Текст книги "Продавец сладостей. Рассказы. «В следующее воскресенье». «Боги, демоны и другие»"

Автор книги: Разипурам Нарайан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)

«Сколько новых слов выучил мальчик», – думал Джаган с восхищением. А Мали добавил:

– Сорок девять тысяч долларов мы соберем по подписке, и тогда контрольный пакет акций будет в наших руках.

До этой минуты Джаган считал своего сына идиотом. Он мельком взглянул на Грейс и спросил:

– А ты что изучала в колледже?

Она ответила:

– Я же говорила: я кончила школу домоводства в Мичигане.

– При чем здесь это? – спросил Мали.

Джаган поднялся.

– Я подумал, – сказал он, – что Грейс тоже изучала коммерцию.

Теперь настала очередь Мали задуматься над смыслом отцовских слов.

Не сказав ничего больше, Джаган ушел в лавку. В половине пятого, когда появился братец, он спросил у него:

– Вы не знаете, пятьдесят тысяч долларов – это сколько рупий?

– Немного больше двухсот тысяч, – ответил братец.

– Откуда вы это знаете?

– Путем простого подсчета. К тому же после разговора с Мали я встретил нашего банкира Додхаджи, и он мне это подтвердил.

– Двести тысяч! – произнес Джаган задумчиво. – Откуда же он их возьмет?

– С вашего счета в банке, – не задумываясь пошутил братец.

– Неужели все думают, что я такой богач?

– Конечно, хотя все восхищаются простотой вашей жизни и высокими принципами.

– Как тут разбогатеешь, когда на продукты такие цены?! Я просто не закрываю дело, чтобы эти бедняги не остались без работы, вот и все.

– Это всем известно, – сказал братец. – Вас интересует изюм? Я видел, как в лавку саита[14]14
  Саит – так на юге Индии называют пришельцев с севера, особенно дельцов.


[Закрыть] прибыл новый запас – прекрасное качество, собран вручную.

– Вы спросили у повара?

– Да, он говорит, что изюм нужен. Печенье показалось мне несколько пресным без изюма.

Джаган в сердцах воскликнул:

– Ах, вот как? Почему же он мне ничего не сказал?

Братец ответил:

– Вас вовремя не было, вот и все, а он ждать не мог. Что вы так волнуетесь?

– Потому что я не люблю обманывать покупателя. Ведь цена для него остается той же, есть там изюм или нет, понимаете?

– Но ваш доход зато увеличивается, – заметил братец.

Джаган бросил на него яростный взгляд. Братец прибавил:

– Именно так все и подумают, хоть вы и человек редких качеств.

Смягчившись, Джаган не без гордости сказал:

– Меня задержал Мали. Бедняжка – ему нужно поговорить со мной, а не то возникнут недоразумения. Теперь он думает только о крупных суммах. Он, видно, многому научился в Америке.

– Он хочет, чтобы я употребил свое влияние для продажи акций его компании.

Джаган почувствовал облегчение.

– Я уверен, что многие заинтересуются его предложением.

– Включая и вас, почтеннейший.

– Что же, подбросить пять – десять тысяч к остальному всегда можно.

– У Мали другие планы. Он рассчитывает на пять – десять тысяч со стороны, а с вас хочет получить для начала пятьдесят одну тысячу.

– Сколько это в рупиях?

– Примерно двести пятьдесят тысяч.

– Где же их найти?

– Я вам уже сказал.

– Мали так думает?

– Конечно. Еще он говорит, что знает, где вы держите деньги, не положенные в банк.

– Ах, вот как? – воскликнул Джаган, радуясь в душе, что перепрятал непорочную сумму. – Деньги – зло, – прибавил он с чувством.

Братец сказал:

– Может, мне велеть мальчишке выбросить медный сосуд вон?

Оба они посмеялись над шуткой, но Джаган веселился недолго. Он вдруг помрачнел и сказал:

– Надеюсь, вы найдете случай сказать моему сыну, что у меня нет таких денег.

– Вы ведь теперь разговариваете друг с другом. Почему бы вам самому не сказать ему об этом?

Джаган вздохнул.

– Я не хочу портить ему настроение.

Мали усиливал нажим.

Совсем недавно Джаган с тоской ждал от сына хоть слова, а теперь уже сожалел о том, что наступила оттепель.

Его выслеживали, словно зверя. Приходя и уходя из дому, он чувствовал, что за ним внимательно наблюдают, силясь прочесть ответ на его лице. Да или нет? Грейс выразительно поглядывала на него. Мали, если он был дома, то и дело под каким-либо предлогом заходил на его половину. После демонстрации машины Джаган упорно избегал всех литературных тем.

«Они хотят сделать меня банкротом, – говорил он себе, стоило ему заслышать приближающиеся шаги. – Пятьдесят одна тысяча долларов! Не могу сказать, чтоб я вдруг страстно полюбил деньги, но и бросать их на ветер я не намерен. К чему нам романы и все эти машины?»

Как-то утром после завтрака Мали остановился в дверях молельни, где в раздумье сидел перед богами отец. Джаган заметил, что на Мали были синие брюки.

– Теперь все делают машинами, – сказал Мали, упершись руками в самую притолоку. – Стирают, например… Ты видел стиральную машину?

– Нет, – ответил Джаган, стараясь свести разговор о машинах до минимума.

– Режут, мелют, вычисляют – все делают электричеством.

За спиной Мали появилась Грейс.

– Теперь даже карандаши чинят машиной, – подхватила она.

– Зря мы не взяли ее с собой, – сказал Мали, поворачиваясь к Грейс.

Раньше Мали никогда не искал встречи с отцом, а теперь врывался к нему даже в молельню, когда он беседовал с богом. Джаган ничем не выдал своего недовольства, только закрыл глаза и забормотал заклинания. Наконец Грейс сказала:

– Мы не должны прерывать его молитвы.

Молитва была надежным убежищем, но и ей рано или поздно наступал конец. Нельзя же молиться вечно, хоть, вероятно, и следовало бы.

Джаган научился ускользать. Покончив с молитвами, он пробирался на цыпочках в кухню, готовил себе завтрак без соли, проглатывал его, надевал домотканую рубаху и бесшумно выходил из дому. Но, как он ни старался, в коридоре ему всегда попадалась Грейс – она отворяла перед ним дверь и говорила что-нибудь о политике или о погоде, заглядывая ему в глаза с немым вопросом о машине. Его поражало, как близко к сердцу принимает она интересы Мали. Чувства его, как всегда, были двойственными: он ценил ее преданность Мали и сердился, что она старалась завлечь его в их предприятие. Мали держал себя не очень навязчиво – казалось, он доверил эту задачу Грейс. Даже приход в молельню был, очевидно, продиктован ею. В голове Джагана порой мелькало подозрение – не потому ли она так мила, внимательна и приветлива с ним, что хочет заполучить его деньги?

На пути в лавку Джагана, погруженного в раздумья, остановил на углу возле памятника городской нищий.

– Ты ведь здоровый, – в сотый раз за год повторил ему Джаган. – Почему же ты не поищешь работу?

– Где у меня время, господин? Пока я обойду город с миской для подаяния и вернусь сюда, день уже подходит к концу…

Джаган бросил ему медную монету, вспомнив старинное изречение: «Твори добро, ни о чем не спрашивая».

В знак признательности нищий сказал:

– Господин ничего не рассказывает мне теперь об Америке. Почему?

– Потому что я рассказал уже все, что тебе следует знать.

– А чем теперь занят молодой господин? – спросил нищий.

– Гм… он скоро начнет строить фабрику, – ответил Джаган без особой уверенности.

– А что он будет там делать?

– Всякие машины, – ответил Джаган неопределенно.

Ему хотелось, чтобы нищий поскорей от него отстал. К счастью, тот увидел, что навстречу им кто-то идет, и отошел. Джаган ускорил шаг. Проходя мимо типографии, он заметил, что Натарадж сидит один за своей конторкой, и, повинуясь неясному импульсу, спросил:

– Надеюсь, вы не забыли о моей книге?

– Как можно? – отвечал Натарадж. – Вот только разделаюсь с очередными заказами и сразу возьмусь за нее. А знаете, теперь я ваш семейный печатник. Мали дал мне срочный заказ, нужно исполнить его в три дня. Это проспект его нового предприятия.

– А-а! – воскликнул Джаган. Эта затея преследовала его по пятам.

– Там есть и ваше имя, – сказал Натарадж.

– А-а! А-а! – вскричал Джаган.

Натарадж откинул крышку конторки, вынул гранки, и Джаган увидел свое имя, напечатанное черным по белому, – он значился одним из основных пайщиков фирмы «Мали». Еще в списке стояли имена Грейс и кое-кого из мотороллерных приятелей Мали. Натарадж взглянул в лицо Джагану и спросил:

– Как, разве вы не рады?

Джаган грустно ответил:

– Да-да, конечно.

– Это, верно, очень интересное начинание…

– Да-да, конечно.

И он поспешил уйти в лавку. Когда пришел повар, Джаган испугался, что и он заговорит о роман-машине, но, к счастью, его мир все еще ограничивался кухонным чадом и маслом, кипящим на плите. Сидя на своем троне и вдыхая запах благовоний и жареных пончиков, Джаган ощутил, как к нему возвращается покой. Он выдвинул ящик стола и посидел немного, глядя на «Бхагавадгиту», потом открыл наугад страницу и постарался забыться в мыслях о вечной истине. Но где-то в глубине души он был глубоко задет тем, что увидел собственное имя в проспекте. Как мог Мали совершить такой поступок? Как мог он такое себе позволить? Бедняжка, верно, полностью положился на отцовскую поддержку, в этом нет ничего дурного. Это даже естественно. И все же он должен был хотя бы сказать ему об этом. Простая вежливость этого требует, но ни Грейс, ни Мали… Впрочем, может, они потому и врывались в молельню, что хотели сообщить ему об этом? А он-то думал, что им нужны деньги. И он упрекнул себя за то, что не стал говорить с ними.

Не известно, что это был за американский компаньон, но только дело свое он знал, а Натарадж проявил необычайную исполнительность.

Скоро проспекты компании Мали наводнили весь город. Первый в лавку самому Джагану принес почтальон. В нем описывалась культурная отсталость страны, говорилось о необходимости занять должное место в Содружестве наций, а также о том, что эта машина уничтожит время и расстояние и выведет страну на новый путь. Затем шло множество фактов и цифр. Джаган отметил, например, что леса на горе Мемпи должны дать мягкое дерево, необходимое для каких-то частей в машине, и стоить оно будет гроши. Затем следовали подробности производства, сбыта и распространения. Джаган не мог избавиться от мысли, что экономическим гением, разработавшим всю эту затею, был сын керосинового агента, молодой парень в джинсах и полосатой рубашке, который гонял на мотороллере, посадив Мали сзади.

Вскоре они бросили мотороллер и начали ездить в старом автомобиле. Их видели всюду. Однажды утром Грейс сказала Джагану:

– Компания решила приобрести автомобиль. Правда, он старый, но ничего, сойдет. В наши дни приходится столько разъезжать по всяким делам.

– Какая марка? Он, кажется, зеленый? – спросил Джаган вежливо, просто чтобы что-нибудь сказать.

На самом деле ему хотелось спросить: «Сколько он стоит? Кто за него заплатил?»

Грейс отвечала:

– Он красивый, правда?

Джаган погрузился в созерцание богов и не оглядывался до тех пор, пока Грейс не отошла от двери и он не услышал, что она разговаривает с Мали в другом конце дома.

«Ганди научил меня мирным методам, ими я и отвечу на их притязания. Эта парочка, видно, хочет втянуть меня во всякие аферы», – размышлял он.

Затея сына удивляла его; он ни на минуту в нее не верил. Он сознавал, что на него потихоньку оказывают давление, стремясь заставить расстаться с деньгами, но решил игнорировать всю эту историю, заняв позицию пассивного сопротивления.

Жизнь дома становилась все сложнее. Сердце его уже не билось радостно, когда он заворачивал за угол. Подходя к своему старому дому, он нервничал. Ожидание в глазах Грейс, отворяющей ему дверь, и косые взгляды Мали действовали ему на нервы. Он чувствовал, как растет напряженность. Если никто не выходил в коридор, когда он поворачивал ключ в двери, он был счастлив. Значит, обоих не было дома – Грейс ходила по магазинам, а Мали гонял со своими местными компаньонами в зеленом автомобиле.

«Благодарение господу за зеленый автомобиль», – думал Джаган.

Если он был дома и слышал, как отворялась входная дверь, он уходил подальше во двор позади дома или запирался в сарайчике с душем.

Однако политика неучастия не могла продолжаться вечно. Однажды утром Грейс спросила его в упор:

– Вы обдумали наше предложение?

Джаган понял, что его загнали в угол. Если бы он снял свой шарф с гвоздя минутой раньше, он был бы уже на улице. Но Грейс хорошо изучила его привычки и перехватила его в самый последний момент.

Путем хитроумных маневров ему удавалось избежать этого разговора в течение двух недель, но теперь он попался. Ему хотелось сказать: «Оставь эти разговоры мужчинам. Отойди, красотка из Внешней Монголии или еще там откуда».

Она приколола цветок к своим коротко стриженным волосам. Он с трудом удержался, чтоб не сказать ей: «Вынь цветок из волос. Это же просто смешно!»

Но заметил только:

– Я вижу, у тебя в волосах сегодня жасмин.

– Сегодня пятница, и я вспомнила о своих обязанностях. Ведь я теперь жена индуса. А еще я вымыла ступеньки и украсила порог белой мукой. Вчера я сходила за ней в лавку. Посмотрите!

Она была так назойлива, что ему пришлось улыбнуться и пойти за ней. Она показала ему цветочный узор на земле и воскликнула:

– Ну, теперь вы верите, что я была индуской в своей прошлой жизни? Я уже умею выкладывать узор на полу, как у вас полагается.

Джагану хотелось сказать: «Настоящая индуска никогда не острижет волосы, как ты».

Но вместо этого он произнес:

– Давно уже в нашем доме никто этим не занимался. Откуда ты узнала, что пятница день особый?

– У меня есть друзья, которые рассказали мне что к чему, – отвечала она.

Джаган уже начал подумывать, как бы улизнуть, но тут открылось окно, из него выглянул Мали и приказал:

– Отец, зайди-ка на минутку. Мне нужно поговорить с тобой.

Джаган понял, что Грейс просто держала его в ловушке, и взглянул на нее с упреком, но она, словно секретарша в преддверии президентского кабинета, проговорила:

– Ну, конечно, входите.

Можно было подумать, что ему следовало чувствовать себя польщенным этим вызовом.

– Мне нужно идти открывать лавку, – пробормотал Джаган и вошел.

Мали сидел у стола. Увидя Джагана, он небрежным движением пальца указал ему на кресло для гостей. Джаган осторожно опустился в него и снова пробормотал:

– Мне нужно идти открывать лавку.

Мали пропустил его слова мимо ушей и спросил:

– Ты все обдумал?

– Что именно? – спросил Джаган, стараясь принять рассеянный вид.

Но он понимал, что это ему не очень-то удается, – он был зажат в тиски между Мали и Грейс, которая подкралась сзади, словно для того, чтобы завершить эту операцию.

Мали швырнул ему проспект.

– Я тебе послал вот это, разве ты не получил?

Джаган не сказал ни «да», ни «нет» – и то и другое было одинаково опасно. Мысли его приняли иное направление: как это Мали удалось так быстро отпечатать эту штуку, в то время как его книга столько лет лежит в типографии без движения? Может, Мали, знает какое-то волшебное слово?

Он сидел, размышляя обо всем этом, как вдруг Мали сказал:

– Ты даже не хочешь взглянуть на него.

Джаган испугался, что сын сейчас потеряет терпение, и робко ответил:

– Нет, отчего же, я на него взглянул и заметил, что ты внес туда мое имя, даже не спросив моего согласия.

– Что с тобой происходит? В первый же наш разговор я тридцать минут тебе все объяснял, а потом спросил: «Можно мне напечатать твое имя?» И ты ответил: «Действуй».

Джаган задумался.

– Когда это было?

Мали вышел из себя. Грейс заметила это и быстро сказала:

– В первый же день, когда он рассказал вам о своих намерениях.

– А-а, да-да, – протянул Джаган, сообразив, что в тот день он мог сказать все что угодно.

Затем он робко прибавил:

– Да, но я, естественно, думал, что ты вернешься к этому разговору, прежде чем пойдешь в типографию.

– Не знаю, о чем ты говоришь. Ты думаешь, что тебе все будут повторять по десять раз. Немудрено, что в этой стране никто ничего не делает.

– Почему ты во всем винишь нашу страну? Четыреста миллионов человек на нее не жалуются, – сказал Джаган, вспомнив наследие «Рамаяны» и «Бхагавадгиты» и все те страдания и невзгоды, которые он претерпел, чтобы завоевать независимость. Он пробормотал: – Тебя в те дни еще не было.

Мали в отчаянии махнул рукой.

– Не знаю, о чем ты говоришь. Мне нужно дело делать. Мы с тобой дважды садились и все подробно обсуждали, я тебе все сказал, а теперь ты…

Грейс снова вмешалась в разговор.

– Отец, если у вас есть вопросы, Мали, конечно, на них ответит.

Джаган почувствовал себя словно свидетель, дающий показания, когда каждое его слово могут использовать против него, и сказал:

– А теперь мне нужно идти, я должен открывать лавку.

Мали ответил:

– А мы должны наконец приступить к делу. Наши компаньоны ждут. Мы все потеряем, если будем тянуть. Я уже объяснил тебе основу нашего участия в деле.

Пятьдесят тысяч долларов! Чему бы это ни равнялось в рупиях, сумма была потрясающая.

– Я человек бедный, – простонал Джаган и тут же заметил, как испугался и смутился Мали. Ему было неловко перед Грейс, словно отец вдруг выругался в ее присутствии. Заметив все это, Джаган произнес: – Ганди всегда проповедовал бедность, а не богатство.

– Это не мешает тебе зарабатывать тысячу рупий в день, – ответил Мали, злобно усмехаясь.

– Если ты хочешь взять мое дело, возьми, пожалуйста. Стоит тебе только слово сказать, и оно твое.

– Ты что, всерьез думаешь, что мне это надо?! У меня есть дела поважнее, чем торговать леденцами!

Джаган не стал ждать. Он медленно и спокойно отодвинул кресло, задержавшись на мгновение, чтобы взглянуть в лица этой пары. Впервые он увидел, что в глазах Грейс нет улыбки. Лицо ее было бесстрастно.

«Хорошая она или плохая? – спросил себя Джаган. – Никак не могу понять».

Мали кусал ногти и стучал ногой о перекладину стола. У Джагана не хватило мужества остаться и продолжить разговор. Не говоря ни слова, он снял с гвоздя шарф и вышел из комнаты. Когда он проходил мимо мостика через сточную канаву, городской нищий сказал:

– Мой господин теперь на меня даже не смотрит.

– Я дал тебе пять пайс, только…

Но он не мог вспомнить, когда это было, и вместо этого произнес:

– Я такой же бедняк, как и ты. Может, ты думаешь, что у меня денег куры не клюют?

– Господин не должен так говорить.

Этот по крайней мере вел себя лучше, чем Мали в подобной ситуации. Мали нужны были его деньги – и только!

Весь день Джаган был мрачен. В половине пятого явился братец, прошел в кухню и снова вышел. Он знал, что Джаган поджидает его, чтобы сообщить ему что-то ужасное. Вытирая рот полотенцем, он уселся на свой стул и заметил:

– Лунные пальчики сегодня божественные. Если слава о вашем искусстве пойдет по всему городу, этим вы будете обязаны им.

Как всегда, лесть произвела желанное действие. Морщинки вокруг глаз у Джагана дрогнули, и он произнес:

– Самое главное – это чистота и доброкачественность продуктов. Вчера я пришел пораньше и проследил, чтобы на сковородах растопили чистейшее коровье масло. К маслу из молока буйволицы я и пальцем не притронусь, хоть, может, оно и дешевле. Ганди возражал против буйволиных продуктов. Я послал одного повара за коровьим маслом в Коппал, он вернулся в пять утра, а я пришел к восьми и проследил, чтобы масло растопили как надо. За него отдано целое состояние – я не мог допустить, чтобы его перегрели.

– Вы следите за всякой мелочью. Я давно хотел у вас спросить, почему вы выбрали это дело. Работа здесь особая, правда?

– Когда я сидел в тюрьме, я работал на кухне. Ну а когда выпустили, я подумал, что это дело не хуже всякого другого.

К большому облегчению братца, он понемногу погружался в воспоминания.

– Но репутация лавки создана Сивараманом. Если бы не он, не знаю, что бы я делал. Я хотел служить народу по-своему: делать дешевые сласти из чистейших продуктов, чтобы их покупали бедные дети.

– Прекрасная мысль, – поддержал Джагана братец, избегая напоминать ему о том, что бедные-то дети как раз и не могли позволить себе сластей. Он выразил эту мысль другими словами.

– Если сласти сделаны из чистейших продуктов, приходится платить за них хорошую цену.

– Это верно, – сказал Джаган.

Он посидел немного в раздумье, а потом провозгласил:

– С завтрашнего дня цены на все будут снижены. Я это решил.

– Почему? – спросил растерянно братец.

Джаган не удостоил его ответом. Он просто сказал:

– Мы покупаем продукты, скажем, на сто рупий в день, жалованье персоналу и аренда помещения стоит, скажем, еще сто, – он понизил голос, – так что выручать за проданное нужно не больше чем, скажем, двести рупий в целом. По правде говоря… – начал он, но в последнюю минуту передумал, не желая раскрывать подлинных цифр. – Больше народу выиграет от скидки.

– Но вы же против того, чтобы люди ели сахар, правда?

Джаган задумался, стараясь разобраться в этом противоречии, а потом сказал:

– Не вижу связи. Если люди хотят есть сласти, пусть эти сласти будут сделаны из чистейших продуктов, вот и все. Я забочусь в основном о детях и бедняках.

– Ну, а как же ваш доход? – спросил испытующе братец.

– Мне уже хватит, – ответил Джаган.

Братец, однако, потребовал дальнейших объяснений, словно имел дело со сложным и запутанным дипломатическим заявлением.

– Хватит чего? – спросил он.

– Всего, – сказал Джаган.

Братец принял приличествующий случаю серьезный и мрачный вид.

– Если вы думаете уйти на покой, я уверен, что всегда найдется человек, который захочет взять на себя ваше дело.

– О-о, это не так просто, – заметил Джаган. – Сегодня утром я сказал об этом Мали, а он мне и говорит…

Он замолчал. Пожалуй, вспоминать давешнюю сцену слишком опасно – он может не выдержать и расплакаться. Глупо обливаться слезами, когда сидишь на троне. Он представил себе, как стоит робко, словно бедный проситель, перед Мали и этой кореянкой, а они издеваются над ним и его делом, которому он отдал всю жизнь. Ведь это благодаря его делу Мали смог полететь в Америку и жить там в свое удовольствие. «Продавец леденцов» – да как ему не стыдно!

Тут Джаган заметил, что братец все еще ждет ответа, и сказал:

– Он не хочет продавать сласти.

Братец решил, что здесь нужно выразить сочувствие, и произнес:

– Разве можно желать лучшего дела, чем у вас? Но у него другой склад мыслей, как вы знаете.

– Деньги – зло, – повторил Джаган свое любимое изречение. – Без них мы все были бы счастливее. Нужно только, чтобы дело себя окупало, а зарабатывать деньги ни к чему. Да, зарабатывать деньги ни к чему. Капитан! – закричал он. – Что это за мальчишки? Чего им надо?

– Я сейчас отправлю их, господин.

– Нет-нет, скажи мальчику за прилавком, чтобы он дал каждому пакетик со сластями, а потом уж отправляй их.

– А вдруг у них нет денег?

– Что с того? Я могу себе это позволить. Мальчик! – закричал он. – Угости этих детей.

Дети взяли сласти и ушли, удивленные до крайности.

– Если эти мальчишки пойдут и всем про это расскажут, вас осадит толпа. Вы отсюда не выйдете.

– Ничего, мы что-нибудь придумаем, не беспокойтесь, – сказал Джаган. – Через день или два произойдут большие перемены.

Братец испугался и сказал:

– Только не торопитесь. Совершите паломничество к священным храмам, омойтесь в священных реках. Если хотите, я присмотрю за лавкой в ваше отсутствие.

– Я скажу вам, когда решу.

Мальчишка-подручный внес медный сосуд. Братец, который в эту минуту обычно удалялся, встал, но не уходил. Его мучило любопытство: возьмет Джаган деньги или вышвырнет их на улицу?

Джаган выдвинул ящик стола, расстелил сложенное полотенце, чтобы приглушить звон падающих каскадом монет, посмотрел на братца и сказал:

– Сегодня вечером и завтра мне придется многое обдумать. Я слишком долго полагался на волю судеб.

Братец, обеспокоенный этими намеками, произнес, как истинный миротворец:

– Я поговорю с Мали. Я знаю, что могу говорить с ним. Даже с этой девушкой Грейс. Она такая доверчивая!

– Пожалуйста, говорите с ним, о чем хотите, – сказал Джаган. И решительно добавил: – Только не от моего имени.