Текст книги "Код Альфа"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Автомат согласно требованиям начал выдавать один за другим одноразовые стаканы со всеми означенными в его списке напитками. Причем скорость их воспроизведения значительно опережала скорость потребления.

Стакан кофе был опорожнен с трудом – кисловато-горькая настойка графу не понравилась и он порадовался, что умная «стена» это поняла – выдала ему стакан с красноватой жидкостью. Однако – не вино, но весьма, – продегустировал Теофил и залпом выпил, увидев следующий стакан.

Молоко он не просил, но как вернуть его обратно не знал и выпил, уже давясь. И тут же схватил следующий стакан с той же молочно белой, но уже густой и пенящейся жидкостью, чтобы идущий следом «кубок» не был вылит на пол. Но только взял, как увидел третий. Взял третий – вылез четвертый.

Рук уже не хватало, в горло не шло, куда ставить, как вернуть гостеприимной «стене» ее дары и уговорить остановиться – он не знал. И лишь как акробат, придерживая, выпивая и беря следующее угощение, смог провести по кружкам вновь, надеясь тем остановить подношения. Но упрямая «стена» продолжила его кормить.

– Хватит! Молю, остановитесь! – взвыл граф, не удержав стакан с коктейлем. Ниша фыркнув выплюнула в него стакан с кефиром, потом с настойкой шиповника. Квас разлился по полу у ног.

Граф в ужасе начал водить, жать и хлопать по панели кружков, уговаривая машину остановиться. Но та выдавала нагора стакан за стаканом, видно решив по доброте своей завалить Локлей ими с головой.

Иштван и Николай невольно притормозили увидев Локлей заглядывающего в нишу для подачи напитков и уговаривающего ее остановиться.

– Хм, – переглянулись Пеши засмеялся, сообразив по несчастной физиономии мужчины, что тот не может справиться с автоматом.

– Напились граф? – хлопнул его по спине и нажал кнопку отмены.

Локлей выпрямился, с тоской и благодарностью уставившись на «зеленого».

– Н-да, – только и выдал Чижов, оценив ущерб, нанесенный внешнему виду мужчины. Пятна кефира на рубашке, разводы кофе и клубники по все одежде, под ногами лужа из смеси всевозможных напитков и настоек, туча валяющихся стаканчиков.

Куда сердиться на несчастного?

Какой соперник?

Недоразумение в метр семьдесят и больше ничего.

– Вы что хотели-то, граф? – прищурился Иштван, с трудом скрывая смех.

– Познакомиться, – протянул расстроено. Оглядел себя с тоской: куда теперь в таком виде? И какой конфуз, какое унизительное положение? – Я растоптан, обесчещен.

– Ну, уж, – хмыкнул Иштван: ой, дремучесть непролазная! – Пойдемте, смоем водой бесчестье. Я познакомлю вас с еще одним устройством.

Граф отшатнулся, с ужасом уставившись на мужчину: не надо!

– Это не больно, – хохотнул тот. – И более приятно, чем кефир в лицо. Коля, ты иди, а я графа в душевой прополощу, – подмигнул товарищу. Чиж улыбнулся, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

Мужчины разошлись: Николай направо – к комнате Стаси, Иштван налево – в сторону душевой в раздевалке за бильярдными столами.

Чиж замер у дверей на пару секунд и несмело постучал. Вошел не ожидая приглашения.

Женщина расхаживала по комнате в глубоких раздумьях и то ли действительно не заметила посетителя, то ли намеренно игнорировала его.

– Стась, что происходит? Что с тобой? – попытался ее обнять Чиж и… вылетел в коридор.

Мужчина сидел на полу, не понимая, как упал и смотрел на грозную женщину, что сейчас была похожа на кого угодно, только не ту Стасю, что он знал.

– За что? – растерялся и разозлился. Вскочил. – Отдых закончился, капитан приказал встать в строй. Так что придется тебе показывать свое мастерство в спорт зале Нестеренко, а не мне, – процедил, чувствуя, что недалек от желания схватить Русанову и встряхнуть, чтобы хоть немного вправить извилины. – Понятия не имею, что происходит, но запомни, я тебе не мальчик для битья и не собираюсь терпеть подобные выкрутасы. Капризничаешь? Не нужен? Удачи! Томных вам менуэтов с графом!

Развернулся и пошел прочь, бросив через плечо грубо, зло:

– И ножками шевели – занятия уже начались!

Стесси посмотрела ему вслед и поняла вдруг, что ей нужно сделать – убрать его.

Убрать здесь, тогда возможно он уберется там и она сможет вернуться, перестанет жить в этих жутких условиях, в окружении неотесанных, невидящих дальше собственного носа мужланов.

Чиж просвистел мимо Иштвана и Теофила, чуть не сбив обоих с ног. Мужчины проводили его недоуменными взглядами. Пеши хотел остановить, спросить что случилось, но лишь успел рот открыть и руку протянуть: подожди! Локлей же повернул голову в сторону застывшей в коридоре Стесси и сразу понял – она опять выказала свою нелюбезность к мужчине.

Почему он? – в какой раз озадачился граф.

Не твое дело, – прошипело в ответ.

Ты ненавидишь его. За что?

За то, что он есть. И не лезь – раздавлю, – прищурила полыхнувшие злостью глаза и проплыла за Николаем на выход.

Пеши и Локлей нехотя пошли за ней.

– Что у вас с Николаем происходит? – полюбопытствовал мужчина, но в ответ и взгляда не получил. На графа глянул и вовсе насторожился – тот явно чувствовал себя неуютно в одной кабинке лифта с женщиной, старался даже не смотреть на нее. Протирал взглядом носки своих ботинок и, судя по хмуро-озабоченному виду, мучился разгадкой какой-то тайны.

Иштаван решил внимательней приглядеться к «треугольнику». Уж больно странные в нем отношения, не менее настораживающие, чем происходящее в группе, и объяснений этому, чувствовал, иначе он не получит.

Глаза открылись, пелена пропала от ледяного душа.

– Хорошо, – подбодрила себя, стряхивая воду с лица, волос. Уставилась на свое отражение в зеркальной мути. – Красота, – оценила с усмешкой. – Полевой фантом!

Но даже в этом есть свои плюсы – сейчас ни один самый зоркий не углядит в ней женщину. Полная маскировка! От шикарной гематомы на носу и синих кругов под глазами до висящей на плечах рубашки, в которой наглухо потеряны все достопримечательности пола.

– Чистокровный Станислав!

– Ста-ас! – ввалившись, развел руками Соня, приветствуя ее как будто долго не видел. За ним шел Стриж и Шатун. Остановились в проходе, поглядывая на товарищей и, Стасе стало ясно планируется вытряхивание долгов, в чисто «дружеском» варианте.

Она выключила воду и развернулась, приготовившись к отпору.

– Когда долг вернешь? – прошипел курсант.

– В следующей жизни.

– Кинул да? Друга? А чем это несет?! – скривился закружил вокруг нее куражась. – Асуром! Так ты на него спустил мои чеки? Хорош хоть любовник?

Вопрос завел Стасю в тупик: " я явно что-то пропустила", – нахмурилась.

– Может тогда он и заплатит? Ты б сказал, Стас, какие проблемы? Мы бы поняли. А то крутишь, игнорируешь нас. Брезгуешь? А асуром не брезгуешь?

И замахнулся. Кулак пошел снизу, целясь в живот. Стася отодвинулась и пропустила конечность. Костяшки с треском и хрустом врезались ограждение раковин, парень вскрикнул и закрутился на месте, сжав другой рукой травмированную кисть.

– Больно, да? – фальшиво удивилась женщина. – Не пластик, – постучала по поверхности. – Ты бы головой еще сюда вписался. Звону бы было-о.

Соня вспрыгнул, пятка пошла Стасе в лоб, но встретилась с рукой и промахнулась.

Стриж и Шатун пошли с двух сторон. Один сделал обманное движение, второй напал всерьез, и кулак у него не слабый – лететь бы челюсти в раковину, но Стася нырнула вниз, прошла меж парнями и локтем ударила в позвоночник Шатуна, перехватила другой рукой за шею и подставила его под удар Стрижа. Нокдаун. Шатун выбыл, осел на колени, мотая головой. Женщина оперлась ему на плечи и, сделав вертушку ногами, отправила к стене Соню. Шатун не сдержал равновесия и приложился лбом в раковину. Бам-с! – съехал на пол.

Соня оттолкнулся от стены, Стриж пошел с другой стороны тараном, решив зажать Стасю и расплющить. Главное в этом приеме вовремя уйти – не рано и не поздно. Рано – тактику сменят, успеют, поздно – попадешь под пресс, как минимум зацепят. Старый прием, отработанный еще на третьем курсе, опасный для необученного противника и для нападающих, если те имеют дело со знающим – Русанова ушла легко и вовремя, но не далеко: в тот миг, когда парни соприкоснулись, она столкнула их лбами, рубанув по шеям. Хруст носов, брызги крови, Стриж еще и губу прикусил. Взревел и развернулся, чтобы снести вражину кулаком. Но лицо перекосило так, что один глаз почти не видел, да и эмоции в контактных боях, плохой советчик. Стася не стала парировать, а попросту отпрянула в сторону Сони, зажавшего свой нос, под дых локтем толкнула. Стриж пролетел мимо даже не задев женщины и влетел бы в дверь с разбегу, но как назло в этот момент в душевую вошел Тео и обеспечил своей грудью мягкую посадку голове Стрижа. Рев, разворот и тот понесся вновь на абордаж.

Шутить ни времени нет, ни сил – вымотал ее спарринг.

Стася в последний миг отклонилась и вложила в удар по спине все силы что остались. Стриж впечатался в раковину животом. Охнул, согнулся и оставил вмятину в зеркале лбом, но не угомонился. Пришлось ткнуть под челюсть пальцами, вывести из строя надолго.

Тут Шатун попытался встать. Стася заняла стойку, готовая ударить кулаком в лицо, но парень оказался разумным, ладонь выставил: все, закончили, я не при делах.

– Похвально, – перевела дух – самой бы лечь и чтобы минут двадцать никто не трогал, даже мимо не шуршал. А лучше на час залечь или на сутки.

Парень вытащил карту и протянул:

– Мир.

А пожалуй эту карту не зазорно взять, – смекнула Стася. Взяла. Следом фрэш протянул Соня:

– Я тоже пас.

– Ладно.

Тот рванул к умывальнику прямо по товарищу, начал спешно смывать кровь с лица и вправлять нос. А Шатун ощупал карманы Стрижа, достал пачку карточек и подал белую Стасе:

– В расчете.

– Подходите если что, – отмахнулась вяло и потащилась прочь, надеясь доползти до столовой и поесть наконец-то впервые за несколько дней. Тео на пару секунд задержал ее, не сразу освободив дорогу. Посмотрел сверху в низ на женщину, потом на приводящих себя в порядок парней и нехотя отодвинулся. Замешательство в его глазах ничего Стасе не сказало. Она даже не задумалась – сил просто не было. И цель другая – подкрепиться.

– Проводить? – услышала вдруг.

Чудеса! – покосилась на Филосова. Выставила карту, зажав меж пальцев: на, ты этого хотел?

– Да ладно, – буркнул, будто через силу. – Мне все равно туда же.

– Куда?

– В столовую.

– Попутчик, значит, – усмехнулась и чуть не рухнула. Тео поддержал. Миг и словно смутился, сам себя отдернул – выпустил Стасю. – Спасибо.

Парень покосился и задичился, нагнал на лицо хмари.

– Забодал уже со своим «спасибо». Что за слово заморское? Откуда выкопал? Пантуешься все, – проворчал.

– Спасибо – спаси Бог, благодарю – дарю благо, – пояснила вяло. Промолчать бы, силы поберечь, да не могла.

– Ты и даришь? – поморщился не веря. Недоволен был – чего полез? Чего от фрэша отказался? За каким сопровождать вызвался? И главное – кого?!

Злился на себя и не замечал, что не идет – плетется рядом со Стасом, готовый поддержать, если тот падать будет. Шатало того, будь здоров, удивительно, что вообще идти мог, а что дружков своих уложил – вовсе чудеса. Только их не бывает, это точно. Значит не спроста свои грызться начали, смысл в том есть. Другое, что Тео пока его не понять, но он подстраховался, стоп-визуал приобрел, так что во всеоружии. Пусть только Стас в его сторону дунет – тут же уберет. Хватит терпеть.

А что они вместе сейчас идут, вроде как друзья, даже на руку. Почти рекламная акция – мы помирились! Пусть потом докажут, что Тео помог «дружку» уйти. И мысли не возникнет.

Стаса качнуло на повороте и Тимофей придержал того, ладонь нечаянно легла на талию. Всего одно мгновение, одно касание, и парня как током прошило фантастической догадкой, от которой даже ладони вспотели. Он потер их о бедра не веря самому себе, покосился на Аржакова – да нет же, Стас это. Вон и родинка на шее за ухом… Но какая тонкая талия, изгиб плавный – женский!… Может, показалось? Показалось…

Ладонь же сжалась в кулак, храня память секундного прикосновенья.

– Ты это… – занервничал, а что сказать хотел, еще не придумал. – Стас…

Стася отмахнулась – она увидела Гаврика, который дежурил на своем привычном месте у столовой, и направилась к нему, сунула в руку одну карту.

– Это…чего это…

– Иди, – кивнула в сторону залы. Парень обалдело посмотрел на нее и сорвался с места. Тео постоял, глядя ему вслед, головой качнул:

– Повезло, дураку. Всех одарить решил? "Дарю благо", – передразнил.

– Что можно на этот пластик? – выставила Стася картонку.

– А ты не знаешь? – взгляд Филосова был пристальным, слишком въедливым, чтобы не заметить, не насторожить.

– Забыл! – отрезала.

– Да?… На фрэш ты можешь питаться в столовой номер два два дня…

– Ipi?

– Час.

– Достанешь?

– На сегодня?

– Да.

– Ладно.

– Спасибо.

Тео поморщился и пошел в столовую.

Вторая зала была много хуже первой. Маленькие столики, неудобные, допотопные выдвижные табуреты. Один плюс – народу мало. Трое курсантов, незнакомых ей, и Гаврик.

Стася пробежала взглядом по ряду наименований блюд, не нашла ни одного знакомого ей и набрала наугад, куда палец ткнул. А потом зависла над подносом, изучая полученное и пытаясь определить, что чему соответствует. Наименования не сходились с видом, вид с пищей.

– Это едят? – с долей недоверия и испуга спросила у Тео. Тот одарил ее хмурым взглядом, забрал свой поднос и двинул к столу. Женщина за ним. Расположилась напротив, оглядела его пищу – тоже не деликатесы и смело сунула в рот ложку с суспензионной массой серого цвета. И так и осталась сидеть с пищей во рту, не зная умереть ли лучше с голоду самой или отравиться этой едой? Проглотила с трудом и уставилась на Тео:

– Это молотый пластид?

– А ты хотел ханьям из омаров?

– Не до жиру в общем-то, – передернулась. – Но не до такой же степени, чтобы химическую таблицу есть?

– Нормальная пища, – заметил, уминая пластичную массу цвета тины. Стася поковырялась в своей порции, попробовала другое блюдо, напоминающие видом жаренные водоросли и чуть не подавилась. Запечалилась над пищей, оставив ложку.

– А-а?… Можно состав узнать? После этого вообще, живут? – морщась, покосилась на суспензию в своей тарелке.

– Биологически активная барацелла. Сытно.

– Ага?… Это единственные требования к пище?

– Слушай, чего ты хочешь? – прошипел. – Не нравится, иди в соседний зал: один фрэш, один обед. Какие проблемы?

– Жить хочу, – призналась.

– Животик нежный? – скривился презрительно. – А по-мне, вкусно. Не голодный ты. С голодухи тебе бы это райскими плодами показалось. У нас в зоне и такое редкость 80 % синтетического суррогата сои, а здесь только 20 %, остальное натуральный соевый белок с биовитаминными добавками. Нормально.

– Угу, – с тоской посмотрела на пищу и взяла ложку: извини желудок. Всплакнем потом вместе. – Ты пироги вчера ел.

– На ужин иногда дают. Бонус.

– Н-да?

Подумала и начала есть, не глядя запихивая в рот неприглядную массу. Жуть, но выбора нет.

– Все равно, жуки вкуснее, – заметила, вспомнив, как патруль застрял в мезозое и они с Иштваном наловили огромных жуков, Сван для прикола испек их и попробовал. Ребята кривились, а Стася решилась – вкусно. Почти как креветки.

– Жуков ел? – удивился Тео, мотнул головой. – Ну, у вас свои завороты. Натуралы.

Не сказал – выплюнул. Стася загрустила:

– Завидуешь?

Парень есть перестал, уставился на нее зло:

– А ты как думаешь? Наряд такой, наряд сякой, бантики, значечки, серебряное напыление, алмазное, золотое. Утка в клюквенном соке, устрицы под вино, вино под шоколад, серьга под кольцо, татуировка под цвет трусиков, трусики под цвет глаз, планер под сапожки, сапожки под бантик любимой собачки. Это же какие задачи решаете! Это ж, какие трудности преодолеваете!… А мы быдло, у нас все просто: одет – радуйся, покушал – повезло, родные живы – счастлив. И никаких заморочек.

Стася подавлено посмотрела него:

– Извини.

– Да пошел ты со своим "извини"! – процедил и в стакан с желтой жидкостью уткнулся.

– Я не хотел на больное давить. Мне другое интересно, ты вот жил несладко, на суров в обиде, а сам в их ряды встал. Логика где?

– Ты дурак, что ли? – не понял Тео. – Что ты идиота из себя изображаешь? Будто ты не знаешь, что нет у асуров другого шанса вылезти. А мне знаешь, в зоне как остальные подыхать не хочется. И поэтому я вылезу, понял? И ты мне не помешаешь, и дружки твои гнилые. И стану офицером. Стану!

– А потом? – спросила с грустью.

– Что потом? Потом стабильность: работа, обеспечение, жизнь в гражданской зоне, повезет – в правительственной. Я всю жизнь на обучение в академии копил. Ничем не гнушался, за любую работу хватался, на всем экономил. Два года поступал. Два! Поступил. У меня все рассчитано, мне, в отличие от тебя, надеяться не на кого. И лишних чеков у меня нет. Их ровно до конца обучения, и я лимит не превышу. Я не хочу, понял, не хочу гнить в утильзоне, не хочу быть утилем, не хочу, чтобы дети мои были утилем. И поэтому я своего добьюсь.

Кого он уверял? Ее ли?

– У тебя подруга есть? – спросила вдруг Стася. Парень моргнул, замер и вот пятнами пошел, заерзал:

– Это у тебя их вот, – рубанул дрогнувшей рукой у горла. – А мне не до этой ерунды. У меня на них чеков нет… Потом. Стану вот офицером, заработаю, накоплю и заведу семью, ребенка.

Он нервничал и Стася не могла понять отчего. Из-за отсутствия чеков на подружку? Глупо. Понятно, что девушке внимание уделять, а судя по торговым отношениям по любому поводу, ясно что внимание здесь рассматривается сугубо в подарочно – финансовом обеспечении. Но разве нельзя просто встречаться, общаться? Разве не главное видеть друг друга, слышать, помогать, знать, что любимый здоров, счастлив, рядом, что ты любима, ты нужна? Какой еще нужен подарок?

– Скучно, – поморщилась. Получать подарки приятно, но что они по сравнению с пониманием, обществом любимого?

– Избалованный ты. Тебе вон весь визуал оборвали твои подруги, а ты хоть бы одной ответил.

– Возьми да ответь за меня, познакомься.

– Я консервативен, мне такие подруги не нужны, – скривил рожицу.

Теперь Стася пятнами пошла, от стыда и ужаса чуть под сиденье не провалившись – дошло что она – мужчина, встречается с мужчинами. И здесь так бывает!

Мама! – глаза стали огромными.

Русанова поспешила сунуть в рот пищу, склонив голову почти до подноса.

Это не реальность – это дурная ирреальность!

Мужчины как женщины, женщины как мужчины, суры – асуры, зоны, финансы, плата за рождение, обучение, создание семьи, академия агрессивных тупых вояк как вершина всех достижений, билет в нирвану – военизированная тоталитарная колония неандертальцев!

– Значит предел твоих мечтаний карта и звание офицера? – уставилась опять на парня.

– Цель, – поправил. – А еще раз обзовешь, ударю.

– Разве обозвал? – нахмурилась не понимая.

– Мечтают слабаки, трусы и неудачники. А я сильный и удачливый!…

– Потому что экономный, – кивнула. Смысл переубеждать?

– Расчетливый.

– Да хоть финансовый, – не сдержалась. – Другое показательно: суров ругаешь, а сам одним из них стать желаешь. И нет тебя. Суры – асуры – частности. А факт в том, что нет ни тех, ни других – есть люди, одни успешные, другие нет. А успех – карты. Вот эти маленькие финчи, – покрутила белую карту в пальцах, разглядывая «чудо» технического прогресса, ее вершину. – Она заменяет вам все, даже душу, она ваш разум, ваш руководитель. Ничего у вас нет, даже самих себя, вы обычные рабы. И как рабов распределяют, как называют, значения не имеет. Раб он и есть раб, и идеология и мышление у него рабское. Один на плантациях работает, другой в доме убирает, а хозяин бамбук курит и умело меж собой двух рабов стравливает, одного манит, другого злит, потом местами меняет. Удобно. Пока меж собой грызня идет – общее не видно, задуматься не когда. Когда финч, фрэш единственный Бог – интеллект, духовность и моральный кодекс уже не нужны. Он все заменяет. Он ваши души покупает и продает. Офицером стать хочешь? Станешь, не сомневаюсь. И будешь молодых муштровать, сквозь эту прессовку пропускать, как сам сквозь нее проходил. Пять лет! Пять лет убить, чтобы потом помогать убивать другим. Всю жизнь положить на эту тупую частотную хрянь! – шлепнула карту на стол. – Ничего ты не изменишь, став офицером, ты и понятия не имеешь, что такое настоящий офицер. Солдафон ты, и дети у тебя солдафонами будут, и внуки. Потому что папаша будущий далеко не их будущее строил, а в прошлом буксовал, не радость им готовил, а эшафот мастерил. Ты бы человеком для начала стал, своей головой думать научился, свою цель нашел, а не пер как баран со стадом к указанному водопою и на бойню.

Все-таки политика, – смекнул Тео: решили меня по статье неблагонадежности выгнать, чтобы сразу все данные стереть и на рудники в дальний угол галактики отправить.

Обломишься!

– Все? – спросил спокойно.

– Нет. Я бы много тебе сказал, да не поймешь – мозг не тренирован, клетки атрофировались. А и зачем они, правда, главное фрэш, финч, – почти пропела названия. – Будет у тебя этих карт много, много, закопаться можно. И будите вы с ними жить душа в душу, а умрешь – тебя не вспомнят, но они останутся. Такие красивые, такие милые твоему сердцу беленькие пластиковые хрянечки, предел человеческих стремлений, «великое» достижение человеческой мысли. В одной красивая вещь, в другой планер, в третьей сочный бифштекс, в четвертой дом на горе, в пятой – приговор для врага, в шестой таблетка от головной боли и старения… Жаль от жадности таблеток нет, как нет их от корысти и полости да глупости. А еще, открою тебе великую тайну – нет карт на свет солнца, запах цветущей яблони, ветра в лицо, улыбки любимой, как нет чеков на верность, любовь, счастье, уважение, дружбу бескорыстную, радость матери и смех ребенка. Вот на все есть, а на это нет!… А и правда, зачем тебе радость матери…

Тео вскочил и ринулся прочь, закаменев лицом. Но не дошел до выхода, развернулся, вернулся к столу и навис над растерявшейся Стасей:

– Моя мать… моя мать была утилизирована, во время очередной зачистки, – прохрипел с перекошенным лицом, полными скорби глазами. В них слезы стояла злость и такая боль, что Стасе плохо стало: побелела, онемела, перед глазами поплыло. Пока в себя приходила – парень ушел.

Русанова долго сидела, обдумывая услышанное. Ковырялась в том, что называлось пищей, заставляя себя, есть и давилась. Надо кушать, восстановиться, а не могла – перед глазами четко вставала картинка убийства матери и растерянность, горе одинокого мальчишки. А следом вставали те дети – сироты, которых довелось ей видеть. И было до слез жалко, что помогала она капле в море.

Глава 7

Не она.

Но как такое может быть?

Нет, ну точно – не она! – нервничал Иштван, поглядывая на неуклюжие, испуганные движения женщины. Чиж топтался рядом растерянно разглядывая Русанову, которую, как салагу, обучал азам тренер. Она словно разучилась драться, забыла все приемы напрочь и видно вместе с практикой, стажем в шесть лет обеспеченья «зеленки».

Так бывает?

А эти нелепые взмахи рукой, волнение воздуха без цели и смысла? Она защищается, нападает или зовет: ну, помогите же кто-нибудь? А несчастный вид, затравленный взгляд?

Стася?!

Чиж скривился, не зная, что думать. Ян нахмурился, с долей испуга покосившись на товарищей. Борис пожал плечами:

– Контузило ее не слабо.

– Когда? Полгода назад? – зыркнул на него Иштван.

– Что застыли, бойцы? – поинтересовался капитан Сидоркин. – Работаем! Русанова, хватит меня развлекать, пять минут на то чтобы взяться за ум. Иди, вон, посиди, подумай.

Женщина села на лавку, а «зеленые» начали спарринг.

Николай работал с Яном и щадил того по максимуму – мальчишка еще, зелен, неопытен. Да и не драка "по понятиям", не учение по фейсу за дело – тренинг.

Но капитану не понравилось, жестом остановил патрульных и приказал Пацавичусу встать с ним, а Русановой отрабатывать удары с Чижовым. Та больше не показывала «женский» бокс, била метко, четко, работала как всегда – отлично, с одним лишь «но» – сил не мерила, как будто в атаку с противником пошла не с другом, не тренировка это – настоящий бой.

Один пропущенный удар и Николай полетел в стене, сбив с ног Бориса. Оттер кровь с губы и уставился на Стасю.

– Сдурела? – удивился Боря. Но та и бровью не повела – жгла взглядом Колю.

Он вскочил и решил не миндальничать. Видно желает дама поучений, что ж, он выполнит ее каприз. Разминка тут же переросла в драку и мужчины замерли, недоуменно разглядывая бойцов. Тренер не спешил разнять их, и пристально следил за маневрами подопечных. То что оба злы, его меньше всего волновало. Нормальное дело чуть раздразниться, а большее допустят – минус им. Работать нужно четко, без эмоций тогда толк будет.

– Молодец, Русанова, молодец, умеешь, когда хочешь, – заметил, довольный что женщина перестала изображать кисейную барышню и вспомнила все то, чему он ее учил. – Хор-рошо! Чижов эмоции убрать! Стыдитесь, женщина на класс выше показывает себя. Злость в дело, в дело Чижов!

Иштван чуть не сплюнул на пол с досады, увидев, как мужчина получил по скуле и пошатнулся. Подсечка, захват и шея Николая оказалась в руках Стаси. Она вроде и не сжимала ее, а мужчина начал синеть, пытаясь вырваться из хватки.

– Отставить, Русанова!! – двинулся к ним Сидоренко, на силу женщину от Николая оторвал, откинул в сторону. – Вы перешли границы!

К Чижу рванули мужчины, помогли подняться.

Теофил, стоящий за стеклом класса, помрачнел. Он точно понял – цель демона этот человек.

– Разойтись, – махнул расстроенный поведением капитана Сидоренко. Одарил ее неприязненным взглядом и заметил. – Докладная о вашем поведении сегодня же будет предоставлена вашему командиру.

Его заявление не произвело впечатления на женщину – она с гордым видом покинула учебку, даже не взглянув на товарищей и потрепанного Чижа. А тот понял одно – Стася не в себе и потому осуждать ее не за что.

– Ничего страшного, – уверил Сидоровича. – Потеряла контроль над собой – случается. Зачем сразу докладные, капитан? Сами разберемся.

Тот помялся и махнул рукой: катитесь вы… на следующие занятия.

Стесси постояла в коридоре, сжимая кулачки: ужасно то что ей пришлось сегодня делать. Драться как самой низкой из сословья! Применять физическую силу, как простолюдинке!

И все Чиж!

Ну, почему она не пустила заряд в горло, отчего замешкалась?

И почему как не аккумулирует ненависть к нему, никак не может набрать достаточного заряда? Что за ерунда с ней происходит? Ведь ясно – враг… а она щадит.

Что ей мешает, что его спасает? Что не дает набрать нужный заряд энергии и распылить преграду домой?

Она хотела извиниться, поддержать Тео, но не получилось. Он избегал ее сначала, потом их раскидали на занятиях по командованию, дав каждому курсанту по десятке первокурсников, и стало вовсе не до объяснений.

А после полосы препятствий из льда и снега, когда ползешь по торосам в легкой рубашке, а на пораненную спину град сыплет, упираются сосульки, Стася про все забыла. Отбой восприняла как приз. Поужинала, приползла в комнату, рухнула на живот поверх одеяла и заснула.

Тео вернувшись в комнату, долго стоял над спящим товарищем. Сомненья мучили его и раздирали. Желание убить сегодня же, сейчас смешивалось с желаньем сдать его, как смутьяна, подождать и последить. Ярость, что родил в душе парня последний разговор, боролась с неизвестно откуда взявшейся жалостью, теплом в груди, которому и определенья – то не было.

Он смотрел на розовую ступню Стаса и понимал, что не испытывает такой привычной и понятной ненависти к нему. Он хочет его понять, раскусить и обыграть. И тут же вспомнилось то ощущение, когда он нечаянно обнял его, свои подозрения.

Тео морщился, ненавидя себя за нерешительность, но совершать задуманное не стал – лег спать, обдумывая: можно ли по ступне определить женщина или мужчина лежащий на соседней постели человек. Не паранойя ли у него самого?

Стас точно мужчина, а тот что спит, точно Стас. Но если тот, кто спит – не Стас, значит, он может оказаться как мужчиной, так и женщиной.

Может у Аржакова есть сестра-близняшка?

И она заняла место брата по какой-то надобности? Сколько же он заплатил ей и сколько еще заплатит за понесенные увечья? Но это-то как раз не вопрос для их семейки. Вопрос может ли гипотетическая сестра Стаса, которая если есть должна быть избалованной, гламурной девушкой, воспитанной на модных штучках, вдруг бросить светские салоны и тусовки, снять наряды из шелка, облачиться в полистенозную робу унылого цвета и поселиться в этом убожестве. Она должна быть либо сумасшедшей, либо очень скучающей, либо желающей получить очень большую сумму. И подготовленной! А это невозможно. Абсурд: леди спустившаяся в пекло к солдафонам и махающая белыми нежными ручками, укладывая обидчиков штабелями!

Видел Тео этих дамочек: все такие утонченные и надменные, с песиками, кисами припомаженными, модностриженными, брильянтовыми ошейниками украшенными. Как этих дамочек передергивало от одного факта, что они стоят возле планера на грубых досках настила, туфельки свои – произведение эксклюзив марают. Фифы манерные вниз на курсантов и не смотрели – ниже их достоинства – плечиками передергивали, ротики кривили и все руками в перчаточках носики прикрывали, мол, фи, моветон. И шипели на своего дружка, что затащил их в «аццтой». Генерал тогда речь смял, надавал по морде полковнику – смотрящему первого курса и поспешил к своим «девочкам».

Красивые, как с картинки, яркие, кожа, словно солнцем изнутри высвеченная, ножки стройные золотистыми чулочками-сеточками обтянутые. Одна не стесняясь, край всем показала, а с ним часть упругой ягодицы и стрижку на интимном месте – перед подружкой хвастала татуировкой в виде бабочки как раз у ажурной кромки чулка. И ни до кого ей дела не было – оно понятно – кто там был? По ней шестьдесят парней первокурсников – черви земляные, грязь.

И такая сюда сунется? Спать на этой постели станет, кушать в курсантской столовой? Стоять в очередь в уборную? Бегать по плацу в тяжелых ботинках? Да она их не оденет! Как не станет ручки марать и свое "эстетическое восприятие" портить!

А уж драться как нормальный курсант тем более!

Нет, исключена знакомая Стаса на его месте, хоть сестра, хоть подруга сестры, хоть вся колония подружек.

А может клон?

Может. Но тогда зачем, будучи мужчиной – женский клон создавать?

Чтобы над Тео поиздеваться! Ради этого Стас все может и сделает!

Сволочь!

Тео скрутило – одна мысль, что он лежит в комнате с женщиной, находится с ней один на один, бросала его в пот и дрожь, шалила с инстинктом и воображением. Какой здесь спать? Охладись, это клон, – приказал себе, но предательская мысль опровергала и эту теорию: клоны не едят, не пьют, не спят. Могут, но им это не надо.