Текст книги "Зло Валузии"

Автор книги: Ральф Шеппард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

– Уж лучше бы им потонуть!– возразил Конан.– Эти чудища житья не дают племени Морского Льва!

– А, ты о прибрежных дикарях?– небрежно откликнулся Кахха,– Надеюсь, ты не очень скучаешь по их обществу?

– И все же они были люди!– сделав упор на последнее слово, произнес Конан.– И довольно приятные. Полная противоположность пиктам. Но я не жалею, что не остался с ними. Уж больно мрачное у них житье! Спать в пещере и питаться рыбой – не для меня! Мне нужно хорошее мясо, вино и красивые женщины!

– Скоро всего этого у тебя будет в избытке, Конан,– пообещал Каxxa.– Но сначала нам надо как-то переправиться на другой берег, а это будет непросто: как раз в месте слияния Рангхи и Джаиха прежде обитало грозное речное божество. Местные дикари приносили ему человеческие жертвы, если хотели переправиться через его владения.

– Может, оно давно издохло?– выразил надежду Конан.

– Сомневаюсь, друг мой,– покачал головой нааг.– Во всяком случае, не будем пытаться переправиться вплавь. Это очень утомительно.

С этими словами Кахха взметнул вверх свои длинные руки. Тонкие сухие губы беззвучно зашевелились. Конан уже заметил, что нааг, творя свою волшбу, никогда не произносит вслух – нараспев, с завываниями, как это делают обычные колдуны,– никаких заклинаний, взятых из забытых древних наречий. Тем не менее, колдовство наага было куда более эффективным и потрясающим, чем у его собратьев-людей.

Так случилось и на этот раз. Конан едва не открыл рот, как мальчишка-зевака, когда с тонких пальцев Каххи сорвался сноп искр, метнувшихся в небо, уже подернутое розоватой закатной дымкой. Искры прочертили небосклон, и – о чудо! – над рекой взметнулся волшебный мерцающий мост, на постройку которого не было потрачено ни одного куска древесины или камня.

– Да это же Биврест!– прошептал в изумлении киммериец.– Мне рассказывали о нем в Асгарде. Чудесный мост небожителей!

– Ну, Биврест, не Биврест,– усмехнулся нааг, довольный произведенным впечатлением.– Но свою службу он нам сослужит. Милости прошу, Конан!

И киммериец сделал первый шаг в воздух. Вначале Конан опасался, что мост – всего лишь фантом, и сейчас он полетит прямо в реку. Однако призрачная конструкция была столь же прочна и так же легко выдерживала мощного варвара, как если бы это был каменный арочный мост, какие строят в Немедии, Аквилонии и Зингаре. И вскоре Конан смело зашагал по невесомой переправе, а за ним следовал ухмыляющийся нааг. Если бы кто-нибудь наблюдал это зрелище снизу, то счел бы его за явление богов – две фигуры уверенно ступали по воздуху, высоко над водной гладью.

Конан уже вполне освоился со своим положением и смело заглядывал вниз, взирая на простирающуюся под ним беспокойную воду с головокружительной высоты.

– Поторопись, Конан,– заметил ему Кахха.– На наше счастье, поблизости нет птиц. Любая глупая птаха может нарушить магическое поле, и тогда мы полетим вниз.

Нааг занервничал: очевидно, сверхъестественная интуиция подсказывала ему, что что-то неладно. И действительно, в очередной раз кинув взгляд на восток, Кахха вдруг резко переменился в лице. Стигийские черты его перекосились, и сквозь них на миг проглянула змеиная морда. Кое-как совладав с собой, нааг схватил Конана за плечо.

– Во имя Сета!– в ярости воскликнул он.– Торопись – или мы погибли!

– Кром!– воскликнул пораженный киммериец.– Что это?!

К воздушному мосту стремительно приближалось чудовище, напоминавшее гигантскую летучую мышь. Черные перепончатые крылья со свистом рассекали воздух. Огромный, вытянутый вперед зубастый клюв неожиданно широко раскрылся и издал душераздирающий клекот, от которого у Конана заложило в ушах, и он едва не упал в воду.

– Это Гаруда, поглоти его великая Тиамат!– в явном ужасе воскликнул Кахха.– Он увидел меня! Теперь мне конец!

Конан во все глаза смотрел на неумолимо приближающееся к ним ужасное создание из древних легенд. Предания гласили, что исполинская птица-дракон Гаруда – самый лютый враг змеелюдей. Внимательнее приглядевшись к чудовищу, киммериец вскрикнул от удивления: огромные, узловатые когти цепко держали какую-то добычу. Это был юноша в доспехах и остроконечном шлеме.

– Кром и Имир!– воскликнул Конан, обращаясь к Каххе,– Этот Гаруда схватил человека!

– Спасай свою шкуру, варвар!– ответил нааг, со всех ног устремляясь к противоположному берегу.– Ему ты все равно уже ничем не поможешь, но сам еще можешь спастись, если хватит прыти!

Конан на стал тратить драгоценное время на бесполезные раздумья и, поняв, что правда на стороне наага, помчался что было мочи к противоположному берегу.

Едва Кахха и Конан успели спрыгнуть на твердую землю, как Гаруда, подобно огромному камню, выпущенному из гигантской катапульты, со всего маху врезался в воздушный мост. Раздался торжествующий клекот – и прозрачная переправа распалась потоком сверкающих искр. Резко развернувшись в воздухе и перехватив поудобнее когтями тело своего злополучного пленника, Гаруда нацелился на обратившегося в бегство наага. Но ему не удалось настичь врага, ибо птицу-дракона с истошными воплями атаковала стая гарпий.

– Чего только на свете не увидишь!– пробормотал Конан, затаив дыхание наблюдавший за разворачивающимся в закатном небе воздушным боем.

Между тем Гаруде явно приходилось туго: Девы-Лебеди застали его врасплох и набросились с такой яростью, что он невольно разжал когти, и пленник камнем полетел в воду.

– Кром! Да он же потонет в своих латах!– зарычал Конан и, не раздумывая, бросился в реку.

– О, безумец!– прошипел ему вслед нааг. Увидев, что опасность больше не грозит ему, он остановился и теперь, как зачарованный, следил за битвой Гаруды с гарпиями.

– Этот киммерийский дикарь – такой же болван, как и все людишки! Жертвенное мясо Ceта!– презрительно процедил он.– Ты был нужен мне, чтобы достичь заветной цели, но решил пожертвовать собой до срока. Что же, невелика потеря! Это не остановит меня.

И, вытянувшись во весь свой гигантский рост, потомок Сета издал странный переливчатый клич, отдаленно напоминающий крик крокодила в тростниковых зарослях Стикса.

В ответ бурные воды на месте слияния двух рек еще больше заволновались, заклокотали. И неожиданно из образовавшегося гигантского водоворота вверх, подобно аграпурскому минарету, взметнулась мощная, длинная шея, которую венчала казавшаяся крошечной усатая голова Дракона. Большие выпуклые глаза, между которыми торчал заостренный шип, пристально смотрели на наага холодным хищным взглядом. Казалось, речной демон ждет приказа повелителя.

Змеиное шипение вырвалось из гортани Каххи, на древнем мертвом языке речь его означала: «Покарай моих врагов, о потомок великой Тиамат»!

Речной дракон, изогнув огромную шею, на мгновение приблизил плоскую голову к берегу, где гордо стоял Кахха. Тот сбросил с себя маску стигийца и принял истинный облик наага. И волшебная корона сверкала на его голове.

Водяной ящер медленно прикрыл глаза слюдянистой пленкой век в знак повиновения древнему владыке змеев,– и жуткая башка стремительно метнулась ввысь, туда, где Гаруда продолжал отчаянно сражаться с наседавшими гapпиями.

Птица-дракон довольно успешно билась с крылатыми девами, умело работая своим страшным клювом и когтями, и уже немало демониц кровавыми лохмотьями попадало в реку. Однако гарпии тоже не оставались в долгу, их жуткие когти исполосовали прочную шкуру Гаруды, частью покрытую перьями, а частью – чешуей. Птица-дракон обливалась кровью, но продолжала отчаянный бой со своими извечными врагами.

Речной дракон не обращал внимания на пролетавшие мимо безжизненные трупы гарпий, хотя они и сулили неплохую трапезу. Но у него была иная цель, и он слепо исполнял волю короля наагов. Ящер наполовину высунулся из воды, обнажив исполинское блестящее тело, с жуткими когтистыми ластами. С туловища потоками стекала вода, шея дернулась в стремительном броске, и увенчанная шипом голова, как мощный таран, пронзила тело Гаруды.

Над речными просторами раздался истошный крик – и началась битва гигантов.

Глава 7. Конан и Таргитай

Мускулистое тело Конана вошло в воду, как клинок заморийской работы в сливочное масло, почти под прямым углом. Ныряя, он успел заметить, как юноша в доспехах топором пошел ко дну, и, не теряя ни минуты, устремился за ним. По счастью, киммериец ориентировался в воде не хуже ловцов жемчуга из лагун Лемурийского океана.

Прозрачные речные воды создавали хорошую видимость, и Конан заметил, как юноша отчаянно пытается выбраться из доспехов, неумолимо тянувших его ко дну.

И в этот миг варвар почувствовал, что толщи воды содрогнулись, стаи мелких рыбешек испуганно прыснули в разные стороны, и из темных глубин стремительно и бесшумно выплыла огромная черная тень. Даже гигантская морская корова, оказавшая Конану не самый ласковый прием на побережье Вилайета, многократно уступала в размерах таинственному речному чудищу.

«Вот, похоже, и божество проснулось»,– отметил про себя киммериец. Он не испытывал страха: тварь была слишком огромна, слишком невероятна, чтобы казаться реальной, И даже когда блистающий чешуей бок исполина прошел на расстоянии всего пары локтей от лица Конана, это не остановило его. К тому же, внимание киммерийца было поглощено единственной задачей – вытащить утопающего, пока у него самого не кончился воздух. А в висках уже стучало, жжение в груди сделалось почти невыносимым... но Конан все-таки нашел силы для последнего решающего броска и настиг утопающего.

Парень, однако, и сам оказался не промах. В тот момент, когда мускулистая рука варвара протянулась к нему, юноша уже успел добраться до ножен, висевших на поясе, и, вытащив кинжал, принялся резать ремешки доспехов, стремясь освободиться от лишнего груза, тянувшего ко дну.

Конан немедля пришел ему на помощь, и вот наконец ремешки лопнули, и отличные боевые латы исчезли в темной глубине. Но силы молодого воина были на исходе. Неожиданно изо рта его вырвался целый рой пузырьков, а голова безвольно замоталась. Но в этот миг мощная длань киммерийца вцепилась ему в волосы и решительно потащила несчастного на поверхность.

Конан вынырнул, с жадностью глотая воздух, по-прежнему крепко удерживая бесчувственного юношу. Варвар решительно поплыл к берегу, увлекая его за собой. Но что-то встревожило его, и киммериец поспешил оглядеться, силясь понять, что же изменилось вокруг. От увиденного перехватило дух. Волны реки окрасились багрянцем, повсюду плавали истерзанные трупы гарпий... а над водой вели яростный бой Гаруда и речной бог.

Гигантское туловище водяного ящера вылезло из воды почти наполовину, длинная шея взметнулась к самому небу, а венчавшая ее голова вцепилась в тело пернатого дракона, который яростно бил крыльями, терзая мощными челюстями глотку врага.

В небе не видно было ни одной гарпии. Часть пернатых дев нашла смерть от когтей и клюва птицы-дракона, остальные сочли за благо ретироваться с поля боя. И лишь два гиганта отчаянно сражались между собой. Это была потрясающая картина,– столкновение древних, титанических существ, вражда между которыми была в полном разгаре еще в те времена, когда далекие предки людей с писком прятались в подземных норах и дуплах деревьев, заслышав тяжелую поступь гигантских хозяев юного мира.

Конан, однако, не стал тратить драгоценное время на созерцание захватывающего дух зрелища и, не медля более, начал грести к берегу.

Как только киммериец выбрался на сушу и выволок спасенного юношу, к ним поспешил Кахха. Он вновь принял облик стигийца. Желтые глаза змеечеловека возбужденно сверкали.

– Очень рад, что все закончилось благополучно,– прошипел нааг.– Я уже было подумал, что тебя сожрал дракон.

– Ну, уж нет, дудки!– ухмыльнулся Конан, склоняясь над бесчувственным юношей.– Меня сожрать не так-то просто. Многие пытались, да зубы обломали,– добавил он многозначительно. Синие глаза киммерийца с подозрением уставились на каменное лицо Каххи,– Кстати, интересно бы узнать, с чего этому длинношеему вздумалось вылезти наружу? Судя по тому, как у него бока ракушками обросли, он давненько не поднимался на поверхность...

Похоже, подводная встряска отчасти помогла киммерийцу избавиться от чар наага, о чем последний тут же догадался. Глаза его льстиво заблестели, голос стал вкрадчиво

– Полно, полно, друг Конан! Мне совестно, что я бросил тебя и обратился в бегство, но пойми, Гаруда – извечный враг нашего рода, самый страшный наш противник. Стоило мне увидеть его, и я едва не лишился рассудка! Однако не всерьез же ты думаешь, будто я мог поднять дракона из глубин?! Не иначе, это запах крови привлек его внимание.

Ничего не ответив, Конан вновь повернулся к юноше. Нааг бросил на него удовлетворенный, злорадный взгляд,– этот недоумок-варвар был снова в его власти. Что же, все складывалось как нельзя лучше! Очевидно, Сет и Тиамат благоволили Каххе, ибо человеку, которого он выбрал своим слепым орудием, удалось живым выбраться на берег, и наагу не пришлось из-за его безрассудства менять свои тщательно выстроенные планы. Правда, его несколько смущал этот юнец, которого глупый варвар вытащил из воды. Неясное беспокойство проникало в душу Каххи, когда он смотрел на него. Но он поспешил отогнать нелепые опасения и принялся с большим вниманием наблюдать за исходом сражения исполинов.

Речной монстр отчаянно тряс огромной башкой, силясь освободиться от впившегося ему в шею Гаруды. Птица-дракон представляла собой жалкое зрелище, вся шкура ее была разодрана и исполосована: когти гарпий вырвали большие куски плоти, а заостренный шип и зубы речного ящера оставили глубокие кровоточащие раны. И, тем не менее, острые когти и клыки по-прежнему рвали шею речного бога, а огромные крылья с силой били по плоской морде, стремясь достать до глаз.

Кахха с заметным нетерпением наблюдал за поединком, который явно зашел в тупик. Наконец, не выдержав, змеечеловек, пользуясь тем, что варвар не обращает на него внимания, вновь зашипел, отдавая приказ речному ящеру.

Тот немедленно сменил тактику. Резким стремительным движением монстр подался вниз и нырнул в реку, увлекая за собой Гаруду. Вода забурлила и вспенилась – отчаянная схватка продолжалась уже в глубине... А затем все стихло. Буруны улеглись. И река покатила прочь багряные волны.

– Хвала Тиамат,– прошипел Кахха.

Глаза его горели торжеством. Но неожиданно по поверхности воды пошли круги, и над волнами показалась окровавленная голова. Это был израненный Гаруда. С трудом взмахнув намокшими крыльями, птица-дракон попыталась подняться в воздух, но лишь с третьей попытки это ей удалось. Вода, смешанная с кровью, ручьями стекала с обезображенного тела. Еле взмахивая намокшими, истерзанными крыльями, Гаруда медленно, зигзагами полетел прочь от места схватки.

Нааг выругался сквозь зубы, но не мог сдержать вздоха облегчения, видя, что дракон позабыл о нем. Он пристально вгляделся в окровавленную воду, но никаких признаков жизни не наблюдалось в речной глубине. Тщетно нааг взывал к ящеру на своем древнем языке,– никто не отозвался на его призывы.

... Оторвавшись от начавшего приходить в себя юноши, Конан кинул на Кахху подозрительный взгляд,– колдовские путы, окутывавшие его сознание, вновь ослабли.

«Проклятый Сетов выродок!– пронеслось у него в голове.– Вот, значит, чего стоят все твои слова и заверения в вечной дружбе! И гада, этого речного, стало быть, не ты вызвал?! И мозги мне задурманил тоже не ты?! Да я тебя сейчас, отродье змеиное...» Спиной почувствовав устремленный на него гневный взгляд киммерийца, Кахха резко повернулся. Зубы его зловеще оскалились. Смуглое, крючконосое лицо стигийца расплылось, обнажая омерзительную чешуйчатую морду разумного змея.

– Молчи, раб!– зашипел нааг.– Ничтожество! Варвар, дикарь, ты игрушка в моих руках. Ты исполнишь все, что я прикажу!

– Много болтаешь, тварь! Смотри, язык свой змеиный не прикуси!– прорычал Конан и, подняв топор, кинулся на наага.

Он готов был раскроить череп проклятому змею, как вдруг словно налетел на невидимую стену. Желтые хищные глаза глядели ему прямо в душу, в зрачках плясала танец смерти огромная, скалящая ядовитые зубы кобра с раздувшимся капюшоном. Танец ее завораживал древней магией, и глаза киммерийца, будто невидимой цепью, приковало к этому жуткому зрелищу. Конан застыл на месте, окаменев. Он чувствовал, как у него отнимаются ступни, затем икры, колени... Ноги варвара сковал ледяной панцирь, который неумолимо полз все выше и выше.

И в этот момент в воздухе свистнул камень. С силой пущенный откуда-то справа, он со смачным звуком ударил в блестящий голый череп нелюдя. Глаза, в которых только что зловеще отплясывали змеи, затуманились. Раздутые капюшоны кобр съежились, сами они начали таять, а затем и вовсе исчезли. Глаза наага подернулись полупрозрачной пленкой.

«Как у курицы!»– с отвращением подумал Конан. Он с трудом оторвал взор от человекозмея и посмотрел вниз, на ноги. Лед на них таял, превращаясь в зеленоватую дурно пахнущую жидкость.

Конан ощутил легкое покалывание в икрах и ступнях: онемение спало, заклятия больше не существовало. Видно, все же за время тысячелетнего сна колдовские способности наага ослабли. В былые времена чары, наложенные им, не распались бы даже после смерти змея. Но Конану повезло.

А нааг стоял еще пару мгновений, и на голове его расползалось большое красное пятно. И лишь после того спасенный Конаном юноша с криком: «Получай, проклятый!» вонзил кинжал ему прямо в сердце. Тело Каххи рухнуло. Молодой воин, не раздумывая, подхватил тело нелюдя и швырнул в воду. Волны Джаиха и Рангхи, сливавшихся воедино, сомкнулись над трупом наага, принимая его в свое лоно, дабы унести к морю Вилайет – туда, где киммериец столь опрометчиво пробудил его к жизни.

Юноша поднял вверх свой окровавленный кинжал и издал зычный победоносный клич на гирканском наречии. Затем он решительно повернулся к Конану. Это был крепко сбитый широкоплечий молодой человек, ниже киммерийца на полголовы. Широкое скуластое, словно высеченное из камня, лицо его, смуглая кожа, чуть раскосые черные глаза под кустистыми бровями, висячие усы, волосы, заплетенные в косы, и одежда – все говорило о его гирканском происхождении.

– Приветствую тебя, великий воин!– воскликнул незнакомец.

Конан заметил, что гирканские слова он выговаривает с едва заметным кхитайским акцентом. Заметил и свежий шрам у парня над губой.

«Волчья работа»,– отметил про себя опытный киммериец, по мелким деталям мгновенно оценивая спасенного им незнакомца: гирканец, но жил, должно быть, в Кхитае; говорит на наречии мунганов, хотя сам на них не похож,– значит, долгое время скитался с шайкой зтих степных разбойников. Доспехи на нем агадейские, – вероятно, ходил в набеги на Великий Путь. В общем, судя по всему, жизнь у парня была нескучная.

Конан усмехнулся про себя, вспомнив свою не менее бурную молодость, и, чувствуя, что все больше проникается симпатией к своему новому знакомцу, приветливо улыбнулся ему.

– Мир тебе, победитель волков и змеев!

Юный воин сделал шаг навстречу Конану и неожиданно опустился перед ним на одно колено, склонив голову. Однако тут же встал и обратился к варвару со следующими словами:

– Я твой вечный должник! Ты вытащил меня из реки, не побоявшись даже страшного Ажи-Дахака, или, как его называют, Джаих-хана, повелителя речных глубин. Я твой друг и брат, отныне и навеки, пока прах мой не сожгут на погребальном костре и не положат под курган!

– Я тебя спас, это верно, но ты с лихвой возблагодарил меня. Считай меня своим побратимом – пока Кром не призовет меня к себе. Но как твое имя?– с любопытством спросил Конан.

Глаза юноши сверкнули. Он выпрямился в полный рост и гордо ударил себя в грудь кулаком:

– Я – Таргитай! Изгнанный наследник Хрустального Трона Страны Городов! Я направляюсь в великий город Аргаим, столицу этого царства, чтобы отомстить негодяям, убившим моих отца и мать и захватившим власть! А как зовут тебя, о, великий воин!

– Конан из Киммерии,– последовал не менее гордый ответ.– Я, конечно, не особа царской крови, но когда-нибудь, надеюсь, стану королем.

Открытое лицо Таргитая просияло.

– Я знал, что встречу тебя, великий Конан! Во сне мне было видение! Отныне наши пути сошлись. Куда ты – туда и я! Но скажи мне, что привело тебя в эти края, о Конан?

– Золото грифов!– прямо ответил Конан. Открытой натуре варвара чужды были всяческие уловки и хитрости.

С теми, кто был ему по душе, он всегда предпочитал говорить напрямик.– Послушай, Таргитай. Мы с тобой побратались, и это много значит для меня, а стало быть, я не хочу таить от тебя секретов. Клянусь Кромом, Владыкой Могильных Курганов, что помогу тебе возвратить престол, но за это ты должен помочь мне раздобыть сокровища. Что скажешь?

– Клянусь Папаем, Повелителем Грозовых Туч, да будет так!– воскликнул Таргитай. И два воителя соединили руки в богатырском рукопожатии...

Часть третья

СМУТНЫЕ ДНИ

Глава 1. В Аргаиме Трехстенном

У восточных отрогов главного хребта Рипейских гор, на обширном плато, на много лиг раскинулась привольная Пасиртайская степь, Здесь, на крайнем рубеже Великой Степи, вдоль берегов Джаиха, лежит легендарная Страна Городов. Так называют гирканские купцы, караваны которых прибывают с юго-востока, суровый край, где кочуют племена даев, исседонов, иирков и кемеров. Другое ее название – Сакалиба, которое, впрочем, относят и к областям, лежащим к северу от Страны Городов. Там, в дремучей тайге, живут племена плешивых аргипеев и другие, еще более дикие народы. Дорогу в те края не знает никто, кроме жителей Страны Городов, которые два раза в год, весной и осенью, путешествуют на север и торгуют с дикарями самым удивительным образом.

Торговля эта называется немой, так как обе стороны не видят друг друга при сделке и не общаются напрямую. На специально выбранной поляне купцы оставляют свои товары и забирают вместо них меха и другие ценности, оставленные до этого дикарями, которые ждут ухода купцов в ближайшем лесу. Такой странный способ торговли купцы объясняют страхом, который питают по отношению к ним таежные обитатели. И страх этот вполне обоснован. Ибо очень часто шайки работорговцев из Страны Городов устраивают набеги на северян и, захватив рабов, перепродают их затем гирканцам на невольничьих рынках.

Из всех многочисленных городов Сакалибы самый большой, самый красивый, самый оживленный и самый грозный – это, без всяких сомнений, Аргаим Трехстенный. Аргаим Златовратный, как еще именуют его, Аргаим Священный.

Град Аргаим посвящен Богу Солнца – Уту, и если взглянуть на него с высоты птичьего полета или с горных вершин, то можно заметить, что сверху он напоминает колесо – знак солнцеворота. Эту иллюзию создает хитроумная фортификационная система: глубокий ров, вырытый вокруг всего города, и две мощные крепостные стены, сложенные из огромных каменных блоков и укрепленные земляными насыпями. Каждое кольцо укреплений создает внутри себя как бы отдельный, самостоятельный город, с широкой радиальной улицей-проспектом, на которую выходят кварталы городских жителей, примыкающие с внутренней стороны к крепостной стене. Это Внешний и Внутренний город.

А в центре самого Аргаима расположена огромная площадь, в сердце которой высится главная цитадель города, являющаяся одновременно храмом, царским дворцом и грозной крепостью. Если взглянуть на цитадель с площади, то можно увидеть лишь сплошное кольцо неприступной стены с маленькими бойницами высоко над землей. И лишь с юго-восточной стороны этот грозный замок оживляется огромными, пышно отделанными воротами. Это Врата Уту, облицованные толстыми листами золота, на которых изображен украшенный сотнями драгоценных камней лик Солнечного божества.

С обеих сторон Врат высятся толстые, мощные колонны из туфа, у подножия которых восседают исполинские львы, искусно изваянные из цельных глыб розового мрамора, добытого в Рипейских горах. А сверху, поддерживаемый колоннами, испещренными древними рунами, над Вратами нависает роскошный портик, сияющий багряным гранитом, яшмой, малахитом цвета морской волны и лазуритом оттенка Вечного Неба. На этот портик в дни торжеств и богослужений выходят правитель и верховный жрец с многочисленной свитой, дабы приветствовать многотысячную толпу, собравшуюся на площади.

Сзади портик выходит на многоярусную пирамиду, взметнувшуюся к небесам нзд стенами мощной цитадели. На вершине гигантского зиккурата неугасимо полыхает священный огонь. Напротив Священных Врат Уту в обеих внешних крепостных стенах находятся меньшие по размеру, но не менее роскошные Золотые Ворота.

Путникам, подъезжающим к городу со стороны Золотых Ворот, были хорошо видны взметнувшаяся к небесам величественная пирамида, возвышавшаяся над городом, и полыхавшее днем и ночью пламя на ее вершине.

Немало грозных крепостей высятся на просторах Турийского материка – от побережий Зингары до далекого Кхитая, но отнюдь не каждая из них может похвастаться тем, что ни разу не была взята приступом. Аргаим был одним из редких исключений. Высоки были его стены, неприступна Главная Цитадель, неисчислимо войско, необъятны запасы продовольствия в городских складах. Но коварство, измена и черное колдовство проникли в самое сердце неприступной твердыни...

***

... В необъятной толще базальта, из которого был сложен Великий Зиккурат Уту, терялась небольшая келья, больше похожая на склеп. Единственное узенькое оконце, расположенное под самым потолком и больше напоминавшее бойницу, почти не пропускало света в мрачное помещение с голыми каменными стенами, единственным украшением которых служили странные надписи, высеченные на поверхности – таинственные древние идеограммы, иероглифы, руны. Странный сиреневый туман клубился в келье, окутывая ее мистической дымкой. В воздухе резко пахло колдовскими снадобьями. Вдоль стен стояли всевозможные сундуки, столики на витых ножках, искусно украшенные резьбой и уставленные всевозможными приборами и препаратами, треногами, зеркалами, разноцветными камнями, лучившимися магическим светом, гадальными свитками и костями. Скалили зубы черепа диковинных существ – то странно вытянутые, то приплюснутые, то сплошь покрытые шишками, шипами, наростами, украшенные рогами разных размеров и чудовищными клыками.

Один из сундуков был раскрыт, и от него исходила такая зловещая аура, что заставляла шевелиться волосы на голове невольника в медном ошейнике, который почтительно замер у массивной дубовой двери. Сундук был доверху набит жуткими древними письменами – полуистлевшими свитками, растрескавшимися глиняными табличками, тяжелыми фолиантами, бумагой для которых служила кожа давно вымерших рептилий, а чернилами – кровь девственниц.

Один из таких фолиантов небрежно листал человек, который нахохлившись, подобно грифу, восседал в центре мрачной кельи на массивном резном кресле с высокой спинкой, выполненной в виде змеи, принявшей боевую стойку. Оскаленная чудовищная пасть находилась как раз над затылком сидящего, и создавалась полная иллюзия, что вот-вот ядовитые зубы вопьются в человеческую плоть. Но хозяина кресла мало волновала разверстая змеиная пасть за спиной.

Веки его были сомкнуты, на узком хищном лице, изборожденном глубокими морщинами, застыла маска безмятежного спокойствия, и лишь голова, облаченная в черную бархатную тюбетейку, ритмично покачивалась. Тонкие, сухие пальцы, унизанные тяжелыми, бесценными перстнями, еле заметно подрагивали. А колдовская книга сама переворачивала свои тяжелые страницы перед даже не смотревшим на нее властелином,– и от листов, испещренных загадочной тайнописью, осязаемыми волнами поднималась атмосфера древнего, темного ужаса.

Неожиданно колдун хлопнул в ладоши, и книга, гулко захлопнувшись, беззвучно полетела в сундук, незамедлительно закрывшийся. Вся эта колдовская операция вызвала невыразимый ужас в душе несчастного раба, стоявшего на страже у дверей. Зрачки его расширились, губы посинели. Невольник был здесь всего пару дней и еще не привык к мрачным обычаям, царившим в Зиккурате Уту последние двадцать лет. Страх раба не ускользнул от внимания колдуна. Цепкие холодные глаза его яростно сверкнули.

– Презренный,– обратился он к несчастному.– Подойди к своему господину!

Невольник обреченно приблизился на трясущихся ногах и замер, изогнувшийся в поклоне.

– С-слушаю и повинуюсь, о пресветлый Заркум!– Зубы его стучали друг о друга, выбивая барабанную дробь.

– Ты боишься меня!– медленно произнес Заркум.– Это хорошо, что боишься. Но плохо, что так откровенно выдаешь свой страх. Это оскорбляет меня. Мне не нужна такая трусливая душонка, даже в качестве раба!

Несчастный рухнул на пол, лобызая сапоги Заркума.

– Прошу тебя, светлейший, только не превращай меня в лягушку или крысу!– захлебывался он в рыданиях.

Заркум, сморщившись, поглядел на него сверху вниз, и в холодных глазах его промелькнуло удовлетворение.

– Нет!– заверил он пресмыкавшегося перед ним раба.– Лягушачьи или крысиные внутренности мне сейчас ни к чему. А вот человеческие подойдут! – С этими словами он щелкнул пальцами и выкрикнул несколько слов на непонятном языке.

Глаза невольника вдруг полезли из орбит, он схватился за горло, задыхаясь. В глотке его произошла какая-то судорога, и неожиданно человек исторг из себя, в потоке крови, хлынувшей изо рта, еще пульсирующее, дымящееся сердце.

Сердце послушно скакнуло в ладонь Заркума. Он задумчиво поглядел на кусок окровавленной горячей плоти, судорожно колотившейся в его руке, и хмыкнул:

– Кровь... хотя и из сердца труса, но все же подойдет мне!

В следующий момент перед ним оказалось круглое зеркало, высеченное из черного обсидиана. Поверхность зеркала была тускло-матовой, абсолютно ничего не отражавшей. Чародей положил дымящееся сердце на зеркало и стал выжимать из него еще оставшуюся кровь. Размазав кровь по стеклу, колдун выбросил ставшее ненужным сердце и воскликнул:

– Аррагах – Миное – Калог! Сатраватха – Зандрубина – Войла – Max!

С зеркалом начали происходить удивительные метаморфозы. Неожиданно оно засветилось алым светом, как бы накаляясь изнутри. Кровь с шипением стала закипать, а затем неожиданно исчезла, зеркало будто всосало ее в себя. Поверхность обсидиана стала прозрачной, и, глядя в него, черный маг смог увидеть то, что творилось в городе и его окрестностях.

... Аргаим Трехстенный жил своей обычной жизнью. На площади вокруг Главной Цитадели бурлил оживленный рынок, толпы шумного народа заполняли также широкие мощеные проспекты Внешнего и Внутреннего Города. На первый взгляд картина ничем не отличалась от жизни сотен других восточных городов. Но в Аргаиме произошли серьезные изменения за те двадцать лет, как при загадочных обстоятельствах скончался правитель Колаксай и все члены его семьи, а Хрустальный Трон узурпировал Шульга – двоюродный племянник правителя по отцовской линии, ставленник жреческой партии, возглавляемой темным Заркумом.