Текст книги "Шиповник и Ворон (СИ)"
Автор книги: Рэйв Саверен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)
Кочевники, наемники, бесконечные странники. Разве можно думать, что этот человек способен на что-то серьезнее банальной интрижки?
Что за глупости?!
Почему меня это волнует?
Мы передвигаемся перебежками, а Герант ничего не говорит, только подает знаки, когда остановиться и когда идти вперед или спрятаться. Мы медленно приближаемся к краю озера, двигаясь параллельно группе местных жителей. Они не смотрят в нашу сторону, кажется, их вообще не интересует происходящее вокруг.
Редкие островки деревьев укрывают нас от чужих взглядов, листья под ногами медленно сменяются белой галькой.
Она странно глушит шаги, будто под подошвами сапог не камень, а поролон. От озера веет сладкой прохладой, и я невольно вдыхаю поглубже.
С каждым пройденным футом я различаю все больше. Четверо из шестерых участников процессии были укутаны в серые балахоны, а скованные цепями пленники – напрочь лишены одежды, если не считать пару кусков ткани, стянутых на бедрах и груди.
Еще одна перебежка, мягкое прикосновение к плечу. Герант прикладывает палец к губам и указывает вперед, где галька идет волнами, превращается в настоящие барханы не меньше двух-трех футов высотой. Через них нужно перебираться осторожно, чтобы не привлечь внимание. На минуту теряем людей из виду, но быстро находим удобную точку, откуда открывается вид на все озеро и серп берега.
– Работаем быстро. Одна пуля – один труп. Ясно?
Киваю, и мы перебираемся к первому небольшому бугру из гальки.
Процессия останавливается у самой кромки воды и пленников выталкивают вперед. Девчонка, а мне кажется, что это именно девчонка, бухается на колени и протяжно вскрикивает, за что получает увесистый удар под ребра и отлетает в сторону не меньше, чем на ярд.
Второй пленник дергается и хочет налететь на обидчика, но падает, как скошенный стебель, сбитый ударом в висок.
Я мягко перебираюсь к соседней насыпи. Герант не останавливает и движется в другом направлении, чтобы подкрасться с противоположной стороны.
Чем ближе к врагу, тем яснее я осознаю, что неизвестные говорят на всеобщем.
– Проклятый глупец! – орал один из «балахонов». – Зашиб мальчишку! Что мы теперь скажем старейшине, если богиня озера отвергнет наши дары?!
– Да бросим ей тело – и дело с концом! – рявкает в ответ другой. – Тем более девка еще жива.
Мне нужна всего секунда, чтобы встать на ноги и прицелиться.
И тот, кто убил парнишку, падает первым. Оседает на землю кучей тряпья и несколько раз вздрагивает.
Красный сцил вгрызается в череп и уже внутри раскаляется, брызгает в стороны огненными всполохами, отчего глаза мужчины закипают в глазницах, а изо рта рвется сноп пламени. Он умирает даже быстрее, чем успевает осознать это.
Второго сносит заряд из дробовика Геранта, а третий что-то кричит, захлебывается словами и наклоняется над съежившейся на земле девчонкой. Хочет использовать ее, как живой щит, но двоедушник быстрее. Он вообще нечеловечески быстрый при своих-то габаритах, и я отчетливо вижу, как смазывается его силуэт, когда Герант движется, как клинок рассекает густой жаркий воздух и врубается в череп врага с противным чавканьем.
Четвертый бросается к озеру, будто собирается найти укрытие в его черных водах. Он кричит и размахивает руками, зовет какую-то богиню, а я уже держу его на мушке и готова стрелять. Оглаживаю спусковой крючок, но не успеваю глазом моргнуть, как из воды поднимается маслянисто-черное щупальце, не меньше сотни футов в длину и одним точным ударом размазывает несчастного по белой гальке, оставляя за собой кровавое пятно и месиво из мускулов и костного крошева.
Совершенно ни о чем не думаю, когда срываюсь с места и лечу вперед, чтобы спасти малышку, застывшую у тела погибшего пленника. Девочка цепляется за руку мертвеца и раскачивается вперед-назад. На грязном лице хорошо видны дорожки от слез.
Щупальце поднимается снова, будто ищет новую жертву, а я ускоряюсь, чувствую, как натягиваются жилы и болью в спине отдается каждый рывок. Краем уха слышу крик Геранта, но мне не до него.
Прыжок. Мои руки обхватываю девчонку и утягивают ее в сторону, как раз, когда черная склизкая плеть обрушивается на неподвижное тело пленника, вбивая его в белые камни. В стороны летят брызги крови и какой-то черной жижи, кости трещат оглушительно, будто угодили в жернова.
Закрываю девочку собой, слышу ее жалобные всхлипы и выхватываю клинок, когда от щупальца отделяются отростки поменьше, увенчанные острыми, загнутыми когтями.
Я не могу сойти с места. Они разорвут ее на части, если я уклонюсь.
Одна из плетей летит прямо в меня, сверкает острым когтем и накручивается на лезвие у самой рукояти, рассекает руку от запястья до локтя. Шиплю от боли, но оружие не отпускаю, отвожу его в сторону и одним резким движением отсекаю коготь.
– На землю! – грохочет за спиной, и я падаю на колени не задумываясь.
Красный сцил врезается в щупальце и поджигает его не хуже спички, упавшей на груду бумаги.
Над озером прокатывается странный гул, будто что-то стонет под толщей воды, и щупальце скрывается в густой черноте.
Малышка рядом дрожит, как листок на ветру, ежится и жмется к земле, сгребая гальку крохотными ладошками. Лет десять-двенадцать на вид, совсем еще крошка.
Опускаюсь на одно колено и мягко касаюсь ее рук. Девочка замирает и поднимает заплаканное лицо, а я вздрагиваю всем телом, когда в меня впечатывается взгляд невидящих глаз.
Герант
Когда я беру руку Ши в свою, мне на мгновение становится не по себе. Скольжу взглядом по ране, что тянется от сгиба локтя к запястью – след от когтя неизвестно твари из озера – и жду какой-то реакции, но ничего не происходит.
Ши позволяет усадить себя у ближайшего дерева, отрезать испорченный рукав куртки и даже не обращает внимание на нежное поглаживание, в котором я просто не могу себе отказать. Касаюсь хрупкой шеи и делаю вид, что отбрасываю в сторону несколько упрямых медных завитков. Просто хочу убедиться, что она здесь, живая, потому что жутко перенервничал, и кончики пальцев покалывает от соприкосновения с горячей кожей.
Спасенная малышка не отходит от девушки ни на шаг. Цепляется за здоровую руку крохотной ладошкой и смотрит в пустоту, ни слова не говорит. Кажется, что даже не дышит.
Не могу удержать досаду в узде. Чувство хреновое и недостойное, но оно точит изнутри.
Слепая девчонка не поможет нам найти топливо.
Мы зря потратили время. И зря рисковали.
А когда Ши бросилась вперед, закрывая собой малышку, я едва не свихнулся. Только рефлексы помогли не застопориться в самый ответственный момент и выстрелить.
И никак из головы не выходит жуткая картина возможного кровавого исхода. Все-таки рука – не самое страшное, но…
Достаю из набедренной сумки простой медицинский набор и с опаской поглядываю на Ши. Сидит, не шевелится, даже не косится на меня подозрительно, а я готовлюсь к худшему. Регенгель – потрясающая штука, но у него есть паршивое свойство. Боль после нанесения невыносимая, будто окунулся в кипящее масло.
– Ши, – опускаюсь на корточки у ее ног и касаюсь руки выше локтя, – обработать надо.
– Что? – она вздрагивает, встряхивается, как недовольная птица и поднимает взгляд. В серых глазах вопрос и недоумение, а потом девчонке на глаза попадается лекарство, и она кивает. Безучастно, будто не ее только что порезали.
Промываю рану своим запасом воды. Не хрустальный, потерплю, если что. Неодобрительно качаю головой рассматривая рваные края.
– Шрам останется.
– Не впервой, – бормочет Ши и прикрывает глаза. Она словно не здесь: убежала мыслями далеко-далеко и только крепко сжимает в ладони руку спасенной девочки, поглаживает большим пальцем смуглую кожу.
Наношу регенгель быстро. Черная масса впивается в кожу пиявкой, обволакивает рану, пробирается внутрь, чтобы заживить ткани, обтягивает предплечье, как перчатка.
Через два-три дня он раскрошится, и можно просто смыть остатки теплой водой.
Лицо Ши резко бледнеет, кажется, что она сейчас потеряет сознание, но с обескровленных губ не слетает ни звука. Понять, что ей больно можно только по капелькам испарины на лбу и над верхней губой. Хочет подняться на ноги, но я не позволяю.
– Отдохни. Успеешь еще находиться.
Ши глубоко вдыхает раскаленный воздух и стискивает зубы до хруста, чтобы ничем не выдать свое состояние.
Борется с накатившей тошнотой, а меня продирает до самых костей от холодной, нечеловеческой отчужденности, что плещется в грозовом взгляде. Передо мной сидит не хрупкая девчонка, а воин, привыкший штопать себя в самых отчаянных условиях.
– Зачем вы меня спасли? – голос у девочки звонкий, как колокольчик. Темно-медовые кудряшки коротко обрезаны, как у мальчишки, острый подбородок мелко подрагивает – она изо всех сил сдерживает слезы.
На щеках и лбу кожа кажется грубой и больше напоминает кору дерева. Такие же отметины видны на тонкой шее, плечах и ключицах, угловатых коленках. Следы мутации, как и у ребенка, что напал в лесу, только не такие пугающие.
– Мы искали топливо и оказались здесь случайно. Решили не проходить мимо.
Голова чуть наклоняется в сторону, точно малышка прислушивается, а я думаю, что очень уж хорошо она говорит на всеобщем. Научил кто? Еще не все местные жители кукушкой тронулись?
– Все топливо давно стащили в храм богини.
Ворон внутри пронзительно каркает, подтверждая, что малышка не лжет.
– Знаешь, где он?
– Конечно, – она кивает, поворачивает голову и прислушивается снова, – прямо за водопадом. Только пройти туда нельзя. Богиня прогневалась на нас. Ее прислужник не пускает людей к схрону уже несколько недель! Убил троих. А потом старейшина сказал, что отдавать богине «неправильных» людей надо. Наши тела должны вернуться планете, чтобы богиня нас простила.
Прислужник? Та тварь, что должна была утащить ее в озеро?
– Неправильных?
– Увечных, – говорит она, а я замечаю, как напрягается Ши, – меня богиня не наградила зрением, а брата лишила речи. Он…
Девочка закусывает нижнюю губу и мелко дрожит, а я только рад, что она не видит тело мальчишки, раздавленное озерным чудовищем.
– У меня ничего от него не осталось, – шепчет она, – я родилась слепой и не видела его. И слов утешения он мне не оставил…
Я вижу, что она на грани истерики, но не могу дать успокоительное. Близится закат, а ночью особенно важно сохранять трезвость мышления. Если днем деревья были связаны жарой, то с приходом прохлады и сумерек планета превращается в большую ловушку для зазевавшихся непрошенных гостей.
– Животные, – шипит Ши, и нервно тянется к черной массе регенгеля, но вовремя отдергивает руку. – Нет. Хуже животных! Те хотя бы убивают стариков и больных быстро, а не скармливают их тварям из бездны.
– Отчаянье толкает на отчаянные поступки.
Она презрительно хмыкает и вскидывает подбородок.
– Оправдываешь их?
– Констатирую факт. Нет ничего страшнее человека, загнанного в угол.
– Нужно проверить этот…схрон, – говорит она и ведет плечами, пытаясь размять спину, – если топливные капсулы там, то сможем улететь уже к утру.
Я слышу надежду в ее голосе, даже облегчение.
Убираю оружие и осматриваюсь по сторонам. Багровое солнце медленно клонится к закату, облизывает кровавым языком макушки деревьев, а вода в озере наливается еще большей чернотой, поблескивает, как глаз огромной рыбы.
Проклятое место. Неживое. Чужеродное.
– Мы в тяжелом положении, Ши, – говорю твердо, – ты ранена, а девочка не может себя защитить. Мы все вернемся к кораблю, и я оставлю вас под присмотром Бардо. Приду сюда один, все проверю сам.
Ши хмурится, между бровей пролегает морщинка, а губы вытягиваются в тонюсенькую нитку.
– Нет, так не пойдет. Идти в одиночку – рискованно.
– Мне плевать, пойдет тебе или нет, – к горлу подкатило кислое раздражение. Я не собираюсь с ней спорить, не хочу пререкаться. Мне нужно простое согласие, чтобы ситуация не вышла из-под контроля. Потому что я вижу в Ши безрассудство. То самое воинственное безрассудство, присущее многим, выросшим в мире, где угроза жизни не исчезает ни на секунду. Такое же, как в Анне. Оно кипит под кожей, перекатывается во взгляде огненными волнами. – Мне балласт не нужен.
Ши вздрагивает и невольно морщится, точно лимон откусила. Кажется, что она вот-вот закатит глаза.
– Балласт? – Ши не повышает голос, потому что девочка рядом чутко реагирует на тон, и она чувствует это безупречно, как если бы всю жизнь имела дело с детьми.
Ворон недовольно каркает и ворочается под ребрами, ворчит неодобрительно, совсем как человек. Я в красках могу представить, как он качает головой, а в желтых глазах – бездна упрека.
Зачем я так? Мог бы просто сказать, что волнуюсь, что не хочу рисковать их жизнями. Да что угодно мог сказать!
Запускаю пальцы в волосы, сцепляю руки на затылке.
Никаких рисков, хватит с меня волнений. Я верну их на корабль. Лучше уж пусть ненавидят, чем будут пытаться помочь и влипнут в новые неприятности.
– А разве нет? – криво усмехаюсь и замечаю, как Ши удивленно изгибает медную бровь и открывает рот, чтобы что-то сказать, но тотчас закрывает его, глотая слова.
Я ненавижу себя за каждое произнесенное слово, за каждый жест, но даже с дулом у виска не могу признаться, что внутри копошится желание уберечь любой ценой.
Это бы выглядело, как капитуляция, как окончательное принятие выбора ворона, а я все еще хочу сохранить хотя бы крошки контроля.
Девушка опускает голову, но я все равно вижу, как кривятся ее губы.
– Как скажешь, стрелок. Пусть будет по-твоему.
Шиповник
Я выждала двадцать минут после того, как Герант ушел, оставив нас на попечение Бардо.
Буря пришел в себя и недобро косился на девочку. Ее странная внешность его нервировала, и я знала, что за этим последует, но надеялась, что Буре хватит выдержки и здравомыслия не начинать скандал.
Не хватило.
– И что это? – он угрожающе навис над девочкой и рассматривал ее со смесью презрения и брезгливости. Даже руки в карманы спрятал, чтобы ненароком не коснуться.
От такого отношения меня передернуло, будто я ухватилась за оголенный провод.
Во имя Саджи, как у Севера мог появиться такой сын?! Разве мало он вложил в его воспитание? Мало учил? Откуда у такого человека: благородного, сильного, сострадательного и готового прийти на помощь, мог вырасти такой ублюдок?!
Впрочем, почему я удивлена? Он – продукт своего мира. Буря всегда предпочитал проводить время за стенами поместья, среди дозорных и наемников. Даже если Север и вкладывал в него уважение к чужой жизни, воспитывал и наставлял, то все это тонуло в бесконечной жестокости трущоб, ненасытной жажды зрелищ центральных кварталов, где частенько вешали и мучали двоедушников и полукровок, и смертельной опасности внешнего мира за стеной города.
Буря никогда не изменится. Точно так же можно ждать от камня, что он зацветет.
Стоит ему войти в Совет, как вся цивилизованность слетит шелухой. Буря с радостью будет следовать местным законам, а они довольно жестоки. Он не станет отстаивать преданных ему людей, если они не чистокровны. Захочет «соответствовать».
Что станет со слугами? Среди них есть двоедушники и они ждут господина на Заграйте.
Все это проносится в голове за считанные секунды, а я понимаю, что как никогда близка к вольной.
Если Буря даст мне вольную, то я стану никем. Потеряю свое место в Доме, любые привилегии, все возможности защитить людей.
Будь готова, Ши. Он не даст тебе диктовать условия. Север мертв. Все изменилось.
– Мы нашли ее недалеко отсюда, – стараюсь отвечать спокойно, но внутри все кипит и стягивается огненными узлами. Левое веко мелко подрагивает, а во рту кисло, будто я наелась зеленого крыжовника, – бедняжку хотели принести в жертву местной озерной твари.
– Лучше бы топливо с таким рвением искали! – рявкает Буря и скрещивает руки на мощной груди, – ты же не думаешь, что я пущу ее на корабль?
– На мой корабль, – Голос Бардо звучит над головой и в нем нет страха или неуверенности. В капитане чувствуется то самое благородство, что было в Севере, отчего я надеюсь, что он не позволит ребенку сгинуть, – не зарывайся, парень.
– Тебе напомнить, кто я такой?!
– А тебе напомнить, кто здесь капитан?
Лицо Бури покрылось яркими алыми пятнами, а в глазах мелькнул темный душный гнев. Я чувствую, как девочка жмется к моему боку и тихо всхлипывает, а тонкие пальчики цепляются за куртку и сжимают изо всех сил.
– Ты ходишь по тонкому льду, ка-пи-тан, – Буря презрительно кривится и сплевывает вязкую слюну на землю, прямо под сапоги Бардо, – я – будущий член Совета, а Звездная гильдия, насколько я знаю, очень плотно с ним сотрудничает. Улавливаешь?
– Нет, – хмыкает Бардо и выступает вперед, скрывая меня и девочку за спиной, – тебе бы мысли научиться излагать, сопля, а потом со взрослым дядей спорить.
Буря втягивает воздух со свистом и чуть не давится им, желваки ходят ходуном, а руки тянутся к оружию, но хватают только пустоту.
– Я клинок твой придержу пока. Больно уж голова у тебя горячая, – капитан немного наклоняется вперед и смотрит Буре прямо в глаза. От его тихого вкрадчивого голоса по телу бегут мурашки, а угроза ощущается так явственно, что ее можно коснуться рукой. – Если с головы этих очаровательных девушек упадет хоть один волос, то знай, что я быстро избавлю тебя от мозгов одним выстрелом и скажу, что так и было. Совет не станет связываться с Гильдией из-за одного сосунка, не способного держать свою говнистость в узде. У тебя нет планеты, нет армии, и, что совершенно точно – нет влияния своего отца. Для Совета ты – довесок, от которого очень быстро избавятся. Так что не переоценивая свою значимость, усек?
Буря подается вперед, но Бардо, без видимых усилий отталкивает его, заставляя отступить на два шага.
Я не верю своим глазам и перевожу взгляд с одного на другого. Оглаживаю рукоятку клинка, потому что уверена – сейчас начнется драка.
Но нет! Ничего не происходит. Буря отступает, опалив капитана напоследок таким взглядом, что Бардо должен был сгореть на месте.
Малышка так разнервничалась, что пришлось долго ее упрашивать отпустить куртку. Капитан находит с ней общий язык почти мгновенно и, сделав ей успокаивающий укол, укладывает ее спать у костра и укрывает собственной курткой.
Вокруг места крушения расставлены сциловые фонари, а лес вокруг беснуется, как голодный зверь. Если раскаленное солнце еще сдерживало деревья, то с наступлением ночи местные хищники проснулись и чувствовали свежую кровь.
– Я бы врагу не пожелал расти в таком месте, – говорит Бардо, с презрением поглядывая на застывающие в свете гибкие ветки. – У меня двое детей, и я холодею до самых пяток, когда представляю, что кто-то из них родился бы здесь.
– И как жена смотрит на такую работу?
– Она у меня женщина понимающая, – Бардо бросает мне небольшой сциловый кристалл, ярко-желтого цвета, – возьми, эта штука хоть как-то защитит от этого долбаного живого леса. Реагирует на сжатие. Ты ведь за Герантом собралась?
– Это настолько очевидно?
Капитан широко усмехается и хлопает меня по плечу.
– Ты говоришь с потомственным телепатом, Ши. Но я бы понял даже без этого маленького преимущества.
– «Негоже все взваливать только на одни плечи». Север всегда так говорил, – рана под регенгелем почти не беспокоит, и я проверяю оружие и замечаю, что Бардо рассматривает меня с каким-то странным любопытством. – Герант всего лишь человек, а против него – один большой хищный лес. И та тварь из озера.
– Север не зря говорил, что если ты и наживешь проблемы, то только из-за благородства.
– Ты хорошо его знал?
– Можно ли хорошо знать Главу Дома? – Бардо прикрывает глаза, прячет искристые радужки за густыми ресницами. – Когда мы встречались, Север заставлял меня надевать «венец тишины». Он блокирует мои способности, но я точно знаю, что тебя Север очень уважал.
Вздрагиваю и сжимаю ладонь на рукоятке клинка. Слова капитана выбивают у меня почву из-под ног, путают мысли и разливаются во рту вязкой горечью. Мне приятно знать, что Север считал меня такой – благородной и достойной уважения.
И невыносимо тяжело понимать, что он никогда об этом не скажет сам.
– Спасибо, – бормочу тихо, а Бардо шутливо кланяется, вызывая невольную улыбку.
– Возвращайтесь быстрее, а то с твоим господином невыносимо скучно, – капитан протягивает мне руку и кладет на ладонь несколько патронов. Молочно-белых и совершенно мне незнакомых, – пригодится. Это самое запрещенное дерьмо в галактике, но против крупных противников – вещь незаменимая.
– И откуда же оно у тебя? – перезаряжаю револьвер и прячу в кобуру.
– У меня полно талантов, – Бардо подмигивает мне, – и доставать запрещенное – один из них.
***
Обратная дорога через лес заняла куда больше времени, чем я думала. Уже к середине пути камень Бардо стал моим лучшим другом и помощником, потому что только желтоватый свет, окруживший меня плотным коконом, был единственным щитом против взбесившегося леса.
Мысли все время тянутся к Геранту, и я пытаюсь представить, как двоедушник собирается разобраться с огромной тварью в озере, если та решит охранять тайник до последнего.
В горле першит от злости и досады. Проклятье, я могу стрелять и правой, и левой рукой! Мне не нужна передышка, я – мать его – капитан личной стражи Главы Дома, а он держит меня за какую-то сопливую неумеху.
Балласт. Подумать только! Балласт!
– Я тебе покажу «балласт», – рычу и с облегчением выбираюсь на белую гальку, где деревьев почти не было.
Над озерной гладью висит розоватый круг местного ночного светила, а вода напоминает зеркало. Ни единой волны, никакого движения. Даже из-за водопада озеро не двигается, хотя должно было. Я слышу только шум падающей воды и больше ничего. Иду вперед, опасливо огибая островки деревьев, которые так любезно укрывали нас днем. Галька скользит под подошвами сапог, револьвер ложится в ладонь, и его вес придает мне уверенность. Только подобравшись к озеру вплотную, я улавливаю слабый запах гнили. Сладковатый, тягучий и всепроникающий.
У водопада меня встречает узкая тропка из камней. Местные жители ее создали или силы природы – не разобрать, но ступени выглядели надежно. После каждого шага я замираю и бросаю взгляд на озеро, ожидая нападения в любую секунду, но поверхность остается неподвижной: ни пузырьков, ни ряби.
На волосах и одежде оседает водяная пыль, от шума падающей воды закладывает уши, голова идет кругом от ворвавшейся в легкие прохлады. Сжимаю камень чуть сильнее, и желтоватый свет выхватывает из мрака часть стены и вход в пещеру, похожий на след от удара когтем.
Проход оказывается узким – мне приходится основательно напрячься, чтобы протиснуться внутрь. Трудно представить, как широкоплечему Геранту удалось пройти и не ободраться до костей.
Девочка сказала, что прислужник богини убивал местных охотников.
Но тогда где эта подводная тварь?
Не голодная, что ли?
Пробравшись в пещеру, я поднимаю камень над головой и стискиваю его изо всех сил.
Подарок Бардо ослепительно вспыхивает, выхватывая из темноты влажные стены в зеленоватых пятнах курчавого мха и каменный пол, покрытый сеткой мелких трещин.
Коридор идет дальше, немного расширяется через десяток ярдов. Мелкие камешки попадаются под ноги и впиваются в ступни даже через подошву.
Рука под регенгелем невыносимо чешется, отвлекая внимание, и я давлю желание впиться в черную массу ногтями и разодрать ее в клочья, чтобы добраться до зудящей плоти.
Коридор обрывается в небольшой пещере, из которой в стороны тянутся еще два туннеля.
Опускаю камень и застываю на месте, не в силах отвести взгляд от пола, где алыми маками распустились пятна свежей крови.
Герант
Когда удается разлепить глаза, я утыкаюсь взглядом в тонкие черные нитки, похожие на застывшую слюну. Или паутину.
Меня передергивает, и по коже бегут противные мурашки, а под ребрами тяжело ухает сердце, разгоняя по венам холодную кровь. Каких размеров должен быть паук, чтобы скрутить здорового мужика? Я даже увидеть ничего не успел! Вселенная, отмотай назад! Я ничего не понял…
Голова забита влажной ватой, а язык распух во рту до такого состояния, что я едва могу мычать – о крике даже речи не идет.
Слова девочки о прислужнике сбили меня с толку, и, ожидая нападения от этого долбаного кракена из озера, я пропустил другого врага, что затаился в пещере.
Пытаюсь повернуть голову и осмотреться – от первого же движения в горле булькает отвратная горечь, а мир перед глазами идет волнами и затягивается кровавым маревом, раскрашивается красной охрой. Пещера, куда меня притащили, совсем небольшая – максимум десять на десять шагов. Она похожа на каменный мешок. Кладовую, где держат мясо перед тем, как его употребить.
Светящаяся плесень покрывает стены и потолок, а у противоположной стены валяется внушительная куча костей. Воздух холодный и густой, колеблется киселем, и кажется, что его можно резать и мазать на хлеб.
В голове колокольным звоном гремит мысль о Ши.
Если не объявлюсь к утру – эта дуреха отправится искать. Могу спорить на что угодно: точно знаю, что явится за мной. Мышцы выкручивает от бессилия: даже ворона не могу вызвать, потому что яд неведомой твари шарахнул по пернатому от души.
Ворон забился в дальний уголок и голову не поднимал, не откликался и был, как мне показалось, в глубоком обмороке.
Пытаюсь освободить руку и натыкаюсь на вездесущую паутину: она опутывает ноги, намертво въедается в ткань штанов, цепляется за волосы и рубашку. Пытаюсь разорвать путы и шиплю от боли, потому что вязкие нити впиваются в кожу, режут ладони и могут снять мясо с костей при любом резком движении.
Слева, там, где черный провал единственного тоннеля уходил в неизвестность, раздается тихое шипение и постукивание. Вздрагиваю всем телом и рву паутину, как одурелый, отшвыривая в сторону черные липкие лохмотья.
Нечто шло, чтобы полакомиться человечиной.
Постукивание приближается неумолимо, становится громче, отчетливее.
Цок-цок-цок.
Пауза.
Цок-цок.
Снова пауза.
Тварь либо любит изощренно пытать пленников ожиданием, либо неуверенно держится на ногах! Все больше склонялся к первому, потому что после каждого «цок-цок» покрываюсь липкой испариной и замираю на месте, чтобы ничем не выдать себя.
Не хватало еще, чтобы животина решила бежать быстрее.
Последний кусок черной дряни оставляет глубокий порез на животе, отчего ткань рубахи пропитывается кровью. Если тварь ориентируется по запаху, то мне конец, даже если я залезу на потолок. Так что лучше пристукнуть ее раньше.
Животные не разоружают и путы оказались не такими уж и прочными, но дробовик я взять не решаюсь. Лишний шум может привлечь других обитателей пещеры, а они здесь есть наверняка.
Местные хищники совсем отвыкли от крупной и сильной добычи.
Повезло.
Не зарекайся, Герант. Ты еще не выбрался.
Цок-цок-цок
Пауза.
Цок…
Нечто замирает у самого входа, а я прижимаюсь к стене там же, где меня спеленали. Свет плесени порождает зыбкие тени, в которых с трудом угадывается силуэт врага. Сердце подпрыгивает к горлу и встает поперек глотки, мешая глубоко вздохнуть. Клинок в руке тяжелеет, а время растягивается, как жевательная резинка.
Цок-цок…
Мне достаточно одной секунды, чтобы размахнуться и врубить клинок в податливую плоть. Та расходится под лезвием с громким хлопком, лопается, как переспевший фрукт, пачкая стены черной кровью и слизью. В нос бьет острый запах гнили и перца.
Животина опять подозрительно напоминает человека.
Худое бледное тело, руки настолько длинные, что почти касаются земли, ноги ниже колена расщеплены на несколько отростков, увенчанных тонкими костяными «лезвиями».
Так вот откуда это «цок-цок»…
Вытянутый, заостренный к макушке череп, ничего похожего на рот и глаза, а вместо лица – гладкое полотно, испещренное трещинами и глубокими морщинами. Как же эта гадина ест?
Плевать! Валить нужно. И как можно быстрее.
А топливо? Нельзя просто уйти без топлива. Нет у меня времени ждать спасателей из Гильдии! Если малышка не обманула, то схрон где-то здесь.
Осталось его найти.
Только бы управиться быстрее!
Недоброе предчувствие шевелится в груди, обвивается вокруг сердца ядовитой змеей. Мне жутко неспокойно, и дело вовсе не в тварях, рыскающих по темным коридорам.
Только бы девчонка не поперлась следом!
Только бы осталась в лагере с Бардо. Пусть смотрит презрительно, пусть кривится и злится, только бы не лезла в драку.
Писклявый и скрипучий голосок здравого смысла сразу мне подсказывает, что все эти волнения – пустая мишура. Ши – профессионал. И я могу до гробовой доски это отрицать, но положение вещей от этого не изменится.
Ты – перестраховщик, Герант. Но помни, что она – свободолюбивый зверь. Думаешь, твоя паранойя поможет найти с девчонкой общий язык? Как бы не так!
Верю ли я в то, что Ши будет сидеть сложа руки? Нет.
Так что пора двигать задницей и заканчивать с этими приключениями.
Шиповник
Замираю под каменным выступом и прижимаюсь к стене – стараюсь влипнуть в нее, врасти, как дерево. Еще чуть-чуть, и корни пущу. Касаюсь ладонью влажного камня, под пальцами курчавится светящийся мох и в стороны разбегаются мелкие жучки. Нос щекочет запах застоявшейся воды и старой крови.
Здесь умирали люди и животные: тут и там валялись обломки костей, истлевшая одежда и шкуры. В неровном голубоватом свете казалось, что этому кладбищу не будет конца. Костей животных было больше, все-таки люди старались не лезть к местным хищникам без надобности. Вот только зачем они перенесли сюда топливные капсулы? Не могли же не знать, что соваться в это гнездо – смертельно опасно.
Или у них был другой ход? Крохотная дверка, через которую можно прийти и уйти незамеченным.
Девочка не могла этого знать, а три погибших охотника вполне могли стать жертвами озерной твари, а не жителей пещер.
Чуть смещаюсь в сторону и прижимаюсь к стене еще плотнее, хотя и так уже кажется, что мое тело оставило на камне отпечаток. Убежище дрянное – любой враг, что идет по коридору, заметит меня в считаные секунды, но сейчас мне нужно миновать выступ. Всего в двадцати футах над головой таится тварь и выстукивает по камню своими странными ногами-иголками.
Тихое «цок-цок» прошивает живот ледяными лезвиями, и я застываю и задерживаю дыхание. Не решаюсь доставать револьвер и отстегиваю клинок. Не знаю, с какой скоростью может двигаться эта дрянь, но лучше встретить ее с оружием в руках.
Через несколько минут выступ остается позади, и я медленно иду по коридору, старательно переступая через кости, чтобы не хрустнуть ненароком.
Где же Герант? Крови у входа было не так уж и много – наверняка он еще жив.
Пусть только он будет жив…
Стискиваю зубы, от напряжения эмаль вот-вот пойдет трещинами, а мне дико неспокойно. Настолько, что хочется сорваться на бег и нестись по коридорам, пока двоедушник не найдется.
