Текст книги "Последний Герой. Том 8 (СИ)"

Автор книги: Рафаэль Дамиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Последний Герой. Том 8

Глава 1

– Ну что, какие планы? – спросил Коля, когда мы остались на крыльце отдела полиции вдвоём, а Круглов с испорченным настроением (допекли таки подпола, это мы умеем) исчез в своей вотчине.

– А ты как думаешь?

– Да чёрт его знает, – сказал он, теребя пуговицу на куртке. – Муть какая-то. Бывший вор исповедуется, потом едет на такси с Барабашем, а потом находят Барабаша – без рук, сожжённого.

– Ещё и кусок сала рядом нашли, – напомнил я.

– Ну да, помню, – кивнул Коля. – Белиберда какая-то, никуда не лезет и не натягивается, – заключил он.

– Вот в том-то и проблема, – сказал я. – Нам нужен мотив. Тогда всё станет логично. Чтобы понять его поведение, нам нужно что? – я посмотрел на него вопросительно.

– Ну… не знаю. Может, с этим священником поговорить?

– Молодец, – кивнул я. – Мыслишь правильно.

Коля разулыбался, довольный похвалой. Его не смущало, что он – замначальника уголовного розыска, а я – всего лишь старший опер. Он уже давно видел во мне более опытного напарника и перестал удивляться моим будто вживленным в саму ДНК ментовским навыкам.

– Похоже, что здесь мы надолго, – сказал я. – Знаешь, нам бы тачку какую-то – или купить, или в аренду взять. Хотя вряд ли в этой дыре что-то сдадут. Про каршеринг вряд ли слыхали.

– Ну, можно какое-нибудь корыто купить по дешманской цене, – предложил Коля. – Потом, если что, выкинем. Или продадим – скинем по такой цене, чтоб с руками и ногами забрали.

– Ну да, – согласился я.

Сели в машину к Жоре. И Шульгин сразу спросил:

– Слушай, Жора, а тут у вас авторынок есть?

– Да откуда ж, – пожал плечами таксист. – В области был, да и тот прикрыли. Сейчас, сами знаете, машины только по объявлениям продают.

– По объявлениям – это долго, – пробурчал Коля.

– А вы что, машинёшку купить хотите? – оживился Жора. – Так берите мою!

– Сколько? – спросил я.

– Да я задарма, считай, отдам, – заговорил он, сразу приободрившись. – Конь надёжный! Масло не ест, коробка не пинает, подвеска, как часики, не битая, не крашеная!

На последних словах мы с Шульгиным еле сдержали хихиканье, но слушали серьёзно – таксист в миг превратился в перекупа.

– Да ладно, не заливай, Жора, – сказал Шульгин. – Не бита, не крашена? Может, толщиномером проверим?

При слове «толщиномер» тот сразу сник.

– Ну, я там… капот подкрасил. Ну и бампер. Но это же жизненные коцки были! И вообще, сам понимаешь, машине лет сколько… Не может она быть в идеальном состоянии. Это вам не автосалон, ёперный театр!

Шульгин стал торговаться – причём умело, будто тоже бывал на ранешных рынках. Жора держался, конечно, но против нашего Коли долго не протянешь – тот языком любого продавца до инфаркта доведёт. В итоге сбили цену почти на тридцать процентов от первоначальной.

Жора, впрочем, остался доволен и этой суммой. Гладил ладонью по панели, словно прощался с живым существом.

– Вы только её берегите, – наставлял он. – На холодную не гоняйте, движок прогревайте. А когда заводите – может фыркать, это фигня. Там подзвякивает немного, резонатор вырезан, но прогреется – пойдёт, как часы.

Подумав несколько секунд, он продолжил:

– Бывает, чек загорается, но это не страшно. Он то горит, то не горит, я уж и не пытаюсь чинить, – продолжал он.

– Да ладно, разберёмся без твоих инструкций, – нетерпеливо оборвал его Шульгин. – Давай, накидаем договорчик купли-продажи.

– Ой, я в этих договорах не разбираюсь, – замялся Жора. – Может, доедем до корешка? Он всё сделает, как надо.

– Нет, давай здесь. Я разбираюсь, – сказал Коля. – Быстренько. Есть листочек, ручка?

Ручка у нас была, а вот подходящего листа бумаги не нашлось – пришлось ехать в канцелярский магазин. Сделку оформили прямо на капоте.

– И как же ты, Жора, теперь будешь таксовать без своей ласточки? – спросил я напоследок.

Тот поморщился, почесал затылок.

– У меня ещё «Жигули» есть, старая, но бегает. А вообще, подкоплю – возьму себе что-нибудь поновее.

Говорил мечтательно, будто получил от нас невесть какую сумму.

– Ну, давай, – сказал я. – Держи краба. И выметайся из нашей машины.

Получив наличку, Жора чуть ли не плясал от счастья. Понятно, что не из-за пополнившейся кубышки он так радовался – как пить дать пропьет.

Мы с Колей скинулись пополам – пятьдесят на пятьдесят.

Хорошо сейчас – не надо, как раньше, справку-счёт делать, ждать. Накидал договор купли-продажи от руки, подписал, и всё готово. И с учёта снимать не нужно, как было в девяностые.

* * *

– Ну вот, поздравляю, – сказал я. – Теперь у нас есть тачка.

Шульгин вздохнул:

– Эта тарантайка стоит меньше, чем колёса на моей ласточке, – проговорил он с грустью, вспоминая свою машину.

– Ну, на первое время нам точно хватит. И всё-таки недорого отхватили.

– Да как недорого, Макс? За такую рухлядь, блин… – бурчал Коля.

– Да ладно, не обеднеем, – сказал я.

Завели. Тронулись. Проехали метров двадцать – и машина заглохла.

– Твою дивизию! – выругался Шульгин. – Жора же на ней как-то ездил! Что ей надо? Начинается!

Он повернул ключ.

– Ну, давай же, – буркнул он. Раз, вжик, стартер провернулся – мотор ожил.

– Фу, слава богу, – сказал Коля. – Напугала, корыто японское.

* * *

Храм в Камнегорске стоял на окраине, на пригорке, откуда открывался вид на весь город. Мы подъехали – вокруг пустынно, тихо.

Вошли внутрь. В «предбаннике» – лоток с иконами, крестиками, свечками и брошюрками. За прилавком сидела тётушка в платке, с добрыми глазами, приветливая.

– Поставьте свечку за здравие близких и родственников, – сказала она, заметив нас.

– Нам нужен отец Арсений, – сказал я.

– Исповедаться? Надо записаться, – ответила она деловито.

– У нас абонемент, – сказал я и показал удостоверение.

– Ох, случилось что-то? – всполошилась она, схватившись за сердце, но больше для картинности.

Вроде как, видишь полицию – положено перепугаться. А то как-то скучно выйдет.

– Нет, просто переговорить, – успокоил я.

– Отца Арсения сейчас нет, – сказала она. – Он отдыхает. Вечером службу вести будет.

– И где отдыхает? – спросил я.

– У себя дома.

– И далеко живёт?

– Да нет, вот же, – показала она рукой через окно.

Мы вышли на крыльцо. Рядом, прямо на территории храма, стоял аккуратный домик – с черепичной крышей, современным фасадом, словно коттедж для отдыха.

– Это его дом? – спросил я.

– Ну да, – ответила она.

– Неплохо живёт, – сказал я. – За счёт храма, похоже, постройка-то недешевая.

Тётушка покачала головой:

– Не суди служителя Божьего, сынок. Каждый дом строит себе по вере. Кому Господь дал – тот и возведёт.

– Спасибо, – сказал я. – Пойдём побеспокоим вашего батюшку.

Тётушка перекрестилась, что-то пробормотала под нос и скрылась в недрах храма.

Мы подошли к домику. За ним стоял китайский кроссовер – новенький, блестящий, с кожаным салоном, судя по виду.

– Хм, – хмыкнул Шульгин. – Сколько у него, интересно, зарплата, у этого отца Арсения? – спросил он, кивнув на машину. – Они вообще, Макс, как – зарплату получают или на пожертвования живут?

– Понятия не имею, – ответил я. – И вообще, это не имеет значения.

Я постучал в дверь. Через несколько секунд за ней послышались шаги. Дверь распахнулась, и на пороге появился бородатый мужик в спортивном костюме. Лет за пятьдесят, крепкий, широкоплечий, с густыми чёрными волосами без единой нитки седины. Лицо загорелое, глаза прищуренные, внимательные, но в них было что-то мягкое, будто натренированная благость, за которой пряталась твердость характера.

– Добрый день, – сказал я.

– Здравствуйте, вы по ремонту кровли? – спросил он.

– Нет, мы из полиции, – сказал я.

– Из полиции? – переспросил он удивлённо.

– Вы отец Арсений?

– Иерей Арсений Иванов, настоятель храма Святителя Николая в городе Камнегорске, – кивнул тот.

– У нас есть к вам несколько вопросов. Касаемо вашей работы в изоляторе временного содержания.

– А, понимаю, – кивнул он, но сразу добавил: – Это тайна исповеди. Я не могу ничего вам говорить.

Он выпрямился, чуть нахмурился.

– Если вы хотите узнать, о чём мне рассказывают исповедующиеся, то я уже говорил вашему начальству – я не участвую в ваших… как вы их называете… оперативных мероприятиях. Я людям душу облегчаю, грехи помогаю осознать, снять перед Богом камень с души.

– Это всё хорошо, – прервал я его. – Но недавно вы исповедали некоего Чучалина Александра Николаевича.

– Я много кого исповедую, – вздохнул отец Арсений. – Имена я не запоминаю, тут имена не важны. Исповедь – это не опись какая, это сокровенный труд души, и мне, как слуге Христову, надлежит хранить это в тайне.

– Ну, может, вспомните – он такой, – подсказал я, – чёрнявый, кудрявый, лет сорок на вид, передних зубов не хватает. Вспомнили?

– Вроде бы, да… – погладил бороду священник. – Был такой. И что вы хотите про него услышать?

– Про что он вам рассказывал?

Он опустил глаза, сложил руки на груди и заговорил мягко, с той неторопливой мерой, какая свойственна людям церковного сана:

– Слушайте, братья мои, поймите меня правильно. Таинство покаяния – не ведомость дел. Мне множество сердец открывается, и я слышу людей, которые приходят с тяжким бременем. Это приход к Богу, это признание греха, это покаянный плач о содеянном и надежда на милость Божию. И потому нельзя слово исповеди выносить наружу… было бы это преступлением против совести и против самой сути служения.

Красиво загнул… Да и говорил серьёзно, но я будто бы пропустил его слова мимо ушей.

– Сокамерники говорят, что Чучалин очень изменился, стал набожным, – попытался вставить слово Шульгин в этот бесконечный красноречивый проток.

– Да, он мог измениться, – продолжил батюшка. – Часто бывает, что человек, столкнувшись с краем пропасти, вдруг видит свет, и в его душе возникает желание исправиться.

– А не высказывал ли он вам мысли о наказании людей за их грехи? – спросил я. – Или о том, что мир нужно очищать от грешников? Может, что-то такое часто повторялось?

– Не судите, да не судимы будете. Мы не можем брать на себя бремя праведного суда. Если человек начинает говорить о «наказании грешников» – это тревожный знак. В таких случаях я всегда говорю: надо каяться, молиться, творить добро, а не зло. Наказывать – не наше дело.

– Так говорил он о наказании грешников? Вы ему так и рекомендовали, как сейчас говорите? – ввернул я конкретный вопрос в его поток выверенной речи.

– Что же я могу вам сказать? – проговорил он и снова поднял глаза. – Этот человек… он искал помощи, он говорил о желании изменить жизнь.

Шульгин не выдержал и перебил:

– В общем, отец Арсений, дело такое: ваш этот подопечный подозревается в жестоком убийстве. Вся информация нам нужна, чтобы найти его.

– Господи… – тихо проговорил иерей, перекрестившись. – Падшая душа…

– И куда он хотел направиться, он вам не говорил? – спросил я. – Это же не тайна исповеди.

– Нет, – ответил отец Арсений, покачав головой. – На такие темы мы не беседовали. Мы говорили о душе, о Боге, о грехах, от которых он хотел очиститься. О тех, что он раньше совершал.

– Ну, то, что он раньше совершал, нас не интересует, – сказал Шульгин.

Он вытащил из кармана визитку, протянул священнику.

– Если вдруг что-то вспомните… или он к вам придёт. Ну, если он такой набожный стал, теоретически ведь может?

– Мои двери всегда открыты для всякого, кто ищет Бога, – кивнув, ответил священник.

– Ну вот, тогда, если появится – позвоните, – сказал я.

– Не обещаю, – отозвался он, глядя в сторону.

– Ладно, и на том спасибо, – сказал я. – До свидания.

Мы уже повернулись к выходу, как вдруг отец Арсений окликнул нас:

– Постойте… – сказал он.

Мы обернулись.

– Я вспомнил, – произнёс он медленно.

– Что именно? – спросили мы в один голос.

– Он… – иерей задумался, глядя мимо нас, – спрашивал меня о смертных грехах. Я рассказывал ему о них. Не знаю, зачем спрашивал. Я тогда ещё удивился…

– О каких именно грехах? – уточнил Шульгин.

Отец Арсений глубоко вздохнул, провёл ладонью по бороде и поучительно произнёс:

– Стыдно не знать, молодой человек, – сказал он с укором. – Есть семь смертных грехов, за которые душа человеческая томится в аду. Грехи эти – источник всех зол, ибо из них рождаются прочие страсти и соблазны.

Мы слушали, не задавая вопросов, чтобы снова не напороться на проповедь.

– Первый грех – гордыня, ибо человек, возгордившись, ставит себя выше Бога и ближнего своего. Второй – сребролюбие, любовь к богатству, которая ослепляет душу и делает её рабой денег. Третий – блуд, страсть плотская, что губит тело и дух, превращая человека в орудие похоти. Четвёртый – зависть, что точит сердце, как червь, не давая радости даже в добром. Пятый – чревоугодие, ненасытность телесная, когда человек живёт ради брюха, а не ради духа. Шестой….

– Спасибо, – не выдержал Коля. – Остальные грехи мы в интернете сами изучим.

– И к чему, как вы думаете, он спрашивал про эти грехи? – спросил я батюшку.

– Мне неведомо, молодой человек, – развёл руками тот. – Может, для того, чтобы их более не совершать. Избегать – я надеюсь на это. На то и объяснения веду…

– Может быть, может быть… Ладно, спасибо ещё раз, – сказал я. – Пойдём, Коля.

Мы развернулись и направились к выходу с территории храма.

Сели в машину. Николай повернул ключ – и, хвала всем богам, та на удивление бодро завелась. Мотор заурчал ровно.

– Молодец! – Шульгин погладил по рулю «Тойоту». – Умничка, помогаешь. Ты теперь на полицию работаешь, так что уж давай, это, без выкидонов.

– На фига ты с машиной разговариваешь? – рассмеялся я.

– А ты, Макс, хочешь верь, хочешь нет, – сказал Коля, – но я сто раз замечал: если ругать тачку – будет барахлить. А если хвалить, то будет работать, как часы.

Ну вот, а ещё от меня то и дело глаза к потолку заводит – а сам-то рассуждает, как самый настоящий пенс.

– Ладно, – хмыкнул я снисходительно. – Будем петь дифирамбы нашей новой колымаге.

– Да не смейся надо мной, Макс, – оправдывался Шульгин. – Я реально сто раз в такие ситуации попадал.

– А я и не смеюсь, – сказал я. – Ну что, куда сейчас?

– Что-то не нравится мне всё это, – сказал Шульгин, – эти религиозные замуты, исповеди, грехи…

– Я бы, знаешь, что сделал, – сказал я. – Съездил бы по адресу, где жил Барабаш, осмотрелся бы там.

– Зачем? – удивился Шульгин. – Его же убили не дома, а в машине, в лесополосе.

– Допустим. Что мы знаем о Чучалине? – спросил я.

– Ну, – начал Шульгин, – вор, рецидивист, сидел за разбой, совершал нападения, ударился в религию… Возможно, убил Барабаша.

– Правильно, – кивнул я. – А что мы знаем о его жертве?

– Ну… таксист, – Шульгин осёкся.

– Вот. Ничего не знаем, – сказал я. – А ведь иногда информация о жертве важнее, чем о подозреваемом. Только так можно уловить связь и понять мотив.

– Тогда давай пробьём этого Барабаша, – сказал Николай.

– Уже, – ответил я. – Я сразу отправил сообщение Оксане, пробьёт по базам, всё сделает и мне скинет. Но знаешь, Коля, про человека многое скажет не формальная карточка. О быте, о связях, о характере – многое видно по тому, как он живёт, кто вокруг него крутится.

– Ты предлагаешь сделать осмотр жилья Барабаша? – уточнил он. – Но Круглов нам ни за что не даст, а у самих нет на это полномочий, мы не ведём оперативное сопровождение его дела.

– Вот в том-то и проблема, – ответил я спокойно и выжидающе посмотрел на напарника. – Официально нам тут не светит ковыряться.

Коля задумался на секунду, а потом глаза у него загорелись.

– Мы сделаем это неофициально, – сказал он шёпотом, как будто проговаривал военную хитрость. – Проникнем в квартиру, быстро осмотрим и – вжух! – уедем. Без бумажек и местной полиции.

– Ну да, – сказал я. – Это я тебе и хотел предложить.

– О, класс, Макс, – протянул Коля, – мне это уже начинает нравиться. Будем прямо как эти….

– Поехали, – кивнул я.

Глава 2

Адрес проживания потерпевшего Барабаша у нас уже имелся. Оксана скинула всё, что было по нему в базе. Негусто, но ясно одно – не судим, не привлекался. Только проходил по какому-то мутному делу ещё в 90-х, связанному с организацией притонов с проститутками. Может, возил клиентов или самих ночных бабочек. Для таксиста тех лет такая подработка не была редкостью.

Мы подъехали к нужному дому. Тихий район, да, в принципе, весь город можно назвать тихим. Движуха только по центральным улицам, да и то днём. А здесь – дворик, старая кирпичная трёхэтажка с решётчатыми, не застеклёнными балконами. Остановились во дворе и заглушили мотор.

– Похоже, это его окна, – кивнул я на второй этаж, где были плотно задвинуты шторы.

– Если на площадке по три квартиры, то примерно да, – согласился Шульгин. – Ну что, как будем проникать?

– Можно подождать темноты, – предложил я. – Этаж второй, на балкон можно залезть через подъездный козырёк, дотянуться до карниза и аккуратно выдавить раму.

– Рискованно, – почесал затылок Коля. – Я не альпинист. Может, через дверь попробуем.

– Это один из вариантов, – ответил я. – Можно и через дверь.

Мы вошли в пустой подъезд. Домофоном здесь и не пахло, прошли свободно. Поднялись на нужный этаж. Нас встретила мощная железная дверь. Сталь «пятёрка», броня танка, серая и неприступная. Замок на такой не отжать и не вскрыть за минуту.

– У тебя, Макс, есть отмычки? – спросил Шульгин.

– А ты как думаешь? – усмехнулся я.

– Ну мало ли, – улыбнулся Коля. – Я уже перестал удивляться твоим навыкам. Вдруг ты ещё и замки умеешь вскрывать?

– Замки умеют вскрывать воры, – сказал я. – А мы с тобой менты.

В это время рядом распахнулась старая филёнчатая дверь, и из неё вывалилась опухшая, небритая рожа в сланцах и трениках с лампасами. На мужичонке болтался старый свитер, в последний раз такие были модными ещё в девяностых – турецкий, с вытянутыми рукавами и орнаментом.

– Мужики, – прохрипел алкашного вида субъект, – закурить не будет?

Как раз для таких случаев я всегда носил с собой пачку сигарет – мелкие презенты, чтобы разговорить соответствующий контингент. Контингент после таких подношений становился на порядок покладистее. Я вскрыл пачку и протянул ему.

– А можно две сиги? – оживился алкаш.

– Бери, – сказал я, наблюдая, как он лихорадочно вытаскивает сигареты и одновременно стараясь заглянуть ему через плечо в квартиру. Из комнаты просматривался балкон – тот самый, смежный с балконом нужной нам квартиры.

– Меня Гена зовут, если что, – представился он, закуривая прямо в подъезде. – А может, это… сообразим на троих?

Он щёлкнул пальцами по горлу. В этом незамысловатом жесте читалась надежда на халяву и не перегруженную умствованиями беседу.

– Слышь, дядя, – сказал Шульгин, – иди, куда шёл.

– Погоди, – отстранил я его локтем. – У нас же сегодня выходной, – громко сказал я. – Можно и сообразить.

Коля посмотрел на меня и вмиг понял, что я задумал. Гена сглотнул, жадно, с предвкушением халявы, и проговорил:

– Ну, только я пустой, – похлопал себя по карманам и по бёдрам, будто доказывая, что он вовсе не миллионер.

Как будто его внешнего вида не было достаточно, чтобы в этом убедиться.

– Да сейчас, Гена, разберёмся, – заверил я. – Где тут ближайший магазин?

– Дык, ёлыч-палыч, прямо в нашем доме, с обратной стороны, – проговорил он. – Возьми лучше два пузыря, а закуски не надо. Айда ко мне, у меня Клавка на работе пока, можно посидеть.

– Почему не надо закуски? – переспросил я.

– Ну чего, – пожал плечами Гена. – Деньги переводить не будем, лучше два пузыря взять. А если два пузыря и закуску… еще лучше будет, – пробормотал он. – Как вас кличут, кстати?

– Вася, – сказал я.

– А я Ваня, – фыркнул Шульгин.

– Ну что, Иван? – обратился я к Коле. – Сгоняй за снарядами, я тут с Геной посижу.

– Почему я? – возмутился Шульгин.

– Самый молодой, – заржал алкаш.

Коля смерил его уничтожающим взглядом, но тот на него не подействовал. Я шепнул Шульгину на ухо:

– Я тут пока разведку боем проведу. Нужно споить его и перелезть на балкон.

– Вариант неплохой, – согласился Шульгин.

Он нащупал в кармане телефон, которым любил расплачиваться, потом кошелёк на всякий случай. Сказал, что за продукты и за пузырь заплатит, и спустился вниз.

Я зашёл в квартиру. Хата оказалась совсем не бичевником, как стоило бы ожидать по виду его порванных сланцев и свитеру времён Кашпировского. В квартире чувствовалось присутствие женской руки – действительно не один тут жил маргинал. Обычное дело: жена, как пчёлка, а муж тихий алкоголик. Зачем такие кадры терпеть, мне разгадать было не дано. Да я здесь и не с этой миссией.

Расположились на кухне. Наш новый знакомый выставил на стол сковороду с жареной картошкой и пару банок с разносолами.

– Да я вообще-то с Серёгой Барабашем бухал, – начал Гена. – Часто тут сидели. А потом он что-то пропал, потерялся. А вы чего к нему пришли?

– Кореша, – сказал я. – Вместе работаем.

Гена кивнул, поверил. В этот момент подоспел Шульгин, поставил на стол две бутылки водки сомнительной марки.

– А чего, другого не было? – поморщился я, глядя на этикетку. – Хоть бы написано было «премиум» или что-то в этом духе.

– Ну, сам иди тогда покупай, – пожал плечами Коля. – Тут что было, то и взял.

– Да нормальная водяра, – уверенно сказал Генка, засучил рукав и принялся разливать по стопкам.

– Ну, Вася-Ваня, – сказал он, в глазах у него блеснул азарт. – За знакомство!

– Типа да, – кивнул я.

Мы чокнулись. Он опрокинул стопку одним глотком, а мы с Шульгиным лишь пригубили.

– Нет, так не пойдёт, друзья-товарищи, – сразу засуетился Гена, заметив нашу «халтуру». – До дна, и ставить нельзя после чока!

Пришлось выпить, чтобы не вызывать подозрений. В горле обожгло, водка была дешёвая, казалось, что даже с привкусом ацетона. Гена тут же разлил по второй.

– Между первой и второй промежуток небольшой, – весело проговорил он.

Шульгину удалось незаметно слить свою порцию под стол. Жидкость тихо зашуршала по линолеуму.

– Ну… за здоровье – чтоб не лечить, а запивать! – крикнул Гена.

Я изобразил улыбку и героически опрокинул стопку, но аж закашлялся от жёсткого вкуса. Шульгин сделал вид, что запивает яблочным соком из коробки, который он заодно прикупил.

Гена хлопал нас по плечам, расплывался в довольной улыбке – не заметил ничего. Разговор снова свернул к Барабашу. Мы слушали, поддакивали, держались естественно, будто просто два приятеля, заглянувших на рюмку-другую.

И периодически плескали водяру под стол. Запах пошёл едкий, спиртовый, как от голимой бодяги. Но нос Гены, закалённый парами спирта за годы возлияний, почти не реагировал, не заметил подвоха.

К солёному огурцу и жареной картошке мы с Колей как-то не притрагивались, брезговали – всё же не в ресторане сидим.

– Вот вы, мужики, – начал Геннадий учить нас жизни, язык у него уже заплетался, – вы людей возите, таксисты, да? А жизнь-то коротка… ну зачем её прожигать зря? Вот я вам скажу… Жизнь, она, блин, как поезд – едет и едет, а ты там на платформе стоишь, куришь, и всё время думаешь, что ещё успеешь… а не успеваешь. Я вот давно понял – брать надо то, что дают, а не ждать.

Он то всё что-то лопотал, перескакивал с темы на тему, то внезапно становился душевным, то начинал бубнить. В его словах была и жалость к себе, и обида на весь мир. И жалкая попытка найти оправдание – всё то, что и водится в монологах простого алкаша.

Так прошёл час, затем второй. Нам периодически удавалось сливать водку – свою дозу, но уже в кружки. Наливаем «чай» в кружки, а туда тихо подливаем, что нужно. Пьянеющий Гена не обращал внимания, что объём чая в наших кружках не убавляется, а наоборот как-то растёт. Когда он выходил на балкон покурить, мы выливали всё в раковину – успевали незаметно, пока он тянул сигарету.

– Крепкий, зараза, – прошептал Шульгин, когда Гена в очередной раз выперся на балкон с моей сигаретой. Я озабоченно кивнул.

– Может, ему уже что-то подмешать в водку? – почесал затылок Коля. – Димедрол, например, там срубит вмиг.

– Где ты сейчас этот Димедрол найдёшь? – вздохнул я.

Тогда он похлопал кулаком по ладони, жестом обозначая способ недвусмысленного физического воздействия на потенциальную жертву.

– Вырубим его, делов-то, я ж боксер, я могу рассчитать удар.

– А если не рассчитаешь? – сказал я. – А если не вырубится – или наоборот, вырубится так, что потом закапывать придётся? Ты видел, какой он? Соплёй перешибить можно.

– Соплей-то соплей, – согласился Коля. – А вот водка на него, похоже, не действует. Действует, вернее, но как-то не так. Он уже спать должен уползти, столько выжрал.

– Придумал, – сказал я и, не медля, вылил остатки водки из последней бутылки в раковину.

– Ты что делаешь? – возмутился Шульгин. – Теперь мы вообще, считай, безоружные.

– Спокойно, сделаем по-другому, – заверил я. – Доверяй плану.

Гена вернулся с балкона, схватил одну из бутылок, хотел было плеснуть ещё – и обнаружил, что она пуста.

– О, вы когда вылакать успели? – удивился он с кривой улыбкой.

Мол, во какие кореша, чемпионы, выдули только так.

– Долго куришь, – сказал я.

– Вот блин, а мы ж за женщин даже не выпили. И за работу… ну, шоб отдыхать не мешала.

– За женщин – это святое, – слегка запинаясь для пущего эффекта, проговорил я. – Нужна добавка. Ты, Геннадий, сгоняй сам в магаз. Ты же хозяин, должен угощать.

– А так я ж пустой, – опять похлопал себя по карманам Гена.

Я сунул ему несколько купюр. Он схватил деньги и тут же спрятал в карман треников.

– Не уходите никуда, – крикнул он, – я сейчас!

И в сланцах выбежал в подъезд.

– Вот что, Коля, – сказал я тут же напарнику, – сейчас он уйдёт, я перелезу на балкон и проникну в квартиру Барабаша.

– А я ему что скажу?

– Мол, дела у меня срочные нарисовались. Отошел я.

– Да? А обратно как?

Он уже чувствовал, что где-то в плане должен быть подвох.

– Ты с ним останешься, посиди немного. Следи, чтобы пил. Наклюкался – и там уж я как-нибудь проскользну.

– Лады, – пробормотал Шульгин. – Только я быстрее стану невменяемым. Даже при раскладе, что он выжирает три стопаря, а я один, ноги уже ватные. Куда столько в него лезет, Макс?

– Ха, Николай, – сказал я, – наш народ не победить… и не перепить.

– Ага, – хохотнул Коля. – Иностранцы до сих пор удивляются, что же там такого на Новый год наш президент говорит, что потом вся страна десять дней бухает.

* * *

Сказано – сделано. Я вышел на балкон, огляделся, убедился, что во дворе никого нет. Аккуратно перелез через перегородку и очутился на соседнем балконе – в квартире Барабаша.

Окно и дверь – старые, деревянные, ещё со времён постройки дома, «флажок» – классика, и окно, и дверь в одном флаконе. Я надавил на дверь – не поддалась, заперта изнутри. Попробовал окно – пошло чуть-чуть, но только на миллиметр. Расшатал шпингалет, даванул сильнее. Окно поддалось, шпингалет звякнул и упал на пол.

Повреждений, вроде, не оставил. Если что – шпингалет спрячу, будто так и было.

На всякий случай я надел резиновые перчатки, те самые, что мы с Колей заранее прикупили в хозмаге, чтоб не оставить следов. Всё-таки здесь рано или поздно появятся местные. Осмотр места жительства потерпевшего, опрос соседей – стандартная работа.

Пролезая через окошко, вдруг услышал тихий шорох где-то внутри. Замер. Будто кто-то скребся. Да кто тут может быть? Показалось, наверное.

Осторожно перелез внутрь, оказался в зале. Барабаш жил немногим лучше соседа-алконавта. Старый диван, облезлые обои, небольшой телевизор, в углу на столе – громоздкий компьютер. Ничего особенного.

И вдруг звук повторился. Где-то в глубине квартиры, из спальни. Ну не тараканы же там танцы устроили? Странно. В квартире явно кто-то был. Я медленно подошёл к двери спальни, прижался к косяку и прислушался.

Тишина.

Повернул ручку двери, приоткрыл – и в тот же момент с той стороны что-то бухнуло, и в щель рванулась оскаленная морда.

– Гав-гав! – донеслось громко, с надрывом.

Огромная овчарка восточно-европейской породы попыталась цапнуть меня за руку, прожать дверь головой, расширить проход и кинуться.

От неожиданности я подскочил и резко захлопнул дверь.

– Вот чёрт… – выдохнул я. – Тут собакен томится.

С той стороны снова послышался громкий лай. Потом пёс залаял глуше, заскулил и начал скрести лапой по двери.

– Жалко животинку, – пробормотал я. – Но что-то не хочется, чтобы она меня покусала. Ладно, потом решим.

Пока я оставил пса за дверью и принялся осматривать квартиру.

Ничего необычного: стандартная холостяцкая берлога. Бросил взгляд на старый диван, замызганные обои, заглянул на кухню – грязная посуда, пепельница, банка с недоеденной тушёнкой.

Вернулся в зал. Глянул на компьютер – допотопный, с громоздким монитором. Я включил его, но система запросила пароль.

– Чёрт, не судьба, – пробормотал я.

И тут от входной двери послышалось шуршание – кто-то вставил ключ и начал поворачивать.

– Вот блин, – выдохнул я и метнулся к окну.

Уже взялся за подоконник, как вдруг из прихожей послышалось знакомое:

– Макс, это я!

Дверь хлопнула, и в квартиру вошёл Шульгин – с ключом в руке.

– О! – выдохнул я. – Ну ты и напугал! Я уж думал, местные менты пришли осмотр делать. Где ты ключ взял?

– Так у этого алкаша, – ответил Коля, ухмыляясь. – Он сказал, что Мухтара иногда кормит, когда соседа нет. Ну и проболтался, что ключ у него есть.

– Блин, раньше не мог сказать… – вздохнул я. – А сам-то он где?

– Пиво взял, – сказал Коля. – Я ему налил ерша. А дальше сам угадай, после водки ёрш – убойная сила. Короче, дрыхнет, мордой в стол. Ключ вот у него из руки вынул.

– Хорошая работа, Коля, – сказал я. – Только у нас тут небольшая проблемка.

– Какая ещё?

– В спальне заперт пёс. Вот этот самый Мухтар, получается.

– Ого, может, его пристрелим, чтоб не мучился? – выпалил Коля.

– Ты дурак, что ли? – рассердился я.

– Да шучу я, – засмеялся Шульгин, сразу разряжая момент. – Давай его заберём.

– Ладно, заберем. Пристроим куда-нибудь, – сказал я, – но сначала с квартирой разберёмся, а с собакой после.

Но зал я уже оглядел, и теперь надо было попасть в спальню. Когда я приоткрыл дверь, пёс принял меня то ли за котлету, то ли за обидчика и рванул вперёд, оскалившись. Он явно был настороже, точно не рад гостям. Дверь я всё-таки снова захлопнул.

– Надо его задобрить как-то, – пробормотал Коля. – Но сначала компьютер. Тут может быть что-то важное.

– Вот только у компьютера стоит пароль, – сказал я. – Коля, ты умеешь взламывать?

– Макс, ты издеваешься? – отмахнулся он. – Я тебе хакер, что ли? Я в таких делах не специалист.

Шульгин всё же подошёл к столу и сел за клавиатуру.

– Какая у него дата рождения? – спросил он.

Я вытащил телефон, открыл чат с Оксаной, нашёл анкетные данные Барабаша и продиктовал их.

Шульгин вбил цифры – не подошло.

– Ты всерьез подумал, что дата рождения подойдет? – подколол я со смешком.

– А что, варианты есть? – пожал плечами он.

Из комнаты снова раздался лай – «гав-гав», и мы оба обернулись.