Текст книги "Всемирный следопыт, 1928 № 10"

Автор книги: Редьярд Джозеф Киплинг

Соавторы: Николай Шпанов,Александр Линевский,Ричард Коннел,А. Смирнов,Владимир Ветов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Олень – цирковой артист

Лошадь можно научить брать барьер без всадника; прыгают через веревочку собаки; даже кошку можно заставить брать препятствия, хотя прыгает она обычно с выражением чрезвычайного отвращения на мордочке и даже в кончике нервно вздрагивающего хвоста. Немецкие бродячие цирки в погоне за дешевой сенсацией придумали новый аттракцион – берущего барьер оленя. Странно видеть это величественное животное, рожденное среди призрачных огней северного сияния, покорно скачущие на корде через подставленные　 цирковыми дрессерами шесты.

УМНЫЙ АПИС[14]14
  Апис– «священный» бык древних египтян; ему поклонялись в храмах как божеству.


[Закрыть]

Рассказ Редиарда Киплинга

В Провансе[15]15
  Прованс – бывшая область в Южной Франции. В настоящее время разбита на ряд округов-департаментов, в их числе – департамент Устья Роны.


[Закрыть]), в департаменте Устья Роны, к западу от города Шамбр, находится прямая и ровная дорога, получившая заслуженную известность среди автомобилистов, пользующихся ею для рекордов.

Я неоднократно пытался промчаться по этой дороге, однако, каждый раз либо дул мистраль[16]16
  Мистраль – холодный и сухой северо-западный ветер, постоянно дующий в Провансе.


[Закрыть]), либо навстречу двигалось бесконечное стадо. Но однажды после яркого, почти египетского заката настал вечер, не воспользоваться которым было бы преступно. Чувствовалось дыхание близящегося лета. Лунный свет заливал широкую равнину; резко вырисовывались на дороге тени остроконечных кипарисов. Мой шофер, произведя предварительную разведку, доложил, что дорога в безупречном состоянии и свободна до самого Арля[17]17
  Арль – город в департаменте Устья Роны.


[Закрыть]).

– Посмотрим, на что «она» способна при хорошей дороге, – заявил он. – Весь нынешний день «она» так и рвется из рук. Не я буду, если сегодня «она» себя не покажет!

Мы решили произвести испытание машины после обеда. Нам предстояло проехать без малого тридцать километров.

В отеле, где мы ожидали вечера, за общим столом рядом со мной сидел пожилой бородатый француз, приехавший на быстроходном автомобиле «Ситроэн». Из его разговора я понял, что он провел значительную часть своей жизни в Аннаме и Тонкине (французские колонии в Индо-Китае). Он сказал мне, что слыхал от шофера о нашем намерении произвести испытание машины на скорость. Он очень интересуется автомобилями, он любовался моей машиной, – одним словом, он был бы весьма признателен, если бы я ему разрешил прокатиться с нами в качестве наблюдателя. Отказать было неудобно. Зная моего шофера, я почти не сомневался, что за этим кроется пари.

Когда француз пошел за своим пальто, я спросил его имя у хозяина гостиницы.

– Вуарон, Андрэ Вуарон, – был его ответ. – Вот этот самый. – И он размашистым жестом указал на украшавшие стены столовой широковещательные рекламы, в которых сообщалось, что «братья Вуарон» торгуют винами, сельскохозяйственными орудиями, химическими удобрениями и иными товарами.

В течение первых пяти минут нашего пробега Вуарон говорил мало. Затем он совсем умолк. Шофер угадал: наша «Эсмеральда» была в ударе. После того, как индикатор[18]18
  Индикатор – указатель работы машины, в частности – указатель развиваемой автомобилем скорости.


[Закрыть]) машины поднялся до известной цифры и оставался на ней на протяжении трех головокружительных километров, Вуарон нарушил свое молчание. Он выразил полное удовлетворение и предложил мне отпраздновать в отеле блестящий пробег.

– Там я держу для друзей одно винцо, – сказал он, – о котором хотел бы узнать ваше мнение.

По возвращении в отель Вуарон исчез на несколько минут, и я слышал, как он возился в подвале. Затем он пригласил меня в столовую. На тускло освещенном столе стояли пользующиеся известностью туземные блюда, а среди них – бутылка огромных размеров с белым значком на красной этикетке, с буквой «В» и датой. Вуарон откупорил ее, и мы выпили за здоровье моей машины. Бархатистый ароматный напиток красновато-топазового цвета, не слишком сладкий и в меру сухой, играл и пенился в наших вместительных бокалах. Много вин смаковал я на своем веку, но ни разу еще не пробовал такого восхитительного напитка. Я спросил, что это за вино.

– Шампанское! – торжественно ответил Вуарон.

– А где можно его достать? – поинтересовался я.

– Здесь. В других местах, вероятно, не так-то легко его найти. Видите ли, настоящие вина мы, виноградари, не пускаем в продажу. Мы лишь обмениваемся ими между собой.

В отеле шумно запирали двери, захлопывали ставни. Последние слуги, зевая, отправились на покой. Вуарон открыл окно, и лунный свет залил комнату. Можно было слышать, как город Шамбр дышал в объятиях первого сна. Вдруг раздался какой-то гул – топот множества копыт, рев, мычание, неясные крики и заглушенный короткий лай. Туча пыли поднялась над стеной дворика, и густо запахло скотным двором.

– Гонят стадо, – пояснил Вуарон. – Вероятно, мое… Так и есть: я слышу голос Кристофа. Наш скот не любит автомобилей, поэтому мы его гоняем ночью. Вы не знакомы с нашими краями? Например, с Камарга, с Кро[19]19
  Камарга – остров в устье Роны, на котором держат стада рогатого скота и полудиких лошадей. Кро – местность в том же департаменте, славящаяся своим скотом.


[Закрыть])? Я отсюда родом. Под старость я снова здесь обосновался. Во Франции нет красивее нашего края.

Он говорил с горячим чувством, с каким только французские буржуа умеют говорить о «родном уголке» и о «своей обожаемой родине».

– Если бы я не был занят всем этим, – Вуарон сделал жест в сторону объявлений, – я бы жил безвыходно на моих фермах вместе со стадами и поклонялся бы им, как индус или зулус. Вы знакомы с нашим камаргским скотом? Нет? Очень, очень жаль… К такому знакомству нельзя подходить легкомысленно. У наших животных умственные способности куда выше, чем у других. Они пасутся, жуют жвачку и при этом размышляют. Представьте себе, они грудью встречают мистраль. Ведь этого многие автомобили не в состоянии сделать. А когда этакое животное начинает думать – только держись! Видали мы, к чему это приводит…

– Неужели они действительно такие у вас умные? – лениво спросил я.

– Надеюсь, вы мне поверите, – продолжал Вуарон, – если я вам расскажу один факт, показывающий, что представляет собой думающая скотина.

В юности, когда я жил в отцовском доме, все мои интересы, вся моя любовь были сосредоточены на нашей скотине. Мы живем здесь, вы видели, в домах, похожих на старые замки. Они окружены житницами – большими житницами с белыми стенами и скотными дворами. Все это обнесено высокой стеной. Это – замкнутый мирок, живущий своей особой жизнью…

У нас в Камарга и Кро мальчишки пробуют свои силы, состязаясь с бычком, который играя бодает их среди навозных куч. Наши ребята целый день бегают среди коров, которые не слишком-то любезны. Вместе с пастухами мальчики выезжают пасти стадо. А через некоторое время они встречают уже взрослыми тех бычков, которые когда-то в шутку бодали их. Так жил и я до тех пор, пока мне не пришлось уехать в колонии…

Я провел долгие годы на чужбине. Когда же после смерти родителей старший брат попросил меня вернуться, чтобы помогать ему в хозяйстве, я с радостью бросил колониальную службу и возвратился в наши милые края, к родной скотине. Право, я способен целую ночь говорить о ней…

Да-с… То, о чем я хочу вам рассказать, случилось после войны. Среди наших бесчисленных телят был один бычок, в те дни еще не отличавшийся от других. С ним что-то случилось, – не то он захромал, не то он заболел, – и его вместе с матерью перевели на большой скотный двор при усадьбе. Разумеется, дети пастухов с первого же дня начали практиковаться с ним в борьбе, как это водится у нас.

Я часто наблюдал, как они играли с бычком. Спрячутся, бывало, за тракторами или винными тележками посреди двора, а он выгоняет их оттуда, как собака крыс. Мало того, он изучал психологию ребятишек. Бывало так и вопьется в них глазами. Да, он следил за выражением их лиц, чтобы угадать, куда они побегут. И сам пускался на хитрости: сделает вид, будто хочет броситься на одного мальчишку, но вдруг повернет вправо или влево, – никогда нельзя было заранее сказать, куда именно, – и опрокинет совсем другого чертенка, который стоит в стороне. После этого он останавливался над упавшим, зная, что товарищи придут к нему на помощь. А когда все ребятишки сбегутся, размахивая курточками перед его глазами и дергая за хвост, он вдруг кинется на них и вмиг рассеет всю ватагу. Он умел лягаться в бок, как это делают коровы. Я часто наблюдал за ним.

Кристоф, наш главный пастух, сказал мне, что этот бычок – потомок хорошо известной мне желтой коровы, которая в далекие дни детства здорово гонялась за мной. «Он брыкается совсем, как мать, – говорил Кристоф. – Смотрите, он выбрасывает ноги вбок, непременно влево. Вы заметили, что мальчишки не могут сбить его с толку, сколько ни размахивают перед ним куртками. Это только помогает ему находить самого мальчишку. Они воображают, что играют с ним. Нет, это он с ними играет. Он умеет думать, этот бычок». Я сам пришел к тому же заключению. Да, бычок был мыслящим животным, само собой разумеется, в пределах, необходимых для его игр и забав. Кроме того, он был большой юморист. Он обладал особым юмором – жестоким, но чрезвычайно выразительным.

Вуарон снова наполнил наши бокалы своим необыкновенным вином.

– В течение некоторого времени бычок оставался у нас в усадьбе, и ребята практиковались на нем. Разумеется, он стал немного грубоват, и Кристоф, наконец, отправил его на пастбище, чтобы он поучился хорошим манерам среди себе подобных. Ему было тогда месяцев восемь или девять… Несколько времени спустя мы снова встретились с ним. Я ехал по дороге в Кро верхом на одной из наших маленьких полудиких лошадок. Вдруг – сильный удар в спину, который чуть не вышиб меня из седла. Это был наш бычок. Он притаился за придорожными деревьями, пока мы проезжали, а затем сзади кинулся на нас. Да-с, он перехитрил даже мою маленькую лошадку…

Я сразу узнал его. Я хлестнул плетью по морде и сказал: «За эту штуку, Апис, ты отправишься в Арль. Это было подло с твоей стороны». Но ему, ничуть не было стыдно. Он отошел, как бы ухмыляясь. Если бы он меня вышиб из седла, – мне было бы не до смеха.

– А зачем вы хотели послать его в Арль? – спросил я.

– На состязание. Когда туристы разъезжаются, мы устраиваем там наши невинные развлечения. Это не настоящие бои быков, а так, игра. Молодым бычкам надевают на рога мягкие колпачки, а затем наши ребята с ферм и из города играют с ними. Конечно, прежде чем послать быка на состязание, мы его испытываем дома. Поэтому мы опять привели Аписа в усадьбу с пастбища. Бык сразу понял, что находится среди друзей своей юности, – он чуть не здоровался с нами и покорно дал надеть колпачки на рога. Он внимательно исследовал стоявшие посреди двора тележки, точно выбирая себе линию защиты и нападения. Затем яростно бросился в атаку и защищался с таким упорством и так искусно, что привел всех нас в восторг.

По правде сказать, мы злоупотребили его терпением. Мы хотели, чтобы он повторялся, а этого не потерпит никакой истинный артист. Тогда он честно предостерег нас. Он вышел на середину двора, опустился на колени и… вы видали, как тычется в землю лбом теленок, у которого чешутся рожки? Это самое проделывал он до тех пор, пока не сбросил колпачки с рогов. Тогда он встал, приплясывая на своих красивых подвижных ногах. Казалось он хотел сказать: «Ну, друзья, мои рапиры в порядке. Кто начнет…» Мы поняли и сразу прекратили игру. Его снова отправили на пастбище в ожидании дня, когда настанет время позабавить народ в Арле.

За несколько недель до арльских состязаний Кристоф прискакал ко мне и доложил, что Апис убил другого молодого быка, который по всем признакам мог стать в будущем его соперником.

Это случается в стадах, и дело пастухов – не допускать до этого. Но Апис совершил убийство не так, как другие быки: в сумерках из-за засады он бросился в атаку и опрокинул свою жертву, после чего мигом ее распотрошил. Все это случается и с другими быками. Однако потом произошло нечто особенное. Совершив убийство, Апис подошел к насыпи у дороги, опустился на колени и тщательно, как у нас на дворе, почистил свои рога о землю…

Ясно было, что с такого типа думающим быком шутки плохи. И когда я послал Аписа в Арль, то предупредил, чтобы с ним были осторожны. К счастью, перемена обстановки, музыка, общее внимание и встреча со старыми друзьями (все ребята из нашей усадьбы явились в Арль) хорошо на него подействовали. Он на время снова стал шутником, но его быстрые повороты, наскоки, прыжки были еще великолепнее, чем раньше.

В них теперь была, понимаете ли вы, продуманность, свойственная истинному искусству; но главным образом в них чувствовалась страстность, являющаяся результатом опыта. О, он многому научился, пока пасся на пастбищах Кро…

Согласно местным правилам, к концу раунда с Аписом должны были состязаться, как с профессиональным быком, осужденным умереть на арене, с той только разницей, что смертоносный меч у нас был заменен палкой. Аписа заставили занять (или он сам занял) надлежащую позицию, с которой он и бросился в атаку. Однако он тут же наткнулся на палку, конец которой ударил его в плечо. Получив этот удар, он повернулся и понесся галопом к двери, через которую вышел на арену. Он словно говорил: «Друзья мои, представление кончено. Благодарю вас за аплодисменты. Я иду отдыхать». Ну, скажите, кто научил его этому?..

Однако наши арлезианцы требовали повторения, и Аписа заставили вернуться на арену. Зная быка, мы предчувствовали, что произойдет. Он вышел на середину круга, опустился на колени и медленно начал засовывать рога в землю и снова вытаскивать их, пока не сбросил с них колпачки. Кристоф крикнул: «Оставьте его в покое, безмозглые идиоты! Оставьте его, пока не поздно!»

Но арлезианцы жаждали волнующего зрелища. И они получили то, чего желали… Вам, конечно, приходилось видеть, как служанка, вооружившись совком и щеткой, начисто выметает комнату. Точно так же и Апис в полминуты начисто вымел всех людей с арены. Затем он вторично потребовал, чтобы раскрыли дверь. Ее открыли, и он гордо удалился, словно увенчанный лаврами победитель. Впрочем, так и было на самом деле…

Вуарон снова наполнил наши бокалы, закурил папиросу и несколько минут молча пускал в воздух кольца дыма.

– Ну, и что же дальше? – спросил я, наконец.

– Дальше? Апис вернулся на пастбище к своим коровам, а я вернулся к своим делам. А на следующий год путем какой-то хитроумной махинации, которую мне некогда было разобрать, а также благодаря нашему патриархальному обычаю уплачивать работникам приплодом стада мой старый Кристоф сделался владельцем Аписа. О, он сумеет вам доказать свои права на Аписа как на потомка известной коровы, которую мой отец когда-то ему подарил.

_{Старый Кристоф сделался владельцем Аписа.}

– И вы допустили, чтобы Кристоф присвоил себе вашего быка? – перебил я рассказчика.

– Вы не знаете Кристофа… Он продал Аписа испанцам раньше, чем я узнал обо всем этом. Ведь испанцы платят звонкой монетой, крупными дуро[20]20
  Дуро – испанская серебряная монета, имевшая хождение до 1864 сравнялась 1 р. 25 коп.


[Закрыть]) из чистого серебра. Наши крестьяне, известно, не доверяют бумажным деньгам. Вы знаете, как у нас продают корову. «Бумажными франками – отдам за тысячу, а если звонкой монетой – за восемьсот». Да-с, Кристоф продал Аписа испанцам, когда Апису было два с половиной года и когда, по свидетельству Кристофа, он уже совершил три убийства…

– Как так?

– В стаде, на пастбищах, он убил еще двух быков. И заметьте, всякий раз он убивал одним и тем же приемом: налетал непременно сзади, опрокидывал противника и в один миг распарывал ему брюхо; затем неизменно следовала церемония чистки рогов. Таким-то образом Апис исчез из наших краев и из моего поля зрения. Но меня это не беспокоило. Я знал, что в свое время услышу о, нем. У нас здесь ни одно копыто не двинется между Берром и Сен-Мари без того, чтобы об этом не узнали немедленно такие специалисты, как мой Кристоф. Ведь скотина – цель, смысл, содержание, а также драма всей их жизни. И вот в один прекрасный день Кристоф сообщил мне, что Апис будет выступать на арене маленького каталонского[21]21
  Каталония – область в северной Испании.


[Закрыть]) городка. Я велел подать автомобиль, и мы с Кристофом помчались через границу.

Городок не имел крупных заводов, и вообще в нем не было ничего замечательного, но он был родиной одного довольно известного матадора[22]22
  Матадор – профессионал, ведущий единоборство с быком; наносит ему последний удар.


[Закрыть]), который милостиво согласился показать свое искусство в родном городе.

Вилламарти (так звали матадора) предложил убить двух быков в честь своего города. Апис должен был быть вторым, как мне сказал Кристоф. Дорога была интересна, а маленький городок оказался восхитительным. Бои быков там происходят с середины семнадцатого века и обставляются весьма торжественно. Один церемониал чего стоит, например, передача ключей от арены. Если матадор на-лету поймает ключи в шляпу, это считается хорошим предзнаменованием. Я заметил, что ключи были пойманы наилучшим образом. Мы сидели в первом ряду, рядом с воротами, через которые входят быки, так что все могли видеть.

Первого быка Вилламарти убил неплохо. Матадор, сменивший Вилламарти (имени его не помню), убил своего быка без всякого искусства. Третий матадор, Чисто, пожилой тупой профессионал, также играл роль фона, на котором особенно ярко выступало искусство Вилламарти…

Помощники Вилламарти уже приготовились к встрече второго быка. Распахнулись ворота, и мы увидели Аписа. Великолепно балансируя на крепких ногах, он кокетливо поглядывал по сторожам, словно находился у себя дома. Один пикадор (пикадорами называют наездников с длинными пиками) стоял около барьера по правую сторону от Аписа. Он даже не позаботился повернуть свою лошадь, потому что капеадоры (люди с плащами) уже приближались к Апису, чтобы начать с ним обычную игру, при помощи которой стараются узнать настроение и намерения быка, согласно правилам, выработанным для быков, которые не думают…

Все произошло раньше, чем я успел понять, что случилось. Поворот, наскок, атака наискосок, падение коня и человека… Апис перескочил через лошадь, с которой у него не было ссоры, и прыгнул на упавшего человека. Этого было достаточно… Перешагнув через труп, Апис отошел в сторону и при этом сделал вид, что споткнулся…

Понимаете! Прикинувшись, что споткнулся, Апис создал впечатление, будто совершонное им искуснейшее убийство было простой случайностью. В этот миг я начал понимать, что перед нами – подлинный артист: Апис не остановился над телом, чтобы не привлечь остальную труппу. Он позволил служителям вынести убитого, а сам начал забавляться с капеадорами.

Для Аписа, получившего тренировку среди ребят на наших фермах, плащ был не средством отвлечения, а, наоборот, указанием, где нужно искать спрятавшегося за плащем человека… Он, видите ли, стремился к самому существенному, – ему нужен был человек, а не вещь. Но делал он это неторопливо, с прохладцей, с юмором и в то же время с оттенком жуткой свирепости. Он гонялся за плащем одного из капеадоров неуклюже, как неповоротливый пес, но я заметил, что он держит человека по левую сторону от себя – с роковой левой стороны… Кристоф шепнул мне: «Вот погодите, скоро он его брыкнет по-своему, как, бывало, брыкалась его мать. Как только тот перестанет быть на-чеку, он его и стукнет».

И действительно, это произошло во время одного из его прыжков. Вы и представить себе не можете, с какой силой он метнул ногу в бок. Капеадор свалился, как мешок. Второй раз в распоряжении Аписа был труп. Снова к нему бросились с плащами, чтобы отвлечь от убитого, – и во второй раз Апис уклонился от решительных действий и так ловко разыграл свою роль, что и это убийство приняли за простую случайность. Он убедил в этом зрителей. Глядя на него, можно было подумать, будто он не человека убил, а попросту сломал калитку в изгороди у себя на пастбище. Вам это кажется невероятным? Но я собственными глазами видел всю эту сцену!..

Вуарон снова вспомнил о шампанском. Я последовал его примеру.

– Однако Апис был не единственным артистом на этот раз. Говорят, Вилламарти происходит из актерской семьи. Я заметил, что он внимательно смотрел на Аписа. Повидимому, он тоже начал понимать… Он взял плащ и двинулся к Апису, чтобы поиграть с ним, пока появится следующий пикадор. Вилламарти был знаменитостью. Может быть Апис знал это. Возможно также, что Вилламарти напоминал ему какого-нибудь мальчишку, с которым он состязался на ферме. Во всяком случае Апис позволил Вилламарти играть с собой, но лишь до известной степени. Руководящей роли он ему не уступил. Он беспощадно разбивал все попытки Вилламарти взять инициативу в свои руки. Он маневрировал медленно и тяжеловесно, но неизменно с угрозой, неуклонно тесня матадора. Нам было ясно, что хозяин положения – бык, а не человек. Мы видели, что Апис сознательно старается завлечь матадора на середину арены. Наблюдая за лицом Вилламарти, я вскоре заметил, что он понял намерение противника. Однако ему было непонятно, для чего это нужно Апису.

«Глядите, – шепнул мне Кристоф. – Он подбирается вон к тому пикадору на белом коне. Когда он будет достаточно близок от него, уж он ему покажет. Вилламарти для него – только прикрытие. Один раз на пастбище он таким же образом пользовался мной»…

Так и случилось. С оглушительным ревом Апис внезапно оставил Вилламарти, промчался мимо него и очутился у намеченной жертвы около барьера. Та же атака наискосок, с низким наклоном головы, – и лошадь рухнула набок с перебитыми ногами. Лишившийся чувств пикадор лежал на земле, а Апис стоял между ним и конем, спиной к барьеру. Его правый фланг был прикрыт лошадью, а левый – лежавшим у его ног телом пикадора. Как это было просто! За неимением тележек, к которым привык на ферме, он гениально обеспечил себе прикрытие из имеющегося материала.

Помощники матадора снова двинулись на выручку, но движению их левого фланга мешала бьющаяся в судорогах лошадь, а правый фланг был парализован телом пикадора, над которым Апис стоял с многозначительным видом.

Вилламарти попытался вызвать его на атаку.

Но Апис отказался. Он держался своей базы.

Тогда к нему послали нового пикадора – по необходимости с фронта, потому что один только фронт и был открыт. Апис ринулся на него.

Заметьте, что до этого он еще не пускал в ход рогов. Лошадь опрокинулась на спину, наполовину прикрыв собою всадника. Апис остановился, подхватил человека рогами под самое сердце и перекинул его через барьер. Мы слышали, как его голова стукнулась о дерево, но он был мертв еще до этого.

На этот раз зрители молчали, затаив дыхание. Они также начали понимать, кто был перед ними. На арене опять занялись убитыми. Два капеадора нерешительно попробовали поиграть с Аписом, – не знаю, на что они надеялись, – но он вышел на середину арены.

«Смотрите, – сказал Кристоф. – Сейчас он начнет чиститься. Меня всегда жуть берет, когда я это вижу». В самом деле Апис опустился на колени и начал чистить свои рога. Земля была твердая, утоптанная. Он занимался своим делом с каким-то особенным старанием.

Среди окружавшего нас глубокого молчания какая-то женщина истерически крикнула: «Он роет могилу! О, ужас, он роет могилу!».. Другие подхватили этот крик, и он пронесся, замирая, как эхо морского прибоя в горах… Кончив свое дело, Апис поднялся и оглядел группу пикадоров, окружавших Вилламарти, одного за другим, изучая их лица с серьезностью существа, равного им по уму, и с беспощадной решимостью мастера своего дела. Это было еще страшнее, чем когда он чистил свои рога…

– А они что? – спросил я.

– Они, как и зрители, были покорены быком. Они перестали гарцовать, принимать позы, вызывать его, кричать ему угрозы. Только один из них прервал молчание каким-то возгласом, и Апис немедленно повернул к нему голову. И так он стоял неподвижно, в одиночестве, раздумывая о судьбе тех, которые были в его власти. Вдруг раздался призывный звук трубы, сигнал, чтобы пустили в ход бандерильи (украшенные пестрыми лентами дротики), которые обычно вонзают в плечи быков, когда их шейные мускулы утомлены подбрасыванием лошади. Почувствовав боль, бык задерживается на мгновение, а бандерильерос пользуется этим, чтобы грациозно отскочить в сторону. Так бывает с быками, которые не думают…

Услыхав трубный сигнал, юный бандерильерос механически повиновался с видом обреченного. Он выступил вперед, нацелил дротик и, запинаясь, начал бормотать фразы, которыми бандерильерос обычно сопровождает метание дротиков… Я не могу утверждать, что Апис пожал плечами, но, во всяком случае, он свел этот эпизод к самому жалкому фарсу. Он начал кружиться вокруг юнца, заставив его забыть свои великолепные позы. Бык изучал его с разных сторон, словно неумелый фотограф. Он подставлял ему все части своего тела, кроме плеч. То-и-дело он показывал, что хочет броситься на юношу. До чего он был жесток и в то же время непринужденно комичен! Его намерения были ясны. Он играл, стремясь одновременно вызвать смех у зрителей и ужас у потерявшего всякое мужество бандерильердса…

И он достиг своей цели. Бандерильерос повернулся и позорно побежал к барьеру. Но Апис очутился около него раньше, чем умолк смех. Он проскочил мимо него и головой отогнал его влево. Рога он держал направленными вбок, почти касаясь груди своей жертвы. Он не хотел допустить, чтобы бандерилье-рос убежал в безопасное место. Некоторые из группы пикадоров хотели броситься на выручку, чтобы отвлечь Аписа, но Вилламарти крикнул: «Оставьте! Если он хочет до него добраться, никто ему не помешает». И они остановились… Сам ли бандерильерос поскользнулся, Апис ли ткнул его мордой, – этого я не заметил, но, во всяком случае, он упал на землю, громко рыдая. Апис остановился, как автомобиль, который затормозили на все четыре колеса, основательно обнюхал упавшего… и отошел прочь!

Представление было кончено. Апису оставалось только очистить арену от второстепенных действующих лиц. О, с каким искусством это было сделано! Неожиданно он встрепенулся и – драматический жест – словно впервые увидал всех этих людей. Затем он двинулся… Над барьером мелькнули разноцветные панталоны беглецов, и Апис остался один на арене..

Мы с Кристофом дрожали от возбуждения. Апис впутался в драму, в которой он неподражаемо разыграл первые три акта. Но дальше… Он довел зрительный зал до крайних пределов напряжения, но вместе с тем исчерпал все свои возможности. От победы до поражения– один шаг… Мы видели, что вооруженные стражники, которых всегда посылают на такие зрелища для поддержания порядка, держат свои винтовки наготове. Они ожидали приказа, чтобы стрелять в Аписа, как они стреляют в быка, который перепрыгнет через барьер к зрителям…

Вуарон утопил это воспоминание в шампанском и вытер бороду.

– В этот момент судьба послала для достойного финала не кого иного, как матадора Чисто, который казался мне бездарным ремесленником. Оказывается, этот человек в душе был артистом. Он двинулся по арене к быку, спокойный и уверенный. Апис удивленно смотрел на него…

Чисто с плащем в руках встал в позу и крикнул быку, как равному: «Ну-с, синьор, теперь мы кое-что покажем почтенным кабаллеро!..» – И он спокойно направился к умному Апису, который (мы это знали) одним ударом мог, если бы захотел, уничтожить его.

Дорогой друг мой, я хотел бы дать вам хотя бы отдаленное представление о непритворном добродушии, юморе, деликатности, с каким Апис, великий артист, ответил на это приглашение. Казалось, маэстро, утомленный работой в мастерской, по-домашнему расстегнув жилет, принимает не лишенного таланта ученика. Между ними мгновенно установилось взаимное понимание. И это имело свои основания.

Кристоф шепнул мне: «Теперь – все в порядке. Чисто всю жизнь провел среди быков. Это сразу видно. Он был пастухом. Теперь все обойдется…»

Противники некоторое время нащупывали друг друга, примеривались, словно определяя, на какое расстояние можно приблизиться друг к другу. Тут Вилламарти позволил себе непростительную дерзость. Он вышел на арену, чтобы поддержать свою репутацию. И Апис встретил его… Он сразу загнал Вилламарти за барьер и начал топать ногами и фыркать, словно говорил: «Вон отсюда! Я занят с артистом». И Вилламарти удалился, навеки потеряв свою репутацию… Апис вернулся к Чисто. Казалось, он извинялся: «Простите, что пришлось прервать вас. Я не всегда могу распоряжаться своим временем. Вы, кажется, говорили, дорогой коллега…» Игра возобновилась.

Из уважения к Чисто Апис выбрал себе мишенью внутренний край плаща, тот край, который ближе всего к телу матадора. Апис верил в себя так же, как и Чисто доверял ему. На этот раз он позволил человеку взять на себя руководящую роль, приспособляясь к нему с неподражаемым здравым смыслом, искусством и темпераментом. Он позволил Чисто попеременно загонять его в тень и выставлять во всем великолепии, как того требовали восхищенные зрители. Он то неистовствовал, то притворялся, будто терпит поражение, то принимал позу отчаяния и покорности судьбе и тут же разражался новым приступом ярости, – и все это как истинный артист, который знает, что он является лишь изобразителем чувства и не должен слепо следовать ему вне своей роли.

Апис вдохновил Чисто. Казалось, грация и красота юности вернулись к этому почтенному быкобойцу. Утренняя заря отразилась во всем великолепии в заре вечерней…

Все уменье Чисто было в распоряжении Аписа; Апис с признательностью отвечал на маневры матадора всем, чему научился на ферме в Арле и на пастбищах. Он носился вокруг Чисто, словно поток смерти; казалось, он вот-вот прыгнет к нему на плечи; он едва не задевал передней ногой его голову то с той, то с другой стороны, проносясь мимо него сзади с грозным шипеньем и хрипом. Один или два раза (это было просто неподражаемо) он взвивался на дыбы перед матадором, и Чисто должен был буквально выскальзывать из готовой обрушиться на него лавины грузного тела.

Эти двое артистов держали весь зал в таком напряжении, что пять тысяч праздных зевак не издавали ни звука, словно онемев, и только слышно было их дыхание, точно работала помпа. В конце-концов это стало невыносимо. Оба они, бык и человек, поняли, что мы нуждаемся в перемене, в передышке. И они перешли на чистую буффонаду. Чисто отступил немного и начал дразнить Аписа словами. Апис же делал вид, что никогда не слыхал таких речей. Он изображал крайнее негодование. Зрители ревели от восторга. Затем Чисто перешел на другую игру. Он позволил себе вольности с коротким хвостом быка, на конце которого он повис, между тем как Апис делал пируэты. Чисто играл вокруг чудовища на все лады. Он снова стал пастухом – грубым, беззаботным, жестоким, но понимающим. Апис же всегда был клоуном.

В продолжение этой игры Апис все время приближался к воротам, через которые быки входят на арену. Слыхали ли вы когда-нибудь, чтобы хоть один из них вышел живым через эти ворота? Однако мы с Кристофом понимали, к чему клонил Апис: он рассчитывал, что Чисто спасет его, подобно тому, как он пощадил матадора. Жизнь дорога каждому. Артисту, который в одну жизнь проживает много жизней, она тем более драгоценна…