Текст книги "Разбуди моё сердце (СИ)"
Автор книги: Полина Ветер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
Глава 10
– Я просто не верю, что это происходит на самом деле!
Катька, восторженно глядя на меня, разливает вино по бокалам.
Пожимаю плечами, улыбаясь. Я тоже не верю, мы не виделись тысячу лет.
– Нам столько нужно обсудить! Почему ты раньше не позвонила, я бы встретила тебя в аэропорту!
– Да брось. Зачем это… – Прячу за улыбкой чувство вины. – У тебя вон маленький, хорошо, что вообще свиделись.
– Знаешь, что, подруга! – Обиженно округляет глаза. – Если бы ты позвонила, я бы нашла время и возможность. К тому же, Пашке тоже иногда нужно давать встряску. А то он со своими лекциями и зачётами иногда напрочь забывает про сына и жену.
– До сих пор не верится, что вы поженились…
Это на самом деле так. Насколько я знаю Катьку, настолько же была уверена, что никогда они с Привольским не найдут общий язык. Но, видимо, я ошибалась.
Еще одна причина, по которой я не спешила связываться с ней по прибытию в страну: глядя на их счастливую семью, чувствую себя несчастной и ущербной. К тому же, испытываю неловкость, созерцая своего бывшего препода в «домашних условиях». Павел Валерьевич ведёт себя абсолютно одинаково, что на лекциях, что у себя дома, хоть Катька и просит называть его просто по имени.
Ни за что.
Это даже прикольно, когда величественный профессор в обычных домашних трениках с небритой моськой, предстаёт перед тобой с младенцем на руках, а ты обращаешься к нему всё так же по имени-отчеству в качестве стёба.
Идеально, как по мне. Тем более, что я одна из первых просекла его совсем не «преподавательские» чувства к Мироновой. Теперь уже Привольской.
– Паш, у нас девчачьи разговоры. Не мешайте нам с Мирошей, я попозже приду его укладывать.
Забавно, что Катька назвала сына Мироном, видимо, решила оставить в нынешней жизни хоть что-то от прежней.
– Даже не собирался. – Бурчит профессор, посягая на тесное пространство маленькой кухни. – Водички попьём и уйдём. Аферистки, тоже мне…
Кажется, годы студенчества были где-то в прошлой жизни и не со мной, но эти двое возвращают живые воспоминания, будто всё происходило вчера.
– Он реально такой самоуверенный? – Подруге хватило пары бокалов, чтобы щёки порозовели и вопросы стали откровеннее.
– Просто уже не знаю, куда от него деваться.
Несмотря на мои опасения, мы всё так же можем секретничать и вести личные разговоры, даже находясь в квартире моего бывшего препода, и не чувствовать никаких преград в общении.
Это моя Катька.
Она всегда была такой. Открытой, непосредственной и лёгкой.
Жаль, что я на время забыла об этом и думала, что с появлением семьи, её отношение ко мне изменится.
– Значит, ты ему нравишься… – Протягивает Миронова, как всегда в своей манере «философа». – А он тебе нет…
То ли спрашивает, то ли утверждает.
– Нет, конечно! – Возмущаюсь, ставя бокал на стол. – Ты бы его видела! Жуткий тип.
– Ну опиши его, раз у тебя нет фото. Мне же интересно.
Задумываюсь. Как бы поточнее описать Давида…
– Ну, он высокий… Накачанный… Бородатый… Черный весь, даже глаза. И совершенно не понимает слова «нет».
Катька задумчиво вертит бокал с вином в руке. Закидывает в рот виноградину.
– Определённо твой типаж. – Выдаёт после тщательных раздумий.
– Чего?
– Ну ты вспомни Крючковского.
– Миронова… – Предупреждаю её, хоть и знаю, этот бронепоезд невозможно остановить.
– Да что Миронова? Я вот бегала от своей судьбы, да не убежала. – Расплывается в блаженной улыбке, а мне становится грустно.
– Вы так и не общались больше?
Она спрашивает осторожно, но мне кажется, будто бросает порох в почти затухший костёр.
– Нет.
Допиваю бокал до дна. Чувствую, как хмель пробирает, нечасто пребываю в таком состоянии. Напиться со старой подругой – это лучшее, что могло случиться со мной за последнее время. Хоть я и не фанат алкоголя.
– Всё ещё болеешь по нему?
Мы с Катькой мало обсуждали мои отношения с Выскочкой. Но она далеко не дура, и сразу поняла, что между нами не просто дружба, тем более, когда увидела их с Ваней «мордобой».
Когда Димка уехал, я отдалилась от неё, пытаясь показать, что в моей жизни всё под контролем. Но она – единственный человек, кто примчался в аэропорт, чтобы проводить меня в новую жизнь.
И сейчас, сидя с ней на кухне, снова осознаю, какая же я хреновая подруга, на самом деле.
– Да нормально всё. У тебя-то как дела? – Перевожу тему, понимая, что никогда до этого напрямую её жизнью не интересовалась.
– Да как? Сижу с Мироном, как принцесса в замке. Пашка почти всё время на работе, хорошо, если воскресенье выпадает побыть с нами.
– Вы такие классные. – Выдаю свои эмоции, даже не пытаясь их скрыть.
Тут же хмурые брови подруги расправляются.
– Если честно, я не думала, что быть мамкой так прикольно. – Признаётся Миронова. – Ну, в смысле, раньше: дети – фу, отстой какой-то… А сейчас…Он каждый день что-нибудь новенькое выдаёт. Рожать, конечно, это полный трэш, но потом понимаешь, что оно того стоило.
– Я так рада за тебя… – Чувствую «ватность» во всём теле. – А с «ним» как? У вас такая разница в возрасте…
Миронова задумчиво опускает голову на ладони.
– Знаешь, поначалу, я думала, что это просто игра. – Задумчиво протягивает подруга. – Ну, типа, он такой взрослый, с малолеткой решил поразвлекаться.
– Все так думали. – Подтверждаю.
– А потом, я ему как-то говорю: «Павел Валерьевич, хватит ходить «вокруг да около». Если хотите секса, то я согласна. Так-то не девственница уже.»
Катька изображает картину их с Привольским разбираловки.
Мы обе ржём, как ненормальные, рискуя разбудить Мирона.
– А он? – Выдавливаю сквозь истерику.
– А он: «Миронова…» – Передразнивает профессора. – «Быстро сядь в машину. Пока я тебя с курса не отчислил!»
Вряд ли ему бы это удалось. Кроме английского у Катьки проблем с учёбой не было.
– Ну и дальше? – Восторженно предвкушаю.
– А что дальше? – Катька поправляет свои выкрашенные в непривычный «натуральный каштановый» волосы. – Пришлось сесть. Я ж, типа, напугалась.
Мне так хорошо, слушать историю любви подруги, даже забываю о своих проблемах на время.
– А потом он везёт меня в эту квартиру и такой говорит: «Не выйдешь отсюда, пока мы не поговорим!».
– Ну и как? Поговорили?
– Да какой там! Трахались, как кролики, до утра. Потом вещи с общаги собрала и к нему переехала.
– Ну вы даёте! – Я правда под впечатлением.
Никогда бы не подумала, что эти двое могут быть вместе, несмотря на нескрываемый интерес профессора к моей подруге.
– Ты счастлива? – Спрашиваю неожиданно даже для себя.
Наверное, мне хочется, чтобы у неё всё сложилось лучше, чем у меня, просто потому, что она этого достойна.
– Вот иногда… мне хочется его прикокошить, честно. – Отвечает Катька. – Особенно, когда задерживается на своих «сдачах». Как представлю, сколько девиц готовы перед ним ноги раздвинуть ради зачёта, просто с ума схожу.
– Да уж… – Выдыхаю, представляя эту картину. – Тяжело, наверное…
– Но, знаешь… – Снова её пьяное лицо осеняет. – Когда Пашка приходит домой, целует меня, сына… я готова ему всё простить. И задержки, и этих куриц самонадеянных. Я его никому не отдам. Хера там. Пусть слюной подавятся.
Наши блаженные моськи надо снимать на камеру.
– Как думаешь, он способен мне изменить? – Катьку вдруг понесло не в ту степь.
– Да ты что! Уверена, что нет.
– Ты хоть понимаешь, как эти сучки опасны? – Её сморщенные брови не сулят ничего хорошего.
– Ты посмотри на Привольского. – Шепчу ей, как шпион. – Думаешь, он стал бы терпеть меня в своей квартире, если бы ты не была ему так дорога?
Мы снова прыскаем и смеёмся, как полоумные. Пьяные бабы – это адская машина.
– Это точно. – Сквозь смех выдавливает Миронова. – Пашка говорил, что только ради того, чтобы со мной замутить, тебе зачёты ставил.
– Чегоооо? – Праведный гнев во мне растёт, как на дрожжах.
– Так, девушки. – Профессор появляется на кухне, как призрак. – Пора уже баиньки. Зайцева, ты у нас остаёшься?
Обращение по фамилии больно бьёт где-то в области сердца. Но у нас назревает один не решённый вопрос.
– Я тут услышала, профессор, что оказывается, ради достижения расположения Мироновой, вы мне зачёты ставили автоматом!
– Всё ясно. – Трезвый Привольский, как всегда в своём репертуаре заучки. – Катя, Мирона я уложил. Пойдём в кроватку, милая, а то ты уже чушь какую-то начинаешь нести.
Подруга возмущённо пытается сопротивляться.
Умилённо наблюдаю за этой картиной.
– Да ладно, Павел Валерьевич, я не в обиде. – Сглаживаю углы. – Такси сейчас вызову.
– И вообще! – Пьяная Катька – страшная сила. – Ты мне тут не указывай. Сейчас Алинку провожу и приду!
Она тянется губами, как у утки, и чмокает Привольского в губы, заросшие усами и бородой.
Просто невероятная парочка.
– Иди уже, провожальщица! Спать ложись! – Профессор не отстаёт и пытается утихомирить Катьку.
– Ладно, я пойду, а то вы разругаетесь из-за меня ещё…
Миронова не позволяет мне выйти из квартиры, пока не удостоверится, что такси ожидает у подъезда.
Привольский молча наблюдает за нашими долгими пьяными прощаниями с обещаниями в скором времени повторить сегодняшние посиделки.
Я спускаюсь к машине с ощущением, что вернулась в прошлое. И оно настигает воспоминаниями, которые я хочу скрыть.
Или повторить.
Просто я пьяна.
И не соображаю, что творю.
Уже через сорок минут я стою у калитки Давида.
Глава 11
– Проснулась, красавица?
Грохочущий голос настигает вместе с моим вылуплением на свет.
То есть пробуждением.
Или точнее будет сказать: восстанием из преисподней.
Потому что по-другому своё состояние не могу описать.
Во рту пустыня с привкусом грязных мужских носков, в голове – тикающий таймер бомбы и пульсирующая боль.
Господи, что со мной случилось?
Почему мне так хреново?
И кто этот мужик, что так бессовестно смеет врываться в мой сон голосом, сродни звону колокола?
Приоткрыв один глаз, осматриваюсь.
Тааак…
Я точно не дома и даже не у Ромки.
Это катастрофа.
Полностью распахнув веки и ощутив при этом адскую боль в висках, я понимаю, что интерьер мне знаком. Как и индивид, что нарушил мой покой, восседающий на высоком табурете с чашкой кофе.
Это, блядский стыд, тот самый Давид, от которого я должна держаться как можно дальше!
Бессильно роняю голову обратно в обивку дивана, на котором моя тушка распласталась в позе «ласточки». Всю боль и нелепость происходящего выражает мой мучительный приглушённый стон.
– Нет, ну я так не играю! – Задорно басит Давид. – Ты уже проснулась, так что, давай, открывай глазки, протирай личико и, может, мы продолжим то, на чём вчера остановились?
Что?
Нет…
Я не могла сделать то, о чём сейчас подумала.
Почему я ничего не помню?
Вроде я садилась в такси у дома Привольских, а потом…
Бред какой-то.
Кое-как отскребаю себя от дивана. Сажусь. Первым делом осматриваю себя. Голова кружится, неужели я так много выпила вчера?
Одежда на месте, кроме майки, которой рядом нигде не удаётся обнаружить.
Давида все мои действия явно забавляют.
Он внимательно следит за мной и не пытается ни помочь, ни воспрепятствовать.
– Где моя одежда? – Мой хриплый голос больше похож на скрип старой калитки.
– Это та тряпочка, что абсолютно ничего не прикрывает? – Нагло ухмыляется.
– Всё она прикрывает. – Недовольно выплёвываю. – Где моя футболка?
– Вероятно там, куда ты её вчера выбросила, когда пыталась изобразить страстную кошечку.
– Кого? – Переспрашиваю.
– Ну или самку взбесившейся обезьяны… – Потирает пальцами подбородок, явно пытаясь вывести меня из себя. – Даже не знаю, с кем сравнить твоё странное поведение…
– Давид… – Выдыхаю, пыхтя, как паровоз, потирая переносицу. – Я не знаю, что вы имеете ввиду своими словами, но сейчас у меня очень сильно болит голова, и есть непреодолимое желание вышагнуть с окна многоэтажки от стыда за своё поведение, что бы я там вчера ни делала…
– Только не говори, что ничего не помнишь.
Наглая улыбочка не сходит с его лица.
Пристрелите меня, я точно потеряла разум где-то у подъезда бывшего препода, раз умудрилась притащиться к этому индюку.
– Отрывками и очень расплывчато. – Отвечаю, стараясь держать лицо, насколько это возможно, сидя перед ним в одном лифчике.
Хорошо, хоть бельё на мне. Ужас какой-то, а не утро, сегодня…
– Таблеточку?
– Лучше отдайте футболку. Я поеду домой.
– Ну уж нет. – Давид меняется в лице. Становится серьёзным. – Ты посмела явиться ко мне ночью в невменяемом состоянии, трясти своими прелестями перед взрослым мужиком, практически предлагая себя, как распутная девица, оскорбить меня несколько раз, осыпать угрозами… Я еле угомонил тебя, фактически придавив к этому дивану. Алина, ты считаешь, что можешь сейчас просто уйти и не иметь последствий к своим действиям?
Горло перехватывает от его слов. Нет, я не могла так себя вести… Или могла?
Господи… ну почему со мной всегда что-то такое случается?
– Я прошу меня извинить. – Хрипло выдавливаю из себя. – Конечно, если я действительно так себя вела, это просто ужасно…
Мужчина ставит чашку на стол. Поворачивается всем корпусом, скрещивая руки в замок.
– Ну давай. Продолжай представление. Снимай одежду и покажи, что ты можешь мне предложить.
Сначала я даже не до конца понимаю, что он имеет ввиду.
Просто молча сижу, пытаясь прийти в себя.
– Ты потеряла моё уважение, как только появилась здесь ночью. – Поясняет Давид. – Поэтому, я имею право сейчас сделать с тобой всё, что захочу, а потом выкинуть из своего дома.
Охренеть.
Вскакиваю, снова ощутив раскаты грома в больной головушке, но сейчас уже реально не до смеха, надо делать отсюда ноги.
– Я сама уйду.
Хрен с ней, с футболкой. Комплексами не страдаю, в крайнем случае, повеселю таксиста.
– Не так быстро. – Давид преграждает мне путь своими широкими плечами.
– Давид, я ещё раз прошу прощения. Мне нужно идти, пропустите.
Пытаюсь воззвать к здравому смыслу и порядочности в этом мужике. Но ему видимо, такие понятия не знакомы.
– А я сказал, ты останешься.
Он хватает меня за руку и тащит обратно к дивану. Бросает на него, как тряпичную куклу. В этот момент мне становится страшно.
Надо же быть такой непроходимой дурой!
– Давид! Отпусти меня, пожалуйста. Я всё поняла, больше никогда не побеспокою тебя.
– Помолчи. – Навалившись на меня, заводит руку за спину и пытается расстегнуть мой лифчик.
Юбка бесстыже задралась, открывая обзор на мои трусы, хотя, думаю, он уже вдоль и поперёк всё успел рассмотреть.
– На меня смотри, не трепыхайся! – Выдавливает он, подавляя мои копошения.
Вряд ли у меня есть шанс побороть такого здоровенного мужика, но я до последнего буду сопротивляться.
Как я вообще могла подумать, что могу ощутить с ним что-то особенное?
Вот сейчас спектр ощущений просто феерический.
– Пожалуйста… – Умоляю я, но его мои слова вообще не пронимают.
Давид возится с застёжкой, а я пытаюсь вырваться и, в какой-то момент, заряжаю ему локтем прямо в глаз. Мужчина шипит и хватается за пострадавший орган, а я пользуюсь секундой замешательства и выныриваю из-под него на пол.
– Вернись сейчас же! – Слышу вдогонку, уже пересекая холл и толкая дверь на улицу.
Он бежит за мной.
Но адреналин в моей крови настолько зашкаливает, что сейчас выдаю просто спринтерскую скорость.
Главное, выбраться из этого дома, а там я подумаю, что дальше делать.
Как только оказываюсь по другую сторону калитки, меня охватывает паника.
Слёзы застилают глаза, и в каком-то полубреду перебегаю на другую сторону дороги.
Отчаянно жму на звонок. Молю бога, чтобы кто-нибудь из четы Крючковских оказался дома. Они знают меня и, конечно, я не надеюсь на то, что мой вид не натолкнёт их на неприличные мысли.
Просто мне необходимо выбраться отсюда, а для этого нужен телефон.
Все мои вещи остались в доме Давида. Хорошо, я хотя бы умудрилась оставить документы дома, прежде чем поехать к Мироновой.
Давид не выходит на улицу за мной, видимо, не хочет пятнать репутацию, средь бела дня кто угодно может застукать потрясающую картину.
После нескольких долгих, как мне кажется, попыток достучаться и дозвониться в дом хорошо знакомых мне людей, калитка распахивается, пуская меня внутрь территории.
Я бодро, насколько это возможно, шагаю к дому, прикрыв руками грудь и сгорая от стыда.
Но уже на полпути останавливаюсь.
Нет.
Жизнь не может так меня наказать за то, что я просто перебрала с алкоголем…
– Алина?!
Мужчина удивлённо таращится на меня, изображая беспокойство и шок.
– Выскочка… – Выдыхаю я безжизненным шипением.
И тут же ощущаю бессилие, опуская руки и падая на колени.
Дальше лишь слабость и темнота, на которые моё тело ложится и чувствует комфорт…
Безмятежно парю, как облачко, над бренным миром, и не хочу возвращаться в реальность…
Глава 12
Дима
Дома у родителей – настоящий рай.
Будто в детство попал: мать суетится, пытаясь накормить меня и угодить, отец – горделиво держит осанку, показывая, что ещё «ого-го» и рано списывать его со счетов, хоть и выхватывает периодически от супруги за непослушание и нарушение режима.
Я в России всего полтора дня, а уже чувствую, как дышится свободнее, и даже летний зной не омрачает моего настроения, скорее наоборот: отлично сочетается с прохладой воды в бассейне, что установлен во дворе.
Выныриваю, подплываю к бортику и беру из маминых рук запотевший стакан с лимонадом.
– Как он? – Киваю в сторону дома. Конечно, она понимает меня.
– Держится. – Вздыхает. – Ты же знаешь отца… работа для него – главное в жизни. Лишиться того, чем дышал каждый день, очень сложно, милый.
– Ну он же не лишился всего, у него есть дом, охотничий клуб, а самое главное – ты.
Мама улыбается и берёт полотенце, чтобы протянуть его мне:
– Ты стал таким взрослым, Дима… – Задумчиво, глядя на воду. – Как дела у Дианы?
– Всё хорошо. Готовит новый проект.
Вылезаю из бассейна и вытираюсь. Пью домашний лимонад и чувствую себя свободным.
– Лучше бы она сосредоточилась на семье… – Мама приверженец политики: «муж – голова, жена – шея».
– Диана свободный человек, я не собираюсь привязывать её к дому и требовать безоговорочного внимания к себе.
– В некоторых случаях это не так уж и плохо.
Я знаю, что мама желает мне счастья и пытается вложить в мою буйную головушку понятия привычных ей семейных отношений. Она не против Дианы, но думает, что та слишком богемная и светская, чтобы подходить для истинного супружеского счастья.
Что ж…
Это мой выбор.
Пусть и сделанный не по воле чувств, а путём рационального решения.
У нас отличный брак: без претензий, истерик и лишних ограничений.
– Вам с отцом просто повезло встретить друг друга. Больше в мире таких пар не существует. – Утверждаю, потому что сам верю в это.
Вряд ли сложный характер папы могла вытерпеть любая другая женщина, и настолько же мало вероятно, что кто-то мог быть настолько счастливым рядом с ним, как моя мать.
Мама смущается, но отмахивается от моих слов.
– Конечно, тебе виднее. – Забирает пустой стакан. – Ещё что-нибудь хочешь?
– Нет, мам, спасибо. Я отдохну в своей комнате. Поностальгирую… – Вздыхаю мечтательно. – Когда ещё приеду в следующий раз…
Во взгляде женщины мелькает мимолётное беспокойство. Но оно быстро сменяется мягким выражением.
– Конечно, милый. – Улыбается она и подходит, чтобы обнять меня. – Я так счастлива, что ты приехал!
– Я тоже очень скучал. – Целую светлую макушку.
Всё-таки дома так хорошо…
Я уже и забыл это ощущение.
***
В этой комнате всё осталось прежним.
Кровать, полки с книгами, стол и шкаф.
Гитара, купленная «для понта» – так и не научился на ней играть.
Мои школьные и институтские трофеи, выставленные на полке в хронологическом порядке.
Как бы я не пытался охранять своё свободное пространство в виде этой комнаты, мама всегда наводила здесь свой порядок.
И сейчас я вижу, что на кубках нет пыли, а моя школьная футбольная форма всё так же висит в шкафу, всё ещё хранящая зелёно-коричневые пятна от газона.
Это мамина «территория гордости».
Нельзя её за это винить, но, когда я поступил в универ и переехал в квартиру, она долго обижалась.
Никак не могла понять, почему я хочу сбежать от родителей и не хочу делить с ней эти «радости».
Я один ребёнок в семье, и всё внимание матери всегда было направлено на меня.
Отец по большей части жил работой. Прямо, как я сейчас.
Но зато он поддерживал мою самостоятельность, и в обмен на подработку в его фирме, позволял пользоваться привилегиями собственного жилья, хорошей машины и практически «безлимитным» счетом на карте.
Мне повезло иметь хорошую семью.
Надеюсь, что моя собственная, когда-то, станет хотя бы похожей.
Вчера у меня не было возможности как следует насладиться ощущением ностальгии в этой комнате, ведь мы с отцом решали насущные вопросы, да и мать отпустила уже за полночь, слушая мои рассказы про жизнь в штатах, после чего я отрубился и спал до утра, как младенец.
Поэтому сейчас с невероятным ощущением открываю ящики и возвращаюсь обратно в своё беззаботное прошлое, в котором самым важным было выиграть матч и позлить Зайца.
Я снова вспоминаю о ней с замиранием сердца.
Моя первая настоящая любовь, которую я осознал, только когда покинул страну.
Четыре года пролетели так быстро и так мучительно…
Как ты сейчас живёшь, моя капризная девчонка?
Есть ли кто-то, ради кого тебе хочется возвращаться из всех этих бесконечных путешествий?
В одном из ящиков стола обнаруживаю блокнот, о существовании которого не помню.
Может мать положила нечаянно свой, или это из школьных ещё, о котором уже забыл.
В мире телефонов и планшетов так чудно брать в руки обычный блокнот, это даже вызывает какой-то трепет.
Я открываю лишь первую страницу и сразу ощущаю, как замирает всё внутри.
Титульный лист изрисован надписями и какими-то вензелями.
Почерк с завитушками явно непохож на мой строгий и отрывистый.
На самом первом развороте крупными буквами изображено:
«Ненавижу Выскочку!»
У меня останавливается дыхание от осознания того, что я сейчас держу в своих руках.
Это ведь тот самый дневник, на который мы поспорили с Зайцевой.
Но как он попал в эту комнату?
Разум разрывается между желанием срочно спросить у матери, знает ли она что-нибудь об этой находке, и непреодолимой тяге прочитать всё написанное здесь от начала до конца.
Мне страшно.
Я признаюсь, хоть такое бывает со мной нечасто.
Но сейчас переживаю так, будто от того, что я сделаю, зависит вся моя дальнейшая жизнь.
