Текст книги "“Цесаревич” Часть II. Линейный корабль. 1906-1925 гг."

Автор книги: Рафаил Мельников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

8. На пороховой бочке

Год 1912-й знаменовал сто лет с начала славной для России освободительной борьбы за изгнание из страны полчищ Наполеона, 1913-й – 300-летие правящей династии Дома Романовых. Широко и торжественно отпразднованные по всей России, эти даты должны были убедить всех в нерушимом единении династии и народа.

В ряду этих торжеств много значило и состоявшееся 24 июля 1913 г. с участием "Рюрика" и "Цесаревича" открытие в Кронштадте великолепного памятника адмиралу С.О. Макарову. Его девизом "помнить войну" флот обещал не повторять прежних ошибок. 10 сентября "Цесаревич" с бригадой присутствовал на освящении сооружавшегося в Кронштадте на средства всего флота Морского собора.

Казалось, вполне должны были подтвердиться и утешительные слова из "Всеподданнейшего отчета по Морскому министерству за 1906–1909 года". Они уверяли императора в том, что "уже с 1908 г. политического брожения среди команд флота совершенно не замечалось" и что всеми начальниками подтверждалась "резкая заметная перемена во взглядах нижних чинов в смысле более строгого отношения к самим себе и добросовестного, сознательного отношения к службе". Люди же "нравственно слабые, начитавшиеся подпольной литературы", встречались лишь единицами, да и они благодаря, так и хочется сказать "партполитработе", проведенной с ними офицерами, к концу обучения "совершенно изменяли образ своих мыслей". А "наиболее порочные, политически неблагонадежные нижние чины выделялись в особые команды", на специальные суда, где они, будучи совершенно изолированы, "подвергались строгому судовому режиму". Так им хотелось думать. Но все было иначе.

Нельзя было не видеть, что революционные террористы и агитаторы все эти годы не сидели сложа руки. Строились планы убийства и воплощавшего все зло самодержавия императора Николая П. В подготовке покушения принимали участие Б. Савинков ("Воспоминание террориста", Л., 1900. с. 293, 298), корабельные инженеры В.П. Костенко и А.И. Прохоров. Убить царя собирались по возвращении из Англии построенного там для России крейсера "Рюрик", который должен был присоединиться к бригаде линейных кораблей. Бомбу в императора собирались бросать и на линейном корабле "Император Павел I".

Проверкой "революционного" настроения на бригаде стала "гороховая забастовка", когда матросы "Рюрика" отказались от вполне доброкачественного, но почему-то им "ненавистного" горохового супа. Уже в 1910 г. в ходу на кораблях были брошюры партии эсеров. Распространяли их газеты "Земля и воля", "За народ", книга "Солдатская беседа". Ради их приобретения матросы в организовавшихся на кораблях кружках делали добровольные взносы. Примитивные, но сильно действовавшие на незрелые умы, эти листки социального яда множили число тех, кто был готов принять участие в мятеже.

Конспирация была большевистская: заговорщики группировались в изолированные одна от другой "десятки". Они организовывали сходки, чтение нелегальной литературы, собирали на нее деньги. В десятку принимали по рекомендации двух ранее проверенных товарищей. В переписке название кораблей заменяли партийными для них кличками. "Рюрик" был "Маша", "Слава" – "Катя", "Цесаревич" – "Лиза". На сборищах в лесу, в машинных отделениях. в казематах и даже в штурманской рубке, предоставленной офицерами для матросов-любителей живописи, решался главный вопрос – о дате совместного восстания всей бригадой. Опыт "Памяти Азова" заставлял бояться выступать поодиночке. В припадках идейной убежденности являлись даже угрозы: матрос Щука с "Цесаревича" предупреждал товарищей с "Рюрика", что выпустит в их корабль торпеду, если они не поддержат восстание "Цесаревича".

Планы и сроки менялись неоднократно. Все сходились на том, что дело лучше начать перед маневрами, когда корабли примут полные запасы топлива и провизии. В удобный момент – когда все офицеры будут за столом в кают-компании или наоборот – в 2 часа ночи, когда на верху только вахтенный начальник, остальные спят, надо перебить всех офицеров (здесь разногласий не было) и овладеть кораблем.

После арестов на "Рюрике" в апреле 1912 г., когда был сорван первый срок восстания, пальму первенства оспаривали "Цесаревич" и "Император Павел I". Решили, что лучше начать флагманскому "Рюрику". Перебив ночью офицеров (не исключая, понято, и адмирала Эссена со штабом), на "Рюрике" утром должны были по праву флагманского корабля вызвать для совещания командиров других кораблей. Их отъезд служил сигналом к восстанию на каждом корабле. Прибывших на "Рюрик" офицеров убивали, поднимали красные флаги, присоединяли к себе остальные корабли и "с верой святой в наше дело" дружно шли на Гельсингфорс или Кронштадт.

После нескольких выстрелов по крепости они должны были, конечно, сдаться, за ними захватывался Петербург, и пожар революции неудержимо, как всем казалось, распространялся по всей России. При неудаче рассчитывали держать оборону в Финляндии, где у революционеров было много друзей среди тамошних социал-демократов. О последствиях эти романтики светлого будущего, не задумывались. Они знали один лозунг: "долой самодержавие, да здравствует социализм". А каков он будет этот социализм, про это ведали товарищи из Лондонского и Петербургского комитетов. Да это заговорщиков особенно и не интересовало. Главное, как писал другу из Гельсингфорс 19 апреля 1912 г. телеграфный унтер-офицер "Рюрика" Карл Эйдемиллер. "опять будут консервы свежие из адмиральского и капитанского мяса".

Ненависть к офицерам, которые будто бы (как говорилось в отчете для императора) неустанно занимались отеческим вразумлением заблудших душ, была зоологическая. Им помнили все: обиды, унижения (известно, что всеми ныне чтимый адмирал А.В. Колчак не стеснялся рукоприкладством и зуботычинами), взыскания и наказания за провинности по службе. Офицеров надо было убивать только уже за то, что они служат царю за деньги.

Жертвы были заранее поделены – на каждого офицера по 2–3 матроса. Только что отсидевший в тюрьме за "неисправимо дурное поведение" и вернувшийся на корабль матрос 2 статьи Павел Комиссаров жаждал лично "снести черепа старшему офицеру, штурману и старшему артиллерийскому офицеру Затурскому, а остальных пусть другие разберут".

На "Цесаревиче" револьверы обещал достать гальванер "Володя". Из Петербурга ждали доставки бомбочек ("апельсинов"), которые рассчитывали бросить в офицерскую кают-компанию. Технология убийств прорабатывалась особенно обстоятельно: поодиночке в каютах из револьверов и винтовок, скопом в кают-компании, стрельбой через стены кают или даже с применением подручных средств – противопожарных ломов, артиллерийских крюков и просто вручную. Расправы ожидали и собственные товарищи ("первому тебе будет по голове за то, что ты во время уборки не пускал в клозет"), и особенно – шкуры "сверхсрочники".

Предвкушая скорое торжество, наиболее смелые активисты за день до нового срока восстания, назначенного на 11 июля 1912 г… позволяли себе подолгу бесцеремонно, испытующе и "со значением" смотреть в глаза офицерам или с подчеркнутой аффектацией бросаться исполнять их приказания. По боевой тревоге не бежали стремглав, а шли умышленно неторопливо. Саркастические улыбки, иронические усмешки, неисполнения приказаний унтер-офицеров – все говорило о скором и неудержимом мятеже. На "Павле I" друзей особенно порадовал матрос 2-й статьи Николай Стребков. Как говорилось в "обвинительном акте по делу о подготовлении к восстанию нижних чинов судовых команд Балтийского флота" от 4 апреля 1913 г., этот матрос, "держа в руках крюк для подтаскивания снарядов и стоя рядом с мичманом Тирбахом, весьма недвусмысленно покачивал им", глядя в упор на него. Понимающие улыбки окружающих сменились веселым гоготом, когда за спиной уходившегося мичмана Стребков изобразил, как он завтра крюком ударит по голове мичмана.

Судьба хранила мичмана П.И. Тирбаха (1890–1953), но спустя пять лет все же вплотную опалила его огнем испепеляющего пролетарского гнева. На его глазах 3 марта 1917 г., когда он по должности флаг-офицер (уже в чине старшего лейтенанта) сопровождал в город своего адмирала (А.И. Непенина), тот был убит выстрелом из окружившей толпы. Так искусно зомбированные последователи, а может быть, и друзья матроса Стребкова "углубили" дело революции, которое не удалось в 1912 г. Так принуждали офицеров делать свой "контрреволюционный" выбор.

Уголовно-вызывающее поведение неумных активистов, как и наличие агентурных и жандармских сведений заставило Н.О. Эссена принять меры к немедленному аресту всех подозрительных. Но и после арестов агитаторы не прекращали своей работы, убеждая матросов в том, что дело еще не проиграно, много осталось готовых его продолжить. Таких в разные моменты насчитывалось на кораблях до 200 человек. На "Цесаревиче" в силу ли особого авторитета офицеров, или более глубокой конспирации арестовано было только 10 человек из 52 привлеченных к суду. Но именно "Цесаревич" входил в две пары, собиравшиеся начать мятеж: 24 апреля – с "Рюриком", 11 июля – с "Императором Павлом I".

Среди арестованных на "Цесаревиче" были и успевший совершить свой первый побег со службы матрос 2 статьи Тимофей Щука (крестьянин Харьковской губернии, род. в 1887 г., на службе с 1909 г.) и кавалер двух памятных медалей – Черногорской и итальянской за спасение людей в Мессине кочегар 1 статьи Иван Кузьмарь (крестьянин Гродненской губернии, род. в 1886 г., на службе с 1908 г.).

Первый в числе семи главных зачинщиков был приговорен к отправке на каторгу на 16 лет (после замены предполагавшихся вначале смертной казни и затем замены на 20-летнюю каторгу). Второй отделался шестью месяцами арестантских отделений с лишением, обоих медалей. Такое же наказание получили еще пять обвиняемых с "Цесаревича": электрики Алексей Андаралов и Венедикт Фетищев, матрос 1 статьи Егор Романов и кочегар 1 статьи Стефан Ильичев. По 14 лет каторги назначили гальванеру Василию Титкову, кочегару! 1 статьи Ивану Шабалину, машинисту 1 статьи Николаю Калязину 12 лет каторжных работ – матросу 2 статьи Григорию Баранчикову.

"Лучшие товарищи были вырваны из нашей семьи. На кораблях повеяло сырым могильным смрадом", – писал в своей книжке ("Из недр царского флота к Великому Октябрю. М., 1958) П.Е. Дыбенко (1889–1938). Такова была оборотная сторона истории "оптимистического корабля" "Цесаревича", о которой, если мы хотим понимать события прошлого во всей их полноте, умалчивать не следует.

Кара настигла заговорщиков, но причины, их порождавшие, устранены не были. Режим не умевший и не хотевший наладить отношения с им же учрежденной Государственной Думой, и в вооруженных силах не хотел сделать шагов навстречу прогрессу и законам цивилизации. Не произошло коренного улучшения матросского быта, не изменилось в большинстве и высокомерное отношение офицеров к матросам. Не было бесповоротно ликвидировано рукоприкладство и зуботычины.

И что всего непостижимее – продолжал оставаться на своей должности (в числе двух "пещерных адмиралов") "Начальник тыла Балтийского флота. Главный командир Кронштадтского порта и военный губернатор г. Кронштадта" вице-адмирал (в 1909 и адмирал с 1915 г.) Р.Н. Вирен. Созданный им в городе и гарнизоне режим жесточайшего дисциплинарного застенка был одинаково ненавистен и матросам, и офицерам. Но власти это почему-то не беспокоило. Угроза мятежа, подобно пожару торфяника, была лишь загнана внутрь, рано или поздно ей предстояло снова вырваться наружу.

9. Предгрозовое лето 1914 г

Осуществленные, а частью еще готовившиеся усовершенствования на «Цесаревиче» и «Славе», были все же далеко недостаточны для успешного боя. Об этом напоминали и состоявшиеся в 1914 г. визиты в Россию отрядов двух дружественных (Антанта уже сложилась) флотов – Англии и Франции. В то предгрозовое лето 1914 г. в Ревель 4 июня пришли четыре британских линейных крейсера – герои грядущих сражений в Северном море. Их сопровождали два легких крейсера. Спустя месяц, уже накануне всеевропейского пожара войны, в Кронштадте 7 июля встречали дредноуты «Франс» (флаг президента республики Р. Пуанкаре) и «Жан Бар», сопровождаемые двумя миноносцами («Стилет» и «Тромблон»).

Нельзя не вспомнить, сколь красочно в "Капитальном ремонте" Л. Соболева отображена та обстановка выплескивавшегося через край союзническо-патриотического восторга, в котором прошли все дни этой встречи. И здесь принимавшей французов бригаде крейсеров было не до обмена опытом с союзниками.

В более деловой обстановке проходил английский визит в Ревель. Встречала союзников бригада линейных кораблей. Для налаживания действительно дружеских контактов корабли по предписанию начальства были "соединены парами". Такие пары образовали "Император Павел I" и "Лайон", "Андрей Первозванный" и "Принцесс Роял", "Цесаревич" и "Куин Мери", "Слава" и "Нью Зиленд", "Адмирал Макаров" и "Боадичиа", "Баян" и "Блонд".

При всей внешней дружественности визит, конечно, не мог еще напоминать встречу союзников по НАТО, и о глубоком обмене опытом говорить не приходится. Но интересны были и разного рода подробности организации службы, быта и боевой подготовки, которые русские офицеры успели заметить на кораблях будущих союзников.

Так. старший офицер "Цесаревича", состоявший в этой должности в 1913-19i5 гг. артиллерийский офицер капитан 2 ранга В.А. Киселев обратил внимание на любопытные упрощения, которые, как надо было понимать, не вполне отвечают условиями боя. Прокрашиванием они превращали парусиновые обвесы в легкие постоянные фальшборты. Не затруднялись англичане и применением заимствованных из коммерческого флота трапов. Поддерживаемые на талях, они обладали более солидной конструкцией и допускали существенное упрощение уборки, чем это было на русских кораблях. Не считали они зазорным и выходить в море с поставленными солнечными тентами.

Но зато никаких выступающих деталей на бортах кораблей у англичан не наблюдалось, а вместо патрубков для сливания воды они применяют крашеные парусиновые рукава. Такое здравое конструктивное решение явилось, видимо, по опыту частых погрузок угля в море, когда патрубки могли царапать чужой борт, сминаться или просто подцеплять и опрокидывать оказавшийся у борта катер. Вместо уже известных в мире (и на русских кораблях) моторных катеров англичане, как и прежде, пользовались только паровыми. Возможно (это догадка автора) не хотели связываться с грозившими пожаром хранилищами бензина на кораблях. Известно, что при всей своей консервативности, англичане сумели первыми оценить эффект моторных катеров в качестве торпедных и уже во время войны создали свои знаменитые катера типа "СМВ".

О верности марсофлотским традициям свидетельствовало гораздо более широкое, чем в русском флоте, использование гребных шлюпок, особенно капитанских гичек. Таким путем, надо понимать, англичане поддерживали высокий уровень морской практики, достигали оперативности посылок шлюпок и сберегали топливо, расходуемое паровыми катерами. Все эти объяснения автору приходится брать на себя, так как записка старшего офицера ограничивалась лишь строгим указанием на замеченные факты. Толкования их и выводы по реализации предоставлялось, видимо, уже следующей инстанции. Замечено было и неукоснительное выполняющееся правило немедленно (по постановке на якорь) подкрашивать все царапины и "ссадины", что обнаруживались в исходе плавания на корпусе корабля.

Неподдельную зависть офицеров вызывали особо вышколенные английские горнисты с их великолепными горнами, а также достигнутая английскими радиотелеграфистами исключительная скорость передачи по азбуке Морзе. Русские ключи и лампочки такой скорости обеспечить не могли. Весьма практичным был секрет, которым с В.И. Киселевым поделился старший артиллерист "Куин Мери". За точку наводки орудий он предлагал брать не кромку передней трубы при пересечении ее с палубой (она может быть закрыта дымом или всплесками), а угол, составляемый форштевнем с верхней палубой. Эта точка всегда чиста и постоянно удобна для прицеливания.

Но, конечно, превыше всех удобств морской практики и английских традиций, русских офицеров волновали проблемы повышения боеспособности их, далеко, увы, не современных кораблей. Думали об этом и в Генморе (МГШ) и в штабе Н.О. Эссена. Но и спустя 10 лет после войны на Дальнем Востоке флот, несмотря на энергично осуществлявшуюся программу нового судостроения, все еще не мог освободится от пут казенной "экономии", наивного меркантилизма власть имущих и ограниченности оперативного мышления. Близившееся к завершению сооружение четырех балтийских дредноутов как-то непроизвольно толкало к последовательному урезанию средств на модернизацию старых кораблей.

В Генморе почему-то не хотели задуматься о том, что противниками этих кораблей могут оказаться не их сверстники, а новейшие дредноуты. И для успешности такого боя (при бригадном методе стрельбы), вооружение и техника кораблей должны быть избавлены от всех изъянов прошлых лет. Именно так готовили к бою черноморские корабли. Но на балтийские додредноуты смотрели почему-то иначе. Между тем флот на Балтике, решая задачу обороны подступов к столице, мог оказаться в гораздо более трудном положении.

Беда, как это со временем, но, увы, слишком поздно, стало понятно, состояла в двух обстоятельствах. Первым была недооценка роли Моонзунда в системе обороны Финского залива. Укрепления позиции в Рижском заливе могли стать ключом готовившейся на случай войны минно-артиллерийской позиции. Роль Моонзунда обсуждалась неоднократно во время адмирала И.А. Шестакова (1820–1888) и все же на нее, в силу, видимо, все той же "экономии" решено было закрыть глаза.

Вторым промахом в разработке плана войны было преувеличенная (что также выявилось позднее) уверенность в непреодолимости готовившейся посреди Финского залива минно-артиллерийской позиции. Понятие об этой непреодолимости сформировалось под влияние неправильно понятого опыта русско-японской войны, когда действительно грозной, но преодолимой минной опасности порт-артурские адмиралы не сумели и не хотели противопоставить такой же мощности тральные силы. Они и после войны не получили того развития, какого заслуживали.

Не имея подобающих тральных сил, самонадеянно вообразили, что и противник останется на том же уровне. Поэтому и в передовой линии обороны, где как раз могли себя проявить старые корабли, необходимости не видели. Их модернизацией занимались, как это уже было показано, лишь "по возможности". А дать им артиллерию, способную посостязаться с пушками дредноутов, и вовсе не думали.

У борта “Цесаревича” во время императорского смотра

В лучшем случае ожидалось, что «Цесаревич» и «Слава» могут быть перевооружены настолько, чтобы вместе с додредноутами типа «Андрей Первозванный» составить бригаду, равноценную имевшимся в Германии подобным же кораблям типа переходного периода.

Так оперативная мысль Генмора начала отставать даже от взглядов Общества ревнителей военных знаний, которые еще в 1908 г. считали возможным успешный бой "Андрея Первозванного" с кораблями класса "Дредноут". Проще говоря, эти корабли считались почти что уже списанными. Именно так в своем докладе от 29 мая 1913 г. с высокомерно-академических позиций представлялась в МГШ ценность "Цесаревича" и "Славы". Эти корабли с признававшейся негодной артиллерией среднего калибра характеризовались как имевшие "весьма малую боевую ценность". Рационального их применения в войне никакого уже не видели. Из-за устарелости артиллерии не годились они и на роль учебных кораблей. Тем не менее, сохранять их в строю флота было все-таки надо, ибо их экипажи – бесценный резерв (1500 человек) для укомплектования бригады строившихся четырех дредноутов.

А чтобы существование додредноутов было более оправданным, следует подвергнуть их "основательной перестройке". Ее в Генморе понимали, однако, лишь как повторение уже проделанной японцами перестройки броненосца "Орел". Башни 152-мм орудий предлагалось заменить современными 203-мм (50 калибров) и улучшить бронирование в надводной части. Дать кораблю современные и, может быть более дальнобойные усовершенствованные 305-мм пушки не предлагали. Будь это сделано, и такие корабли, недосягаемые для огня вражеских дредноутов, могли бы уверенно отгонять от заграждения вражеские тральщики.

Но в классические рецепты новой линейной тактики и сражения дредноутов под прикрытием минной позиции подобное решение почему-то не укладывалось. Считалось, видимо, само самой разумеющимся, что старые башни со старыми 305-мм пушками трогать не стоит. В докладе о них даже не упоминалось. Это позднее война заставит прийти к нестандартным решениям: экстренному сооружению сверхдальнобойных береговых батарей из одиночных открыто стоящих 305-мм орудий с дальностью стрельбы до 156 каб., довооружению крейсеров палубными 203-мм установками, к применению дозорных моторных катеров, установке зенитных орудий, к проектам замены на крейсерах типа "Богатырь" устаревших 152-мм башенных установок палубными более дальнобойными 130-мм пушками.

Предвидеть все эти аналитики и прогнозисты Генмора не сумели, как и не сумели и вспомнить о сделанном еще в 1904 г. предложении капитана 1 ранга В.А. Лилье об экстренном создании моторных торпедных катеров. Особый характер задач, стоявших перед флотом в ожидавшейся войне – бой под прикрытием минной позиции – казалось, не оставлял места для рыцарского единоборства бывших броненосцев с равноценной бригадой германских додредноутов. Но, как мы знаем, этого не произошло. Лишь с началом войны пришлось поспешно импровизировать, но многое сделать уже не успевали.

Пока же вполне довольный своим передовым научным мышлением, Генмор для "Цесаревича" и "Славы" предлагал ограничиться ремонтом – лишь на уровне косметического. В итоге обсуждения целого ряда мало чем отличавшихся вариантов (трудоемкость работ подгоняли к имевшимся ассигнованиям) собирались заменить 152-мм пушки на 203-мм, улучшить бронирование, сменить в котлах трубки, перебрать машины. И все это для создания "переходной бригады". Такой ремонт для двух кораблей предполагали осуществить после кампании 1914 или в крайнем случае кампании 1915 года. Войны в Генморе еще не ожидали.

Но командующий морскими силами Балтийского моря адмирал Н.О. Эссен, обремененный заботами по изысканию средств для кораблей более молодых (денег опять отчаянно не хватало) своим докладом в МГШ от 17 ноября 1913 г. счел ремонт "Цесаревича" и "Славы" явно неоправданной тратой денег. Корабли от этого все равно "не сделаются в достаточной мере боеспособными", а для целей же "обучения и службы в резервной эскадре" сгодятся и "с тем вооружением, которое они имеют сегодня".

Техническая служба флота немедленно уловила перемены мнений начальства. Уже ранее под предлогом предстоящего весной ремонта они резко сократили текущие кредиты на содержание и обслуживание корабля. Их докладом от 1 декабря пытался образумить командир "Цесаревича" капитан 1 ранга Н.Г. Рейн. "Приходится думать, – писал он, – что перевооружение корабля, по-видимому, уже отменено".

Но было ясно и то, что столь нетерпеливо ожидаемые флотом дредноуты своей готовностью явно запаздывают. А потому, ставил он вопрос, не рано ли сбрасывать со счетов старые корабли: они представляют собой ничем пока незаменимые две отлично сплававшиеся боевые единицы. И чтобы поддержать их боеспособность (о большем командир не смел, видимо, и мечтать) следовало бы смету расходов на зиму 1914/1915 гг. увеличить хотя бы на 50 %. Иначе было нельзя провести ремонт котлов и механизмов. Глобального обновления артиллерии, грозящего затяжными работами и большими расходами, командир не предлагал.

В министерстве же, не имея четких представлений о боевом назначении кораблей, продолжали сомневаться. Соответственно (и не раз) подвергались изменениям и урезаниям проект предлагавшийся переделок и сметы расходов на них. Автор проекта корабельный инженер поручик А.Я. Грауэн (1886–1940) предусматривал, в частности, установку по 8 203-мм и по 10 120-мм орудий с усилением бронирования. Снимались 75-мм пушки, срезалась часть надстроек. По одному из вариантов с корабля снимали 1835 т грузов и ставили 1935 т новых, по другому снимали 2348 т и ставили 1935 т. Но все эти работы не приводили к кардинальному усилению боевой мощи кораблей.

Расходы же требовались немалые. Срок работ оценивался в 1,5–2 года, стоимость – 13 млн руб. на оба корабля, включая 2–2,5 млн руб. на неотложно необходимый ремонт механизмов. Неэффективным, как подсказывал опыт стрельб на Черном море (по бывшему броненосцу "Чесма" с встроенным в его корпус элементами броневой защиты дредноутов) было бы и применение брони 127-мм толщины.

Превратить же корабли в вооруженных сверхдальнобойными пушками стражей минных заграждений (что позволяло им обойтись и без брони, и даже без больших запасов топлива) и на этот раз не догадались. Генмор же ничего кроме вожделенной линейной тактики (сражения между дредноутами) и лелеемых для этой цели дредноутов видеть не умел и не хотел.

У борта “Цесаревича” во время императорского смотра

А потому докладом Морскому министру от 6 февраля 1914 г. МГШ склонялся к мнению о том, что ремонт «Цесаревича» и '"Славы" следует ограничить задачами их использования для подготовки личного состава новых линейных кораблей. С этим предложением согласился и бывший командир «Цесаревича», морской министр адмирал И.К. Григорович. Он в мудрости «спецов» Генмора также не сомневался.

Начался новый этап согласования перечня и сметы расходов по разрешавшимся Генмором работам. Каждый флагманский специалист настаивал на необходимых усовершенствованиях подведомственных ему оружия и техники. Занятые постоянным плаваниями, корабли, оказывается, все никак не могли избавиться от давно, казалось бы, изжитых изъянов прошлого. Так, предстояло, как выразился Н.О. Эссен, "убрать гриб" (то есть, надо понимать, грибовидную крышу) в конструкции боевой рубки, снять 75-мм пушки (о ненужности которых для вооружения корабля не переставали говорить со времен разработки проекта), заделать их порты в центральной батарее, ускорить открывание затворов 305-мм пушек, как это сделали на черноморских кораблях, заменить еще раз 305 и 152-мм орудия, установить открыто для учебных целей по 8 75-мм пушек и снять подводные аппараты. Следовало также оборудовать (или завершить? – испытания проводили еще в 1912 г.) систему продувания орудий сжатым воздухом, заменить динамомашины турбогенераторами, расширить вдвое радиорубку, установить дополнительные рубки для эскадренной радиостанции и т. д. В обширном перечне работ по механизмам значились замена котлов и упорных подшипников (вместо системы Пенна – на систему Модслея и т. д). На "Славе" ("не было бы счастья, да несчастье помогло") многие подобные работы успели выполнить за время ремонта во Франции. Потому выполнялся лишь ограниченный перечень работ "первого полупериода" (по номенклатуре ГУК). Корабль мог оставаться в строю до зимы 1919/20 гг.

"Цесаревич" же, которому плановый ремонт предполагалось провести еще зимой 1911/12 гг… был включен в планы первой очереди – на зиму 1914/15 гг.

Но начавшаяся для России 19 июля/1 августа 1914 г. война смешала все планы. Корабли, как об этом и предостерегал командир Рейн, оказались экстренно нужны в море. Пришлось ограничиться заменой 152-мм пушек новыми: на "Цесаревиче" – в 1915 г.; на "Славе" в 1916 г. На "Цесаревиче, кроме того, в 1915–1916 гг. заменили котлы и отремонтировали машины, сняли половину 75-мм пушек, минный аппарат и кормовой мостик.

Появившиеся в 1916 г. зенитное вооружение составили две 37-мм пушки (из числа переделанных прежних). На "Славе" успели заменить 305-мм орудия (увеличив дальность их стрельбы до 116 каб. вместо прежних 88 каб. Из 75-мм орудий оставили только четыре, зенитную артиллерию довели до четырех 75-мм (угол возвышения до 70°) и двух 40-мм орудий.