Текст книги "Волк за волком (ЛП)"
Автор книги: Райан Гродин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
Она отправилась в путь, но опасности не встретила. Дверь, к которой ее привели закодированные цифры Рейниджера, была маленькой, окрашенной в красный цвет. В окнах света не было. Яэль постучала четыре раза, по два быстрых стука, как указано в протоколе.
В окнах было все так же темно. Но за дверью послышались быстрые шаги, ключ повернулся в замке. Послышалась итальянская речь:
– Чего вам надобно?
– Волки войны надвигаются, – проговорила Яэль первую часть пароля.
– Они воют песнь о сгнивших костях, – ответил голос за дверью. Деревянная преграда между ними отодвинулась назад, и Яэль увидела молодого парня, намного младше нее. Худой, с выступающими локтями, лицо покрыто прыщами. Волосы взъерошены, сонные глаза открыты наполовину.
– Волчица, – прошептал он ее кодовое имя. – Входите.
– Я не могу остаться, – сказала Яэль партизану, перейдя порог дома. Комната пахла воском и базиликом. – Я еще не пересекла финишную линию. Было слишком рискованно идти прямо из башни гонщиков, за мной могли проследить. Мне нужно, чтобы вы передали просьбу в Германию. Мне нужна вся возможная и доступная для Генрики информация о Феликсе Вулфе и дополнительно все, что известно об отношениях между Адель Вулф и Лукой Лоу.
Парень кивнул:
– Мы отправим прошение прямо сейчас.
– Скажите, что я заберу файлы в штаб-квартире Каира, – следующий город лежал в нескольких днях пути отсюда (в лучшем случае). Мысль о том, что могло произойти за это время, очень пугала Яэль, но выбора не было. Она попытается избегать Луки и Феликса всеми возможными способами.
– Могу ли я еще чем-нибудь помочь?
Яэль покачала головой.
– Мне пора.
Она направилась к двери.
– Я слежу за вами через Рейхссендер. Все наши надежды на вас, Волчица.
Яэль попыталась проглотить слова партизана, откинуть своим прощанием. Но они застряли у нее в горле, проникая внутрь, как иглы. Надежда. Странное слово. В прошлом, когда она была маленькой, оно означало светлую, хрупкую вещь. Легко ломалась под ботинком смотрителя. Но сейчас... сейчас надежда значила слишком много. Она весила, как весь Колизей. Известка и страдания. Кирпичи и время. Вливались в грудную полость Яэль. Место, хранящее ее сердце.
На улицах все еще никого не было, поэтому Яэль прошла сквозь площади с фонтанами и скульптурами довольно свободно. Черная, как уголь, мраморная статуя Фюрера, все еще блестящая от новизны, (Яэль подозревала, что когда-то тут стоял каменный Муссолини) проследила за ней своим мертвым взглядом. Капли птичьих экскрементов красовались у него на плече.
Молодец. Яэль кивнула ближайшему голубю, примостившемуся у окна сзади стоявшего собора. Продолжай в том же духе.
Она как раз собиралась свернуть в аллею, где оставила мотоцикл, как вдруг услышала чьи-то голоса. Яэль остановилась и прижалась к стене собора, прислушиваясь к трем различным говорящим на немецком языке голосам.
Патрульные. Аллея все-таки не такая пустынная, как она думала.
Пальцы Яэль сжали алебастровые стены здания. Она прокралась к углу и осмелилась выглянуть из-за него. Солдаты стояли вокруг ее мотоцикла, как она и опасалась. Тыкали пальцами в кожаное сидение, как стервятники – мертвое тело. Ружья свисали с их плеч, глаза были надежно прикрыты фуражками.
Железный Крест! Нарукавник со свастикой! Конечно, тайное дно, в котором она их оставила, было надежно заперто и скрыто, но солдаты все еще обыскивали мотоцикл. Рано или поздно они обнаружат его существование и найдут ее принадлежности, ясно указывающие на Национальных Социалистов. Сложат кусочки пазла. И все поймут, разрушив план сопротивления.
Времени у Яэль не было. Минуты бежали со скоростью света: тик-так, тик-так, тик-так. Она не могла терять ни секунды.
Показаться в образе Адель она не могла. Победительница Вулф ни под каким предлогом не оставила бы свой мотоцикл в заброшенной аллее, в такой близости от финиша. Какую бы историю она ни рассказала в качестве алиби, ее разберут по кусочкам, будут перебирать, как косточки, и в итоге найдут в ней какой-нибудь промах. Тогда Яэль конец.
На Зюндаппе не было никаких меток. Мужчины не должны были понять, что мотоцикл принадлежал Адель Вулф. Особенно, если темноволосая итальянка заломит им руки и выхвати ружье.
Все равно она не могла выйти сухой из этой истории.
Черные мраморные зрачки Фюрера следили за ней, когда она вышла в аллею.
– Хай Гитлер!
Они подпрыгнули от ее голоса, как будто слова были выстрелом из пистолета. Яэль быстро осмотрела аллею, убедившись, что кроме них никого нет. (Два рядовых. Один сержант. Все хорошо натренированные.) Три ружья. (Карканос. 7.35 мм. Сильный удар, точность орла.) Над их головами развевались простыни. А рядом стоял тяжелый, тяжелый Зюндапп.
Стоявший ближе всего к ней первым пришел в себя и ответил на приветствие.
– Вы вышли на улицу во время комендантского часа, – сказал он грубо по-итальянски.
—ВЕДИ СЕБЯ КАК ВАЖНАЯ ПЕРСОНА А НЕ КАК НЕСЕРЬЕЗНАЯ ДЕВОЧКА—
– Да, – Яэль остановилась у широкого покрывала. Газовые лампы над дверьми домов разрезали между ними воздух. – Я по официальному делу. У меня есть документы.
Мужчины посмотрели друг на друга. Оба рядовых сняли с плеча ружья, но не стали их заряжать. Они не ожидали драки. Кто бы стал, от одинокой девочки из парка?
– По официальному делу? – сержант приманивал ее на наживку. Ближе. Еще ближе.
Рука Яэль вытянулась вперед, затем вверх. Пальцы схватили ткань и потянули. Простыня накрыла голову сержанта, как снежная лавина. Удивленные рядовые начали кричать, пристроив ружья на плече, готовые стрелять. Яэль не дала им возможности напасть, накинувшись на сержанта и ударив его прямо в грудину, отталкивая на первого рядового. Оба запутались в простыни.
Третий патрульный медлил, его пальцы застыли, готовые в любой момент спустить курок. Яэль быстро выбила у него из руки Карканос и перекрыла дыхание, ударив прямо в живот. Он упал на землю, задыхаясь.
Он был просто мальчиком. Не старше того партизана, от которого она возвращалась. Яэль чувствовала дрожание его пульса через кожу на шее.
Нож Яэль мостился в ботинке. П38 надежно спрятан у груди. Простой выход из ситуации. Вечное молчание.
Влад обучил ее искусству убивать. Способов отнять у человека жизнь было множество: удар в висок, выстрел в грудь, перелом шеи. Яэль идеально усвоила их все. Она чувствовала грань, эту натянутую тонкую линию между миром живых и миром мертвых. И она знала, как ее пересечь.
Однако никогда этого не делала.
Кролики, которых Влад заставлял ее ловить и готовить, не в счет. Как и множество бутылок из-под водки, которые она разбивала, чтобы довести до идеала технику удара. И чучела, которых она награждала отверстиями от ножа.
Люди, живые, дышащие люди, – это совсем по-другому.
Смерть. Цена жизни. Яэль так часто встречалась с ней, что прекрасно знала: возможность вызвать чью-то смерть – не та сила, которой легко владеть.
Нет. Бояться нужно было власти. Власти и силы, которые пожирали твою душу до последнего кусочка.
Она не хочет быть такой же, как смотритель с холодными глазами, который пинал тело Бабушки снова и снова. Она не хочет быть такой же, как солдаты Германии, которые отстреливали евреев, как дворняжек. Когда Яэль отнимет у кого-то жизнь, это будет что-то значить.
Смерть, чтобы прекратить смерть.
Да, у нее были собственные принципы. Ее немало измучили, и мстить ей было за что. Но ее оружие и нож предназначались для трех целей: защиты, обуздания и сердца Фюрера.
Сегодня принципы не могли остановить Яэль. Она наклонилась над мальчиком-солдатом. Этот случай мог сойти за защиту, да он был не таким уж и невиновным. Она вытащила пистолет. Увидела горькую тяжесть в глазах мальчика. Увидела страх, такой знакомый ей с детства. Страх, с которым она сталкивалась до сих пор, каждую ночь, просыпаясь от кошмаров о черном дыме или волках.
Он был одним из них. Но она – нет.
Яэль направила оружие прямо в голову рядового. Видения смерти озарили его глаза, а затем они поникли, как и все его тело.
Оставшиеся два солдата все еще пытались выбраться из простынь. Яэль вскочила на мотоцикл, заводя мотор. Второй рядовой потянулся за ружьем, но колеса Зюндаппа уже катились по мощенной дороге. Яэль пустилась вперед сквозь постельное белье и скрылась за поворотом древних улиц Рима.
ГЛАВА 10 (СЕЙЧАС)
11 МАРТА, 1956
РИМ, КОНТРОЛЬНО-ПРОПУСКНОЙ ПУНКТ
КИЛОМЕТР НОМЕР 1654
1-е место: Тсуда Катсуо, 13 часов, 38 минут, 30 секунд.
2-ое место: Лука Лоу, 13 часов, 38 минут, 34 секунды
3-е место: Адель Вулф, 15 часов, 48 минут, 53 секунды
Яэль сидела в столовой башни для гонщиков, размышляя о несчастной семье, которая жила в этом доме, до того как их заставили съехать из собственных владений. Кем бы ни были эти люди, они явно были богаты. Мраморные полы, кованные канделябры ручной работы, погреб, наполненный лучшими винами со всего света. Гобелены покрывали абсолютно каждую стену кроме той, где висело табло. Яэль села за стол, изучая его. Перед ней стояла целая миска спагетти «Болоньезе», но ей не хватало сил даже взять в руки вилку.
Два часа. Десять минут. Двадцать три секунды.
Вот столько времени она потеряла. Яэль подумала об огромной разнице, испуская свистящий вздох. Она обязана показать лучший результат. Третье место не обеспечит ей приглашения на бал. Оно не даст ей шанс станцевать вальс с Гитлером, улыбнуться на камеру и ударить его ножом в сердце.
Она должна была вскарабкаться на первое место и остаться там до конца.
– Посмотрите, кто, наконец, пожаловал!
Челюсти Яэль сомкнулись в ярости при звуке голоса Луки. Парень до сих пор не переоделся и стоял в полной экипировке: ботинки и перчатки, покрытые грязью, потрепанная коричневая куртка свисающая с плеч. Он выглядел таким же уставшим, как Яэль. Щетина разрослась еще больше. Мешки под глазами смешивались с синяками, полученными от кулаков Феликса.
– Что ты здесь делаешь? – Яэль не потревожилась убрать язвительность из голоса, в то время как Лука сел напротив нее.
– Немного тревожно после гонки, как всегда. Пройдет через пару часов, – Лука поднес ко рту сигарету и улыбнулся, заставив Яэль пожалеть, что вообще ему ответила. Ее слова дали Луке разрешение продолжить с ней разговор, когда все, что ей нужно было, – это избегать его.
Яэль начала есть в надежде, что ее молчание наскучит Луке. Но парня это, казалось, не смущало. Он смотрел, как она поедает пасту, а сам покуривал сигарету.
Между перекусами Яэль заметила, что сегодня Лука казался мягче обычного. Возможно, из-за эффекта сигаретного дыма, наполовину скрывающего его лицо, или пластыря под голубыми глазами. Что-то изменилось.
Не думай, что я забыл. Как ты поступила.
После всего, что произошло между вами...
Адель и Лука. Что же между вами было?
Яэль поперхнулась едой, и ей пришлось откашляться, чтобы прийти в норму. Лука стряхнул пепел с сигареты. Ее кончик источал небольшой свет.
– Вижу, ты сумела пробраться сквозь маленькую блокаду Катсуо, – сказал он.
Яэль проследила за взглядом Луки до табло. Шестнадцать мест после имени Адель были пустыми. Остальные участники, оставшиеся отдохнуть и поспать, все еще не вернулись. А самую последнюю строку украшала надпись: Шиина Хираку. Она прочла это имя и услышала визг его колес. Его крик. И последующее внезапное, резкое затишье.
– Он мертв? – она не была уверена, зачем спросила об этом. И почему в горле вдруг появилось неприятное ощущение.
– Ты же знаешь, нам никогда не сообщают такие вещи, – Лука потушил сигарету о поверхность стола. Она оставила там черную метку. – Разве это важно?
Важно ли это? В конце концов, своих правил она не нарушала. Не вышла за рамки. Линия, перечеркивающая имя Хираку, была случайностью. Побочным явлением.
Яэль сглотнула. Но комок остался.
Важно ли это? Одна жизнь. Капля в огромный, огромный океан сотен, тысяч, миллионов. Да, кричало ей сердце. Да, выли ее волки.
Это важно. Все они важны. Все сотни, тысячи, миллионы. Много, бесчисленно много... Это когда-нибудь закончится?
Пять, только твои пять волков. Сосредоточься на них. И закончи это. Бабушка, Мама, Мириам...
СТОП
Сейчас не время собирать себя по кусочкам. Становиться Яэль. Потому что она Адель Валери Вулф, и она не могла позволить парню напротив увидеть кого-то еще.
А Лука смотрел, в его зрачках отражалось лицо Адель. Угол его рта дернулся, и даже Яэль, после всех своих тренировок, не смогла угадать, что это значит. Он читал ее, перелистывая страницы ее дела благодаря глазам. Безмолвная паутина воспоминаний.
Мог ли он смотреть сквозь ее трещины? Разве это важно?
– Полагаю, нет, – наконец, ответила она голосом Адель, словами Адель. Она продолжила разговор, стараясь переменить тему. – Ты был прав. Феликс подмешал мне в суп лекарство.
– И ты удивлена?
– Я удивлена, что ты предупредил меня, – сказала она.
Лука вытащил из кармана пачку сигарет, достал две и положил на стол. Одну он зажал между губами, другую откатил девушке.
Яэль осмотрела сигарету, пытаясь представить, как что-то такое маленькое и белое может пахнуть так отвратительно.
– Фюрер не одобряет.
– Так ты теперь думаешь? – лицо Луки напряглось, губы сжались, глаза были прищурены. В нем Яэль увидела ответ: Адель взяла бы сигарету.
Если Адель когда-то и курила, то ей отлично удалось сохранить это в тайне. Информации не было в файле девушки. И сама Яэль никогда не видела ее с сигаретой во время своих слежек. В квартире даже не было запаха от дыма.
– Ты совершала много такого, чего я не ожидал от тебя, но неужели ты действительно стала посредственностью? – Лука достал из кармана куртки спички. – Одного вальса с Герром Гитлером хватило, чтобы вбить тебе в голову его арийские моральные принципы?
Глаза Яэль начали осматривать Железный Крест на шее Луки. Он почернел от дорожной пыли, как и все, что было на парне.
– Как будто ты участвуешь в этой гонке не для того, чтобы угодить Фюреру.
Парень прищелкнул языком, покачивая головой, и достал спичку из коробка.
– Я думал, ты знаешь меня лучше. Хотя, я тоже думал, что знаю тебя... Ты темная лошадка, Фрейлин. Вся соткана из лжи, зла, и не так уж мила.
– Сам придумал эту рифму? – спросила она.
– Умно, не правда ли? Может, после всей этой кутерьмы мне стать поэтом? – Лука зажег спичку. – Я предупредил тебя о супе, потому что не хочу твоего выбывания из гонки. Дорога нам предстоит длинная, Фрейлин, и без союзников тут не выжить. Герру Вулфу я сказал чистую правду: я еще долго собираюсь наслаждаться твоим обществом.
– Ты доверяешь мне как своему союзнику?
– Доверяю? – огонь на спичке Луки потух от его смеха. Он не потревожился зажечь вторую, сигарета так и повисла у него во рту незажженная. – Едва ли. Но мы нужны друг другу. Даже если ты считаешь, что я этого не достоин.
Его последние слова произвели на Яэль поразительное впечатление. Она невольно подняла свой взгляд и посмотрела ему в глаза.
Она ранила его чувства.
Такая боль не исходила от простого врага. Нет, выражение лица победителя омрачила гораздо более сильная эмоция.
(Разбитое сердце?)
В образе Луки Лоу тоже были трещины. И сквозь них Яэль уловила... что-то. Он был не просто буквами и фотографиями в папке на ее столе. Он был не просто развязным и самодовольным типом с вечной ухмылкой. Не просто победителем, позирующим для плакатов Рейха.
Но кем он был?
Она нуждалась в этом файле.
Дверь открылась, и в комнату вошли представители управления туром Аксис. Они о чем-то говорили, голоса их были напряжены до предела.
– Шестнадцать участников все еще в пути. На данный момент невозможно рассмотреть все Зюндаппы, – глава римского контрольно-пропускного пункта разговаривал с мягким итальянским акцентом, весь красный от злости и напряжения. – Возвращайтесь завтра, и мы сможем дать вам более точный ответ.
Мужчины рядом с ним... это были патрульные из аллеи! Сержант и рядовой, которых она запутала в простыне. Солдаты, чьи жизни она пощадила.
Может, они открыли ее потайное дно. Может, они видели ее Железный Крест и повязку со свастикой. Возможно, несмотря на все предосторожности, они знали.
Пальцы Яэль, которыми она держала вилку, побелели.
– Это была девчонка, – глаза сержанта осмотрели комнату, остановившись на Яэль. – Примерно ее возраста.
Мужчины повернулись к Яэль. Они превратились в один из органов чувств – глаза. Прямо как смотрители лагеря, когда доктор Гайер выставил ее на показ. Хвастался работой своих игл.
Яэль не была уверена, что сломается первым: вилка или пальцы, сжимающие ее. Она прекрасно понимала, что на ней была та же одежда, что и тогда в аллее. Ее П38 все еще находился в кармане, тяжелый от неиспользованных пуль.
Они знают. Эта мысль крутилась у нее в голове и разрывала пополам. Они знают. Они знают. Они знают.
– Только это была не она, – заговорил первым рядовой. – У девушки, напавшей на нас, были темные волосы и карие глаза.
– Сейчас ночь, – заговорил глава КПП. – Партизаны снуют по улицам, как крысы. У нас вам нечего делать.
– Зюндапп КС 601 не часто встретишь в наших местах, – глаза сержанта уставились на Яэль. – Где вы были час назад, победительница Вулф?
– Я пересекала Тибр, – она попыталась говорить как можно непринужденнее. – В нескольких минутах отсюда.
Сержант подошел ближе:
– У вас есть доказательства?
Лука выплюнул сигарету и встал со стула, закрыв спиной Яэль.
– Может, у вас тут и не много Зюндаппов, но я что-то не вижу кареглазых брюнеток. Будь я на вашем месте, помалкивал бы о том, что меня избила девчонка. Явно не лучший пункт для вашего резюме.
Лицо сержанта покраснело.
– Ваше мнение учтено, победитель Лоу.
– Знаю, его всегда учитывают, – Лука скрестил на груди руки. – А теперь, может, позволите девушке, которая только что проехала тысячу триста километров, спокойно завершить ужин?
С каждой секундой краснота распространялась дальше и дальше по телу сержанта, в то время как тот кинул взгляд на полупустую миску с пастой. Спустя несколько секунд внутренней борьбы он развернулся и пошел прочь. Глава КПП и рядовой последовали за ним, последний еще раз оглянулся, прежде чем выйти в прохладную римскую ночь.
Они ушли.
Пальцы Яэль отпустили вилку. Она уставилась на Луку. Он стоял лицом к двери со все еще скрещенными на груди руками. Лохматая прядь его светлых волос, слишком длинных по уставу Гитлерюгенда, упала на глаза, скрывая выражение его лица. Этот парень, он был кем-то... большим.
Но кем?
Когда Лука наконец-то повернулся, его лицо перекосилось от ухмылки. Он должен запатентовать ее, подумала Яэль, и сделать из нее маску.
– Доедай и иди спать, Фрейлин. Следующий этап – та еще сука.
Яэль смотрела уходящему парню вслед, следя за тем, как тот легким ударом сбросил в мусорное ведро свою незажженную сигарету. Где-то в горле она почувствовала мелкие частые удары сердца, похожие на оружейную дробь.
ГЛАВА 11(СЕЙЧАС И ТОГДА)
11 МАРТА, 1956
КПП, РИМ
Яэль была жутко уставшей, но долго не могла уснуть. Ее тело ныло от боли (не важно, какую позицию она принимала: она все равно чувствовала уколы по изможденным мышцам), а внутренности капризно бурчали от только что принятой пищи. Звук открывающихся для новоприбывших участников ворот, доносившийся с улицы, не помогал заснуть. А еще мешало расположение койки: прямо напротив Луки. Он спал, повернувшись к ней спиной, но само его присутствие заставляло Яэль лежать, как на иголках.
Она сосредоточила взгляд на голой спине победителя. Серебряная цепь, свисающая с шеи, блестела, переплетая позвонки. Железный Крест висел на столбике кровати. Он выглядел странно без своего обладателя. Или, может, обладатель выглядел странно без него?
Разве это важно?
Яэль перевернулась на другую сторону. Все было таким тяжелым: ее мышцы, надежда, линия, перечеркивающая имя Шиина Хираку. Эти вещи впивались в ее грудь тысячами острых игл, в то время как она уставилась на трещины в стенах спальни.
Вместо овец она считала волков.
1,2,3,4,5. 1,2,3,4,5. 1,2,3,4,5. 1,2,3,4,5. 1,2,3…
ТОГДА
ТРЕТИЙ ВОЛК: МИРИАМ
ВЕСНА 1945
С приходом весны наступило потепление. А с потеплением пришло зловоние. Кое-где росли цветы, но даже широкие поля цветущих растений не смогли бы перебить запах смерти.
К тому же тут ничего не росло.
В прошлой жизни, которую Яэль было тяжело удержать в памяти, смерть являлась шокирующей вестью. Наступало время слез, ритуалов и воспоминаний. Но когда умерла мать Яэль, никаких семи дней шива никто не устроил. Не было памятника и могилы, которые можно было бы посещать. Не было глубокого низкого мужского голоса, читающего молитву над усопшей.
Случилось только одно: мать Яэль была с ней, а потом исчезла.
Мириам пыталась почтить память Рэйчел, выдернув из матраса несколько соломинок, перевязав их вместе и повесив свое изобретение на стену. ("Представь, что это горящая свеча, – сказала она, поглядывая на соломинки. – Мы не можем забывать тех, кто умер. Ты должна всегда помнить о погибших, Яэль.")
После смерти матери Яэль шептание слова "монстр" вокруг нее урядились. Вместо этого ее повсюду сопровождали тихие, сочувственные взгляды. Она постоянно сидела в углу своей койки. Рассматривая. Ожидая.
Меняясь.
Она обнаружила в себе способность контролировать изменения: для этого ей необходимо было сосредоточиться на чем-то особенно усердно, чувствовать это всей душой. Воспоминания о матери пришли к ней первыми, показали ей, на что она способна. Яэль смотрела на полный блох матрас (освободившееся место заняла лысая женщина, дергающая ногами во сне, будто в драке) и представляла там маму. Как раньше, с бархатными густыми волосами. С нескончаемыми веснушка на плечах.
Эта грусть отдалась в ней черной, темной яростью. Яэль взяла тот огонь, который горел в ней, и вдавила его со всей силой в кости.
Сделала его своим.
Ее волосы начали расти, покрывая плечи. Длинные и достаточно густые, чтобы заплести из них косу. Одна за другой на коже стали появляться веснушки, пробиваясь сквозь цифры на ее предплечье.
Она была Яэль, но уже не такой, как раньше.
Не моя Яэль. Монстр, монстр. Монстр!
– Рэйчел?
Яэль затаила дыхание. Она подняла голову и увидела Мириам. Девушка была всего на семь-восемь лет старше нее, но всеми силами старалась заполнить пустоту в душе Яэль, созданную потерей матери. Она напоминала девочке поесть, прижималась как можно ближе по ночам, чтобы согреть, расспрашивала о визитах к доктору. Из всех жителей Казармы номер 7 Мириам единственную не волновали позеленевшие, как топазы, глаза Яэль или бледные нити ее волос.
Но в тот момент в глазах девушки, держащей в руках два куска хлеба, читался страх. Он отразился на ее перекосившейся нижней челюсти, заставил задрожать с головы до пят. Ее лицо видело призрак и стало призраком.
– Это... это я, – прошептала Яэль, потому что не была уверена, что ее узнают. – Яэль.
Руки Мириам задрожали с такой силой, что драгоценные куски хлеба упали на пол. Кожа все еще была такой же бледной, как у мертвеца. Наконец, справившись с потрясением, она присела к Яэль на край койки.
– Что ты делаешь? – спросила Мириам, пододвинувшись еще ближе. Она вся превратилась в стену, закрывающую маленькую девочку от ненужных взглядов жительниц казармы номер 7.
Мириам защищала ее. Прикрыла, прямо как большая матрешка прятала маленькую.
– Я... я не знаю, – прошептала Яэль. Она продолжала смотреть на веснушки. Именно на те веснушки, которые всегда успокаивали ее в минуты горечи и страха. Когда мама прижимала ее близко к себе. Это было так странно, видеть что-то, чего уже не существовало. Но в то же время оно было здесь.
Мамины веснушки. На ее руке. Яэль. Но не Яэль.
– Можешь снова это сделать? Принять чей-то облик?
Могла ли она? Яэль зажмурила глаза. Первым человеком, которого она представила, была Бабушка со своими ступнями, похожими на вороньи лапы, и улыбкой, как клавиши рояля.
Меняйся. Меняй.
Яэль почувствовала холодную грусть снега. Дым в виде призраков в глазах старой женщины. Она вобрала это в себя и сосредоточилась.
Когда Яэль открыла глаза, она увидела новые метки у себя на коже: года и возраст, которые она не проживала. Пальцы в мозолях от постоянной работы на строгальных ножах. Изможденные трудом, которого она не испытывала. Густые волосы мамы исчезли. Вместо них появились седые и короткие.
Первым вопросом Мириам было не Как? или Почему?. Вместо этого она запустила пальцы в свои черные кудрявые волосы и спросила:
– Доктор знает?
Яэль покачала головой.
– Можешь опять выглядеть так, как этим утром? – спросила Мириам.
Яэль видела это пастельное арийское лицо, – ее, но в то же время совсем чужое – урывками. В отполированном лезвии скальпеля, в стеклах очков доктора Гайера, в размытых лужицах воды в уборной. Она закрыла глаза и попыталась соединить все эти фрагменты воедино, как пазл.
– Хорошо, – прошептала Мириам, когда трансформация закончилась. – Оставайся такой. Никому не показывай своих способностей. Особенно доктору.
– Почему? – спросила Яэль. Она вспомнила то утро, когда мама не проснулась со всеми, утро, когда доктор Гайер увидел трансформацию и так обрадовался, что подарил ей целую коробку конфет.
Она и представить не могла, что он сделает, когда увидит такое.
– Это... – Мириам на секунду остановилась. – Это нечто особенное. Это может помочь тебе выбраться отсюда.
– У сосуда отличный уровень прогресса. В течении последних нескольких месяцев я ввел ей инъекции различных манипулятивных соединений. Как мы видим, меланин и уровень пигмента отреагировали соответственно задуманному.
Сосуд. Ее повысили. Она уже не была предметом или заключенным. Она была носителем, приютом для заболевания.
Доктор Гайер и два офицера собрались в полукруг перед каталкой. Новоприбывшие не представились Яэль, но она услышала их имена в ходе разговора. Один из них – Йозеф Вогт, коммандир лагеря смерти. Другой, Генрих Гиммлер, представитель из Берлина, пахнущий, как крем для обуви и гель после бритья. Их лица были лишены всякой эмоции, в то время как они изучали девочку на каталке. Голубые глаза и светлые волосы.
– Она действительно выглядит... арийкой, – отметил Гиммлер, человек с огромным количеством медалей и звезд на погонах. – Подозрительно правдоподобно. Как именно это работает?
Руки доктора Гайера были вытянуты вперед, прямо как в день первой встречи с Яэль. Поза ангела. Только в этот раз он не приветствовал, а демонстрировал ее.
– Я вводил сосуду инъекции соединения, созданного мной для подавления активности меланина. Это, конечно же, влияет на ее волосы, глаза, кожу. Можно сказать, это химическое отбеливание изнутри.
– И никаких побочных эффектов?
– Начало введения характеризуется довольно тяжелыми последствиями: высокая температура, отслойка эпидермиса. В конце концов это ведь инфекция. Но если сосуд достаточно силен и преодолевает вирус, дальнейших побочных эффектов не наблюдается.
Брови Гиммлера взлетели вверх.
– Никаких? Совсем?
Никому не показывай. Яэль была рада предупреждению Мириам. Рада, что доктор Гайер покачал головой. Рада, что хранила в себе то, что ни один из этих мужчин не мог тронуть, отнять, уничтожить.
Вогт кашлянул, прочистив горло, поправил очки и заговорил:
– Могу ли я спросить, доктор Гайер, каков смысл данного исследования? Можно поменять ее внешность, переодеть и вывести в люди, но грязная кровь все еще течет по ее венам. Она не чиста.
Глаза Яэль опустились, остановившись на ремнях отполированных до блеска сапог Гиммлера. Полы к их приезду начистили чуть ли не до дыр. И только ее воспоминания хранили память о темных разводах крови.
Она задумалась, такого же ли цвета их кровь, "чистая кровь"?
– Соглашусь, командир Вогт, – кивнул доктор Гайер. – Но вы только подумайте о возможностях! Если еврейский мальчишка может выглядеть, как чистокровный ариец, то что говорить о всех нас? То, что могло потребовать десятки лет, будет достигаться парой инъекций! Те из нас, у кого безупречная родословная, но не такая удачная внешность, можем ее заполучить. Даже сам Фюрер...
Глаза обоих слушателей расширились, и доктор Гайер осознал свою ошибку. Он заглушил конец фразы кашлем.
Гиммлер нарушил тишину:
– Восхитительная работа, доктор Гайер, и я лично очень заинтересован в ней, буду честным. Но нам необходимо больше доказательств, что этот сосуд не является исключением из правила. Вам придется протестировать больше сосудов, прежде чем мы сможем рассмотреть инфицирования населения. Возможно, если ваши эксперименты продолжат давать плоды, мы представим вас в Берлине. Думаю, эксперимент 85 подает большие надежды. Продолжайте в том же духе.
Яэль не смотрела на мужчин и уставилась глазами в пол. Она боялась, но не их, а того, что не сможет сдержать черноту внутри себя и трансформируется.
Командир Вогт пристукнул каблуками обуви, давая понять, что хочет уйти.
– Джентльмены, прошу извинить меня. Сегодня день рождения Бернис, и я обещал жене вернуться домой к званому ужину.
– Ваша дочь! – голос Гиммлера стал мягче. – Сколько ей лет?
Яэль подняла на них глаза и увидела, как изменились черты лица командира. Он достал из кармана кошелек и протянул мужчинам портрет Бернис, и даже Яэль увидела девочку. Ее глаза были светлые, волосы кудрявые, почти как у Мириам. На левой щеке красовалась маленькая родинка.
Яэль запомнила фотографию, повторяя все детали у себя в голове.
– Ей исполняется семь. Моя жена готовит шоколадный торт из семи коржей, ее любимый.
Шоколад. Весь торт шоколада. Мысль о таком лакомстве заставила желудок Яэль сжаться от постоянного голода. Она еще раз посмотрела на фото Бернис и задумалась о том, какого это, жить беззаботной свободной жизнью. С отцом, зваными ужинами и шоколадным тортом.
Командир Вогт захлопнул кошелек. Он заметил взгляд Яэль. Она поняла это по тому, как сжались его губы. Глаза переключились на нее.
Возможно, теперь, когда они голубые, на них тяжелее смотреть с презрением.
Когда она рассказала Мириам о фотографии, старшая девочка улыбнулась, и Яэль увидела, как ее глаза сузились. Она положила руки на плечи Яэль и спросила:
– Ты уверена, что это дочь командира Вогта?
– Да. Ее зовут Бернис. Ей исполнялось семь. Они приготовили ей шоколадный торт.
– И ты помнишь, как она выглядит?
Яэль кивнула. Практиковать трансформации без зеркала было тяжело, но она справлялась. В дни, когда другие рыскали сквозь вещи погибших в надежде найти что-то полезное, она стояла над размытыми лужицами уборной, ловя свое отражение в свете дня. Со временем ей лучше удавалось контролировать жжение внутри. Яэль запоминала чужие лица, зашивала их в свои кости с яростью и грустью. Она никогда не могла объяснить, как именно это делает. Трансформации для нее являлись тем же, что и ходьба, прожевывание пищи, плач – частично рефлекторное действие, частично контролируемое. Но всегда болезненное.
