Текст книги "Зло Валузии"

Автор книги: Ральф Шеппард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

... Образ Алп-Манаша исчез из сна Таргитая. Теперь перед его внутренним взором чередой проходили поколения волков. Он видел их жизнь как бы изнутри, глазами зверя, и в то же время познавал дух древнего воина, заключенный в тело хищника. Дух этот рвался на волю: слишком тесной ему была волчья плоть и слишком серой – волчья жизнь.

Именно воля человека вынуждала волка кидаться на путников в смутной надежде, что найдется тот, кто одолеет его, дабы дух хана наконец слился с человеческой душой.

Великим счастливцем стал бы человек, победивший волка – стража изваяния. Но, увы... Проезжие купцы знали о существовании волков-стражей и потому никогда не подходили к каменному воину поодиночке. Другие же были слишком слабы и потому становились жертвой курганного волка.

Когда подходила пора стареть, стража кургана вызывал на поединок молодой и сильный волк, Если ему удавалось победить старого ветерана, дух хана перекочевывал в новичка по наследству. Так и длилась бы эта череда воплощений страждущего духа, но вот к кургану подъехал Таргитай...

И теперь он знал, что вместе с сердцем и печенью убитого волка принял в себя дух великого Алп-Манаша.

***

... Исчезли волки, исчезло видение кургана, Над Таргитаем склонялось морщинистое, цвета старой слоновой кости лицо Учителя. Раскосые глаза его сощурились и почти утонули в складках кожи – Тан У улыбался.

– Дуэн Ки, мальчик мой,– послышался ласковый голос старого мудреца,– теперь в твоем сердце живет воинский дух древнего хана. Ты победишь, мальчик мой, и будешь править своей страной! И тебе поможет в этом великий человек. Ты не единожды встречал на своем пути удачу: тебя оставили в живых палачи, не тронули барсы, ты попал ко мне и победил священного волка. А вскоре тебе предстоит стать другом великого воителя, который когда-нибудь завоюет престол самого великого из королевств Запада Цени эту дружбу, Таргитай, и будь осторожен, не позволяй никому разлучать тебя с другом! Вас ждет великое будущее!

Дух Тан У исчез так же внезапно, как и появился.

... А перед внутренним взором Таргитая предстал высокий могучий мужчина. Грива черных непокорных волос обрамляла мужественное загорелое лицо, на котором выделялись глаза – ярко-синие, как купол Вечного Неба. В них светились ум, воля и невероятная отвага. Но что это? Рядом с синеглазым богатырем стоял другой гигант, лысый или бритоголовый, тощий, смуглый и крючконосый. Он был похож на стигийцев, которых Таргитаю доводилось встречать в Согарии и в Дамасте. Гигант-стигиец в упор посмотрел на Таргитая желтыми немигающими глазами, и неожиданно черты его лица расплылись, и сквозь них проглянул ужасный облик наага.

– Берегись!– закричал Таргитай синеглазому.– Это змей!– Но голоса не было. Нааг отвратительно зашипел и видение исчезло…

Таргитай проснулся.

Глава 4. Девы-лебеди

Таргитай сравнительно легко переправился через полноводный Джаих, цепко держась за гриву своего выносливого степного коня, которому не раз приходилось пересекать реки вплавь. Ступив на западный берег Джаиха, холмистый и возвышенный, юный воин кинул прощальный взгляд назад – на восток, туда, где на тысячи лиг простиралась Великая Степь.

По Джаиху, казалось, пролегала незримая граница. Здесь кончалась настоящая Гиркания и начинались пределы Сакалибы – загадочных северных краев. Хотя знал Таргитай, что и к западу от Джаиха живут кочевники, родственные гирканцам,– вплоть до тайги, населенной дикими охотниками, но здесь близость Севера чувствовалась во всем. Не было больше необъятной ровной степи, сплошь поросшей ковылем и лишь изредка перемежавшейся небольшой грядой холмов или перелесками. С самого побережья Джаиха здесь начиналась великая возвышенность, бугрящаяся холмами, все более и более увеличивающимися в размерах и постепенно переходящими к северо-западу в отроги Рипейских гор, гряда которых уже угрюмо нависала над горизонтом.

Это не значило, однако, что ландшафт не был благоприятен для кочевания. Между холмов тут и там зеленели плодородные, сплошь поросшие густой сочной травой луговины и долины-тугаи. Холмы, служившие естественными границами этих долин, были сплошь покрыты лесом, в котором лиственные породы: береза, осина, липа – смешались с сосняком и ельником. Могучие стволы хвойных великанов красноречиво свидетельствовали о близости пояса сплошной, дремучей тайги.

Живописные тугаи были идеально пригодны для крупных стад – травы здесь были обильнее и гуще, чем в засушливой Великой Степи. Но замшелые сосны и ели, огромные гладкие валуны, облизанные языком древнего ледника,– все свидетельствовало о студеном дыхании Борея. Все это словно говорило, что не следует обольщаться изобилием сочной травы – не так уж и долог ее срок. Ибо шесть, а то и семь лун в году царствует здесь суровая зима. И снег в Сакалибе настолько глубок, что не позволяет держать скот на подножном корму круглый год, как это делают гирканцы в своей малоснежной степи.

Таргитай слышал, что здешние скотоводы кочуют особым образом, отгоняя свои стада на зимовки в горные долины или запасая на зиму сено. Знал он также, что в силу этого местные скотоводы не кочуют весь год, а зиму предпочитают пережидать в оседлых деревнях.

Однако сейчас северное лето было в разгаре, и солнце, хоть и низко стоящее над горизонтом, так что задевало верхушки Рипейских гор, щедро поливало землю животворящим теплом. Следовательно, рассудил Таргитай, довольно скоро он встретится со здешними кочевниками.

Как ни крути, они были его соплеменниками, хотя изгнанник ощущал себя, куда большим степняком, чем они. В любом случае, встретиться с ними необходимо. Пополнить припасы, а главное – выведать, что же все-таки творится в столице этих загадочных земель.

В конце концов, решил Таргитай, он вполне сойдет за странствующего гирканского купца, отбившегося от каравана, благо, в его хурджуме завалялись кое-какие безделушки, годные для продажи. В самом деле, откуда темным пастухам знать, что под личиной скромного юного путника скрывается мститель, вернувшийся, чтобы отвоевать престол.

Однако местность, по которой проезжал Таргитай, продолжала оставаться пустынной, что несколько смутило странника, По сведениям гирканских купцов, в это время года уже сразу после переправы через Джаих можно было встретить приграничные кочевья даев, исседонов, иирков и других местных племен, с нетерпением ожидавших приезда торговых караванов с юго-востока, Но теперь в этих местах, некогда оживленных, царили безлюдье и тишина. Какая-то напряженность чувствовалась в молчании природы. Казалось, невидимые глаза загадочных существ зорко наблюдают за дерзким пришельцем.

Таргитай ехал все дальше, и в душу его постепенно вкрадывалась тревога. Он мучительно гадал, что же заставило опустеть привольные кочевья в разгар короткого северного лета? Был ли то мор или нападение неведомого врага?

Неожиданно на горизонте замаячило что-то черное, а ветер донес резкий, тревожный запах. Молодой воин весь напрягся, учуяв этот столь знакомый ему аромат степной беды. Гарь! Похоже, что впереди лежало разоренное и выжженное дотла кочевье. Выхватив из ножен обоюдоострый кхитайский меч, Таргитай пустил коня галопом.

Вскоре взору юноши предстала печальная картина: несколько черных пепелищ, оставшихся на месте стоявших кругом шатров. Рядом лежали давно остывшие трупы. Причем над телами, похоже, основательно поработал какой-то злобный и невероятно жестокий враг. И, судя по ранам, оставленным на трупах, враг этот не был человеком.

Вырванные куски плоти. Обезображенные тела. Раздавленные всмятку черепа. Лишь у одного из покойников чудом уцелело лицо: это был коренастый мужчина лет сорока, в одежде из беличьих шкурок, широких шароварах и войлочных сапогах. На голове его красовалась остроконечная войлочная шапка, отороченная лисьим мехом, похожая на те, что носят гирканцы, но на этой сразу же бросались в глаза по-чудному прикрепленная сзади пара лисьих хвостов. Широкое, смуглое, чернобровое лицо убитого было неестественно запрокинуто – и немудрено, ибо голова была почти отделена от туловища жуткой рваной раной, зиявшей на месте горла. На лице обладателя хвостатой шапки застыло выражение смертельного ужаса.

Тлен уже коснулся мертвецов, но удивительное дело, ни одной мухи не вилось над ними, и, ни один охотник до падали – будь, то шакал, волк, ворон или стервятник – даже не приблизился к трупам. Словно само место это было проклятым.

Трупов было не так уж и много, не больше десятка, в то время, как в погибшем кочевье явно обитало большее количество людей. Причем все до единого тела были мужскими. Следовательно, рассудил Таргитай, успокаивая дрожащего коня, женщины, дети, подростки и уцелевшие мужчины уведены в плен некими злобными монстрами. В том же, что нападение совершили не люди, Таргитай и не сомневался.

Он стал внимательно изучать следы, надеясь встретить отпечатки раздвоенных копытцев или трехпалых ступней рептилий,– вещий сон все не шел у него из головы. Но, кроме слабых очертаний подошв войлочных сапог, он ничего не увидел. Неведомый враг не оставил следов на земле!

В бессильной ярости Таргитай воздел голову к Вечному Небу, и с уст его уже готовы были сорваться самые страшные проклятия, обращенные к богам, этим равнодушным небожителям, спокойно взиравшим на творимые внизу злодеяния… И, словно в ответ на его немой упрек, с неба донеслись странные звуки – то ли вороний грай, то ли чей-то злорадный хохот. Женский хохот, который мог принадлежать только ведьме.

Таргитай в изумлении всмотрелся в небо, и его зоркие глаза уловили где-то далеко, у самых облаков, едва различимые в лучах солнца смутные точки. Точно птичья стая кружила над местом кровавого побоища.

Точки стали заметно расти в размерах, приобретать определенные очертания, приближаясь к земле. Наконец синеву небосклона прочертил клин ритмично взмахивающих мощными крыльями крупных птиц, гусей или лебедей. Уже явственно виднелись изогнутые длинные шеи, сверкала на солнце белизна оперений... Но было что-то неправильное в этих птицах, что-то зловещее и пугающее. Через пару мгновений Таргитай понял, что именно.

Пернатые существа опустились совсем низко, одно из них неожиданно устремилось к нему, и юноша в ужасе узрел в ореоле развевающихся волос искаженное ненавистью и хищной злобой лицо с раскосыми, пылающими глазами, вывернутыми наружу ноздрями, волчьим оскалом разверстой пасти, из которой высовывался раздвоенный змеиный язык. Крылатая дева летела прямо на него, вытянув вперед жилистые длинные руки, украшенные острыми, кривыми когтями.

– О, Папай-громовержец!– выдохнул Таргитай, выставляя вперед свой меч.– Девы-Лебеди!

Так вот какой враг опустошил эти земли! Страшные Девы-Лебеди, крылатые гарпии, наводившие ужас на жителей севера! Создания, о которых даже бывалые гирканские купцы рассказывали шепотом, сотворяя при этом знаки, отвращающие демонов!

Ну что ж, Таргитай не будет покорно ждать, пока крылатая девица сама подлетит к нему и вопьется в плоть своими когтями-кинжалами. Он видел, какие раны оставляют легкокрылые красавицы, и мог лишь уповать на крепость кованных искусными агадейскими мастерами доспехов, носивших гордое название чешуя Нергаяа. И еще на свою резвость и воинское мастерство.

Да! На этот раз гарпиям попался отнюдь не испуганный, суеверный, застигнутый врасплох пастух, вооруженный одной лишь камчой или, в лучшем случае, ножом! Когда первая из лебедиц, исторгая змеиное шипение из глотки, со всего маху налетела на Таргитая, намереваясь впиться в его тело когтями и зубами, ее встретило сверкающее голубизной острие заговоренного кхитайского меча с насеченными по всей длине лезвия магическими иероглифами. Молнией грозного Папая метнулся волшебный меч – и продолжавшая шипеть, чудовищная кудлатая голова, разбрызгивая кровь, слетела с изящной шеи. Но обезглавленное тело не унималось. Мускулистые руки впились в горло воина (его спасла стальная рубаха с глухим воротом), мощные крылья судорожно били, норовя ослепить и запутать, а длинная шея извивалась в конвульсиях продолжая выталкивать струи черной крови прямо в лицо Таргитая.

– Эрлик тебя раздери, проклятая!– в ярости вскричал воин, с трудом отбиваясь от истекающего кровью трупа.

Товарки убитой демоницы, пронзительно крича, вились над головой Таргитая. Но принц даже и не надеялся, что те обратятся в бегство. Жестокий разум светился в хищных глазах гарпий. Было очевидно, что Девы-Лебеди лишь сменят тактику нападения и продолжат свое кровавое дело.

Таргитай быстро прикинул, как вести дальнейший бой. Ускакать прочь и спастись бегством нечего и надеяться – гарпии не отпустят его живым. Броситься на них с боевым кличем и погибнуть в бою? Это была смерть, достойная мужчины, но Таргитай пока не собирался на вечный покой. Прежде чем ступить на неведомые земли Серых Равнин, он хотел раздать кое-какие старые должки.

Наконец лебедицы с истошным воплем перешли в атаку. Теперь они не нападали поодиночке, а, грозно шипя, подлетали сразу со всех сторон, стараясь поразить врага. Лишь резвость обученного скакуна и ловкость самого Таргитая, вертевшегося с конем на одном месте и еле успевавшего мечом и пикой отбивать тянущиеся к нему со всех сторон когти и пасти, до поры спасали его.

Гарпии были явно обозлены: впервые им встречалась такая строптивая жертва. Но Таргитай сам привык быть охотником и не собирался никому уступать эту роль. Меч в правой руке описывал вращательные движения над головой, выделывая самые невероятные восьмерки и петли,– и каждый взмах исторгал злобное шипение из глоток демониц, оставлял алые полосы на белоснежных перистых телах, а то и просто окровавленную культю на месте руки, крыла или головы. Копьем Таргитай одновременно фехтовал – легко, играючи, как зингарский гранд своей изящной шпагой,– и колол стремительно и точно, как гиперборейский мореход, гарпунящий кита, или кушит, метающий ассегай в антилопу.

Юный принц был великолепен. В нем гармонировали гирканская прирожденная ловкость с древним кхитайским боевым искусством,– Тан У успел поделиться со своим воспитанником некоторыми знаниями, полученными им в молодости в Замке Голубых Орхидей. И сейчас Учитель мог бы по праву гордиться им.

Неизвестно, сколько бы еще продолжалась эта игра со смертью, как вдруг Таргитай, упоенный битвой, расслышал стремительный свист огромных крыльев. В разные стороны полетели окровавленные тела гарпий, и огромные черные когти вонзились в плечи юноши. Сильный удар по голове на миг лишил его сознания. В глазах у Таргитая потемнело. А когда тьма рассеялась, он ощутил, как некая злая сила поднимает его все выше и выше и несет за самые облака.

Глава 5. Дурная компания

Тангха стремительно несла свои шумные воды к морю Вилайет, а по ее берегу двигались в обратном направлении – к северо-востоку, туда, где темнели на горизонте очертания Рипейских гор,– два человека.

Оба явно не были обитателями здешних мест, Какая же прихоть богов забросила их в край, куда даже гирканцы наведываются раз в полгода, в невероятную даль от Хайборийских пределов, и свела здесь вместе могучего уроженца Киммерии и долговязого, смуглого, желтоглазого человека в белой хламиде, по виду уроженца берегов Стикса?

– Слушай, ты, как там тебя... Kaxxa!– угрюмо проворчал гигант-киммериец, бросая исподлобья взгляд синих, как Вечное Небо, глаз на своего крючконосого спутника.– Раз уж ты такой волшебник, что тебе мешало отправить меня прямиком к сокровищам этих самых Грифов?

– Хе-хе-xe!– сипло засмеялся стигиец, отвечая на взгляд киммерийца своим немигающим взором.– Увы, мой дорогой варвар, все не так просто. Нам, наагам, доступно многое, что и не снилось нынешним чародеишкам, но боюсь, здесь даже я бессилен. Видишь ли, подобные перемещения требуют слишком большого напряжения магических сил. К сожалению, у меня нет под рукой талисмана, посредством которого я смог бы достичь требуемой концентрации энергии. Но зато, если я достигну сокровищ грифов и найду среди них заветный Шип Тиамат...

– Ну ладно, всё!– махнул рукой недовольно скривившийся киммериец.– Не можешь – так и скажи прямо. А то только болтать горазд!

– Я не болтаю, а объясняю, Конан,– мягко поправил Кахха своего грубоватого собеседника.– Да, и еще, мой любезный друг, прошу тебя, не называй меня Каххой при людях, которые станут попадаться нам в пути, Для них я буду просто Джехути, странствующий проповедник учения Сета.

– Да хоть Нергала проповедуй,– буркнул варвар, раздосадованный мягкой отповедью. Змей с его слащавой надменностью и поучениями приводил его в бешенство.– Ты только приведи меня к золоту и вытащи из этой дыры обратно в хайборийские земли, Надеюсь, хоть это ты сможешь сделать? Кстати, что за талисман ты там хочешь отыскать?

– Шип Великой Тиамат!– прошептал Кахха, и глаза его запылали, как у голодного питона.– Праматери всех Змей и Драконов! Тиамат, еще до начала времен отложившей в космической пыли Изначальное Яйцо, из которого вышел Великий Владыка Тьмы – Отец Сет! В самом начале человеческой истории восстали люди против священной власти Сета – великих зверобогов. И призвал Сет свою грозную матерь покарать неверных, посягнувших на возлюбленных детей его – наагов. И Тиамат восстала из пучины Праокеана, и ужасно было ее пришествие. Но вмешались Высокие Боги, взиравшие на Землю со своих Звездных Сфер. И с небес спустился бог Мардук, и в страшной битве одолел он Праматерь Змей и Драконов. Он вырвал из спинного гребня Тиамат источник силы – ее волшебный шип и низверг ее в пучину подземных вод – бездну Апсу. А магический шип похитили с поля битвы слуги вороватого Бела. Этот проклятый божок осмелился на святотатство – и лишил Расу Змей половины ее могущества. С тех пор владычество Отца Сета и детей его наагов стало клониться к закату. Долгие тысячелетия самые могущественные чародеи искали заветный талисман. Но лишь мне удалось, опираясь на опыт моих многочисленных предшественников, узнать о местонахождении сокровища. Мы на верном пути, Конан! Если Шип будет в моих руках, клянусь, что все золото и драгоценности достанутся тебе. Мне они не нужны! Для меня нет иного сокровища, кроме Шипа Великой Тиамат!

Конан заворожено смотрел на впавшего в экстаз наага, а тот в упоении продолжал:

– Когда-то, несколько тысяч лет назад, я уже пытался добраться до талисмана, но, как видишь, не успел. Отвлекли суетные дела. Мои подданные требовали от меня большой войны, завоеваний, крови, рабов. Ты, наверное, не знаешь еще, как тяжело быть королем, хотя и стремишься к этому сам. Удел короля, будь хоть он самым грозным и могущественным на земле,– выполнять необузданные желания своих вассалов. А потом, по нелепой случайности, я впал в эту проклятую летаргию, и недоумки-сатуры запаковали меня в саркофаг. Они обожествили меня! Дух мой скитался по иным мирам, а тело вынуждено было служить алтарем этим болванам. Ну что ж, зато они спасли меня от ярости потопа. Я не мог и предположить, что их потомки выродятся до такой степени в этих подземельях. Тем не менее, как трогательно, что единственное, что они сохранили от былого великолепия,– это поклонение моим останкам... Но, надо признаться, там было мрачновато, поэтому, как только ты меня разбудил, я предпочел выбраться наружу. На это моей магии хватило! Но чтобы сразу перенестись в Страну Грифов, к той заветной пещере, где, возлежа на грудах сказочных сокровищ, ждет своего часа Шип Тиамат,– на это мне, увы, нужна сила, равная магии самого Шипа. Как видишь, получается замкнутый круг. Но не надо унывать, Конан! Я уповаю на Сета: ведь замкнутый круг – это его символ! Именно поэтому нам приходится передвигаться подобно простым смертным,– закончил свое многословное объяснение Кахха, продолжая сверлить Конана глазами.

Странники продолжили свой путь. Впереди уверенно, мягкими неслышными шагами шел нааг, и даже через его нынешнюю человеческую оболочку сквозило что-то змеиное. Когда Кахха, немного оправившись после счастливого пробуждения, принял облик стигийского монаха, Конан не особенно удивился. От человекозмея можно было ждать чего угодно!

«Так я чувствую себя вольготнее»,– пояснил Кахха, пряча свою сверкающую корону в широкие складки хламиды, которая, появившись прямо из воздуха, укутала обнаженное тело перевоплотившегося наага.

И вот Конан шел следом за Каххой – точнее, как он просил себя называть, Джехути,– и угрюмо пялился на его тощую спину и голый смуглый затылок, Где-то в самой глубине его существа зрело желание поднять топор и со всего маху всадить прямо в башку нелюдя, но руки почему-то отказывались повиноваться, а в голове вкрадчиво шептал навязчивый голосок: «Что тебе это даст, Конан? Ты убьешь наага и останешься один в этом медвежьем углу.

Ведь ты же ничего не знаешь здесь, ты никогда тут раньше не бывал. Полно, Конан, к чему необдуманные действия? Конечно, ты ненавидишь Сета и змеелюдей, но у тебя нет другого выбора! Спокойно, спокойно... Кахха приведет тебя к несметным богатствам. Ты станешь богаче туранского владыки. Кахха вмиг вернет тебя в Хайборию с помощью Шипа Тиамат, вместе со всем твоим золотом. И ты купишь себе королевство. Ты отомстишь своим врагам! Ездигерд будет ползать у твоих ног, моля о пощаде! Ты станешь великим королем! Да что там,– императором, подобным древнему Калениусу!»

Голосок все напевал и напевал, и тело и душу Конана незаметно опутывало заклятье, творимое Каххой. И киммериец уже не пытался поднять свой топор. Оружие покоилось на его могучем плече, а сам варвар послушно следовал за уверенно шагающим наагом – вперед, к заветным сокровищам грифов...

***

... Неизвестное существо стремительно несло Таргитая, ветер свистел у него в ушах. Если бы он сейчас упал, то неминуемо разбился бы, однако черные когти цепко держали свою добычу. Оправившись от удара в голову, Таргитай постарался оглядеться. Он глянул вниз – и увидел далеко внизу под собой мелькающие холмы, луга, блеснувшую ленту реки.

На проносящейся под ним земной поверхности принц заметил огромную черную тень. Но очертания ее не позволяли угадать, что же за существо уносило юношу в поднебесье.

Оглянувшись, насколько позволяли вцепившиеся в тело, когти, Таргитай увидел в отдалении стаю Дев-Лебедей, ритмично взмахивающих крыльями, как галерные гребцы веслами,– гарпиям явно не пришлось по вкусу то, как у них похитили добычу прямо из-под носа. И, наконец, посмотрев наверх, Таргитай увидел над собой пару огромных лап и темное брюхо. Существо было настолько велико, что большего разглядеть принц не смог...

***

Два одиноких путника – лжестигиец и варвар-северянин – продолжали упорно продвигаться вверх по течению Рангхи. Местность, по которой они шли, заметно менялась по мере того, как росли горы на горизонте. Все выше и угрюмее становились сосны, которыми поросли холмы вдоль берегов реки, все больше встречалось по пути россыпей диких валунов – поверхность их была идеально гладкой.

– Несколько тысяч лет назад все эти места были покрыты толстым слоем льда,– заметил Кахха, уловив любопытство Конана.– Ледник оставил свой след на камнях, как и на всей природе этого сурового края.

– Эти места очень похожи на мою родину,– заметил киммериец.– Там тоже растут замшелые сосны, а таких валунов – пруд пруди. И над всем этим – седые, угрюмые горы, где обитает сам Кром.

– Ничего удивительного, что твоя далекая Киммерия, как две капли воды похожа на страну Рипейских гор,– молвил в ответ нааг.– Пояс ледников некогда покрывал все северные области планеты. Но потом произошла Великая Катастрофа, Атлантида исчезла в волнах Западного океана. Теплый воздух и океанские течения, которым раньше был закрыт путь на север, наконец-то прорвались туда. Льды начали стремительно таять. Весь мир перевернулся. Там, где раньше простиралась тундра, стали расти леса, а там, где лежал ледник, вознеслись могучие горы. Вымерли последние из древних рас,– я имею в виду людей-обезьян, ваших ближайших родичей. Вымерли гоблины, неуклюжие и коренастые волосатые полулюди с кустистыми бровями, заостренными ушами и скошенными подбородками. Почти полностью вымерли и рыжие обезьяны севера. Жалкие осколки этой расы до сих пор скрываются на краю мира, в далекой Патении. А наиболее развитые из их потомков смешались с племенами варваров, нагрянувших с юга и востока.

– Это, наверное, были асиры и ваниры,– заметил Конан.– Причем в ванирах обезьяньей крови больше – уж больно они все рыжие!

– Да, дикари той эпохи были неразборчивы в связях,– усмехнулся Кахха.– В этом отношении твои предки от них выгодно отличались тем, что блюли чистоту крови. И так, я вижу, продолжается до сих пор. Во всяком случае, тебя, Конан, к выродкам не отнесешь!

– Это точно!– не без самодовольства согласился Конан.– Мы, киммерийцы, свою породу бережем. Чего не скажешь о ванирах или о пиктах. Говорят, пихты не уступали красотой и ростом киммерийцам, когда жили на своих островах в Западном океане, а потом, переселившись на материк, перемешались с нелюдями, на чьих древних землях сейчас живут. Хотя душа-то у них всегда была черной.

– Да, возможно.– Взор Каххи стал задумчив: перед ним проплывали причудливые тени прошлого.– Было время, не весь мир принадлежал сынам человеческим. Существовало множество разумных рас. Не все, конечно, равноценные. Часть из них была ничем не лучше дикого зверья. Так что я с легкостью смотрел на то, как деградируют и вымирают примитивные племена, такие как сатуры или гоблины. Их хватало лишь на то, чтобы бегать по лесам, оглашая округу дикими воплями, да предаваться разврату у пещерных костров. Но как смириться с тем, что даже лучшие из нас – нааги и вампиры Куша – узрели свой закат? Эта боль жжет мне сердце и превращает в кипяток даже мою вечно холодную кровь.

– Ну, не преувеличивай,– по-своему решил утешить змея Конан.– Я немало бродяжил и по опыту знаю, что на свете еще полным-полно осталось всяких древних выродков. Драконы, вампиры, гномы, трольхи, всякие там люди-обезьяны, циклопы да людоеды. И никто из них добровольно из жизни уходить не собирался. Живучие гады! Намучаешься, пока на Серые Равнины отправишь.

«Вот только почему я и эту нелюдь не отправлю туда же»,– мелькнула было в самом дальнем уголке мозга киммерийца, здравая мысль... мелькнула и погасла, как свеча, задутая все тем же ласковым голоском, который принялся нашептывать успокаивающе:

«Брось, Конан, он не причинил тебе зла. Да и жаль гада: все сородичи его вымерли, он один остался. К тому же он ведет тебя к сокровищам, а потом отправит домой, на Запад. И вообще, он славный парень, хотя и не человек. Даже шипеть при разговоре отучился... Этот подлый шепоток Конан воспринимал как голос своего внутреннего я, и он не вызывал в сердце варвара и тени протеста. Все казалось так естественно, так разумно... Только в самой глубине души таилась смутная неловкость, ощущение нависшей опасности, однако любая попытка ухватиться за это чувство оканчивалась дикой головной болью, и киммериец понемногу смирился, убаюканный журчащей речью наага и свистящим шепотком в мозгу.

Двое продолжали свой странный путь.

Глава 6. Гаруда и речной бог

– Мы приближаемся к месту слияния двух великих рек севера,– объявил Кахха к вечеру, когда позади уже был целый день пути.– Еще два или три дневных перехода – и мы будем у самого подножия главного хребта Рипейских гор. Мы одолеем его, пройдя через потаенный перевал, и окажемся почти у цели. Там, к востоку от главного хребта, лежит великий город Аргаим – столица Анахарсидов. А от него уже почти рукой подать до Страны Аримаспов и Грифов, где таятся сокровища, не виданные ни одним из земных владык!

– Скорей бы уж!– проворчал Конан.

Натруженные ноги гудели, Несмотря на всю силу и выносливость северного варвара, усталость безостановочного перехода давала себя знать.

«Яйца Ханумана!– выругался про себя киммериец.– Совсем изнежился в пиратах! Чего бы сейчас не отдал за мой разбившийся ялик или за доброго гирканского скакуна!»

– А я бы предпочел моего славного кротера,– тут же откликнулся на его мысли нааг. Он вышагивал все так же неутомимо и, несмотря на свою худобу и кажущуюся слабосильность, не подавал признаков усталости.

– Это еще что такое?– недовольно поинтересовался Конан. Он не мог смириться с тем, что змей бесцеремонно читает его мысли, как будто они начертаны у него на лбу.

– Кротер – это рептилия,– охотно пояснил Кахха.– Он бегает только на двух ногах и балансирует при беге мощным хвостом. И по прыти намного превосходит любого четвероногого скакуна. Точнее превосходил,– грустно поправился он.– Увы, кротеры исчезли с лица земли. Мне лишь чудом удалось раздобыть живые яйца этой твари и вывести из них поколение длинношеих скакунов. Но это было несколько тысяч лет назад. Теперь они погибли окончательно.

– И слава всем богам,– пожал плечами киммериец.

От рассказов наага у него уже голова пухла. Казалось, из своего привычного времени он угодил на пару тысяч лет назад, и мир казался варвару чужим, враждебным и незнакомым.

За разговорами спутники не заметили, как берег Рангхи неожиданно резко повернул влево, и перед ними предстала удивительная картина. Две большие реки сливались воедино. Одна из них уходила своими верховьями на северо-запад, где истоки ее терялись в бескрайней тайге, другая, впадавшая в нее, несла свои стремительные воды прямо с ледниковых шапок, покрывавших вершины Рип.

– Это – Джаих,– молвил Кахха, бросая взгляд на величественную картину.

В месте впадения Джаиха в Рангху волны бурлили, образуя пенистые водовороты. Сливаясь, реки разлились так широко, что образовали что-то вроде большого озера, переправиться через которое было весьма непросто. Но без этого было не обойтись. Так уж вышло, что скалы, у которых разбилось суденышко Конана, располагались на полторы лиги западнее устья Рангхи, а путники странствовали по ее правому берегу.

– Эх, зачем только разбился мой бедный ялик, Нергал задери ее, эту подлую морскую тварь! – невесело вздохнул Конан. Перспектива переправы вплавь через столь обширное водное пространство, когда силы на исходе, не улыбалась даже ему,– с его мощной грудью и руками, способными рассекать волны, как весла зингарской галеры.

– Боюсь, что перебраться вплавь нам и впрямь не удастся, друг варвар,– заметил нааг, вновь читая его мысли.– Впрочем, нам было бы не легче, даже если бы твое суденышко не разбили в щепки бивни исполинской морской коровы. Признаюсь, я и не ожидал, что эти твари выжили в Катастрофе. Подумать только, они были гордостью моего королевского зверинца. Видать, нашли способ выплыть, когда волны потопа захлестнули бассейн. Какая ирония судьбы!