Текст книги "Скованный огонь (ЛП)"

Автор книги: Ричард Ли Байерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

– Хочешь, чтобы мы… не мешались? – пропыхтел Баласар. – Ты, вроде… отлично справлялся с гигантами… в одиночку!

– Можешь… отхватить себе кусочек этой твари, – ответил Медраш.

– Очень… щедро.

Пока они втроем продолжали сражаться, кружа в попытке избежать челюстей ящера, паладин мельком взглянул, как проходит битва у остальных. Гиганты и драконорожденные резали, рубили и кололи друг друга. Кучи и ямы пепла вздымались, когда адепт пытался призвать еще подкрепления. Но в поле зрения больше не появилось ни одно существо, вероятно потому, что Нала продолжала напевать заклинания, рисуя посохом из теневого дерева змееобразные кривые в воздухе. Патрин стоял в защитной позиции перед ней, готовый проткнуть мечом любого, кто будет угрожать волшебнице. Свет пробивался сквозь красную кровь на лезвии как солнечные лучи сквозь витражные окна.

Очевидно, чары Налы держали силу шамана в узде. Полезно, но Медраш не мог избавиться от мысли, что лучше бы она сделала это немного раньше. Ведь даже сражаясь с тремя воинами, огнедышащий ящер по-прежнему не сдавался.

Внезапно он изогнулся дугой, изрыгая огонь в движении. Струя окатила всех троих, но Баласару досталось больше остальных, он зашатался и упал. Ящер бросился на него. Медраш и Кхорин метнулись наперехват зверю и, яростно атакуя, сдержали его.

Быстро оглянувшись, Медраш увидел кашляющего и едва двигающегося Баласара. Тот пытался подняться, но у него не получалось.

– Нужно с этим заканчивать, – прорычал Кхорин, сдерживая боль от ожогов. – Можешь ненадолго отвлечь его на себя?

– Да, – Медраш бросился на ящера.

Паладин бил и уклонялся, избегая щелкающей огненной пасти всего на несколько дюймов, не позволяя себе отступить больше чем на шаг-два, чтобы не открыть Баласара. Затем внезапно Кхорин оказался на спине зверя. Медраш понял, что дворф, видимо, взбежал по хвосту существа.

Пока наемник еще бежал, пытаясь избегать шипов на спине огнедышащего ящера, зверь бросился на Медраша. Кхорин пошатнулся и почти потерял равновесие, но затем как-то выровнялся. Дворф вскарабкался выше, схватился за один из рогов существа и использовал его, чтобы удержаться на месте, пока колол и царапал глаза ящера острым обратным концом рукояти своего ургроша.

На мгновение казалось, ящер его не замечает. Затем наконечник прошелся по одному из его глаз, и, взревев, зверь изверг пламя прямо на Медраша, скорее всего, даже не намереваясь это сделать. Паладин принял струю своим щитом.

Огнедышащий ящер замотал головой из стороны в сторону, пытаясь стряхнуть Кхорина. Большинство драконорожденных уже ослабили бы хватку и отправились в полет, либо оторвали бы себе руки. Но дворф, хотя и бился из стороны в сторону, держался достаточно уверенно, чтобы продолжить охоту за глазом.

Как бы зверь ни дергался, ему не удалось стряхнуть наемника. В то время пока Кхорин отвлекал ящера, Медраш бросился вперед и вогнал свой меч глубоко в выемку, где шея существа соединялась с телом.

Красный ящер замер, а затем содрогнулся. Опрокидываясь с сонной медлительностью, он завалился на бок. Кхорин прыгнул и со звоном кольчуги приземлился.

– Помоги Баласару, – выдохнул дворф. – Я прикрою.

Медраш опустился на колени рядом со своим братом по клану.

«Прошу, Торм, – подумал паладин, – дай мне еще немного своей милости».

Он положил свою ладонь на плечо Баласара и затем ощутил поток силы в точке соприкосновения. Новые чешуйки покрыли свежие, сочащиеся ожоги.

– Так-то лучше, – послышался голос Кхорина из-за спины Медраша. Если он мог стоять там и говорить, значит, огнедышащий ящер и правда умер, и никакая другая угроза к ним не приближалась.

Баласар ухмыльнулся наемнику.

– Отличный трюк, – прохрипел он. – Где ты научился так держать равновесие? Раньше был канатоходцем на карнавалах?

– Я – дворф, – ответил Кхорин. – У нас низкий центр тяжести.

* * * * *

Даже при угрозе нашествия Хасос не мог полностью пренебречь рутинными делами баронства. Был торговый день, а это значило, что ему придется судить со своего помоста на площади Доносов.

Помост не был постоянным: утром рабочие его собирали, а вечером снова разбирали, и в последние годы он начал скрипеть и дрожать в неподходящие моменты.

Хасос пытался перестать задаваться вопросом, когда тот сломается и сломается ли вообще, и сколько синяков будет сопровождать его пострадавшее достоинство. Он пытался сосредоточиться на двух спорящих крестьянах, которые ругались из-за того, где начиналась ферма одного и заканчивалась другого.

Барону пришлось приложить усилие, ведь он презирал споры за территорию. В разгар Магической Чумы и изменений, которые она принесла, его прадед приказал размежевать владения. Это должно было разрешать все возможные конфликты еще до их начала. Однако каким-то образом говорливые и жадные по-прежнему находили аргументы, чтобы поставить под вопрос размещение разметочных столбов, изгородей и заборов.

– Камни всегда отмечали линию, – говорил фермер, нервно теребя мягкую, широкополую шляпу в руках.

– Ты выкопал их и передвинул! – возразил жалобщик, старик, который, казалось, нацепил на себя каждую религиозную безделушку, до которой смог добраться, то ли чтобы убедить богов встать на его сторону, то ли чтобы убедить Хасоса, что он честный и набожный. – Думаешь, люди не видят свежевскопанную землю?

– А есть кто-то еще, кто видел ее? – спросил Хасос. Или ему придется отправить кого-то посмотреть?

Набожный фермер заколебался.

– Ну… не то чтобы. У жены мозоли на ногах. Она не может…

Хасос заметил движение и блеск ярко-желтой одежды в конце толпы ожидающих истцов и зрителей. Барон поднял руку, призывая к тишине жалобщика, и вытянул шею, чтобы лучше видеть происходящее. В сопровождении двух своих подчиненных Цера подошла к его помосту.

Его чувства к жрице были сложными. Они были любовниками на протяжении сезона, и она достаточно нравилась ему, чтобы начать задумываться, может ли жрица ее ранга быть подходящей женой барону. И затем она сказала ему, что ей кажется, что их отношения исчерпали себя.

Вероятно, это уберегло барона от глупого решения, но это все равно терзало его и продолжало терзать даже три года спустя. И стало еще хуже, когда он узнал, что Цера находится в компании другого мужчины, более того – она связалась с этим мерзавцем, бездушным магом, пришедшим в Сулабакс, чтобы подрывать его авторитет.

Тем не менее, часть его всегда жаждала ее компании, даже когда он ревновал и злился сильнее всего – даже когда ожидал, что от этого будет только хуже. Да и чего бы она ни хотела, это было куда интереснее, чем эти мелочные бумажные разбирательства.

Хасос поднялся и отвесил ей поклон, соответствующий их положению.

– Повелительница солнца. Какой неожиданный сюрприз.

– Милорд, – Цера немного запыхалась, а ее золотистые одежды весели слегка криво. – Я понимаю, что остальные ждут своей очереди, и я приношу извинения, что вклинилась перед ними. Но его долг перед Амонатором требует немедленных действий!

– Что вы имеете в виду? – спросил Хасос.

– Вы ведь знаете, что капитан Фезим тяжело ранен.

– Конечно. Это досадно. Хотя я предупреждал его, что набеги на Трескель крайне безрассудны.

– Полагаю, вы также знаете, что я лично занимаюсь им в храме.

«Может, сразу ударишь меня промеж ног, почему нет?» – подумал Хасос. – Да, я слышал.

– Что ж, я не против этого. Поскольку Герой Войны лично отправила наемников к нам, будет правильным, если старший священник или жрица возьмут на себя такую ответственность. Но молитвы и ритуалы Хранителя не должны прерываться!

Девушка казалась такой взбешенной, что Хасос засомневался, не ошибся ли он насчет ее заинтересованности тэйцем. Или, может, их отношения тоже изжили себя. Неудивительно, если так. Весь в татуировках и со светящимися глазами – он явно ненормальный.

– Вообще-то, – начал барон, – насколько мне известно, это Никос Кориниан отправил наемников. Но я понимаю. Ну, отчасти. Как присутствие одного раненого влияет на дела храма?

– Если бы дело было только в капитане Фезиме, – ответила Цера, – то никак. Но его солдаты настаивают на том, чтобы стоять на страже над ним, а они – кучка нечистых на руку богохульных разбойников. Хуже того, там еще и его грифон! Огромное, черное, поедающее людей животное бродит среди алтарей! Люди боятся приходить молиться! Мои жрецы не могут выполнять свои священные обязанности!

Какое-то мгновение Хасос наслаждался ее тяжелым положением и подумал, что если он откажет ей в помощи, то это будет как раз тем, что она заслужила. Но, какими бы ни были его личные чувства, общественный порядок был его обязанностью. И хотя он и понимал, что это, скорее всего, глупо, но барон не мог перестать думать, не тот ли это шанс, который поможет вернуть ее расположение.

– Полагаю, вы хотите, чтобы я прогнал разбойников, – констатировал Хасос.

– Если можете, – ответила Цера.

– Конечно, могу. Пока маг был здоров, мы с ним управляли вместе. Но теперь, когда он недееспособен, каждый солдат в Сулабаксе, неважно, верный чессентец или наемник, отвечают предо мной.

Как же сладко ему было, когда эти слова слетели с его уст!

Так сладко, что он даже оставил своих скромных просителей ждать, пока не поможет Цере прогнать грубых чужаков и черного грифона, который и правда был огромной, чудовищной тварью, прочь из ее владений. Девушка отблагодарила его объятьями и легким поцелуем, когда они закончили.

* * * * *

Ожоги Баласара болели, но уже не так сильно после того, как Медраш исцелил его. Он посмотрел на своего брата по клану и Кхорина. Оба были покрыты волдырями, а черная борода дворфа опалилась и дымила. Их грудные клетки вздымались, когда наполнялись воздухом.

– Помогите мне встать, – сказал Баласар.

Кхорин протянул руку.

– Уверен, что готов?

Драконорожденный ухватился за руку дворфа и поднялся. Он чувствовал себя немного неустойчиво, но ничего такого, с чем бы он не справился.

– Этот клочок земли любого сделает готовым. Жесткий и пахнет гнилыми яйцами.

– Баласар не из тех, кто будет стоять в стороне, когда исход битвы еще не решен, – сказал Медраш. И это было правдой, но вслух звучало по-идиотски.

– Это делает Даардендриен честь, – ответил Кхорин. – Но я в этом сомневаюсь. В исходе битвы, я имею в виду.

Баласар оглянулся и решил, что дворф прав. Большинство гигантов уже были убиты, а Платиновая Кагорта уверенно теснила остальных. Действительно казалось, что ему и его товарищам ничего особо не оставалось делать.

Лицо Медраша оставалось непроницаемым, но Баласару казалось, что он знает, что скрывает его брат. Паладин определенно был рад, что драконорожденные побеждали, и если бы он обладал здравым смыслом, то понимал бы, что проявил себя достойным своих постулатов. Тем не менее, в каком-то смысле он сбился с толку и даже расстроился, что их новые союзники показали себя куда лучше, чем боевой отряд Даардендриен.

– Смотрите, – Кхорин указал своим ургрошем.

Нала и пепельный гигант-адепт теперь стояли на расстоянии броска камня друг от друга, пристально глядя друг на друга. От их палочек струился свет, пока они махали ими как мечники, рубя и парируя. Пространство между ними кипело и сияло от сил, сражавшихся там.

Тем временем Патрин бился, не подпуская воина-гиганта к волшебнице. Огромная дубина снова и снова ударялась о его щит.

Баласар решил, что у врага Патрина была отличная идея: убить вражеского мага, пока тот перебрасывается магией с его соплеменником. Драконорожденный побежал к адепту, а Медраш и Кхорин последовали за ним.

Они были всего на полпути к своей цели, когда Нала прокричала голосом, подобным грому, и радуги завертелись вокруг ее тела. Шаман застыл на месте, его тело словно обесцветилось, окрасившись в другой оттенок серого. Затем его вытянутые руки рухнули под собственным весом, потому что Нала обратила его в статую из затвердевшего пепла, наподобие тех самых шпилей. Красное кристально яйцо упало на землю.

Спустя мгновение Патрин проревел:

– Багамут!

Его меч ударил по горизонтали, распоров живот противника. Внутренности выпали наружу, а гигант выронил свое оружие и схватился за рану, чтобы удержать их. Пока он трудился над этим, Патрин вогнал свой меч ему под ребра, прямо в сердце.

Кхорин оказался прав. Им и правда больше ничего не оставалось. Баласар испытал странную смесь чувств: разочарования и облегчения.

Как только воин-гигант рухнул, Нала побежала к постепенно разрушающимся останкам адепта. Патрин последовал за ней, но слегка отставал.

Она нагнулась и выпрямилась уже с алым яйцом в руках. Волшебница уставилась в полупрозрачные пучины, когда Патрин прокричал:

– Стой!

Но Нала не отвела взгляд. Талисман неожиданно вспыхнул разноцветным светом, достаточно ярким, чтобы заставить Баласара сощуриться и отвести глаза. Когда сияние исчезло, яйца уже не было.

– Проклятье! – воскликнул Патрин. Баласар понял, что впервые слышит раздосадованный тон союзника. До тех пор он демонстрировал то же раздражающее спокойствие, в каком обычно пребывал Медраш. – Я же говорил тебе, что если мы заполучим одно из них неповрежденным, то волшебники покорителя могли бы изучить его, а возможно и научиться чему-то полезному.

– А я говорила тебе, – ответила Нала, – эти камни – зло.

Слова волшебницы по-прежнему звучали спокойно. Баласару даже показалось, что он услышал в ее тоне насмешливые нотки:

– Багамут хочет, чтобы они были уничтожены.

– Я – его поборник, и я этого не чувствую.

– Я тоже его поборник, своего рода, и он о многом со мной говорит, – волшебница посмотрела в глаза Патрина. – Надеюсь, ты не станешь сейчас во мне сомневаться. Только не тогда, когда мы так далеко зашли.

Патрин вздохнул, его взгляд смягчился, а подозрения Баласара, что эти двое были не тоько фанатиками, но и любовниками, лишь укрепилось.

– Конечно, я доверяю тебе.

– Тогда давай поговорим о другом. Если ты можешь использовать еще силы, то раненым пригодилось бы твое исцеляющее касание. И нам нужно снова организовать всех.

– Хорошо, – драконорожденный повернулся к Баласару, Медрашу и Кхорину. – Не поможете?

– Не знаю, смогу ли еще накладывать чары, – сказал Медраш. – Вряд ли в ближайшее время. Но я могу наложить повязку.

– Это уже что-то, – командующий отвел их к двум драконорожденным: один лежал на спине, а второй зажимал рану на его груди.

Когда они оставили Налу в нескольких шагах позади, дворф пробормотал:

– Справедливости ради, я согласен с вами. Мы должны были оставить тот талисман, чтобы изучить его.

Патрин покачал головой.

– Нет. Нет. Нала мудра. Вы же видите, на что мы способны с ее силой, поддерживающей наши мечи и луки, – он посмотрел на раненного солдата. – С этим я разберусь. А вы помогите кому-нибудь еще.

Медраш повел остальных вперед, к другому пострадавшему культисту. Тем временем остальные драконорожденные опустились на колени.

Само по себе это не было странно. Битва была утомительной. Солдаты часто падали там, где стояли, когда сражение заканчивалось.

Но члены Платиновой Когорты при этом стали покачиваться из стороны в сторону. Это было то же движение, которое постоянно наблюдалось у Налы, только более выраженное.

– Вы это видите? – спросил Баласар.

– Да, – ответил Медраш, – а еще я вижу кое-что поважнее.

Видимо, паладин понял, насколько тяжело был ранен его пациент, и перешел на бег, оставив товарищей позади.

– Справедливо, – заметил Баласар, – но я бы хотел взглянуть поближе.

Он подошел к ближайшему качающемуся фанатику, к драконорожденной с красной чешуей и серебряными соколами клана Клестинстиаллор на правом ухе и правой ладони. Кхорин тоже подошел.

Неожиданно представительница клана Клестинстиаллор повернулась и подбежала к ближайшему гигантскому трупу. Ее покачивания становились все более ярко выраженными, и она принялась царапать серую покрытую пеплом плоть неприятеля, попеременно то левой, то правой руками.

Баласар и Кхорин запнулись от удивления и отвращения.

Фанатичка вырвала горсть плоти, а затем взглянула на нее будто зачарованная. Драконорожденная открыла свой рот.

Баласар бросился вперед, схватил ее за плече и встряхнул:

– Нет!

Фанатичка постаралась вырваться из его хватки и одновременно поднести к своему лицу свежую плоть. Но затем Кхорин тоже схватил ее запястье одной рукой и вырвал большую часть мясо другой.

Затем женский голос пробормотал ряд слов, каждый из которых был мягче предыдущего. На мгновение веки Баласара сомкнулись. Представительница клана Клестинстиаллор обмякла в его руках и захрапела.

– Спасибо, – сказала Нала, подходя ближе. Ее рука оставила после себя разводы силы, когда она опустила ее на себе бок. – Мы бы не хотели, чтобы она сделала что-то, за что ей потом будет стыдно.

Баласар уложил спящую фанатичку на землю.

– Что с ней? Что со всеми? – он повел рукой, показывая на прочих покачивающихся воинов. Некоторые из них тоже начали терзать тела гигантов, хотя было не похоже, что они собираются их есть.

– Ничего, – ответила Нала. – Просто… ну, вы ведь видели, насколько мощным было их дыхание, и как яростно они сражались.

– Да.

– Это потому что Платиновый Дракон усилил их так же, как Торм усиливает Медраша. А для простых солдат не всегда просто проводить сквозь себя мощь бога. Впоследствии они иногда испытывают короткие периоды… измененного сознания.

– Я понимаю, зачем вы собираете уши. Но это низко – осквернять тело врага, пусть даже и пепельного гиганта, в каком-то припадке. И изнемогать от желания съесть его!

– Уверяю вас, – сказала Нала, – желание есть – нетипично, и мы останавливаем тех немногих, кто испытывает его. Но даже если бы мы не останавливали, нельзя судить их за то, что они делают, будучи под контролем божественной магии. Нельзя судить богов.

Баласар улыбнулся.

– При всем уважении, волшебница, даже особый бог Медраша ничего не значит для меня, и я не считаю, что не могу судить кого-то.

– Пока что, – ответила Нала. – Пока что.

ГЛАВА 10

12-ое число месяца Миртул, год Извечного (1478 ЛД)

Гаэдинн выпрямился и выпустил две стрелы. Джесри посмотрела в направлении, куда они полетели, и запоздало заметила черные силуэты двух часовых, каждый из которых рухнул с древком в груди.

Наемники подождали, пока не стало ясно, что больше никто не заметил падение шадар-кай. Затем они прокрались вперед, пока перед ними не открылся вид на склон, где Чазар лежал прикованным к земле.

– Ты готова? – прошептал Гаэдинн.

– Конечно, – огрызнулась она.

На самом деле, Джесри не была уверена. С тех пор, как они попали в Царство Теней, волшебница постепенно убедилась, что даже у стихий здесь грязная, чужая структура. В ее собственном мире стихии с готовностью выполняли ее волю. В Царстве Теней же они упрямились и искали способ обратить магию против нее.

Это не имело значения до тех пор, пока она пользовалась обычными заклинаниями. Но может стать важным, если решит использовать свою силу на полную.

По сути это была проблема настройки, и Джесри провела большую часть дня медитируя, стремясь к лучшей притирке между ее сознанием и теневым миром, в котором она ныне находилась. Настройка помогла, но единственный способ выяснить, насколько – использовать действительно мощное заклинание и посмотреть, что случится.

Но сначала она должна была наложить два заклинания попроще.

– Вытяни руку, – сказала она.

Гаэдинн протянул руку. Джесри опустила кончик пальца на его ладонь и нарисовала на ней руну. Какую-то секунду она горела желтым, и псевдо-разум внутри ее посоха испытал приступ наслаждения.

– Щекотно, – сказал лучник.

– Заткнись. Приготовься.

Волшебница обратилась к огню, скрытому в воздухе, запертому в ее посохе и во всем, что могло гореть. Он окутал ее теплом и вьющимся желтым светом. По всему склону шадар-кай и их чахлые прислужники резко обернусь к светящейся фигуре, неожиданно вспыхнувшей в темноте.

Гаэдинн застрелил трех ближайших, уложив их до того, как у них появился шанс оправиться от удивления. Это давало Джесри время, чтобы наложить первое серьезное заклинание без помех.

К счастью, у нее была возможность заранее частично произнести это заклинание. Если волшебница постарается, то может ощутить силы, которые она пробудила и выровняла, наподобие мельницы, которая только и ждет финального рывка, чтобы запустить водяное колесо и жернова. Девушка произнесла слова силы.

Как она и боялась, в самый опасный момент, земля попыталась отвергнуть ее. Злость и неповиновение стихии отозвались болью в ногах и лодыжках волшебницы.

Но Джесри теперь знала, как разговаривать с ней. Волшебница пообещала удовлетворить ее любовь к боли и разрушениям, гноящимися повсюду в Царстве Теней.

Это не заставило землю и камень презирать ее меньше. Тем не менее, этого оказалось достаточно, чтобы убедить их, что девушка может помочь им накинуться на других мягких, суетливых клещей, которых они ненавидели так же сильно. Такое положение вещей соблазнило стихии использовать волшебницу, пока она будет использовать их.

Джесри несколько раз ударила концом своего посоха о землю. Зыбкие кольца расходились во все стороны от точки удара подобно ряби на поверхности пруда.

Девушка продолжала стучать, и рябь поднялась выше и стала расходиться дальше. Волшебница чувствовала смещение грунта, но без проблем удерживала равновесие. Чувство постоянной ноющей боли в ее ногах сменилось ощущением чистой связи, как если бы она пустила корни глубоко, будто горы. Гаэдинн, однако, пошатнулся, стараясь удержаться на ногах, но затем все равно упал. Но он был такой не один. Ни один шадар-кай тоже не смог устоять. Те, кто пытался выбраться из нор, были вынуждены ползти.

Плененный дракон уставился на Джесри, но она понятия не имела, о чем тот думает. Да и не это было важно в данный момент. Ей нужно было оставаться сосредоточенной на том, чтоб продолжать стучать по земле сильнее, сильнее и сильнее.

Растрескавшись и сломавшись, деревья повалились на своих соседей. Секции холма и тонкие складки, соединявшие их, обвалились. Земля заливалась грохочущим смехом, давя шадар-кай, захваченных в тоннелях ее убийственной хваткой.

Джесри поняла, что пора остановиться, но ей потребовалось еще три удара посоха, чтобы это удалось. Воля волшебницы была связана с волей земли, и та в своем безумии хотела продолжать содрогаться, пока все не рухнет, сломается или будет похоронено – даже включая ее саму.

Гаэдинн вскочил на ноги:

– Бежим дальше!

Он был прав. Именно это им и нужно было сделать, и не важно, насколько уставшей девушка себя чувствовала. Они развернулись и побежали в лес.

Там Джесри приказала показаться своему пылающему плащу. Гаэдинн махнул рукой там, где волшебница нарисовала руну. Язык пламени соскочил с его кожи и превратился в высокую стройную фигуру с женскими чертами. С расстояния элементаль могла походить на обычную смертную девушку, окутанную огнем.

Лучник метнулся вперед. Живое пламя помчалось за ним.

Джесри шагнула за дуб и прошептала чары тишины и сокрытия. Невидимость была по большей части магией разума, но девушка и близко не была в ней так хороша, как в стихийной. Но поскольку она дала противникам отличную яркую приманку, возможно, они даже не удосужатся смотреть в другом направлении.

Гаэдинн и дух огня теперь двигались в полнейшей тишине, и спустя несколько ударов сердца первый шадар-кай начал догонять их. Если бы преследователи были людьми, то некоторые из темных фигур могли бы остаться, чтобы откопать выживших или просто поддаться горю по предположительно мертвым товарищам. Но Джесри и Гаэдинн уже усвоили, что злоба и жажда крови были движущими силами шадар-кай даже если их не провоцировать, а они сделали все, чтобы разозлить их. Наемники надеялись, что их последнее действие заставит каждого из них броситься в погоню. И оставить Чазара без присмотра.

Похоже, получилось. Десятки серокожих гуманоидов в черном и прочих существ пронеслись мимо укрытия волшебницы.

Но она не могла быть уверена наверняка, что уловка сработала, пока не вернется на склон холма и не увидит, что там ее ждет. Девушка пропустила последнюю группу темных маленьких прислужников, сделала вдох, сменила хват на посохе и направилась в направлении холма.

* * * * *

Аот сидел в шкафу среди одежды Церы. Наемник выглянул в скважину, которая ему уже наскучила и заставляла чувствовать себя любовником из пошлого рассказа, который прячется от ревнивого мужа или недоверчивого отца.

Он старался отнестись с юмором к этой ситуацией, но ощущал слишком большое нетерпение, чтобы по-настоящему веселиться.

«Давай же, – подумал он, – чего ты ждешь?»

Аоту нетерпелось, потому что он решил, что, произойдет что-либо или нет, он не может продолжать играть в прятки дольше этой ночи. Идея казалась довольно умной, когда только пришла в голову, но сейчас он понял, что не может позволить бездействующему Хасосу единолично руководить защитой баронства слишком долго, как и не может оставить Братство без единого старшего офицера во главе. Сколько угодно его людей могут решить, что их обязательства перед этим неудачливым отрядом умерли вместе с их лидером, и пора искать счастья в другом месте.

Он мысленно обратился к Джету, который скрывался на остроконечной крыше здания, стоявшего рядом с храмом. Наемник тут же ощутил, что грифон не заметил ничего подозрительного.

Аот нахмурился от разочарования. Но в этот момент дверь распахнулась и фигура в робе с капюшоном проскользнула в спальню Церы. Наемник не удивился, что убийца был один. Одного должно быть достаточно, чтобы убить немощного, да и одному убийце будет проще проникнуть в комнату, чем большой группе, даже с помощью невидимости.

Драконорожденный с черными чешуйками осторожно огляделся. Затем он направился к кровати и откинул одеяла, раскрыв неподвижное тело под ними. Аот затаил дыхание. В этот момент весь план мог легко провалиться.

Мертвый наемник погиб при захвате того же форта, где Аот получил свои ужасные раны. Он был невысоким и крепко сложенным, с выбритой головой и татуировками, которые нанес себе, чтобы максимально походить на своего капитана.

Цера использовала косметику и магические уловки, чтобы скрыть присутствие смерти. К счастью Аота, в маленьком Сулабаксе не было храмов Келемвору, и в отсутствие проводников судьбы прочим жрецам пришлось научиться готовить усопших к похоронам.

Тем не менее, несмотря на все усилия заговорщиков, было вполне возможно, что драконорожденный поймет, что перед ним лежит не Аот. Или что это труп, и тут какая-то ловушка.

Но он не понял. Как только драконорожденный раскутал мертвеца до пояса, он выхватил короткий кинжал, вогнал его в сердце жертвы, затем развернулся и направился к двери. Убийца стремился закончить свою миссию и убраться подальше прежде, чем кто-то обнаружит его работу.

«Слишком поздно, – подумал Аот. – Попался, сукин ты сын».

Наемник дал убийце время выйти из храма. Затем он пробежал по зданию, пугая одетых в желтое жрецов, пораженных тем, что они увидели его на ногах и во всеоружии. Аот вылетел в сад Церы. Почувствовав через мысленную связь, что наемник в нем нуждается, Джет приземлился перед ним.

Аот уселся в седло.

– Драконорожденный же не заметил тебя, правда?

– Не должен был, – ответил фамильяр, – но не могу сказать точно, я его еще не видел.

– Вперед, – сказал Аот. – Держись повыше и не издавай ни звука.

– Я знаю, как охотиться, – хмыкнул Джет. Грифон подался вперед, взмахнул крыльями и поднял наемника в воздух.

Как только они оказались достаточно высоко над крышами, Джет начал поиск, паря по спирали. Сначала Аот не мог заметить ни единого признака их добычи и начал бояться, что драконорожденному как-то удалось скрыться. Затем он заметил фигуру в плаще, спешащую по узкому кривому переулку.

«Нашел, – сказал Джет, обращаясь телепатически. Когда поцелованные огнем глаза его хозяина заметили убийцу; грифон тоже увидел цель. – Интересно, куда он нас приведет».

* * * * *

Гаэдинн считал себя профессионалом по части уклонения от преследования. Обычно его целью было оставлять врага позади как можно быстрее. Сейчас задача была сложнее, ведь ему было нужно держаться слегка впереди врага, чтобы тот не бросил погоню и не вернулся назад к своему плененному дракону. Сложнее еще и потому, что он бежал рядом с живым маяком, привлекающим его неприятелей.

К счастью, не было необходимости держать элементаль рядом постоянно. Он мог заставить ее исчезнуть, когда его противники подберутся на такое расстояние, на котором находились сейчас. Лучник протянул руку.

Черты огненного духа были расплывчатыми и непостоянными, но ему показалось, что он увидел ее надутые губы. Затем она истончилась до длинной пряди огня, которая прыгнула в его ладонь и исчезла. Прикосновение какое-то время жгло – возможно, еще одно доказательство того, что она не хотела уходить.

Лучник проскользнул между двумя кустами, сменив направление под прямым углом. Он взобрался на крутой склон и огляделся.

Темные фигуры столпились недалеко от того места, где он начал свой подъем. Как и ранее, он не мог расслышать голоса шадар-кай, но подозревал, что они пытались разобраться, в какую сторону он направился. Внезапное исчезновение элементали сбило их с толку.

«Что ж, – подумал Гаэдинн, – возможно, я смогу помочь им в этом».

Лучник натянул тетиву до уха и пустил стрелу в полет. Один из шадар-кай пошатнулся и упал.

Даже не остановившись, чтобы проверить его, остальные стали подниматься по склону. Гаэдинн повернулся и метнулся в заросли кривых шероховатых дубов.

Что-то зашептало из-за одного из деревьев. Тонкая, темная рука манила его. Эта картина наполнила его такой сильной тоской, что когда он все-таки шагнул, то почувствовал, будто высвобождается от застрявшего рыболовного крючка. Его мнимая соблазнительница хихикнула у него за спиной.

Гаэдинн не думал, что призрак был союзником шадар-кай. Он был просто одной из многих маленьких опасностей, наполнявших Царство Тьмы. На мгновение, всматриваясь в окружение, лучник задумался, не оставил ли он погоню слишком далеко. Затем пара серо-черных фигур вышла из мрака.

Голые, бесполые и безволосые, практически одинаковые, на первый взгляд они казались не столько существами из плоти и крови, сколько живыми скульптурами – причем незаконченными. Их глазницы были пусты, и вертикальная канавка шла вместо носа и рта. В остальном их головы были безликими шарами.

Гаэдинн видел подобных существ в компании шадар-кай. Но он понятия не имел, чем именно они были или как они сражаются, и он надеялся избежать столкновения. Наемник выхватил стрелу и пустил ее в грудь ближайшего существа.

Темное создание рассыпалось в ничто. Возможно, такова была его природа – рассыпаться, когда умирает – или, возможно, черные стрелы были зачарованы, что сделало их особенно смертоносными для этих созданий. Приятно удивленный, что убийство оказалось таким легким, Гаэдинн повернулся к оставшемуся противнику.