со мной наедине. Всякий раз, когда мы случайно встречаемся у меня дома – потому что я заставляю её думать, что не вернусь в это время, а потом всё равно появляюсь, – она притворяется, что меня не существует.
Как сейчас.
Это игра, в которую мы играем. Притворяясь, что друг друга не существует.
Я всё ещё дёргаю её за волосы при каждом удобном случае. Со временем она утратила этот благоговейный, удивлённый взгляд, но это один из самых редких моментов, когда она смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Обычно они слишком рано превращаются в свирепые взгляды, но эта короткая секунда того стоит.
Сильвер всё ещё пытается конкурировать со мной при каждом удобном случае. Большую часть времени она проигрывает. Поначалу я проигрывал, видя, как её глаза расширяются по-другому – от счастья, – но в последнее время она выводит меня из себя со всеми ублюдками, с которыми она сидит на вечеринках, так что я обязательно должен видеть, как она проигрывает.
Я позабочусь о том, чтобы она упала к моим ногам.
Однако же она каждый раз встаёт и отступает ещё более решительно. Это одно из её самых замечательных качеств. Это похоже на то, что она может взобраться на гору, а затем разрушить её, если захочет.
Я сейчас та гора в её жизни. Тот, на котором она никогда не сможет достичь вершины. Я ей не позволю. Я буду держать её рядом с собой, потому что мне нужен хаос, который она привносит в цельную наружность. То, как она впивается ногтями и нарушает скучный цикл.
И если я уступлю ей, если позволю поступать по-своему, всё вернётся на круги своя, а мне не нравится нормальное.
– Я принесла закуски, которые мы с Хелен приготовили.
Она несёт пакеты на кухню.
– Есть какие-нибудь чипсы?
Ронан помогает ей, и она кивает. Ксандер идёт за ним, потирая руки.
– Я получу половину чипсов.
– Нет! – Ронан достаёт воображаемый меч. – Сразись со мной за это, крестьянин.
Ксандер достаёт свой собственный воображаемый меч, и они начинают прыгать, как обезьяны, вокруг Сильвер.
– Ты имеешь в виду, что мама приготовила их, а ты просто смотрела.
Говорю я, притворяясь, что читаю свою книгу. Я не могу сосредоточиться на словах, когда она рядом. У меня всегда появляется этот прилив энергии, который начинается в моей груди и заканчивается в моём члене.
– Забавно, потому что тебя там не было, – огрызается она.
– Мне не нужно быть там, чтобы знать, что ты отстой в кулинарии, Сильвер.
Я не использую её прозвище, когда рядом кто-то ещё. Если я это сделаю, то они заметят мою ненормальную привязанность к ней.
Это означает слабость.
И я уже пообещал себе, что больше никогда не будет момента, когда я буду слаб.
Я сделал это однажды. Никогда снова.
Я не поднимаю головы, но чувствую, как она смотрит на меня с другого конца комнаты. Мне нравится думать, что её ненависть – это чёрные руки, и они метафорически бью меня, когда она находится вне физической досягаемости.
Она всё ещё бьёт меня при любой возможности. Иногда она топает мне по ноге или толкает меня локтем в бок, когда никто не смотрит. В других случая это прямой удар в грудь, но это только тогда, когда мы наедине. Она думает, что причиняет мне боль, но это похоже на детские поглаживания.
У Сильвер есть внешний образ и внутренний. Они никогда не пересекаются, и она становится экспертом в жонглировании своими двумя жизнями. Одна из них – папина маленькая девочка, идеальная дочь своей матери, лучшая ученица, пианистка и любительница классической музыки. Другая – это всё остальное. Такая, как слушать рок-музыку и тайком есть батончики «Сникерс». И удары кулаком тоже. Вот почему я сделал всё, чтобы вывести их на чистую воду.
Я единственный, кто их вытаскивает.
– Ты был на одной странице в течение десяти минут.
Говорит Эйден рядом со мной, и его голос достаточно низкий, чтобы только я мог его слышать.
Сильвер пытается успокоить фальшивую ссору Ронана и Ксандера. Пустышка – вот кто она в глубине души. Тем не менее, она медленно, но, верно, пыталась избавиться этой части.
Я переворачиваю страницу.
– Я гравирую слова в памяти.
– Ложь. У тебя фотографическая память, поэтому ты запоминаешь страницы через минуту или через секунду? – Он делает паузу. – Может быть, ты отвлёкся.
Я поднимаю голову от книги. Эйден наблюдает за мной с садистской ухмылкой на губах. Неужели я был недостаточно осторожен? Неужели я каким-то образом вызвал у него подозрения?
– О чём ты говоришь?
Я разыгрываю визитную карточку безразличия, в которой я так хорош.
– Сильвер Куинс, да? Я должен был предвидеть это, учитывая, сколько времени она проводит с Хелен.
– Она приходит только из-за мамы.
– Конечно, я что-нибудь сказал? – Он делает вид, что убирает свои чёрные волосы со лба. – В таком случае, ничего, если я её трахну?
Я крепче сжимаю книгу, но стараюсь сохранить прежнее выражение лица. Это инструмент, который, как я понял, работает в большинстве ситуаций. Если ты будешь сохранять спокойствие, это в конце концов пройдёт.
Если я скажу Эйдену «нет», он поймёт мою одержимость и будет использовать её против меня при каждом удобном случае.
Но я кое-что знаю… Сильвер терпеть не может Эйдена. Она думает, что мы оба придурки, и не упускает ни единого шанса сказать нам об этом. Она бы и палкой к нему не прикоснулась.
Кроме того, у меня есть способ заставить её ненавидеть его ещё больше.
– Конечно, если тебе нравятся пустышки.
Я улыбаюсь.
– Мы с тобой оба знаем, что она не пустышка.
– Ага.
– Ты думаешь, что я не смогу этого сделать. – Его ухмылка становится шире. – Мне нравится, когда ты недооцениваешь меня, Нэш. Я действительно, действительно сделаю это.
– Валяй. – Я сосредотачиваюсь на двух других. – Эй, Ронан. Почему бы тебе не сказать Сильвер, что мы празднуем?
– О, точно. – Ронан приостанавливает свой бой с Ксандером и прочищает горло. – Эйден вчера потерял девственность с секретаршей своего отца. Наконец-то он мужчина.
– Мне не нужно было этого знать.
Она делает недовольное лицо, открывая контейнер на стойке.
Бинго. Я просто заставил Эйдена проиграть до того, как он начал играть. Вот так это делается.
– Ты облажался, Нэш, – шепчет мне Эйден. – Теперь я перехожу на следующий уровень.
Я не могу устоять перед самодовольным взглядом, который кривит мои губы.
– Желаю удачи.
– Эй, Ронан. – Говорит Эйден нейтральным тоном. – Почему бы тебе не рассказать ей по порядку, как мы мне потеряли девственность?
– Mais bien sûr – О, конечно. – Ронан указывает на себя. – Я, естественно, был первым – не нужно аплодисментов – затем Ксан, а после Коул с потрясающей мисс Голдман, а проигравший Эйден – последний.
Сильвер делает паузу, открывая контейнер, её пальцы застывают на ручке.
Блядь.
Перемена в её поведении мимолётна, но она есть. Её глаза опущены вниз, так, что я не могу видеть их выражение. Тем не менее, она поджимает губы на самую короткую секунду, прежде чем вернуться к нормальному состоянию, и под нормальным я подразумеваю маску, которую она надевает каждый раз, когда просыпается.
Сильвер Куинс – самая популярная девчонка в школе.
Гений фортепиано.
Школьная королева сук.
И фальшивка.
Она настолько фальшивая, что я чувствую горечь этого на своём языке.
– Вы, ребята, свиньи.
Она говорит это со своим высокомерием, но в конце её голос слегка дрожит.
– Ты оскорбляешь меня. – Ронан хватает её за плечо, говоря драматическим голосом. – У свиней нет моего свёртка, любовь моя.
– Слава Богу за это. – Она выскальзывает из-под его хватки. – Я иду домой. Папочка ждёт.
– И мы можем съесть все чипсы? – Спрашивает Ксандер.
Она презрительно машет ему рукой, когда подходит в нашу часть, чтобы забрать свой рюкзак.
Эйден встаёт, искоса ухмыляясь мне.
– Ваш водитель сможет подбросить меня?
Нет уж, спасибо. Она скажет: «Нет уж, спасибо». Вот что она говорит Эйдену каждый грёбаный раз.
– Конечно.
Она хватает свой рюкзак негнущимися пальцами.
– Подбрось и меня тоже.
Я встаю.
По какой-то причине я чувствую, что, если она выйдет с ним через эту чёртову дверь, всё будет испорчено, и это не будет хаос, который я так люблю.
Это будет хаос, который я не смогу контролировать, как когда я был ребёнком, стоя на краю бассейна.
Она вскидывает голову, наконец-то глядя на меня. Лучше бы она этого не делала. Я никогда не видел такого выражения в её глазах – злоба, смешанная с болью, разочарованием и чем-то ещё, что я не могу понять.
Что-то такое глубокое и неочищенное, почти как в тот раз, когда она прижала меня к скамейке и пропитала мои щёки своими блестящими слезами, потому что не могла их сдержать.
Но сейчас она не плачет, и это, чёрт возьми, ещё хуже.
– Ты можешь идти к чёрту. – Говорит она мне, когда Эйден подходит к ней.
Она наклоняется и шепчет.
– Ты не знаешь, что я сейчас чувствую, но я заставлю тебя пожалеть об этом.
Я протягиваю к ней руку, но всё, что она находит – это воздух.
В тот момент, когда дверь за ней и Эйденом закрывается, что-то внутри меня тоже захлопывается.
Глава 6
Сильвер
Мы с Эйденом сидим на заднем сиденье папиной машины, бок о бок.
В тот момент, когда Дерек отъезжает от Meet Up, моё дыхание становится быстрее и резче, как будто я бежала.
Как будто я взбираюсь на гору и у меня нет возможности спуститься. А затем я падаю, и приземления не видно. Это фатальное падение, из тех, которые проламывают тебе череп и разрушают твоё тело.
Я смотрю в окно и сосредотачиваюсь на пустой дороге, чтобы не думать о том, что я только что узнала.
Отвлечение внимания не помогает. Вдох и выдох тоже не помогают.
На моей груди лежит тяжесть, которая, чёрт возьми, никуда не денется. Это душит меня тем больше, чем больше я набираю воздуха в лёгкие.
Всё, что я хочу, это кричать, пока мой голос не станет хриплым, и я больше не смогу кричать.
Я беру свой телефон и притворяюсь, что просматриваю свой бессмысленный чат с Вероникой и Саммер. Всё в сплетнях, последних тенденциях макияжа и моды. Эта глупость должна как-то остудить мою голову.
Этого не происходит.
Единственный образ, возникающий у меня в голове по кругу, – это Коул, занимающийся сексом с нашей старшей медсестрой. Он занимался с ней сексом.
Как будто они были обнажены, и он поцеловал её.
Слёзы борются, чтобы пролиться, но я отворачиваюсь от Эйдена и распахиваю глаза, чтобы они остались там. Я не буду плакать. Я не собираюсь плакать из-за этого придурка.
Ну и что, если он займётся сексом? Мне всё равно. Почему меня это должно волновать?
Коул может катиться к чёрту, мне плевать.
Я ненавижу его. Единственное, что в нём есть хорошего, так это то, что он сын Хелен. Вот и всё.
Это всё.
С того дня, как он поцеловал меня, я поняла, что Коул не для меня. Я просто знала это. В тот момент, когда он сравнил меня с другими, откровенно заявив, что я была лишь одним из его завоеваний, я решила, что буду завоеванием, которое он никогда не выиграет.
Он может заставит меня проигрывать в учёбе, игре на фортепиано и спорте, но он никогда не заставит меня проиграть в этой игре.
И я имела в виду то, что сказала. Я заставлю его пожалеть об этом.
Мой первый?
Хрен ему. Он потерял право на это в тот момент, когда не сохранил своё первое для меня.
Коул может вести себя так, как будто я муха в его окружении, но он становится излишне агрессивным, когда знает, что мы с Эйденом проводили время вместе за его спиной. Мы делаем это только потому что папочка и дядя Джонатан – близкие друзья, и нас часто приглашают на съёмочную площадку.
И под излишней агрессивностью я подразумеваю, что он примет вызовы Эйдена, даже если обычно он этого не делает. Он тоже каждый раз старается выиграть.
Коул не просто побеждает. Он сокрушает. Затем он проходит по тебе, как будто тебя никогда и не существовало.
Я кладу телефон себе на колени.
– Выкладывай.
Эйден бросает на меня взгляд. У него постоянный «отвали» взгляд, запечатлённый на его чертах. И хотя он, относительно красив со своими уложенными чёрными волосами и резкими чертами лица, я не знаю, почему девушки находят его привлекательным и почти сливаются со стенами, когда он проходит мимо них.
Он раздражающий, властный и имеет социопатические наклонности. Если бы они попытались заглянуть за его внешность на секунду, то, возможно, они бы это поняли, но такие девушки, как Саммер и Вероника, говорят что-то вроде: «Но он такой горячий», как будто это спасёт их, когда он в конечном итоге задушит их.
– Выкладывать что? – Спрашивает он.
– Дерек и я знаем, что тебе не нравится наша компания, так почему ты хотел прокатиться?
– За твои прекрасные глаза, Куинс.
– Фу. Никогда больше не пытайся провернуть это мной. Меня буквально тошнит.
Он ухмыляется.
– Ты бы не хотела, чтобы тебя вырвало, если бы это был Нэш, а?
– К чёрту его и тебя.
– Кто-то спровоцирован.
– Чего ты хочешь, Эйден? – Я стискиваю зубы. – Если это какая-то игра между вами двумя, я не играю. Я не пешка ни на одной из ваших шахматных досок. Я королева на своей.
– Интересно. – Он полностью повернулся ко мне лицом. – Но вот в чём дело, это может быть твоей игрой.
– Моей игрой?
– Месть. Ты сказала, что заставишь его пожалеть об этом. Ты знаешь лучший способ сделать это? – Он понижает голос, чтобы Дерек не услышал. – Потерять свою девственность со мной.
– Ты, должно быть, не в своём уме, если думаешь, что я позволю тебе прикасаться ко мне. – Я откидываю волосы назад. – Если бы мы были последними двумя людьми, оставшимися на этой планете, и наши дети были единственной надеждой человечества, я бы проголосовала за вымирание.
Губы Дерека кривятся в улыбке в зеркале заднего вида, и я улыбаюсь ему в ответ. Он понимает меня.
– К сожалению, к это взаимно. – Говорит Эйден. – Единственная хорошая вещь в тебе – это твоя способность выводить Нэша из себя.
Я складываю руки на груди.
– Почему к сожалению?
– Потому что я не смогу трахнуть тебя и победить его.
– Кто тебе сказал, что это должно произойти на самом деле? – Я ухмыляюсь. – Мы просто должны заставить его поверить, что это так.
Эйден отражает мою ухмылку, его, однако, кажется более волчьей.
– Мне нравится ход твоих мыслей, Куинс.
– Я приму это за комплимент.
– Что ты скажешь, если мы станем союзниками и раздавим его?
– Раздавим его как?
– В каком-то смысле он упадёт к твоим ногам, как щенок.
Я этого не хочу. Я только хочу, чтобы он почувствовал боль, которую причиняет мне. Я хочу причинить ему боль так же сильно, как он причиняет боль мне.
Я хочу, чтобы он смотрел в зеркало и сдерживал крики, потому что заставляет меня чувствовать себя невидимкой.
С той ночи я никогда не была для него невидимой. Но в последнее время он проходит мимо меня и здоровается в Вероникой и Саммер, но не со мной. Он улыбается им, но никогда мне.
Как будто он наказывает меня за то, чего я никогда не делала. Ладно, может быть, я сделала то же самое, но он начал это.
Или это сделала я?
Я не помню. В любом случае, он виноват. Я отказывают проигрывать ему или кому-либо ещё.
Я снова фокусируюсь на Эйдене.
– Как ты собираешься это сделать?
– Дай мне свой телефон.
– Что ты будешь с ним делать? – С подозрением спрашиваю я.
– Просто дай его.
Я разблокирую устройства и передаю Эйдену.
Он что-то печатает, потом показывает мне. Он написал Коулу с моего телефона.
Сильвер: Мы отослали папочкиного водителя и угадайте, что мы сделали?
Коул просматривает сообщение, но не отвечает.
Губы Эйдена растягиваются в ухмылке, когда он снова печатает. Он так погружается в детали, что даже упомянул, как я обращаюсь к своему отцу.
Он отправляет ещё одно сообщение и показывает его мне.
Сильвер: Эйден трахнул меня так сильно, что мне так больно, и я не могу пошевелиться.
Я задыхаюсь, желчь подступает к горлу от образа, который он нарисовал в голове Коула обо мне.
– Зачем ты это сделал?
– Разве ты не хочешь, чтобы он так думал?
– Да, но не таким образом.
– Поверь мне, ему нужно получить грубые детали, чтобы отреагировать…. –Он замолкает и достаёт свой телефон. На экране вспыхивает имя Коула. – Вспомни дьявола.
– Ты собираешься отвечать? – Шепчу я.
– Нет. Лучше держать его в напряжении, тебе не кажется?
– Ну, конечно.
Это моя месть. И я не бросалась и не занималась сексом просто назло ему, но Коул та думает.
Это единственное, что имеет значение.
Мой телефон гудит от сообщения с неизвестного номера. Эйден начинает смотреть его, но я выхватываю телефон.
Я не хочу, чтобы он, из всех людей, знал об этой части моей жизни. Мы могли бы быть союзниками, но я не доверяю Эйдену, ни капельки. Если он думает, что раскрытие этого принесёт ему какую-либо пользу, он сделает это в мгновение ока.
Один взгляд на текст заставляет мою кожу покалывать.
Неизвестный номер: Мне нравятся новые часы.
Я получаю подобные сообщения в течение последних нескольких недель. Сначала мне понравилось, как кто-то похвалил мою игру на пианино и сказал, что у меня самые лучшие платья.
Именно когда сообщения начали описывать мой распорядок дня и одежду, которую я носила на улице, я поняла, что у меня может быть преследователь.
Единственная причина, по которой я проигнорировала это, заключается в том, что это были просто безобидные сообщения. Кроме того, папочка готовится к важной внутренней кампании. Я ни при каких обстоятельствах не буду рассеивать его внимание.
Мама тоже участвует в этой кампании, и, если она узнает об этом, она поднимет шум и расскажет об этом в социальных сетях. Это последнее, чего я хочу.
Так что пока что я решали держать это при себе. Если это станет более настойчивым или жутким, я скажу папе, или, может быть, Фредерику. Он разбирается в пиаре, так что будет знать, как с этим справиться.
Сначала мы подъезжаем к моему дому.
– Дерек, пожалуйста, отвези Эйдена домой.
– Я буду держать Нэша на грани. – Эйден подмигивает. – Это будет так весело.
Нет. Это не весело. Возможно, я и хочу отомстить Коулу и не позволю ему отодвинуть меня на задний план, но мне это не нравится.
Это просто необходимость.
Эйден, однако, находит в этом наибольший восторг.
Я уже собираюсь выйти, когда папочка заглядывает в пассажирское окно.
– Эйден, отлично. Присоединяйся к нам.
Улыбка автоматически появляется на моём лице в тот момент, когда я вижу его. Я выскакиваю из машины и сжимаю его в объятиях.
– Папочка! Что ты делаешь дома так рано?
Он приглаживает мои волосы назад – это привычка, которую он завёл, когда у меня была лихорадка, ещё с тех по, как я была маленькой, и обычно это снова погружает меня в сон. Даже сейчас, когда я выросла, он всё ещё делает это.
Мне всегда нравилось, когда я болею. Это единственный раз, когда мои родители ухаживают за мной всю ночь без ссор.
Папочка – высокий мужчина с более тёмным оттенком светлых волос, чем у меня. Его светло-карие глаза под солнцем превращаются в завораживающие карие.
На нём костюм-тройка итальянского покроя, и он всё ещё в кожаных ботинках, что означает, что он недавно вернулся домой. Обычно он переодевается в свитер-кардиган, как только выходит из офиса. Если только у него нет компании.
Его следующие слова подтверждают мои подозрения.
– Нам с Джонатаном нужно обсудить кое-что важное с тобой и Эйденом.
– Это по поводу сбора средств? – Спрашиваю я.
– Давай поговорим в доме. – Папочка кивает своему водителю. – Спасибо, Дерек. На этом всё.
Эйден идёт за нами внутрь, а я продолжаю держаться за папочкину талию. У меня такое ощущение, будто я не видела его целую вечность. В последнее время он не только был занят, но и мама приходила без предупреждения, требовала, чтобы я проводила с ней время, и жаловалась, что я больше ни при каких обстоятельствах этого не делаю.
Чувство вины часто срабатывает, и я оказываюсь в её квартире, прежде чем осознаю это.
Мы идём в папин кабинет. Он такой же большой, как конференц-зал, с фотографиями в чёрных рамках предыдущих лидеров Консервативной партии, на которых Папочка смотрит снизу-вверх.
Дерево и люстры дают представление о древних корнях Папочки и о том, как сильно он верит в классику с современным уклоном. У всего в его кабинете есть своё время и место. Ты никогда не найдёшь бумаги, сложенные друг на друга или в беспорядке.
Он весь в законе и порядке до такой степени, что использует это в качестве лозунга своей кампании.
Посередине есть стол для совещаний с доской для презентаций и всем прочим.
Мы проходим в соседний зал с коричневыми кожаными диванами и креслами. Дядя Джонатан уже сидит там, потягивая скотч из стакана и просматривая в своём планшете что-то похожее на показатель FTSE 100* (Financial Times Stock Exchange Index – Английский фондовый рынок, отражающий состояние и развитие экономики Великобритании).
