Текст книги "Горячий доктор (ЛП)"

Автор книги: Р. С. Грей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

–Лифт с другой стороны, Бэйли.

Затем делает крутой поворот.

– Верно, я знаю это. Я просто собираюсь...

Она не заканчивает свое предложение и убегает. Я смеюсь и возвращаюсь назад, чтобы доесть свой обед.

Бэйли не протянет больше недели.

Мы заканчиваем операцию в пятницу вовремя, чтобы Бэйли не пропустила приём врача с Джози. Я снова предлагаю ей свою машину, но она настаивает на том, что ей это не нужно. На улице идёт снег, не метель, но мне не нравится мысль, что она с сестрой стоят на автобусной остановке.

Проверяю погоду на компьютере в офисе, хмурюсь, когда вижу маленькие изображения снежинок, падающих с облака каждый час на протяжении дня.

Ругаюсь, и, наверное, громко, потому что Патриция заглядывает в мой кабинет.

– Что случилось?

– Разве мы недостаточно платим Бэйли? Почему она не может купить проклятую машину?

– О чем ты говоришь? – Она в растерянности, по понятным причинам.

Я вздыхаю и пытаюсь вернуться к моей бумажной работе, чтобы уйти из кабинета в нормальное время. Это немного смешно с моей стороны. Я притворяюсь, что хочу поторопиться и закончить пораньше, чтобы наслаждаться жизнью, но это моя жизнь. Я провожу больше времени в этом офисе, чем у себя дома. Игнорирую эту суровую правду и насильно открываю дело на своём столе.

Весь следующий час работаю поверхностно, проверяю погоду, смотрю в телефон, выглядываю в окно, а потом ругаю сам себя, что отвлекаюсь. С такими темпами я не закончу свою работу до понедельника.

Офис освобождается. Патриция, когда выходит, ругает меня за то, что задержалась допоздна, и все же, я сижу здесь, кидаю свой игрушечный баскетбольный мячик в воздух, ловлю его, и так по кругу. Это помогает мне подумать. И держит мои руки занятыми. По какой-то безумной причине у меня есть желание взять телефон и позвонить Бэйли. Ее номер телефона есть в личном деле, которое до сих пор лежит в моем столе. Я записал номер на стикере и прилепил его к краю экрана компьютера. Это дразнит меня.

Я хочу проверить, благополучно ли она добралась домой.

Телефонный звонок будет короткий, всего несколько секунд.

Достаю телефон и набираю ее номер прежде, чем успеваю подумать.

Она отвечает через несколько гудков.

– Алло?

Ее голос звучит по-другому.

– Бэйли?

– Нет. Это Джози. Бэйли в душе. Кто это?

Я сижу и перекладываю несколько документов на столе, не зная, что делать дальше. Я должен повесить трубку, но вместо этого отвечаю:

– Это доктор Рассел.

– ДА ЛАДНО. Подожди. – Затем она отводит голову от телефона и кричит: – БЭЙЛИ, ПОТОРОПИСЬ! ТВОЙ ГОРЯЧИЙ ДОКТОР ЗВОНИТ!

На том конце провода какой-то шелест и приглушенный разговор.

– Я тебе не верю, – говорит Бэйли достаточно ясно, чтобы я услышал. Наверно, она уже вышла с душа. – Это не смешно.

– Боже мой. Она думает, что я разыгрываю ее, – говорит Джози мне.

– Джози, ты плохая актриса, – продолжает Бэйли. – Я знаю, никто не звонил.

Джози смеётся.

– Клянусь, он тут! Здесь!

Шорох усиливается, и я предполагаю, что Джози отдает телефон сестре, потому что спустя секунду говорит Бэйли, и ее хорошо слышно.

– Ха, ха, очень смешно, – говорит она, уверенная в своих словах, что поймала Джози на лжи. – Привет, доктор Рассел, я рада, что ты позвонил, потому что только что мечтала о тебе в душе.

Я смеюсь, и Бэйли кричит:

– В телефоне кто-то есть!

– Я говорила тебе! – отвечает Джози.

Бэйли прочищает горло, пытаясь собраться с силами. Когда снова говорит, она спокойная и сдержанная:

– Эм, алло?

– Бэйли? Это Мэтт.

– О, привет доктор Рассел. Пожалуйста, игнорируйте все, что я только что говорила. Я шутила про эээ... фантазии.

Я усмехаюсь и решаю быть с ней помягче.

– Я позвонил, чтобы убедиться, что ты хорошо добралась домой по снегу.

– Действительно? – Она кажется удивленной.

– Мне показалось, что на улице все довольно плохо, – говорю я внезапно застенчиво. Смотрю в окно, а на земле нет и намёка на снег. Он растаял также быстро, как и выпал.

– Ага, в целости и сохранности, – говорит Бэйли, прежде чем неразборчиво разговаривает с Джози. Слышится сильный стон и хлопок двери. – Прости, я просто выгнала младшую сестру из моей комнаты.

Откидываюсь на спинку стула и смотрю в потолок.

– Она часто отвечает на твои телефонные звонки?

– У неё нет собственного телефона, и, должно быть, она заходила в Инстаграм, когда ты позвонил. Она одержима сестрами Хадид.

– Кто?

– Модели? Не важно. Не буду тебя задерживать. Мы вернулись домой. Спасибо, что поинтересовался.

– Подожди! – Я не хочу, чтобы она положила трубку. – Как прошло обследование Джози?

Бэйли отвечает медленно, словно не уверена, что должна.

– Хорошо. Несмотря на то, что ей нравится жаловаться на мою готовку, она нормально растёт и все такое. Ты правда позвонил поговорить об этом или что-то ещё?

О, ты хочешь правду? Правда в том, что я один в офисе в пятничный вечер и, возможно, этого было достаточно, чтобы удовлетворить меня, но сейчас неожиданно это не так. Я хочу узнать, какую пижаму ты собираешься надеть после душа. Хочу узнать, что ты будешь готовить на ужин, и будешь ли ты смотреть какой-нибудь фильм после, или ты повесишь еще больше конфет на это дурацкое дерево. Хочу знать, что почувствую, если поцелую тебя снова, но ты не позволишь этого, поэтому звоню тебе под видом проверки и, возможно, я более прозрачен, чем думаю, потому что ничего из этого не говорю, я почти уверен, ты хочешь услышать, потому что твой тон мягче, когда ты говоришь:

– Все хорошо, Мэтт?

Я вздрагиваю и качаю головой.

– Все отлично. Увидимся на работе в понедельник.

И с шумом бросаю трубку.

ГЛАВА 20

Бэйли

После того как Мэтт бросил трубку, Джози и я анализируем его звонок со всех сторон.

Возможно, он действительно хотел убедиться, что мы хорошо добрались домой.

Возможно, он хотел сказать что-то важное, но струсил.

Возможно, это был дружеский звонок, не больше.

Дружеский. Друзья. Друг. Неожиданно я ненавижу это слово во всех его формах.

Я провожу остаток выходных, думая о нем, хотя не должна. Считаю, как мило было с его стороны предложить мне машину и разрешить раньше уйти в пятницу. Я думаю, какой сексуальный у него голос по телефону. Его голос был насыщенный и глубокий, незабываемый. Я делаю домашний бостонский кремовый пирог, наслаждаясь им как можно дольше только потому, что он напоминает мне о нем. Это глупо, я знаю. Когда Джози съедает последний кусок в воскресенье вечером, чуть не плачу.

Мне кажется, я схожу с ума.

Интересно, может ли подавление сексуального влечения сделать из тебя сумасшедшего?

На самом деле, если бы я знала, что он будет уважать мои желания, в связи с этим контрактом, я бы ещё немного подумала, прежде чем заставлять его подписывать. Я поражена. Так много всего случилось за короткий промежуток и, возможно, я немного испугалась. Я хотела получить возможность оценить ситуацию с чистой головой, но мои мысли совсем не чистые. Во всяком случае, ещё туманнее, чем раньше, я наполнена мыслями о Мэтте, о нашем поцелуе, и раздражена тем, что он действительно соблюдает условия этого фальшивого контракта.

Сейчас понедельник, и мы на середине операции, я очень усердно стараюсь сфокусироваться на процедуре, но это нелегко. Сегодняшний случай более рутинный, чем большинство. Я могу ассистировать ему с закрытыми глазами, а это значит, что мой ум блуждает там, где не должен. Хочу узнать, как прошли его выходные. Он красивый парень. Его халат ничего не скрывает, не притупляет крепкую, мужскую силу, которая струится от него, как дым. В этой обстановке он бог. Интересно, что женщины думают о нем в нормальном мире. Если он идёт в бар, то никогда не уйдёт домой один. От этой мысли всё внутри меня сжимается. Интересно, часто ли он ходит в «Гладкий тони». Бар прямо через дорогу. Могу поспорить, он ходит туда, чтобы расслабиться после длинного дня. В конце концов, именно там он должен был встретиться с Купером несколько недель назад.

Если Мэтт сидит один в баре, женщины должны толпиться возле него. Ему наверняка приходится отбиваться от них палкой.

Меня начинает тошнить, и мне нужны ответы.

– Как прошли ваши выходные, доктор Рассел? – спрашиваю я, адреналин течёт по моим венам.

Он наблюдает за мной. Хирургические очки ничего не делают, чтобы скрыть его пристальный, синий взгляд.

– Хорошо. Продуктивно.

Продуктивно?! Что он имеет в виду? Он спал больше, чем с одной женщиной? Мне становится дурно.

– О, правда? – настаиваю я. – Ты проделал большую работу?

– Да. – Одно слово. Я ненавижу его. – Можешь передать мне Бови?

Я делаю, как он просит, но продолжаю свою миссию.

– Ах, ну, это хорошо. Уверена, у тебя было достаточно времени, чтобы расслабиться... вне офиса.

Мэт выгибает свою тёмную бровь, но продолжает фокусироваться на пациенте.

– Выглядит так, словно ты танцуешь вокруг вопроса, поэтому просто спроси.

Я качаю головой.

– Нет, нет. Просто пытаюсь понять, как ты проводишь свободное время. Ну, знаешь, завести приятную беседу.

Он продолжает игнорировать, и ничего больше.

К концу операции я словно клубок беспокойства и подавленной ярости. Если он провел эти выходные с другой женщиной, я должна об этом знать. НЕТ. Не должна, говорю себе. Я становлюсь сумасшедшей. Я заставила его подписать контракт, в котором изложила, что он не должен прикасаться ко мне, флиртовать или целовать, и теперь возмущена от мысли, что он трогает, флиртует или целует другую женщину. Я знаю, что сделала это для себя, но какая разница, потому что когда заканчиваю мыть руки и выхожу в коридор, замечаю, что он разговаривает с симпатичной медсестрой

О боже. Меня сейчас вырвет.

Так и есть. Она выглядит так, как я никогда не буду выглядеть для стандартного рабочего дня – завитые волосы, много туши. Я осознанно подтягиваю хвостик, пока продолжаю идти к ним. Я бы с радостью повернула в другую сторону, но они стоят у лифта, а лестница – жуткая до ужаса, поэтому набираюсь смелости, выравниваю плечи и продолжаю идти.

Она подходит ближе к нему и, понизив голос, говорит что-то, я отвожу взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как Мэтт улыбается ей. Учитывая, что за все время, проведённое вместе, мне он очень мало улыбался, я хочу пробить дыру в стене.

Не могу понять, почему этот коридор такой длинный. Не могу ускориться, потому что это будет слишком очевидно, но, клянусь, я иду по беговой дорожке, которая ведёт в никуда. Возможно, я могу практически побежать, и никто не заметит?

Рука медсестры касается его предплечья, и где его белый халат?! Обычно он или в костюме, или хирургическом халате. Сейчас Мэтт одет просто в синий халат, и она может водить рукой вверх-вниз по его загорелой руке, если захочет. Возможно, она это уже сделала. Моё лицо превращается в маску ужаса от этой мысли.

Я подхожу ближе и слышу, как медсестра тихо говорит, кокетливым голосом:

– Я была так удивлена, увидев тебя там.

Его реакцию не слышно.

Я сжимаю руки в кулаки, иду прямо к лифту и нажимаю эту кнопку с такой силой, что у меня болит большой палец. Для верности нажимаю ее еще дюжину раз.

– Давай, давай, – бормочу себе под нос.

Вдруг ощущаю присутствие Мэтта позади себя. Его аромат заставляет мою грудь напрячься. Он чуть ближе, чем должен быть. Я смотрю прямо перед собой на наши искажённые изображения на матовой стали. Он стоит совершено неподвижно. Там нет ничего кроме тишины. Интересно, может ли он почувствовать, как я напряжена? Мне нужно постараться разжать кулаки. Цифры на лифте медленно мигают, и, наконец, двери открываются.

Я захожу внутрь, а он за мной. Когда двери закрываются, в маленьком пространстве не хватает кислорода.

Здесь только мы вдвоём. Я нажимаю кнопку седьмого этажа, а он ничего. Я прячусь в углу, скрещиваю руки и смотрю прямо перед собой.

Мэтт тоже поворачивается, так, что мне предоставлен вид на его спину. Он спокойный как удав. Мне интересно, о чем он думает, без сомнений о ней.

От ревности я дрожу. Я никогда такого не ощущала. Не знала, что это возможно, так волноваться из-за такой мелочи, и это меня злит. Ненавижу, что превратилась в такого человека из-за человека, который явно не заинтересован мной, что он даже не повернётся и не обратится ко мне.

Я сжимаю зубы и язвительно говорю:

– Если ты собираешься флиртовать с больничным персоналом, можешь ли ты делать это в более уединенной обстановке? Каждый мог увидеть тебя. Это не совсем профессионально.

Он издаёт небольшой смешок и качает головой. Но все также смотрит вперёд.

Очевидно, мое замечание не стоит ответа.

– Где она увидела тебя, что так удивилась? – спрашиваю я, пытаясь снова привлечь его внимание.

Лифт звонит, останавливается, и двери открываются. Заходит несколько человек, мы ещё не на нашем этаже, но наша уединенность исчезает. Мой вопрос витает в воздухе между нами, и у меня нет надежды на ответ. Мое сердце колотится, и нет сомнения, что каждый в этом маленьком пространстве чувствует напряжение между нами. Замечаю женщину, которая наблюдает за мной, и мне любопытно, может ли она сказать, что я сейчас в муках приступа ревности.

Лифт не может подняться на седьмой этаж достаточно быстро, и когда двери медленно открываются, я почти вылетаю, стремясь к свободе. Хватаю ртом воздух, словно кто-то держит мою голову под водой. Мэтт хватает меня за локоть и болезненно дёргает в сторону коридора, затаскивает внутрь чего-то похожего на кладовку. Позади нас хлопает дверь. Он аккуратно засовывает швабру под ручку двери, чтобы никто не мог войти... или выйти.

Мэтт поворачивается ко мне, и я делаю нерешительный шаг назад. В небольшом количестве света, попадающем из коридора, его жестокая челюсть и острые черты кажутся угрожающими и жестокими. Я стою напротив безжалостного хирурга, человека, который заставляет мужчин плакать, человека, который пугает всех, кто встаёт у него на пути.

– Ты заставила меня подписать этот контракт, Бэйли, – говорит он, подходя ближе. – Ты настаивала, что ничего от меня не хочешь, так почему ты себя так ведешь? Словно ревнуешь?

Мои глаза расширяются.

– Это не так!

Это самая жалкая, очевидная ложь, которую я когда-либо говорила. Я ребёнок с ножницами и волнистой чёлкой, заявляющий, что понятия не имеет, кто подстриг её.

– Ты спрашивала меня, что я делал на выходные. Почему ты хочешь знать?

Смотрю в сторону.

– Я уже говорила тебе, хотела завести приятную беседу.

– Ты лжешь. – Я никогда не слышала его голос таким, весьма жестокий и серьёзный. – Я столкнулся с этой медсестрой в продуктовом магазине. Она делала покупки с мужем и дочкой.

У меня горят щеки, и я отчаянно надеюсь, что в этой комнате достаточно темно, чтобы он заметил.

Мэтт делает еще один шаг вперёд, и я вытягиваю руки, словно это остановит его.

– Мне показалось, что вы вдвоём флиртовали, – признаюсь я, хотя, кажется, слишком поздно для честности.

– А если и так? – спрашивает он, его тон такой же непоколебимый, как мгновение назад.

Мэтт прижимает меня к твёрдой металлической полке, которая врезается мне в спину. В любой момент сейчас кому-то может понадобиться зайти в эту кладовку, и он обнаружит, что дверь заклинило. Ручка начнёт трястись, и моя душа уйдёт в пятки.

– Мэтт, – умоляю я, внезапно доброжелательно и лояльно. – Прости меня. Я не должна была себе такое позволить и раздувать из мухи слона. Это было по-детски. Я понимаю это. Сейчас отпусти меня, и я обещаю, такое больше не повторится.

Уголок его рта поднимается в угрожающей улыбке.

Мои внутренности превращаются в жидкость.

– Бэйли, – говорит он, протягивая палец, чтобы подцепить снизу мой подбородок. Мэтт чуть приподнимает мою голову, поэтому мой рот поднимается к нему.

Я трясущийся комок волнения из-за того, что он собирается сделать. Он не поцелует меня снова. Я все еще разваливаюсь по швам после первого раза.

– Я бы поцеловал тебя прямо сейчас, если бы мог. – Моя грудь вздымается, пока он продолжает говорить. Мне не хватает воздуха. – Я бы наклонился вот так... – Его рот нависает над моим. Я ощущаю легкое прикосновение его губ. Каждый волосок на моей коже встаёт дыбом. Мои руки тянутся за спину и сжимают металлическую полку, потому что без нее, мне кажется, что могу уплыть.

– Ты хочешь поцелуй так же сильно, как и я, и именно поэтому ты прямо сейчас увлажнила свою нижнюю губу. Вот почему ты прижимаешь свои бедра к моим. – Я незамедлительно прекращаю делать обе эти вещи. – Каждое твоё желание написано у тебя на лице. Это лицо...

Я стою совершенно неподвижно, пока он выпрямляет спину и проводит пальцем по краю лба, вниз по изгибу щёк и подбородка, до тех пор, пока не достигает моей задней части шеи и ещё ниже... прямо к V-образному воротнику моего халата. Если бы он сжал свою ладонь, мое сердце подтвердило бы каждое его слово.

– Ты покраснела, – говорит он, в то время, пока его улыбка становится высокомерной.

– А ты ошибаешься, – настаиваю дрожащим голосом. – Ты думаешь, я хочу, чтобы ты поцеловал меня? Я боюсь тебя. – Его глаза загораются, пока я продолжаю: – У тебя вся сила. Если ничего не получится, мне нужно будет найти другую работу. Когда слухи разнесутся по офису, ты будешь выглядеть как плейбой, а я, как помощник хирурга, который раздвигает ноги. Я не пойду по этому пути, пока не буду полностью уверенной, что это то, чего хочу.

– А как насчёт меня? Чего я хочу?

Его рука обхватывает моё горло, а его большой палец находится на моем пульсе. Это действие может показаться угрожающим, но вместо этого оно нежное и намеренное. Я считаю, он хочет достучаться до меня, но у него не получается. Его взгляд прикован ко мне, и между нами пролетает тысяча эмоций: тоска, потребность, влечение, желание, ревность, ярость и наконец... нетерпение. Я замираю, когда он снова наклоняет ко мне голову.

У меня учащается сердцебиение, а дыхание останавливается, когда готовлюсь к похищающему душу поцелую, но в последний момент, как только его рот встречается с моим, Мэтт отходит и облокачивается лбом о полку рядом со мной. Он сжимает веки и шепчет моё имя, как будто ему больно, затем бьёт рукой по полке и поворачивается к двери. Откидывает швабру в сторону, и звук ее падения грохочет по бетонному полу кладовки, когда он выбегает.

Я дорожу от оставшейся паники.

Такое чувство, что мимо моего уха пронеслась пуля.

Я должна чувствовать облегчение, но единственная эмоция, охватившая мое тело, – это сокрушительное разочарование.

ГЛАВА 21

Бэйли

Я сопротивляюсь Мэтту под видом здравомыслящей и ответственной девушки. Говорю сама себе, что не могу баловать себя фантазиями только потому, что я этого хочу. Я должна думать о будущем. Должна делать то, что лучше для Джози. У меня нет роскоши жить только для себя. Не так давно я беспокоилась, что останусь без работы. Когда доктор Лопез ушёл на пенсию, я беспокоилась, что случится, если не найду работу достаточно быстро. Я помню, как выглядит неопределённость, и не позволю раскаленному желанию затмить мой трезвый рассудок.

Борясь с соблазном, я запрещаю «Анатомия страсти» дома. Джози, конечно, устраивает протест, но я не слушаю.

– Я не могу смотреть это! Я это ненавижу! Все эти глупые врачи целуются в кладовке. Угадай, что?! В реальной жизни все не так гламурно. На самом деле эти металлические полки травмоопасны.

Она смотрит на меня широко открытыми глазами, и я спешу исправиться:

– По крайней мере, я предполагаю, что это так...

Следующая неделя – это пытки наравне с имитацией утопления. Клянусь, Мэтт носит халаты, специально подчеркивающие его задницу. Он загорелый и здоровый, в то время как все остальные из нас зимой белые. Когда он говорит, его голос, как никогда раньше, звучит глубоко и убедительно. И ХОРОШО, НАДО ПЕРЕСТАТЬ СМОТРЕТЬ НА НЕГО ТОМНЫМ ВЗГЛЯДОМ. Я горю внутри.

Не думаю, что Мэтт чувствует себя лучше, чем я. Несмотря на то, что он сдерживает свое обещание и лучше относится к своим сотрудникам, под его притворной вежливостью, могу сказать, что он в задумчивом беспорядке. Возможно, он и не кричит приказы каждому из нас, но топает ногами, словно злой на весь мир.

Я держусь от него подальше за пределами операционной, чтобы у нас не было возможности еще одного насыщенного заседания в кладовке, но это тяжело избегать кого-то весь день. Когда возвращаюсь домой после практики, у меня посттравматическое расстройство из-за того, что я оглядываюсь через плечо и прислушиваюсь к его голосу. Я скоро рухну от истощения, еще и Джози усугубляет ситуацию, постоянно спрашивая меня о нем. Сейчас, когда я запретила «Анатомию страсти», она слишком много читает современных любовных романов для взрослых в библиотеке, и она считает Мэтта и меня за главных героев. Ее вопросы кажутся безобидными, но я знаю ее трюки.

– Сегодня операция прошла успешно?

Да.

– Доктор Рассел был?

Конечно.

– Он отлично выглядит в своём халате?

Определённо.

Каждый вопрос как маленький тест, чтобы увидеть, как я отвечу. Если скажу, что он выглядит очень горячо, что я едва не заплакала, она заявит мне, что я влюбилась. Если скажу, что едва его заметила, она заявит, что я лгу. Поэтому соглашаюсь и пытаюсь казаться невозмутимой, когда она упоминает о нем, но, конечно, она видит меня насквозь.

– Ты такая слепая касаемо любовных дел, что это даже не смешно, – однажды говорит Джози мне за ужином, прежде чем вернуться к чтению, оставив меня с последствиями этой эмоциональной гранаты.

Единственная передышка, которая у меня есть в конце дня, когда ложусь в постель. Я позволяю себе распаковывать каждый момент, который у меня был с ним в тот день, даже если он вел себя как злой монстр. Это лучше, чем ничего. Я запоминаю каждое слово и взгляд (ладно, хорошо, каждый сердитый взгляд), который он бросает в мою сторону, и мечтаю, что было бы, окажись всё иначе, если бы на кону для меня не стояло так много.

Через несколько недель после инцидента в кладовке, я подслушиваю, как он взволновано разговаривает с Патрицей в коридоре. Держу свой обед в руке по пути в комнату отдыха персонала, когда замечаю, что он протягивает листок, чтобы она прочитала. Мэтт улыбается от уха до уха. Я никогда не видела его таким счастливым с тех пор, ну, никогда. Я останавливаюсь и смотрю, очарованная этой улыбкой и тем, как она изменяет его лицо. Алло, сердце? Да, это я, мозг. Пожалуйста, возьми себя в руки.

– Это письмо от комитета, – гордо заявляет Мэтт. – У них осталось два претендента – я и ещё один ортопед с Калифорнии.

Патриция улыбается лучезарной улыбкой.

– Это потрясающе. Когда будет известен окончательное решение?

– Сразу после Рождества.

Конечно, его грант – это та вещь, о которой я мало слышала, и то, что является тяжким грузом для его ума. Я знаю, что для него очень важно быть одним из финалистов. У меня есть соблазн подойти и попросить прочитать письмо, но он смотрит вверх, и его взгляд сталкивается с моим. Голубые глаза приковывают меня к месту. В одно мгновение его улыбка исчезает. Взгляд ужесточаются, и даже малейший шанс подойти и поздравить его усыхает и умирает. Я поворачиваюсь в противоположную сторону и направляюсь к лестнице. Жуткая атмосфера или нет, это лучше, чем пройти через него.

***

Я с нетерпением жду Рождество с одинаковым волнением и трепетом. В конце этой недели хирургическое отделение должно закрыться на десять дней, чтобы мы могли отметить праздники, но перед этим, пока все не разъехались по стране, отделение проведёт свою ежегодную Рождественскую вечеринку. Она всегда в красивом месте в модном ресторане или роскошном отеле, и еда стоит того, чтобы надеть неудобное платье. Я всегда прихожу (повторяюсь: еда). Традиционно, Мэтт не приходит, и шанс, что он придёт в этом году, минимален.

Я не уверена, что чувствую по этому поводу.

Также не уверена, что чувствую по поводу того, что не увижу его на протяжении десяти дней. Конечно, все будет не так сильно отличаться от того, как это происходит сейчас. Мы не разговариваем за пределами операционной. На протяжении нескольких недель он относился ко мне так же, как и к любому другому сотруднику. Когда Мэтт обращался ко мне исключительно по работе, его тон беспристрастный и отчужденный. Как таковой, он не грубый, но по сравнению с теплом, которое он мне давал, когда мы были друзьями, – это пытки.

Я сижу вместе с другими хирургическими помощниками, обедая в комнате отдыха, собираю свой сэндвич и стараюсь незаметно хандрить, когда Эрика толкает меня локтем в бок.

– К тебе пришли.

– Я поднимаю взгляд, прослеживаю за её взглядом и замираю, когда вижу Мэтта, стоящего на пороге. Он одет в свой костюм и белый халат. Под его рукой спрятано дело. Он пристально смотрит на меня, и у меня от страха скручивает живот. Я встаю на ноги и спешу.

– Что-то случилось с Ханной?

Она пациент, которого мы прооперировали сегодня утром, и я волнуюсь, если он тут, потому что что-то пошло не так с ее восстановлением.

Его брови поднимаются, и он качает головой.

– Нет. С ней все хорошо. Только что пришло новое дело, и я хочу поговорить с тобой о нем.

Я выдыхаю и быстро киваю.

– Ох, хорошо. Конечно. Разреши мне быстро дообедать.

Он держит коробку на вынос.

– Все нормально, ты можешь закончить, пока мы будем разговаривать.

Затем он делает шаг в комнату отдыха, и я слышу, как у каждого перехватывает дыхание от шока. Доктора здесь не едят. У них есть шоколадные фонтаны и кейтеринг, у нас есть пластиковые тарелки и лапша.

Если он и осознает, что все внимание направлено на него, то не обращает внимания. Мэтт направляется к пустому столу в углу, кладёт дела, которые держал под рукой, и чувствует себя как дома. Тишина в комнате отдыха продолжается, пока я иду за своим скудным обедом, чтобы присоединиться к нему. Все смотрят на меня. Я уверена, каждый задаётся вопросом, что происходит, почему он соизволил почтить нам своим присутствием.

Я избавляюсь от их внимания и сосредотачиваюсь на Мэтте. Если он здесь, чтобы поговорить со мной, дело должно быть очень важным.

Сажусь за стол и вижу, что он выложил несколько листов бумаги для меня, его обед забыт, поэтому следую его примеру и забываю про свой.

– Сегодня утром мой коллега из Чикаго отправил мне письмо о критическом случае, – говорит он, приступая сразу к делу. – У девятнадцатилетней девушки исключительный кифоз и сжатие позвоночника. Ей должны были сделать операцию много лет назад, но доктора и ее родители уделили первоочередное внимание другим проблемам со здоровьем.

Я хмурюсь и наклоняюсь вперёд, почитать ее дело.

– Какие другие проблемы со здоровьем?

– Лейкемия. – У меня затрудняется дыхание, и я снова смотрю на него. Нахмурившись, Мэтт продолжает: – Они не полностью проигнорировали ее проблемы с позвоночником. На протяжении последних полутора лет она носила бандаж, но он бесполезен...

– Она слишком взрослая, – констатирую я.

Он кивает с печальным хмурым взглядом.

– Если бы она носила бандаж, будучи моложе, у неё, возможно, был бы шанс избежать операции, но сейчас она необходима.

– Почему сейчас? Почему такая спешка?

Мэтт подталкивает документ ко мне, но множество слов ничего мне не говорят. Я даже не знаю, что должна увидеть. Затем всего лишь одно слово вверху страницы бросается мне в глаза – параплегия.

– Потому что с прошлой недели Джун перестала ходить. – Прежде чем осознаю это, я подношу руку ко рту. – Кривизна ее позвоночника очень тяжёлая. На протяжении последних нескольких месяцев она жаловалась на онемение и парестезию в ногах. В прошлый понедельник ее симптомы переросли в параплегию. Она потеряла все двигательные функции на обеих ногах.

Все, о чем я думаю, – бедная Джун. Пережить лейкемию, чтобы сейчас иметь дело с этим.

– Что можно сделать?

Он собирает в одну стопку бумаги, и я вижу, как искрят его глаза подлинной решимостью.

– Параплегия – это симптом, а не пожизненное заключение. С ее позвоночника необходимо снять давление, чтобы снизить нагрузку на эти нервы. Надеюсь, после снятия воспалительного процесса, она восстановит свою двигательную функцию.

– Твой коллега из Чикаго берет это дело?

Он качает головой.

– Это не его специализация. Даже если бы он мог, тело Джун пережило ад с химией и облучением. Существуют дополнительные риски. Большинство хирургов откажется от него.

Но не Мэтт. Ему придётся.

Его взгляд встречается с моим, и он, должно быть, понимает, о чем прямо сейчас я думаю, потому что кивает.

– Ее родители привезут ее сюда следующим рейсом из Чикаго. Если мы собираемся делать это, мне будет нужна твоя помощь.

Без малейших колебаний.

Я решительно киваю.

– Да. Конечно.

***

Я понятия не имею, на что согласилась. В тот момент, когда киваю, Мэтт встаёт, говорит мне собрать свои вещи и идти за ним в его кабинет. Когда мы подходим, Патриция стоит за своим столом и торопливо пишет в блокноте, прижав к уху офисный телефон.

Когда она замечает нас, то говорит человеку на том конце провода подождать, прижимает телефон к груди, а затем быстро начинает вводить Мэтта в курс дела.

– Доктор Бьюкенен на линии. Доктор Миллс сказал, что перезвонит после операции. Доктор Годдард ещё на обеде, но я попытаюсь поймать его, когда он закончится. Мистер и Миссис Олсен вылетают с Джун из Чикаго в 6:45 вечера. Я хотела снять им номер в отеле напротив, но все забронировано туристами. Сейчас разговариваю с другим отелем.

Мэтт слушает и кивает по мере продвижения в свой кабинет.

– Пусть Бэйли закончит с гостиницами. Мне нужно, чтобы ты закончила освобождать моё расписание. Перенеси всех, кого сможешь в новый год. Они будут недовольны, я уверен, все ознакомлены со своей страховкой, но убеди их, что мы будем работать со своими страховыми компаниями и что-нибудь придумаем, – продолжает Мэтт внутри, повышая голос, чтобы нам было его слышно. – Им не придётся что-то дополнительно платить. Я позабочусь об этом. – Он поворачивается обратно и обращается ко мне. – Бэйли, когда забронируешь отель, можешь помочь Патриции с изменением графика моих пациентов?

Я киваю и спешу забрать у неё телефон.

Не имею понятия, что я делаю. Я должна забронировать гостиницу для семьи пациента? Это нормально делать такого рода вещи?

– Сколько ночей они проведут в городе? – спрашиваю я, смотря туда-сюда между ними.

– Начни с четырёх, – жёстко и авторитетно отвечает Мэтт, прежде чем ответить на звонок.

Время со второй половины дня до вечера проходит как в тумане. Я едва нашла время, чтобы сообщить Джози, что не приду домой на ужин. Найти жилье для Олсенов практически невозможно. Гостиницы забронированы, каждый приезжает сюда, чтобы провести время с семьёй и насладиться праздниками. Мэтт заходит так далеко, что кричит через дверь, что они могут, черт побери, остаться с ним, но, в конце концов, у меня получается уговорить семью отдать номер всего в нескольких кварталах от больницы. Цена заставляет мой желудок перевернуться, но Патриция уверяет, что все хорошо. Я бронирую его с помощью кредитной карты Мэтта, затем прыгаю на телефон, чтобы начать изменение графика пациентов Мэтта.