Текст книги "Альбер Ламорис"

Автор книги: Полина Шур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

По знаку укротителя музыка останавливается. Наступает решающий момент программы: хищные звери войдут сейчас в клетку. Укротитель кричит: приведите львов! И именно в это время Фифи появляется на четвереньках на дорожках цирка. Взрыв общего смеха – ждали льва, а пришел клоун! Клоун в кепочке и пиджаке, с таким уморительно–наивным выражением лица! Смех усиливается. Но рычание заглушает его. На своих табуретах заняли места львы. Они показывают Фифи клыки, выпускают на него когти. Публика в восторге: вот клоун, который по–настоящему смешон. Свистит хлыст укротителя, и озадаченные львы выходят из клетки. А к Фифи снова возвращается мужество. Он прекрасно входит в свою роль – скачет с одного табурета на другой, издает рычание и делает вид, что показывает укротителю клыки. Укротитель ничего не понимает, а смех и аплодисменты усиливаются. Это настоящая победа Фифи–клоуна.

Но победа эта кратковременна, ибо Фифи – не клоун и не шутник, а вор, преследуемый полицией. И укротитель догадывается об этом.

Но в цирке переполох: разбился человек с крыльями (человеку прикрепляли крылья, и он летал), нет «гвоздя» программы. И укротитель решает сделать Фифи человеком–птицей. Фифи хватают, кладут на стол и делают операцию – прилаживают к спине крылья.

Теперь его нужно научить летать, как других учат плавать. Но у него ничего не получается, работает ли он локтями, пытается ли прыгнуть с трамплина пли взлететь с разбега. Он не умеет летать, да и вообще не очень хорошо представляет себе, какую роль он должен играть. Ходить по земле, красть часы – это у него получается. Но летать…

А в цирке уже злятся. Срывается номер. И Фифи ставят на высокий трамплин и говорят ему: прыгай!

Высоко наверху дрожит, как лист, Фифи–птица. Но внизу появляется девушка–наездница. Она притягивает его взглядом голубых и ясных, как лазурное небо, глаз. В порыве восхищения Фифи делает к ней шаг – и летит. Опустившись перед девушкой на землю, он работает локтями, а крылья в такт поднимаются и опускаются. Ему это очень нравится, девушке тоже. Публика довольна. Фифи победил. Так клоун стал человеком–птицей.

Но укротитель, снедаемый ревностью (он был возлюбленным девушки), замышляет против Фифи козни. Он натравливает на Фифи (теперь уже – Фифи – Перышко) собаку, и Фифи вынужден бежать от неё. На пути его попадается высокая стена, которую он пока не может перелететь. А собака уже близко. В последнем усилии взбирается Фифи на стену, но собаке удается сорвать с него – какой стыд! – его брюки.

А по другую сторону стены – прекрасный сад, на лужайке которого разложено для просушки белье. Ночная рубашка приходится Фифи как раз впору. Но внезапно из–за кустов появляется перед ним маленькая девочка.

– О! Ангел!

– Я! Ангел? Хм! Не совсем так!

– Но если ты не ангел, то кто же ты?

– Ангел! Какая идея! А почему нет? Это правда, у меня вид ангела. Поистине, устами младенца…

Фифи подходит к пруду, складывает руки на груди и смотрится в свое отражение. На него глядит улыбающийся белый ангел.

Довольный, он покидает девочку и летит. Ему любопытно смотреть на землю сверху, но вскоре он устает. Высота утомила Фифи–ангела, и он возвращается в цирк.

– Действительно, у тебя вид ангела, – говорит ему наездница. – Я сошью тебе ангельский хитон.

Но, несмотря на белизну хитона и крыльев, Фифи не настоящий ангел по своей сущности – ведь у него осталась страсть к карманным и каминным часам! И эта страсть подчас толкает его на весьма прискорбные поступки. Ибо, летая то тут, то там, он легко входит через окна домов, даже очень хорошо охраняемых, и… понятно, что он там делает.

Но сегодня его намерения почти чисты: сегодня он крадет лишь одни очаровательные часы, которые он подносит наезднице. Девушка растрогана.

– Этот маленький подарок, – говорит ей Фифи, – пришел прямо с неба.

Довольные друг другом, Фифи и наездница раскачиваются на трапеции. Но в этот момент в цирк входит укротитель. При виде Фифи он приходит в бешенство и разбивает прекрасные часы своего соперника.

Опечаленная наездница спрыгивает с трапеции, но, ударив о землю крылом, Фифи утешает ее:

– Я подарю тебе другие часы, которые я принесу с неба… или из другого места.

И Фифи вновь улетает из цирка. Пролетая над рекой, он вдруг слышит крик: на помощь!

А надо сказать, что когда владельцы очаровательных настольных часов проснулись и обнаружили пропажу, они начали ссориться: жена считала, что муж спрятал эти часы, чтобы доставить ей несколько неприятных минут. Они отправились на реку, но и в лодке женщина продолжала упрекать своего мужа. Раздраженный несправедливыми обвинениями, он внезапно встал; лодка наклонилась, и женщина упала в поду.

Тут–то и подоспел Фифи. Как истинный ангел, предстал он перед глазами ошеломленного мужчины и барахтающейся женщины и спас ее. Но что он видит на ее запястье? Великолепные часики!

– В них попала вода, доверьте их мне, я их починю!

И Фифи летит в часовую мастерскую. Дверь ее заперта, и ангел входит через окно. Ужасное зрелище! Часовщик повесился! Быстро! Фифи снимает его с крюка, кладет на постель и пробуждает к жизни, отпуская тому несколько пощечин. Наконец, часовщик открывает глаза и видит… улыбающегося ангела. Это рай. Он рассказывает ангелу свою несчастную историю: ему не дано жениться на девушке, которую он любит.

А в это время плачет, запертая в стенах замка, прелестная Мари – Ноэль.

– Какая я несчастная! Мой отец не хочет, чтобы я вышла замуж за моего дорогого часовщика. Боже мой, помоги мне!

И тут Фифи – Перышко появляется в окне.

– О, спасибо, мой Боже! (слезы тотчас высыхают). Скорее, милый ангел, возьмите меня на руки, и полетим к часовщику.

– Но это невозможно!

– Это запрещено?

– Нет… но… ваш вес…

– Я слишком толста?

– Нет, этого я не хочу сказать. Вы очаровательны, но, несмотря ни на что, я не могу лететь с вами на руках.

Ну, а пока они разговаривают, входят отец и брат Мари – Ноэль.

– Что это за создание с телом человека и крыльями птицы? Кто мне объяснит присутствие здесь этого летающего животного?

– Но, папа, это ангел!

Однако Фифи – Перышко предпочитает скрыться, не вдаваясь в подробности. Отец бросается за ним в погоню по бесконечным лестницам и коридорам. Ангельский вид самозванца не производит на него никакого впечатления. Схватив ружье, он бежит за Фифи из зала в зал.

Фифи – Перышко понимает, что его настигает опасность и что нужно спасаться как можно быстрее. Но внезапно – о чудо! – он оказывается в комнате, где собрана самая прекрасная в мире коллекция старинных часов. Такую он никогда не видел! Фифи совершенно потрясен. Здесь висят часы всех эпох. Они показывают разное время и играют, звенят не в унисон. Но их мелодия – мелодия многих эпох, многих времен. И Фифи с наслаждением слушает музыку, наблюдает за фигурками птиц и женщин, двигающихся на часах. Он готов был бы находиться в этой комнате бесконечно.

Но блаженство его быстро кончается, потому что до этой комнаты добирается, наконец, отец Мари – Ноэль, который целится прямо в Фифи. Фифи прикрывается великолепными часами – с амуром наверху – и вылетает через открытое окно.

– Какая жестокость, – говорит он сам себе. – Этот человек не заслуживает обладания таким шедевром. Я подарю часы наезднице. Ах! Пуля ударяется прямо в чудесные часы, которые разбиваются на тысячи кусков.

Осколки дождем падают на крышу проходящей машины. Тотчас же стволы ружей показываются из машины, и гремят выстрелы. Заинтригованный, Фифи – Перышко решает последовать за этим экипажем, пассажиры которого, мягко говоря, вспыльчивы. Машина останавливается у заброшенного поместья. Три человека выходят из нее и проникают в дом. Фифи, конечно, влетает через окно, наблюдая за столь странными личностями. Один из них открывает чемодан, и клад из ожерелий, колец, часов оказывается на столе. Какое богатство! Но эти люди… это же гангстеры! Фифи влетает в комнату и подходит к презренным негодяям. Его взгляд ужасен. Это то, что представляют себе, думая о дне Страшного суда. Воры приходят в мистический ужас (они вспомнили заповедь «не укради»), падают к ногам «ангела», клянутся ему, что больше не будут красть. Фифи же говорит им: красть можно, но только для бога. И счастливые воры поют гимн: мы будем ворами самого господа бога.

– Прежде всего, – говорит им Фифи, – я реквизирую ваши вещи.

И он сгребает драгоценности в платок.

– Я должен наказать отвратительного коллекционера часов. А затем мы вознаградим юную наездницу, чья добродетель привлекла внимание неба.

Воры садятся в машину, а Фифи, их ангел–хранитель, договорившись с ними о следующей встрече, летит дальше. Он попадает в женский монастырь и садится отдохнуть в спальне, где спят молодые красивые девушки. Те просыпаются и визжат от восторга – к ним прилетел ангел! Они дергают его за перья, несмотря на его крики, и тут Фифи роняет платок с драгоценностями. Девушки кидаются на драгоценности, вырывают их друг у друга, примеряют перед зеркалом. Никто не слушает его, когда он говорит, что все эти украшения – для другой женщины. Опечаленный, он прилетает, наконец, в цирк. Он устал. Наездница выходит к нему и просит больше не улетать. Он говорит ей, что улетит только один раз, привезет ей подарок.

Скоро он улетает, встречается с ворами и подводит их к замку. Он передает им все часы из старинной коллекции, и, поначалу обрадованные, воры разочаровываются, узнав, что часы эти – наезднице. Но что поделаешь, так хочет господь бог. Воры и Фифи подъезжают к цирку. Ошеломленный, смотрит укротитель, как три человека, нагруженные часами, сгибающиеся под тяжестью часов всех форм и всех стилей, направляются к фургону наездницы. Что же видит укротитель? Может быть, это наваждение? Фифи – Перышко и девушка нежно улыбаются друг другу под концерт тиканья и хрустальных мелодий.

На этот раз укротитель не может сдержаться. Как бешеный зверь, хватает он часы, которые становятся в его руках опасным метательным снарядом.

Укротитель бросает на пол самые красивые часы, а вслед за этими летят, ударяют друг о друга, трезвонят будильники, настольные, башенные часы. Бандиты исчезают. Укротитель и Фифи – Перышко остаются одни в этой своеобразной битве часами разных эпох.

Вдруг укротитель поднимает огромные круглые часы и идет на Фифи. А Фифи приспособил тем временем острую подставку для часов как копье, а циферблат – как щит. И когда укротитель поднимает над головой часы, чтобы кинуть их в юношу, Фифи со всей силой вонзает копье… в живот – да, это очень прискорбно для самого Фифи, который предпочитал бы жить без насилий, – в живот укротителю, и тот от неожиданности и от боли опускает с размаху корпус часов прямо себе на голову. Укротитель начинает выплевывать винтики, которые попали ему в рот – кажется, что он весь начинен этими винтиками.

Внезапно звучит сирена полицейской машины. Полиция, наконец, обнаружила местопребывание Фифи–вора.

Фифи предпочитает не встречаться с представителями закона и скрывается в более милосердных небесах. Укротитель организовывает охоту на ангела.

Фифи устает от того, что летел слишком быстро, и опускается на поле ржи, но машина совсем близко, и, собрав последние силы, Фифи вновь устремляется в небо. Каждый взмах крыльев вызывает у него гримасу боли. Мало–помалу он выдыхается. Куда же приземлиться? Может быть, эта большая ферма даст ему убежище? Но преследователи, число которых все растет, уже вторглись во двор. Тогда Фифи вскакивает на лошадь и проносится мимо остолбеневших врагов. Славная лошадь страшно горда – она чувствует себя возвышенной до звания Пегаса – знаменитого крылатого коня, и несется во весь дух по земле. Далеко позади вереница машин, едущая по проторенной дороге. Двигатели нагреваются, амортизаторы стучат, пассажиры подпрыгивают, стукаясь головами о крышу. Но укротитель не сдаётся. Он отдает приказания, вопит, поощряет своих спутников, и странные моторизованные охотники, в облаках пыли, постепенно уменьшают дистанцию, которая отделяет их от беглеца.

Лошадь теряет самообладание и… внезапно налетает на высокую изгородь, огораживающую поле. Фифи перелетает через неё и падает носом в кремовый торт, приготовленный для пикника молодыми людьми. У одного из них есть велосипед, и Фифи, не колеблясь, этот велосипед заимствует.

Крылатый велосипедист с белым от крема лицом работает педалями изо всех сил, но и преследователи не унимаются. Фифи – Перышко, которому не занимать хитрости, взлетает вместе с велосипедом и… приземляется на верхушке водонапорной башни.

А внизу суетятся и кричат его преследователи. Они зовут пожарных. Но самая длинная их лестница все–таки слишком коротка, и струя воды оказывается именно такой длины, чтобы освежить Фифи ноги и возвратиться к пожарникам.

Внезапно слышится глухое гудение. Это летит вертолет с жандармами. Снова надо убегать. Собрав последние силы, Фифи поднимается в облака, где его теряют из виду. Но от густого тумана крылья Фифи – Перышко тяжелеют и страшно болят лопатки. Усталость заставляет его начать снижаться. Наконец, и прорыв в облаках. Внизу, более чем на тысячу метров – безграничное, сверкающее пространство моря.

– Я погиб, – думает Фифи.

Но что это за маленькая точка, качающаяся в волнах? Это плот, на котором сидит человек, оказавшийся жертвой кораблекрушения. Человек восхищен тем, что будет спасен посланцем бога, и падает на колени: господь не забыл меня! Фифи просит есть. Разве ангелы едят? Едят. Человек отдаст Фифи последний кусочек колбасы. Фифи просит пить. Разве ангелы пьют? Еще как. Человек отдает Фифи последний глоток воды. Фифи благодарит: бог тебя не забудет, – но признается, что он такая же жертва. Начинается объяснение ударами весел, и Фифи падает в море. Хитон и крылья ангела медленно заливают волны.

Фифи попадает в сети рыбака, И на песчаном берегу Бретани рыбак находит странное соединение крыльев и человека.

– Но это ангел! – вскрикивает жена рыбака. Быстро, быстро, – нужно его согреть!

Муж и жена укладывают Фифи на постель и делают ему искусственное дыхание. Наконец, Фифи оживает и вновь обретает свою улыбку, которую дарит стоящим по обеим сторонам кровати рыбакам.

Фифи просит есть. Старики перепуганы – почти как человек на плоту: разве ангелы едят? Фифи успокаивает их на этот счет. Он ест курицу, пьет вино и очень мило рассказывает о жизни на небесах.

– Пища на небе? Немного, как в полку, не очень изысканная… Но самое трудное – это научиться летать… Ангелы летают на землю, чтобы исполнять деликатные поручения… но… в самом деле, ведь это сегодня Мари – Ноэль выходит замуж против своей воли! Я решительно должен помешать этому. До свидания, мои друзья! Вы знаете, здесь, у вас, и есть настоящий рай!

А церемония уже началась. Позади, в толпе людей, отчаявшийся часовщик смотрит на бледную Мари – Ноэль, стоящую рядом со своим женихом.

Но тут входит Фифи и со сложенными на груди руками медленно направляется к нему.

Присутствующие онемели. Мсье кюре не верит своим глазам.

А Фифи берет руку Мари – Ноэль и кладет ее в руку часовщика.

Он смотрит на молодых людей – они прекрасны, они любят друг друга.

– Что вы об этом думаете, мсье кюре?

Кюре того же мнения.

Совершается брачное богослужение. Миссия исполнена. Как епископ, идет Фифи по центральному проходу, торжественно отпуская благословения направо и налево. Но едва он достигает выхода, как два полицейских бросаются на него и тащат в полицию.

– Итак, – говорит комиссар, – вы утверждаете, что вы ангел?

– Да, – отвечает Фифи, – и тотчас же вылетает в окно.

И вот он снова в цирке, где все это время его ждала наездница.

Девушка плачет – она очень боялась за Фифи – и говорит, что она не хочет больше этих приключений, что она не отпустит теперь его никуда.

Изнеможенный, обессиленный, Фифи засыпает у ее ног. Воспользовавшись сном, наездница отрезает ему крылья.

– Это наиболее верный способ его удержать, – думает она.

Фифи просыпается и видит, что его крылья висят на степе. Он кричит, что у него теперь ничего не осталось. Но девушка говорит, что она–то у него осталась. И Фифи ведет ее в «земной» рай, к рыбакам, живущим на скудной и каменистой земле Бретани. Вот и хижина рыбаков. Фифи помогает рыбаку вытаскивать сети. Все хорошо. Он устал, у него есть жена, это и есть счастье.

Фифи идет к хижине, а его жена бежит ему навстречу. С ней и их маленький сын, но что у него за спиной? Маленькие крылья, которые позволяют ему чуть–чуть порхать. Да, это настоящий земной рай.

И вот таким образом похититель часов, клоун, птица, ангел стал рыбаком и хорошим отцом семейства.

Фифи любил смотреть на часы разных эпох, слушать их звон, их пение. В этом пении он как бы слышал время, прошлое и настоящее. В часах был сосредоточен для Фифи интерес жизни. Но от старых часов, от старого времени, звенящего рядом с ним, остался только звон – людей, достойных прекрасных часов, одухотворяющих и одновременно материализующих время и все лучшее, что можно извлечь из прошлого, – людей Фифи найти не может. И он предпочитает жить не с людьми, а с часами.

Крылья дали Фифи возможность смотреть на землю с высоты. Он видит, что люди живут не так, как это кажется по внешней форме их жизни.

За формой ничего нет, хотя сама форма есть: у аристократов, владеющих редкими часами, – замки, у девушек, кидающихся на драгоценности, – их монастырь. А самой большой оболочкой является цирк, где все обман, даже крылья.

Так незаметно вплетается в фильм Ламориса тема Руссо, тема несоответствия формы и сущности в городе, видимости и душевных склонностей в цивилизованной жизни.

Но Фифи все же находит в цирке девушку–наездницу, которая, как и он, любит пение часов, которая полюбила этого милого вора–ангела. И Фифи уводит свою девушку из цирка в то место, которое он нашел благодаря крыльям – в настоящий земной рай, к рыбакам. Да, на земле хорошо иметь крылья, но это должны быть прежде всего «внутренние» крылья души – доброта, отзывчивость, способность прийти на помощь. И если такие крылья появятся, ты найдешь свое земное счастье, а это – работа, усталость от нее, жена, бегущая тебе навстречу, рыбаки на берегу моря в хижине. И может быть, у твоего сына вырастут уже настоящие крылья.

«Меня воспитали в религиозном духе, – рассказывал Ламорис по поводу фильма «Фифи – Перышко», – но даже о вещах, которые относятся к религии, можно сохранить поэтическое представление. Ведь всю жизнь в человеке где–то в глубине остается восприятие мира таким, каким ему дано оно было в детстве: существует боженька, который добр и справедлив, к которому можно обращаться со всеми нуждами. Он выступает нашим защитником. А потом есть еще ангелы, и это очень приятно. Для ребенка – это как сказки Шарля Перро».

«Но «Фифи – Перышко», – продолжал режиссер, – несмотря на то, что я с церковью в лучших отношениях, несмотря на то, что фильм получил даже евангелическую премию церкви в Западной Германии, – насмехается над религией, играет с представлениями людей об ангелах».

Да, хитрый и лукавый герой фильма Фифи спасает тех, кто верит в ангелов, – часовщика и Мари – Ноэль, барахтающуюся женщину и… даже воров; но Фифи сурово наказывает «безбожников», тех, кто приносит зло другим – владельца замка и укротителя. И только рыбаков Фифи не наказывает и не спасает, это они спасают Фифи – Перышко и, спасая, приводят его в свою бедную хижину, где все подлинное – и улыбка, и радушие, и вера. «Естественный» человек, по Руссо, находится в ладу и с самим собой, и со своим окружением.

Так еще раз входит тема Руссо в комедию Ламориса. В комедию? Да, «Фифи – Перышко», появившийся на экране в 1965 году и вызвавший бурю аплодисментов, взрывы смеха на фестивале в Канне, обнаружил в себе явные черты не только современной комедии, но и комедии старой.

Эта тяга к старой комической с ее драками и ее погонями, с ее героями и ее злодеями, с ее наивностью и очарованием возникла одновременно в разных странах. Еще в 50‑е годы Эдуардо Молинаро сделал во Франции короткометражный фильм «Честь спасена», пародию на старые комические фильмы, воспроизводящую их ритм и их персонажей; но пародия эта была любовной, сквозь нее просвечивали грусть, сожаление об ушедшем в прошлое пародируемом объекте. Но скоро появился в новом качестве и сам объект – появилась комедия, пользующаяся ритмом, «золотом молчания», клоунадой старых фильмов (Жак Тати, Пьер Этекс); принципом «маски» героев, бешеным темпом, увеличенным замедленной съемкой, погонями, драками, гэгами (Леонид Гайдай); великой немотой и робким, грустным героем, терпящим неудачу в любви, в любви, о которой любимая даже не догадывалась (Михаил Кобахидзе)…

«Фифи – Перышко» – тоже комедия, настоящая комедия приключений, взявшая у старой комической гэги, происшествия, следующие без перерыва одно за другим, драки (там кидали в лицо друг другу торты, а здесь часы – какая разница?), погони; взявшая принцип ведения рассказа немых фильмов: все в «Фифи» строится на образах, а не на диалогах (хотя диалоги в фильме легкие и блестящие), на динамичном, стремительном ритме и действии, наивном и чудесном; чудесны и в то же время абсолютно оправданы спасения, как и в старой комической, приходящие всегда с самой неожиданной стороны и в последнюю минуту: лошадь и велосипед, башня и плот, коридоры в замке и, конечно, цирк.

Наконец, соперники старой комической: герой, наивный и добродушный, изящный и на вид слабый Фифи – Филипп Аврон; и огромный, грубый, сильный укротитель – Ламберт. Вспоминается пара многих чаплиновских фильмов: Чарли – Чарли Чаплин и хулиган – Чарльз Рейснер. В «Малыше», когда Чарли засыпает и попадает в страну грез, у него появляются крылья и белый хитон: страна грез – это рай. Но и в раю Чарли не избавиться от своего преследователя. Правда у того тоже крылья и хитон, но это не мешает ему начать с Чарли драку. «Ангелы» дерутся так, что только перья летят.

В «Фифи – Перышко» есть и третий персонаж – милая, обаятельная героиня–наездница (балерина Гранд – Опера Мирей Негр), за которую и борются соперники. Клоун, укротитель, наездница – классическое трио старой комедии, почти совпадающее с трио другого фильма Чарли Чаплина «Цирк».

Вот так же, почти сорок лет назад, вбегал прямо на арену цирка герой фильма Чаплина «Цирк». Вот так же оживлялась скучающая публика, приняв вора (в том фильме – вора по недоразумению) за клоуна, которого в «Цирке» все же низводили до подсобного рабочего, но в «Фифи – Перышко» возвышали до человека–птицы. Герой «Цирка» попадал в клетку со львами, участвовал в драках и погонях. И там же, в цирке, он влюблялся в девушку–наездницу, но она предпочитала – такова почти всегда была судьба бродяги Чарли – смешному, маленькому Чарли красавца–канатоходца. И Чарли сам устраивал их свадьбу, а потом уходил из цирка один по дороге, неизвестно куда ведущей.

А «Фифи – Перышко» – комедия веселая и оптимистичная, ибо новый герой – тоже бродяга и клоун – не уступит свою наездницу силачу–укротителю (новый герой не смешон и не неловок, наоборот, он всегда очень выгодно для себя использует любые обстоятельства, в которые попадает, – в нем силен дух его предшественников: героев–авантюристов), да и наездница, возлюбленная силача, влюбится в вора, в бродягу, в клоуна.

Это первый счастливый конец в фильмах Ламориса – по–настоящему счастливый. Ламорис не пессимист, просто раньше он не мог найти «место на земле» для героев – мальчиков и осликов, Фолько и Белой гривы, Паскаля и Шара, – в «Фифи – Перышко» он находит, наконец, и место, и людей, и образ жизни, который Фифи удовлетворяет. Это «естественный», нецивилизованный образ жизни, который, по Руссо, делает человека добродетельным и честным, который своим «неведением, невинностью и бедностью» спасает человека от развращающего влияния города. Труд на природе вдали от города, предписывает образ жизни простой, однообразный и уединенный. Ламорис находит его не в прошлом и не в варварских странах, как Руссо, не в суровом климате Севера и не в экзотике Юга, как Роберт Флаэрти, – а во Франции, в своей стране, у рыбаков Бретани.

И Фифи – Перышко пройдет через ряд метаморфоз – от похитителя часов, пение которых заменяло ему общение с людьми, к клоуну, веселящему публику, к человеку–птице, летающему перед зрителями, к ангелу, спасающему и карающему, словом, исполняющему божественную миссию, как он её понимает, – через ряд метаморфоз и почти смерть пройдет Фифи, чтобы стать просто человеком, чтобы найти себя и свое место на земле. И, пройдя через все это, Фифи – Перышко уйдет из цирка, но уйдет не один, а с девушкой–наездницей. Он уведет наездницу из цирка, оставив в ярости укротителя, обманув полицию и устроив прежде своей свадьбу Мари – Ноэль с часовщиком. Но Фифи и наездница уйдут не просто по дороге – не зря последним превращением Фифи был летающий ангел, не зря были даны ему крылья. Вот он и нашел свой рай, и ведет туда свою очаровательную наездницу, Фифи – Перышко, которому, словно герою настоящей французской авантюрной комедии или романа, в конце концов все удалось.

«Париж, никогда не виденный» (1968)

Когда появляется новый фильм и пытаешься найти ему место в творчестве режиссера, все в появлении нового фильма кажется обязательным. На самом же деле те или иные обстоятельства определили его рождение, и путь художника становится переплетением случайностей и закономерностей.

В последнем своем фильме «Фифи – Перышко» Ламорис, казалось, завершил большую, на протяжении пятнадцати лет поэтично, по–особому варьируемую им тему в кино; казалось, теперь нужен был какой–то качественно иной материал, чтобы избежать повторения темы и символов. И действительно, этот переход от «Фифи – Перышко» к иному материалу был сделан: от полнометражных фильмов режиссер перешел снова к короткометражным, а от игрового кино – к видовому, впервые для себя. Но этот переход произошел вследствие той самой случайности, которая потом кажется глубоко обусловленной.

«Фифи – Перышко», – рассказывал режиссер, – был хорошо принят в Чехословакии, Болгарии, Румынии, но провалился в капиталистических странах. Мое положение оказалось трудным, я прогорел. Моя карьера была кончена, потому что я могу снимать следующий фильм только на те деньги, которые получаю от предыдущего. Теперь я мог снимать только заказные фильмы, и по заказу правительства Франции, в частности министра культуры Андре Мальро, я должен был снять фильм о Версале, двадцатиминутный фильм о дворце и парке, увиденных с вертолета. Но главный хранитель Версаля сказал: ни в коем случае! Я рассказал об этом Мальро, и Мальро решил: «Мы поднимемся на вертолете втроем: хранитель, я и вы». Так мы и сделали. Увидев Версаль сверху, хранитель дал согласие на съемку…

«Версаль» получил массу премий, но денег у меня по–прежнему не было, и после «Версаля», опять по заказу, я снял двадцатиминутный короткометражный фильм «Париж, никогда не виденный».

«Париж, никогда не виденный»… На фоне голубовато–серо–сиреневой дымки идут титры: режиссер, оператор, ассистент… Но вот титры кончаются, и дымка исчезает, и предстает Париж, снятый сверху, с вертолета; в Париже осень, октябрь.

Осень… Осень… Весь Париж,

очертанья сизых крыш

скрылись в дымчатой вуали,

расплылись в жемчужной дали…

вспоминаются стихи М. Волошина. В возникающем из этих стихов Париже печаль и грусть, и наслаждение от грусти, грусть эстетизированная, растворившаяся – в серо–сиреневом вечере, в алой улыбке заката, в лиловой мгле города, уходящего в ночь.

В открывающемся нам в фильме осеннем Париже цвета его листьев, его домов – чистые, яркие, неразмытые – вызывают не грусть, а радость, эти богатые цвета осени, желтые, багряные, зеленые, красные, эти изумительные цвета камней домов, которые видны сверху благодаря воздуху, лишенному на этот раз своей привычной смутности.

Ясность, гармоничность, радость музыки Моцарта, радость, согласованность, соразмерность Итальянского концерта Баха пронизывают фильм от первого до последнего кадра. Мажорность, даже триумфальность музыки, ее ровный, непрерывающийся ритм как бы настраивают нас на восприятие того Парижа, который мы сейчас увидим, – а видим мы стройный, строгий и прекрасный Париж где все открывается так, как это только может открыться с вертолета – полностью и в перспективе, в удивительной гармонии частей и целого…

Париж строился не по единому плану, он строился вокруг центра города – острова Ситэ – постепенно, в течение веков, в течение разных эпох в архитектуре: романское зодчество сменялось готикой, готическая стрельчатость, устремленность ввысь уступали место итальянскому классицизму, горизонтальной композиции. Но все, что строили, строили с учетом уже созданного, по законам аналогии, симметрии, порядка. Вновь сооружаемое в одно целое объединяли с уже сооруженным, из старого и нового создавали единую композицию. Так вырастали замкнутые архитектурные ансамбли, которые умело и естественно сочетали с другими ансамблями, и сама природа словно участвовала в этом объединении, гармонии: Булонскому лесу в восточной части Парижа соответствовал Венсенский лес в его западной части. Так возникали единство, целостность города.

…Площадь Вогезов с классическими пропорциями, с абсолютной соразмерностью домам, ее окружающим, деревьям, в два ряда охватывающим площадь…

Триумфальная арка и Эйфелева башня, захваченные сверху вместе, в единстве, и потом сама Эйфелева башня, символ Франции, «услышанная» в классической музыке, которая вместе с продуманным и в то же время вольным движением вертолета создает поэму железных кружев…

Вандомская площадь и в центре – колонна со скульптурным изображением Наполеона в образе римского императора, с симметрией двух улиц, идущих от площади, домов, портиков, барельефов…

Площадь Согласия, площадь–набережная, раскрытая фасадами домов к Сене, с обелиском в центре площади, с двумя зданиями–дворцами справа и слева от колонны… словом, гармония, соразмерность, удивительное композиционное равновесие – и красота, конечно, – домов и церквей, дворцов и парков, мостов и рек, круглых и квадратных площадей и улиц, расходящихся от них, фонтанов и статуй, которые стоят, как верные стражи, как верные и вечные хранители Парижа, на его дворцах, на его соборах, на колоннах его площадей.

Париж очистили от копоти, пыли – на фасады домов, на колонны, на статуи направляли струи воды под сильным давлением. Исчезла «патина времени», дымка, казалось, неотъемлемая от Парижа, исчезли такие привычные, поэтичные, много раз описанные поэтами, живописцами, писателями приглушенные, тусклые, блеклые, серые или бархатно–черные тона камней, тона воздуха.