Текст книги "Продавец сладостей. Рассказы. «В следующее воскресенье». «Боги, демоны и другие»"

Автор книги: Разипурам Нарайан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)

10

Он стал подстерегать Грейс. По гудению пылесоса на той половине Джаган понял, что она вернулась. Придет ли она, как бывало, в его часть дома, займется ли уборкой и здесь? Нет. Вот уже десять дней, как она к нему не заходит. Видно, она его избегает. От одной этой мысли у него испортилось настроение. Что он такого сделал? Неужели она была так внимательна только потому, что надеялась, что он вложит свои деньги в эту роман-машину? Теперь, когда он высказался, разделяющая их преграда стала непроницаемой, и не было никакой возможности подойти к Грейс и спросить, что случилось. Или все-таки пойти на их половину и поговорить с ней? Что толку? Разве он мог в присутствии Мали попросить ее, чтоб она подтвердила его слова? В лучшем случае она с ним просто поздоровается – и только. Он оделся, чтобы идти в лавку, но потом передумал и сел на край своего ложа, смутно надеясь, что либо Грейс выйдет на веранду, либо Мали отправится по своим бесконечным делам, и тогда он сможет поговорить с Грейс. Но надежды его не оправдались. Мали все печатал у себя в комнате. Немного спустя шарканье веника прекратилось, и он услышал, что они ссорятся. Потом и эти звуки смолкли, и он остался один. В доме царила мертвая тишина. Надежды не было. Он потихоньку вышел из дому и отправился в лавку, где жизнь, как всегда, шла своим чередом. Лишь шум покупателей нарушал спокойное течение дня. В последнее время Джагану не удавалось сосредоточиться на чтении «Бхагавадгиты» до тех пор, пока толпа не расходилась. Они вели себя так, будто сласти полагались им по праву, не задумываясь о том, есть в лавке что-нибудь или нет. Джаган начинал уже сомневаться, правильно ли он поступил, снизив цены. Может, следует возвратиться к прежним?

Братец где-то пропадал. Вернувшись после нескольких дней отсутствия, он объяснил:

– Мне пришлось поехать с родными судьи в горы Тирупати. Они возили двух своих внучат в храм для обряда первого бритья. Все было великолепно. Сняли три дома, весь храм был в их распоряжении. Влиятельный человек этот судья… Конечно, я им говорил, что я не могу уехать надолго, но меня никто и слушать не стал. Они меня просто похитили.

– Вы всем нужны, – сказал Джаган. – Мне вы со вчерашнего дня тоже очень нужны.

– Я к вашим услугам.

– Понижение цен отразилось на качестве наших сластей?

– Что вы! Это немыслимо.

– Саит из «Дворца блаженства» был здесь…

– Знаю, знаю, – сказал братец. – Они там только о вас и говорят.

– Что же они говорят?

Джаган вдруг заинтересовался реакцией рынка.

– Говорят, будто вы согласились восстановить в ближайшее время старые цены.

– Не знаю… По-моему, я ничего такого не обещал, – сказал Джаган.

Братец ответил:

– Так они по крайней мере думают. Пусть подождут и посмотрят, как делаются дела. Им это только пойдет на пользу. Я не удивлюсь, если узнаю, что у вас в толпе есть их люди. Покупают у нас по дешевке, а потом продают у себя по своим ценам.

Такое Джагану в голову не приходило.

Он загрустил, и братец поторопился прибавить:

– Я пошутил, не огорчайтесь…

Джаган спросил:

– Вы давно видели Мали?

– Вчера вечером, в доме судьи. Он дружит с его сыном. Мали отвел меня в сторону. Он по-прежнему любит меня, как родного дядю… Уж он-то не меняется…

Джаган вздохнул.

– Почему он не поговорит со мной по-хорошему? Двух фраз не скажет, чтоб не нагрубить…

Братец наслаждался своим превосходством.

– Не расстраивайтесь, – сказал он покровительственно. – Вы человек мудрый и не должны огорчаться из-за всего этого.

– Что он вам сказал?

– Он вызвал меня в сад, когда его друг пошел в ванную, и сообщил мне, что Грейс скоро уедет в Америку. Вы об этом слышали?

– Да-да, но я не понял почему.

Братец сказал:

– Она едет по делам. Так он мне сказал. Что-то в связи с его роман-машиной. Подумать только, до чего смелые эти девушки! Едет за тысячи миль, чтобы уладить дела, а мы даже не понимаем, чем они там занимаются.

Джаган не стал его поправлять – он предпочел молчать о том, что знал.

– Да, конечно, об этом я слышал, но мне хотелось узнать, что там еще происходит.

– У его фирмы блестящие перспективы, – сказал братец. – Саит из «Дворца блаженства» и еще кое-кто обещали купить его акции.

Джаган искренне удивился.

– Как это он с ними договорился?

– Он времени не теряет – так и мелькает по всему городу. Куда ни пойдешь, всюду он.

– Мне необходима ваша помощь, – сказал Джаган. – Не смейтесь надо мной. Мне нужно поговорить с Грейс и кое-что выяснить.

Он объяснил братцу ситуацию, не раскрывая ему всего.

Братец понимал, что от него многое скрывают, но не обиделся.

– Я видел, что Грейс иногда бывает в доме доктора Курувиллы, – сказал он. – Там у нее есть подруга, которую она знала еще в Америке. Я могу поговорить с ней и сказать, что вы хотите ее видеть.

– А разве Мали с ней не ходит?

– Иногда она приходит одна посидеть с докторскими дочками, а Мали в это время идет куда-нибудь вместе со своими друзьями.

Следующие два дня прошли в ожидании – братец придумывал, как бы отвлечь Мали и дать Джагану возможность поговорить с Грейс. На третий он, как всегда, пришел в лавку, чтобы отведать сластей. Вытерев рот полотенцем, он сказал:

– Если вы готовы уйти сейчас из лавки, вы застанете Грейс дома. Мали ждет меня в доме судьи. Я обещал пойти с ним посмотреть участок земли на Горной улице.

– Для чего ему этот участок?

– Чтобы строить фабрику.

– Ерунда! Подумаешь тоже – финансист! Если у него есть деньги на землю, зачем он их у меня просит?

– В городе все считают его настоящим дельцом. Уж очень хорошо он говорит!

– Да, со всеми, кроме меня, – сказал Джаган с горечью.

Братец произнес:

– Это мы обсудим потом. Вы идете домой? Сейчас момент самый подходящий. Мали уезжает за город и не вернется до самого вечера. Я побуду здесь до вашего возвращения. Мали посмотрит участок с кем-нибудь другим. Желающие найдутся.

Джаган отправился домой, вымылся, вошел в молельню и встал перед богами.

– Помогите мне. Просветите меня, – молился он. – Я не знаю, как мне поступить.

Секунду он постоял, погруженный в размышления, а затем, собравшись с духом, постучал в среднюю дверь. Странно было находиться в доме в это время дня. Яркое солнце бросало солнечные блики на стены, все казалось непривычным и чужим.

«Дом словно стал другим», – подумал он.

Это утвердило его в недавнем чувстве, что он уже не тот, каким был прежде. На ум ему пришел совет бородатого: «Поначалу не торопитесь, но, приняв решение, действуйте быстро и решительно». Это было примерно то же, чему он научился у Ганди, но с годами этот урок забылся. Он вспомнил, как двадцать с лишним лет назад он, будучи волонтером Гражданского неповиновения, бросился к дому главного налогового чиновника и влез на крышу, чтобы сорвать британский флаг и повесить вместо него индийский. Во дворе было полно полицейских в шлемах, но он действовал так стремительно, что они растерялись – и опомнились, только когда он был уже на крыше. Пока они лезли за ним следом, он вцепился, словно крокодил, в британский флаг, сорвал его и обеими руками обнял флагшток в надежде повесить на него индийский флаг. Полицейские избили его, проломили ему голову – и только тогда он выпустил наконец флагшток из рук. Опомнился он спустя пятнадцать дней в больнице, а потом, всеми забытый, долго валялся в тюрьме. «Бывают моменты, когда волонтер должен действовать не раздумывая», – учили его вожди.

Если ты был волонтером Неповиновения хоть раз – на всю жизнь останешься им. Ты можешь не бороться за правду против англичан, но тогда ты будешь бороться за правду еще с кем-нибудь, в делах личных и всяких других. Он ведь это всегда знал, но только почему-то все-таки забыл. Воодушевленный этими размышлениями, Джаган наконец решился постучать в дверь на половину Мали.

Грейс отворила дверь и воскликнула:

– Отец! Вы здесь в такое время! Вот не ожидала!

Джаган приступил прямо к делу.

– Мне нужно с тобой поговорить. Ты выйдешь или мне войти?

– Входите, пожалуйста. Идемте в холл. Там кресла удобные.

Он пошел за нею и опустился на диван. Она уселась в свое кресло, теребя цепочку на шее. На маленьком столике сбоку лежала раскрытая книга. Грейс была одета в желтое кимоно, делавшее ее похожей на японку.

«Что ни день, она разная!» – подумал он, подавив желание спросить: «А ты уверена, что сегодня ты не японка?»

Вслух же он произнес:

– Что ты читаешь?

– Ничего особенного…

И она назвала какое-то имя.

«Не отвлекайся, – приказал он себе. – Ты уже достаточно ходил вокруг да около и потерял всякий контакт с сыном. Смотри не потеряй также и сноху».

Первый вопрос его был такой:

– В последнее время я совсем не вижу тебя в моем доме. Почему?

Она покраснела. Губы ее дернулись, но она ничего не сказала.

Заметив ее смущение, он добавил:

– Можешь не отвечать на мой вопрос.

Он дал ей немножко прийти в себя, а потом спросил:

– Ты хочешь вернуться в свою страну?

И снова губы ее дернулись, она покраснела, опустила свои узкие глаза и промолчала. Закаркала ворона, севшая на плиты, которыми был вымощен открытый дворик. Хриплое ее карканье нарушило мрачную тишину.

– Опять эта ворона! – пробормотала Грейс. – Одну минутку…

Она вскочила, побежала на кухню, вынесла оттуда кусок хлеба и швырнула его на крышу. Ворона подхватила его и улетела. Спустя минуту прилетели еще вороны, уселись на крышу и тоже закаркали.

– Вот что плохо… Все они требуют свое, а у меня на всех не хватает, – сказала она.

Джаган не удержался и произнес:

– То же самое в моей лавке. Весь город требует у меня сластей, но к четырем часам уже ничего не остается.

Она промолчала. Джаган забеспокоился. Вся его решимость исчезла без следа. Он боялся Грейс. Он боялся, что, если он спросит ее о чем-нибудь еще, она расплачется. Он чувствовал, что она чем-то встревожена, и ему захотелось махнуть на все рукой и уйти. Когда часы пробили четыре, он встал и с необычайной четкостью произнес:

– Мне нужно в лавку.

Грейс молча проводила его до дверей. Когда он занес ногу за порог, она сказала:

– Отец, Мо хочет отправить меня домой.

– Почему? – спросил Джаган, остановившись.

Грейс заколебалась. Джаган боялся, что она заплачет, но она очень спокойно сказала:

– Все кончено, вот и все.

– Что кончено?

Она не ответила.

– Это он надумал или ты сама? – спросил Джаган.

– Он хочет отправить меня домой, – повторила она. – Он говорит, что ему больше не по средствам держать меня здесь.

Эти новые сведения о Мали были настолько поразительны, что Джаган не мог произнести ни слова.

Она продолжала:

– Раньше я работала. Когда я приехала сюда, у меня было две тысячи долларов. От них ничего не осталось.

– Почему?

Она только сказала:

– Я ему больше не нужна.

– Нужна или не нужна, но вот моя жена… Ну, понимаешь, я о ней заботился всю жизнь.

Грейс робко сказала:

– Хорошо, что хоть ребенка у нас нет.

Многое в ее словах было ему непонятно, но не мог же он потребовать от нее разъяснений. Он ответил:

– Если ты прочитаешь наши древние книги-пураны[16]16
  Пураны – эпические поэмы, возникшие, по-видимому, в IV–XIV вв. н. э. и почитаемые священными книгами индуизма.


[Закрыть], ты поймешь, что жена должна оставаться с мужем, что бы там ни случилось.

– Но мы не женаты, – сказала Грейс просто. – Он обещал жениться на мне по индийским обычаям, потому что мне этого хотелось, и привез меня сюда.

– А когда вы приехали, свадьбы не было?

– Разве вы бы о ней не знали, если бы она была? – ответила Грейс.

В голове у Джагана все это так сразу не укладывалось.

– Я ничего не понимаю, – жалобно протянул он.

– Может, вы зайдете на минутку в дом? Сядете, а я вам все объясню, – сказала Грейс. – Мне как-то неудобно стоять здесь.

Он посмотрел на нее. Она казалось такой добродетельной и хорошей, он так полагался на нее, а она, оказывается, жила все это время в грехе и так легко говорит об этом.

«Что они за люди?» – думал он.

Они осквернили его древний дом. Он многое от них вынес, но это было уж слишком.

– Нет, – ответил он холодно. – В дом сейчас я заходить не стану. Я пойду в лавку.

Когда в половине пятого пришел братец, Джаган закричал:

– Идите сюда, я вас жду.

Братец поднял руку, словно говоря: «Подождите, пока я выполню свой сладкий долг». В уме Джаган произнес целую речь, начинающуюся словами: «А вам известно, что?..» Но пыл его несколько поугас, пока братец был в кухне. Когда наконец братец вышел, Джаган его только спросил:

– Вы хорошо знаете Мали?

Братец молча уставился на портного, крутившего машинку на той стороне улицы, а это, как было известно Джагану, означало, что братец погрузился в глубокую задумчивость. Джаган вывел его из этого состояния.

– Мали не женат, – сказал он.

Братец проглотил вопросы, готовые сорваться с его языка, и спросил себя, значит ли это, что он должен подыскать новую невесту для Мали.

– Конечно, – начал он, – скажите только слово, и люди будут рвать его гороскоп друг у друга из рук. Даже судья говорил, что у жены его брата есть племянница, которая очень хочет породниться с вашей семьей…

Джаган почувствовал легкое волнение при этом известии, но внезапно вспомнил, что обычные радости не для него.

– Капитан, там опять школьники!

Капитан, не зная, гнать их или одаривать сластями, закричал в ответ:

– Что мне с ними делать, господин?

– Вели им уйти! Один раз проявишь к ним внимание, и они уже требуют его без конца. Наш народ сам себя не уважает.

– Я знаю, что вы хотите еще снизить цены, но не можете это сделать, – сказал братец.

– Не к чему нарушать общественное равновесие… Я не хочу наживать врагов. Саит из «Дворца блаженства» и все остальные… У них за спиной стоят всякие люди.

Братец согласился, чтобы поскорее покончить с этой темой и вернуться к рассказу о Мали, который интересовал его гораздо больше.

– Что ж, видели вы эту девушку сегодня? – спросил он.

– Почему вы говорите «эту девушку», а не «жену Мали»? – спросил Джаган не без некоторой доли злорадства.

Братец почувствовал, что попался, и неопределенно ответил:

– Она, видно, хорошая девушка. Когда я ее встретил вчера у…

Но Джаган не дал ему кончить.

– Я в этом не сомневаюсь, – сказал он, – только она не замужем за Мали.

Братец выслушал это заявление молча, опасаясь, что любой ответ будет похож на злословие.

Джаган продолжал:

– Она сама мне это сказала. Почему бы мне ей не верить?

Братец спокойно заметил:

– Тогда почему бы не отпустить ее домой, как того хочет Мали?

Предложение было настолько разумным, что Джаган не нашелся, что ответить.

Он долго молчал, не в силах вспомнить, что именно ему хотелось сказать. Праведное негодование, которое он испытывал, куда-то испарилось, и, как он ни старался, ему не удалось вызвать его снова.

Братец прибавил:

– Наша молодежь живет в другом мире, и мы не должны позволять себе слишком расстраиваться из-за некоторых их поступков.

Это были мудрые слова, но Джаган не мог признать философию безразличия, которую проповедовал братец, все еще не знающий точных фактов. Джаган сказал:

– В нашей семье такого не бывало. Даже брат моего деда, про которого все знали, что он человек безнравственный, никогда так не поступал. Если он не был женат, он никогда и не говорил, что женат, хотя…

– Да, я слышал, мой отец рассказывал о нем. У него было три жены и множество всяких женщин, но он от ответственности никогда не уклонялся.

Вспоминая о грехах своих предков, оба испытывали какое-то странное удовольствие.

– Не понимаю, как это молодые люди могут жить вместе, если они не женаты, – сказал Джаган и умолк, дав волю своему воображению. В уме у него проплывали ясные, почти осязаемые картины того, что происходило в стенах его дома.

– У меня такое чувство, словно мой дом осквернен. Мне трудно в него вернуться.

Братец сказал:

– Вы знаете только одну сторону дела. Почему бы вам не поговорить с Мали и не узнать и второй стороны.

– Он мне уже сказал, что хочет, чтобы она уехала.

– Это потому, что его дело не трогается с места, – сказал братец.

– Какое дело? – закричал Джаган с таким жаром, что повар, который шел со сластями в лавку, замер на месте и чуть не выронил поднос. Джаган сверкнул на него глазами.

– А ты занимайся своей работой! Я не с тобой разговариваю.

Шепотом он прибавил:

– Теперь эти люди совсем не те, что раньше. Им все надо знать. Я уверен, что им уже все известно об этой истории.

Тут братец, как всегда, постарался придать разговору практический оборот.

– Почему вы так волнуетесь? В конце концов, ведь это их дело.

– Они запятнали мой дом. Мали – мой сын. Но Грейс мне не сноха.

– Нет, это очень неправильное отношение. Так рассуждать может только себялюбец, – сказал братец, поняв, чего в глубине души жаждал Джаган. Перед ним забрезжил просвет. Ему предстояло помочь Джагану занять определенную позицию в момент кризиса.

– К чему было изучать «Гиту», если вы не можете сохранить внутреннюю свободу от этих мелочей? Вы же сами мне объясняли, что не следует отождествлять себя с предметами и обстоятельствами.

Джаган принял этот комплимент с огромным удовольствием, хотя, если б его спросили, он не мог бы вспомнить, что именно говорил он братцу, когда и почему. Вынужденный признать свою преданность «Гите» и мудрости, почерпнутой из нее, он пробормотал:

– Нас ослепляют наши привязанности. Всякая привязанность ведет к заблуждению, которое влечет нас…

– Истинно, истинно, – подхватил братец. – Равновесие духа в жизни важнее всего.

– К нему-то я и стремлюсь, но все никак не достигну, – проговорил Джаган жалобно и попытался усмирить свои мысли. Но тут он вспомнил, что молодые люди обманули его и что на доме, который поколениями хранился в чистоте, теперь было пятно. Разве мог он оставаться с ними в одних стенах? Он чуть было не заявил: «Я решил, чтоб они ушли, куда хотят, и делали, что хотят, но только не в моем доме». Но остановился – язык его отказывался произнести такие слова.

Некоторые мысли, стоит только произнести их вслух, приобретают злую силу, но, если держать их про себя, они безвредны.

– Как же мне жить там?

– Если у вас есть дверь во двор, ходите через нее, а к ним на половину не заглядывайте. Куда же им теперь деться?

– Да, конечно, найти жилье сейчас очень трудно. К тому же начнутся разговоры. Пожалуйста, не рассказывайте об этом никому, – попросил он братца.

Братец в ужасе всплеснул руками.

– Немыслимо. То, что вы мне говорите, для меня священно. Вы можете на меня положиться.

Успокоенный этим заявлением, Джаган спросил:

– Что же мне теперь делать?

– Относительно чего?

– Относительно Мали и этой девушки.

Братец дал хладнокровный совет.

– Пожените их побыстрее где-нибудь в горах. Это можно устроить за несколько часов.

– Увы, я даже не знаю, какой она касты. Разве это возможно?

– Ее нужно обратить. Я знаю, кто это может сделать.

С плеч Джагана словно гора свалилась.

– Вы мой спаситель, – проговорил он. – Не знаю, что бы я без вас делал.

11

Джаган забаррикадировался на своей половине. Он получал особое удовольствие от того, что принял все меры для очищения. Он закрыл дверь между своей половиной и комнатами Мали и запер ее со своей стороны. Он сделал все, что мог, чтобы оградить себя от влияния этой парочки, живущей в грехе. Между двумя половинами дома было отверстие для вентиляции. Джаган притащил старую скамейку и длинным бамбуковым шестом плотно закрыл его. Теперь отъединение, или, вернее, ограждение, было полным. Он перестал пользоваться дверью, ведущей прямо на улицу, чтобы не проходить по коридору, по которому ступали ноги осквернителей. Он посвятил этому все утро – переставлял лестницу, перетаскивал с места на место скамейку. Заперев заднюю дверь своего дома, он вышел на боковую дорожку, ведущую к улице. Дорожка вся заросла колючками и сорняками.

«Надо будет взять лопату и расчистить ее», – сказал он себе.

Он не ступал на эту дорожку лет пятьдесят. В те дни, когда семья жила в маленькой хижине на заднем дворе, а большой дом еще только строился, Джаган с братом ловили здесь в сорняках кузнечиков. Длинные знойные дни проводили они за этим занятием, в то время как летнее солнце жгло все вокруг, и даже кузнечики не желали покидать скудную тень сорняков. Старший брат держал в одной руке консервную банку; он накрывал кузнечика ладонью и, если кузнечик был большого размера, сажал его, как подобало старшему брату, в свою банку, а если маленький – передавал Джагану. Что бы там ни было, Джагану никогда не разрешалось ловить кузнечиков самому. Он только стоял позади, держа в руках свою банку, и ждал, пока ему улыбнется удача. Так продолжалось целыми днями, пока кузнечики не научились распознавать их шаги – тогда уж их было не поймать.

Иногда братьев настигала сестра. Она ходила за ними по пятам и грозилась:

– Вы убиваете живых тварей. Я папе скажу. Они помирают в ваших банках. Вы оба попадете в ад.

Джаган боялся этих угроз и молил ее оставить их в покое, но старший брат говорил:

– Пусть болтает… Нам-то что? А наябедничает отцу, я ей голову сверну.

Он замахивался на нее, и она с визгом убегала.

«Они меня никогда не любили», – размышлял Джаган.

Сестра вышла замуж за богатого деревенского дурака, стала сама деревенщиной и народила кучу уродливых детей, а брат после раздела отцовского имущества перестал с ним знаться. Ах, как бы они забегали, если б узнали все про Мали! После появления Грейс родственники подвергли Джагана бойкоту. Только сестра прислала ему год назад открытку, на обороте которой было написано: «Нам стыдно называть тебя братом. Даже когда ты пошел за Ганди и, потеряв всякое чувство стыда, и касты, ел и спал рядом с неприкасаемыми, а потом сел в тюрьму и всячески позорил свое имя, мы не роптали. Но теперь. Неужели в твоем доме живет сноха христианка и мясоедка? Мне стыдно перед родными моего мужа, что у меня такой брат. Бедный Мали, разве он виноват, что у него такой отец…» К счастью, заканчивала сестра с удовольствием, родители их умерли, не дожив до этого позора. Джаган слышал, что брат его, живший на улице Винаяка, часто отзывался о нем со стыдом и гневом. Он никогда не приглашал Джагана на ежегодные поминки по отцу. Он был человеком ортодоксальным, ведал всеми делами религиозной общины, возникшей десять столетий назад и насчитывающей до миллиона членов, и давно уже не одобрял взглядов Джагана.

Время от времени до Джагана доходили его слова – то через общих друзей или родственников, а то через братца, который был всюду вхож. Однажды старший брат сказал: «Разве может у такого отца, как Джаган, быть хороший сын?»

Что бы они теперь стали говорить, если бы узнали о последних событиях? Они бы, конечно, отошли от него еще дальше. Джаган был рад, что он такой отщепенец, – это освобождало его от всяких обязательств перед семьей. Иначе они бы все время что-нибудь от него требовали, заставляли бы участвовать в бесконечных семейных сборищах, сидеть на ковре с целой толпой родственников и говорить о погоде в ожидании, когда же начнется пир.

Так ему удалось избежать свадеб племянниц, дней рождения бесчисленных детей брата и нескольких похорон.

Джаган как раз завернул за памятник, когда мимо него промчался зеленый автомобиль с Грейс и Мали. Мали затормозил и подождал, пока Джаган поравнялся с ними. Грейс открыла дверцу и спросила:

– Хотите, подвезем?

– Нет, – сказал Джаган и прошел мимо. Но они остановили его.

– Вы, кажется, затеяли большую уборку на своей половине, отец? Я слышала, вы там что-то двигали.

– Да, я пытался очистить там воздух, – сказал Джаган, вкладывая особый смысл в свои слова.

Мали сидел молча, глядя прямо перед собой. Джаган заметил, что взгляд у него был усталый и озабоченный. Сердце Джагана заныло. Если бы он мог махнуть на все рукой и объявить: «Да здравствует роман-машина! Вот моя чековая книжка, возьми ее, она твоя. Мне она не нужна». Тогда все их проблемы были бы решены. Нет, не все… Женитьба? Эти двое сидят так близко, что ноги их касаются, а ведь они не женаты! Какие у них отношения? Говорят друг о друге всякое, а сидят прижавшись!

Позже Джаган признавался братцу:

– Я было решил им все высказать тут же, на месте, но потом передумал. Ничего, я найду другой случай… Все до конца выясню раз и навсегда.

Джаган так хорошо забаррикадировался на своей половине, что и не заметил, как Грейс исчезла. Хватился он ее только спустя две недели. На той половине царила тишина. Однажды утром Джаган не выдержал, подошел к двери и заглянул в замочную скважину, предварительно вынув из нее бумажную затычку, которую вставил раньше. Там никого не было, но в соседней комнате послышалось какое-то движение. Он вставил обратно затычку, выпрямился, вышел на задний двор, обогнул дом, заглянул через занавеску в окно, но ничего не увидел. Из комнаты раздался голос Мали:

– Кто там?

Джаган хотел улизнуть, но тут Мали открыл окно и сказал:

– Ты мог бы постучать.

– Нет-нет, – сказал Джаган. – Я не хотел тебя…

И пошел к себе по боковой дорожке. Мали посмотрел ему вслед, а потом окликнул:

– Отец!

У Джагана радостно забилось сердце. Мали так давно не называл его отцом. Джаган остановился.

Сын спросил:

– Ты что тут рыщешь?

Джаган смущенно сказал:

– А где Грейс?

– Зачем она тебе? – спросил Мали грубо.

– Затем, что я ее давно не видел, – ответил храбро Джаган.

Мали сказал:

– Как ты можешь ее видеть, если ты заперся у себя и к нам не заходишь? Это же глупо!

Джаган сделал вид, что занят кустом жасмина, растущим под окном, – он заметил, что за ними с интересом наблюдает сосед.

«С того самого дня, как он здесь поселился, он только и делает, что наблюдает за нами. Зря я не купил этот дом, когда мне его предлагали. Я мог бы отдать его Мали. Жил бы достаточно близко и в то же время далеко…»

Джаган погрузился в свои мысли. Мали тоже заметил соседа и замолчал.

Джаган сказал:

– Я хочу поговорить с вами обоими. Почему бы вам не выйти сюда?

Голова Мали исчезла из окна, через минуту он вышел из дома. На нем был роскошный халат, а на ногах – домашние туфли. Можно было подумать, что он существо исключительное и выход его должен сопровождаться звуками фанфар и всеобщим ликованием. Но под лучами индийского солнца он как-то сразу совсем сник. Он подошел к отцу и сказал:

– Этот парень следит за нами. Мне это не нравится. Не говори громко.

– Хорошо, – прошептал Джаган хрипло.

От старания говорить шепотом вены у него вздулись. Он задыхался. Он не привык к секретам.

Мали сказал:

– Зачем нам разговаривать в саду? Почему бы не войти в дом?

Джаган побоялся сообщить ему почему и только заметил:

– По-моему, здесь очень приятно…

– Ну, конечно, – сказал язвительно Мали. – Солнце палит, и соседям все слышно.

Джаган не заметил колкости – он наслаждался тем, что сын сегодня такой общительный.

– Давай сядем в тени вон там в уголке. Он нас там не увидит.

– Зато все прохожие увидят, – сказал Мали.

Джаган возразил:

– Ну и что? Почему бы им на нас не посмотреть? Разве мы делаем что-нибудь дурное?

– Люди должны уважать желание других уединиться, и все тут. В этой стране такого не бывает. Вот в Америке никто не пялит на тебя глаза.

– Если мы будем друг друга избегать, как же мы поймем друг друга. Чего нам стыдиться? Зачем нам прятаться?

Мали не стал больше спорить – отец сегодня был необычайно разговорчив. Он сдался. Джаган, торжествуя, спросил:

– Грейс дома или нет? Мне хотелось бы поговорить с вами обоими об одном важном деле.

– Ее здесь нет. Она уехала к друзьям на несколько дней.

– Когда она уехала?

Джаган испугался, что сыну может не понравиться этот вопрос, и, чтобы смягчить его, прибавил:

– Мне показалось, что я ее давно не видел.

– Ты запечатал дверь к нам и ходишь через двор. В чем дело, отец?

Пока Джаган обдумывал ответ, Мали продолжал:

– Ты что, думаешь, моему делу конец, если ты запрешь свою дверь? Переписка продолжается, и я должен знать, что ты решил. Неужели ты думаешь, что я из-за тебя откажусь от своей идеи?

Какая жалость, что они, как всегда, несутся к самому краю пропасти.

Джаган попытался перевести разговор:

– Вы должны поскорей пожениться.

– О чем ты говоришь? – закричал Мали.

Джаган объяснил. В ответ Мали только сказал:

– Ты наслушался всякого вздора. Я и не думал, что ты будешь слушать сплетни.

Джаган с удовольствием отметил, что сын больше не называет его глупцом. Он спросил:

– Зачем Грейс сплетничать о самой себе? Знаешь, я не хочу больше об этом говорить. Здесь есть неподалеку маленький храм, там вас быстро поженят. Не нужно никого приглашать, просто мы втроем и жрец, и через час все будет кончено.

– Грейс в последнее время стала что-то придумывать… Поэтому я тебе и говорил, чтоб ты отправил ее домой, но ты пожалел расходов, – сказал Мали. – Она не в своем уме, ей нужно пойти к психиатру.

– Это что такое?

– Ты что, не знаешь, кто такой психиатр? Какая глушь! Ничего здесь у вас не знают.

С этими словами Мали повернулся и ушел в дом, а Джаган остался стоять, словно пригвожденный, на месте. Он попытался вспомнить слова, сказанные Мали, и разгадать их смысл. Но смысла не было. Кто такой психиатр? Что он должен был сделать? Пока он пытался разобраться во всем этом, сосед неслышно появился у забора и вкрадчиво произнес:

– Так редко вас здесь теперь увидишь. А что поделывает ваш сын?

– У него дело с американскими компаньонами.

– О-о, это очень хорошо. Значит, он зарабатывает доллары для нашей страны. Очень хорошо, очень хорошо…

На этой приятной ноте Джаган поспешил уйти: он чувствовал, что сейчас сосед спросит его о снохе. Странная ситуация: он даже не знал, сноха она ему или нет. Он никак не мог решить, кто же из них лжет.