Текст книги "Утолю твои печали"
Автор книги: Раиса Крапп
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
Теперь сюда, под солнце, исцелившее братишку, Арвид привез Ксению.
* * *
Отец жил в небольшом доме, состоявшем из двух половин. Сначала он с сыновьями занимал одну половину, а потом, через много лет, когда соседи переезжали в новый дом, он купил и вторую. Сам так и жил – один. Почему не женился, когда сыновья вылетели из гнезда? Да кто его знает... Может, привык сам себе хозяином быть, ни перед кем отчет не держать. А может, всю жизнь погибшую жену любил. Портрет ее, уже после смерти заказанный, он снимал со стены лишь для того, чтобы аккуратно протереть его мягкой тряпочкой. Потом ставил перед собой и долго сидел, глядя
на юную, беззаботную женщину со смеющимися глазами.
Вторую половину отдавал квартирантам. Предпочитал задешево сдавать молодым семьям с детьми, которых квартиросдатчики не особо жаловали. А старому Аснису шумные, беспокойные проказники никогда не мешали. Проказ он вроде и не замечал – дети такими и должны быть.
На момент приезда Арвида и жены погибшего младшего сына, половина эта около двух месяцев как раз стояла пустая. Когда отец приезжал на похороны, Арвид предупредил о возможном приезде Ксении, и отец их ждал.
Провожая сына в последний путь, он почти не плакал. И один Бог знал, что творилось в его душе. Нет, еще – старший сын. Отца Арвид хорошо знал. Он умел понимать его молчание. И знал, что приезд снохи для старика – большое утешение. Арвид привык видеть его суховатым, сдержанным до черствости. И с приятным удивлением наблюдал, как теплеют глаза отца, когда он смотрит на Ксению. Как часто улыбается он в разговоре с ней. Как трогательно заботится: утром встает чуть свет, но Боже избавь застучать, загреметь – пусть Ксюшенька поспит; стоит Ксене у него на виду ненадолго выскочить во двор раздетой, как он торопится за ней с теплым платком, накидывает на плечи, сварливо при этом ворча...
Из осеннего ненастья так тянет в уютное тепло – вероятно, Ксения могла стать тем источником, который осветил бы и согрел осеннюю пору жизни этого человека.
Отец хотел предложить Ксене выбирать из двух половин, где ей больше нравится. Но Арвид остановил: "Мы ту, свободную займем", и, взяв ключ, увел Ксению. Когда вернулся, отец лишь посмотрел молча.
– Одной ей нельзя, – сказал Арвид. – А я хочу быть с ней.
– Как у тебя с деньгами?
– Достаточно.
– Я рад, что вы приехали.
– Я тоже, отец – он обнял старика и почувствовал, как на мгновение дрогнули его, еще крепкие плечи. А может, – показалось.
Позже, в один из дней, отец спросил:
– Ты давно любишь ее?
Помолчав, Арвид ответил:
– Давно. Но пока жив был Олег, это не имело значения.
– А теперь?
Арвид поморщился.
– Я ведь не один, нас двое.
Когда-то, целую вечность назад, их разделяли расстояния и сознание невозможности быть вместе. Но едва ли в то время Ксеня была от него дальше, чем сейчас. Сейчас они жили в одном доме, но будто в разных мирах. Ксения не чувствовала потребности в общении, обходилась минимумом слов: "да", "нет", "не хочу"... Но когда она молчала – где она была? Арвид понимал, что она уходит от него все дальше и дальше, и мучительно искал способ удержать ее...
* * *
Перед самым отъездом Арвид снова, в который уже раз побывал у того доктора, и он посоветовал прекратить давать Ксене лекарства, чтобы не появилась зависимость от них. И предупредил, что некоторое время у нее могут быть проблемы со сном, надо будет потерпеть. Действительно, Ксюша теперь подолгу не могла заснуть.
В одну из таких бессонных ночей Арвид зашел к ней.
– Мне тоже не спится, – сказал он. – Можно, я побуду с тобой?
Ксения потянула одеяло на плечи, не ответила. Арвид сел в кресло поодаль. Оно было старым и скрипучим.
– Я помню, у нас дома почти такое же кресло было. Еще там, в Прибалтике. Оно казалось мне необъятным. Я и мама – мы в нем запросто умещались. Отца часто допоздна дома не было, работал посменно. Мама растапливала камин... Мне больше никогда в жизни не было так хорошо, как тогда. О чем мы только не говорили в том кресле. Хотя мне и было-то всего ничего...
– Ты о своей маме долго скучал? – вдруг спросила Ксения.
Арвид молчал. Он никогда не задавал себе этот вопрос. Так долго ли он скучал о маме?..
– Мне не хватает ее всю жизнь, – тихо сказал он.
Ксеня смотрела молча, тоненькая морщинка обозначилась между бровями. И Арвид заговорил снова. Впервые – со дня смерти матери. И слова, которые он боялся не найти, приходили сами собой. Порой не очень связные, разорванные фразы передавали главное – то, что он чувствовал. Ксения молчала, но она была здесь, с ним, а не в своем, неизвестном ему далеке...
Так было и на следующую ночь: сначала Ксения надеялась уснуть, потом включила лампу, пыталась читать. Но бессонница тем и плоха, что ни спать, ни читать, ни думать... Разве что закрыть глаза и слушать. И Арвид снова сидел поодаль, рассказывал об их с Олегом детстве... В эти бессонные часы он о чем только не рассказывал. Об отце, об Олеге, о друзьях своих, о веселом, о грустном, о страшном – обо всем том, чего никому никогда не говорил. Он понял, что это и есть способ удержать ее, не позволить окончательно отдалиться, привязывать этим знанием,
переживанием, единомыслием...
* * *
Был у Арвида один особенный день в году, в феврале. В этот день они с Олегом увольнялись из армии. Понятно, ребята выпили за них. И подняли стаканы за погибших, как обычно. А Олег сказал:
– Разъедемся в разные концы России... Может и доведется с кем-то встретиться потом, а с кем-то – никогда больше. Давайте, пока живы, в этот день вспоминать друг друга и поминать тех, кого больше нет.
Эти слова младшего брата стали для Арвида законом. Все эти годы, что бы он ни делал, где бы ни был, непременно находил время остаться один на один с воспоминаниями. Так было и в этом феврале.
...Арвид долго сидел на камне на берегу речки. Смотрел на быструю студеную воду, а видел лица. Говорил с каждым из своих парней. Вспоминал тех, кого не сберег и просил за это прощения.
...Эх, мальчики, нам бы тогда сегодняшние мои умения! И жили бы вы долго.
Он берег их, как мог. На глупые приказы старался не нарываться, воевал осторожно, без ненужного риска и лихости. Понял, что погибают от собственной беспечности и непрофессионализма. Поэтому сам воинские свои умения без конца совершенствовал и парней гонял. Зато в последний год в его разведвзводе ни одной потери не было. Слышал, что за почет считали служить у него. В штабе уговаривали продлить контракт, но Олежкин срок службы заканчивался, и Арвид не хотел, чтобы брат и дня больше положенного оставался на этой бойне. А у Олега свое условие – или здесь вместе, или оба домой. Конечно, жаль было парней оставлять. Из них каждый стал ему братом. Никогда и нигде потом Арвид не ощущал такой высоты дружбы, необходимости своей и сопричастности с другими... Одно успокаивало – замену себе он сам нашел, и как показало время, не ошибся. По крайней мере, из прежнего состава домой вернулись все, – науки Арвида тоже не прошли даром. Хоть от этой вины Бог уберег, потому что их смерть он тоже принял бы на свою совесть. А вот брата – не уберег...
Арвид тяжело поднялся – смерзшиеся голыши захрустели под ногами. Стало зябко, и он поднял воротник куртки.
...За столиком он сидел один. Попросил не подсаживать никого и подкрепил слова более убедительным аргументом. Заказ его – "Водки и что-нибудь слегка закусить" – принесли быстро. Слушал музыку, вспоминал... Про все вспоминал: про учебку, про войну, про то, как прилетел хоронить погибшего товарища... С гробом его прилетел, хотел разделить горе матери, рассказать ей о сыне. Подошел к ней, покрытой черным платом: "Матушка... Ваш сын у меня служил..." А материнские, израненные глаза потемнели вдруг: "Почему же ты жив, а моего мальчика больше нету?!." После этого парни в его взводе больше ни разу не обнажили головы в траурном молчании.
Жалел себя. Сегодня он позволил себе это.
О Ксении думал и о братишке... Не привык еще к мысли, что нет его душу выедала горечь. А Ксюша... Ей он готов был отдать всю неразбуженную нежность свою, и заботу, и любовь. Знать бы только, что это нужно ей будет, хоть когда-нибудь. Где-то прочитал, что ли, что любовь, это когда встречаются два одиночества, соприкасаются, совпадают и защищают друг друга. Про защиту, это верно: он готов защищать ее от злобности и жестокости мира. Да и Ксюша... Она ведь тоже защитила его... Он себя самого. Своей любовью она спасла его от окончательного крушения. Наверно, и Олега, тоже. Говорят, ради любви и во имя ее рушатся и возрождаются государства, системы, миры, совершаются войны, люди становятся либо отпетыми негодяями, либо святыми... Олежка – да, он очень изменился. Когда Арвид расставался с ним несколько лет назад, Олег был совсем другим... Светлым стал, чистым... Будто и не марал никогда рук кровью...
Вдруг слова песни пробились сквозь невеселые мысли, какое-то слово зацепило. Арвид прислушался. Неброская, монотонная мелодия. Или сдержанная? Слова... В другое время они бы не прозвучали, а сегодня – видно к настроению пришлась незамысловатая песня про парнишку со шрамом на лице и с нескладной жизнью. "...Улица была твоей семьей и школой, вожаком, ты с детства был друзьям опорой, с детства получал ты синяки и раны..." – так оно и было. "...На груди кровавое горит распятье – человек со шрамом, на тебе проклятье..." – может и правда, проклятье... за тех, у кого отнял жизнь, и кого не уберег.
Прислонившись лбом к сцепленным пальцам, Арвид укрыл лицо от яркого праздничного зала.
* * *
Близилось 8 Марта, и Арвид никак не мог придумать, что подарить ему Ксении. Он не решался сделать ей дорогой подарок. В конце февраля он поехал в Торговый Центр с твердым намерением сделать выбор. В дверях одного из магазинов он неожиданно столкнулся с мужчиной, нагруженным авоськами и упаковками. Тот осторожно пробирался сквозь толпу, озабоченный тем, чтобы не рассыпать покупки – что и произошло с успехом, не без помощи Арвида.
– Черт! Ты слепой что ли?! – возмущенно заорал мужчина и бросился подбирать покупки.
Арвид остановился, не веря своим глазам. Мужчина раздраженно глянул на него и тоже обмер.
– Старлей... – он медленно распрямился. – Старлей... ты?..
– Гошка... Откуда ты, чертушка? – Арвид шагнул к нему, сжал плечи.
– Старлей! – завопил Гошка, обхватил Арвида руками вместе с зажатыми в них пакетами.
– Постой, – смеясь, сказал Арвид, – Давай все же выберемся отсюда, прохожие недовольно обходили их и рассыпанные покупки.
Вдвоем они быстро собрали все, хотя Гошка время от времени, смеясь, радостно толкал Арвида в плечо или хлопал по спине.
– На колесах ты?
– Нет, откуда!
– А моя вон, пошли.
Они скидали пакеты и сумки в багажник.
– Поехали ко мне! Посидим, выпьем! – радостно предложил Григорий.
– Я же на машине.
– Ох, да – и мне ведь на работу сегодня еще, тоже за руль. Пошли вон в кафешку, что ли, поговорим?
– Выпил бы с тобой сейчас! – с сожалением проговорил Гошка, когда они разместились за одним из столиков почти пустого кафе. – Ребят бы вспомнили, помянули...
– Мы их так вспомним, а выпьем позже. Я ведь искал тебя. По старому адресу не нашел. Спрашивал, сказали – уехал, а куда, никто не знает.
– Ага, я уезжал. Доли лучшей искал. А-а... Кому мы нужны? Никому и нигде. Вернулся назад, тут хоть люди свои, знакомые, кто-то где-то все равно поможет. Купили кое-как домишко на окраине. А ты как здесь? На совсем или в гости?
– Не знаю еще.
– Я первое время все спрашивал у отца твоего про тебя, да ты как в воду канул! Слушай, ну как я рад тебя видеть! – Гошка – Григорий Строгов, бывший связист разведвзвода, сжал руку Арвида. – А Олег? Я его видел, когда он заезжал к отцу, года два назад, наверно. Ага, точно, два с копейками. Так хорошо посидели с ним, душу отвели. Он ведь жениться собирался! Теперь, поди, племянника уже тебе родили?
– Григорий, давай хоть пива закажем, что мы за пустым столом?
– Давай! Только, старлей, я все деньги щас в магазине угрохал.
– А я еще не успел в него зайти, – они рассмеялись. – Знаешь про кого-нибудь из наших?
– Да... Про некоторых. Иногда письма пишу, иногда – мне пишут. Перезваниваемся изредка.
– Ты молодец. Да ведь тебе положено связь поддерживать, – они опять засмеялись, только Григорий – на этот раз как-то не весело. – А новости у тебя, вижу, всякие?
– Да уж... Тосю, Тольку Шаповалова помнишь?
– Что с ним? – тревожно спросил Арвид.
– Пятый год на зоне. Изнасилование.
– Тося?!
Арвид будто наяву увидел русоголового богатыря под два метра ростом, которого вечно донимали тем, что краснел, как девушка, от соленых шуток товарищей. Девушка у него была. Ее письма он бережно хранил и перечитывал без конца. В это время лицо его становилось по-детски открытым, глаза светились. В бою он был спокойным и расчетливым, головы никогда не терял. С ним было надежно, не боялись, что ранеными останутся без помощи, в плен попадут, – всякое ведь случалось. Но если рядом был Тося, знали – вынесет. Однажды он более десяти километров тащил на себе сразу двоих.
Григорий в ответ только вздохнул.
– И Славка Красавин, слышал, тоже в тюрьме. Говорили, вроде, что-то с наркотиками... Точно не знаю. А Зему убили.
– Что же это такое... – потерянно проговорил Арвид. – За что нас так?.. – он сжал челюсти, помедлил, с трудом выговорил: – Олега... тоже...
– Что?!. – выдохнул Григорий. И вдруг как-то жалобно проговорил: – Не надо, а? Слушай, не надо... – и осекся, пряча заблестевшие глаза.
Они долго молчали, тяжело положив руки на стол, не глядя друг на друга. Потом Гошка поднял голову, улыбнулся через силу:
– А у Малехи четыре девчонки, представляешь?
Арвид рассмеялся сквозь комок в горле, но с облегчением, благодарный Григорию за то, что он ничего не спросил.
– Это ему в наказание! – Малехин, Игорек, по-настоящему красивый парень, слыл
женоненавистником – невеста выскочила замуж, не прождав его и месяца. После этого Игорек о женском поле упорно говорил в основном с помощью матов.
– Ага! Влюбился по уши в свою Людмилку, на руках до сих пор носит. Она у него махонькая, под его фамилию. Но уже четырех ему родила. А он говорит, пока сына не родим, не остановимся. Хорошо живут, счастливчик.
– А у тебя как?
– Тоже все в порядке. Аленка моя дождалась меня, двоих короедиков растим – дочка и сын. Слушай, старлей! Приходи к нам! Я ведь продукты на праздник набрал – мало, что Женский день, а еще и мой младший умудрился восьмого марта родиться! Приходи, а? Придешь?
– Не знаю...
– Ну ты что! – возмутился Гошка. – Я столько Аленке про тебя рассказывал!
– Да погоди ты. Я сюда Ксению привез, жену Олега. Она очень тяжело его смерть перенесла... Еще и сейчас в себя не пришла. Я попытаюсь ее к вам вытащить.
– Так это же здорово!
– Надеюсь, что мы придем.
– Ксюша, нас с тобой на семейный вечер пригласили.
Она посмотрела удивленно.
– Ты не отказывайся сразу. Помнишь, я про связиста нашего рассказывал?
– Д-да... А, он же из вашего города!
– Я его искал, когда мы приехали. А сегодня встретил случайно, оказывается, он здесь же живет, только адрес сменил. Посидели в кафе, о ребятах поговорили. Я ведь не знаю ни о ком. – Арвид усмехнулся. – Он мне порассказал новости... Шаповалов с Красавиным в тюрьме... Зему схоронили, убили его... Зато у Малехи четыре дочки. А у Гришкиного сына день рождения как раз на 8 Марта, он очень хочет, чтобы мы пришли.
– И я?..
– Пошли, Ксюш, ему обидно будет, если не придем.
– Но я – зачем?
– Что ты глупости говоришь?.. Я ему про Олега сказал...
– Много сказал?
– Нет, зачем? Сказал, что тоже, как Зему...
Глава седьмая
Женский день выдался по-настоящему весенним – солнечным, теплым, небо без единого облачка
ласкало глаз нежной лазурью.
Мужчины утром поздравили Ксеню. Свекор подарил ей изящное золотое колечко с агатом и такие же сережки. Арвид на дорогой подарок так и не решился, но он был страшно доволен, что все же удалось порадовать Ксюшу. Когда утром она вышла из своей комнаты, в вазе стоял большой букет белых роз. Она благодарно посмотрела на Арвида и погрузила лицо в цветы, вдыхая их аромат. Подняв голову, она увидела в его руках огромную симпатичную зверушку-игрушку и по-детски захлопала в ладоши, прижала к себе мохнатое, неизвестное науке существо.
К удовольствию обоих мужчин, сегодня Ксеня будто ожила. Она помнила о приглашении и знала уже, что согласится пойти с Арвидом к его другу, потому что иначе он никуда не пойдет. Сегодня она просто не имела права ни портить ему настроение, ни лишать его этой встречи. К тому же, когда Арвид сказал: "Ну что, Ксюш, идем мы к Григорию? Нас ждут", – отец немедленно добавил:
– В самом деле, Ксюша, пойдите. Григория вы не обижайте. Он человек хороший. Года четыре, наверно, навещал меня постоянно, все сокрушался, что от командира ни слуху, ни духу... Да и развейся, на люди выйди, сколько уж тебе затворницей сидеть.
– А вы что же, один останетесь?
– Я разве сказал, что дома буду? Я еще не все подарки вручил! – лукаво улыбнулся свекор.
– Ах, вот как! – рассмеялась Ксеня.
* * *
Такси подкатило к небольшому домику, и почти в ту же секунду в дверях появился радостный Григорий.
– Старлей! Друг! Я тебе благодарен, не знаю как! Ксюша! Здравствуйте! С праздником вас! Вы не представляете, как я рад вам!
Потом они ввалились в тесную комнату, в которой стало еще теснее от огромного букета цветов, подарков имениннику и женской половине семьи, а заодно и четвертому ее члену, в виде красивой бутылки водки. Подарки вызвали восторженные визги и писки, и Ксене неожиданно стало уютно в этой тесноте, среди скудной обстановки, но одновременно – среди сердечной доброты, искренности проявления чувств и любовном уважении как друг к другу, что было так явно.
Арвид с Ксеней были последними ожидаемыми гостями, и хозяева стали приглашать всех за стол. Видно было, что хозяюшка немало потрудилась, проявив талант и изобретательность. За столом, окруженном разномастными стульями и табуретками, пришлось сидеть тесно, и Ксеня оказалась между Арвидом и молодым мужчиной, как позже выяснилось, братом хозяйки, Вадимом. Представив гостей друг другу, хозяин поднял тост за присутствующих женщин, самых лучших, самых нежных и красивых,
достойных всех благ на земле. Со смехом и шутками все подняли бокалы.
Арвид ухаживал за Ксеней сдержано, заметив, что эту приятную обязанность с удовольствием взял на себя другой ее сосед. Хотя Григорий представил всех только по именам, об Арвиде и Ксюше он рассказал своим гостям раньше, когда только еще надеялся, что они придут. Поэтому никто не принял их за супругов, все знали, что Ксения – вдова брата Арвида. Тридцатилетний неженатый Вадим, – обаятельный, приятный – немедленно взял на себя опеку над гостьей. Подкладывая ей на тарелку салаты и закуски, он почти непрерывно говорил ей о чем-то, успевая вставлять в общий разговор пользующиеся успехом реплики и остроты.
Поначалу Арвид наблюдал, прислушивался к его негромким словам, но манеры Вадима его успокоили, как и легкий, ироничный треп: он говорил тихонько о присутствующих, вводя Ксеню в курс дела – кто есть кто. Она сдержанно улыбалась, но порой и смеялась его остроумным замечаниям. Арвид и сам с трудом удерживался от смеха – Вадим ему понравился, он решил, что Ксене в обществе этого человека не будет плохо.
Вскоре гости запросили передышки, мужчины пошли во двор покурить, женщины запротестовали, обозвали их дезертирами и включили музыку. И Арвид снова забеспокоился, увидев, что Вадим приглашает Ксению на танец. Сам он сидел в углу дивана, увлеченный туда Григорием – им было о чем поговорить. Не выдавая своего беспокойства, он, тем не менее, держал танцующих в поле зрения, готовый тихонько вмешаться. От его внимания не укрылось, как мгновенно напряглась Ксения, но пока что это было едва заметно, и, пожалуй, только ему. Арвид только что ответил на какой-то вопрос Григория и вдруг услышал тихое:
– Эй, старлей, расслабься! – Гошка скользнул взглядом по симпатичной паре. – Хочешь, скажу Вадиму? Он поймет.
– Нет, не стоит. И на меня не обращай внимания. Все как надо.
Ксеня не нашла возможным отказать Вадиму, когда он пригласил ее потанцевать – тогда уж сразу надо было прикинуться хромой. Но, оказавшись в кольце мужских рук, испугалась, что тело в очередной раз предаст ее, и она на глазах у всех не сумеет справиться с тем животным ужасом, который мгновенно подавляет волю и сознание. Неосознанно она метнулась глазами к Арвиду и встретила его взгляд. Он мог показаться рассеянным, тяжелым, задумчивым или погруженным в себя – каким угодно, но Ксеня знала этот взгляд так же хорошо, как, впрочем, и Григорий, чтобы заметить цепкость, от которой ничто не укроется. И вдруг оказалось – ей достаточно этого внимательного взгляда. Арвид здесь, и можно просто не думать ни о чем, переложить заботу на него, что бы ни случилось – ей не о чем тревожиться, он все решит. Да и страх оказался напрасным. Может быть, легкое опьянение помогло расслабиться, или Вадим своими разговорами не позволял сосредоточиться на ощущениях... Но окончательно преодолеть свой страх Ксеня все же не смогла, отчего чувствовала себя немного скованно. Арвид же был страшно рад этой ее победе над собой, не подозревая о своей роли в ней.
Часа через два Ксюша шепнула:
– Я устала... Домой хочу. Ты не против?
Арвид незаметно отозвал хозяев, объяснил, что для Ксении это первый выход в свет после смерти Олега, успокоил сокрушенного Григория, что это не последняя их встреча, и они тихонько покинули гостеприимный дом.
Встретить такси на окраинной узкой улице было невозможно. Они решили немножко пройтись пешком – до мест, более охваченных цивилизацией.
– Но, если ты устала, можно до какой-нибудь телефонной будки дойти и вызвать такси.
– До будки?.. Гм-м... Телефонная будка – это еще не телефон.
– Верно, – засмеялся Арвид.
– И вообще, такой вечер хороший. Посмотри, звезды просто роскошные!
Сумерки сгустились уже до темно-фиолетового цвета, высокое, бездонное небо было похоже на синий бархат с золотым, искристым бисером, беспорядочно рассыпанным на нем. Пространство, не смотря на темноту, приобрело загадочную глубину. Ярко светились окна домов, бросали на неровную дорогу свет вместо уличных фонарей, которых здесь отродясь не было.
– Как тебе Григорий?
– Мне у них понравилось. Он простой, гостеприимный. И Алена у него такая же. Немножко шумоватый, но, наверно, это по контрасту с тобой, улыбнулась Ксения.
– Наверно, тебе со мной скучно?
Она посмотрела удивленно:
– Скучно? Не знаю, никогда не думала об этом.
В этот момент в Арвиде произошла неуловимая перемена, но она этого не заметила. Они подходили к небольшому мосту. По пути к Григорию Арвид обратил внимание на небольшую речушку, которую они переезжали. Он помнил, что перед речкой жилья не было, дорога пересекала небольшую пустошь. А слева, как раз перед мостом, чуть в стороне, были сложены бревна – наверно, кто-то собирался строиться. И вот сейчас, еще не дойдя до моста, Арвид обнаружил, что у бревен в темноте скрываются люди. Именно скрываются, потому что сначала Арвид уловил негромкие голоса, промельк огонька сигареты, который быстро исчез, говор тоже смолк. Теперь люди ничем себя не выдавали. Ничего хорошего ждать от этого не приходилось. Но по эту сторону речки все было в порядке, тени не таили сюрпризов – здесь припозднившихся прохожих никто не поджидал.
– К сожалению, я не умею быть таким легким, как Вадим.
– От него я и устала, – рассмеялась Ксюша.
– Ну, он неплохой человек, в общем-то.
Чередование света и тени мешало, в темноте Арвид видел бы лучше, но все же он увидел, что люди за мостом бесшумно перераспределились.
– Да, странно, что его до сих пор никто к рукам не прибрал.
– Ксюша, – тихо сказал Арвид, – к сожалению, у нас впереди небольшое приключение. За мостом нас ждут.
Она резко остановилась, враз побледнев.
– Не бойся, Ксюша, – попытался успокоить ее Арвид, – это ерунда, пацаны. – Он прикоснулся к ее холодной щеке.
Она вцепилась в его руку, умоляюще проговорила:
– Идем назад... Пожалуйста, Арвид...
– Ксюшенька... – Арвид представил, что она может сейчас чувствовать, и понял, что никакие слова ей не помогут, просто надо, чтобы все это побыстрее закончилось.
Он осторожно высвободил руку из ее судорожно сжатых пальцев.
– Не ходи за мной.
Арвид быстро пошел вперед, оставляя ее за спиной.
– Эй, там, спички надо? Или прикурить дать?
– Ты, мужик!.. – по инерции вылетело у кого-то начало заготовленной фразы, но Арвид опередил ее, и говорящий озадаченно умолк.
Арвид нехорошо засмеялся.
– Таким лопушкам давно пора баиньки. Ну, так что, шелуха, будем курить или мы дальше пошли?
– Залепи дуло, дядя! Базаришь много!
– А тебе пощипаться невтерпеж?
– С тобой? Ну, ты, бык, ваще не въезжаешь! Мы те щас крутую стрижку сделаем, баксы твои пересчитаем – с моста налог.
– Тебя прямо туда принести?
На мост неторопливо вступили четыре фигуры, Арвид пошел им навстречу, остановился напротив широкоплечего парня. Он был высок, почти как Арвид.
– Ты, шайба! Ты что ли главный счетовод тут? – За спиной парня гыкнули. – Не серди меня, пацан, и я отпущу тебя с миром.
– Ну, ты и наглый, бля! – искренне изумился парень.
– Кончай базар на стену мазать. Говори, что надо, или вали откуда пришел.
Короткий, без замаха, и оттого коварный, удар в солнечное сплетение не прошел – кулак ткнулся в ладонь Арвида и будто в клещи попал.
– Зря ты это, парнишка, отдыхай теперь, – угрюмо проговорил Арвид и резким поворотом вывернул ему кисть. Негромкий хруст и вопль слились в одно.
Другой рукой Арвид ударил его снизу, и парень отлетел назад, навстречу сыпанувшим на мост черным фигурам. Их было много, но эта злобная масса была не более, чем злой крапивой, ощетиненной жгучими ядовитыми жалами – ее надо было просто безжалостно вытоптать. Единственным их преимуществом была масса, и если бы Арвиду пришлось "уговаривать" их на открытом пространстве, Ксению прикрыть оказалось бы сложнее. А здесь, на нешироком мосту, сделать это было не сложно – сзади обойти его они не могли, а мимо себя он не пропускал, таким образом Ксеня была в безопасности. Стремясь прекратить все как можно скорее, Арвид применял, в основном, болевые приемы, после которых они хотели лишь одного – оказаться подальше и от моста, и от этого опасного незнакомца, которому они на свое несчастье преградили дорогу. Но те, которых Арвид пока не достал, были все еще уверены, что один против толпы – ничто. Спиртным от них не пахло, но Арвид чувствовал специфический запах "косячка".
Ксения вскрикнула, – Арвид стремительно обернулся, готовый кинуться ей на помощь. В доли секунды он понял, что опасность грозит не ей, отпрыгнул, разворачиваясь лицом к обкуренной шпане. Но именно этой доли и не хватило по руке полоснуло болью. Нож, отблеск которого заставил Ксеню закричать, скользнул по плечу, располосовал рукав куртки и рассек мышцу. Он ударил ногой, и, взмахнув руками, нападавший перелетел через перила моста, с криком плюхнулся в воду.
Боли сильной и не было, щипало только, и рука слегка онемела. Но в рукаве стало горячо, и Арвид подумал, что если кровотечение сильное, лучше не затягивать это дело – потерю крови он переносил плохо.
Он метнулся вперед, туда, где темных фигур было погуще. Кажется, до сих пор он все же щадил их, но не потому, что жалел неразумных малолеток, отнюдь – за своей спиной он чувствовал ужас Ксении и не хотел усугублять его собственной жестокостью. Теперь они не могли больше рассчитывать на его милосердие – Арвид выбивал их молниеносными, точными, короткими ударами. Куда приходились эти удары, он не выбирал – ведь не зря изнурял свое тело бесконечными тренировками, рассчитывая удары с математической точностью, получая "не зачтено" за погрешность в несколько миллиметров, отрабатывая каждое движение до автоматизма. Сейчас работало не сознание, а как раз этот автоматизм.
Его не учили драться, вернее – его учили не драться. Долгая драка – это пьяный кураж, работа на зрителя. Его учили, что, если уж довел дело до рукопашной, цель твоя – мгновенно вывести противника из строя или убить. Поэтому вся стычка на мосту, пожалуй, и трех-четырех минут не продолжалась. Еще минуту он потратил, чтобы перетянуть носовым платком предплечье – не хотел пугать Ксеню еще и раной своей. Ей и так эти минуты показались бесконечным кошмаром.
Арвид подошел к ней, сидящей на коленях, прильнувшей к перилам моста.
– Все, Ксюша, все кончилось, – он взял ее за плечи, поднял.
Она качнулась к нему, ткнулась лицом в грудь. Арвид почувствовал, что ее колотит дрожь.
– Все, девочка моя. Успокойся, – он погладил ее по голове, рука скользнула по шелку гладко зачесанных волос.
Она не в силах была произнести ни слова, кажется, даже связно мыслить не могла. Крики боли и злобы всколыхнули в ее памяти то, что уже начало оседать, уходить в дальние уголки, и теперь оно опять всплыло, черной мутью заволокло сознание... Парализующий ужас подчинил себе все ее существо. Ксения не помнила, как пятилась, пока перила моста не остановили ее, как опустилась коленями на ледяной бетон, желая забиться в какую-нибудь нору... Она оцепенела, и только широко открытые глаза с ужасом смотрели вперед. Сейчас, когда Арвид опять был рядом, дикий, животный ужас стал понемногу выпускать ее из своих когтей. Но теперь Ксеня почувствовала вдруг тошнотворную слабость, закружилась голова и ноги стали будто ватные. Она испугалась, что грохнется сейчас в обморок, отстранилась, глубоко вдохнула холодный воздух.
– Идем отсюда... поскорее, – едва выговорила она прерывающимся голосом.
Через сотню шагов они услышали звук мотора – из переулка выезжал какой-то частник. Арвид шагнул на середину дороги, уверенным жестом остановил его.
* * *
– Что это?! – услышал Арвид и, обернувшись, увидел, что Ксения с ужасом смотрит на капли крови на полу.
Она подняла глаза и увидела перетянутую руку.
– Ты ранен?! Что же ты не сказал?!
Хоть в глазах ее еще стоял ужас, и лицо было бледно, действовала она решительно: без колебаний взяла Арвида за руку, потянула в ванную, на ходу скидывая пальто. Усадив его на стул, быстро принесла бинты и все необходимое. Отстранила руку Арвида – он неловко пытался развязать узел, и разрезала платок. Осторожно высвободила руку из рукава куртки, разрезала набухший кровью свитер, помогла стянуть майку.
– Нашего "таксиста" ждет сюрприз, – разжала она плотно сжатые губы, нервно улыбнулась.
– Ничего, – рассмеялся Арвид. – Мне кажется, он решил, что я в темноте купюры перепутал, не ту дал. Он так поспешно газанул от нас. Но чехлы ему, пожалуй, придется сменить.
