Текст книги "Над «пугачевскими» страницами Пушкина"

Автор книги: Реджинальд Овчинников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

«Из крепости из Зерной

На подмогу Рассыппой

Вышел капитан Сурин

Со командою один» (IX, 100)^{267}.

Кем же был капитан Сурин, финал военной карьеры которого увековечил Пушкин? Его жизненный путь удалось воссоздать по архивным документам. В ЦГАДА, в делах Оренбургской секретной комиссии, производившей в 1774 г. следствие, суд и расправу над пленными пугачевцами, нашелся протокол допроса Емельяна Алферова, он был дворовым человеком и денщиком Сурина и участвовал в его противопугачевской экспедиции^{268}. Алферов показал на следствии, что господин его, капитан Петр Иванович Сурин, владел имением в селе Медяны Алатырского уезда, а его жена, Сурина Марина Ивановна, из-за военных действий в Оренбургской губернии не смогла уехать в алатырскую вотчину мужа и жила по-прежнему в Нижне-Озерной крепости^{269}.

Более полные биографические данные о Сурине удалось найти в ЦГВИА в материалах Генерал-аудиторской экспедиции Военной коллегии среди военно-судных дел об офицерах и солдатах русской армии. В этом собрании находится «Дело о секунд-майоре Петре Сурине, упустившем из Илецкой Защиты двух киргиз-кайсаков»^{270}, производившееся в военном суде Оренбургского гарнизона с августа 1771 г. и законченное в январе 1773 г. Сурин обвинялся в противозаконном, «фамильярном обхождении» с правителем Младшего казахского жуза Дусали-султаном. Будучи комендантом военной команды в пограничной крепости Илецкая Защита, Сурин отогнал у казахов 370 лошадей, а затем возвратил их, оставив у себя серого иноходца, седло с серебряной оправой, две узды в такой же оправе, парчовый халат. Кроме того, Сурину вменялось в вину и то, что он по сговору с Дусали-султаном освободил пленного хивинца, получив за это «в презент» десять баранов, а также пытался освободить еще двух пленных в обмен на трех лошадей и десять баранов. На этом последнем деле Сурин и попался: был задержан и избит солдатами сменного караула, после чего доставлен под конвоем в Оренбург и предан военному суду.

На допросе, производившемся 31 октября 1771 г., Сурин показал, что от роду ему 32 года, в службе находится с 12 июля 1751 г., т. е. по обычаю записан в службу в возрасте 12 лет, но фактически начал ее позднее, происходит из российских дворян, имеет патенты на чины прапорщика, поручика, капитана и секунд-майора, ранее не был судим^{271}.

К следственному делу приложена копия послужного списка Сурина. Из списка явствует, что он принадлежал к разряду мелкопоместных дворян, имел во владении шесть крепостных крестьян мужского пола. Под судом, следствием и в штрафах Сурин не бывал; участвовал в Прусском походе российской армии в 1757–1762 гг., сражался в битве под Гросс-Егерсдорфом (19.VIII.1757), у Цорндорфа (14.VIII.1758) и под Пальцигом (12.VIL 1759). В последнем сражении Сурин получил тяжелое ранение: «правая рука выше кисти сквозь пулею прострелена, ис которой костей несколько частей вынято»^{272}.

На следствии Сурин решительно отвергал выдвинутые против него обвинения, отрицал получение каких-либо взяток и «презентов» от Дусали-султана «и в том не священническом увещевании утвердился», хотя против него свидетельствовали сам Дусали-султан и подвластные ему казахи, а также офицеры и солдаты гарнизона Илецкой Защиты. Следствие – ввиду упорства Сурина – явно затягивалось.

А между тем в Оренбургской губернии произошли важные события, которые надолго отодвинули все прочие дела, в том числе и суд над проштрафившимся секунд-майором. В январе 1772 г. в Яицком городке вспыхнуло восстание казаков Яицкого войска. Попытки оренбургских властей заставить восставших выдать зачинщиков и предводителей не увенчались успехом. Тогда по предписаниям Екатерины II и Военной коллегии в Оренбурге в апреле 1772 г. приступили к формированию военного корпуса во главе с генерал-майором Ф. Ю. Фрейманом. Сурин решил воспользоваться представившимся случаем для реабилитации и вступил волонтером (добровольцем) в корпус Фреймана. В мае-июне 1772 г. Он принял участие в походе против казаков-мятежников, которые потерпели поражение в двухдневном бою 3–4 июня у р. Ембулатовки под Яицким городком и вскоре сложили оружие. Корпус генерала Фреймана, где находился и Сурин, расположился в Яицком городке, предупреждая возможность выступления казаков, не смирившихся с поражением восстания.

В августе 1772 г. военный суд в Оренбурге возобновил рассмотрение дела Сурина. В приговоре суда отмечалось, что Сурин «за лихоимство подлежал тяжчайшему штрафу», но так как было установлено, что он взял от Дусали-султана лишь одну лошадь, а вина его в обмене пленных на лошадей точно не была доказана, то определено, отобрав у Сурина патенты на офицерские чины, «написать на год в рядовые». Исполнение решения суда было приостановлено в связи «с откомандированием майора Сурина противу бунтующих яицких казаков»^{273}. По установленному порядку документы следствия и суда по делу Сурина были отправлены в Петербург на утверждение Военной коллегии. В сопроводительном рапорте оренбургский губернатор А. И. Рейнсдорп писал, что хотя, по его мнению, Сурин и подлежит осуждению, но «как он был ныне в Яицкой экспедиции волонтером, оказал доброе свое поведение и к службе усердие», то и заслуживает снисхождения^{274}.

Это мнение было учтено Военной коллегией, которая 30 января 1773 г. вынесла определение о минимальном наказании Сурина: «отобрав на секунд-майорский чин патент, написать в капитаны»^{275}. Сурин отделался понижением в воинском звании на один чин – понятная милость к офицеру-дворянину. А вот рядовые солдаты Субботин, Игнатьев, Зимин и Назаров, которые, исполняя устав караульной службы, задержали Сурина при свершении им преступного деяния, оказались без вины виноватыми и тем же решением Военной коллегии приговорены были к тягчайшему истязанию. Всех четверых солдат за то, что они, «презря свою должность и почтение своему командиру, не только майора Сурина ругательски били, но, связав, привели на гауптвахту», приказано «прогнать шпицрутенами через 500 человек по 10 раз». Пять тысяч ударов каждому! После такого истязания человек становился инвалидом, а в большинстве случаев погибал.

Весть о жестоком истязании четверых солдат Илецкой Защиты, несправедливо наказанных по вине Сурина, обошла гарнизоны Оренбургской губернии. И когда несколько месяцев спустя, 25 сентября 1773 г., капитан Сурин попал в руки восставших^{276}, солдаты, служившие в его команде, не стали просить яицких казаков и Пугачева о помиловании их командира. И кара, постигшая Сурина, была справедливым возмездием за его прошлые деяния (в том числе и за участие в карательной экспедиции генерала Фреймана) и за выступление против Пугачева.

Пребывание в Нижне-Озерной обогатило Пушкина впечатлениями о жизни глухой приуральской крепости. Большинство из услышанных им рассказов казаков-старожилов получили отображение в «Истории Пугачева». В них было запечатлено отношение народа к событиям грандиозного движения и к его предводителю – Емельяну Пугачеву.

Из Нижне-Озерной путь Пушкина пролегал на запад, вдоль правого берега Урала, через крепость Рассыпную и прибрежные казачьи форпосты к Уральску, который в официальных бумагах обозначался как «начальное гнездо бунта» (IX, 645)^{277} – место, где в сентябре 1773 г. Пугачев и его сторонники подняли казаков на восстание.

Глава V

«ТАМОШНИЙ АТАМАН

И КАЗАКИ ПРИНЯЛИ МЕНЯ СЛАВНО…»

В путешествии по Поволжью и Оренбургскому краю Пушкин самым внимательнейшим образом как любознательный и увлеченный исследователь изучал памятные места Пугачевского восстания. В письме из Казани от 8 сентября 1833 г. он сообщал жене: «Здесь я возился со стариками современниками моего героя (Пугачева. – Р. О.), объезжал окрестности города, осматривал места сражений, расспрашивал, записывал и очень доволен, что не напрасно посетил эту сторону» (XV, 78). Так было и в Уральске, куда поэт приехал 21 сентября и где он провел два с лишним дня. Возвратившись оттуда в Болдино и вспоминая радушное гостеприимство уральцев, Пушкин в письме от 2 октября поведал жене, что «тамошний атаман и казаки приняли меня славно, дали мне два обеда, подпили за мое здоровье, на перерыв давали мне все известия, в которых имел нужду – и накормили меня свежей икрой, при мне изготовленной. При выезде моем (23 сентября) вечером пошел дождь…» (XV, 83).

Изучая еще задолго до приезда в Уральск архивные дела Секретной экспедиции Военной коллегии, Пушкин выявил и учел ряд документов, освещающих события пугачевского движения в сентябре 1773 – апреле 1774 г. в районе Яицкого городка. Журнал Яицкой комендантской канцелярии («Журнал Симонова»)^{278}, рассказывающий о боевых действиях пугачевцев против внутренней крепости в Яицком городке в январе-апреле 1774 г., довольно полно был законспектирован поэтом в одной из его «архивных» тетрадей (IX, 501–504), туда же он внес выписки из донесений яицкого коменданта подполковника И. Д. Симонова (IX, 627, 698, 710)^{279}, конспекты рапортов генерала П. Д. Мансурова (IX, 645)^{280}, копии показаний пленных пугачевцев и перебежчиков из лагеря восставших (IX, 625–626, 692–695, 700–701)^{281}, копии указов Пугачева, адресованных яицким казакам и гарнизону Яицкого городка, конспекты пугачевских посланий к подполковнику Симонову (IX, 504, 680–681, 684–685)^{282} и некоторые другие документы, использованные при создании «Истории Пугачева»^{283}. Но с чисто фактической стороны наибольший интерес для Пушкина представляла опубликованная в журнале «Отечественные записки» за 1824 г. анонимная статья «Оборона крепости Яика от партии мятежников»^{284}; в бумагах поэта сохранились его собственноручный конспект первой половины этой статьи (IX, 406–409) и ее полная писарская копия (IX, 537–551).

Основываясь по преимуществу на содержании этой статьи, Пушкин рассказал о событиях, происходивших в Яицком городке: в четвертой главе «Истории Пугачева» – о вступлении отряда атамана М. П. Толкачева в городок в конце декабря 1773 г. (IX, 36–37), в пятой главе – о бедствиях блокированного в крепости гарнизона, который понес губительные потери при отражении штурмов и во время взрывов пугачевцами минных подкопов 20 января и 19 февраля 1774 г., а также от голода, начавшегося с первых дней осады (IX, 45–46, 51–53), и, наконец, в заключении той же главы – рассказ о снятии блокады крепости войсками генерал-майора П. Д. Мансурова, вступившего в Яицкий городок 16 апреля 1774 г, (IX, 53–54). В примечании 18 к пятой главе «Истории Пугачева» Пушкин назвал статью «Оборона крепости Яика от партии мятежников» «весьма замечательной». По его мнению, она как «воспоминания старика», «неизвестного очевидца» осады, «носит драгоценную печать истины, неукрашенной и простодушной» (IX, 112). Нам удалось установить, что статья «Оборона крепости Яика от партии мятежников» представляет собой литературную переработку текста письма капитана Андрея Прохоровича Крылова^[70], командира 6-й легкой полевой команды и одного из руководителей обороны крепости в Яицком городке^{285}. Письмо это А. П. Крылов отправил 15 мая 1774 г. в Оренбург одному из своих знакомых, по-видимому, члену-корреспонденту Академии наук П. И. Рычкову, собиравшему в то время источники к создаваемой им «Хронике», названной Пушкиным «Осада Оренбурга» (Летопись Рычкова)^{286}.

Знания о событиях в Яицком городке при Пугачеве, почерпнутые из документальных и эпистолярных источников, Пушкин по приезде в Уральск смог пополнить воспоминаниями очевидцев и участников восстания, обогатить живыми впечатлениями от знакомства с городом и с сохранившимися там реалиями времен «Пугачевщины». Знакомя столичного гостя со старинной частью Уральска – так называемым «Куренным концом» или «Куренями», казаки показали Пушкину находящийся на Кабанковой улице каменный дом атамана Михаила Толкачева, – где обычно квартировал Пугачев, приезжая сюда из-под Оренбурга, и где 1 февраля 1774 г. праздновалась свадьба Емельяна Ивановича с Устиньей Кузнецовой. Рядом стоял деревянный, сложенный из могучих бревен дом казаков Кузнецовых – родственников «императрицы» Устиньи. Чуть подальше, на самом краю «Куреней», простиралась обширная соборная площадь. По середине нее высились еще хорошо заметные остатки земляных валов старой крепости, где некогда сидели в осаде и отбивались от пугачевцев гарнизонные войска подполковника Симонова. На восточном краю соборной площади, примыкавшей к высокому обрывистому берегу Старицы (протока Урала), возвышался пятиглавый Михайло-Архангельский собор – цитадель Яицкой крепости^{287}. На каменных стенах собора видны были две выбоины – следы разрывов пушечных ядер пугачевской артиллерии. В 30 саженях к югу от собора стояло заброшенное и обветшавшее здание бывшей войсковой канцелярии; здесь в середине сентября 1774 г. «в особливом покое» содержался в заключении Пугачев, тут он давал первые свои показания на допросе у следователя Яицкой секретной комиссии гвардии капитан-поручика С. И. Маврина^{288}. Возвращаясь к центру города, казаки показали Пушкину Петропавловскую церковь, где 1 февраля 1774 г. священник Сергей Михайлов венчал Пугачева с Устиньей Кузнецовой. Осмотрел поэт и другие достопримечательности Уральска, прошел по берегам Урала, Старицы и Чагана, омывающих город с трех сторон.

В Уральске издавна бытовал обычай угощения почетных гостей коронным уральским блюдом – свежей икрой осетровых рыб. Угощение это происходило на плоту, причаленном к берегу Урала у «Куреней». Под плот заранее подводился плетеный из ивы «садок» с живыми осетрами и севрюгами. Сквозь прорези в плоту казаки баграми вылавливали рыбу, свежевали ее, вынимали икру, слегка подсаливали и тут же подавали гостю это превосходное блюдо как закуску к крепкому казачьему питью^{289}. Судя по письму Пушкина к жене (XV, 83), так, видимо, потчевали и его.

Войсковой атаман Покатилов

В Уральске Пушкин был гостем командования Уральского казачьего войска, оно принимало поэта, дало в его честь два парадных обеда, показывало достопамятности города, устроило встречи с ветеранами-пугачевцами и с очевидцами восстания. Из представителей войскового командования, принимавшего Пушкина, пушкинистам был известен один лишь полковник Покатилов, занимавший в 1833 г. пост войскового атамана. В его доме останавливался тогда Пушкин. Дом этот – двухэтажный каменный особняк, выстроенный в начале XIX в. в архитектурном стиле, известном под названием русский провинциальный классицизм, и ныне украшает центральную улицу Уральска. На фасаде здания (теперь городской Дом пионеров) укреплены три мемориальные доски, отмечающие пребывание здесь А. С. Пушкина, Л. Н. Толстого и В. Г. Короленко. Пушкин не забыл гостеприимства Покатилова. Посылая в конце февраля 1835 г. оренбургскому военному губернатору В. А. Перовскому четыре экземпляра «Истории Пугачева», поэт просил передать один экземпляр книги атаману Покатилову^{290}.

Василий Осипович Покатилов (1788–1838) происходил из семьи беспоместных дворян Черниговской губернии, военное образование получил во Втором Петербургском кадетском корпусе, из которого был выпущен в 1805 г. в чине подпоручика, служил в полевой артиллерии, через два года произведен в поручики. Служба Покатилова проходила не всегда гладко. В 1811 г. в его формулярном списке появилась запись, аттестующая его как сведущего в артиллерийском искусстве офицера, но вместе с тем было отмечено, что порой он бывает «дерзновенен» и тогда ум его «затмевается своенравностью». В том же году он был предан суду «за ослушание в строю» майору Нейгардту и за грубость ему. Суд затянулся. А тем временем началась Отечественная война 1812 г., Покатилов принял участие в боях, отличился в сражении 3–6 ноября под городом Красным, за что был награжден орденом Анны 4-й степени и памятной серебряной медалью. В 1813 г. судебное дело против него было прекращено «в уважение ревностной и усердной службы» в боях с неприятелем. После Отечественной войны он продолжал служить в артиллерийских частях в Москве, был произведен в штабс-капитаны, а потом и в капитаны. В 1820 г. Покатилов был переведен в Оренбург, где в течение десяти лет командовал 12-орудийной ротой конной артиллерии в Оренбургском казачьем войске. В 1821 г. он получил чин подполковника, а в 1829 г. стал полковником. В августе 1830 г. Покатилов получил новое назначение, стал войсковым атаманом Уральского казачьего войска, в 1831 г. был награжден орденами Владимира 4-й степени и в 1832 г. – Анны 2-й степени. В декабре.1833 г. Покатилов по рекомендации губернатора В. А. Перовского был назначен наказным атаманом Уральского войска^{291}. Писатель В. И. Даль, знакомый с Покатиловым по командировкам в Уральск, но больше знавший его с чисто показной, парадной стороны, по торжественным приемам, опубликовал хвалебную статью об атамане, изобразив его этаким былинным молодцем, всеобщим любимцем казаков, отважным и в военном деле, и в шумном застолье^{292}. Но в действительности, вопреки мнению Даля, казаки не только не любили Покатилова, но и в массе своей были настроены к нему враждебно, как к человеку, чуждому казачьим интересам и традициям. Лидерами оппозиции к атаману были отставной полковник Стахий Дмитриевич Мизинов и его брат – отставной войсковой старшина Андриян Дмитриевич Мизинов. Именно в такой роли описал их в своем дневнике поэт В. А. Жуковский, посетивший Уральск в свите наследника престола великого князя Александра Николаевича в июне 1837 г.^{293} Тогда же произошел открытый разрыв казаков с атаманом Покатиловым (генерал-майор с декабря 1836 г.). При отъезде цесаревича из Уральска казаки силой остановили его карету и подали ему прошение о войсковых нуждах, где они жаловались на самоуправство и своекорыстие атамана. В ответ на это Покатилов, действуя в порядке самозащиты, представил начальству выступление казаков как открытый мятеж, а затем вызвал из Оренбурга карательную экспедицию. Эта военная акция закончилась конфузом: прибывшее из Оренбурга войско застало Уральск опустевшим; выяснилось, что несколько дней назад казаки разъехались по степным хуторам, где и занимались сенокосом. Тем не менее Покатилов добился назначения следствия над «бунтовщиками» и осуждения их. К дознанию привлекли 96 человек. По приговору военного суда большинство из них были наказаны шпицрутенами, 29 инициаторов выступления отправлены в ссылку в Енисейскую губернию, а братья Мизиновы высланы в прибалтийский город Пернов (ныне г. Пярну в Эстонии). В административном порядке было наказано и все Уральское казачье войско, которому предписывалось сформировать три полка для внеочередной пограничной службы в Финляндии и Молдавии, а также для участия в военных действиях на Кавказе^{294}.

Конечно, такой человек, как Покатилов, мало интересовался жизнью простого народа и вряд ли мог сообщить что-то новое и интересное из прошлого уральского казачества, а тем более из событий Пугачевского восстания.

Полковник Бизянов

На одной из страничек дорожной записной книжки Пушкина имеется карандашная заметка: «Бизянов ур. полк»^{295}. Эту запись можно прочесть так: «Бизянов – уральский полковник». В изданиях записной книжки^{296} заметка о Бизянове не снабжена какими-либо пояснениями. Один из публикаторов книжки, известный пушкинист Л. Б. Модзалевский, не дал комментария к заметке о Бизянове, сказав, что ее значения «объяснить не можем»^{297}. Эта заметка была отнесена, по-видимому, к числу второстепенных текстов в рукописном наследии Пушкина и потому не печаталась в полных собраниях его сочинений, в том числе и в 17-томном издании, известном под названием Большого академического собрания сочинений.

С предположения, что полковник Бизянов не деятель времен Пугачевского восстания и не персонаж несостоявшегося произведения, а человек, встречавшийся с Пушкиным в Уральске, начались наши разыскания по поводу этой пушкинской записи. Представлялось, что если это предположение окажется верным, то трудоемкий поиск и изучение архивных и литературных источников биографии Бизянова будет оправданным, ибо позволит установить неизвестный факт биографии Пушкина и даст возможность ввести неведомого доселе уральского офицера в круг знакомых поэта^{298}.

Помимо данных пушкинской записи о Бизянове – его фамилии, чине (полковник) и месте службы (Уральск), к началу исследования нам были известны по прежним архивным разысканиям сведения о земляках и однофамильцах Бизянова, яицких казаках, активных участниках восстания в январе – июне 1772 г.^{299}, часть из которых год спустя примкнула к выступлению Пугачева^{300}. Возможно, что кто-то из этих казаков был не только однофамильцем полковника Бизянова, упомянутого Пушкиным, по и его родственником.

Поиск источников для биографии полковника Бизянова начался с литературы по истории Уральского казачьего войска. Но в капитальных исследованиях А. Д. Рябинина^{301} и Н. А. Бородина^{302}, в трудах других авторов не оказалось никаких сведений о Бизянове. Позднее наше внимание привлекла редкостная книжка «Отрывки из прошлого Уральского войска» – произведение, принадлежащее перу казачьего офицера А. Л. Гуляева^{303}. В записках Гуляева, основанных на рассказах его деда Л. С. Скворкпна и других казаков-старожилов, не раз упоминается уральский казачий полковник Федот Григорьевич Бизянов. В июне 1837 г. он вместе с войсковым атаманом В. О. Покатиловым руководил церемониями встречи и приема в Уральске великого князя Александра Николаевича^{304}. Зимой 1839/40 г. Бизянов участвовал в Хивинском походе оренбургского генерал-губернатора В. А. Перовского, где командовал 4-м и 5-м уральскими казачьими полками, составлявшими авангардную колонну экспедиции. Колонна проделала поход от Калмыковой крепости на Урале до подъема на плоскогорье Устюрт в Приаралье, а разведывательный отряд во главе с Бизяновым, поднявшись на Устюрт, углубился на 60 верст по направлению к Хиве. Из-за необычайно суровой зимы, отсутствия запасов топлива и провианта, вызвавших большие потери в личном составе экспедиции, Перовский вынужден был в начале февраля 1840 г. прекратить дальнейший поход к Хиве и отдал приказ о возвращении к Оренбургу.

В тяжелых условиях похода Бизянов показал себя умелым и энергичным военачальником. Ему удалось избежать крупных потерь в составе своей колонны и сохранить боевой дух в утомленных казачьих полках. Отправляясь к Оренбургу, Перовский возложил на Бизянова охрану тылов отходящих войск. Весной 1840 г. Бизянов, действуя совместно с правителем северо-западного Казахстана султаном Джангиром Айчуваковым, сумел обеспечить экспедиционный корпус провиантом и вьючным транспортом, отбил нападения степных кочевников и сам нанес им серьезные поражения в низовьях реки Эмбы и на Устюрте^{305}.

Записки Гуляева указали путь к отысканию новых материалов о Бизянове в военно-исторических описаниях Хивинского похода. Действия уральских казачьих полков в этой экспедиции освещаются в книге М. И. Иванина – начальника походного штаба при генерале Перовском, в трудах историков П. Л. Юдина, И. Н. Захарьина и др.^{306} Этими авторами Бизянов аттестуется как опытный и инициативный офицер. В книгах Захарьина сообщается, что некоторое время спустя после Хивинского похода полковник Бизянов был произведен в генерал-майоры^{307}. Писатель и этнограф В. И. Даль, находившийся в Хивинской экспедиции при ставке Перовского в качестве чиновника особых поручений и врача, писал, что уральские казаки и их командир Бизянов были решительными сторонниками продолжения похода к Хиве: «Казаки просились убедительно, чтобы их пустить одних, и старик Бизянов даже сам увлекся неуместным пылом этим и хотел кончить поход двумя полками уральцев»^{308}. Ветеран Хивинского похода казак А. Д. Барсуков, беседуя летом 1858 г. с уральским литератором казачьим офицером И. И. Железновым о походе, тепло отозвался о Бизянове: «Молодец был Федот Григорьевич, царство ему небесное! Все наши обстоятельства знал, лелеял и берег пас, как детей» ^{309}.

По ходу исследования надлежало установить, когда именно Ф. Г. Бизянов стал полковником и имел ли он этот чин в сентябре 1833 г., когда Пушкин приезжал в Уральск. Такие сведения нашлись в «Списке полковникам по старшинству» на 1838 г., где сообщалось, что Федот Григорьевич Бизянов был произведен в полковники 21 февраля 1832 г.^{310} А в обнаруженной в архиве ведомости Уральской войсковой канцелярии от 10 марта 1833 г. среди штаб– и обер-офицеров Уральского казачьего войска названы полковники – их трое: В. О. Покатилов, С. Д. Мизинов и Федот Григорьевич Бизянов^{311}. «Список полковников по старшинству» и ведомость Уральской войсковой канцелярии позволяют точно идентифицировать полковника Бизянова в пушкинской записи с уральским казачьим полковником Ф. Г. Бизяновым. Эти же источники при сопоставлении их с пушкинской записью дали нам первое свидетельство, подтверждающее предположение о знакомстве Пушкина с Ф. Г. Бизяновым в Уральске.

В поисках фактов, освещающих последний этап служебной карьеры Бизянова, были просмотрены издаваемые Военным министерством «Списки генералам по старшинству». Впервые Бизянов был обозначен в «Списке» на 1852 г., где сообщалось, что он произведен в генерал-майоры 6 декабря 1849 г., с того времени служил присутствующим (советником) в канцелярии Уральского казачьего войска, за время службы был награжден орденами: в 1835 г. – Станислава 2-й степени, в 1839 г. – Анны 2-й степени, в 1844 г. – Владимира 3-й степени, – в 1848 г. – Георгия 4-й степени^{312}. С такими же сведениями генерал-майор Ф. Г. Бизянов учтен в «Списках» 1854, 1855, 1856 гг. и в последний раз в «Списке» на 1857 г.^{313} «Списка» на 1858 г. не удалось обнаружить, а в «Списке» на 1859 г. (составлен по данным на 25 января) Бизянов не указан, из чего и можно предположить, что он скончался в период между февралем 1857 – январем 1859 г. Для установления даты смерти Бизянова были просмотрены годовые комплекты за 1857 и 1858 гг. газеты «Русский инвалид» – органа Военного министерства, где печатались приказы Александра II по армии. Судя по этому источнику, Бизянов скончался в начале мая 1858 г., ибо приказом 14 мая исключались из воинских списков умершие, в числе которых назван «присутствовавший в Войсковой канцелярии Уральского казачьего войска генерал-майор Бизянов»^{314}.

Все приведенные выше факты освещают служебную деятельность Бизянова в первые два десятилетия после смерти Пушкина. Но для нашей темы наибольший интерес представляет ранний этап биографии Бизянова – до сентября 1833 г. Такого рода данных в литературе не оказалось, и для их разыскания следовало обратиться к архивам, сосредоточив главное внимание на поиске формулярных списков – ценнейших биографических источников о службах офицерства. В ЦГВИА в коллекции «Офицерские сказки» удалось обнаружить формулярные списки Бизянова 1812–1815 гг., освещающие его службу в Уральском казачьем войске в 1798–1815 гг.^{315}. Однако разыскать его формулярные списки за 1816 – середину 1830-х годов довелось далеко не сразу. Не принесли успеха поиски этих документов в архивном фонде Инспекторского департамента Военного министерства, где учитывался личный состав офицерского корпуса армии. В 1835 г. вслед за передачей казачьих войск в ведение Департамента военных поселений туда же были переданы из Инспекторского департамента все формулярные списки казачьих штаб– и обер-офицеров. Но на пути поиска формулярного списка Бизянова в архивном фонде Департамента военных поселений встретилось препятствие: фонд этот был временно законсервирован, а потому и нельзя было получить доступ к его описям и делам.

В одном из справочников об архивных материалах ЦГВИА, в «Каталоге Военно-ученого архива», встретилось указание на дело № 1166 «По представлению оренбургского военного губернатора об отправлении особой военной экспедиции в Хиву. 1839—40 гг.»^{316} В деле содержится переписка губернатора В. А. Перовского с Военным министерством по поводу подготовки, прохождения и итогов Хивинского похода, в котором участвовал Бизянов. Он упоминается в донесениях губернатора не раз и с самой лучшей стороны^{317}. Посланный Перовским 14 мая 1840 г. рапорт военному министру А. И. Чернышеву целиком посвящен Бизянову, который аттестуется как военачальник, отлично проявивший себя и в труднейших условиях зимнего похода и особенно весной 1840 г., когда он, командуя арьергардным отрядом, своими действиями смог обеспечить успешный отход экспедиционного корпуса от Приаралья к Оренбургу. Заключая рапорт, Перовский просил министра «удостоить полковника Бизянова особенным вниманием», добавляя, что «этот заслуженный штаб-офицер по летам своим давно бы уже мог искать покою, но при всяком случае сам вызывается на трудные поручения и исполняет их с особенным усердием и опытностью»^{318}. 2 июня Чернышев доложил рапорт Перовского Николаю I, и царь проставил на нем резолюцию: «Полезное дело, а п[олковнику] Бизянову дать последовательный крест»^{319}. В связи с предстоящим награждением канцелярия Военного министерства 40 июня направила отношение Департаменту военных поселений с просьбой о присылке формулярного списка Бизянова^{320}. Неделю спустя директор департамента П. А. Клейнмихель послал в канцелярию министерства отношение, приложив к нему формулярный список Бизянова, датированный 1837 г.^{321} Это был тот самый документ, нахождению которого предшествовали наши длительные архивные поиски^{322}.

Формулярный список 1837 г. сообщал, что Федот Григорьевич Бизянов происходил «из казачьих детей», вероисповедания он «греко-российского, православного», в 1837 г. ему исполнилось 55 лет, следовательно, родился он в 1782 г. По семейному положению Бизянов – вдовец после трех браков, от первой жены имел сыновей: хорунжего Ивана (21 год), урядника Константина (19 лет)^{323}, от второй жены – дочь Клеопатру (5 лет). Бизянов не имел наследственного имения, но одна из жен оставила ему во владение родовое поместье в селе Большая Барма Сенгилеевского уезда Симбирской губернии с 16 ревизскими душами крепостных и каменный дом в Уральске^{324}.

В мае 1798 г. Бизянов был записан в службу рядовым казаком, с 1799 г. он – пятидесятник, в 1800 г. произведен в хорунжие – первый казачий обер-офицерский чин. С 1809 г. Бизянов – сотник, с 1812 г. – есаул^{325}, с 1821 г. – войсковой старшина, с 1826 г. – подполковник, с 1832 г. – полковник^{326}. Но это всего лишь чиновные вехи его биографии. Наиболее интересен тот раздел формулярного списка, в котором приводятся сведения о конкретных событиях военной службы Бизянова, о чем будет сказано ниже.