Текст книги "MASH"

Автор книги: Ричард Хукер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

– Капитан Форрест? – потряс Радар Дюка, – Сэр?

– Не сейчас, дорогая, – промычал Дюк, – Спи дальше.

Радар тихонько распрямил правую руку Дюка и ловко сделал укол новокаина рядом с веной. Дюк повозился, но не проснулся. Пока ассистент затягивал рукав футболки Дюка в качестве жгута, Радар не без мастерства ввел в вену иглу № 17 и радостно откачал пинту крови.

– Где взял? – поинтересовался подполковник Блэйк, после того как Радар быстро проверил кровь на группу и предстал с нею перед начальником, – Двадцать минут назад ты говорил, что больше нету.

– А я донора нашел, сэр, – ответил Радар.

– Какой хороший мальчик, – похвалил подполковник.

Через два часа подполковник сам был гостем в Болоте. К этому моменту Ястреб был где-то посреди Мусконговской бухты, между Островом Развалин и маяком Франклина. Он и Большой Бенджи Пирс вытягивали ловушки с омарами.

– Лучшие в мире, – заявил Ястреб.

– Давай, Пирс, – тряс его Генри. – Ну, давай же, просыпайся!

– Что случилось, батя?

– Черта с два батя, – сказал Генри, – это же я.

– Кто?

– Слушай, Пирс, – сказал Генри, – там в предоперационной корейский пацаненок. Аппендицит вот-вот лопнет. Кто его вырезать будет?

– Ты, – пробормотал Ловец, поворачиваясь в раскладушке на другой бок.

– А почему я? – спросил Генри.

– А потому что, – промычал Ловец, – пусть ты и лидер среди людей, но людей у тебя не осталось.

10

Операции на пациентах повышенного риска в любое время дело тяжелое и огорчительное, а когда их приходится делать постоянно, это может вредно повлиять на психику тех, кто ими занимается. Таким образом, вполне можно было ожидать последствий Великого Потопа не только на выживших пациентах, но и на хирургах, способствовавших их выживанию. Первый обитатель Болота, на ком проявились последствия того, через что они прошли, был Ястреб Пирс, а первой их жертвой стал анестезиолог Ужасный Джон.

Хороший анестезиолог просто незаменим при любой важной операции. Без него беспомощен даже самый лучший в мире хирург. А с ним даже средненький хирургишко может выглядеть хорошо. Когда человек во главе стола понимает хирургическую задачу и нужды хирурга, когда он понимает физиологию и фармакологию действий, проносящих пациента через такую ответственную процедуру, когда он может не только держать пациента в глубоком, контролируемом сне все нужное время, но и разбудить по окончании операции или около того, тогда он и есть анестезиолог и друг всего человечества. А если все, на что он способен – это держать пациента в бессознательном состоянии, то он просто газопроводчик. В Корее было много газопроводчиков, но в лице капитана Ужасного Джона Блэка – ясноглазого, темноволосого, и несомненно самого красивого мужчины во всем госпитале, 4077-й заполучил именно анестезиолога.

Ужасный Джон работал, возможно, больше всех в команде. Теоретически в его обязанности входила лишь подача газа и контроль за анестезией пациента. В действительности же, являясь единственным из всех специалистом с законченным образованием анестезиолога, он считал своим долгом, если не военным, то моральным, всегда быть под рукой. Из-за этого он неоднократно дежурил круглосуточно, в течении нескольких дней, лишь с редкими перерывами на полузабытье. В отчаянные времена – такие как Великий Потоп, хирурги прекрасно осознавали и его перманентное истощение, и более чем сверхчеловеческое напряжение. И все же, к очередному трудному пациенту для обеспечения анестезии они требовали именно Ужасного Джона, или, по крайней мере, чтоб он был где-нибудь поблизости, чтобы контролировать процесс. Одно его присутствие, или даже мысль о том, что он прикорнул где-то в уголке предоперационной, была эмоциональным бальзамом на сердце человека с ножом.

Одним из постоянных клиентов 4077го МЭШ была Дивизия Содружества, состоявшая из английских, канадских, австралийских, новозеландских и других войск из колоний Великобритании. Располагались они в нескольких милях к западу. Капитан Блэк абсолютно, непоколебимо, горячо, непримиримо ненавидел всех медиков Дивизии Содружества. По очень простой причине: каждому раненному солдату они давали полгранулы морфина и чашку чая. Если солдат не был способен глотнуть чай, ему все равно давали полгранулы морфина. В результате такого «лечения» приходилось ждать, пока пройдет действие морфина, чтобы оценить состояние пациента. А если требовалась экстренная хирургия, в процессе усыпления пациента рвало чаем прямо на колени Ужасного Джона. Зачастую прибывали раненые с дырками в животе или тонкой кишке. В таких ситуациях колени Ужаса оставались чистыми. Хирургам же приходилось откачивать чай из брюшной полости, куда он просачивался через дыры. В МЭШе 4077 диагноз «воспаление брюшины чаем» хирурги встречали в историях болезни чаще, чем за всю историю медицины.

В свободное время Ужас считал своим долгом чинить внутритрахеальные трубки. Эти трубки просовывают через горло в трахею и подсоединяют к контролируемой анестезиологом машине, которая дает кислород и анестетики в нужных концентрациях. Внутри дыхательного горла трубки закрепляются маленькими воздушными шариками, которые надувают после введения трубки.

Шарики лопались, что, впрочем, свойственно любым шарикам. Снабжение новыми трубками было мизерным, а то и вовсе прекращалось по не вполне понятным причинам. Поэтому-то капитану Блэку и приходилось постоянно чинить трубки. А источник материала для новых шаров был единственным.

Каждую неделю – дней десять, военная лавка получала груз всякой всячины. В такие дни скапливалась длинная очередь, преимущественно из медсестер. Во главе вереницы людей всегда стоял Ужасный Джон Блэк. Когда лавка открывалась, он входил внутрь и хорошо поставленным, громким голосом заявлял во всеуслышание:

– Дайте мне 60 резиновых контрацептивных приспособлений. Надеюсь, черт побери, ЭТИ будут лучше, чем в прошлой партии. ТЕ – все порвались.

Затем он разворачивался и строго взирал на заинтересованную толпу, лишь немногие из которой знали, что он делает с шестьюдесятью презервативами каждую неделю.

В свободное от работы или объединения трубок и презервативов в рациональный дуэт, Ужасный Джон любил пропустить стаканчик – другой. В таких ситуациях он накачивался в Болоте и изливал свою злость на всех медиков Британской империи.

– Эти вшивые ублюдки! – орал он. – Ведь ни один же из них не поздоровается с собственной бабушкой. Зато с удовольствием обдолбает её полгранулой морфина, а потом утопит бессознательную в кружке чая.

Такой образчик мужества был обречен на большое уважение среди обитателей Болота, и его всегда встречали тепло и по-дружески. Вообще-то, инцидент, который произошел с Ужасным Джоном и Ястребом Пирсом, был незначительным, но он стал первой ласточкой надвигающейся беды.

Каждый нетривиальный медицинский случай в Болоте обсуждали и анализировали со всех возможных точек зрения и в мельчайших подробностях. Великий Потоп породил множество тем для бесед, и два вечера спустя обитатели Болота были заняты обсуждением, когда дверь открылась и посыльный просунул в нее голову.

– Эй, Ястреб, – сказал он, – тебя в операционную зовут.

– Я не на дежурстве. Передай, пусть свои задницы подставляют.

– Полковник приказал и твою задницу туда доставить.

– Ну, ладно.

В операционной у двоих из ночной смены были обычные проблемы военной хирургии в виде обширной раны груди, брюшины и конечностей. Брюшное ранение уже само по себе представляло большой риск и не давало шансов на ошибку. Докторам был нужен совет и помощь. Ястреб вымыл руки и наскоро переговорил с Ужасным Джоном.

– Сколько крови в него влили до начала операции? – спросил Ястреб.

– Пинту, – ответил Ужас.

– Ради Христа, Джон, какого черта ты позволил этим деревенщинам браться за такоедело всего с одной пинтой?

– Ну, – стал оправдываться Ужас, – они…

– Послушай, черт возьми, – заводился Ястреб. – Ты не хуже меня знаешь, что надо было подождать еще час и влить как минимум еще 3 пинты, прежде чем тащить его под нож. Да ты в своем уме, черт побери?

– Я же не могу делать здесь все, – огрызнулся Джон. – Я, черт возьми, всего лишь анестезиолог.

– Это не освобождает тебя от обязанности соображать башкой!

– Хирурги сказали, что он готов, – ответил Ужас. – Эти ребята знали, что делают. Потому я и не стал с ними спорить.

– Тогда не спорь и со мной, – сказал Ястреб.

– Ну, может ты и прав, – сказал Ужас, – но вот что я тебе скажу: с тобой становиться сложно уживаться, Пирс!

– Зато без этого парня на столе кому-то тоже будет трудно жить на этом свете, – парировал Ястреб.

После этого он ознакомился с делом и взял его на себя. Он включился в операцию так быстро, как только смог. Он использовал все хирургические хитрости, которым научился за десять месяцев военной практики. Окончив, он позвал Даго Красного на помощь.

– Пожалуйста, Красный, – сказал он, – призови Его на помощь.

Но иногда дыр бывает больше, чем на них хватает заплаток и усилий. Несмотря на все старания и молитвы, парень умер через час после операции.

Отец Мулкахи отвел Ястреба Пирса в свою палатку, дал ему сигаретку и флягу, наполовину заполненную разбавленным скотчем. Лежа на койке Красного, Ястреб прикурил, глотнул выпивки и заявил:

– Красный, мои подкрученные ни на что не годятся, а быстрые и черепаха обгонит ^[23].

– Говори по-английски, Ястреб. И тогда, возможно, я помогу тебе.

– Слушай, Пастушок Мулкахи, – заволновался Ястреб, – ты что, собираешься меня в свою отару загонять?

– О, перестань, Ястреб, – сказал Даго Красный, – ты слишком хорошо меня знаешь, чтобы говорить такие глупости.

– Ну да, знаю. Прости. Я наверное слишком устал за эти дни, но я справлюсь. Может, изредка я и выгляжу чокнутым, но я не псих.

– Конечно, ты не псих, – сказал Даго, – но вам, Болотные люди, надо бы оставить идею-фикс о том, что можно спасти каждого привезенного в госпиталь. Люди смертны. Раненные вынести лишь то, что в их силах, а хирурги способны сделать лишь то, что в их.

– Красный, эта философия «невозможно-спасти-всех» не годится. В Болоте принято считать, что если уж они прибыли сюда живыми, они такими и останутся, если все сделать правильно. Ясно, что всегда так не бывает, но как идея – это более чем справедливо. Так что избавь меня от рациональных измышлений.

– Приляг, Ястреб, – сказал отец Мулкахи. – Тебе надо поспать.

Ястреб лег, но сон его был тревожен и утомителен. В девять утра на следующий день он вернулся к жизни и встретил там брюшину капитана Уильяма Логана.

Капитан Уильям Логам, моложавый менеджер большого супермаркета, вступил в Национальную Гвардию Миссисипи вскоре после увольнения с пятилетней службы во время Второй Мировой войны. Когда Национальную Гвардию Миссисипи направили в Корею, капитан Логан оставил супермаркет, свою жену, свой новенький фирменный комплект клюшек для гольфа «Бен-Хоган», троих детей, и отправился вместе с ней.

Капитан Логан, майор Ли на гражданке работавшим в бюро похоронных услуг, полковник Сколам, владелец дистрибьюторской фирмы Кадиллака, были из одного города. Они были членами одной масонской ложи и одного и того же кантри-клуба. Полковника Сколама, майора Ли и капитана Логан однажды утром потревожили корейцы, напавшие на гаубичную батарею капитана Логана, и в брюхо капитана пополнилось парой осколков снарядов.

К моменту начала операции на капитане Логане, Ястреб уже успел и проспаться, и еще кое-чего впридачу. Он удалил целый фут тонкого кишечника и реанастомизировал его. Иными словами, он, соединил концы оставшейся кишки. Закончив, он подумал, что черезчур затянул шов, но решил оставить все как есть. Это было ошибкой, пока еще только первой.

В последующие восемь дней капитан Логан был плох. С каждым днем ему становилось все хуже. Ястреб присматривал за ним, беспокоился и работал. И каждый раз, оборачиваясь, он натыкался на полковника Сколама и майора Ли, желавших знать как идут дела их товарища.

– Не очень, – продолжал говорить им Ястреб.

– Почему? – спрашивали они.

На восьмой день они спросили его об этом уже трижды.

– Потому, черт подери, что я плохо сделал анастомозию, – объяснил им Ястреб.

На девятый день Ястреб снова отправил капитана Логана, абсолютно больного, под нож. Он исправил неаккуратный шов, в то же время обнаружил, что пропустил еще одну дырку в прямой кишке. Сделал колостомию, и пять дней спустя капитана Логана, с улучшениями и вне опасности, выписали. Это была суббота, а субботними вечерами люди отовсюду стягивались к палатке, служившей 4077-му Офицерским Клубом.

Ястреб Пирс получил полезный урок, вытащив капитана Логана с самого края, и был все еще недовольным собой. Когда он вошел, за баром с бутылкой отличного скотча стояли полковник Сколам и майор Ли, они позвали его.

Настроение у Пирса упало ниже некуда. Он повесил голову. «Сейчас эти негодяи будут меня бить,» – подумал он, – «И имеют на это полное право».

Он подошел к бару и сел к ним.

– Капитан Пирс, – начал полковник Сколам, протягивая ему выпивку, – мы кое-что хотим вам сказать.

– Я так и думал…

– Мы тебе хотели сказать, что люди вроде нас, на линии фронта, чувствуют себя чертовски хорошо, зная, что есть такие доктора. Такие, как ты – кто позаботится о нас в случае ранения.

Ястреб растерялся. Он глотнул изрядный глоток скотча и произнес:

– Ради бога, полковник, ты что, не понимаешь, что я чуть не угробил вашего кореша? Я же почти убил его своей отвратительной операцией. Да, я его вытащил из беды, но он в нее и попадать-то не должен был!

– Мы наблюдали за тобой, Пирс, – сказал полковник Сколам, а майор Ли согласно кивнул. – Ты ж беспокоился за этого парня, будто он был твоим родным братом. А теперь он в порядке. Это все, что нам нужно знать. Нам даже наплевать, что ты Янки. Выпей еще, Ястреб!

– Господи! – воскликнул в сердцах Ястреб. Он поставил свой стакан на барную стойку, повернулся спиной к полковнику Сколаму и майору Ли, и вышел из заведения.

Три дня спустя к Ловцу Джону и Дюку попал паренек Анжело Риччио из восточного Бостона.

Рядовой Риччио вылядел неплохо. Он был в сознании. Пульс был немного учащен. Давление застыло на отметке 100 на 80. У него были множественные осколочные ранения, и лишь один из них внушал опасения.

Дюк Форрест, заступая в ночную смену и осматривая очередь раненых, не обратил особого внимания на Анжело, пока не увидел его рентген. Сердце мальчишки показалось ему слишком большим. Осматривая раненого повторно, Дюк решил, что один из осколков застрял в сердце, вызвав кровоизлияние в сердечную сумку, окружающую и вмещающую его.

Дюк отыскал Ловца Джона в столовой – он смотрел фильм, который видел в Штатах уже дважды. Ловец пришел, взглянул на рентген, и они с Дюком присели к Анжело.

– Как считаешь, Носки ^[24] в этом году хорошо будут играть? – спросил парнишку Ловец.

– Без Славного Парня ^[25] им ничего не светит, – сказал Анжело, – а я знаю этот наш верзила тоже где-то здесь.

– Точно, – сказал Ловец. – Тебя успокоит, что даже такой мужик как он здесь?

– Шутишь, док? – сказал Анжело. – Я бы врагу такого не пожелал. Мне было бы легче, если б он вернулся и выиграл несколько матчей для нас.

– Ну, он обязательно вернется, – сказал Ловец, – И ты тоже вернешься и увидишь его.

– А ты откуда, док? – спросил Анжело.

– Из Винчестера.

– Знаешь моего двоюродного брата, Тони Риччо? Он твой ровесник примерно.

– Конечно, знаю, Анжело. Он был кэтчером – ловил мяч за среднюю школу Винчестера.

– Ага, – сказал Анжело. – Им интересовались Носки, но он вывихнул руку.

Вежливая ностальгическая беседа на этом закончилась.

– Анжело, мы собираемся тебя прооперировать, – сказал Ловец.

– Хорошо, – ответил мальчик, – давайте. Вы же врачи.

Ловец и Дюк прооперировали его. Ловец заранее составил план действий.

– У него кровь в околосердечной сумке. Прежде чем вскрывать его, надо взять под контроль нижнюю полую вену. Нам нужно много донорской крови. Как только доберемся до сердца, нужно немедленно зашивать дыры, или мы проиграем.

Они делали все, что было в их силах… И на совесть, но когда вскрыли предсердие, все пошло к чертям. Осколок снаряда сделал несколько дырок в правом предсердии. Ловец и Дюк починили его лучше, чем это сделал бы кто-либо во всей Корее, но им и Анжело не хватило трех-четырех минут.

Анжело умер. Не суждено ему было увидеть, как Тэд Уильямс снова выходит на поле. Через полчаса Даго Красный обнаружил Ловца Джона Макинтайра, слоняющегося в темноте, отвел его в палатку и вручил банку пива. После этого он пошел на поиски Дюка Форреста и нашел его в Болоте. Дюк уже открыл банку пива, но не пило, а плакал в нее.

– И ведь из-за Янки… – пробормотал Дюк, чтобы скрыть свое смущение, когда он поднял голову и увидел Даго Красного. – Знаешь, что? С моим везением мне янки даже трогать не стоит, тем более оперировать.

Стало понятно, что с хирургами нужно что-то делать. Это стало понятно Даго Красному. Это было ясно полковнику Блэйку, понявшему что у него большая проблема с его проблемными ребятами, слишком уставшими и удрученными для создания своих обычных проблем. Еще это стало очевидным и для Радара О’Рэйли, настраивавшегося на волну каждого. Он был самым проницательным служащим 4007-го МЭШ, и он нашел два решения.

Первым стал доктор Р.С. Кэрролл. Доктор Р.С. Кэрролл прибыл в дурдом имени Янки Дудля из дебрей Оклахомы недель пять назад и каким-то образом за время получения медицинского образования и двух лет выпускной практики умудрился остаться абсолютно неподготовленным к обыденным вещам человеческой жизни. Ловец Джон, как самый воспитанный обитатель Болота, взял доктора Кэрролла под свою опеку.

– А я-то думал, что живу с самыми неотесанными деревенщинами во всей Корее, – сказал Ловец Джон, – до тех пор пока не появился этот лопух.

Кличка «Лопух» приклеилась к Кэрроллу. Будучи новеньким в части, он еще не успел стать своим в том тесном кругу, который регулярно собирался в Болоте пропустить стаканчик перед ужином, но изредка заглядывал сюда. Однажды вечером, во время депрессии, нахлынувшей после Великого Потопа, он постучал в дверь. Его пригласили войти. Хирурги были одни.

– Простите, – сказал Лопух, – но капрал О’Рэйли сказал, что вы, ребята, хотели меня видеть.

– Радар, – сказал Ястреб, задумавшийся над своим мартини, – должно быть, перепутал волну.

– Не обращай внимания на капитана Пирса, – сказал Ловец Джон, протягивая Лопуху большой стеклянный стакан с мартини, который он смешал для себя. – Присядь и выпей.

– Что это? – поинтересовался Лопух.

– Мартини… Более или менее, – ответил Ловец.

– А стакан – как для воды, – сказал Лопух.

– Правильно, – сказал Ловец, – это что-то типа воды, только не такой, которую от жажды пьют.

– Ага, – сказал Дюк.

– Ну… да… – сказал Лопух.

Наверное, Лопух хотел пить. Он прикончил стакан в пять минут и дал понять, что хочет еще. Ловец дал ему еще один, но уже недоверчиво.

– Знаете че? – заговорил Лопух.

– Че? – спросил Дюк.

– Я тут чуть больше месяца, – сказал Лопух, – но возбужден хуже чем сука в течке.

– Эт хорошо, – одобрил Дюк.

– Ага, – сказал Ястреб. – Это значит, что ты здоров.

– Ну… да… – сказал Лопух.

– Тогда в чем проблема? – спросил Ястреб.

– Нуу, – сказал Лопух, – че мне делать-та?

– А о медсестрах ты задумывался? – сказал Ястреб.

– Все время, но мне показалось, они все уже заняты, или просто сразу отшивают.

– Могу поручиться за сестер, Лопушок, – утверждал Пирс. – Они тоже люди, как и мы.

– Ну да? – удивился Лопух.

– Некоторые из них готовы всегда. Другие – иногда, ну и многомесячные наблюдения убедили меня что лишь немногие из них – лесбиянки.

– Ну… да… – сказал Лопух, отглотнув сразу половину второго мартини, – но как мне эт-выяснить-та?

– Это не ко мне, – сказал Ловец. – Капитан Пирс у нас по этой части спец.

– Ну, – сказал Ястреб, млея от комплимента, – есть два метода. Первый простой, «правильный», американский, банальный, гражданский подход, когда ты тратишь все свое свободное время на неделе, ублажая бабу выпивкой, ужинами, возишь ее в Сеул в ее увольнение, водишь в наш, так называемый, Офицерский Клуб по вечерам в субботу, накачиваешь ее и провожаешь до палатки или к реке, прихватив одеяло.

– Ну да?… – произнес Лопух.

– Но если выбираешь вариант с одеялом, – добавил Ястреб, – ни в коем случае не отходи от Клуба дальше чем на десять ярдов к северу, иначе расстелешь одеяло прямо на мине. Взорвавшаяся мина может создать главному герою репутацию Тора, бога Грома, но это не лучшее завершение акта.

– Ага, – сказал Дюк.

– И, конечно, – добавил Ястреб, – этот метод не гарантирует успеха. Можешь и проиграть. Избранный цветок женственности может потребовать не одну, а две недели культивации, а затем попадешь под действие закона убывающей отдачи. Наши лучшие тактики рекомендуют для этого метода максимум неделю.

– Ну да, – сказал Лопух, показывая, что хочет мартини номер три, – но есть ведь второй метод?

– Второй метод быстрый и статистически более надежен. Ты болтаешь с бабой пару минут на людях, лучше за выпивкой, и говоришь «Дорогая, давай пойдем куда-нибудь и «потремся». Она или согласится, или убежит как трусливый краснозадый бабуин. Огромный плюс этой тактики в том, что ты выигрываешь или проигрываешь сразу же, и в случае проигрыша свободен идти окучивать следующий бутончик, не теряя времени, усилий и хорошей выпивки.

– И какой метод ты рекомендуешь? – поинтересовался Лопух.

– Ну, по правде говоря, не знаю, – ответил Ястреб. – Для меня это все теория. Как считаешь, Ловец?

– Ну, сказал Ловец, – может ему следует публично объявить о своей готовности? Сейчас все кофе в столовке попивают, так что, давайте пойдем – перекусим.

Лопуха, которому теперь и ноги передвигать было сложно, проводили до двери столовой. Большая часть сестер действительно присутствовали в палатке. Силуэт Лопуха прорисовался в дверях, обитатели Болота спрятались по бокам от него, и он сделал заявление.

– Я вставлю каждой чертовой сестричке по самое небалуй! – громко продекламировал он.

– Начиная с Горячих Губок Халигэн, – прошептал ему Ловец Джон.

– Начиная с Горячих Губок Халигэн, – задиристо крикнул Лопух.

Хирурги не пошли за ним внутрь. Они вернулись в Болото, выпили и поужинали позже. На следующее утро Лопух знал только, что ему плохо, а после взбучки от полковника Блэйка, что он как-то опозорился. Так все оставалось до прибытия спустя несколько часов Роджера Хитреца Дэнфорта, после чего всем стало не до него.

Роджер Дэнфорт по кличке Хитрец был хирургом МЭШа 6073 – в двадцати пяти милях к востоку. Роджер и Ужасный Джон Блэк вместе проходили практику в Штатах, так что Дэнфорт и обитатели Болота давно уже были хорошо знакомы. К тому же, их объединяло как неуважение к большинству вещей, которые признавались достойными другими, так и взаимное уважение друг к другу. И хотя Хитреца Роджера не считали большей угрозой чем троих обитателей Болота, он был, как минимум, равный им по чокнутости.

– Слава Богу, – говаривал полковник Блэйк после визитов Хитреца Роджера, – что и этот сукин сын не приписан к нашей части.

На следующий день после Заявления Лопуха, в полдень в дверях столовой появился Хитрец Роджер. Ястреб только закончил ампутацию ноги у единственного клиента сегодняшнего утра – корейца, решившего, что у него иммунитет к минам, и отправился в столовую слегка перекусить.

– Где ребята? – спросил он у Даго Красного.

– Хитрец Роджер здесь, – сказал Даго. – Он с Ужасным Джоном и твоими друзьями уже засели в Болоте, так что… дай нам Бог силы.

– Поддерживаю предложение, – обратился к небесам Ястреб, – Не заправиться ли мне поплотнее?

После плотного обеда Ястреб направился к Болоту со смешанным чувством предвкушения и неохоты. На полпути через поляну, отделявшую Болото от столовой, его поприветствовал Хитрец Роджер. Он стоял в дверях Болота со стаканом в руке и орал: «Привет, Ястреб, старая деревенщина! В задницу регулярную армию! Как делищи?»

– Лучше не бывает, – ответил Ястреб.

– Выпей, – пригласил Хитрец Роджер. – Вот, притащил две бутылки собственного.

– Какого черта ты тут делаешь, а? – поинтересовался Ястреб.

– Не знаю, если честно – ответил Роджер. – Мне вчера вечером позвонил некий чертов полковник О’Рэйли, приказал приехать…

– Кто? – спросил Ястреб.

– Не в курсе, – сказал Хитрец Роджер. – Выяснилось, у вас тут один О'Рэйли, капрал, похож на сраного синоптика. Да какая к черту разница? Выпей.

– Как раз собирался, – сказал Ястреб.

Все выпили по паре стаканов, и дружеский накал стал заполнять Болото. Все шло хорошо, за исключением того, что Роджер Хитрец, несомненно, получивший звонок, чтобы зажечь свет в этом темном царстве, настойчиво требовал подходить к двери каждые пятнадцать минут и орать: «В задницу регулярную армию!»

Днем, с 3 до 4 часов, душевые в МЭШе 4077 занимали сестры. Часть сестер была уже не первой молодости. Некоторые из них забыли о диете. Им приходилось проходить мимо Болота по пути к душевым и обратно, и кое-кто из этой процессии попал в поле зрения Хитреца Роджера, в очередной раз призывавшего население к неестественным связям с армией.

– Все сестры, – кричал теперь Хитрец Роджер, – слонихи!

Потом он сменил пластинку на: «У всех слоних триппер!»

– А Горячие Губки Халигэн, – подсказал Ловец Джон, – их погонщик, и должна понести наказание.

– А Горячие Губки Халигэн, – проорал Хитрец Роджер, – их погонщик, и должна понести наказание.

Естественно, наступили последствия. В течение двух часов полковник Блэйк сидел в своей палатке, слушал эти лозунги, и тщетно надеялся на их окончание. Он вызвал отца Джона Патрика Мулкахи, и за пивом они обсудили варианты действий.

– Откровенно говоря, – сказал полковник Блэйк, – я боюсь. Любой командующий, будь у него хоть толика мозга, изначально не допустил бы такого.

– Нет, полковник, ты не прав, – сказал отец Мулкахи. – В нашей ситуации что-то должно было сломаться, и я справедливо боялся, что сломаются наши ребята.

– Знаю, – сказал полковник. – Намедни Дюк назвал меня «сэр». В любой момент я ждал, что Пирс отдаст мне честь. С ними не всё в порядке, точно тебе говорю. Они выжаты, и потому я позволил Хитрецу Роджеру снова приехать сюда. Ой, чую, что-то случится.

– И уже скоро, сказал отец Мулкахи, когда они оба в ужасе услышали, как Хитрец Роджер выкрикивал заклятия в адрес начальницы медсестер. – Я, наверное, пойду к себе, или хотите, чтоб я остался?

– Нет, – сказал полковник Блэйк. – Это моя вина, я сам разберусь с этой амазонкой.

Не успел отец Мулкахи уйти, как прибыла майор Халигэн. Они прилетела прямо из душа, кончики ее волос все еще были сырые и веревка шапочки для душа болталась позади обмотанного полотенца. Она была в ярости, и Генри, даже если б захотел, не смог бы не обращать на нее внимания.

– Это не госпиталь, – услышал он как кричит на него Главная медсестра. – Это дурдом, а виноваты – Вы!

– Ну, минутку, майор, – начал Генри, – вы…

– Не минутакайте мне тут! – продолжала Главная медсестра, – Если вы не остановите этих чудовищ, эту ТВАРЬ, которую они зовут Ловцом Джоном, и которая называет меня Горячие Губки и всех на это подбивает, я просто уволюсь и…

– Да черт возьми, Горячие Губки, – услышал свой голос Генри, – увольняйся к чертовой матери, и проваливай отсюда!

Пять минут спустя здоровый крепкий сон Радара О’Рэйли был резко прерван. Его разбудил телефонный разговор между Маргарет Халлиган и генералом Хаммондом, в котором майор Халлиган живописала картину военного госпиталя, где царят анархия и вседозволеность. Затем последовал разговор между генералом Хаммондом и полковником Блэйком, из которого Радар услышал, как генерал сказал:

– Генри, ради Бога, какого черта у тебя там происходит? Завтра утром в 9:30 тащись сюда, и я очень надеюсь, что твоя версия будет, черт возьми, намного лучше.

Радар поспешил в Болото. К тому времени Хитрец Роджер, окутав себя еще одной легендой, уехал к себе в госпиталь, оставив Ужаса и обитателей Болота расчищать поле битвы. Радар посвятил их в услышанный разговор.

– Знаешь, у Генри могут быть реальные проблемы, – сказал Ястреб. – Эта чертова дурища-сестра стала настоящей угрозой.

– Точно, – подтвердил Дюк.

– Ловец, – сказал Ястреб, – какого черта ты все время зовешь ее Горячие Губки?

– Я вовсе не всегда зову её Горячие Губки. Например, сегодня с утра я был с ней очень даже мил. Я назвал ее «Майор Горячие Губки».

– Что делать-то будем? – спросил Дюк.

– Ну, – сказал Ловец, – думаю, если б я не назвал эту террористку «Горячие Губки», а потом не натравил на нее Лопуха и Хитреца Роджера, генерал не жевал бы сейчас задницу Генри. Поэтому так уж и быть – я снизойду и обсужу это с генералом.

– Мы с тобой, – в голос сказали Форрест и Пирс.

Их встреча с генералом была назначена на 9 утра следующего дня, но они прибыли в его приемную аж в 8:30. На них была рабочая солдатская одежда, имевшая поношенный вид, без знаков отличия. Они присели на скамью, тянувшуюся вдоль стены. В приемной святая святых генерала, за рабочими местами сидели три вполне привлекательных члена Женского Военного Корпуса: лейтенант и два сержанта.

– Ну, – произнес Ловец Джон через несколько минут, – будем?

– Почему бы и нет? – ответил Пирс.

Из дебрей одежды каждый достал бутылочку с черной этикеткой «Джонни Уокер Блэк Лэйбл». Ранее, еще в ДвойномНеразбавленном, эти бутылки наполнили чаем от сержанта Мама-Дорогая, и теперь Дюк Форрест поднялся со скамьи и обратился к лейтенанту ЖВК.

– Эт-та, а нету ли у вас бумажных стаканчиков, дорогая? – спросил он вежливо.

Сбитая с толку лейтенантша достала стаканчики. Их наполнили и зажгли сигареты.

– Как думаете, этим бабищам понравится чай? – поинтересовался Ловец театральным шепотом.

– Это не бабищи, – ответил Ястреб. – Это два сержанта и лейтенант.

– А кто главнее, сержанты или капитаны? – спросил Дюк. – Мы их выше по званию?

– Не знаю, – пожал плечами Ловец.

– Даже если они главнее нас, может им тоже хочется чаю, – сказал Ястреб.

Дюк снова встал, ну ни дать ни взять джентльмен-южанин.

– Пардон, леди, вы эт-та, не желаете ли отведать чаю?

– Нет, спасибо, – холодно ответила лейтенант.

Болотники попивали чай в тишине. Вскоре молчание прервал Ловец Джон:

– А спорим, генералам частенько обламывается?

Лейтенант взвилась из-за своего стола:

– Да, что же вы за люди? – спросила она возмущенно.

– Не кипятись, милочка, – сказал Ястреб. – Всего лишь кучка ошибок природы с фронта. Мы приперлись встретиться с генералом в 9 утра, нормальное штатское время, чтобы вздуть его.

– Генерал ожидает встречи в 9 с тремя военными медиками, – огрызнулась она, теряя самообладание.

– Эт-мы-и-есть, мэм, – заговорил Дюк Форрест. – Если вы, дамочки, от этого чувствуете себя дурно, мы вас с удовольствием осмотрим.