Текст книги "Каролинец"

Автор книги: Рафаэль Сабатини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Глава XIII. Dea ex machinanote 28Note28
  Богиня из машины (лат.). Бог (Deus) из машины – драматургический прием в античной трагедии. Слишком запутанная интрига, поставившая в тупик самого автора, получала неожиданное, не связанное с естественным ходом событий разрешение путем вмешательства бога, который посредством механического приспособления появлялся среди действующих лиц, раскрывал неизвестные им обстоятельства и предсказывал будущее.


[Закрыть]

«Страшно себе представить, – писала в своем дневнике леди Уильям Кемпбелл, – что бедняжка Миртль выйдет замуж за Роберта Мендвилла. Более печальной участи я не пожелала бы злейшему врагу». И, раз уж мы взялись цитировать ее светлость, присовокупим также ее суждение о Мендвилле: «Мендвилл – монотеист, поклоняющийся единственному божеству, и божество это

– сам Мендвилл. Ему нужна не столько жена, сколько жрица».

Невозможно читать эти дневники, не поддаваясь обаянию личности их автора. Исписанные аккуратным мелким почерком странички дают гораздо более живое представление о леди Кемпбелл, нежели портрет работы Копли, завершенный через несколько месяцев после ее свадьбы. На холсте изображена дама яркой красоты, с пухлыми губами, уверенным взглядом и гордым поворотом головы; весь ее облик говорит о твердости характера и живости ума. Но лишь в дневниках полностью раскрывается ее незаурядная натура, сила любви к друзьям и ненависти к врагам, смелость мысли и поступков, юмор и неотразимое очарование.

Когда она просто и откровенно беседует с нами через пропасть в полтора века, возникает желание зайти к ней, как к доброй знакомой, будто она живет где-то рядом, и провести долгие часы за беседой, но увы… Впрочем, потом неосуществимость этой мечты воспринимается с некоторым даже облегчением, ибо подобное знакомство было бы сопряжено с благоговейной растерянностью перед такой женщиной.

Обида и негодование Миртль мало-помалу растворялись в беспокойстве за судьбу Лэтимера. Она понимала, что резкость и непреклонность Гарри были горькими плодами ревности на древе любви. Но по мере того, как росло беспокойство, ей все больше недоставало сочувствия и совета. В иных обстоятельствах она обратилась бы к отцу, хотя по характеру он не был склонен к состраданию. Но при теперешнем положении вещей отец был последним из тех, к кому следовало обращаться за помощью.

По пути к Трэдд-стрит носилки пересекали Митинг-стрит, и Миртль вспомнила о своей подруге Салли Айзард. Сама мысль о Салли согревала, и дело тут было вовсе не в том, что Салли стала женой губернатора и всеми теперь командовала.

Должно быть, сам ангел-хранитель направил стопы Миртль за утешением и поддержкой к ее светлости. Без вмешательства леди Кемпбелл история Миртль, вероятно, никогда не заслужила бы подробного повествования. Следуя импульсу, неожиданно для себя, мисс Кэри приказала слугам нести паланкин к дому губернатора, и те вскоре опустили носилки у дверей резиденции губернатора.

Известие об отказе упрямца уезжать из города, обеспокоило леди Кемпбелл не меньше самой девушки. Поначалу Миртль даже не сообразила, отчего они с братом, все еще гостившим у Салли, так сильно встревожились, пока Том ей все не объяснил.

Потом оба заявили, что должны немедленно увидеться с Гарри. Ее светлость при этом озабоченно кусала губы, тогда как брат каялся и сокрушался, что так долго пренебрегал своею обязанностью повлиять на друга.

– Это бесполезно, – убежденно сказала Миртль, – говорю вам, бесполезно! Гарри уверен, что все подстроил капитан Мендвилл, который, якобы, хочет от него избавиться.

– Я и сам так думаю, – холодно подтвердил Том.

Ее светлость остановилась возле шнура от звонка – она уже собралась распорядиться об экипаже – и, обернувшись, вопросительно посмотрела на обоих. Ей вдруг пришло на ум, что, если из известных ей фактов и не следует непреложно, что капитан Мендвилл действительно задумал подобную комбинацию, то, во всяком случае, он не торопился предотвратить кровавое развитие событий.

– Почему ты это сказал?

– Потому что на месте Гарри у меня были бы все основания рассуждать, как он, – изрек Том и отвернулся.

Леди Кемпбелл все стало ясно. Она подошла к кушетке, на которую присела Миртль.

– Интересно, какие такие основания имеются у Гарри? – строго спросила она. – Если ты хочешь, чтобы я сумела тебе помочь, ты должна рассказать мне обо всем.

Девушка принялась рассказывать и под конец, вспомнив опять непреклонную суровость Гарри, не выдержала и начала изливать свою обиду. Салли прервала ее жалобы.

– А что ему, бедняге, оставалось думать, Миртль? Своим письмом ты дала ему полную отставку, потому что, видите ли, не согласна с его политическими взглядами. Он, понятное дело, расстроился. Но не отчаялся, потому что знал – если он вообще что-нибудь знает – сколь зыбко неустойчивы позиции политики перед натиском любви. За историческими примерами не надо далеко ходить: вспомни хотя бы Ромео и Джульетту, дорогая. Итак, он вернулся, чтобы переубедить тебя, а вместо этого собственными глазами увидал Миртль в объятиях капитана Мендвилла.

– Салли! – девушка вся вспыхнула, – не в объятиях! Я рассказала тебе правду!

– Ах, да – ты была в его объятиях только наполовину. Но ревность – плохой советчик; она всегда все преувеличивает, и в представлении мистера Лэтимера ты оказалась в объятиях галантного капитана не наполовину, а вся целиком. Что бедолаге оставалось думать? Только то, что он тебе сказал: твои симпатии в его отсутствие поменялись, и ты ухватилась за политические убеждения, как за предлог, чтобы порвать с женихом.

– Салли! – Миртль объял страх, – ты тоже мне не веришь?

– Я-то верю. Но я все-таки женщина. Мужчина, моя дорогая, устроен совершенно иначе. В своих рассуждениях он опирается на так называемую логику. Что и служит источником всех человеческих ошибок. Гарри логика тоже подвела – он сделал ложные выводы.

– А что же делать мне, Салли? Он не сдвинется с места, он останется, невзирая ни на какие указы. А если он останется… – Она закрыла лицо руками и застонала. Перед ее глазами встала тень виселицы.

– Я знаю, знаю, дорогая, – Салли прижала Миртль к своей груди. – Нужно срочно что-нибудь придумать.

Изобретательный ум ее светлости, пришпоренный критической ситуацией, лихорадочно заработал в поисках выхода. Это дело затрагивало и ее интересы – через брата и мужа. Нужно во что бы то ни стало вынудить Лэтимера скрыться, или положение станет опасным. Возникнет пожар; он поглотит все, в том числе и тех, кого Салли любит больше всего на свете.

– Том, ты можешь что-нибудь предложить? – спросила она брата. – Ты понимаешь, как необходим его отъезд – не только ему самому, но и всем нам? Сумел бы ты переубедить его, как ты думаешь?

– О да! Правда, для этого не хватает безделицы: Гарри должен поверить мне в том, в чем не поверил самой Миртль.

Сарказм Тома навел Салли на новую мысль, и воз наконец тронулся с места.

– Миртль, как ты полагаешь, он уедет, если убедится в твоей верности? Если поверит, что у него нет оснований для ревности?

Миртль задумалась.

– Мне кажется, да, – медленно отвечала она, затем повторила тверже: – Да, я в этом уверена! Его удерживает только ревность.

– Тогда необходимо всего-навсего убедить его, надо дать ему доказательства.

– Но какие тут могут быть доказательства? Как я смогу доказать, что не изменяла, если моего слова ему недостаточно?

Ее светлось порывисто заметалась от Тома к Миртль, охваченная раздражением, боровшимся с отчаянием.

– Доказательства! Доказательства! – возмущалась она. – О несчастные глупцы, требующие доказательств очевидного! Том, ты мужчина и должен знать. Что для мужчины служит верным доказательством женской любви? Исключая, конечно, смерть за любимого – этого ни один из вас не достоин.

– Разрази меня гром, откуда я знаю? – проворчал Том. – Ха! Кое-кто склонен таковым считать замужество.

Но Салли опять пропустила его сарказм мимо ушей, извлекши из его слов только рациональное зерно.

– Замужество… – в глазах ее светлости внезапно вспыхнуло озарение. – Замужество! Его устами глаголет истина, несмотря на всю его глупость! Миртль! – она подбежала к кушетке, опустилась рядом, обняла подругу и заглянула ей в глаза. – Скажи, Миртль, ты любишь, ты действительно любишь Гарри Лэтимера?

– Да, да! Конечно.

– И ты хочешь выйти за него замуж?

– Конечно, Салли. Когда-нибудь.

– Нет, Миртль, когда-нибудь может оказаться слишком поздно. Не когда-нибудь, а сегодня! В крайнем случае, завтра.

Миртль испугалась, ее охватила паника. Она начала перечислять причины, по которым не может этого сделать – девичья скромность и прочий вздор. Но Салли бесцеремонно перебила девушку, лишь только уловила смысл ее возражений.

– Ты что, не понимаешь? Это единственный выход, единственное убедительное доказательство, которое ты можешь ему дать, и, тем самым, единственный способ спасти его жизнь и, Бог весть, сколько еще жизней. Либо замужество, либо виселица для Гарри Лэтимера. Тебе решать, что именно.

Она оставила Миртль и бросилась к открытому бюро, стоящему у французского окна с видом на залив, и быстро сочинила Лэтимеру записку, в которой просила его не счесть за труд безотлагательно нанести визит ее светлости. «У меня для вас есть новости, – писала Салли, – крайне важного свойства. Если вы тотчас не придете, то будете жалеть об этом всю оставшуюся жизнь».

Она свернула записку, приложила к ней печать и позвонила слуге. Леди Кемпбелл была женщиной быстрых решений и стремительных действий.

– Итак? – снова подступила она к Миртль, – ты решилась?

Миртль металась, запутавшись в собственных чувствах, как птичка в силках.

– Но, Салли, дорогая, мой ответ мало что решит. Нужно получить папино согласие.

– Папино согласие ты получишь потом, когда ему поздно будет отказывать.

– Она вручила записку явившемуся слуге. – Передайте посыльному, чтобы сейчас же отнес это на набережную, мистеру Лэтимеру.

Слуга удалился, и ее светлость, радостно возбужденная, раскрасневшаяся, заняла позицию посреди гостиной, весело посматривая то на Тома, то на Миртль.

– Вот так-то, милая!

– Тебе весело, а я просто в отчаянии! – дрожащим голоском отозвалась Миртль, потом вскочила и стала нервно кружить по комнате.

– Если вас так сильно страшит перспектива замужества, Миртль, – лениво вмешался Том, – то можете не переживать. Оно наверняка не состоится.

– Что такое ты там болтаешь? – грозно спросила его сестра.

– Да то, что с тобою всегда так, Салли. Ты не замечаешь препятствия, пока не споткнешься об него и не набьешь шишку. Законы – о них ты забыла? Здесь тебе не Англия. Миртль еще несовершеннолетняя, и без согласия отца она не может выйти замуж. В колонии ни один священник не освятит этот союз, да и найдись такой, брак все равно считался бы недействительным.

Ее светлость эти слова просто подкосили. Салли застыла, прижав пальцы к вискам. Но, похоже, вместо того, чтобы принести Миртль облегчение и избавить от отчаяния, ее они подкосили не меньше. Она опять беспомощно опустилась на кушетку.

– О-о, – только и простонала Миртль, но большего отчаяния не выразил бы и целый фолиант.

– Что ж, значит, нам придется заручиться согласием сэра Эндрю, – заявила ее неустрашимая наставница.

Но Том оказался настолько черствым и нетактичным, что демонстративно рассмеялся.

– Ха-ха! Провалиться мне на этом самом месте, Салли, легче изменить закон.

И Миртль подтвердила его мнение, рассказав, как далеко зашли разногласия Гарри с ее отцом.

Тут уж и ее светлость признала себя побежденной. Она обессиленно села на диван, и целых полчаса они втроем подавленно перебрасывались фразами, блуждая в словах, как в потемках, и натыкаясь на преграды доводов разума, будто пойманные зверьки на стены западни.

Единственным заслуживающим упоминания результатом этого бесплодного времяпрепровождения было то, что Миртль, которая, пока не встретилось препятствие, испытывала настоящий ужас перед молниеносным замужеством, сейчас тоже искала выход из тупика.

Лэтимер прибыл даже раньше, чем они рассчитывали. Входя в гостиную, он ожидал увидеть в ней только ее светлость. Внимательно вглядевшись в лица подруг, Лэтимер сумрачно поклонился. Леди Кемпбелл двинулась ему навстречу и сразу взяла быка за рога.

– Гарри, – сказала она, – посмотрите на это бедное дитя. За что вы обошлись с нею так жестоко?

– Сударыня, – сказал он, – у меня сложилось противоположное впечатление: ваше бедное дитя жестоко обошлось со мною.

– Это потому, что вы слепы.

– Напротив, мадам, у меня необыкновенно острое зрение.

– Вы имеете в виду свои глаза, от которых все равно мало проку вашей большой, глупой и упрямой голове. Но я, Гарри, подразумевала слепоту душевную.

– Стоит ли углубляться в дискуссию? – заметил Гарри с деланным спокойствием. – Если бы я знал…

– Вы бы не пришли, понятное дело. Потому-то я вам ничего и не написала. Но скоро вы, надеюсь, упадете на колени и возблагодарите Господа, что пришли.

Теперь, когда читатель знает, какого блестящего адвоката приобрела Миртль в лице ее светлости, ему будет нетрудно представить себе натиск и убедительность защиты. Леди Кемпбелл разрушила стену суровой отчужденности, за которой укрылся Лэтимер. Он изумленно и с каким-то страхом посмотрел на Миртль.

– Вы хотите сказать… – он не смел вздохнуть и не решался продолжить.

– Что, раз вам так нужны доказательства ее любви, то Миртль готова представить вам единственное и окончательное доказательство, какое только женщина способна дать мужчине. Против воли своего отца, ценой, если понадобится, разрыва с ним, она согласна без промедления выйти за вас замуж. Неужто эта жертва, на которую добровольно идет наш бедный ягненок, не убедит вас в ее верности и преданности?

– Миртль! – Лэтимер подошел к ней, охваченный нежностью. – Миртль, моя дорогая, это правда?

– Давайте, давайте, миритесь, – проворчала Салли, – для спасения души это полезно.

Миртль встала и протянула к нему руки.

– Да, Гарри. Клянусь, я выйду за тебя сразу, как только это станет возможно.

– Станет возможно? – чуя подвох и мгновенно насторожившись, повторил он.

– В том-то и дело! – вставил некстати Том. – Сейчас это невозможно. Есть одна загвоздка. Но, лопни мои глаза, Гарри, Миртль имела такое намерение. Записка была отправлена тебе раньше, чем мы обнаружили помеху.

Вот как, они тут обнаружили помеху! Все еще держа Миртль за руки, Гарри окинул всех подозрительным взглядом и подумал, что хитрость шита белыми нитками. Миртль все еще привязана к нему и ей хочется спасти ему жизнь – это ясно. Она прибежала после своей неудачи к леди Кемпбелл, и та, желая вывести своего мужа из щекотливого положения, придумала этот на редкость хитрый ход, чтобы успокоить ревнивца и тем заставить его переменить решение. Лэтимера охватило разочарование, но он справился с собой.

– В чем же загвоздка? – спросил он с легким презрением.

– По закону Миртль несовершеннолетняя, – объяснил Том, – и необходимо согласие ее отца. При нынешних твоих взаимоотношениях с сэром Эндрью…

Но закончить ему не удалось. Ее светлость перебила, патетически провозгласив:

– Однако законы колонии не распространяются на Англию! – И добавила: – Черт возьми.

Гарри не стал скрывать иронии:

– Ваша светлось предлагает нам венчаться в Англии?

– Совершенно верно! – леди Кемпбелл так и сияла.

– Чтоб я сдох, Салли! – запротестовал брат.

– Вам не придется плыть дальше бухты, – объявила она, торжествуя. – Там стоит на якоре корабль британского флота «Тамар», а на корабле есть капеллан. Знайте, что на борту «Тамар» вы формально будете на территории Англии, и действуют там английские законы.

– Господи, Боже! – сказал Том, выразив общее мнение.

Гарри всмотрелся в лицо ее светлости. Да, он был несправедлив, она оказалась искренней. Затем он перевел взгляд на Миртль. Ее глаза были опущены, ресницы трепетали.

– Ты согласна, Миртль? – тихо спросил он и, спрашивая, уже притянул ее к себе. Его неистовая подозрительность наконец отступила перед несомненным свидетельством того, что она предпочла его Мендвиллу.

– Если… если согласен ты, Гарри, – робко ответила девушка, – и если все получится, как Салли говорит.

– Предоставьте это мне. Я сама все устрою, – заверила Салли, – даже свадебный завтрак. Мы сервируем его на палубе. А теперь, Том, мне кажется, они прекрасно обойдутся без нас. – И она вытолкала брата из гостиной.

Глава XIV. Решение

Лорд Уильям Кемпбелл и члены Совета Его Величества, еще не утратившие мужества, собрались в зале заседаний Стэйт Хауса, чтобы заслушать спикера Палаты общин, вызванного губернатором.

Ролинсу Лаундсу было лет под пятьдесят, выглядел он как плантатор, которым на самом деле и являлся, но держался с достоинством и неприступностью, выработавшимися за годы деятельности сначала на посту начальника военной полиции, а затем спикера провинциальной Палаты Общин. Он пришел в сопровождении двух членов Ассамблеи – дородного, добродушного Генри Лоренса и сухопарого, чопорного Джона Ратледжа.

Губернатор начал со своего недовольства состоянием поддержания порядка в Чарлстоне и ответственными за него лицами, допустившими вчерашний бунт. Он потребовал гарантий недопущения новых нарушений закона и наказания виновных. Варварская расправа над честным верноподданным его величества, заявил он, наносит оскорбление самому королю в лице его наместника – губернатора Южной Каролины.

Ролинс Лаундс спокойно отвечал, что для расследования создается специальный комитет и делу будет дан ход. В то же время он признал беспомощность Общественной Ассамблеи и ее неспособность предотвращать подобные акции во время народных волнений. Он обратил внимание его светлости на то, что насилие, чинимое толпой, как явление известно и за пределами колоний, его вспышки наблюдаются в самом Лондоне, и даже чаще, чем в Америке. Таковы уж отличительные черты англичан – что дома, в сердце империи, что в удаленных колониях, они восстают против притеснений и несправедливости.

– Сэр, жизнь в трех тысячах миль от королевского дворца и резиденции правительства отражается на характере англичанина не больше, чем на его правах, – закончил он философское отступление на политическую тему.

– Чем, конкретно, вы недовольны? – неохотно спросил губернатор.

– Мы недовольны, милорд, политикой, орудием которой был тот несчастный, поплатившийся за нее жизнью. Стало известно, что он способствовал порочному замыслу кабинета подавить волнения в Америке при помощи войск, тогда как успокаивать людей следует по законам справедливости и здравого смысла. – Лаундс намеревался повернуть дело Фезерстона так, чтобы напомнить наместнику короны о требованиях колоний. – Известно точно, – продолжал спикер, – что этот человек, шпионивший в пользу правительства, подвергал опасности людей, которые заботились о сохранении мира на континенте, и, следовательно, о целостности Британской империи. Неудивительно, что кровь у людей закипела, и они бросились мстить.

Лорд Уильям обреченно вздохнул.

– Если я верно понял ваш намек, сэр, вы отказываетесь что-либо предпринимать. Таково ваше представление о сотрудничестве с правительством? Мы только и слышим из ваших уст фразы о верности и чести, а в сердцах у вас коренится измена. Я начинаю к этому привыкать. Привычными стали и нападки на кабинет, которому вы призваны помогать. Вы разглагольствуете о беспорядках – как с ними надобно справляться, руководствуясь справедливостью и здравым смыслом. Сравните же наши позиции в обсуждаемом деле. И мне, и вам известен вдохновитель и предводитель бесчинствовавшей толпы. Формально я был вправе, вернее, даже обязан арестовать и покарать его без промедления. Но во имя сохранения мира, чтобы не будоражить колонию и предотвратить взрыв – а он, кстати, оправдал бы применение войск, в котором вы упрекаете правительство,

– я на это не пошел. Я довольствовался предложением мистеру Лэтимеру убраться из провинции и дал ему на это двое суток. Чем же он ответил на мое великодушие? Присутствующий здесь капитан Мендвилл передал мне категорический отказ мистера Лэтимера, который заявляет, что никуда не поедет и вынудит меня арестовать его. Судя по всему, он втайне надеется нарушить хрупкое равновесие, которое я всеми силами пытаюсь сохранить. Да разве посмел бы он так поступить, не будь за его спиной сильной поддержки?

– Милорд, вы к нам несправедливы, – возразил Лаундс. – Прошу заслушать показания присутствующих здесь мистера Ратледжа и полковника Лоренса.

Ратледж лаконично описал, как они с полковником Лоренсом испробовали все доступные им способы убеждения вплоть до угроз, чтобы заставить Лэтимера подчиниться.

– Интересно, чем вы ему угрожали? – спросил губернатор.

– Я без обиняков заявил ему, милорд, что если его арестуют, то все влияние, которым я обладаю в этой провинции, я использую против него и в поддержку авторитета вашей светлости.

Лицо губернатора просветлело.

– И вы, сэр, не отказываетесь от своих слов?

– Заявляю это вам так же ответственно, как заявил ему, – невозмутимо сказал Ратледж. – Если ваша светлость пожелает, я лично выступлю обвинителем. Судите сами, милорд, равнодушны ли мы к проблеме войны и мира, готовы ли мы к жертвам для достижения урегулирования и хотим ли мы непременно поднимать войска в защиту неотъемлемых прав англичан.

Губернатор благосклонно распрощался с ними; ушли и члены Совета. Остались капитан Мендвилл и майор Сайкс, ирландец, командир небольшого гарнизона Форт-Джонсона на острове Джеймса, расположенного у входа в гавань. Это был нескладный рыжеволосый детина с веснушчатой кожей, широкоскулым лицом и поросшими шерстью руками. Его ввели в Совет недавно, когда понадобилось залатать очередную брешь в поредевшем составе.

Губернатор выразил полное удовлетворение результатами совещания. Майор Сайкс сердечно поздравил его светлость со счастливой развязкой. И по наружности, и по манерам он казался типичным каперомnote 29Note29
  Капер – торговое судно или капитан судна, вооруженного и оборудованного для каперства – нападения во время войны на торговые суда противника.


[Закрыть], да и должность его была под стать разве что безработному вояке-авантюристу.

– Будьте спокойны, ваша светлость. Считайте, что с этой скотиной покончено. – И Сайкс развязно рассмеялся. Он явно не страдал излишней застенчивостью.

Его светлость рассеянно улыбнулся и откинулся на спинку большого губернаторского кресла. Это парадное кресло возвышалось в дальнем конце неуютного зала с длинным столом для заседаний посередине и грубо сработанными резными панелями по стенам.

Мендвилл, сидевший по правую руку от лорда Уильяма, с каждой минутой мрачнел все сильнее. Счастливое разрешение проблем губернатора отнюдь не радовало капитана. Он сознавал свою уязвимость, и меньше всего его устраивало, что Лэтимера будут судить в Чарлстоне. Разоблачение, грозившее самым пагубным образом отразиться на дружбе с Кэри, могло, помимо прочего, стоить капитану жизни.

– Хотелось бы разделять оптимизм вашей светлости, – отважился Мендвилл прервать благодушные грезы патрона.

– Что вам опять не нравится? – ворчливо отозвался тот.

– Ваша светлость, вы верите этим людям?

– Верю ли я… Но зачем им меня обманывать?

– Я имел в виду веру в их способность к здравым оценкам. Ратледж, конечно, может использовать свое влияние. Но чего оно будет стоить, когда нас захлестнет потоком неуправляемых страстей? – Он передернул плечами, будто от озноба. – Разумные и дальновидные политики, милорд, приобретают влияние, подлаживаясь к тем, кем они, казалось бы, руководят. А Ратледж – политик. Но он тщеславен, и оттого ему нравится приписывать свою популярность собственному ораторскому искусству. Однако его красноречие будет иметь успех лишь до тех пор, пока он говорит то, что от него хотят услышать. Стоит ему сказать что-нибудь другое, как его лидерству наступит конец. Люди одинаковы в любой стране и в любые времена. Сегодня вы поставите на Ратледжа, а завтра его авторитет лопнет, как мыльный пузырь. Опасно поджигать бочку с порохом, усевшись на нее; вызванный Ратледжем взрыв людской злобы растерзает его самого.

– Ей-ей, Мендвилл, ваша правда, – подхватил Сайкс, – от начала и до конца. Я и сам это знал. А вы, ваша светлость?

Губернатор с досадой подумал, что, несмотря на свою неопытность, он тоже это знал. Благодушное настроение улетучилось.

– Англичане, – гнул свое Мендвилл, – привыкли управлять другими и не потерпят над собою хозяев, попирающих их независимость и свободу. А наиболее независимые из всех англичан – наши колонисты, о чем свидетельствуют последние события. Распологай мы войсками, был бы совсем другой разговор. Но поскольку у нас их нет, поневоле приходится согласиться с Лэтимером, который рассчитывает на общественные беспорядки.

– Мы поменялись ролями, Мендвилл! – поразился лорд Уильям. – Помнится, это вы настаивали на судебном преследовании Лэтимера, а я не уступал.

– Упрямство Лэтимера и его решимость остаться раскрыли мне глаза. Он не чувствовал бы себя так спокойно, если бы не был абсолютно уверен в своей неуязвимости.

– Ради Всевышнего, что вы предлагаете?

– Я не осмеливаюсь давать вам советы, – с лицемерным подобострастием поклонился Мендвилл. – Положение обостряется. Но на месте вашей светлости я бы избавился от Лэтимера проще.

Губернатор задержал дыхание, майор Сайкс прикрыл глаза белесыми ресницами. Мендвилл поднялся и заговорщицки наклонился над столом.

– Я схватил бы его ночью и без лишнего шума посадил на «Тамар». И – в Англию, а там пусть судят.

Сайкс вдруг хохотнул:

– Клянусь небом, я уж подумал, вы предложите перерезать ему глотку!

– Признаться, мне тоже показалось, – с видимым облегчением вздохнул губернатор.

Мендвилл высокомерно дернул плечом.

– Однако об этом станет известно, – заметил лорд Уильям.

– Об этом не будет известно несколько месяцев – до тех пор, пока не придут первые сообщения из Англии. А к тому моменту многое может измениться.

– Всем все станет ясно, как только Лэтимер исчезнет!

– Не думаю, если действовать осторожно. Лэтимер исчезнет тихо; возникнет естественное предположение, что он предпочел не искушать судьбу. Поэтому я предлагаю завтрашнюю ночь. Тайный отъезд свяжут с его нежеланием открыто признавать свое поражение. Возможно, кто-нибудь нас и заподозрит. Но что нам подозрения?

– Вы забываете о моем обещании. Я дал мистеру Лэтимеру сорок восемь часов до утра пятницы.

– Он отверг ваши условия, объявил о твердом намерении остаться. Какой, в таком случае, смысл дожидаться истечения срока?

Губернатор снова откинулся на спинку кресла и задумался.

– Конечно, это выход, – медленно произнес он, – но… – он резко оборвал себя и выпрямился. – Нет. Это невозможно. После первого же вопроса, который мне зададут – а коль скоро возникнут подозрения, должны быть и вопросы – все станет известно. Если я отдам такой приказ, то не смогу отрицать свою осведомленность.

Мендвилл не стал отвечать сразу. Он погладил подбородок, вздохнул, потом задумчиво произнес:

– Что ж, вы указали на настоящую трудность. – Он еще помолчал, затем добавил: – Не будем больше об этом.

Губернатор что-то пробормотал и встал, чтобы идти домой. Под колоннами портика Стэйт Хауса Мендвилл, глядя ему вслед, взял Сайкса под руку.

– Вы к пристани, майор? Я провожу вас. – И два офицера в красных мундирах направились вниз по Брод-стрит.

У Моттовой пристани покачивалась шлюпка с дюжиной черных гребцов в полотняных робах. Они поджидали майора Сайкса, чтобы переправить его в форт. Когда майор протянул для прощания руку, Мендвилл задал, наконец вопрос, все время вертевшийся у него на языке.

– Майор, вы поняли, что надо делать?

Ответом ему был озадаченный взгляд ирландца. Мендвиллу пришлось пояснить.

– Нужно спасти его светлость вопреки его отказу.

Сайкс начал о чем-то догадываться, но еще не понял окончательно, чего от него хотят.

– Как вы намереваетесь это осуществить?

– А вы не поняли, на что он намекал, говоря, что не сможет впоследствии отрицать свой приказ? Смысл его слов, по-моему, очевиден. Раз он не отдавал приказа, значит и отрицать ему будет нечего.

– Черт возьми! – пробормотал Сайкс. – Вы думаете, он давал нам понять?

– Безусловно. Да вы и без меня в этом не сомневались. Для вас ведь он и говорил, майор. Только в вашем форте есть люди, пригодные для таких дел. Захватите с собой завтрашней ночью в город человек шесть и сцапайте вашу птичку.

Сайкс, однако, сомневался:

– А что, если мы все-таки ошибаемся, и губернатор совсем не то имел в виду? Вы же понимаете – уточнить у него нельзя.

– В случае чего ссылайтесь на меня, Сайкс. Беру на себя всю ответственность.

Сайкс хмыкнул, наморщил лоб, потом осклабился.

– Ну, тогда мне ничего другого не остается. – Тут он вдруг вспомнил еще об одном: – Позвольте, но без распоряжения губернатора Торнборо не примет его на «Тамар».

– Несомненно. Только вам и не требуется сажать его на «Тамар». Завтра с вечерним отливом в Бристоль должен отплыть «Неутомимый служака», вот пусть и нам сослужит службу. Я замолвлю словечко капитану, чтобы он подождал до утра. На ней мы и отправим нашего красавца – в кандалах.

– Посудина подходящая, – согласился Сайкс.

– А если парень будет чересчур трепыхаться, – Мендвилл понизил голос, – не церемоньтесь с ним. Кто знает, не окажется ли несчастный случай наилучшим решением проблемы.

Никому другому Мендвилл не осмелился бы предложить такое, но он был уверен в полной беспринципности и неразборчивости человека, к которому обращался.

Сайкс понимающе подмигнул, затем уточнил несколько деталей; конюший отвечал ему на все с готовностью и спокойствием. Покончив с этим, Сайкс ступил в шлюпку, негры взмахнули веслами, и она начала удаляться в искрящуюся голубизну моря.

Вечером за ужином губернатор появился совершенно оправившимся от уныния, в котором еще недавно пребывал, прощаясь с Мендвиллом у Стэйт Хауса. Объяснение причины столь разительной перемены не заставило себя ждать.

– Все в порядке, Мендвилл, – сообщил лорд Уильям, потирая ладони, – я получил обещание мистера Лэтимера, что он уедет в назначенное время.

Потрясение Мендвилла было так велико, что он выругался в полный голос:

– Какого же дьявола этот болван ломал комедию! Раньше сказать не мог!

Было что-то комичное в этой смешанной со злостью обиде, отразившейся на его чаще всего невозмутимом лице, и все рассмеялись.

– За это нужно благодарить ее светлость, – сказал губернатор, весело поглядывая на жену. – Какими чарами она его околдовала – представить себе не могу. А рассказывать Салли не хочет.

– Не думал, что леди Уильям способна своими чарами выгонять мужчин за пределы Чарлстона, – буркнул капитан Мендвилл.

– Ба! – сказала ее светлость. – Какой своеобразный комплимент.

– О, мадам! – Мендвилл изобразил огорчение тем, что его превратно истолковали, – я вовсе не стремился к двусмысленности, я всего лишь хотел сказать, что за всем этим кроется какая-то тайна.

– Ну да, пусть у меня будет маленькая тайна, – ответила она беспечно и загадочно прибавила: – чтобы капитан Мендвилл больше не скрежетал зубами раньше срока.

Но Мендвилл не мог не злиться: все его усилия в течение последних суток были потрачены впустую. Опять ему придется начинать игру сначала. Правда, способ устранения Лэтимера не играет особой роли. В общем-то, капитан предпочел бы, чтобы исчезновению Лэтимера посодействовал майор Сайкс, однако, с другой стороны, отъезд соперника по собственной воле избавит Мендвилла от неизбежных тяжелых объяснений с лордом Кемпбеллом. В конце концов, этот вариант предпочтительнее, решил капитан.