Текст книги "Игра на равных"
Автор книги: Рей Тейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
И вообще, хоть ее мнение о нем как об отъявленном бабнике очень далеко от истины, Чейз был бы счастлив знать, что в ее глазах это самое худшее его качество. К сожалению, она считала его способным на гораздо более низкие поступки. И возглавляет этот черный список бегство Чейза с любимой девушкой своего лучшего друга.
Усмешка исчезла с лица Чейза, он с мрачным видом захлопнул крышку кастрюли с ужином и поднял глаза на Карли.
Похоже, она и думать забыла об их недавней перепалке. Глядя на нее сейчас, Чейз мог бы поклясться, что она забыла и о своей ненависти к нему. Карли тихонько поглаживала Джексона, тоже уставшего от полного приключений дня, и казалась почти умиротворенной.
– Я и забыла, какая бывает в горах тишина. – Она мечтательно улыбнулась.
Ему вдруг стало трудно дышать. Должно быть, виноват разреженный горный воздух, попытался Чейз убедить сам себя. Но в глубине души он догадывался об истине. В какой-то загадочный момент на пути между прошлым и настоящим Карли околдовала его своими сверкающими глазами, своим неуемным темпераментом. Он и не догадывался, что она заполнила в его сердце место, которое раньше пустовало.
– Теперь у меня не хватает времени ходить в горы или ночевать у костра просто так, ради удовольствия, – с сожалением продолжала она. – Природа ассоциируется у меня с работой, и мне просто некогда наслаждаться ею.
– Ну а рыбалка? В Чейенне ты часто рыбачишь?
Ее улыбка сменилась настороженностью.
– Для этого тоже нет времени.
– Да ты что, Карли? Скажи-ка мне, когда ты в последний раз сидела на заре с удочкой?
– Десять лет назад, – коротко бросила она и отвернулась с таким видом, словно хотела взять свои слова обратно.
Десять лет назад… Когда ей было семнадцать. Когда он уехал из родного города вместе с Джесси. Когда разбился Майк. Господи, сколько же ей пришлось вынести!
– Вот что я вам скажу, мисс Джейкобс, если позволите. Десять лет не закидывать удочку – это слишком долго. Душа страдает, знаете ли.
Она никак не отреагировала на его шутливый тон. Так и продолжала молча сидеть и невидящими глазами смотреть вдаль.
– Ага. Что ж, это многое объясняет. – Чейз поднялся с корточек и подошел к своей палатке, где под непромокаемым тентом были сложены все их вещи.
Он понимал, что крупно рискует, бросая ей вызов. Но у него возникло странное чувство. «Уговори ее спуститься к реке и посидеть на берегу с удочкой, – шептал ему внутренний голос, – и ты сделаешь первый шаг к возвращению вашей былой дружбы и ее доверия».
– Что объясняет? – удивилась она.
– Да так, ничего. Просто мысли вслух. – Он вытащил из одного рюкзака хорошо знакомый ей черный футляр.
Карли с минуту смотрела на футляр, а потом устремила на Чейза полные гневного укора глаза:
– Сейчас же убери. Я не буду с тобой рыбачить.
– Почему? Этот день тебе с непривычки тяжело дался. Тебе нужно как-то расслабиться. Ужин будет готов не раньше чем через час. Твой пес тоже не в настроении играть после такого путешествия, а на ближайшую скалу забраться и полюбоваться окрестностями, как я подозреваю, ты не в силах. Что же остается? Сидеть здесь и смотреть друг на друга. Я бы, конечно, с радостью, но, боюсь, тебя такое занятие не слишком интересует.
– Да ты что, ненормальный? Через час тут будет кромешная темень!
– Вот и отлично. Значит, у нас есть как минимум час. Ну, давай же.
– Чейз…
Он сделал вид, что не услышал, и, раскрыв футляр, вынул свою удочку, верой и правдой служившую ему уже много лет, и запасной складной спиннинг.
Взгляд его упал на сверкающее изумрудно-синее озеро за ее спиной, и Чейз застыл, стиснув удочки в руках.
– Оглянись, – тихонько попросил он Карли.
Огромный шар солнца завис над самыми верхушками гор, окрасив горизонт в ослепительно яркие тона лаванды и пурпура. Горное озеро, как искрящееся лазурное зеркало, отражало эту захватывающую дух, величественную красоту.
Симфония красок в брызгах кристально чистой воды, казалось, создана неземным разумом для оформления космического спектакля. В этих озерах форель всегда охотилась на закате, и сейчас Чейз видел, как рыбины выскакивают из воды в погоне за самыми жирными насекомыми, и последние лучи солнца, отражаясь в каждом серебристом брюшке, рассыпаются фонтаном разноцветных вспышек.
Чейз наблюдал это восхитительное зрелище сотни раз, на других озерах, в других горах, но так и не смог привыкнуть к тому острому ощущению радости бытия, которое оно в нем вызывало. И в такие моменты, вдыхая знакомый аромат хвойного леса и горной свежести, он забывал о горечи расставания со спортом.
Да, конечно, бейсбол, как наркотик, взвинчивал его эмоции, держал в напряжении чувства. Запах кожи и металла защитной маски, благоухание свежескошенной травы, восторг атаки под рев тысяч болельщиков наполняли его бьющей через край энергией.
Иногда он так тосковал без этих головокружительных, пьянящих ощущений, что готов был расколотить себе пальцы в кровь о ближайшее дерево, лишь бы превратить невыносимую душевную боль в физическую.
Но достаточно было одного взгляда на предзакатное горное озеро, изобилующее форелью, чтобы увидеть все в другом свете.
Игра в высшей лиге была всего лишь преходящей, сиюминутной радостью. Уж он-то знал это наверняка. А то, что сейчас окружало его, будет существовать даже тогда, когда последний бейсболист повесит на крючок свою маску и забросит перчатки в самый дальний угол раздевалки.
Он украдкой бросил взгляд на Карли. Она смотрела на озеро как загипнотизированная, и в золотисто-карих глазах недоверие боролось с желанием принять его предложение.
Чейз не ошибся, она чувствовала то же самое: отправиться с ним на рыбалку – значит выкурить некую воображаемую трубку мира.
Он вдруг заметил, что в ожидании ее первого шага сдерживал дыхание – и коротко выдохнул. Подозрительность определенно брала над ней верх. Карли отвернулась от озера.
– Да ладно тебе, Карли Джейн. Чего ты боишься? Или кого? Меня? Себя? – Чейз произносил слова осторожно и тихо, как человек, пытающийся приманить пугливое животное кусочком сахара. Она замерла и нахмурилась, а он продолжал уговаривать, надеясь, что в его голосе ей не почудится угроза. – Ну что такое ужасное случится, если ты несколько минут посидишь с удочкой на берегу, пока солнце не сядет? Хочешь, я сам насажу на твой крючок противного скользкого червяка, чтобы ты не испачкала свои хорошенькие ручки.
Карли одарила его возмущенным взглядом, но тут же поняла, что он подшучивает над ней. Уголки ее рта приподнялись в невольной улыбке. Оба прекрасно знали, что она насадила на крючок едва ли не больше живых червей, чем он, даже учитывая ее десятилетний перерыв в рыбалке. Чейз же ловил исключительно на искусственную мушку… это мастерство было ей недоступно.
Он сделал еще одну попытку, припомнив их обычную детскую присказку.
– Кто поймает последнюю рыбу, моет тарелки.
Она молчала еще несколько секунд. Чейз снова затаил дыхание и задохнулся бы, наверное, в ожидании ответа, потому что легкие отказывались ему подчиняться. Ничего в жизни он не хотел больше, чем чтобы она согласилась взять у него из рук удочку.
Секунды тянулись невыносимо долго. Солнце уж начало скрываться за дальней вершиной. Наконец, в тот самый миг, когда он уже решил было, что проиграл, Карли вдруг слабо улыбнулась и протянула руку за удочкой.
5
Если бы Карли много лет спустя попросили перечислить самые прекрасные моменты в ее жизни, она, не задумываясь, первой назвала бы эту рыбалку с Чейзом Самуэльсоном прохладным летним вечером, в самом сердце Вайоминга, в девственной глуши Уинд-Ривер.
Единственными звуками в окружающей их тишине были шум ветра в вершинах сосен да редкие всплески форели на зеркальной поверхности озера. На быстро темнеющем небе появилась громадная луна, и ее призрачный свет, одержав победу над последними проблесками солнечных лучей, придал ландшафту фантастический облик. И Чейз стоял в двух шагах от нее, поминутно отвлекаясь от своего занятия, чтобы взглянуть в ее сторону с заговорщическим видом, словно они на пару прогуливали в школе контрольную по математике.
Это было удивительное путешествие во времени, возврат в счастливое, беззаботное детство, и Карли, как ребенок, прижимающий к груди любимую игрушку, готова была умереть, лишь бы сохранить эти волшебные мгновения.
В первый раз закинув удочку неуверенным, скованным движением, Карли была уверена, что Чейз заметит, насколько она взволнована. Но он просто улыбнулся и прошел несколько шагов по берегу, словно для того, чтобы дать ей возможность побыть одной и успокоиться. Чувствует ли он, как все это важно для нее? Знает ли, как она тосковала все эти годы по таким минутам, как пыталась вернуть их – и всякий раз трусливо отступала?
Через год после смерти Майка Карли собрала рыбацкие принадлежности и отправилась на их излюбленное место под названием Последний Оплот. Она отчаянно нуждалась в покое и тишине и считала себя достаточно зрелым человеком, чтобы справиться с воспоминаниями.
Она не смогла даже выйти из машины.
Карли отчетливо помнила, как сидела там добрый час со старой, обшарпанной рыболовной коробкой Майка на коленях и изо всех сил боролась со слезами, болью потери и горечью предательства.
В конце концов она швырнула этой проклятой коробкой в дерево. Катушки лески, искусственные мушки и сверкающие крючки вывалились оттуда, как внутренности из брюха вспоротой рыбины.
Несколько часов спустя она вернулась туда с фонариком, чтобы собрать вещи Майка, но так никогда и не отважилась повторить попытку порыбачить.
До сегодняшнего вечера.
Солнце закатилось, возле воды стало совсем прохладно, но Карли дрожала не от холода, а от воспоминаний, леденивших ей сердце. Чейз, должно быть, уловил ее движение, потому что тут же смотал удочку и подошел к ней.
– Все в порядке? – Он неловко переминался с ноги на ногу, как будто хотел что-то добавить – и не решался.
Она выдавила улыбку:
– Ну, на крючок я еще сама себя не поймала, если ты об этом спрашиваешь.
– Думаю, наш ужин уже готов. Я могу принести тарелки сюда. Но если тебе надоело – вернемся в лагерь.
Да, пора, пора вернуться. Но ей было так хорошо, как будто она вернулась в старый дом и случайно нашла забытую на чердаке коробку, полную памятных, дорогих сердцу вещей.
– Я… я бы хотела остаться.
Лучезарная быстрая улыбка стала ей ответом, и Карли не сумела удержаться, чтобы не отблагодарить его такой же улыбкой.
Несколько минут спустя он вернулся с двумя тарелками на вытянутых руках и серой фланелевой курткой под мышкой.
– Я не знал, где твоя куртка, поэтому просто схватил то, что попалось мне под руку в моем мешке.
– Ну и хорошо. Спасибо. – Не просто хорошо. Сказочно. Почти как объятия Чейза. Она справилась с внезапным порывом потереться щекой о мягкую ткань, но не могла запретить себе вдыхать этот головокружительный аромат Чейза, хвои и свежести леса.
Карли подняла глаза, пытаясь избавиться от чувственного трепета, охватившего ее, но лишь ухудшила положение. Чейз смотрел прямо на нее полным неприкрытого вожделения взглядом. Их глаза встретились, и на одно мгновение идиллия природы вокруг нее расплылась и померкла, как старая фотография на слишком ярком свету. И в фокусе остался только его образ – сильный, мужественный и такой родной.
– Чейз… Спасибо тебе, – прошептала она.
– За куртку? Не стоит. – Он усмехнулся. – На тебе она выглядит куда лучше, чем на мне, уж поверь.
– За куртку и… за все остальное. Мне этого так не хватало.
Она ждала какого-нибудь насмешливого ответа, но Чейз только улыбнулся – мягко и светло. Потом вынул из задних карманов две банки пива, и Карли поразилась – каким образом ему удалось их засунуть в джинсы, которые сидели на нем как влитые. Он бросил одну банку Карли, подхватил свою тарелку и устроился на плоском валуне футах в двух от нее.
Карли вдруг стало легко и свободно, она согрелась – не только благодаря его куртке, но в основном благодаря его теплой улыбке.
Больно и тяжело это признавать, думала она, с аппетитом поедая приготовленный им ужин, но очень может быть, что мама права. Очень может быть, что Чейз действительно порядочный человек. Но вся проблема в том, как ей совместить несовместимое? Как ей поставить знак равенства между этим парнем, тихонько насвистывающим песенку из шоу Энди Гриффита, с тем негодяем, каким он оставался в ее памяти все эти годы?
И вообще – хочется ли ей это делать?
Обида и горечь казались сейчас такими далекими, как самая крошечная звездочка на усеянном светящимися точками черном небе, и Карли пришла в отчаяние, представив, что ей нужно снова вытащить все это наружу. Эта поездка значительно упростится, если бы она смогла хоть на время забыть о прошлом.
Ну, не может Чейз, виновный в смерти ее брата, быть тем же самым человеком, который вызывает в ней такие нежные и теплые чувства. Похоже, Чейз вырос, возмужал и превратился в заботливого и внимательного человека, способного взять на себя труд помогать двум опустившимся пьяницам и покупать продукты занесенным снегом вдовам.
«В двадцать один он, возможно, и был безответственным и эгоистичным, – размышляла она, – но ведь в этом возрасте многие считают себя безгрешными. Плюс природное самолюбие и весьма лестное приглашение в высшую лигу… Стоит ли удивляться, что Чейз решил, будто он может получить что угодно и кого угодно – независимо от последствий?»
Карли вздохнула, и Чейз устремил на нее вопросительный взгляд:
– Все в порядке?
– Да. Просто задумалась.
– Это все виноват разреженный горный воздух. Он заставляет мозги работать. – Чейз улыбнулся, в упор глядя на нее, и у Карли зашлось сердце. Совсем не от недостатка кислорода.
– Да, наверное, – пробормотала она.
– Лучшего лекарства, чем здешняя природа, во всем свете не сыскать. Куда там до нее столичным психиатрам с их консультациями за двести долларов в час и болтовней насчет генов!
– Неужто ты делишься личным опытом?
– Ну что ты. У меня нет проблем, я счастлив на своем месте. Работаю с лучшими людьми на земле, в окружении самого прекрасного пейзажа, какой только мог сотворить Господь, да еще и сам себе хозяин. Чего еще желать? Прямо скажем, неплохо для средней руки ковбоя из Вайоминга.
Карли ничего не ответила.
– Ну а ты? – помолчав, спросил Чейз. – Нужно иметь немалое мужество, чтобы заставлять браконьеров расстаться с оружием.
– Случается, я ненавижу все это, – горячо выпалила она.
Он изумился.
– Что ненавидишь? Свою работу?
Она бросила в воду камешек, глядя, как круги медленно расходятся по зеркальной поверхности.
– Нет. Все эти бессмысленные убийства ради нескольких долларов или, хуже того, ради трофея на стене гостиной какого-нибудь богатого выскочки. Иногда меня прямо тошнит от человеческой жестокости.
– Почему же ты этим занимаешься? Если эта работа расстраивает тебя – займись чем-нибудь другим.
– Нет, я люблю свою работу, – упрямо возразила Карли. – Сколько себя помню, хотела стать только инспектором природоохраны.
Чейз хмыкнул.
– Да уж, помню. Если ты не бегала за нами с Майком, то крутилась вокруг Верла.
– Мне многое нравится в моей работе. Я могу наблюдать животных в их естественной среде, я не привязана к кабинету, и ребята у нас отличные. А особенно мне нравится заниматься расследованием, вот как сейчас.
– Но?… – приподнял он бровь.
– Но иногда бывает очень тяжело. – «Тяжело? Губительно для нормального человека», – про себя добавила она.
Ей приходилось видеть целые стаи канадских гусей, убитых во время кладки – просто так, чтобы поупражняться в меткости. Ей приходилось видеть юнцов, совсем малолеток, даже без водительских прав, стреляющих во все, что движется, и не испытывающих при этом ни малейшего сожаления или раскаяния. А сколько раз она неделями расследовала какое-нибудь вопиющее убийство, чтобы передать негодяя в руки правосудия, а потом видела, как он заливался на суде крокодиловыми слезами – и получал два месяца условно или смехотворно низкий штраф!
– Браконьерство растет из жадности и безответственности, – сказала она. – Почему бы не взять то, что принадлежит всем и никому в частности? Эти подонки так и делают. А потом самым гнусным образом уродуют добычу, забирают самое ценное – рога или шкуру, а остальное просто-напросто бросают.
Она швырнула в озеро еще один камешек.
– Я не могу избавиться от чувства, каким бы наивным оно ни казалось, что это в моих силах – сделать мир чуть-чуть лучше, защитить хоть малую его часть от уничтожения. Я не могу… – Ее голос затих, когда она встретилась глазами с Чейзом и увидела в них удивление, смешанное с… чем-то, чему она даже не могла подобрать названия.
Щеки у нее вспыхнули.
– Извини. Когда дело касается охраны дикой природы, то я перегибаю палку в своем энтузиазме и навожу на окружающих скуку.
– Не извиняйся. Я горжусь тобой. И Майк бы тоже гордился.
Странно, но эта похвала была приятна ей, как теплый ласковый июльский дождик.
Карли отставила тарелку и взялась за удочку. Ей вдруг стало жалко терять минуты этого дивного вечера. В душе растаяли последние крупицы терзавшего ее весь день напряжения. Тепло и приятная сытость, напевы ветра и плеск воды баюкали ее на скалистом берегу озера.
Она, должно быть, задремала. Сознание вернулось к ней вместе с ощущением покоя и уюта. Ей потребовалось время, чтобы осознать, откуда взялось это ощущение, – пока она дремала, Чейз привлек ее к себе. Карли лежала в его объятиях, прижавшись спиной к его груди, упираясь макушкой в его подбородок.
От удивительного, абсолютно нового чувства мужской нежности у нее поплыло перед глазами. Что, если провести так всю ночь, под защитой его силы, укрывшись от жестокости жизненных проблем? Нет, никак нельзя. Ее тело уже отзывалось на обволакивающую ее откровенно мужскую ауру. Еще минута-другая – и она повернется к нему и прижмется губами к его губам, отдавшись волне охватившего ее желания, и тогда уже ничто не спасет ее от гибели.
Это решение далось ей с невероятным трудом. Но все же она собрала всю свою волю и села, поспешно приглаживая волосы. Это она сама расплела их – или он?
– Долго я… – зевок прервал ее на полуслове, – спала?
Неужели это сожаление промелькнуло в его потемневших до густо-синего оттенка глазах?
– Совсем недолго. По-моему, после такого трудного дня нужно отдохнуть как следует. Возвращаемся?
Они неспешно преодолели пару ярдов, отделявших их от лагеря. Лошади поблизости мирно щипали траву, а Джексон, свернувшийся рядышком с угасающим костром, приветственно завилял хвостом.
Бросив удочки на землю, Чейз проводил ее к палатке. Морщинка перерезала его лоб, придавая лицу странное выражение.
Этот вечер действительно так же взволновал его – или это только ее фантазии?
Он быстро наклонился, расстегнул «молнию» палатки и снова обернулся к Карли.
– Ты уверена, что не замерзнешь? Лето ведь только начинается, и по ночам здесь бывает ниже нуля.
Она кивнула, тронутая его заботой.
– Все будет в порядке. Спасибо.
Несколько минут они просто стояли в неловком молчании. А потом Чейз протянул руку и накрутил на палец выбившуюся у нее из-за уха прядку. Его нежность окончательно обезоружила Карли. Не отдавая себе отчета в том, что делает, она шагнула вперед и крепко обняла – в благодарность за этот вечер, полный дорогих воспоминаний.
Его руки обвились вокруг нее, и они прижались друг другу, не говоря ни слова, лишь прислушиваясь к биению сердец в окружающей тишине. Во второй раз за вечер мир вокруг Карли померк, как свет в зале перед началом спектакля, и только Чейз остался в единственном ослепительно ярком круге софита.
Очарованная, она ждала его поцелуя, ждала, когда страсть, преследующая их, как язычки лесного пожара, вспыхнет неукротимым пламенем. Откуда-то издалека донеслось отчетливое уханье филина, но для нее сейчас ничего не имело значения. Кроме жарких объятий человека, которому она отдала свое сердце много лет назад. И, кажется, он его так и не возвратил.
Она думала, что сжигающие их обоих чувства выльются в поцелуе страсти, лихорадочном смешении губ и языков. Реальность оказалась гораздо нежнее, такой волнующе нежной, что на глазах у нее выступили слезы.
Чейз провел губами по ее губам три, а может, и больше раз, а потом крепче прижал ее к себе и зарылся лицом в ее волосах, шепча ее имя. Сердце ее, вопреки этой всепоглощающей нежности, колотилось в бешеном темпе. Или это его сердце?
– Я так скучал по тебе, Карли, – тихо произнес он. – Видит Бог, я даже сам не понимал, как сильно я скучал, пока ты не приехала. Что мне сделать, чтобы вернуть хоть частичку нашей прежней дружбы?
«Бери меня на рыбалку почаще, – чуть не вырвалось у нее в ответ. – Не выпускай из своих объятий, не отнимай свою силу, заставь забыть о прошлом». Но страх железными тисками сдавил ее горло, и слова так и не слетели с ее губ. Карли промолчала, еще сильнее сцепив руки на его талии.
Прошло еще несколько минут – и Чейз, напоследок прикоснувшись губами к ее волосам, отстранился. Без его тепла она сразу замерзла. Несмотря на ноющие мышцы, несмотря на то, что она уже валилась с ног от усталости, Карли боялась прощаться, даже ненадолго. Она холодела от одной только мысли, что завтра утром эта хрупкая нежность исчезнет – и она снова останется наедине с горечью и тоской, которые все эти годы следовали за ней по пятам.
Чейз заправил ее непокорную прядь за ухо и улыбнулся уголками рта.
– Спокойной ночи, дорогая, – уже отходя к своей палатке, тихонько произнес он. – Спокойной ночи.
* * *
Утром Карли разбудили негромкие сдавленные проклятия где-то поблизости. Непроглядная тьма в палатке подсказала ей, что до утра еще довольно далеко.
Она вытянулась, насколько позволяли размеры спального мешка, – и сморщилась от боли. Тело недвусмысленно напоминало ей о вчерашней безжалостной нагрузке, каждая мышца спины и ног горела огнем. Вместе с ее жалобным стоном с губ сорвалось облачко пара и быстро растаяло. Карли пришлось напрячься, чтобы преодолеть сопротивление застывших в болезненном спазме мускулов. Должна же она узнать, что вызвало у Чейза такую бурю ругательств с утра пораньше!
Проклятия не прекращались, а становились более образными. Карли расплылась в широкой ухмылке и достала свою одежду, которую ночью сунула в угол спального мешка, чтобы сохранить хоть немного тепла. Несмотря на боль во всем теле и на промозглый влажный воздух, она чувствовала себя на удивление отдохнувшей. Эта поездка в горы с Чейзом оказалась такой… такой…
Так какой? Интересной? Верно. Будоражащей, опьяняющей? Определенно. Но это не главное.
Карли никак не могла подобрать нужного слова, которое вобрало бы в себя все, что она испытала за один только вчерашний день. По меньшей мере эта поездка стала тем, чем она и должна была стать – примирением двух близких людей, которых разделяло нечто гораздо большее, чем просто пространство и время.
Она поспешно натянула на себя джинсы, завязала ботинки и вытащила из мешка куртку – как оказалось, ту, что Чейз вчера принес ей к озеру. Карли набросила ее прямо на кофту от своей теплой пижамы.
Если в палатке было довольно холодно, то снаружи ее встретил такой ледяной воздух, что она от неожиданности ахнула. И застыла с открытым ртом. Но не от пронизывающего ветра, а от зрелища, представшего перед ней на другом конце лагеря.
Чейз, в одних лишь расстегнутых, спущенных на бедра джинсах, стоял недалеко от костра и растирал полотенцем голую грудь. Под гладкой кожей перекатывались мощные мускулы, капельки воды поблескивали на спине и руках, стекали со спутанных черных волос.
Карли пожирала его. Даже полностью одетый, Чейз вносил сумятицу в ее мысли и чувства. Но этот, полуголый вариант, ее положительно доконал.
Должно быть, она чем-то себя выдала, потому что Чейз обернулся, и Карли даже не успела вовремя захлопнуть рот. Он помахал ей полотенцем.
– Привет.
– П-привет, – выдавила она.
Повернувшись к ней спиной, он застегнул джинсы.
– Извини, что разбудил. Я надеялся дать тебе еще хоть часок поспать.
Она прошла к костру. Восхитительный аромат поднимался из носика голубого кофейника. Чейз явно не терял времени даром. Карли натянула на пальцы край рукава, чтобы не обжечься, налила в чашку густую черную жидкость, с наслаждением вдыхая аромат.
– Я рада. Ну, что ты разбудил, – сказала она после первого обжигающего глотка. – Я спала как убитая.
– А я проснулся убитый, – буркнул он. – Под моим мешком оказалось не меньше дюжины булыжников.
Карли старательно удерживалась от смеха.
– Ну, ты и нытик. Сколько ночей мы провели в палатках – и ты ни разу не проснулся в хорошем настроении.
– Ага, конечно. Майк храпел так, что мог и мертвого разбудить, а ты всегда умудрялась захватить себе отдельную палатку.
– Ха! Не перекладывайте вину на меня, мистер. – Она сделала еще глоток кофе. – Вам двоим просто нужно было избавиться от меня, чтобы поболтать о том, скажем, как ты после праздничной вечеринки тискал Анни Роскелли на заднем сиденье старого рыдвана твоего дедушки.
Чейз, сунув руки в рукава свежей синей рубашки, застыл как вкопанный. Лоб перерезала страдальческая морщина.
– Ты-то, черт возьми, откуда об этом знаешь?
Она могла бы поклясться, что у него загорелись уши.
– На такой высоте звуки о-очень далеко разносятся. И стенки палаток – не самая надежная преграда.
Он фыркнул.
– А подслушивать, малышка, просто неприлично.
На этот раз Карли не удержалась от смеха. Как не смогла удержаться, чтобы не поддразнить его.
– Судя по вашим оценкам данной леди, Чейз, вы с Майком тоже не посещали уроков хороших манер. Если память мне не изменяет, ты трепался об определенных частях ее тела, при этом употребляя выражения – цитирую – «отборные, как бабушкины призовые помидоры».
Он молнией метнулся к ней, и не успела она и пикнуть, как одна его рука уже обхватила ее за шею, прижав к его груди, а вторая застыла у самого лба с пальцами, сложенными для щелчка. И он, И ее брат в детстве повторяли с ней этот фокус с выводившей ее из себя регулярностью.
– Стыдись, Карли Джейкобс, – сурово произнес Чейз, не обращая никакого внимания на ее отчаянные попытки вырваться из его хватки, не пролив при этом кофе. – В конце концов мне было всего семнадцать! Очень обидно, что ты так низко пала! Напоминать мне о моем единственном проступке, который к тому же не принес ничего, кроме стыда, – это бесчестно с твоей стороны. Ведь теперь я стал старше и мудрее.
– Ха! – Заметив, что он едва сдерживает смех, Карли и сама расхохоталась и перестала вырываться из его рук.
– Да доживи ты хоть до ста лет, я уверена, все равно не будешь стыдиться этих золотых минут. Это ж только представить себе – темнота в кабине, фейерверки в небе и рядом – полуобнаженная Анни Роскелли! Ты был очень плохим мальчиком, Чейз. Так думали все матери в городе, кроме разве что моей.
Он сжал ее еще сильнее. Взбунтовавшиеся гормоны лавиной хлынули по ее телу.
– Меня интересует только одно – как это тебе удалось дословно запомнить такой незначительный разговор чуть ли не пятнадцатилетней давности? – Чейз наконец отпустил ее и вернулся к костру, чтобы налить и себе кофе.
– У меня всегда было пристрастие к плохим мальчикам, – пробормотала Карли и вспыхнула до кончиков волос, сообразив, до какой степени она себя выдала. – Да, кстати, – поспешно сменила она тему. – Что это за шум я тут слышала? На дикобраза ты наступил, что ли?
– Почти. Это все твой чертов пес. Прибежал вслед за мной к озеру, пока я умывался, и, видимо, решил, что мне требуется ванна.
– О Боже!
Она представила себе барахтающегося в ледяной воде Чейза и едва успела стереть ухмылку. – Неужели он спихнул тебя?
– Не совсем. Ткнулся эдак по-дружески, а остальное уже доделали скользкие камни и мои больные колени. Я настоятельно рекомендую тебе воздержаться сегодня от купания, если ты не хочешь застудить те части тела, которые тебе могут в дальнейшем пригодиться.
У него был такой ворчливый и недовольный вид, какой он часто напускал на себя в прошлые годы. Карли поразилась бесконечной нежности, наполнившей ее душу. В этот самый момент Джексон радостно протрусил через лагерь к костру, встреченный грозным взглядом Чейза, и Карли непроизвольно фыркнула, тут же из вежливости попытавшись скрыть свой смех за кашлем. «Пожалуй, самое время для извинений», – решила она.
– Джек, ко мне! – строго приказала она.
Инструктор по дрессировке собак заверял ее, что такой тон должен принести немедленные результаты. Ее любимец обратил к ней бестолковый взгляд и засеменил в ее сторону, явно ожидая угощения. Карли, чувствуя, что Чейз не спускает с нее глаз, схватила Джексона за челюсть и легонько приподняла.
– Ты обязан извиниться перед мистером Самуэльсоном. Сейчас же пойди к нему и скажи, что тебе стыдно и ты больше не будешь. Ну, давай. Иначе мы останемся без завтрака.
Чейз отшатнулся, не желая принимать собачьих извинений, и она поперхнулась смешком.
– Нет, что ты, – сказал он, следя, как пес с довольным видом спешит к нему. – Это совсем не обязательно. Я уже не сержусь. – Чейз умоляюще обернулся к Карли. – Убери его, Карли, пожалуйста.
– Ни за что, – сурово отозвалась она. – Он должен получить урок.
Но не выдержала и снова расхохоталась, когда ее пес фунтов под восемьдесят весом закинул огромные передние лапы Чейзу на плечи и принялся с энтузиазмом лизать темное от утренней щетины лицо.
– Карли!
Он пытался увернуться от собаки, но Джексона, если он что-нибудь решил, удержать было невозможно. Карли наконец сжалилась над Чейзом и протянула бисквит, чтобы отвлечь пса от его нового друга. Джексон проглотил бисквит и растянулся у костра в ожидании завтрака.
Чейз схватил влажное полотенце и яростно вытер лицо.
– Ф-фу! Собачьи микробы, – простонал он, в точности как Люси из комиксов Чарли Брауна.
– Чем ты недоволен, Чейз? – не унималась Карли. – Это ж всего-навсего теплый утренний поцелуйчик.
Он замахнулся на нее полотенцем – совсем как в детстве, когда оставался у них на ночь и Бетси заставляла мальчиков помогать ей на кухне с мытьем посуды.
Давнишний рефлекс сработал, Карли поймала другой конец полотенца и тут же коротко вскрикнула. Чейз дернул на себя полотенце – и ее вместе с ним.
– Я жду таких же извинений от леди, которая науськала на меня это исчадие ада.
Его руки обвились вокруг нее, и Карли, вопреки всякому благоразумию, прильнула к нему. Удивляясь собственной смелости, подняла к нему лицо и тихонько поцеловала в щеку, такую восхитительно колючую под ее губами.
– Простите, сэр, – выдохнула она. – Мне очень жаль, что вы так плохо держитесь на ногах.
– Особенно когда ты рядом, – пробормотал он перед тем, как вернуть ей поцелуй.
