Текст книги "Беглецы. Навстречу закату (СИ)"

Автор книги: Римма Сноу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

  И меня это вполне устраивало. Я хорошо училась, не спорила с родителями, была максимально удобным ребенком, подростком. Высокие баллы аттестата и вступительных позволили без проблем начать учебу на медфаке. Отец был вполне доволен, что не приходилось уделять мне время. Но тут не стало мамы.

  Я болезненно переживала ее гибель. Со мной вообще последние месяцы разговаривала лишь прислуга, отец и брат все более становились чужими людьми, стараясь не встречаться со мной даже в доме.

  – Пошла вон, нагулянная девка! Елена родила тебя от другого мужика и это подтверждено экспертизой! Чтоб вас обеих, бляяя! – лицо отца было перекошено от злости. – Отвезите ее в столицу шлюх, и там выбросите на улице, где ей самое место! Дочь шлюхи! – орал мужчина охранникам, растерянно стоявшим у крыльца.

  Я таращилась на него заплаканными глазами и мотала головой, как заведенная кукла, но не могла поверить в ужасные злые слова. Мама родила меня от другого мужчины? Моя мамочка, которую я потеряла несколько месяцев назад... Отец сказал, что она не справилась с управлением, и машина на огромной скорости вылетела с дороги. Мне даже не дали попрощаться с ней. Скорые похороны в закрытом гробу и скупой молчаливый ужин. Брат не проронил ни слезинки, отец тоже молчал. И вот теперь выкинул меня из дома, как ненужную вещь...

  Один из охранников подошел и взял меня за руку, помог подняться. Быстро завели машину, и усадив меня в чем была, в домашней пижаме, увезли. Куда? По дороге мужчины молчали, лишь пару раз останавливались на заправках, разрешая выйти в туалет, и купили стакан кофе со сливками. По указателям я поняла, что везут в Питер. Неужели не хватит человечности ослушаться отца? Не хватило...

  На окраине в каком-то дворе меня высадили, предварительно снабдив пощечиной. Я цеплялась за дверцу машины, не представляла, что со мной будет, полураздетой, уже приближающейся осенью, за сотни километров от дома. И один не выдержал, ударил, чтобы не мешала им спокойно уехать. Будь хоть немного сердца у этих амбалов, то оставили бы одежду и немного денег, на раз купить поесть, но не было, не сформировалось, а может, просто атрофировалось за ненадобностью.

  С разбитыми коленками, носом, ссадиной на лице от огромной мужской ручищи я просто осела на выщербленный асфальт под огромной аркой. Рассчитывать на милость небес было лишним. Со мной и так все прекрасное уже случилось: ни документов, ни одежды, ничего... Было только одно желание, увы, закрыть глаза и больше их не открывать.

  Продрогнув от холода, я уже готова была лечь, растянувшись на земле, но по глазам полоснул неоновый свет. Фары... Ко мне приблизился кто-то, но я решила, что мне уже все равно, поэтому лишь сильнее поджала ноги в тапочках-зайцах, стуча зубами. Меня просто подняли на руки и понесли. Куда? Что потом со мной будет? Стало все равно...

  Глава 4

  Дорон

  Поджигая шины, торможу у ювелирного. Выскакиваю на тротуар и собираюсь уже взяться за ручку двери, как вижу несколько мужских фигур за большой прозрачной витриной. Вот этого мне не хватало! Срываюсь по тротуару бегом, видя встречные фигуры в черном, перед глазами вспышки от травмата, сам шмаляю от души, прицеливаясь, чтобы не зацепить кого-то в толпе. Петляя, заворачиваю в проходные дворы. Возможно, удастся оторваться, но уже понимаю и чувствую, что зацепили. На третьем проходном ныряю в арку и прячусь в нишу, чтобы перевести дыхание. Стоило только присесть, как понимаю, что дыра у меня сбоку в груди, и кровь хлещет, как шальная. Лицо горит, будто обожженное... Если только чудом мне посчастливится выбраться из этого дерьма...

  Сжавшись в грязной дыре и ловя воздух ртом, понимаю, что удачного стечения обстоятельств мне, наверное, не видать за все сотворенные дела. Бандит, убийца... Нужно иметь больную голову, чтобы спасать такого, как я. Может, Кайла меня бы и поняла, но я сам ее вырвал из жизни. Вырвал с корнем, не оставив о ней ничего, кроме болезненных воспоминаний.

  Полтора года назад

  Я нашел ее в старом дворе, с разбитым лицом и в легких домашних вещах холодным питерским августом. Возвращаясь с очередного 'свидания' с ребятами, свернул незнакомым маршрутом. Съежившись, дрожала, как маленький щенок. Розовая пижама и мягкие тапочки с заячьими мордами. Любому было бы понятно, что оказалась это девчонка там случайно. Ухоженное тело, длинные красивые волосы, домашняя одежда... Казалось, выбросили из машины. Не малолетка, но домашняя и перепуганная насмерть, готовая уже на все. Не показалось.

  Привез домой, обработал раны, одел в свои вещи. Несколько дней она боялась меня, но потом вот также прижалась всем своим маленьким телом и тихо плакала, отпуская свою боль. Девчонка была совсем юной, но взяла себя в руки, заставила повзрослеть. Перестала дрожать от страха, лишь принимала события такими, какими они были. Даже со стороны она выглядела очень сильным человеком, сильным духом. Был в ней и стержень, и характер, и разум. История ее 'путешествия' в Питер вообще вызывала и жалость, и уважение к этой девчонке.

  Выяснил быстро, кто мой найденыш. Такой же подарок судьбы, как и я. Только из московских. Версия подтвердилась. Ее обеспеченный и сильный отец, не так давно похоронивший супругу, узнал, что дочь рождена не от него, взбесился, велев ее бросить в северной столице как подзаборную шлюху. Мужики из охраны видели ее с детства, поэтому не посмели тронуть, лишь саданули, чтобы отцепилась, и выкинули из машины.

  Кайла. Имя – единственное, что она решила оставить от своей прошлой жизни. Восстановленные документы, новая жизнь. Она доверилась мне, отдалась без остатка, растворившись в моей глупой надежде быть кем-то более человечным, нежели сейчас. Она была студенткой-медиком. Я помог перевестись из Москвы. Говорила, что устроится врачом где-нибудь на севере, уедет, как можно дальше от крупных регионов. И с ней я хотел бы убежать от всей этой криминальной питерской грязи. Она в свои двадцать, и я в свои тридцать пять.

  И я был влюблен в эту маленькую отчаянную девушку, подарившую мне свою невинность, жизнь, душу. Наслаждаясь ее телом, я никак не мог взять в толк, за что она свалилась мне на голову? С ней я дышал, мне хотелось изменить мир. А еще у нее была невероятно развита интуиция. Почти энциклопедические знания во многих областях, Кайла много читала, делая это очень быстро, поглощая страницу за страницей, буквально переворачивая их одну за другой. Ей удавалось писать студенческие работы на заказ, поэтому, как только я купил ей телефон и ноутбук, она смогла иметь свои копеечные заработки. Я не понимал, зачем ей что-то писать и продавать, когда я не был ограничен в средствах. Но потом понял, как была права маленькая находка. Умение заработать делает человека независимым от многих внешних обстоятельств, особенно от тех, которые хочется исключить из своей жизни.

  * * *

  – На сегодня я заказал баньку с нотариусом, надо бы перетереть. И ребята подтянутся, Серега и Леха Хромой. – пристально глядя на меня, говорил Нисан.

  – Постараюсь быть. У меня не все утрясено в Измайловым. Как пойдет, там и наберу тебя. – прощаюсь, выходя к авто. Свежий добротный 'мерин' радовал своей глянцевой чернотой. Срываюсь с места, вспоминаю, что нужно купить цветы моей девочке. Решаю заскочить в обед, потому что на вечер запланированы дела.

  – Ты дома, Кайла? – прохожу с огромным букетом в квартиру, где все уже пропахло ею. Каждая вещь источала ласкающий нежный аромат девчачьих духов, какие-то цветочные или восточные нотки. Я обожал зарываться в ее густые темные волосы и вдыхать его. – Кая? – обхожу уже вторую комнату.

  – Дор?! – слышу ее голос из комнаты, где она обычно не бывала. Тренажеры и боксерские груши не интересовали моего найденыша. Она училась на медицинском и мечтала стать хирургом с тоненькими пальчиками и железными нервами.

  Спешу туда и розы падают у меня из рук. Один из людей Брамса держит нож у ее горла, а второй рукой сдавливает ее хрупкую талию. Девчонка пытается ослабить хватку, но своими маленькими хрупкими руками не может причинить и толики вреда крупной мужской лапе, намертво обхватившей тонкую шею.

  – Отпусти ее, давай говорить, что хочешь? – судорожно задаю вопросы, чтобы как можно быстрее закончить эту пытку для Кайлы, глаза которой огромные и мокрые. Она задыхается и трясется.

  Поднимаю руки, демонстрируя, что в них нет оружия.

  – Дай пройти, – и мужчина двигается со своей добычей к выходу.

  – Послушай, – предпринимаю вновь попытку диалога, но он мотает головой.

  – Ты все уже сделал. Брамс передает привет и напоминает, что ждет здоровых наследников. Своих-то мы с куколкой не успели заделать. – с этими словами он резко толкает Кайлу в бок и вылетает во входную дверь. Кидаюсь сразу же к ней, поднимая, прижимаю к себе, рыдающую.

  – Тихо, девочка, все кончилось. – пытаюсь успокоить.

  – Эээто? Это только началось! Ты же говорил, что отходишь от дел! Я же... Я пиццу нам заказала! Открыла, а там он! – она кричала мне в лицо. Было больно от ее боли. И еще, изменить было невозможно. Быть сыном и приемником серого кардинала северной столицы и пытаться отойти от дел... это нереально. И теперь, когда Каю ассоциировали со мной, как девушку, невесту или жену, угроза ее жизни становилась настоящей. Мне был преподан урок, насколько отец может контролировать мою жизнь и в любой момент взять за яйца. Оставался лишь один шанс сохранить жизнь девчонке – навсегда оставить.

  Она все плакала у меня на руках, а я не решался ее отпустить, но был должен. Ради нее самой. Ради всего того светлого, что я чувствовал к ней.

  Прижимаю ее к своему телу, скользя руками по бедрам и задирая короткий махровый халатик. Под ним лишь шелковые шорты, прикосновение к которым будоражит воображение.

  – Дор, пусти! – она вроде хочет вырваться, но с ее почти детскими габаритами это просто смешно. Я склоняю голову к ее лицу и впиваюсь в мягкие губы. Чувствую ее сладкий вкус и дурею, приподнимая за бедра и шагая в спальню. Кая больше не сопротивляется и обвивает руками мою шею, запуская пальчики в волосы на затылке. Сумасшедшее возбуждение пронизывает наши тела и, я рычу, наваливаясь на нее, уже на постели срывая белье.

  Она справляется с пряжкой моего ремня и освобождает вставший колом член. Проводит по нему своими пальчиками, сжимая у основания. Слегка отстраняется, давая возможность мне стащить брюки и пиджак с рубашкой, и устраивается на постели, разводя свои стройные худые ноги. Припадаю к ее лону, посасывая мягкие складочки и упираюсь языком в маленький бугорок у их основания. Кая выгибается, как кошка, и стонет, стягивая кругами простынь.

  – Еще, Дор...Хочу тебя... – шепчет в порыве, протягивая ко мне руки.

  Я накрываю ее своим телом и медленно погружаюсь в нее, давая привыкнуть к себе. Потянув маленький сосок губами, начинаю движения, удерживая себя на локте, чтобы не раздавить девушку своим весом. Мы плавимся друг от друга, заходясь в протяжных стонах и объятиях, следуя вместе к той единственной эмоции, которую никто не в силах отнять или испортить.

  В те недолгие моменты мы были единым целым. Понимали друг друга без слов, подчинялись, наполняя друг друга невысказанной нежностью и страстью. Кайла, будто почувствовав расставание, была в тот вечер необыкновенно красива. Темные волосы, разбросанные по подушке, горящие глаза с застывшими слезами и немым укором, зацелованные мною губы... Мы уснули, прижавшись друг к другу, счастливые на мгновение.

  Глава 5

  Дорон

  Интересы криминальной семьи всегда были выше человеческих чувств. Йорам Брамс не проявлял чувств к своему сыну, он лишь воспитывал его нужным образом и направлял на нужную дорогу. В интересах бизнеса и распределения недвижимости я носил фамилию матери и юридически не имел родного отца. Возможно, этот факт сохранил мне жизнь в детстве и юности. Я не представлял интереса для теневого мира северного много миллионного города. Факт нашего с Брамсом родства открылся спустя несколько часов после моего первого боксерского поединка на русской земле.

  Против опытного боксера владелец 'Золотой Жилы' выставил меня, Дорона Кройца, недавно вернувшегося из Бельгии, где я оставил свои детство, воспоминания и могилу матери. Бой не был выдающимся для меня, поскольку я не умел развлекать толпу и вырубил американца в первом же раунде. В тот же вечер ко мне подошел человек и пригласил за вип-столик своего хозяина. Полагая, что меня приглашают для заключения боксерского контракта, я поспешил и встретил своего отца...Мать показывала мне пару фотографий своей молодости, поэтому я узнал человека сразу. Он был иным нежели на фото. Его глаза не излучали ни света, ни тепла. Для меня он навсегда так и остался чужим человеком, которого стоит всерьез опасаться. Короткие разговоры, примитивное одобрение, никаких чувств, эмоций, ни слова о матери.

  Впрягшись в некоторые дела с ювелирными салонами, я сам не заметил, как влез по уши в его вовсе не белый бизнес. В ринг я вышел всего пару раз после этого, зато начал контролировать законный и не совсем оборот драгоценных камней. Брамс поручал мне мелочи и крупные сделки, встречи, разборки. Не проявляя особого рвения, но с должной исполнительностью я занимался всем этим.

  Прошло несколько лет прежде, чем я понял, что живу не своей жизнью. Возможность иметь семью отметалась сразу, дабы близкие тут же становились разменной монетой в мире криминала. Парней прижимали к ногтю бабами и детьми, их убивали, насиловали, вымогая деньги за тех, кто еще не свихнулся от издевательств. Мужской мир полностью обесценил саму женскую сущность. Глядя на просторы добровольной клубной и уличной проституции было сложно сохранить человеческое отношение к женщине в принципе. Я все более задумывался о небольшом легальном бизнесе вдалеке от столичной суеты. И тут под колесами моего авто оказалась Кайла...

  Мы провели вместе недолгий месяц. А потом я вычеркнул ее из своего грязного мира... Ради нее самой, ее, возможно, нормальной будущей жизни, и ради себя, не сумевшего сделать выбор и продолжающего плыть по течению вперемежку с грязью, человеческим мусором, кровью, злостью...

  * * *

  После очередной словесной перепалки с Брамсом я понял, что он преисполнен надежд в отношении меня. Тщеславный и властный человек, не гнушающийся ни выстрелом в спину, ни откровенными подставами конкурентам даже в свои шестьдесят представлял явную угрозу всем, кто имел с ним дело.

  Всерьез намекая, что мне пора обзавестись наследником или приемником (раз уж я не могу обрюхатить обычную девку), Брамс предложил подмять под себя весь северный поток камней, плотно завязавшись на недвижимости, как обязательном банковском гаранте для получения лицензий на добычу как официально, так и не совсем. Понимая, что данный факт сделает из меня одну из самых желанных мишеней по всему Северно-Западному региону, я принял решение разорвать с Кайлой, пока мне не принесли ее по частям...

  Пара дней ушла на подготовку 'концерта' на камеру. И вот я еду домой с мерзким чувством живодера, жертва которого слаба и беззащитна, и он (живодер) это знает. Не представлял, как начинать, но и переигрывать было нельзя. Вхожу в квартиру под руку с размалеванной шалавой, которой строго велено молчать, но периодически совать свои руки в нужные места. Встречаю удивленную Каю своим 'раздраженным' взглядом.

  – Ты сейчас же соберешь свои вещи и покинешь этот дом... – я старался не смотреть на нее, чтобы не выдать себя. Внутри же все переворачивалось.

  – Но... Дор, как же... мы? Я хотела тебе сказать... – она хлопала испуганными глазами, как щенок, оказавшийся впервые на улице. – Ты меня выгоняешь? За что? – она надрывно вдыхала и выдыхала, словно в груди было препятствие, то прищуриваясь, то распахивая глаза в испуге. Она помнила, как это бывает...

  – Просто уходи. Я не могу связать свою жизнь с тобой! Мне просто все надоело! – кричу ей уже из коридора.

  Кайла быстро бросала в сумку свои немногочисленные вещи, под подкладкой которой лежали карты и немного налички на первое время. Я знал, что камера в гостиной пишет происходящее в квартире автономно. С некоторых пор... Брамс должен был точно увидеть, что я выгнал девушку сам и больше не дорожу ей.

  – Тебя отвезет мой водитель, – бросаю на нее последний взгляд. Ее стройное тело было вытянуто струной, но стояла она не прямо и далеко не гордо, уходя. Почти ссутулившись, ни капли не играя, а сгибаясь от моих гадких слов по-настоящему, по живому. Наверное, тогда во мне самом что-то сломалось.

  Кая остановилась, тяжело дыша и держа в руках сумку. Она хотела что-то сказать, но отвернулась и вышла из квартиры. Досчитав до десяти, я разбил в этой квартире все, что только мог. Шалава с визгом выпрыгнула в дверь, когда увидела происходящее. Еще сутки сидел на полу с бутылкой виски и окровавленными костяшками.

  Мой водитель должен был отвезти ее на вокзал и вручить билет на поезд, а проводник в вагоне должна была передать ей мое письмо. Мои последние слова.

  'Никогда не возвращайся'.

  Я упорно стирал ее из памяти, из своей жизни. С какой целью? А чтобы не было этих розовых соплей и привязанностей, чтобы никто не смог меня ею шантажировать, чтобы она сама не могла меня привязать. И чтобы мой личный недруг Брамс не мог меня приложить моей же слабостью. Боец оттачивает мастерство в постоянных тренировках, вновь и вновь превозмогая себя, усталость, боль, натягивая жилы до предела и взрывая вены убойными дозами кислорода. С этими же ощущениями разрывающего одиночества и боли я учился жить без нее.

  Ни в одной девушке, женщине не встретились мне ее черты, даже отдаленный и неумелый плагиат проскальзывал урывками. Ушли краски, ароматы и рефлексия, остались еда, вода и бизнес, иногда перемежающийся с эмоционально глухим трахом, привычными разборками с мордобоем и перестрелками. Полтора года. Казалось, что вчера я проводил ее взглядом, отпуская с ней свою душу, оставляя себе лишь мерзлое сердце в груди...

  Глава 6

  Дорон

  В бессознательном состоянии я помнил себя лишь пару раз в своей жизни. В первый раз одиннадцатилетнего меня ударил старшеклассник Стивен в нос. Я упал, провалившись на пару минут в черноту, но стоило открыть глаза и увидеть собственную кровь на руках, вернулся в себя уже не Дорон, а больной на всю голову бес. От осознания собственной беспомощности я рванулся на парня и дубасил его кулаками до тех пор, пока меня не оттащили от расслабленного тела, как взбесившуюся дворнягу. С той поры я ушел в бокс, и удары в лицо больше не пугали меня и не выбивали из строя. Они заставляли дышать резче, скапливая энергию и направляя ее на соперника. А второй раз я выпал в осадок на похоронах матери, прикоснувшись к православному кресту, водруженному над могилой. Была бесснежная европейская осень, но деревянный крест был холоден, как камень. 'Обжегшись' этим холодом, я упал на колени у могилы, поклявшись, что не проведу свою жизнь как потрох, что смогу чего-то достичь.

  Сейчас же был мой третий раз. То проваливаясь, то возвращаясь, я обшаривал взглядом единственного глаза небольшую комнату, посреди которой лежал. У стены стояла железная кровать с пустым решетчатым матрацем, но я лежал явно не на кровати, чуть ниже. Почти древний огромный шкаф, небольшой комод, православный угол с иконой и маленьким кадилом на цепочке. У другой стены стояла небольшая софа, на которой, подвернув ноги, полусидя спала девушка с ребенком на руках...

  Я узнал ее не сразу. Какое-то время мне казалось, что я так и нахожусь в бреду, а Кая лишь мираж. Но потом, я даже позвал ее 'эээ', и она меня услышала. На ее руках ребенок, совсем маленький. Грудной. Нет, я не мог ошибиться. Это точно она. То же лицо, но короткие как у парнишки волосы и еще очень худая. Залегшие под глаза круги и торчащие ключицы.

  Прокручиваю в голове последние события. 'Я тебя вытащу' – так не бывает. Она вытащила мое стокилограммовое тело и привезла сюда? Как ей это удалось? Еще убрала пули, зашила. Перевязала. Лицо все заклеено, не прикоснуться, но сам глаз не болит, значит только рассечено. Все сходится. Она же училась на медицинском!

  – Я...я...это... вытащила тебя. В тебя стреляли. Что-то ты натворил хорошее, наверное...

   – Пусти руку, мне ведь больно. Я живу одна и до сих пор делала все, чтобы ты остался живым. Чего шарахаешься?

  – Это деревенский дом и вокруг глухомань. Навряд ли тебя тут разыщут. Я приготовлю поесть, а ты лежи и только попробуй испортить мою работу! Я тебя два часа штопала последними сантиметрами кетгута! А еще рассечение на щеке сильное, лицу нужен покой.

  Она не узнает меня. Неужели настолько лицо в хлам, что не узнает? Встаю, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Охренеть... Вот это нелюдь...Да я сам себя не узнаю! И это здорово. Пусть Кая не узнает, кого тащила и спину срывала. Я только боль ей принес...

  А живет она в лачуге. Крохотная деревянная изба, покосившаяся от старости. А что ты хотел, выгнав ее на улицу? Ты уже второй, кто это сделал. Сначала ее отец, теперь вот ты. А она жива и даже ребенка одна растит. Сильная маленькая женщина. А ты слабый здоровенный мужик. А ребенок... Сколько ему? Она называет ее 'принцессой', 'Машуней', это же девочка. Совсем крошка, еще не ползает. Значит, не больше полугода ей. Быть не может этого... Это сон.

  Если девочка моя, да точно моя! Прямо сейчас я пошлю всю свою прежнюю жизнь ко всем чертям. Дочка... За что я получил эту награду и сумасшедшую горечь от своих же поступков... Буду молчать, чтобы не узнала по голосу. А рожа так располосована, что поделом. Не смогу ей признаться, кого она вытащила с того света.

  А на что она живет? Печатает без остановки. Наверное, работы студенческие, как когда-то... Но это же копейки, как она осмелилась вернуться? Наверное, документы сделала. Я бы точно сделал. Я должен помочь ей теперь, я обязан ей дочкой и собственной жизнью...

  Нахожу чистый листок в комнате и беру карандаш. Начинаю подробно писать инструкцию. Только бы она не отказалась...

  Глава 7

  Кайла

  Я проснулась от неимоверной жажды. Тело горело и требовало воды, будто с похмелья. Машенька мирно спала, а я, шатаясь и держась за стены, побрела в кухню. Опустошив еще теплый чайник, почувствовала возвращение себя в реальность. А бандит-то где? Заглядываю в комнату.

  Мужчина спал на боку, завернувшись в одеяло. Из-под подушки выглядывал листок, исписанный с двух сторон размашистым почерком. Потянула аккуратно и вернулась в кухню на цыпочках.

  'Смелая девушка. Я тебе обязан и отблагодарю. Да, я не простой человек. Но человек и вижу, как тебе тяжело с ребенком одной. У меня есть сбережения. В ячейке на Московском вокзале в камере 2561 лежит спортивная сумка с деньгами. Открой ключом. Деньги настоящие, купи по пути все, что нужно тебе: продукты ребенку, лекарства, одежду. Тебя никто не отследит, об этой камере хранения никто не знает. Мне привези пару пачек и документы, которые там будут. Буду еще благодарен, если дашь моей роже зажить, подержишь у себя немного'.

  Вот тебе и мычала... Ни одной грамматической ошибки и буквы достаточно ровные. А он не браток... повыше будет, может из районных смотрящих или какая там у них иерархия.

  Слышу, как скрипнул матрац в комнате. Мужчина вышел в одеяле в кухню, хмуро оглядывая обстановку.

  – Знакомлюсь с твоим творчеством, – машу ему листком, – знаешь, я умру от аритмии, пока еду за этой сумкой. – говорю игриво.

  Он вроде попытался улыбнуться, но швы на поллица ему не дали. Вышла гримаса, заставившая приложить к лицу руку от боли.

  – Куплю только продукты для ребенка, мне чужого не надо. – поспешно говорю ему.

  Незнакомец хватает меня за локоть, но быстро отпускает, видя мои расширяющиеся глаза. Он быстро показывает на листок и вновь пишет.

  'Возьми деньги, это мой гонорар за проведенный бой. Не криминальные, не грязные. Я прошу. Для дочки своей'.

  Читаю, поверить тяжело. Чужой человек и готов вот так дать большую сумму. Хотя, я спасла его. Наверное, он не привык быть в долгу. Шанс на это небольшой, но все-таки бывают же люди...

  – Ладно. Сделаю, как просишь. – вдыхаю обреченно. – Бумагу принесу тебе еще, вдруг стихи мне напишешь. – оглядываюсь с улыбкой на него, ковыляя к себе, а мужчина стоит и таращит на меня свой единственный глаз.

  Все же мне кажется от знакомым, так похож...Перед отъездом плотно кормлю дочку и незнакомца. Он поглядывает, как я с ней играю на коленях. Вроде спросить что-то хочет, но молчит.

  – Машенька, все, что у меня есть. – говорю мужчине.

  Он жует и показывает 'большой палец вверх', типа согласен, да.

  – Да, так бывает. Детки только мамам нужны, которые корячатся, рожают, кормят. У пап все ровно, почки не отваливаются.

  Мужчина не поперхнулся, не перевел взгляд, лишь напрягся настолько, что затрещала ветхая наволочка на его плече.

  – Полегче, помни: швы, силы и прочее. Не нервничай, я тебе не должна, потому и говорю, что думаю.

  Послышались шаги на крыльце. Мужчина в один шаг оказался в сенях вместе с тарелкой. Я улыбнулась на это, закрывая на замок помещение, и позвала Татьяну. Еще немного потискала дочку и собралась уезжать.

  – Силь, я тебе что накажу-то, прикупи мне крупы ячневой, а то в деревенский и не привезли, неделю уж как. А у меня молодок мой притащил, так и кормить-то чем их, окоянных? Привези...

  – Привезу, Татьяна. Я скоро. Плакать Маша может, зубик у нее. Уж потерпи, ладно?

  – Езжай, не боись! Своих троих подняла, с одной твоей малявкой не пропаду за два часа.

  В этот раз я купила хороший шовный материал, про запас, да и воспаление на лице незнакомца продолжалось, судя по отеку, и возможно, пришлось бы открывать рану. Сумку достала без проблем, но за рулем дергалась, все же, судя по количеству пачек, сумма была внушительной. Расстегнула и наощупь вытащила пачку, быстро застегнув молнию обратно. Не надо мне так. Даже взглянуть боюсь.

  Купила детское питание, другие продукты и тут на выходе из супермаркета мне попался паренек. Невысокий, в черной короткой куртке и черных кроссовках, трясущийся, с безумными глазами.

  – Купи, десять тысяч всего, деньги нужны позарез, – он протягивал новехонький айфон, без единой трещинки, со свежей упаковочной коробкой и чеком.

  – Симка в нем чья? – сразу спрашиваю, замечая значок ети на экране.

  – На мамку мою оформлена, в запое она, звони куда хочешь. Купи только... – умоляюще смотрел парень, но глаза говорили о том, что отказ будет сигналом к нападению. Наркоманы на ломке не принимают отказов.

  В кармане как раз оставались разменянные деньги. Протягиваю их парню и забираю дорогой гаджет. Разворачиваюсь и иду в супермаркет вновь, чтобы пополнить баланс с терминала. Такой телефон может очень пригодится, никакой цепочки к владельцу или взаимосвязи, практически любые звонки и махинации. Хоть я и не бандит, но приходится оставаться не собой, ради спокойной жизни.

  Вздыхаю, уже заводя машину. Почему я живу такой странной жизнью? Почему у меня нет подружек и вечерних гулек? Я не выбираю себе кружевное бельишко, но при случае покупаю 'левый' телефон. Эээх! Наладилось бы, пусть Саилей, пусть Мерджиновой, но пожить бы нормально, по-человечески, водить ребенка в садик...

  Приехав, срочно ставлю себе укол, чтобы не нарушать режим лечения и, пользуясь Машиным сном, срочно сцеживаю грудь, разрывающуюся от наполнения. Еще повезло, что столько молока! Провожаю соседку и получаю похвалу за крупу. Вспоминаю, что в сенях у меня незнакомец. По пути на кухню оставляю баночку с молоком в холодильнике и отпираю незнакомца. Он послушно выходит.

  – Все сделала, как ты велел. – кладу ему под ноги сумку. – Вот тебе еще тетрадь. Открываем общий чат. Не смейся – тебе нельзя. Садись на табуретку, займусь твоим лицом.

  Мужчина чуть мотнул головой, показывая рукой на холодильник.

  – Аааа, возьми, что хочешь, сейчас согрею тебе поесть. – поспешно командую, суетясь по тесной кухне.

  Пока я кручусь у плиты, радуясь, что Машенька дает возможность не бросить этого подбитого бандита, мужчина притих у стола. Оборачиваюсь и охаю от увиденного. Он выпил мое грудное молоко! Залпом, облизывается, как кот и рассматривает баночку, будто ждет, что там еще появится...

  Смотрю на него, но решаю все же промолчать, однако, он берет тетрадь и строчит мне послание.

  'В деревне есть молоко?'

  – Есть, тебе купить?

  Кивает и показывает на баночку.

  – Еще такое же хочешь? – ну, право же, офигенно!

  Кивает. Я не могу больше удерживаться, смеюсь в ладошку. Незнакомец вопросительно смотрит на меня, трогает за руку, пока я продолжаю сотрясаться.

  – Ты это, не злись, ладно? Это мое молоко было, я сцедила, потому что ребенку нельзя пока. – стараюсь говорить спокойно, но смешно до жути. – Через пару часов еще будет... – уже смеюсь, потому что ситуация комична.

  Мужчина тоже закрывает низ лица ладошкой, пытаясь удержать подбородок. Я понимаю, что он смеется, но не может позволить себе растянуть лицо.

  – Тебе смешно? Ладно, береги лицо. Будем считать, что ты у нас вместо кота, вот и поделились молоком. – улыбаюсь, а сама рада в душе, что он оказался нормальным человеком, не причинив нам с Машей зла.

  Мы все еще смеемся, как можем, я нормально, а он, бедняга, держась за заклеенное лицо. Слышится детский плачь, и я убегаю за дочкой. Уже с ней на руках, иду в кухню, и помешиваю содержимое кастрюльки. Чувствую, как незнакомец наблюдает за нами, но не оборачиваюсь. Наконец, его обед готов, а Маша не желает и минуты сидеть спокойно. Тут вижу, как мужчина демонстрирует мне запись:

  'Взять на руки не смогу, но поразвлекаю ее на диване', и смотрит на меня. Ребенок бы не испугался, хотя Маша уже видела его и отнеслась с завидным равнодушием. Ну уж нет...

  Накладываю половником еду в тарелку и ставлю ее мужчине. Я промолчала, не отреагировав на его запись, от чего он несколько поник. С чего бы? Не отдам свою дочку чужому мужчине, даже 'поиграться'. Пусть лопает и перевяжу подстрелыша...

  Маша укладывается не скоро, изрядно помотав меня с купанием и кормлением. Уже уставшая, я вспоминаю про дипломы, но и незнакомцем тоже надо заняться.

  – Идем, сейчас поработаю с тобой. – зову его, раскладывая на кухонном столе готовые уколы, мази и пластырь. – Как в прошлый раз: обкалываю и обрабатываю. – напоминаю, отважно вставая прямо между его огромных разведенных ног.

  Мужчина молчит. Уже как-то раздражает его молчание, с другой стороны – так мне не до конца кажется, что в доме посторонний. Он словно и нечужой, раз молчит. Справляюсь с лицом достаточно быстро.