Текст книги "Безжалостная Империя (ЛП)"

Автор книги: Рина Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Глава 27
Сильвер

– Я ухожу!

Я сбегаю по ступенькам, жонглируя сумкой и контейнерами.

– Дорогая, – кричит мне вслед Хелен, неся мой термос. – Ты забыла заварить чай.

– О, точно. Спасибо, Хелен. Ты лучшая.

Я обнимаю её и звонко целую в щеку.

Я чувствую себя обманщицей всякий раз, когда я с Хелен или с мамой. Почему у меня не может быть обеих матерей?

Она машет мне, когда я выхожу из дома.

– Будь осторожна, дорогая.

– А ты иди и пиши. – Я провожу её внутрь. – Сжатые сроки, Хелен. Сжатые сроки.

Она улыбается, радость искрится в её глазах.

– Я иду, иду. Ты хуже моего агента.

Я снова машу ей рукой, ухмыляясь, когда кладу свою сумку, термос и еду, которую я готовила всё утро – или, скорее, помогала Хелен готовить – на пассажирское сиденье своей машины.

Когда я собираюсь направиться к водительскому месту, папина машина медленно останавливается рядом с моей. Дерек выходит, чтобы открыть заднюю дверь, но папа опережает его.

Подбегая к нему, я обнимаю его за талию.

– Папочка, у тебя успешно прошло партийное собрание?

– Кроме того, что Синтия оспаривает каждый пункт, который я предложил? – Он гладит меня по волосам. – Конечно.

– Мне жаль.

– Это просто она, и она никогда не изменится. Я начинаю думать, что она обманывает нас, используя Лейбористскую партию.

– Ты же знаешь, что она никогда бы этого не сделала. Твои принципы текут в её жилах.

– Только когда я их не озвучиваю. – Он наблюдает за мной. – Ты собираешься к ней?

Я медленно киваю.

– Я провожу выходные.

– Тебе обязательно это делать? Ты всегда можешь остаться. Теперь, когда ты стала взрослой, нет законов об опеке, которым мы должны подчиняться.

– В конце концов она просто придёт сюда.

– Позволь ей. – Говорит он бесстрастным тоном. – Мы можем продолжить дискуссию.

– Папочка. – Я глажу его по куртке. – Я хочу провести с ней время. Она моя мама.

Возможно, в прошлом были времена, когда мне не нравился её выбор, её решения и то, во что она меня превратила, но, когда я выросла, и после того, как я увидел её в той ванне, я поняла, насколько хрупкой на самом деле является мама. В глубине души она так строга со мной, потому что не хочет, чтобы я превратилась в такую же оболочку, как она, независимо от того, насколько она гордится тем, что я похожа на неё.

– Я понимаю. – Папа целует меня в висок. – Ты знаешь, почему в последнее время она была более сварливой, чем обычно?

– Я не знаю.

Мама убила бы меня, если бы я сказала ему что-нибудь о её личной жизни.

В тот день, когда она перерезала себе запястье, она заставила меня поклясться не унижать её и сказала, что сделает это снова, если я нарушу нашу клятву. Я плакала, умоляя её поехать в больницу. Она этого не сделала, потому что это унизило бы её и вывело бы её имя в заголовки газет.

Я наблюдала, как она накладывала себе швы, следуя онлайн-урокам. Я почти уверена, что у неё была инфекция, но она занималась самолечением антибиотиками и транквилизаторами. Она все делала сама и отказывалась, чтобы какой-либо медицинский персонал осматривал её.

С тех пор она носит толстые часы, чтобы скрыть шрам.

– Это из-за того французского бизнесмена, с которым она встречается? – Папа поднимает бровь. – Бедный ублюдок. Может быть, мне следует предупредить его, что она будет бросать ему вызов на каждом шагу и в конце концов высосет из него жизнь.

– Папочка, нет. Люсьен великолепен. Они действительно ладят.

– Они ладят, да?

– Да. – Я останавливаю себя, прежде чем сказать: «Они не ссорятся, как вы двое», и вместо этого говорю ему. – Ты просто позаботься о Хелен, хорошо? У неё дедлайн.

– Хорошо. – Он снова целует меня в висок. – Развлекайся. Хотя я сомневаюсь, что Синтия позволит тебе ворчать по любому поводу.

Качая головой, я целую его в щеку и машу Дереку, прежде чем сесть в машину.

По пути к выходу я наблюдаю за входом в дом в поисках знакомой чёрной машины. Не то чтобы Коул так скоро вернулся домой.

У него поздняя тренировка перед сегодняшней игрой.

С тех пор как несколько недель назад у его отца была годовщина, между нами, что-то изменилось.

Я не могу понять, в чем дело, но я чувствую это по тому, как он наблюдает за мной, как он использует каждый шанс, чтобы похитить меня где-нибудь вне поля зрения, задрать мою юбку и трахнуть меня.

Как будто он не может насытиться мной. И чем больше он это делает, тем больше мне кажется, что я тоже не могу насытиться им. Как будто я попала в лабиринт, из которого нет выхода.

Он всё ещё пробирается в мою комнату каждую ночь, без исключений. Он всё ещё водит меня в тот клуб. Моя любимая часть в этом – не наблюдение, хотя мне это нравится, а тот факт, что мы носим маски, где никто не может сказать, кто мы такие.

Сначала я оглядывалась, ожидая, что кто-нибудь нас узнает, но со временем это беспокойство улеглось.

В «La Débauche» я могу прикоснуться к Коулу и даже позволить ему поцеловать меня на глазах у других людей, не беспокоясь о том, что на следующий день мы попадём в заголовки газет.

Во всяком случае, Коул узнает большинство людей, за которыми мы наблюдаем. Несмотря на то, что они носят маски, он иногда играет со мной в викторину, чтобы угадать имя этого политика / влиятельной фигуры / генерального директора.

Игра проста – при каждом неверном предположении он что-то получает от меня. Поскольку я всегда проигрываю, я обычно оказываюсь на одном из диванов, когда он съедает меня или трахает, пока мой голос не становится хриплым.

Излишне говорить, что все игры Коула ведут обратно к сексу. Серьёзно. Он придумывает всевозможные схемы, в результате которых я оказываюсь голой и распростёртой или связанной.

Если он болен, и мне втайне нравятся окольные пути, которыми он меня ведёт, кем это делает меня?

Думаю, мы никогда не узнаем, потому что я бы никогда не сказала ему, что мне нравится то, что он делает со мной. Дело не в нём и не во мне, а в папе, маме, Хелен, Фредерике – который убьёт меня, если папа этого не сделает – и всём мире в целом.

Мы с Коулом относимся к определённой категории, и мы просто не можем перейти в другую.

Как бы я ни была осторожна, чтобы никто не узнал о наших отношениях на публике, я всегда чувствую, что, может быть, кто-то узнает. Может быть, кто-нибудь заметит, как я рассеянно наблюдаю за ним, когда он тренируется или, когда он читает в одиночестве в школьном саду.

Может быть, кто-то поймёт, что я прогоняю всех этих девушек не из-за семейного имиджа, а потому, что мысль о том, что он прикасается к кому-то еще, делает меня красным быком.

Мне трудно показать какую-то грань себя, когда внутри я царапаюсь, желая вырвать её и освободиться. Эта часть меня хочет позволить Коулу поцеловать меня на публике, назвать его своим перед всем миром, показывая им средний палец.

Но эта часть – идиотская.

Мир устроен не так, особенно тот, в котором мы живём.

Это разрушит не только наше будущее, но и наших родителей; и только по этой причине я знаю, что все, что у нас с Коулом есть, никогда не продлится долго.

Это просто интрижка.

Приключение.

И, как любое приключение, наступит день, когда оно в конце концов закончится. Что-то в моей груди сжимается от этой мысли, но я качаю головой, отгоняя её.

Сегодня он станет пассивно-агрессивным. Он всегда такой, когда я провожу ночи с мамой.

В последнее время у неё не очень хорошо идут дела, так что я навещаю её, даже если это не выходные.

По правде говоря, я на самом деле не настолько самоотвержена. Хотя я делаю это, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, я также делаю это, чтобы отвлечься от Коула.

Иногда это становится слишком грубым и слишком... сильным. Иногда, когда я просыпаюсь и не нахожу его рядом, слезы появляются из ниоткуда.

И это не нормально. Это не то, как должны работать интрижки. Так что я прохожу детоксикацию у мамы.

Хотя это бесполезно. В тот момент, когда я возвращаюсь и он вынимает все потерянные ночи на моём теле, мне кажется, что я никогда не уезжала.

Мой телефон звонит. Я улыбаюсь маминому нетерпению. Она, должно быть, спрашивает, там ли я еще. В третий раз за последние полчаса.

Моя улыбка исчезает, когда я читаю текст.

Неизвестный Номер: Ты выглядишь так соблазнительно в этом коротком розовом платье.

Я сглатываю, моё сердцебиение ускоряется, когда я замечаю тишину – и пустоту – подземной автостоянки.

Значит ли это, что он здесь? Или он следил за мной от самого дома?

Так как я стала почти уверена, что это Адам, я заблокировала номер. Несколько дней спустя я получил сообщение с другого неизвестного номера, в котором говорилось, что я не могу сбежать от него.

Поэтому я попросила Фредерика сменить мой номер неделю назад, притворившись, что он есть у некоторых репортёров и это беспокоит меня.

Я могла бы сделать это сама, но это означало бы, что мне придётся зарегистрировать новый номер с моими личными данными. Команда кампании папы приняла специальные меры безопасности, чтобы вся наша личная информация была засекречена.

Фредерик немедленно достал его для меня, и я подумала, что покончу с привычками Адама преследовать меня.

Текст передо мной – доказательство того, что это ещё не конец.

Как, черт возьми, он узнал мой номер? Конечно, его отец – член партии, но он же не стал бы просить об этом папу, верно?

Глубокий вдох. Ты можешь это сделать, Сильвер.

Я могу держать это при себе до тех пор, пока папа не победит на выборах. Тогда я расскажу Фредерику все об Адаме.

Дело не только в жутких, навязчивых сообщениях, но и в том, как он продолжает наблюдать за мной в школе. Я притворяюсь, что не замечаю, как он следует за мной повсюду, или как он смотрит на любого, кто встаёт у меня на пути.

Когда он приветствует меня добрым утром, я приветствую его в ответ, потому что его тип не может и не должен быть спровоцирован.

Схватив свою сумку, я открываю дверцу машины только для того, чтобы она во что–то врезалась – или, скорее, в кого-то. Я ахаю, когда Адам появляется прямо передо мной. На нем джинсы и простая чёрная футболка, на губах играет улыбка.

Моя первая мысль – это то, что мне нужно бежать.

Прямо сейчас.

Я дёргаю за ручку двери, но моя быстрота и сила не выдерживают его.

Он хватает дверь и наклоняется так, что блокирует мой выход и запирает меня в пределах моей собственной машины.

– Привет, Сильвер.

Он улыбается, показывая мне свои зубы.

Я приклеиваю свою собственную фальшивую улыбку.

– Привет, Адам. Что ты здесь делаешь?

– Здесь живёт мой дядя. Такой маленький мир, да?

– Да.

Я притворяюсь, что собираю свои вещи.

– Кого ты навещаешь?

Я не могу сказать ему, что я здесь из-за своей мамы. Я не хочу, чтобы этот псих знал, где живёт моя мать, но в то же время мне нужно выбраться из этой ситуации, не вызывая подозрений.

– Я встречаюсь с друзьями.

– Кто-нибудь, кого я знаю?

– Только Эйден и ребята.

– Я понимаю.

Всё ещё улыбаясь, я указываю на то, как он блокирует меня.

– Э-э, прошу прощения?

Он не двигается. Ни на дюйм.

Моё сердце вот-вот перестанет биться. Что, если у него другие планы вместо того, чтобы отпустить меня?

Может быть, мне стоит позвать на помощь или Коула?

– Конечно.

Адам отходит, все еще держа дверь открытой.

Я выдыхаю, когда выхожу, неся свою сумку и контейнеры с едой.

– Спасибо.

Он закрывает за мной дверь, его улыбка в лучшем случае зловещая.

– Нет, спасибо тебе, Сильвер.

Я киваю ему и иду так быстро, как только могу, по парковке, фактически не убегая. Я продолжаю оглядываться через плечо, ожидая, что Адам последует за мной.

Моё единственное облегчение – это когда один из маминых соседей выходит из машины и поднимается со мной на лифте.

По дороге наверх я не могу стереть из памяти тревожное выражение лица Адама. Или тот факт, что первым человеком, о котором я подумала, когда дело дошло до получения помощи, был Коул.

Я бы ударилась головой, если бы мои руки не были заняты.

Затем я вспоминаю причину, по которой Адам оказался здесь. Он сказал, что навещал своего дядю, но тот не поднялся.

В мамином здании вы не можете подняться наверх, если у вас нет кода этажа.

Кроме того, я знаю всех жильцов этого здания с тех пор, как Фредерик проверял их перед кампанией папы. В списке жильцов нет никого с фамилией Херран.

Конечно, Адам мог иметь в виду дядю со стороны матери, но вероятность этого очень мала.

Я отбрасываю его и эту мысль на задворки сознания, когда выхожу из лифта и вхожу в мамину квартиру.

Она сжимает меня в объятиях, как только я оказываюсь внутри, и я закрываю глаза, вдыхая её запах.

Безопасно.

Здесь чувствуешь себя в безопасности.

Она отстраняется, уставившись на то, что я принесла.

– Что это такое?

– Еда и мой особый чай.

Мама хмурится, складывая руки на груди. На ней голубое атласное платье и халат. Её волосы мокрые, а это значит, что она недавно вышла из душа.

– Их сделала Хелен?

– Она просто дала мне инструкцию.

– Да, верно. Ты так же безнадёжна, как и я, когда дело доходит до приготовления пищи. – Она усмехается. – Себастьян, должно быть, в восторге от того, что у него жена, которая умеет готовить. Хорошо для него.

– Давай, мам. Это просто еда.

– Хелен, должно быть, думает, что я благотворительный фонд, для которого она может приготовить еду.

– Это неправда. Она помогла только тогда, когда увидела, как я борюсь.

– Святая Елена. – Она закатывает глаза. – Я говорю тебе, что под всем этим она змея.

– Мама!

– Как скажешь. – Она снова обнимает меня. – Не позволяй ей забрать и тебя у меня, Куколка.

– Ты моя мама. Никто не заберёт меня у тебя.

– Моя девочка.

– Значит ли это, что ты это съешь? – с надеждой спрашиваю я.

– Я выпью только чай, который ты заварила, – она идёт в гостиную. – В любом случае, я на диете.

Я ставлю контейнеры в холодильник на случай, если она проголодается. У мамы так много гордости, это безумие.

У папочки, я думаю, тоже. Вот почему они всегда вцепляются друг другу в глотки.

Я наливаю нам по чашке чая и присоединяюсь к ней на диване. Она смотрит Дневник Памяти. Снова.

– Мам, ты серьёзно?

– Что? – Она забирает у меня кружку. – Романтика в фильмах и художественной литературе намного лучше, чем в реальной жизни.

– Ты та, кто сказал мне, что всё это ложь.

Я устраиваюсь рядом с ней.

– Вот почему это лучше, чем реальная жизнь.

Я провожу пальцем по краю чашки.

– Как у тебя дела с Люсьеном?

– Хорошо, – говорит она бесстрастным тоном.

– Мам, ты хотя бы пытаешься?

– Конечно, я пытаюсь. Люсьен не такой неудачник, как другие. Мы много разговариваем, и мой мозг его не пугает.

– Это здорово, правда?

– Угу. Он хочет отвезти меня во Францию.

– Почему бы тебе не поехать? Это будет так романтично.

– О чём я только что говорила? Романтики не существует в реальной жизни, Куколка. В любом случае, я подумаю об этом. – Она поворачивается ко мне лицом. – А теперь расскажи мне о себе.

– О-обо мне?

Она лукаво улыбается.

– Не думай, что я не заметила, как твои черты посветлели в последнее время.

– О-они этого не сделали!

Мои щеки так горят, что вот-вот взорвутся.

– О да, они это сделали. – Она прищуривает глаза. – Это даже не сын Джонатана, не так ли? Моя дочь – убийца мужчин.

– Мама!

– Что? Ты с двумя мужчинами одновременно, и ты можешь выбрать, какой из них лучше. Пока ты в конечном итоге выходишь замуж за Эйдена, все хорошо.

Я сглатываю при этих словах. Мало того, что Эйден настолько увлечён Эльзой, что физически не может видеть никого, кроме неё, но и я бы ни за что не вышла за него замуж.

Единственная причина, по которой я всё ещё поддерживаю помолвку, – это камуфляж и кампания папы.

– Не позволяй этому поглотить тебя. – Мама убирает волосы с моего лба. – Ты единственная, кто будет страдать.

Я оставляю чашку на столе, обнимаю её за талию и прячу лицо у неё на груди.

– Что, если уже слишком поздно, мам?

– Ох, Куколка. – Она ставит кружку на стол и обнимает меня. – Почему ты должна была повторять мои ошибки?

Я не повторяю её ошибок.

Я делаю еще один шаг вперёд.

Я делаю всё намного хуже.

Мама засыпает на диване, выпив два бокала вина. Я накрываю её одеялом и забираю папин план кампании у неё из пальцев.

Это то же самое, что он представил сегодня на вечеринке – то, что она резко критиковала. Она сказала, что это может быть лучше.

Я целую её в висок, а затем мою посуду, прежде чем удалиться в свою комнату в маминой квартире.

Она украсила все, чтобы сделать его похожим на ту, что у меня дома.

Только здесь нет балкона, с которого «кто-то» может проникнуть внутрь.

Достав одну из своих больших футболок, я надеваю её и отправляюсь в постель. В прошлом я обычно носила трусики, но с тех пор, как Коул стал постоянной частью моих ночей, у меня появилась привычка ничего не носить под футболками.

Это... освобождает.

Я достаю свой телефон и просматриваю Instagram. Элита проиграли сегодня, потому что Ксандер и Эйден были слишком отвлечены.

Ронан опубликовал селфи с тремя другими всадниками несколько часов назад – прямо перед началом игры. Коул стоит сзади, а Ксандер обнимает его и Эйдена за плечи.

Он не улыбается и не хмурится. Это его лицо по умолчанию. Я приближаю его, и моё сердце начинает так же трепетать, как и всякий раз, когда я смотрю на него.

Мои пальцы тянутся к ожерелью, и я на секунду закрываю глаза, представляя, как он проходит через несуществующий балкон и прыгает на меня на кровать.

Это нормально, что я скучаю по нему, когда только что увидела его сегодня утром? Мой телефон звонит, и я вздрагиваю, мои глаза распахиваются.

Если бы моё сердце могло выплеснуться на землю, оно бы выплеснулось прямо сейчас.

Сообщение от Коула. Как будто он телепат и точно знает, когда я думаю о нем.

Коул: Я в твоей комнате. А ты – нет.

Моё дыхание прерывается, когда я печатаю.

Сильвер: Что ты делаешь в моей комнате?

Коул: То, что я делаю каждую ночь, Бабочка. Получаю свою дозу тебя.

Невольная улыбка скользит по моим губам.

Сильвер: Но меня там нет.

Коул: Твои простыни тут. Твой запах тут. Даже твой ящик с нижним бельём.

Сильвер: Не смей туда заглядывать!

Коул: Уже сделал. Ты действительно думаешь, что есть что-то твоё, что я еще не просмотрел?

Сильвер: Ты такой извращенец.

Коул: Признайся, ты возбуждаешься, думая обо мне, лежащем голым в твоей постели, когда я дрочу на тебя.

Я не была возбуждена, но теперь – да.

Я не могу выкинуть из головы образ Коула, трогающего себя на моей кровати. Мои соски напрягаются под футболкой, и я поправляю её, только чтобы они болели сильнее.

И все же я печатаю ложь.

Сильвер: Это не так.

Коул: Почему я тебе не верю?

Сильвер: Мне всё равно, во что ты веришь.

Я печатаю дрожащими пальцами, в то время как другая моя рука исчезает у меня между ног, и я позволяю своей голове откинуться на подушку.

Мои пальцы обхватывают клитор, и я заглушаю свой стон зубами, когда просовываю в себя два пальца, притворяясь, что это он снова пробирается в мою комнату.

Коул: Знаешь, что я думаю, Бабочка? Я думаю, ты мокрая и тебе до боли хочется прикоснуться к себе. То есть, если ты ещё этого не сделала. Ты представишь, что это я, как ты делала это в душе. Ты будешь думать о своих пальцах как о моем члене и будешь толкаться сильно и глубоко, желая, чтобы это был я.

Мои стоны эхом разносятся в воздухе, когда я позволяю телефону упасть в сторону и щиплю себя за соски под футболкой. В тот момент, когда я провожу пальцами по засосам, которые он там оставил, я кончаю.

– К-Коул...

Я стону его имя в тишине комнаты, когда у меня вырывается вздох.

Я все еще тяжело дышу, когда снова хватаюсь за телефон.

Коул: Трогай себя сколько хочешь, но мы оба знаем, что это будет не так приятно, как когда я рядом.

Высокомерный ублюдок. Хотя он прав. Это ничего особенного, с точки зрения интенсивности.

Я ненавижу, когда он прав.

Коул: Приходи завтра пораньше. Я скучаю по тебе, Бабочка.

Я тоже скучаю по тебе.

Я позволяю своему мозгу думать об этом, когда засыпаю, прижимая телефон к груди.

Глава 28 
Сильвер

Тошнота.

Это второй день, когда я просыпаюсь с таким чувством в течение недели.

Я почувствовала это несколько дней назад, когда готовила еду с Хелен перед тем, как пойти к маме. Потом вчера, когда Саммер заставила меня понюхать новые духи, которые ей подарила мама.

И сегодня тоже.

Вот тогда-то я и взглянул на свой календарь. У меня месячные задерживаются на два дня. Это не должно быть большой проблемой, так как у меня всегда были нерегулярные месячные.

Кроме того, я переживала из-за папиной кампании, из-за психического состояния мамы и из-за того, что держала в секрете все, что у меня было с Коулом. Я каждый день теряю несколько месяцев своей жизни из-за стресса и даже принимаю транквилизаторы.

Вот что я говорю себе.

Это то, что я продолжаю повторять в своей голове во время занятий на фортепиано или даже когда замечаю Адама слишком близко к женскому туалету вскоре после того, как выхожу из него.

Я говорю себе, что принимаю таблетки. Я впервые начал принимать их, чтобы регулировать свой цикл. После того, как я стала сексуально активной, а Коул не пользовался долбаным презервативом, я принимала их почти религиозно.

Я ни разу не пропустил ни одной таблетки.

“Теперь запомните, что таблетка эффективна на девяносто девять процентов, и только в том случае, если вы не пропустите ни одного приёма”. Слова моего врача уже несколько дней крутятся у меня в голове по кругу.

Вчера был день, когда я начала сходить с ума.

Вчера был день, когда я читала ужасные истории от женщин, которые также доверяли противозачаточным таблеткам и забеременели.

Так что прошлой ночью я притворилась спящей, когда Коул прокрался в мою комнату. Это не помешало ему обнять меня сзади, обвиться вокруг меня.

Я не могла уснуть.

Все, на чём я могла сосредоточиться, – это его рука на моём животе, пока он спал.

Моём животе.

Я не дура. Я знаю, что не могу притворяться спящей каждую ночь. Коул не только увидит меня насквозь, но и столкнётся со мной лицом к лицу. Он уловит перемены в моем настроении.

И что потом?

Что, если эта тошнота и потребность вырвать не являются нормальными? Что, если таблетка подвела меня, и я подведу себя, своих родителей и всех остальных?

Это не обсуждается.

Я остаюсь в своей машине напротив аптеки, надев свои огромные солнцезащитные очки и наблюдая за окружающим, как будто ожидая, что репортёр набросится на меня.

Я почти могу представить заголовки газет:

«Замечено: Себастьян Куинс и Дочь Синтии Дэвис в аптеке, покупают тест на беременность».

«Скандал: Дочь Себастьяна Куинса и Синтии Дэвис Беременна До Брака. Отец – её сводный брат».

Меня чуть не стошнило от этой мысли.

Нет.

Я выезжаю из аптеки и направляюсь в школу, слушая свой плейлист на полную громкость.

Мои нервы на грани срыва к тому времени, как я заканчиваю свой первый урок. Коул продолжает наблюдать за мной, и я знаю, я просто знаю, что он поймёт это.

Я должна что-то сделать.

Остаток дня я выжидаю, занимаясь на пианино самым рассеянным образом, пока составляю свой план.

Я жду окончания футбольной тренировки, чтобы сделать свой первый шаг. Впервые за все время Эльза не с Эйденом. Ронан упомянул что-то о том, как она собиралась встретиться с ними в доме Эйдена, чтобы они могли вместе посмотреть игру.

Идеально.

Я на парковке, стою у «Феррари» Эйдена. Как и ожидалось, он выходит первым, его волосы все еще влажные, а сумка небрежно перекинута через плечо. Он даже не потрудился надеть куртку.

Он такой, когда дело касается Эльзы. Поскольку она встречается с ним у него дома, он пропускает несущественные шаги, чтобы быстрее добраться до неё.

Он нетерпеливо отмахивается от меня.

– Убирайся с моего пути, Куинс.

– Я думаю, что я беременна.

Он приостанавливает свою игру «отвали от меня» и прищуривается, глядя на меня, прежде чем вернуться к своему бесстрастному лицу.

– Поздравляю. Я пришлю подарки. Но я не буду предлагать услуги няни.

– Я не шучу.

– И я, честно говоря, не могу дать и двух трахов. Ты заварил эту кашу. Разбирайся с этим.

– Какую кашу?

Голос Коула вырывает меня из этого мгновения, как обречённость.

– Издавай звук, когда приближаешься, чёрт возьми.

Я свирепо смотрю на него.

– Зачем? – Он наклоняет голову набок. Боже, я ненавижу, как хорошо он выглядит после душа, его влажные каштановые пряди падают на лоб, а губы немного краснеют. – У тебя есть секрет с Кингом?

Я вздёргиваю подбородок.

– Может быть, и есть.

Эйден хватает меня за плечи и толкает в объятия Коула.

– Вот, твоя каша. Всегда пожалуйста.

Он садится в свою машину, прежде чем завести двигатель. Я пытаюсь пойти за ним, но сильная рука на моей талии удерживает меня на месте.

Коул стоит позади меня, его передняя часть приклеена к моей спине, а его рука обхватывает меня за талию. Он шепчет мне на ухо тихими, пугающими словами.

– Какого хрена ты делаешь?

Я сглатываю, но во рту у меня пересохло, так что это не успокаивает то, что застряло у меня в горле.

– Мы в школе. Отпусти меня.

– Нет, пока ты не скажешь мне, что, черт возьми, с тобой происходит? Сначала ты притворяешься, что спишь. То ты не будешь завтракать с нами. И теперь ты бегаешь за Эйденом?

Он уловил всё это.

Конечно, он уловил. Коул слишком проницателен. Вот почему мне нужно убраться отсюда к чёртовой матери, пока он не выяснил всё остальное.

Я понятия не имею, как он отреагирует, но я знаю, что бы это ни было, мне это не понравится. Так что мне нужно взять все в свои руки.

Я заставляю свой голос звучать как можно более нейтральным тоном.

– Я решила объявить о своей помолвке с Эйденом для публичности. Дядя Джонатан считает, что это отличная идея.

Он знает. Это всегда было одной из вещей, на которых он настаивал с тех пор, как началась помолвка.

Я жду реакции Коула, готовлюсь к его гневу, но его спокойный ответ застаёт меня врасплох.

– Зачем?

– Что ты имеешь в виду, зачем?

Он все еще говорит мне на ухо, и каждое его слово вызывает дрожь у меня по спине.

– Ты делаешь это не только ради рекламы, так почему бы тебе не прекратить нести чушь и не рассказать мне настоящую причину этого.

– Ты. – Я поворачиваюсь к нему лицом. – Это для того, чтобы я могла избавиться от тебя.

Горячие обжигающие эмоции кружатся внутри меня, и мне хочется плакать, хочется кричать.

Коул смеётся. Звук сильный и глухой, заставляющий меня напрячься.

– Ты такая милая, что думаешь, что можешь избавиться от меня. – Он резко хватает меня за подбородок. – Ты уже должна знать, что чем сильнее ты давишь, тем злее я становлюсь. Чем громче ты говоришь, что ненавидишь меня, тем безжалостнее я отношусь к этой ненависти. Не имеет значения, в какую игру ты играешь. Ты даже можешь изобрести новую игру, но я её выучу и все равно поставлю тебя передо мной на колени. Так скажи мне, Сильвер, ты действительно думаешь, что сможешь когда-нибудь победить меня?

Нет.

Ответ звучит громко и ясно в моей голове, но я также знаю, что должен победить в этом.

Я должна оттолкнуть Коула.

– На этот раз я так и сделаю. – Я упираюсь подбородком в его ладонь. – А теперь, если ты меня извинишь, мне нужно догнать моего жениха.

Его хватка усиливается, пока я не вздрагиваю, но я не отталкиваюсь и не прерываю зрительный контакт.

На секунду мы застываем во времени, как будто мы единственные люди на земле. Мою кожу покалывает, а на руках появляются мурашки. Что-то подсказывает мне, что это не из-за холода.

Момент резко обрывается, когда Коул отпускает меня.

Стоп. Он отпускает меня?

– Если ты последуешь за Эйденом и поиграешь в эту игру, тебе не понравится, как я отреагирую.

Несмотря на мои попытки не поддаваться влиянию, дрожь пробегает по моей коже от его тихо произнесённых слов.

Я знаю, без сомнения, он выполнит своё обещание, и, хотя мои лопатки сводит от зловещих чувств, я не сдамся.

Я разворачиваюсь и иду к своей машине.

Мне не требуется много времени, чтобы добраться до дома Эйдена.

К тому времени, когда я паркуюсь рядом с его Феррари сразу после того, как он выходит из него, идёт сильный дождь. Я не утруждаю себя зонтиком, когда преграждаю ему путь ко входу.

Особняк Кинга всегда казался немного готическим. Возможно, это из-за печальных статуй ангелов, льющих воду в фонтан. Они вызывали у меня странные ощущения, когда я была ребёнком.

Ронан, Ксандер и Коул проходят мимо нас по пути внутрь.

Последний даже не удостоил меня взглядом. Он уже высказал свою угрозу.

Теперь он подождёт, чтобы посмотреть, как я буду действовать, прежде чем отреагирует.

Он такой расчётливый, что это сводит меня с ума.

Эйден снова пытается подтолкнуть меня к нему, но Коул говорит ему, чтобы он сам убрал свой беспорядок, а затем следует за Ронаном и Ксандером в дом.

– На случай, если ты не поняла, это называется преследованием.

Эйден засовывает руку в карман своих мокрых брюк.

– Как будто ты что-то знаешь о преследовании.

– Что это должно означать?

Я проклинаю себя за то, что проговорилась об этом перед Эйденом. Будем надеяться, что он ничего не скажет Коулу, потому что у меня действительно нет настроения разбираться со всей этой ерундой прямо сейчас.

Скрестив руки на груди, я пригвождаю его взглядом.

– Я ещё не закончила разговор на парковке.

– Ну, я закончил. – Он поворачивается, чтобы уйти. – Я скажу Эльзе, что ребёнок твой.

Эйден останавливается и оборачивается, его левый глаз дёргается. Он у меня в руках.

Это единственная реакция, с которой Эйден не мог ходить в школу на протяжении многих лет.

Это значит, что он взбешён и будет разрушать жизни.

Риск, на который я готова пойти.

– Это не так. – Говорит он.

– Она этого не знает.

– Тест ДНК докажет, что это не так.

– Серьёзно?

– Серьёзно.

– Ты действительно веришь, что кто-то вроде Эльзы будет ждать, пока не получит тест ДНК? Она и так тебе не доверяет и бросит тебя в мгновение ока, как только я вобью ей в голову мысль, что ты отец моего ребёнка.

Тишина.

Он снова у меня в руках. У кого-то вроде Эйдена, который никогда не позволял себе слабостей, теперь они есть.

Не похоже, что я каким-то образом причиню ему боль. У него есть полная возможность помочь мне, но, поскольку он псих, он не сделает этого, если у меня не будет чего-то, что принесёт ему пользу. Или, в данном случае, не разрушает его.

– Какого хрена тебе нужно? – Спрашивает он.

– Не разрывай со мной, и, если что-нибудь из этого выйдет наружу, ты объявишь, что ты отец.

– Это означает «нет». Я не беру на себя ответственность за ублюдка Нэша.

– Эй! Скажи это еще раз, и я убью тебя.

– Извини, мама-медведица, – издевается он. – Но это сводит на нет весь смысл этой сделки. Помнишь Эльзу?

– Я говорю, на всякий случай. Я найду решение.

Он наклоняет голову.

– Я могу поискать подпольные клиники и всё. Уходи. Никто не узнает, что дочь будущего премьер-министра сделала аборт.

Я прижимаю защитную руку к животу, мои губы дрожат. Это... это сделало бы меня убийцей.