Текст книги "Имбирь и мускат"

Автор книги: Прийя Базил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

33

Раджан сообщил родителям, что Пьяри разводится.

– Хаи! Хаи Руба, нет! – Сарна как подкошенная упала на новый кожаный диван в гостиной.

В тот же миг Карам вскочил, словно внутри его что-то взорвалось. Он только что сдвинул тюрбан, так что тот не покрывал головы, а сидел на макушке, как колпак повара. Теперь он зашатался, словно его тоже сразила печальная весть.

– Я знаю, вам тяжело это слышать, но учтите, Пьяри приходится не легче. Ей сейчас нужна наша поддержка и понимание. Нам надо крепиться, – сказал Раджан.

– Но… но… – Карам переступил с ноги на ногу, глубоко вздохнул и снова сел.

Тем временем Сарна продолжала извиваться и стонать на диване:

– Хаи Руба! Какая беда! Спаси нас, Вахегуру!

Раджан, сидевший в кресле, смотрел на родителей с укором. Неудивительно, что Пьяри ничего не хотела им рассказывать – трудно пережить развод, когда родные так сокрушаются. А он-то что здесь забыл? Почему ему всегда приходится сообщать дурные новости? Раджан чувствовал себя аварийным мастером, которого вызывают только в случае поломки.

– Для нас ничего не изменится, – попытался он успокоить родителей. – Пьяри останется в Лондоне с мальчиками, а Дживан – в Канаде. Они уже давно так живут.

– Если ничего не изменится, то зачем им развод? – спросил Карам.

– Так решила Пьяри. Она говорит, что между ней и Дживаном все кончено. Поймите, развод в наши дни – обычное дело, – сказал Раджан.

Сарна фыркнула и села.

– Дура, какой глупый поступок с ее стороны! Женщина не может вот так запросто бросить мужа! На что она будет жить?

– Мама, почему бы тебе не забыть о своих предрассудках и не проявить хоть капельку сочувствия к дочери! Гораздо проще опустить руки и жить с нелюбимым человеком. Только храбрая женщина способна прекратить отношения… – начал Раджан.

– Ох-хо-хо! Послушайте-ка, и это говорит наш специалист по семейным делам, мистер Вечный холостяк! Да у тебя каждые полгода новая подружка! – Сарна повела рукой в воздухе, словно хотела стереть Раджана. – «Проще жить с нелюбимым человеком»! Да что ты об этом знаешь?! Что ты смыслишь в семейной жизни? Приходишь нас навестить, а сам секунды считаешь, ждешь не дождешься, чтобы сбежать! Хаи, да посмотрите на него, он и сейчас на часы глядит!..

– У меня сегодня встреча, – сказал Раджан, оторвав глаза от настенных часов в форме Африки. Черные стрелки показывали, что у него осталось десять минут.

– Ха! У тебя вся жизнь – одна большая встреча! Даже мы – графа в твоем расписании. Приходишь к нам раз в два месяца и исчезаешь. Что, неправда? Спроси хоть… – Сарна кивнула в сторону Карама. Тот промолчал, но это не умерило ее пыла. – Ты вечно торопишься, усидеть на стуле не можешь – постоянно ерзаешь.

– Разговор, кажется, не обо мне. – Раджан сжал и разжал кулаки. – Нам нужно обсудить развод Пьяри, и побыстрей, потому что я скоро уйду.

– Да, да, убегай! – Сарна будто бы смахнула с груди крошки. – Проще некуда – взял сумку и за дверь! Остаться в семье намного труднее, учти. Мне это хорошо известно. Ты и представить не можешь, с чем мне приходилось мириться. Я страдала за своих детей – и ради чего? Чтобы они читали мне лекции о том, как легко уходить? Сынок, имей совесть. Думаешь, ты такой современный и разумный… От нашей семьи ничего бы не осталось, выбери я хоть раз легкий путь.

Раджан молчал.

– Нельзя ли как-нибудь отговорить Пьяри от… ее затеи? – Карам вернулся к насущному вопросу. Он был не в силах произнести слово «развод».

– Вряд ли, папа. Они уже подали документы, – ответил Раджан.

Все же отец и мать, каждый по-своему, пытались образумить Пьяри.

– Дживан что-то сделал? Можно мне с ним поговорить? – спросил Карам, когда застал дочь одну дома.

– Нет, питхаджи, он ничего не делал, – ответила она, про себя добавив: «И в этом-то вся беда». Дживан был больше предан работе, нежели семье. Пьяри мало-помалу начала понимать, что он неисправимый трудоголик. Она признала поражение и уехала в Лондон, забрав детей.

– Вот как? Правда? Тогда зачем вам расставаться? – Карам не мог уяснить причину их развода.

– Между нами не осталось никаких чувств. Что толку так жить? Одна показуха.

– Зато какая! – воскликнул Карам. – Он в Канаде, ты здесь. У вас есть дети, ты его почти не видишь, он оплачивает все твои нужды. Только подумай, ведь многим людям еще хуже. Посмотри на нас с мамой – разве мы счастливы? Нет, это тоже показуха, и куда менее удачная. А вы можете жить раздельно под благовидным штампом в паспорте. Вы ведь уже давно так обходитесь, почему сейчас решили расстаться? Никому нет дела, если ты не ладишь с мужем. А когда ты его бросишь, слухам не будет конца. Пойдут пересуды. Так не годится. Пожалуйста, подумай хорошенько!

– Питхаджи, уже поздно. – Несмотря на то что слова отца причиняли ей боль, Пьяри их выслушала. Он ведь тревожился за нее и по-своему пытался помочь: подчеркивая те ценности, которыми жил сам.

Зато Сарна как будто нарочно хотела ее ранить. Она привычно уселась на кожаный диван и принялась отчитывать Пьяри:

– Жизнь женщины нелегка, нам суждено страдать. Страдать! Как только ты это поймешь, смириться будет проще. – Она часто говорила о нелегкой участи слабого пола, подразумевая исключительно себя. Сарна не спорила, что и на долю других выпадают муки, но она якобы оказалась в эпицентре землетрясения, в то время как остальные женщины ощущают легкую дрожь. Такой взгляд на мир помогал ей жить. Когда Сарна поняла, что ее решения неизбежно повлекут за собой неурядицы, она приняла их с распростертыми объятиями. С удовольствием играя роль мученицы, она изобретала, холила и лелеяла новые невзгоды. Гораздо проще пережить горе, если считать себя жертвой обстоятельств.

– Посмотри на меня, после всего, что натворил твой питхаджи, я до сих пор рядом с ним, готовлю ему и стираю. Если я смогла, почему ты не можешь? А? Почему?

Пьяри никогда не понимала, с какой стати мама считает их брак образцом для подражания. Нормальные родители наставляли детей, чтобы те не повторяли их ошибок, а Карам и Сарна, давно разлюбившие друг друга, мнили свою семейную жизнь великим достижением.

– Дживан тебя бил?

Пьяри покачала головой.

– Оскорблял? Изменял?

Снова покачала.

– Нет?! Хаи! Подумай о бедных вдовах, как наша Найна! Ведь ты бросаешь достойного мужа! – тараторила Сарна.

Пьяри поглядела на мать. Понимает ли она, что равнодушие – своего рода предательство, а без любви и вовсе нет жизни? Одна Найна ей сочувствовала. Еще до того, как Пьяри все рассказала, Найна поняла, что у них с Дживаном что-то не ладится, и постаралась утешить сестру.

– Разве можно просить развода? Вообще произносить это слово? Тебе известно, что женщина без мужа – ничто? Почему, ты думаешь, я осталась с твоим отцом? – Сарна схватила подушку и стала теребить узор, вышитый зеркальцами.

– Дживан не против.

– О-о-ох! – Слова дочери пролили свет на происходящее. – Чего ж ты хотела, если он столько времени живет один?! Наверняка нашел себе кого-то.

– Никого у него нет. Слишком занят.

– Ха! Занят! – Сарна ударила кулаком по подушке. – Они все так говорят, когда им нужен предлог для своих грязных дел. Сколько раз я тебя предупреждала, что мужчины – те еще хитрецы? Помнишь, когда ты говорила, что Дживан на работе, я всегда спрашивала: «Точно?» Вот что бывает, когда дочь не слушает мать. Хаи! Ну и угодила же ты! Хаи, мое сердце разбито! – Сарна заплакала. Вся ее жизнь пойдет прахом, если хотя бы тень позора ляжет на дочь.

Пьяри скрестила руки и ноги. При чем тут ее сердце? Почему она плачет? Ведь она ни разу не спросила, как у Пьяри дела, как ей живется.

Сарна вытащила платок из лифчика и вытерла глаза, потом высморкалась.

– Я уверена, если ты поедешь к нему и попросишь забрать документы, Дживан не станет возражать. Если ты извинишься и переедешь в Канаду, он согласится.

Пьяри изумленно уставилась на маму:

– Что ты такое говоришь? Извиняться? Мне?!

– Ну да, за то, что бросила его одного и уехала, – сказала Сарна таким тоном, словно давала самый разумный совет в мире. – Место женщины – рядом с ее мужем. Теперь твоя жизнь кончена. Кто ты без него? Да никто! Мужчинам не нужны постаревшие матери двух почти взрослых сыновей, имей в виду, им подавай молоденьких…

– Ми, прошу тебя…

– Нет, послушай. Ты должна знать правду. – Сарна положила руку на Пьярину ногу, будто хотела удержать дочь.

Правду! Пьяри отодвинулась. Да что она знает о ней?!

– Я понимаю, что в этой стране жить одной – нормально. Для нас же это проклятие. Тебе повезло, что у тебя сыновья, а не дочери. Девочкам бы ты не нашла достойных мужей. Никто не захочет родниться с семьей, где был… – Сарна на секунду умолкла, потом произнесла по-английски: – Расфод.

Пьяри посмотрела на аккуратно зашитую дырку в кожаной обивке дивана – благодаря ей родители купили выставочный образец с большой скидкой. Порванное место было священным – если дотронуться до него в присутствии Сарны, Вахегуру тебе поможет. Увы, Сарна не желала столь же бережно лечить раны дочери.

– Да и на детей нельзя положиться, особенно на сыновей. Теперь Амар и Арджун занимают все твое время, но скоро они поступят в университет, потом найдут работу, подруг, а про тебя забудут. Уж поверь мне. Погляди на своего брата – ах, негодник! – Сарна покачала головой, хотя в ее голосе слышалась любовь. – Они всегда бросают родителей. Что бы ты ни делала, ты их потеряешь. Мне ли не знать? Вот почему я призываю тебя подумать о своем будущем. Посмотри, как мучается Найна. Она так занята, что не может даже навестить семью! А как ты будешь жить? – Сарна положила на колени Пьяри взбитую подушку, чтобы та окружила ее мягкостью и заботой, каких мать дать не могла.

Пьяри даже не посмотрела на нее.

– Да. Я открою швейную мастерскую…

– Хаи! Ты живешь мечтами! Твой отец тоже взялся за тряпки, и погляди, к чему это привело!

Сарна заметила, как Пьяри забилась в угол дивана. Будь у нее хоть небольшой опыт в материнских ласках, она обняла бы дочь. Сарна выражала свои чувства только при помощи слов и специй. Да еще болезней – хотя ее организм читал этот монолог против воли хозяйки.

– Подумай о нас с питхаджи, – продолжала она. – О том, что мы сделали для своих детей, а потом посмотри, на что вы готовы ради семьи. Твой брат нас опозорил: никак не хочет жениться. Люди судачат почему. Каких только гнусных теорий я не наслушалась! Даже повторять противно. А теперь ты с этим расфодом! – Слово «расфод», точно ракета, с шипением вылетело из щели между ее зубами. – Что скажут наши знакомые? Хаи, вот пойдут чесать языками! До сих пор они молчали, потому что ты была замужем. Но стоит новости о твоем расфоде просочиться наружу, как поползут сплетни. Люди начнут выдумывать байки, скажут, что у тебя завелись приятели. – Сарна заметила Пьярин злорадный взгляд. – Хаи, как жалко, что в нашей семье больше нет ни одного врача!

Пьяри было больно слышать, как мама распространяется о любовных похождениях Дживана, а ее обрекает на вечный обет безбрачия. Неужели она действительно так безобразна и никому не нужна?

– Ты уже не в том возрасте, чтобы разводиться, – разглагольствовала Сарна. – Посмотри на себя. – Она пихнула дочь в бок. Ее стройное тело казалось Сарне болезненно худым, изящное лицо – изможденным, короткая стрижка – смехотворной, а нежные морщинки вокруг глаз – старческими. – Кто тебя такую возьмет? Подожми свой седой хвост и беги скорей к Дживану. Не то, попомни мои слова, он быстро найдет себе молоденькую красотку. А ты будешь гнить в одиночестве, считая гроши и кусая локти. – Вся ее забота о дочери вылилась в критику: эту привычку она выработала в себе сама и никак не могла от нее избавиться.

У Пьяри из глаз брызнули слезы. Она упала лицом на подушку. Сарна, тронутая этим проявлением чувств, выбежала из комнаты и вернулась с чашкой вермишели в сладком сливочном соусе. Опустившись на колени рядом с дочерью, она предложила ей севию – та только помотала головой.

Время шло, и люди забыли о Пьяриных неприятностях, ведь куда более громкие разводы то и дело потрясали сообщество. Сарна не успокаивалась: выходка дочери казалась ей грязным пятном на белоснежном семейном образе, кропотливо создаваемом долгие годы. Сарна мечтала купаться в лучах успеха своих детей, а вместо этого их ошибки напоминали ей о собственной слабости.

Однако время внесло некоторые перемены в ее отношение к разводу. Сарна вдруг осознала, что побывавшие в браке женщины прекрасно справляются и в одиночку, а многие счастливо выходят замуж во второй раз. Это заставило ее усомниться в своем утверждении, что «женщина без мужа – ничто». Разведенных с радостью принимали в любом обществе, даже сикхском, а по телевизору величали героинями. Сарне было странно видеть, как людские оплошности вдруг становятся достижениями и то, что она почитала крахом, оказывается триумфом. И хотя вся ее жизнь была вереницей подобных ошибок, ей не нравились перемены, ведь теперь она не могла столь же успешно играть удобную роль многострадальной жены. Выходит, Раджан, Пьяри и даже Найна считали ее слабой, а не сильной, раз она осталась с Карамом? Нет, это было невыносимо. Слабость – не та черта, о которой можно с гордостью рассказывать внукам и правнукам. Она столько жертвовала собой не ради того, чтобы какая-то глупая мода на права женщин в итоге разрушила ее репутацию.

Поэтому Сарна слегка пересмотрела свои взгляды на развод.

– Жаль, что я не бросила его много лет назад, когда мне впервые пришла в голову эта мысль, – стала она говорить дочерям. – Я хотела это сделать. Оставалось вот столько до развода. – Она крепко сжимала указательный и большой пальцы. – Я не смогла, ведь кто-то должен был подумать о вас, о моих детях. Вы для меня всегда были важнее.

Когда ее спрашивали, где бы она жила, Сарна невозмутимо отвечала:

– Как это? В Индии, конечно. Сестры приняли бы меня с распростертыми объятиями.

Лишь Раджану удалось однажды поставить ее на место:

– Что же ты сейчас не уйдешь, мам? Ты несчастна, отец тоже. Еще ведь не поздно все исправить.

Они стояли на кухне, куда Сарна затащила сына под предлогом помощи, а сама трещала без умолку о том, как мрачна ее жизнь.

Вопрос застал ее врасплох, и вместо ответа она стала быстро мешать рис, который только что достала из микроволновки. Почему она не уйдет от Карама? Ответ, давно созревший в ее сердце, много лет не давал ей даже подумать о разводе: потому что она боялась. Ведь, несмотря на все недостатки, Карам был ее ангелом-хранителем. Он с самого начала подарил Сарне новую жизнь, а теперь был удобной причиной всех невзгод. Без него Сарна не могла и представить свое существование. Признаться в этом она тоже не могла, поэтому молча повернула ход своих мыслей на сто восемьдесят градусов и вызывающе посмотрела на Раджана.

– Хаи Руба, да что это за сын такой? Смерти отцу захотел? Пожалей старика, Раджа. Твой питхаджи без меня не справится. Я живу с ним из милосердия.

Раджан открыл было рот, чтобы возразить, но Сарна туг же его остановила.

– Как бы то ни было, – быстро проговорила она, похлопав себя по голове, – вот здесь я уже давно разведена.

«Точно, – подумал про себя Раджан. – Разведена с реальностью».

34

– Почему у вас с Притпалом не было детей? – спросил Оскар.

Найна помрачнела:

– Не получилось. Мы пытались, возникли проблемы… с ним и со мной тоже. Врачи сказали, что мы не сможем иметь ребенка.

– Понятно…

– Я всегда хотела много детей, пять или шесть. – Найна встала и подошла к окну. Ее дом был совсем не похож на детский сад.

– Тебе, наверное, нелегко пришлось.

– Да… особенно после смерти Притпала. Мне было так одиноко. Я мечтала о ребеночке, хотя бы об одном. О единственном человеке, которому я была бы нужна. – Пышные волосы вокруг ее нежною лица напоминали море, потемневшее перед бурей. – Я так радовалась, что у меня есть работа. Молодец Притпал – заставил меня выучиться на медсестру.

Оскар встал позади Найны и обнял ее за талию. Она была намного ниже, так что ему пришлось нагнуться, чтобы опустить подбородок ей на голову.

– Мама так расстраивалась. Давала мне всякие советы. Ничего не помогало.

– Какие еще советы? – Оскар вообразил, как Сарна готовит жирную еду для успешного зачатия.

– У нее был особый способ, чтобы рожать мальчиков. Кенийская повитуха, Мина Маси, рассказала маме, что нужно делать. – Найна была рада, что Оскар не видит ее лица. При одной только мысли об этом методе она заливалась краской.

Он рассмеялся:

– Да ладно тебе, Найна, ты же медсестра! Должна понимать, что так не бывает. Предопределить пол ребенка можно только с помощью какого-нибудь генного вмешательства.

– Это был действенный способ. Мама говорит, так она родила Раджана.

– А что значит «способ»? – полюбопытствовал Оскар и развернул Найну к себе лицом. – Какая-то поза?

Она высвободилась из его объятий и поправила штору. Оскар стал упрашивать ее поделиться секретом. В конце концов Найна сдалась и поведала ему страшную тайну с условием, что он зажмурится, пока она будет говорить.

– Хм-м-м-м… – недоверчиво произнес он, открывая глаза. – И что, сыновья Пьяри так и родились?

– Нет. Мама не рассказала ей о формуле. – Найна села на голубой диван. За ее спиной висела фотография Притпала. Рамка была украшена гирляндой искусственных цветов.

– Странно. И нечестно.

– Я спросила Пьяри про эт, и она ответила, что ничего не знает. – Ее слова накатывались друг на друга, как любил Оскар. – Мне кажется, она расстроилась. «Тебе не нужны никакие формулы, у тебя два сыночка. Если бы ты рожала дочерей, мама обязательно бы все тебе рассказала», – говорила я. Не знаю, удалось ли мне ее убедить.

– Какая она странная, эта Сарна. Я никак не могу ее раскусить. – Он сел напротив Найны, потом, смутившись от немигающего взгляда ее мужа, устроился рядом на диване. – Как только тебе удалось уехать в Манчестер?

– Я жила с ней почти три месяца. Знаешь, мне хватило. – Найна покачала головой. – Просто осточертело. Сперва я думала, что на этот раз она меня пожалеет и я стану наконец ее дочерью. Но потом увидела, что не нужна ей. Понимаешь, не нужна. Младшая сестра – пожалуйста. А дочь – нет.

После такого решительного отпора Найна не смогла жить под одной крышей с Сарной. Мысли об обмане преследовали Найну даже вдали от Лондона, а находиться рядом с источником лжи было подобно смерти – как сидеть у бьющего ключа и не пить из него.

– Матушка не понимала, как мне одиноко, как плохо, – продолжала Найна. – Она пыталась доказать, что мне еще повезло. «Притпал оставил тебе приличное состояние, дом, да и детей у вас нет – такой камень с плеч!» Но мне не нужны были деньги. Я хотела любить и быть любимой. – Найна закусила губу. – В общем, Раджан и Пьяри помогли мне придумать отговорку, чтобы вернуться сюда. И вот я здесь. – Прежде чем Оскар успел ответить, она подскочила. – Хочешь чаю?

Он радостно закивал.

– Я сейчас принесу.

Оскар обожал ее чай. Даже домой стал покупать не «Эрл Грей», а «Пи-Джи типс», когда увидел, что она заваривает именно этот сорт, однако у него все равно получался темный и горький напиток. На его расспросы Найна всегда отвечала уклончиво.

На этот раз Оскар вошел на кухню как раз в ту секунду, когда она положила в его чашку пол-ложки меда.

– Я ведь не люблю сладкое!

Найна была явно раздосадована.

– Я же сказала, что сама принесу.

– Или это тебе? – Он улыбнулся.

– Нет, тебе, хитрец! Теперь ты знаешь, почему у меня получается так здорово. – Она нетерпеливо размешала чай.

Оскар отхлебнул – вкус был по-прежнему чудесный. Ему понравилась задумка с тайным подслащиванием чая – Найна исподволь делала его жизнь приятнее.

– Знаешь, на Ближнем Востоке есть страны, где хозяева таким образом показывают свое расположение гостям. Чем сильнее ты им нравишься, тем больше сахара положат тебе в чашку. И выпить нужно обязательно, каким бы сладким ни оказался напиток. Иначе обидишь хозяев.

– Худо же там приходится диабетикам! – Найна убрала в шкаф полупустую банку меда и виновато поглядела на Оскара. – Даже весь этот мед не выразил бы, как сильно ты мне нравишься.

– Если твой чай будет горький, как полынь, я выпью его до капли и все равно буду самым счастливым человеком на свете.

35

Раджан спустился по деревянной лестнице в подвал родительского дома. Темная пещера была забита вещами самого разного предназначения и размера. Слева, возле лестницы, стоял узкий стол Карама. На нем помещались инструменты, жестянки с кремом для обуви и коробка со щетками. Снизу разместились ведерки с краской. Раджан поискал взглядом соленые помидоры, за которыми его послала Сарна, но увидел только прислоненный к стене рулон красного ковра, а за ним пыльную гору коробок из-под обуви – труды Оскара, десятилетиями хранившиеся в подвале.

– Эй, Раджа? Ты нашел помидоры? Посмотри, они вон там! – крикнула Сарна, будто «там» было определенным местом. Как и тусклая лампочка под потолком, ее голос не мог осветить холодную пещеру.

Раджан с трудом пробился к большому стеллажу, забитому домашними консервами, и взял несколько банок с помидорами. Какой тут завал! Почему помидоры стоят на нижней полке, ведь домочадцы часто их берут? А эти огромные бутылки масла вот-вот свалятся сверху и все перепачкают! Раджану вдруг захотелось навести порядок. Он поставил помидоры на пол и взялся за импровизированную кладовую. Бах! Сзади что-то разбилось, стекло или фарфор. Вот черт! Просунув руку за полку, он обнаружил… что? Еще одна полка?

– Ты что-то расколотил? – Острый слух Сарны улавливал любой шум.

– Нет-нет, ничего. Все хорошо! – выпалил Раджан, увидев нечто весьма неприятное.

– Что ты там возишься? Мне нужны только помидоры.

– Да, мам. Уже иду. – Его слегка замутило. – Просто решил расставить…

– Не надо ничего расставлять, неси сюда банки!

– Ладно.

Раджан заметил, что глубокая полка, на которой якобы помещались сушеные пряности и травы, была двойной, У нее имелось потайное отделение – как и у всего в этой семье. Сдвинув помидоры, Раджан уронил какую-то кружку. Он нагнулся, вытащил осколки из-за стеллажа и увидел на них британский флаг. Все ясно. Несколько лет назад он видел такие кружки в доме чачаджи Гуру – в них дядя складывал все заработанные монеты, к которым сам никогда не прикасался.

Гуру Богатей не выносил мелочь. Ему была отвратительна даже мысль о том, чтобы дотронуться до кусочка железа, обошедшего сотни рук, которые, возможно, прикладывались к самым гнусным вещам. Поэтому он никогда не пользовался монетами и убирал их в кружки, которых за долгие годы скопилось огромное множество. Однако избавиться от них дядя не решался. «Какие бы деньги ни попали в дом, разбрасываться ими нельзя», – говорил он. Видимо, Сарна решила облегчить участь Гуру.

Раджан схватил фонарь, висевший над столом, осветил им заднюю полку и увидел там еще несколько кружек. На миг его взгляд затуманился. Черт! Он быстро затолкал осколки обратно в щель и грубо вытер глаза рукой, но это не помогло стереть оскорбительные образы, возникшие перед ним.

Мгновения его невинной юности вдруг обернулись гадкими сценами пособничества. Вот они в гостях у чачаджи Гуру, и мама почему-то просит отнести ее тяжелую сумку в машину. Вот он гордо заходит в комнату Сарны, помахивая листком с экзаменационными оценками, а она криком выпроваживает его за дверь. На кровати лежит белая кружка в зеленый горошек, а рядом – горка монет. Раджан видит все в мучительных подробностях. Ох, ну зачем он это вспоминает? Его двадцать первый день рождения. Сарна подарила ему сто фунтов и заставила поклясться, что он никому не скажет. Раджан тогда очень удивился, откуда у мамы столько денег. И даже спросил. «Это не важно, – ответила Сарна. – Просто возьми их. Твоя мать – умная женщина и ради своих детей пойдет на многое». Раджан подумал, что ему не стоит принимать подарок, и все-таки принял. Теперь при мысли о тех деньгах к его горлу подкатила тошнота. Он вспомнил все Сарнины стенания; мол, дети ее не ценят и не сознают, сколько бед выпало на ее долю, через что она прошла ради семьи. Раджан догадывался, на что она намекает, но не хотел видеть правду. Даже сейчас, обнаружив улики, он попытался о них забыть.

– Раджа?! – Нетерпеливый крик матери вывел его из оцепенения.

– Иду!

Он спросил себя: имеет ли он право умолчать о пустых кружках чачаджи Гуру? Вероятно, сама судьба толкает его к разговору по душам? Сколько можно участвовать в тайном семейном сговоре!

Он взял помидоры и выбрался из подвала. На кухне стояли запахи разных блюд. Влажные ароматы ударили Раджана в лицо, словно горячий воздух парилки. Он утонул в манящих объятиях Муската, который свернулся вокруг него клубочком мягких лент и попытался избавить от боли прошлого, соблазнив аппетитными радостями настоящего. Желудок Раджана одобрительно заворчал, во рту скопилась слюна, но голос матери разбил душистые чары:

– Ну что ты так долго? Разбил что-нибудь?

Раджан и не посмотрел на нее.

– Да вроде нет. – Он вручил банки сестре и отвел глаза. – У вас такой бардак. Что вы там храните? Мусор веков? Почему бы просто его не выбросить? Мне даже плохо стало, пойду подышу воздухом.

– Ведь обед готов! – Сарна показала на бурлящие кастрюли и сковородки.

* * *

Почему он солгал? Раджан быстро шел по улице. Он мог бы легко намекнуть Сарне о своей находке. Сказать что-нибудь вроде: «Да, кажется, я разбил какую-то кружку. Старую, бог знает откуда она там взялась. Мама, тебе давно пора избавиться от мусора, который ты хранишь на задних полках». Совсем нетрудно. Он осторожно показал бы, что все знает, и успокоил бы свою совесть. А мог бы обойтись с Сарной и более жестоко. Выложить перед ней осколки и заявить: «Мам, это кружка из дома чачаджи Гуру. Я случайно ее разбил. В подвале я видел и другие. Догадываюсь, где ты их взяла. Тебя можно понять, хотя ты поступила дурно. И меня зря впутывала в это дело. Теперь перестань притворяться, потому что я все знаю и не сержусь. Ты все равно моя мама, и я тебя люблю». Тем не менее ничего подобного Раджан не сказал. Что еще хуже, он соврал и молча ушел. Совсем как она.

Зачем Сарна сделала его своим пособником? Сама преспокойно забыла обо всем и играет роль мученицы, пока остальные живут в реальном мире и помнят, что она натворила. Раджан был в ярости, хотя некая незримая нить мешала ему поступить с матерью так же, как он поступил бы с любым другим вором. Ум юриста привык изучать улики и легко вынес бы вердикт: виновна. Однако сердце все усложняло. Оно вставало на пути разума и молило: попытайся войти в ее положение! И все же доверять своим чувствам Раджан не спешил. Однажды он уже понадеялся на них и был сильно разочарован. Именно сердце в свое время подсказало ему поступить на юридический, как того хотел отец. Раджан вообразил, будто университет поможет ему забыть о лжи, омрачившей детство. Но, свободолюбивый от природы, он не вытерпел строгостей закона. Его сердце подняло бунт против дисциплины и еще долгие годы болело, ведь Раджан подвел семью.

Когда Сарна стала называть его «юлист» вместо «юрист», он только посмеивайся. Сколько ее ни исправляли – все без толку. А потом эта оговорка начала его сердить. Понятно, почему маме так полюбилось слово «юлист»: сама-то она всю жизнь юлила и лгала, другой закон был ей неведом. Прежде Раджану не приходило в голову, что Сарна повлияла и на его выбор профессии – в сумеречном мире рекламы нельзя угадать, что правда, а что ложь.

Раджан дошел до площадки с воротами для крикета. Сколько лет он здесь тренировался! Это было еще до того, как жизнь стала сложной. Он развернулся и пошел обратно. Посреди улицы стояла Сарна. Ее вид, такой спокойный и мирный, когда внутри его все клокотало, снова разбудил в нем ярость.

– Обед готов. Пойди и поешь.

– Да, мам, уже иду, – сказал Раджан, однако его ноги, противореча словам, развернулись в другом направлении.

– По-моему, ты уходишь!

Раджан шел дальше.

– Обед стынет!

Он будто и не слышал ее.

– Ох-хо, кто-нибудь, скажите ему!

Раджан печально слонялся по площадке для игр. Время от времени он поднимал глаза на деревья возле родительского дома и хмурился. Обычно, выходя на улицу, он тут же забывал о драмах, которые разыгрывались внутри. Притворялся, что их не существует. Но на этот раз кирпичный викторианский фасад упрямо маячил перед глазами. Ноябрьский день оправлялся после утреннего ливня. Повсюду ветви и травинки, вздрагивая, стряхивали с себя воду. Легкие туфли Раджана насквозь промокли, и он тоже задрожал. В спешке он забыл надеть пальто и теперь храбро боролся со стихией в тоненькой футболке с длинными рукавами. К нему подошла Пьяри, похожая на живой бокал вина: ножка – узкие черные брюки, а на плечах шаль цвета бургундского.

– Можно мне прогуляться с тобой?

Раджан пожал плечами. Когда они отвернулись от дома, Пьяри заговорила:

– Ты из-за кружки Чачаджи Гуру расстроился?

Он остановился и поглядел на сестру.

– Ты знала?

– Раджа, она и моя мама. Мне ли не знать ее… привычек. Я тоже была ее соучастницей.

У него отлегло от сердца. Хорошо, что он не один. Сестра не только знала правду, но и чувствовала за собой вину.

– Ты ничего не говорила.

– Ты тоже! Думаю, она и тебя запугала. – Пьяри покачала головой.

– Как ты догадалась, из-за чего я ушел?

– Я не гадала. Мама послала меня в подвал – проверить, не разбил ли ты чего.

– Невероятно! Она решила, что я солгал!

Пьяри посмотрела ему в глаза.

– Так ты ведь солгал.

– Да, но как она могла даже предположить такое?! Лицемерка. Я думал, что помогу ей, если промолчу, избавлю всех от очередного скандала. Поверить не могу! Ты ей сказала что-нибудь?

– Нет, конечно.

– Зачем я только промолчал? – От досады Раджан ударил себя кулаком по ладони. – Мы все ползаем перед мамой на четвереньках, боимся ранить ее чувства, а она нас подозревает! Какая же она… какая… – Сразу несколько ругательств крутилось у него на языке.

– Раджан! – перебила Пьяри.

– Но это правда! Всю жизнь она обзывала папу скупердяем, а сама воровала у дяди! Не удивлюсь, если она до сих пор этим промышляет. В следующий раз, когда она подарит Амару и Арджуну десятку, имей в виду, благодарить надо Богатея.

Пьяри поняла, что брату хочется выпустить пар.

– Уверен, мама сейчас в подвале. – Он указал пальцем на землю. – Роется там, чтобы подтвердить свои опасения. И это несмотря на то что мы для нее делаем! Хоть бы она нашла эту чертову кружку. Жаль, что я не оставил осколки на месте. Надо было перебить все и вывести ее на чистую воду! А мы ходим перед ней на задних лапках – тошнит меня от этого! Хватит! Мы же потом и поплатимся за ее вранье. Я все ей скажу.

– Что? – Пьяри закуталась в шаль, пропахшую цыпленком и фенхелем. – Что ты ей скажешь? О кружках? О Найне? С чего начать? И чем закончить? А как же питхаджи? Ему ты тоже выдашь ее тайны?