Текст книги "Каролинец"

Автор книги: Рафаэль Сабатини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

Глава IV. Фэргроув

В верхней комнате своего особняка у бухты Лэтимер старался привести себя в порядок. Требовалось снять грим и сменить костюм Дика Уильямса на более подобающее случаю платье. Но когда Джонсон почтительно спросил, что оденет его честь, тот отослал слугу, закутался в халат, присел к туалетному столику и задумался, удрученно опустив голову. Вошедший через четверть часа Джулиус застал его все в том же положении. Джулиус, невысокий пожилой негр с курчавыми седыми волосами, выглядевшими, словно парик, поставил возле хозяина поднос, налил в серебряную чашку дымящегося шоколада и, повинуясь нетерпеливому жесту Лэтимера, быстро удалился.

Лэтимер снова остался наедине со своими мыслями. Этим утром он достиг цели, и даже с большим успехом, чем можно было предполагать. Он видел список и узнал все, что хотел. Однако успех не поднимал настроения, а, напротив, нагонял глубокую тоску: список был составлен знакомой рукой. Гарри не хуже своего знал почерк Габриэля Фезерстона, сына управляющего имением Фэргроув.

Управляющий прослужил у сэра Эндрю Кэри тридцать лет, и пользовался доверием и благосклонностью баронета, которые распространялись и на молодого Фезерстона. Когда для юного Лэтимера выписали учителя, Габриэль посещал уроки вместе со своим сверстником. Целых два года они вдвоем корпели над учебниками, а когда Лэтимер уехал завершать образование в Англию, еще долго переписывались. Поэтому не было ничего удивительного в том, что Гарри хорошо помнил и сразу узнал его почерк.

Открытие того факта, что Фезерстон работает на лорда Уильяма, позволяло сделать вполне определенные выводы. Сейчас Лэтимер удивлялся собственной ненаблюдательности, а сейчас как будто пелена упала с глаз.

С того момента, как Габриэль Фезерстон переметнулся к Каролинским Сыновьям Свободы и добился своего избрания в Генеральный комитет Провинциального конгресса, Лэтимер обязан был учитывать вероятность двурушничества в его поведении. Теперь он это сознавал, а тогда, благодаря собственному стремительному обращению в новую веру, воспринимал поступок Габриэля, как должное. Лэтимеру следовало помнить, что молодой Фезерстон находится в сильной зависимости от сэра Эндрю, ведь Кэри, узнав, что сын его управляющего – изменник, немедленно выгнал бы старика. Однако этого не произошло; следовательно, в деле замешан сам баронет. Скорее всего, так оно и было – Габриэля послали шпионить за Провинциальным конгрессом по совету сэра Эндрю.

Теперь Лэтимер стоял перед необходимостью объявить о своем открытии. Чрезвычайное совещание, уполномочившее его провести расследование, должно было вновь собраться в шесть часов вечера в доме Генри Лоренса. Отчитаться Лэтимер был обязан любой ценой, но цена казалась непомерно высокой.

Дело не в том, что он жалел Фезерстона или симпатизировал ему. Прежде Гарри питал к нему дружеские чувства, но теперь это не имело значения – от них не осталось и следа. Фезерстон – негодяй и продажная тварь, и только глупец будет попусту расходовать свое сочувствие на того, кто без колебаний готов накинуть петлю на шею ближнего. Однако остается сэр Эндрю. В отношениях Гарри со своим бывшим опекуном и ближайшим другом, отцом Миртль, уже произошел перелом, но до последнего времени Лэтимер надеялся на их восстановление. Теперь разрыв должен стать окончательным и бесповоротным, ибо можно не сомневаться в том, что последует за разоблачением Фезерстона. Как бы ни колебались остальные члены Совета безопасности, Гедсден настоит на казни предателя. Фезерстон поплатится жизнью за дела, в которые его вовлек сэр Эндрю, и уж тогда Гарри бесполезно ждать снисхождения от своего приемного отца. Миртль будет потеряна для него навсегда.

И все же он обязан разоблачить Фезерстона.

Удача обернулась тяжелой дилеммой; Лэтимер оказался меж двух огней. Прошло немало времени, прежде чем его осенило: существует компромиссное решение! Можно устранить Фезерстона, не покушаясь на его жизнь и одновременно положить конец шпионажу.

Лэтимер быстро принимал решения, и, как только эта идея пришла ему в голову, немедленно начал действовать. Мешкать нельзя было ни минуты. Он поднялся, позвонил в колокольчик и, когда вошел слуга, приказал отправить посыльного к мистеру Айзарду с просьбой о встрече, а затем принести костюм для верховой езды.

Приблизительно в то же время, около полудня, капитан Мендвилл выехал верхом в Фэргроув, обширное имение сэра Эндрю на берегу Бэк-ривер.

При виде всадника на чистокровной вороной кобыле – красавца в алом мундире с золотым шитьем, белых лосинах и лаковых кавалерийских сапогах – дрогнуло бы сердце любой горничной, случись ей украдкой заглядеться на него сквозь зеленые жалюзи, когда он проезжал мимо.

Сто лет назад Калпипер спроектировал Чарлстон на открытой местности, допускавшей просторную, геометрически правильную планировку, которой не сыщешь в Старом Свете. На европейский взгляд губернаторского конюшего, Митинг-стрит, откуда он начал свое путешествие, выглядела не улицей, а живописной вязовой аллеей. Дома по обе стороны окружали ухоженные сады; темно-красные кирпичные стены домов недавней постройки были увиты виноградными лозами; старые, добротные дома, сложенные из бревен черного кипариса, смотрели на улицу торцами, а фасады с широкими верандами утопали в зелени. Тонкий аромат поздних тюльпанов, завезенных сюда первыми поселенцами из Голландии, смешивался с густым запахом жасмина, жимолости и нагретой солнцем сосновой смолы.

Капитан свернул на Брод-стрит. Проскакав мимо церкви святого Михаила с высоким шпилем, очень напоминающей творение Ренаnote 14Note14
  Кристофер Рен (1632-1723) – английский архитектор, математик и астроном, разработал принципы гармонии архитектуры с пейзажем или более ранними городскими постройками. Имеется в виду собор святого Павла в Лондоне (1675-1710).


[Закрыть], и церковь св. Мартина-в-Полях, он выбрался на площадь, украшенную статуей Питта, которую лет пять назад соорудили в знак уважения провинции великому выходцу из народа. Здесь множество экипажей и пешеходов вынудили капитана перейти на шаг. Ему попадались компании моряков всех рангов, сошедшие с кораблей поглазеть на город; на перекрестке под наблюдением смуглого надсмотрщика толпились негры в ярких полотняных одеждах; навстречу куда-то спешили три индейца племени катоба, увенчанные перьями и закутанные в шерстяные одеяла кричащей расцветки. Каждый из них вел под уздцы вьючную лошадь с товарами, полученными в обмен на шкуры, привезенные из-за Камдена. Не раз капитан Мендвилл натягивал поводья, уступая дорогу тяжелой карете богатого плантатора, высокому фаэтону с невозмутимыми, как бронзовые изваяния, ливрейными грумами на запятках или крытым носилкам на ременных лямках, в которых за черными занавесками модницы совершали экскурсии по галантерейным лавкам.

Из всех городов Северной Америки Чарлстон в наибольшей степени сочетал в себе роскошь и изысканность Старого Света с благополучием и изобилием Нового. Понятно, что безбедное существование жителей города не способствовало широкому распространению революционных настроений. Попадались, правда, горячие головы вроде Кристофера Гедсдена и новоявленного республиканца Гарри Лэтимера; была неуправляемая толпа ремесленников, мастеровых и прочих, кому почти нечего было терять и кто всегда готов на любые авантюры; но тон задавала состоятельная олигархия плантаторов и торговцев – они обладали в Южной Каролине неоспоримой властью и, в общем-то сочувствуя обиженным северянам и противникам деспотизма королевских чиновников, заняли тем не менее выжидательную позицию и не предпринимали активных действий. Ведь в случае поражения им грозила утрата личного состояния и благополучия.

Такая же пассивность охватила и убежденных тори. Среди них тоже имелись фанатики, которые, подобно Эндрю Кэри и Флетчеллу, отбрасывали всякие расчеты, когда речь заходила о верности трону. Но в основном, как и противная сторона, тори стремились прежде всего избежать открытого столкновения.

Судьба определила Каролине второстепенную роль в конфликте с метрополией. Известие о стычке при Лексингтоне сначала вызвало брожение умов, но вскоре все снова улеглось. Конгресс выработал очередную петицию королю, и люди предпочитали надеяться, что согласие будет достигнуто и жизнь войдет в нормальную колею.

Мендвилл смотрел на будущее колоний пессимистически. Однако, не лишенный чувства юмора, он забавлялся тем, что невозмутимо обменивался приветствиями с офицерами в голубых мундирах Провинциальной милиции. Эти полузаконно созданные отряды ополченцев предназначались для антиправительственных действий. Когда капитан проезжал мимо, офицеры приподнимали свои шляпы с черными кокардами, но Мендвилла не обманывало их показное дружелюбие: его мундир был для них, конечно, что красная тряпка для быка, и, несмотря на приятельские улыбки – со многими капитан играл, охотился или заключал пари на петушиных боях и скачках – они, когда наступит срок, так же улыбаясь, перережут ему глотку.

Мендвилл ко всему этому привык. Он приехал в колонию служить своему королю. О себе капитан, вздыхая, думал как о «бедняге младшем сыне». В действительности он был даже младшим сыном младшего сына. В лучших традициях младших отпрысков знатных домов он промотал значительное состояние, унаследованное от матери – его отец в свое время женился на богатой наследнице – и попал в зависимость от государства, что в Британии свойственно исключительно младшим сыновьям в семьеnote 15Note15
  Согласно праву первородства и закону о майорате, старший сын наследовал всю недвижимость и земли без права отчуждения.


[Закрыть].

Правда, Мендвилл являлся наследником титула и состояния своего бездетного дяди, графа Челфонта. Но энергичный дядюшка отличался в свои пятьдесят пять лет отменным здоровьем, жили в роду Мендвиллов подолгу, и капитан не льстил себе надеждой на кончину графа, которая могла наступить очень не скоро. Мендвилл не стал губить молодые годы в бесплодных мечтаниях и отправился, как было принято в его кругу, на королевскую службу в колонии, собираясь одновременно сослужить службу и себе – по примеру своего отца, а равно и лорда Уильяма Кемпбелла, тоже младшего сына, женившегося на Салли Айзард и приданом в пятьдесят тысяч фунтов. Колонии представляли собой, можно сказать, обширные охотничьи угодья, где колониальные наследницы служили вожделенной добычей для младших сыновей, великолепно умевших использовать в качестве приманки знатное имя. Ко всему прочему, капитан Мендвилл отправлялся в Америку, заранее зная, где искать дичь. Сэр Эндрю Кэри, богатый и влиятельный южнокаролинский тори, по материнской линии происходил от первого владетельного лорда Мендвилла и так гордился этим, что склонен был считать свою принадлежность к знатному древнему роду гораздо менее отдаленной, чем на самом деле. Сэру Эндрю не посчастливилось обзавестись сыновьями, он воспитывал единственную дочь, и ему, естественно, будет лестно выдать ее за Мендвилла, укрепив этим родством свои геральдические притязания.

Лишь одно упустил из виду дальновидный капитан – существование мистера Гарри Фицроя Лэтимера из Санти Бродс, хозяина баронства Лэтимерского на реке Салуда, – и это упущение могло свести на нет все его расчеты, если б не особая милость провидения, благодаря которой Лэтимер обвинялся нынче в мятеже.

Оскорбленный сэр Эндрю намекнул «племяннику», что отношения с Лэтимером напоминают ему басню о змее и дровосеке, но роль дровосека он играть не намерен.

Когда глаза капитана Мендвилла, от внимания которого ускользало весьма немногое, заметили исчезновение с пальца Миртль усыпанного бриллиантами золотого обручального кольца, он счел заочный поединок почти выигранным и старался не придавать значения ее бледности и апатии.

В совершенстве владея собой, Мендвилл, пока она горевала, никак не проявлял своих намерений, но втайне подумывал о будущем. Он знал, на чем держится мир, знал и человеческую природу: не было еще такой сердечной раны, которую не исцелило бы время. Нужно только набраться терпения и сдерживаться, пока процесс заживления не продвинется достаточно далеко; с остальным он справится играючи.

Надежды капитана Мендвилла были не так уж беспочвенны. Миртль не скрывала, что он ей симпатичен, и сейчас, когда она так страдала и нуждалась в утешении, ее отношение к «кузену» Роберту неизбежно становилось все теплее. Вдобавок он заручился заверениями сэра Эндрю в полной благосклонности и поддержке. Сэр Эндрю весьма прозрачно намекал, что не потерпит в зятьях отступника Лэтимера – этого неблагодарного негодяя, которого он не пустит даже на порог своего дома – из чего капитан не без удовольствия заключил, что путь к сватовству расчищен. До сих пор он продвигался вперед по этому пути осторожно, а сейчас, чуя близкую удачу, скакал в Фэргроув с ворохом новостей, полученных от Дика Уильямса.

Мендвилл свернул на Кинг-стрит, где движение было не слишком оживленным, и, ослабив поводья, устремился к городским воротам. На песчаной пустоши за недостроенными укреплениями, возведение которых началось около двадцати лет назад, но потом было заброшено, он увидел большой отряд милиции, обучавшийся строевым приемам. Провинциальная милиция состояла главным образом из молодых мастеровых. Вид красного мундира Мендвилла вызвал среди них пяток непристойных шуток, отпущенных ему вслед, правда, в относительно добродушном тоне.

Не обращая на них внимания, капитан поскакал во весь опор по старой Индейской тропе через сосновые пустоши – безлюдные песчаные дюны, не оживленные никакой растительностью, кроме сосен, казавшихся черными и источавшими на солнце терпкий аромат. Вскоре он подъехал к рукаву Купера, Бэк-ривер, где дед нынешнего Кэри выстроил Фэргроув. Дорога вела через болото; за ним местность приобретала, наконец, более цветущий вид.

Около двух часов пополудни Мендвилл на взмыленной лошади миновал железные ворота Фэргроува. От них начиналась широкая, приблизительно в милю длиной, аллея, засаженная вирджинскими дубами и рассекавшая надвое парк, разбитый вокруг величественного особняка Эндрю Кэри.

Фэргроув, прямоугольное здание классической архитектуры в стиле королевы Анныnote 16Note16
  Анна Стюарт (1665-1714) – дочь Якова II, королева Великобритании в 1702-1714 гг.


[Закрыть], с белыми жалюзи на высоких окнах, был построен пятьдесят, а то и больше, лет тому назад из кирпича, вывезенного из Англии вместо балласта на кораблях. За прошедшие годы дом немного постарел и потускнел от непогоды, что только дополнительно придало ему благородства. Выходя с аллеи на полукруглую, усыпанную гравием дорожку, можно было легко вообразить себя перед английским сельским замком где-нибудь в Кенте или Суррее. Подъездная дорожка вела к парадной лестнице и портику, а по обе строны от нее под сенью кряжистых кедров тянулись подстриженные газоны; на севере парк обрывался крутым спуском к реке.

Черный грум принял лошадь капитана. Дворецкий Римус провел его в длинную прохладную столовую, где сэр Эндрю, только что вернувшийся с плантации, подкреплялся утренним пуншем. Он был в кавалерийских сапогах; на столе лежали брошенные им перчатки и отделанный серебром хлыст. Сэру Эндрю прислуживала дочь, которая выглядела какой-то вялой отрешенной. Утром она получила письмо от Гарри из Саванны; содержание письма разительно отличалось от того, на что она в душе надеялась, и жизнь казалась ей конченой.

Сэр Эндрю, крупный и грубоватый, выглядевший в своем сером сюртуке и бриджах типичным английским сквайром, поднялся навстречу гостю.

– Роберт, мой мальчик, мы чрезвычайно рады. Римус, пунш для капитана Мендвилла.

Интонация, с которой былы произнесены эти сами по себе малозначащие слова, была самой сердечной, а лицо хозяина выражало искреннюю радость.

Мендвилл склонился перед Миртль и поцеловал кончики ее пальцев. Это была высокая и стройная девушка в узком сиреневом платье; темные локоны обрамляли ее лицо и шею. Она одарила кузена искренней дружеской улыбкой, на мгновение тронувшей ее безжизненные губы, затем подошла к массивному буфету и вместе с Римусом занялась приготовлением пунша.

– Вижу, скука вас порядком уморила, – добродушно пошутил сэр Эдрью. – Непохоже, чтобы губернатор перегружал вас работой.

– Вероятно, это продлится недолго, и, клянусь, чем скорее кончится, тем лучше. – Мендвилл взял с подноса бокал с пуншем и поблагодарил мисс Кэри.

– За погибель всех заговорщиков! – провозгласил он тост и пригубил напиток.

– Аминь, аминь, – торжественно пробасил сэр Эндрю, тогда как Миртль изменилась в лице и отвернулась.

Хозяин и капитан уселись за стол друг напротив друга. Стекло и серебро, казалось, плыли по его гладкой полированной поверхности, отражавшей, словно вода в омуте, силуэт сидящей у окна мисс Кэри. Она повернулась спиной к свету, чтобы никто не заметил ее переживаний.

Сэр Эндрю набил длинную трубку табаком из серебряной табакерки, и Римус поспешил к нему с тонкой зажженной лучиной.

– Предлагать вам трубку, разумеется, бесполезно, – прошамкал баронет с мундштуком в зубах, и брезгливый Мендвилл, не выносивший табачного дыма, с улыбкой согласился.

– Вы многое теряете, Боб. Попробуйте – это же прекрасный табак. С плантаций Лэтимера. – По лицу сэра Эндрю пробежала тень. Он вздохнул: – Негодяй обучился этому делу в Вирджинии, но сам от всех держит в секрете. Скрытная лиса – впрочем, как и во всем остальном. Вам надо попробовать трубку, Мендвилл, она здорово успокаивает.

Но капитан, еще раз улыбнувшись, покачал головой.

– Что нового в Чарлстоне? Мы здесь отрезаны от мира. Вы были вчера на балу у старого Айзарда? Я тоже там был, но Миртль не ездила. Хандрит из-за черной неблагодарности проклятого мерзавца, который мизинца ее не стоит.

– Вы должны привезти ее в четверг на бал к миссис Брютон.

– Непременно.

– Мне туда не хочется, – откликнулась Миртль неуверенно, но капитан мягко возразил:

– Нет-нет, моя дорогая Миртль! Это долг, никак не меньше. Бал дается в честь губернатора, и считается официальным мероприятием. В эти печальные времена лорду Уильяму требуется поддержка каждого лояльно настроенного мужчины и каждой женщины. В самом деле, сэр Эндрю, он просил передать, что сожалеет о вашем отъезде из Чарлстона и что вам лучше было бы вернуться.

Сэр Эндрю начал горячо уверять, что без промедления вернулся бы в город, но там слишком смердит – смрад измены вызывает у него тошноту. В самом деле: сидеть в имении в это время года было для него необычно, и он наверняка не остался бы тут после приезда губернатора, если бы не обстоятельства его последнего посещения Чарлстона и не данная сэром Эндрю клятва, что он не вернется туда до тех пор, пока в этом мерзком месте витает дух мятежа.

Он покинул город в середине февраля, на следующий день после объявленного Провинциальным конгрессом «Дня смирения, поста и молитвы перед всемогущим Господом с благоговейной просьбой к Нему ниспослать королю истинную мудрость, помочь обретению свободы Северной Америкой и отвратить бедствия гражданской войны».

Ничего более кощунственного сэр Эндрю не мог себе представить. Это казалось ему самым великим богохульством, когда-либо исходившим из человеческих уст. Когда же он услыхал, что все места богослужения в Чарлстоне переполнились бездельниками и глупцами, собравшимися на бунтовщическую молитву, когда собственными глазами увидал членов Провинциального конгресса во главе со спикером Палаты общин Лаундсом в пурпурной мантии, алонжевом парике и с серебряным жезлом, которые торжественной процессией шли к церкви святого Филиппа, негодование сэра Эндрю не позволило ему оставаться более в городе, который, как он ожидал, могла в любую минуту постичь та же кара, что обрушилась на Содом и Гоморру.

Он метался в бессильной ярости; немногим мог он выразить свое отвращение к этому событию, но это немногое сделал – закрыл свою резиденцию на Тредд-стрит и уехал, отряхнув со своих ног прах измены.

С тех пор Кэри поселился на плантации и оставался бы там безвыездно, не вызови его вице-король, повиноваться которому он почитал своим святым долгом.

– Мы будем там завтра, Боб, живыми или мертвыми, и умножим число друзей короля. – Поставив таким образом на этом точку, он осведомился о новостях.

Мендвилл напустил на себя печальный вид и, как бы сожалея, что приходится об этом говорить, дал подробный отчет об утренней беседе у губернатора, особо остановившись на выдвинутом Диком Уильямсом обвинении Лэтимера в подлости по отношению к менее влиятельному соседу.

Сэр Эндрю протянул с сомнением:

– На Гарри Лэтимера это непохоже.

Миртль резко поднялась и шагнула к ним от окна.

– Это неправда! – сказала она гневно.

– Я и сам с трудом в это поверил, – дипломатично согласился капитан. – Люди не часто совершают бесчестные поступки не имея на то серьезных оснований, а какие мотивы могли быть у богатого мистера Лэтимера для мелкого воровства? И все же… и все же…– Он на мгновение запнулся, будто преодолевая колебания. – Тот, кто способен забыть свою честь и долг перед королем… – Он не стал продолжать.

– Да, да, – уступил сэр Эндрю с глухим недовольным ворчанием.

– О нет, вы неправы, неправы! – настаивала его дочь. – Между этими поступками – огромная пропасть. Каким бы ни был Гарри, – он не вор; никто не заставит меня поверить в обратное.

Мендвилл понял, что время еще не начинало своей целительной работы.

– Никто не заставит тебя поверить, что он изменник, – раздраженно подхватил баронет, – никто не заставит тебя поверить в его скрытность – а он приезжает и уезжает украдкой, как вор.

– Кстати, это напомнило мне, – произнес капитан Мендвилл, – что он сейчас в Чарлстоне.

В изумленных взглядах обоих застыл немой вопрос.

– Я узнал об этом все от того же Уильямса. Он утверждал, что видел его сегодня утром.

– Так почему, ради всего святого, вы его не арестовали?

– Нет, папа! – Миртль положила руку ему на плечо.

– Девочка моя! Этот субъект больше тебе никто.

Мендвилл желал бы разделить его уверенность. Между тем, он отвечал на возмущенное восклицание сэра Эндрю:

– Лорд Уильям уже собирался подписать ордер, но… – он заколебался.

– Ну? Что «но»?

– Я убедил его не делать этого.

– Вы убедили его?! – весь облик сэра Эндрю выражал недоумение, – Но почему?

– Это было бы неразумно. Мы хотим избежать открытого конфликта и избегаем любых действий, которые могут к нему привести. Мистер Лэтимер – нечто вроде героя черни, а мы не хотим провоцировать толпу на поступки, требующие возмездия.

– Видит Бог, они его заслуживают.

– Может быть. И все же это опасно. Лорд Уильям это понимает. Кроме того, сэр Эндрю, есть и другая причина. Что бы ни сделал мистер Лэтимер, он все же дорог вашему сердцу.

– Я вырвал его оттуда, – гневно отрубил сэр Эндрю.

– Но остается еще Миртль, – со вздохом сказал капитан.

– Как вы добры! – Глаза Миртль благодарно увлажнились.

– Добры! – прорычал баронет, – Добры! Пренебречь своей прямой обязанностью!

– Сомневаюсь, что мне следует выполнять свои обязанности ценою вашего страдания, пускай даже легкого. Вы стали так мне дороги за эти месяцы, что я не могу не считаться с вашими чувствами.

Вдруг, прежде чем сэр Кэри или Миртль успели найти подходящие слова в ответ на подобое признание, дверь распахнулась, и Римус радостно объявил:

– Маса Гарри, сэр.

Старому дворецкому никогда не пришло бы в голову, что для визита мастера Гарри могут существовать какие-то препятствия, поэтому и проводил его сразу в столовую, где находился сэр Эндрю.