Текст книги "Каролинец"

Автор книги: Рафаэль Сабатини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

Глава XII. Откровение

В полдень громоздкая, сработанная, как водится, из красного дерева, карета с гербом на дверце и двумя ухватившимися за ремни ливрейными неграми на запятках проехала по тесной Трэдд-стрит и подкатила к подъезду городского дома сэра Эндрю Кэри. В карете находились сэр Эндрю и его дочь. За первой каретой следовала вторая, почти такой же величины, но более старомодной конструкции, покрытая натянутой на деревянный каркас кожей. В ней прибыли дворецкий Римус, слуга Эбрахэм, кормилица мисс Кэри – Дайдо и неимоверное количество багажа.

Сэр Эндрю вернулся в Чарлстон, как мы знаем, дабы в эти тяжелые времена своим присутствием выразить поддержку наместнику короны.

Не прошло и получаса с момента прибытия карет, не успели еще слуги снять чехлы с голландской мебели, а капитан Мендвилл был уже тут как тут.

Конюший запыхался, будто кто за ним бежал. Он понял, что сам себя перехитрил. Лорд Уильям связал себя и его своим указом, и отступление невозможно. Вот почему, покинув Лэтимера, Мендвилл отправился прямо к полковнику Лоренсу, где застал и Джона Ратледжа.

Памятуя об их умеренных взглядах, горячем желании примирения и страхе перед всем, что способно ускорить разрушительный кризис, он разыскивал их, рассчитывая, что найдет у этих людей понимание.

Итог состоявшейся непродолжительной дискуссии подвел Ратледж:

– Мы уважаем лорда Уильяма за за его долготерпение и сорокавосьмичасовую отсрочку. Это значительно больше того, на что мы вправе были рассчитывать, и нам хорошо понятны его побуждения. Нами движет то же желание сохранить мир, и мы используем все свое влияние на мистера Лэтимера. Но нужно смотреть правде в глаза и не обманывать себя: какой-либо надежда на успех ничтожна. То, что вы предлагаете сделать, мы сделали еще ночью, до появления ордера на арест. Мы настаивали, чтобы мистер Лэтимер сразу уехал, но он уперся и ни в какую на это не соглашается.

Лоренс, знавший причину упрямства Лэтимера от самого Лэтимера, отнесся к капитану Мендвиллу много холоднее.

– Лэтимер утвердился в мысли, что лорд Уильям не осмелится преследовать его в судебном порядке, – многозначительно сказал он.

– Теперь вы смогли убедиться, как он ошибся, – возразил Мендвилл. – Его светлость подписал приказ и теперь, чтобы не растерять свой авторитет, не выглядеть смешным, он будет просто вынужден осуществить свою угрозу.

– Мы не преминем воспользоваться этим аргументом. Но что касается меня, я слабо в него верю; вряд ли такие доводы подействуют на мистера Лэтимера. – Лоренс вздохнул и неодобрительно покачал головой. – А хотелось бы…

Таким образом, капитан Мендвилл убедился, что с этой стороны, несмотря на совпадение интересов, ждать ему нечего. С тяжелыми мыслями он отправился на Трэдд-стрит – поглядеть, не возвратился ли в город сэр Эндрю. Если и Кэри не оправдает его надежд, ему придется немедленно искать выход из создавшегося положения. Можно было бы спровоцировать ссору с Лэтимером, а в остальном положиться на удачу. Но тогда нельзя рассчитывать на благоприятное развитие отношений с Миртль. Даже если ему повезет на дуэли и он убьет Лэтимера, между ним и Миртль встанет такой барьер, что, скорее всего, никаким терпением его уже не разрушить. От этих мыслей Мендвиллу стало не по себе.

Слова, которыми встретил его вместо приветствия сэр Эндрю, казалось, тоже не предвещали ничего хорошего.

– Итак, этот проклятый мерзавец все-таки поступил с бедным Габриэлем по-своему. И вы ничего не сумели сделать! Я никогда, никогда ему этого не прощу! – Сэр Эндрю вложил в свои слова всю накопленную горечь и негодование.

Мендвилл вяло запротестовал:

– Сэр Эндрю, мне близки ваши чувства, но будьте справедливы.

– Именно таким я и намерен быть. Справедливым! И я увижу, как его настигнет возмездие! За всю его черную неблагодарность и гнусное предательство.

– И все-таки мы не должны забывать, что он вчера приезжал в Фэргроув, чтобы предупредить, дал вам время спасти Фезерстона.

– Это он-то дал время? – перебил его баронет. – Да вы забыли – он же сам признался, что приехал шпионить. Ему нужно было получить подтверждение своим подозрениям. Господи! Этот негодяй сделал из нас соучастников убийства!

– Нет, нет, сэр Эндрю, – Капитан услышал за собой скрип открывающейся двери, но продолжал, не обращая на это внимания. – Я тоже виноват в случившемся. После моего возвращения в Чарлстон, прежде, чем толпа ринулась за Фезерстоном, прошло целых два часа. Не допусти я грубую ошибку, и Фезерстона легко можно было спасти – я верю, что Лэтимер желал этого. Осуждая, вы не должны отмахиваться от того, что говорит в его пользу.

Мендвилл обернулся и оказался лицом к лицу с вошедшей в комнату Миртль. Глаза ее блестели, она расраснелась от волнения.

– Я рада, что вы так говорите, Роберт, – сказала она, и Мендвилл склонился над ее рукой. – Я говорила папе то же самое, но гнев и горе его ослепили.

– Не ослепили, сударыня! – грозно выкрикнул отец. – Напротив, я впервые в жизни прозрел и вижу насквозь черное нутро злодея, которого считал своим сыном.

– Сэр Эндрю, послушайте меня минуту, – начал увещевать Мендвилл. – Сядьте и выслушайте хладнокровно. Наберитесь немного терпения. – И принялся последовательно излагать ситуацию. – Итак, если он не уедет до утра пятницы, то будет арестован. Ордер на арест подписан.

Но тут сэр Эндрю не выдержал.

– Почему в пятницу, почему не сейчас же? Почему предателю и убийце дают возможность скрыться?

– Лорда Уильяма убедили, что так будет лучше.

– Кто убедил его, кто?

Мендвилл не ответил сразу, и старик посмотрел на него тяжелым взглядом.

– Это сделали вы, Роберт, вы! Но объясните мне, зачем?!

Капитан вздохнул.

– На то были две серьезные причины. Первая – ваша собственная любовь к нему…

– Я уже говорил, что теперь она мертва, и докажу это. Я готов дать показания, которые помогут его повесить.

– Повесить! – вскричала Миртль, и краска возбуждения отхлынула с ее щек.

Сэр Эндрю и Мендвилл, оба, пристально посмотрели на нее. Ответил Мендвилл:

– Так и произойдет, Миртль, если он останется ждать ареста. Его отправят в Англию, будут там судить, и вряд ли ему стоит рассчитывать на снисхождение.

– К нему проявляют снисхождение! Такое же, как он проявил к Габриэлю, – желчно заметил баронет. – С него больше чем достаточно этой так называемой отсрочки…

– Сэр Эндрю, – прервал его Мендвилл, – вы твердо знаете, что не обманываете себя? Вы вполне уверены, что под вашим теперешним негодованием не теплится прежняя любовь и что его смерть не станет для вас жестоким ударом? Вы – единственный, кто может его спасти. И теперь, после того, как я вам это сказал, уверены ли вы, что в будущем вас не будет терзать раскаяние за то, что вы обрекли его на гибель?

– Меня будет терзать раскаяние, если он ее избежит, – прозвучал суровый ответ. – Я не из тех, у кого семь пятниц на неделе, Роберт, я себя знаю.

– Тогда обсудим еще одну деталь, – сказал капитан, и ему пришлось описать почти неизбежную перспективу народного восстания. Но этот довод подействовал на сэра Эндрю не больше предыдущего.

– Тем лучше, – отвечал он, – небольшое кровопускание пойдет этой колонии на пользу.

– Но будет ли это кровь тех, кто его заслуживает? – продолжал настаивать Мендвилл.

– Что вы, сударь, неужели губернатор так беспомощен? В Форт-Джонсоне стоит гарнизон.

– Меньше сотни людей. Стоит нам двинуть их сюда, как это послужит сигналом для Провинциальной милиции, и она выступит на стороне противника. Что тогда начнется?

– То, что рано или поздно должно начаться. По мне, так чем скорее, тем лучше. Пусть воздух очистится от заразы. Королевское правительство излишне боязливо. Пусть постоит за себя, наконец. В Чарлстоне достаточно честных джентльменов, чтобы справиться с мятежной чернью.

Капитан покачал головой.

– Хотелось бы разделять ваш оптимизм, сэр Эндрю. Но до прибытия войск мы не осмелимся пойти на открытый конфликт.

Сэр Эндрю в раздражении повысил голос:

– Что вы от меня-то хотите?

– Уговорите мистера Лэтимера воспользоваться милостью губернатора.

– Мне? – Баронет ткнул себя пальцем в грудь, и брови его взметнулись. – Мне уговаривать его? Бог мой, да вы не ведаете, о чем просите, или плохо меня знаете. Я скорей уговорю его повеситься.

– О, папа, папа! – Миртль обвила руками его шею. – Вспомни, кем был для тебя Гарри. Подумай, кем он еще может стать, если ты постараешься мягкостью…

– Мягкостью! Ради низкого бунтовщика? Убийцы?

– Не называй его так, отец. Это неправда. И ты сам в глубине души знаешь, что неправда.

– А кто ночью натравил толпу на Габриэля?

– Непохоже это на Гарри. Он, должно быть, думал, что Роберт предупредил Фезерстона и тот уже уехал. Иначе он никогда бы этого не сделал.

– Он никогда бы этого не сделал в противном случае, ты хочешь сказать. Зачем устраивать облаву на пустое логово?

– Не знаю. Но, я уверена, Гарри смог бы тебе объяснить.

– Возможно, он просто повиновался приказу своего комитета, – предположил Мендвилл.

– Но для чего, раз он считал, что Фезерстон бежал?

– Он мог не осмелиться им об этом сказать. Он не осмелился признаться, что обманул их доверие. Поэтому он ломал комедию, не предполагаая, что она обернется трагедией.

– Да, да! Так и было! – горячо поддержала кузена Миртль, благодарно взглянув на него. – Разве могут быть другие объяснения его поступку? Ты же знаешь, какой он великодушный и добрый. Такой поступок говорит о безнравственности, а Гарри не безнравственен, ты ведь знаешь, папа.

Отец лишь презрительно рассмеялся в ответ, высвободился из ее объятий и заметался по комнате, давая выход своим чувствам.

– Смешно слушать, ей-Богу, как вы оба заступаетесь за Гарри Лэтимера. И, честное слово, вы понапрасну тратите порох. Я и пальцем не шевельну, чтобы спасти его от веревки, которую он заслужил! Напротив, я готов обеими руками помочь его повесить. Если понадобятся мои показания – о том, что вышло между нами в Фэргроуве – я весь к услугам губернатора.

– Сэр Эндрю! – воззвал к нему Мендвилл.

– Ни слова больше, Роберт. Если у тебя больше ничего ко мне нет, прошу извинить. Управляющий ждет моих распоряжений. – Он удалился, и даже в стуке его каблуков слышалось возмущение.

Мендвилл обратил на мисс Кэри полный сожаления взгляд.

– Значит, рухнула моя последняя надежда, – проговорил он, и это было истинной правдой.

Миртль подошла и положила свои ладони на его сжатые кулаки.

– Все это так благородно с вашей стороны. Особенно то, что вы упросили лорда Уильяма дать Гарри два дня. Я никогда не забуду этого, Роберт.

– Вы хотите сказать, что запомните мой провал, – с невеселой иронией уточнил он.

– Нет, Роберт, я буду помнить ваше великодушие. Но неужели нельзя ничего сделать?

– Боюсь, ничего – из-за непробиваемого упрямства мистера Лэтимера. Я сделал все, что мог. Возможно, мне лучше было не ходить к нему. Мистер Лэтимер мне не доверяет.

– Не доверяет вам? Вам?

Мендвилл пожал плечами: дескать, он терпим и великодушен; он все понимает и поэтому все прощает.

– Почему он должен мне доверять? На его месте я бы тоже не доверял.

Благородство капитана Мендвилла произвело на мисс Кэри неизгладимое впечатление. Однако после его ухода она размышляла совсем не о его добродетелях. Одна мысль не отпускала ее, и больше она ни о чем не могла думать: тень виселицы, упавшая на Лэтимера, заставила Миртль отчетливо осознать, что она все еще любит его, а все остальное, оказывается, пустяки. Какое значение имеют его политические убеждения и догматы, навязанные ей? Что такое политика и сам король по сравнению с любовью!

Похожая мысль мелькнула в ее голове еще вчера, когда у нее на глазах Гарри пришлось сносить поношения и оскорбления. Но тогда она только мелькнула – искорка, проблеск, не больше. Теперь страх за Гарри нахлынул на нее, как откровение. Его жизни грозит опасность! Его подстерегают бесчестье и позорная смерть – от этой мысли у нее перехватило дыхание. Гарри – единственный, любимый, и что с нею станет, если они убьют его, если повесят? И словно кто-то шепнул ей на ухо ехидную строку из позабытой пьесы: «Придется тебе нянчить мартышек в преисподней"note 27Note27
  Согласно староанглийским поверьям, старые девы после смерти попадают в ад, где нянчат обезьяньих детенышей.


[Закрыть].

Сердце Миртль сжалось – она вспомнила о своих письмах и о возвращенном подарке. Каким глупым и никчемным казался ей теперь этот жест! Что она понимает в проблемах, волнующих страну? А Гарри в своем образе мыслей далеко не одинок. В провинции много людей с именем и положением разделяют его взгляды – и полковник Лоренс, и Артур Миддлтон, и мистер Айзард, тесть самого лорда Уильяма – да мало ли таких, кого отец считал до недавних пор друзьями, а сейчас отказал им от дома из-за политических расхождений.

Любовь и страх впервые в жизни заронили в ее душу сомнение в правоте отца. Наверное, в такие вот моменты происходит неожиданное обращение в новую веру или, наоборот, вероотступничество.

И вот, в предвечерний час два негра пронесли по набережной паланкин мисс Кэри. Они скрылись в воротах особняка юного заговорщика и опустили носилки у подъезда. Это было, конечно, грубым нарушением правил приличия, но приличия для нее сейчас столь же мало значили, как и политика.

Джулиус, несколько смущенный ее неожиданным появлением, проводил Миртль через просторный холл прямо в библиотеку. Там в задумчивости сидел Лэтимер. Только что, после затяжного и весьма бурного натиска, его покинули полковник Лоренс и Джон Ратледж. Их старания пропали втуне – молодой человек остался таким же непокорным.

При появлении Миртль удивленный Лэтимер вскочил и замер, безмолвно глядя на нее.

– Гарри! – Она как-то жалобно протянула к нему руки.

Он подошел к ней.

– Миртль! – в его голосе слышалось недоумение. – Ты одна?

Она кивнула, развязала тесемки у подбородка и откинула капюшон.

– Но благоразумно ли это?.. – спросил он, чуть не добавив: «особенно теперь, когда мы больше не помолвлены», – однако успел сдержаться и оставил фразу недоговоренной.

– Ах, сейчас не до благоразумия. Гарри! Что ты дальше собираешься делать?

Так вот зачем она здесь! Можно было догадаться, подумал Гарри про себя. Еще один посол капитана Мендвилла – Лоренс, по существу, признал себя таковым. Сейчас разыграется новый спектакль – вероятно, еще тягостней предыдущего.

– Не буду притворяться, что не понимаю, – буркнул он недружелюбно. – Я ничего не собираюсь делать.

– Гарри! Ты не знаешь…

– Я все знаю и ко всему готов. – И, помолчав, добавил: – Капитан Мендвилл прислал тебя с уговорами, потому что полковник Лоренс потерпел неудачу?

– Нет.

– Ты меня удивляешь. Но он, несомненно, поведал тебе о моем положении, и ты пришла меня урезонивать.

– Да, он рассказал все и папе, и мне. Но он был далек от мысли, что я пойду к тебе. О чем ты говоришь, Гарри?

Поведение его было неожиданным и она не понимала, что это значит.

– Ты, должно быть, сильно… привязалась к этому твоему родственнику из Англии. Который обрушился на Чарлстон в мое отсутствие.

– Роберт очень добрый и милый. Я… мы очень полюбили его.

Лэтимер криво улыбнулся.

– Мне выдалась возможность наблюдать это воочию, – сказал он.

Ни его улыбка, ни тон ей совсем не понравились.

– Он оказался очень хорошим другом и тебе, Гарри, – продолжала Миртль.

– Мне?! – воскликнул он, пораженный, а потом безудержно расхохотался. – О-о! Мой дорогой друг Мендвилл! А я-то тебя не ценил! Я все превратно истолковал! Как же я не догадался: ничто иное, как дружеские чувства к моей персоне побудили тебя разносить обо мне сплетни.

– Гарри, как ты можешь! Ты ведешь себя недостойно. Он не разносил никаких сплетен. Он рассказал о тебе отцу для того, чтобы папа тебя приструнил; он хотел спасти тебя, пока не поздно, прежде чем ты окажешься в таком положении, в котором ты все-таки оказался.

– И не кто иной, как ваш бесценный капитан Мендвилл, меня в него поставил.

– Ты сам не понимаешь, что говоришь.

– Это я-то не понимаю! Послушай-ка: тебе надо бы получше узнать этого человека. Капитан Мендвилл преследовал две цели: во-первых, выставить меня из дома твоего отца, а во-вторых, выставить меня из Чарлстона. Мое присутствие, видишь ли, смущало галантного капитана. Я был настолько любезен, что подсказал ему способ отделаться от меня. Первое его желание легко исполнилось – ты помнишь, как он этого достиг.

– Гарри, это нечестно! – возмущенно упрекнула его мисс Кэри.

– Совершенно с тобой согласен. Но потерпи, пока я закончу. Из Чарлстона меня выдворить не так просто. Это требует большой изобретательности. Но мне и тут не повезло: я дал ему шанс проявить свою изобретательность. Так вот, для пущей гарантии моего устранения капитан Мендвилл без колебаний позволил отправиться на тот свет своему несчастному агенту. – В подтверждение этих слов Лэтимер привел свои доводы, но безрезультатно. Ему не удалось убедить Миртль.

– Ты, верно, сошел с ума или стал человеконенавистником! Как ты смеешь говорить так о капитане Мендвилле!

– Готов признать, это звучит фантастично. Но только если не учтывать всех обстоятельств.

– Злоба помутила твой разум! – воскликнула она. – Кто, как не капитан Мендвилл, убедил лорда Уильяма приостановить выполнение приказа об аресте?

– И конечно, тебе сообщил об этом сам капитан.

– Ты сомневаешься в его словах? Может быть, ты и мне не поверишь, когда я скажу, что он просил за тебя отца? Приходил, чтобы убедить отца встретиться с тобою и уговорить тебя уехать. И это – невзирая на все, что он из-за тебя вытерпел.

– В последнее могу поверить. Потому что я его предупредил, какими неприятностями для него будет чреват суд надо мною. Ситуация показалась мне весьма забавной, и я не удержался от намеков. Я заставил его выйти из себя и неплохо поразвлекся. – Лэтимер отбросил наконец ядовитый тон. – Но ты пришла, Миртль, и мне отрадно думать, что, вопреки всему, в тебе сохранились хоть какие-то чувства, какое-то беспокойство за меня.

Гнев, подняввшийся в ней после насмешек над Робертом, немедленно остыл. Она шагнула к Гарри и, глядя в его глаза, положила руки ему на плечи.

– Пойми, Гарри, тебе и правда нельзя здесь оставаться! Ты должен уехать из города, Гарри.

Он тоже глядел ей в глаза, и на лице его появилась та всепонимающая усмешка, которая временами способна довести собеседника до белого каления.

– И освободить дорогу твоему новому возлюбленному? Поверь, в этом нет необходимости. Я не привык навязываться и надоедать.

Миртль вздрогнула.

– Моего нового возлюбленного? – переспросила она.

– О, этот милый Роберт, этот истинный джентльмен – он превосходно служит своему королю и, разумеется, первым убедил тебя, что нельзя выходить замуж за грешника, за разнузданного бунтовщика. В один прекрасный день наш щедрый Роберт, может быть, даже сделает тебя миледи. О, Миртль, почему ты боишься быть откровенной?

– Откровенной?! – она задрожала от негодования. – Да как у тебя язык повернулся говорить такое! Как смеешь ты думать, что у меня есть кто-то другой!

– А разве нет? Миртль, Миртль. Зачем тебе притворяться передо мной?

– Вот именно! – ее голос возвысился почти до крика. – Я пришла, чтобы сказать… – она осеклась, – нет, после твоих оскорблений уже не имеет значения, о чем я пришла сказать. Слава Богу, что не сказала! Ты показал, чего ты стоишь.

– Я сказал не все, что знаю. Кое-что меня оправдывает.

Миртль уже хотела выбежать, но последняя фраза ее остановила. Она презрительно посмотрела на него вполоборота, черты ее лица были искажены гневом.

– Суди сама, обманулся я или нет. Вчера в Фэргроуве, после того, как сбежал, я решил подождать за деревьями недалеко от аллеи, не появится ли возможность поговорить с тобою. На меня навалилась тоска, и я готов был все отдать, лишь бы вернуть наше прошлое. Ты так была мне нужна, что, видит Бог, я мог бы изменить своим принципам и отринуть убеждения. Я хотел просить тебя забрать назад письмо, которое ты мне написала, забыть обо всем и снова принять кольцо.

Лэтимер умолк. Миртль медленно повернулась к нему и сделала шаг вперед. Презрительное выражение сходило с ее лица, уступая место удивлению.

– Почему же ты этого не сделал? – почти беззвучно, одними губами прошептала она.

– Ты еще спрашиваешь. – Глаза его были полны печали. – Неужто ты не припоминаешь, как вчера, когда я там прятался, ты шла в компании Мендвилла? Он обнимал тебя за плечи, и твое лицо светилось от счастья.

– Гарри! – пытаясь этим возгласом остановить его, она сделала еще один шаг.

– Тогда я понял, почему твое письмо было так безжалостно и что на самом деле случилось в мое отсутствие. Должно быть, ты очень обрадовалась предлогу, который я тебе дал…

– О Гарри, и ты так подумал обо мне!

Улыбка сожаления тронула губы Лэтимера.

– Не станешь же ты утверждать, что мои глаза меня обманули?

– Нет, нет, нет. Но это… это было не то. Совсем не то!

– Не то! Мужчина идет с тобой в обнимку – и это не то?

– Но он мой кузен! – в отчаянии воскликнула Миртль, но вызвала этим лишь новую пренебрежительную усмешку.

– Твой кузен! Седьмая вода на киселе. Два месяца назад ты слыхом не слыхала о его существовании. Он свалился к вам с небес, и сила родственных чувств тотчас бросила его прямо в семейные объятия – в твои, Миртль, объятия.

Миртль с усилием овладела собой. Бледная, как полотно, она была рассержена не на шутку. И все же она поняла, что устами Гарри говорит слепая ревность. Значит, ей нужно успокоить его, поскорее вывести из заблуждения.

– Гарри, теперь ты выслушаешь меня, – сказала она спокойно, хотя это давалось ей с трудом.

Он иронически поклонился.

– Я пришла к тебе, Гарри, чтобы убедить уехать. Я пришла, потому что… потому что я тоже хотела сказать тебе… то, что ты собирался сказать мне. Я сегодня тоже собиралась принести в жертву мои убеждения.

– Миртль… – Сердце Лэтимера замерло. Он уже готов был поверить ей, но что-то ему по-прежнему мешало.

– Теперь ты веришь, что… то, что ты видел, было… не тем, о чем ты подумал? Я тоже тосковала, я была несчастна с тех пор, как отправила тебе кольцо. Ваш ужасный скандал с папой чуть не свел меня с ума. А Роберт был добр. Он добрый, Гарри, что бы ты о нем ни говорил. Он поддержал меня, а мне так нужна была поддержка. Я чувствовала себя такой одинокой и покинутой, что если бы меня по-дружески обнял Римус, я и то была бы благодарна. Это правда, Гарри. Ты должен мне поверить.

Лэтимер подошел, осторожно прижал ее к груди и поцеловал в каштановые волосы.

– Моя дорогая! Дорогая моя!

Миртль опустила голову ему на плечо, сердце ее переполнилось радостью, и слезы навернулись на глаза.

– Ты веришь мне, Гарри, – всхлипнула она.

– Я верю тебе, дорогая, – ответил он, и солгал, потому что только еще силился поверить. Он хотел, страстно хотел верить, но, сознавая свое желание, становился от этого лишь более недоверчив, потому что перед глазами его так и стояла проклятая картина – алый, шитый золотом рукав, обнимающий плечи в сиреневом, и ее лицо, обращенное к склоненному лицу соперника…

Миртль приподняла голову:

– Мой милый Гарри, мне было так плохо.

Слезы на ее ресницах растопили лед. Лэтимер обнял ее крепче и поцеловал. Она глубоко вздохнула и улыбнулась робко и нежно. Видение аллеи, испещренной солнечными пятнами, наконец, померкло.

– Гарри, пожалуйста, – произнесла она, – теперь тебе надо уезжать. Как можно скорее уезжать.

И тут же в его душе вновь проснулся бес ревности и засмеялся каркающим смехом. Снова откуда-то выплыло проклятое видение, а с ним и желчные слова, однажды сказанные Томом Айзардом: «Женщины! От них правды не жди. Они умоляют и заискивают и льстят и лгут – лишь бы добиться своего. И так продолжается, пока и сами они не начинают, как их жертвы, верить в свою ложь».

Лэтимер резко отстранился от Миртль и отступил назад.

– Так мы опять взялись за старое, – недобро усмехнулся он. – Когда прямые пути недоступны, мы всегда отыщем кружной. Я мог бы раньше догадаться о твоих целях.

– Гарри! – Миртль была потрясена, оскорблена. – Гарри, ты сомневаешься во мне? После всего, что я сказала?

– Нет, – Лэтимер ударил еще больнее, – сомнений не осталось абсолютно.

Они стояли, пристально вглядываясь друг в друга, с бескровными лицами, со стиснутыми зубами. Затем она молча повернулась и направилась к двери, машинально надевая на ходу капюшон. Лэтимер бросился вперед и оказался перед ней.

– Миртль!

– Дверь, будьте любезны, – холодно потребовала она.

Он открыл дверь и посторонился. В холле был Джулиус.

Шаги ее стихли, Лэтимер прислонился к дверному косяку и простоял так несколько минут.

Затем, опустив голову, медленно пересек библиотеку и опустился в кресло. Он оперся подбородком на сцепленные ладони и слепо уставился в пространство, пытаясь найти себе оправдание, но испытывал лишь все более тяжкую муку.