Текст книги "Воспоминания Полины Анненковой"

Автор книги: Полина Анненкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

СВОЕЙ СУДЬБОЙ ГОРДИМСЯ МЫ

Декабрист Иван Александрович Анненков

В исторической литературе долгое время существовала неоднозначная оценка взглядов и деятельности декабриста И. А. Анненкова. Преобладала точка зрения, согласно которой «Анненков менее всего был подготовлен к той роли, которую навязала ему судьба»[153]153
  С. Гессен, Ан. Предтеченский. Полина Анненкова и ее воспоминания. – В кн. «Воспоминания Полины Анненковой». М., 1932, с. 16.


[Закрыть] и «оказался пассивен и безволен в роли заговорщика и потом подсудимого»[154]154
  С. Гессен, Ан. Предтеченский. Полина Анненкова и ее воспоминания. – В кн. «Воспоминания Полины Анненковой». М., 1932, с. 29.


[Закрыть].

Однако И. А. Анненков не был случайным человеком в тайном обществе, хотя и не принадлежал к числу активных участников движения.

Как сильные, так и слабые стороны его мировоззрения и деятельности объясняются не только личными качествами и аристократическим происхождением, на чем особенно акцентировали внимание исследователи, но, прежде всего, сложным и противоречивым характером дворянской революционности: ее величайшим революционным значением, с одной стороны, и свойственной ей узостью, ограниченностью и колебаниями, с другой.

Идейному развитию дворянского революционера свойственно было движение по линии преодоления либеральных тенденций и слабых сторон просветительства и сближение революционной теории с революционной практикой. Далеко не всем участникам декабристского движения удалось соединить свои освободительные идеи с революционной практикой. Глубокой подосновой этого явления было несоответствие между общедемократическим характером программы и узостью организационно-тактических установок. Требования демократической республики, демократических свобод, выдвинутые декабристами, можно было осуществить, опираясь на крестьянство и третье сословие. Дворянские революционеры в силу классовой ограниченности, с одной стороны, и отсутствия готовности крестьянства и солдатской массы того времени к сознательной, организованной, действительно массовой борьбе, с другой, не смогли решить проблему народа в их движении. И в этом не их вина. «Масса солдат, состоявшая тогда из крепостных крестьян, держалась пассивно», – писал В. И. Ленин в «Докладе о революции 1905 г.»[155]155
  В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 7, с. 196


[Закрыть]. Следовательно, объективные и субъективные причины вынудили декабристов ориентироваться в основном на передовую часть дворянства и офицерства.

Несмотря на ограниченный характер дворянской революционности, сказавшийся в большей или меньшей степени на каждом из участников движения, В. И. Ленин высоко оценил гражданский подвиг первых русских революционеров, выступивших с оружием в руках против царизма и крепостничества. В работе «Роль сословий и классов в освободительном движении» он писал: «Крепостная Россия забита и неподвижна. Протестует ничтожное меньшинство дворян, бессильных без поддержки народа, но лучшие люди из дворян помогли разбудить народ»[156]156
  В.И. Ленин. Полн. собр. соч, т. 23, с. 398.


[Закрыть].

К этой плеяде лучших людей из дворян, внесших свою лепту в общее дело пробуждения народа, принадлежал И. А. Анненков.

И. А. Анненков родился 5 марта 1802 года в богатой аристократической семье. Его мать – единственная дочь иркутского наместника Якобия и вдова крупного помещика, отставного капитана лейб-гвардии Преображенского полка и советника Нижегородской гражданской палаты А. Н. Анненкова – владела огромным состоянием в пять тысяч крепостных крестьян, двумя каменными домами в Москве и земельными угодьями, расположенными в пяти губерниях центра черноземной полосы России[157]157
  В условиях кризиса феодально-крепостнической системы хозяйства она совершенно разорилась и скончалась в 1842 г. в бедности.


[Закрыть].

Иван Александрович рос в типичной помещичьей среде, где процветало самодурство матери и наиболее резко выступала вопиющая бесчеловечность крепостного права.

Однако обучение вольнолюбиво настроенным домашним учителем швейцарцем Дюбуа заложило ростки критического отношения к действительности. «Первые свободные мысли, – заявил Анненков на следствии, – внушил мне мой наставник, ибо он всегда выставлял свое правительство как единственное, не унижающее человечество, а про все прочие говорил с презрением, наше же особенно было предметом его шуток»[158]158
  Восстание декабристов. Документы, т. XIV. М., «Наука»,1976, с. 366.


[Закрыть].

Посещение лекций в 1817–1819 гг. передовых профессоров Московского университета (Мерзлякова и др.), знакомство с произведениями философов-просветителей, и особенно Жан Жака Руссо, облегчили и ускорили восприятие им той идейной атмосферы, которая сложилась в России в период разложения феодально-крепостнической системы хозяйства и дифференциации двух лагерей – крепостнического и антифеодального.

П. И. Пестель, характеризуя общую возбужденную обстановку того времени, писал: «Дух преобразования заставляет, так сказать, везде умы клокотать… Вот причины, полагаю я, которые породили революционные мысли и правила и ускорили оные в умах» [159]159
  Восстание декабристов, т. IV, М.-Л., 1927, с. 105.


[Закрыть].

Антифеодальный лагерь признавал необходимость общих преобразований в стране, конституции, ограничения деспотического самовластия, необходимость отмены крепостного права и тирании.

Симпатии молодого Анненкова стали принадлежать лагерю передовой России.

Не будучи еще членом общества, он сближается с участниками движения. У него в доме живет А. В. Поджио, член Южного общества. На квартире Анненкова происходит совещание, на котором присутствовали выдающиеся руководители декабристского движения: К. Ф. Рылеев, Е. П. Оболенский, Н. М. Муравьев, Матвей Муравьев-Апостол, М. М.Нарышкин..

Решающую роль в идейном развитии Анненкова, по его признанию, сыграла служба в Кавалергардском полку, куда он был зачислен в 1819 г. эстандарт-юнкером, затем корнетом, а в 1823 году получил чин поручика. Кавалергардский полк, несмотря на аристократический состав кавалергардов, не был надежным в глазах императора. Не случайно 18 кавалергардов оказались привлеченными Следственной комиссией по делу о тайных обществах.

Офицеры отличались вольномыслием, и среди них шло явное брожение, а рядовой состав был недоволен царившими в нем порядками. Здесь служили члены тайного общества Ф. Ф. Вадковский, П. Н. Свистунов, А. М. Муравьев и др., с которыми и сблизился Анненков.

«Когда же я попал в общество Свистунова и Вадковского, – показывал он, – то они довершили во мне этот несчастный образ мыслей, на мои возражения Свистунов читал со мною первые главы «Общественного договора» Руссо, также дал мне читать Биньона о конгрессах, что меня тогда и решило вступить в общество»[160]160
  Восстание декабристов, т. XIV, с. 366.


[Закрыть].

Он был принят П. И. Пестелем в 1824 году[161]161
  Создание П.И. Пестелем филиала Южного общества в Петербурге свидетельствовало о разногласиях в декабристской идеологии. Когда о существовании филиала стало известно руководителям Северного общества, это оскорбило северян и члены филиала были вновь «переприняты» в тайное общество, на этот раз уже Северного. См. М. В. Нечкина Предисловие в кн. «Восстание декабристов», т. XIV, с. 22


[Закрыть] в Петербургский филиал Южного общества. Поливанов, вступивший вместе с Анненковым в общество, рассказывал о встрече с Пестелем: «Когда полковник Павел Пестель, Свистунов, Вадковский, Анненков, Депрерадович и я сели кругом стола, то Пестель начал наш прием следующим образом. Взяв наше согласие, не объясняя еще, что цель общества, чтобы учредить в государстве республиканское правление, он потом сказал: «Не думайте, чтобы сие легко было, нужно быть готовым, чтобы жертвовать своей кровью и не щадить и ту, которую поведено обществом будет проливать». Когда уже решительный раз мы дали согласие вступить в общество, тогда он объяснил (Directoire National), разделение земель»[162]162
  Восстание декабристов… XIII, с. 55–56


[Закрыть].

Познакомившись с основными положениями «Русской Правды», «экстрат которой при себе имел» Пестель, и общими чертами выступления южан, Анненков одобрил и принял программные и тактические установки тайного общества: «уничтожение рабства и равенство состояний», наделение крестьян землею при их освобождении[163]163
  Восстание декабристов, т. XIV, с. 360


[Закрыть], «…и мыслил так, – показывал он 24 апреля 1826 года, – как и прочие мои товарищи, и знал, что намереваются ввести республиканское правительство и уничтожить августейшую императорскую фамилию»[164]164
  Восстание декабристов, т. XIV, с. 364


[Закрыть].

Предпочтение, отданное Анненковым «Русской Правде» Пестеля перед конституцией Н. Муравьева, которую он читал около того же времени у Рылеева[165]165
  Восстание декабристов, т. I, с. 210


[Закрыть], его желание как можно скорее осуществить идеалы тайного общества, ускорив «…кончину некоторых священных особ августейшей царствующей фамилии»[166]166
  Восстание декабристов, т. XIV, с. 363.


[Закрыть], давали основание П. И. Пестелю считать Анненкова «в полном революционном и республиканском духе»[167]167
  Восстание декабристов, т. IV, с. 163.


[Закрыть].

Деятельность Анненкова в тайном обществе до восстания в течение почти двух лет остается почти неизвестной. Из его воспоминаний и показаний на следствии известно только о беседах с сочленами общества. Очевидно, одними беседами дело не ограничивалось, ибо он был связан и находился в дружеских отношениях с активными «ревностными» членами Ф. Ф. Вадковским, П. Н. Свистуновым, М. И. Муравьевым-Апостолом, А. С. Горожанским и др.

Из воспоминаний В, С. Толстого и показаний A. П. Барятинского известно, что Анненков, не имея права сам принимать в общество, – открыл B. С. Толстому его существование. Барятинский, отвечая на дополнительные вопросные пункты по делу гр. В. А. Бобринского, говорил: «В мою бытность в /Москве в 1824 году юнкер пехотного какого-то полка Толстой был приготовлен Кавалергардского полка Анненковым, который, ему открывшись, писал в С.-Петербург, чтобы иметь позволение его принять; но когда я прибыл туда, то по его просьбе я его принял»[168]168
  Восстание декабристов. Новые материалы. М., 1955,с. 130.


[Закрыть].

Корнет Васильчиков также был принят в тайное общество Свистуновым совместно с Анненковым[169]169
  Восстание декабристов, т. XIV, с, 340.


[Закрыть].

Анненков не отдалился от общества и в дни, предшествовавшие восстанию. Когда разнеслись слухи, что Константин Павлович хочет отказаться от престола, среди части членов Петербургского филиала Южного общества появилась мысль «…воспользоваться этим случаем»[170]170
  Восстание декабристов, т. XIV, с. 368,


[Закрыть]. И Анненков разделил эти настроения своих товарищей. Узнав через А. М. Муравьева о плане восстания, разработанном Е. П. Оболенским, он «…принял оный», – свидетельствовал Муравьев [171]171
  Восстание декабристов, т. XIV, с. 388


[Закрыть].

Однако 12 декабря, когда он вместе с Арцыбашевым приехал к Оболенскому «узнать о распоряжениях» на день восстания и присутствовавшие здесь Одоевский и Рылеев предложили им не присягать Николаю Павловичу, а поднять солдат и вместе умереть за требуемые права, Анненков заколебался. Прямо не отказываясь от участия в восстании и дав согласие не присягать Николаю, он в то же время стал ссылаться на неподготовленность кавалергардов к восстанию и на то, что повой присяги не должно быть, т. к. цесаревич Константин Павлович не отказался от престола[172]172
  Восстание декабристов, т. XIV, с. 362, т. I, с. 247.


[Закрыть].

А в день восстания 14 декабря «вместе с полком присягнул и потом во фронте с оным находился»[173]173
  Восстание декабристов, т. XIV, с. 357.


[Закрыть],– показывал он на следствии.

Правда, уже после присяги, узнав о выходе на площадь Московского полка, он с товарищами надеялся все же поднять полк: «надо и у нас что-нибудь сделать». Они посылали Горожанского узнать обстановку в городе и пытались через унтер-офицера воздействовать на солдат[174]174
  Восстание декабристов, т. XIV, с. 368.


[Закрыть].

Но момент был упущен. Анненков находился на площади не с восставшими, а в рядах своего Кавалергардского полка и своим взводом прикрывал орудия бригады полковника Неслуховского, который, выступая на подавление мятежа, «забыл» взять боевые снаряды.

После разгрома восстания на Сенатской площади, Анненков еще четыре дня оставался на свободе и был арестован 19 декабря 1825 г. в 8 ч. вечера в казармах полка.

На первом допросе ему удалось скрыть свою принадлежность к тайному обществу и знание сокровенных целей. Его роли в движении не было придано серьезного значения. И он был отправлен в Выборгскую крепость по письменному распоряжению Николая I: «Присылаемых при сем Кавалергардского полку офицеров Арцыбашева, Муравьева и Анненкова отправить всех на шесть месяцев в крепость Нарву, Ревель и Выборг пол строгий арест»[175]175
  Восстание декабристов, т. XIV, с. 478.


[Закрыть].

Однако показания В. С. Толстого, а затем Матвея Муравьева-Апостола о разделении им идеи цареубийства изменили положение Анненкова. 1 февраля 1826 года он был перевезен в Петербург и «посажен в Невской куртине, в арестантский покой № 19». Начались самые тяжелые и трагические страницы в жизни декабриста. Изолированный от своих товарищей, находясь под постоянной угрозой пытки и смертной казни, в то же время сознавая отсутствие какой-либо поддержки за стенами крепости, Анненков потерял уверенность в собственных силах и впал в моральную депрессию. В записке Полине Гебль из крепости он жаловался: «Нет ни одной иглы, чтобы уничтожить свое существование», и затем сделал попытку повеситься на полотенце. И только любовь Полипы, ее хлопоты по организации побега за границу отвлекли его от самоубийства.

Показания Поливанова о встрече Анненкова с Пестелем, Оболенского о знании им готовящегося восстания, Горожанского о значительной активности накануне восстания выявили его истинную роль в обществе.

24 апреля 1826 года Следственный комитет вынудил его сознаться в том, что ему в 1824 году «было сообщено намерение ввести республиканское правление с истреблением всей императорской фамилии»[176]176
  Восстание декабристов, т. XIV, с. 479.


[Закрыть].

«Понятно, – вспоминал Анненков, – что в эту минуту нервы у меня были сильно расшатаны всем пережитым, крепость стояла перед глазами, как фантом… Несмотря на всю твердость моего характера, я настолько был потрясен, что, наконец, почти машинально выговорил, что действительно слышал о цареубийстве. Тогда Бенкендорф тотчас же велел подать мне бумагу, и я также машинально подписал ее»[177]177
  «Воспоминания Полины Анненковой» М., 1932, с. 83.


[Закрыть].

Так в самые критические моменты движения сказалась хрупкость дворянской революционности. Соединение революционной теории с революционной практикой требовало не только стойких и прочных революционных убеждений, которыми в полной мере не обладал Анненков, но и веры в те политические силы, которые осуществляли революцию. Восставшие не имели связи с народным движением. Стихийные солдатские волнения, не освященные политическим сознанием, также не имели характера революционной силы и не были глубоко и прочно связаны с движением дворянских офицеров.

Уже 12 декабря на совещании у Оболенского Анненков понял, что ни один из членов тайного общества не может поручиться за выход на площадь не только полка или роты солдат, но и ни за одного человека. Еще острее он почувствовал отсутствие поддержки и опоры у восставших в стенах Петропавловской крепости. Все это и определило поведение Анненкова в день восстания и в период следствия. Немаловажное значение сыграли также и личные качества Ивана Александровича – присущие его характеру флегматичность и нерешительность.

Верховный уголовный суд осудил Анненкова за то, что он «…участвовал в умысле на цареубийство согласием и принадлежал к тайному обществу с знанием цели». Отнесенный ко второму разряду, он был приговорен к лишению чинов и дворянства и ссылке на каторжные работы на двадцать лет. По указу от 22 августа 1826 года срок каторжных работ был сокращен до 15 лет с дальнейшим поселением в Сибири[178]178
  Восстание декабристов, т. XIV, с. 25


[Закрыть].

Каторжные работы он отбывал в Читинском остроге, затем Петровском заводе, и после почти десятилетнего срока, в 1835 году, был назначен на поселение в село Бельское Иркутской губернии, а в 1839 году переведен в Туринск с правом поступить на гражданскую службу. С 29 ноября 1839 года он занимал низшую канцелярскую должность копииста в Туринском земском суде.

Но неблагоприятные условия для жизни с тремя маленькими детьми, потребность иметь постоянное общение с товарищами, близкими по мировоззрению, заставили его хлопотать о переводе в Тобольск. В Тобольске, куда переехали Анненковы в июне 1841 года, образовалась большая колония ссыльных декабристов. Он встретился со старыми товарищами по Кавалергардскому полку и тайному обществу П. Н. Свистуновым, А. П. Барятинским, с ссыльными декабристами М. А. Фонвизиным, В. И. Штейнгелем, С. Г. Краснокутским, братьями Бобришевыми-Пушкиными, Ф. М. Башмаковым, Ф. Б. Вольфом, в 1845 году с А. М. Муравьевым, в 1846 году В. К. Кюхельбекером и др.

Декабристская колония в Тобольске «своим образом мыслей» выделялась из остального населения и стала центром умственной и культурной жизни города.

Дом Анненковых, как и М. А. Фонвизина, П. Н. Свистунова, стал местом частых встреч декабристов, где скрытно от посторонних глаз и на языке, понятном только единомышленникам, шел непрерывный обмен мнениями, горячо обсуждались вопросы внутреннего и международного положения России.

Еще в казематский период, в результате извлечения уроков из поражения восстания, передовая часть декабристов (братья Бестужевы, Якушкин, Лунин, Волконский и др.), поняв, что народные массы не готовы на сознательное движение, временно отодвинула революционные методы борьбы в качестве актуальной практической задачи в отдаленное будущее и пришла к выводу о необходимости расширить социальную базу движения за счет всех слоев населения, враждебно настроенных к правительству, в том числе крестьянства и солдат. При этом они считали, что, прежде чем народ сможет принять активное участие в революции, его нужно нравственно перевоспитать и просветить. Движение должны осуществлять массы, вооруженные, по словам М. С. Лунина, знанием того «передового порядка, к которому должно стремиться». Другая часть декабристов (Оболенский, Беляевы, Завалишин и др.), поставив под сомнение правильность насильственных средств борьбы, отдала предпочтение концепции мирного прогресса, иллюзии о возможности мирного торжества идей социальной и политической справедливости путем просветительства. Однако найденная этой частью декабристов позиция мирного просветительства не меняла их коренных убеждений.

К этой части декабристов, на наш взгляд, нужно отнести большинство декабристов Тобольской колонии, в том числе Ивана Александровича Анненкова.

Тобольские изгнанники по-прежнему были охвачены страстной мечтой о превращении родины в передовую страну, где будет уничтожено крепостное право и все его проявления в экономической, социальной и юридической областях, а также сословное неравенство и произвол. И. А. Анненков разделял эти взгляды, «сохранив, по его словам, старую ненависть к рабству». Но в отличие от предшествующего периода, когда преобразование страны связывалось с идеей революции, после поражения восстания предпочтение было отдано мирному просветительству, черты которого, в силу сложности формирования декабристской идеологии, имманентно были присущи декабризму.

Исходя из своих политических убеждений, Тобольская колония декабристов, в том числе и И. А. Анненков, направила свои усилия в русло мирного просветительства. Они занимались активной разносторонней деятельностью в области народного просвещения, здравоохранения, культуры, литературы, искусства. Наконец, часть декабристов – А. М. Муравьев, П. Н. Свистунов и И. А. Анненков – стремились принести пользу населению на поприще административной деятельности.

С 1841 года Иван Александрович служил в штате общего губернского управления канцеляристом, а затем в экспедиции и приказе о ссыльных и приказе общественного призрения. Будучи высокообразованным, бескорыстно преданным интересам Отечества, он являлся не только лучшим административным чиновником, но своей высокой нравственностью и гуманизмом влиял на ход дел в учреждениях и нравы чиновничьего мира.

Административная деятельность И. А. Анненкова полностью отвечала его социально-политическим устремлениям и оставила след в идейном развитии города.

Тридцать лет участники событий 1825 года находились в Сибири, и многие из них не вернулись в Россию. Но И. А. Анненков дожил до амнистии. По Манифесту от 26 августа 1856 года ему даровано было потомственное дворянство, дозволено возвратиться с семейством из Сибири, и жить, где пожелает в пределах империи, за исключением только С.-Петербурга и Москвы.

Товарищи по ссылке П. Н. Свистунов, И. И. Пущин и сын декабриста Е. И. Якушкин советовали ему переехать в Нижний Новгород, где была возможность для продолжения службы, и стали хлопотать в этом направлении.

Приводим целиком письмо И. И. Пущина, впервые опубликованное С. Гессеном и Ан. Предтеченским.

10 Генваря 857.

Со взморья, с дачи брата Николая, пишу вам, любезный друг Иван Александрович. Приветствую вас, добрую Прасковью Егоровну, милую Наташу, Володю и Николая с наступающим новым годом. Всем вам от души желаю всего лучшего.

На днях узнал, что по желанию вашему устроен ваш выезд из Сибири. Подробности дела описал вам Константин Иванович, и верно вы уже получили официальную бумагу. Сердечно радуюсь, что нет препятствий к оставлению Сибири. Без сомнения, вы не будете медлить и воспользуетесь зимним путем. Назначение ваше в Нижний нисколько не обязательно, – если пожелаете переменить место служения, то это всегда можно. Впрочем, я надеюсь, что вам понравится иметь дело с А. Н. Муравьевым, и, во всяком случае, достигнувши Нижнего, вы на пути, куда бы ни вздумали направить полет. Вдобавок это место из самых дешевых для существования, что тоже не безделица. Итак, благословясь, снимайтесь с якоря. Отсюда вижу, как довольна Прасковья Егоровна возможности проститься с Тобольском. Помогай бог. Пожалуйста, не медлите – летний путь еще далеко и требует лишних издержек.

Олинька нетерпеливо вас ждет, я несколько раз виделся с нею, пока был в Петербурге, и сюда уже она приезжала с Константином Ивановичем.

Я вполне возвратом на родину насладился, одна только нога до сих пор мешает мне действовать. Это время еще не удалось заняться починкой ноги. Все надобно кого-нибудь из родных и друзей видеть. С самого Нижнего все отрадные встречи. Когда-нибудь, бог даст, увидимся – потолкуем. Так время наполнено, что нет возможности заняться перепиской. Вера Ивановна Анненкова в числе многих, необыкновенно балующих меня. Эта женщина с теплой душой восполняет ту дружбу и радушие, которые я везде встречаю. Когда увидите ее, сами в этом убедитесь.

Барон (Штейнгель) вам кланяется, он по-прежнему ходит и занимается мимикой. Не успели еще с ним поговорить особняком, все встречались в публике. Сын его славный человек – это общий голос.

Олинька верно вам писала, что я в вагоне встретился с Бишмаковым молодым, который хотел послать денег нашему старику – хотел доставлять ему ежегодно 900 целковых. Без сомнения, начало этому делу уже положено, и Флегонт Миронович успокоен, потому что молодой Башмаков намерен был выслать в Тобольск 150 ц. тотчас по приезде в Петербург. Я с ним расстался в Твери, оставшись у племянницы Полторацкой на сутки.

Обнимаю вас крепко. Верный вам И. Пущин[179]179
  Печатается впервые по подлиннику из собрания Пушкинского Дома. Сын Штейнгеля Вячеслав (1823–1897) были инспектором Александровского лицея. У пего жил старик Штейнгель по возвращении из ссылки.


[Закрыть].

В 1857 году Анненковы выехали из Сибири и поселились в Нижнем Новгороде. Средств для обеспечения большой семьи не было. Возвращенная родственниками часть имений матери И. А. Анненкова находилась в крайне запущенном состоянии и была заложена и перезаложена в Опекунском совете. Существование могло быть обеспечено только за счет жалования, получаемого от службы. Благодаря хлопотам друзей-декабристов, Анненков был определен «на службу в Нижегородскую губернию состоять при начальнике губернии сверх штата», а с 1863 года избран нижегородским уездным предводителем дворянства и исполнял эту должность почти до конца своих дней.

Нижегородским военным губернатором в то время был А. Н. Муравьев[180]180
  Исследования последних лет (Н. Задонский. «Горы и звезды». М., 1965; Н. А. Рабкина «Первый декабрист». – В кн. «Отчизны внемлем призыванье» М 1976; В И. Зоркий. «Правда о «раскаявшемся декабристе». В сб. «Памяти декабристов», Иркутск, 1976) опровергли точку зрения С. Я Штрайха о А. П. Муравьеве, как кающемся декабристе. Историками убедительно доказано, что А. Н. Муравьев, несмотря на высокие административные посты, занимаемые им после ссылки в Сибирь без лишения чинов и дворянства, оставался верен идее полного уничтожения крепостного права и защиты интересов народа.


[Закрыть], один из основателей Союза спасения и Союза благоденствия.

Иван Александрович стал верным его помощником в борьбе со злоупотреблениями чиновников и произволом помещиков, поборником правды и справедливости. Именно в этот период он вместе с А. Н. Муравьевым много работал по подготовке и осуществлению реформы 1861 года и введению земских учреждений в губернии.

Ни каторга, ни ссылка не ослабили ненависти Анненкова к крепостному праву и всем его проявлениям в окружающей действительности. Биографы декабриста С. Гессен и Ан. Предтеченский писали: «Порядки американских плантаций», по его выражению, свидетелем которых Анненкову не раз приходилось быть во время своих разъездов, вызывали в нем всегда острое возмущение и будили энергию к работе по скорейшей ликвидации крепостной зависимости»[181]181
  С. Гессен, Ан. Предтеченский. Полина Анненкова и ее воспоминания. – В кн. «Воспоминания Полины Анненковой». М., 1932, с. 33.


[Закрыть].

Еще в 1843 году, после смерти матери, Анненков обращался через Бенкендорфа к царю с просьбой перевести имения матери и крепостных в казенное ведомство (государственных крестьян), что, несомненно, улучшило бы их положение. Но в этой просьбе ему было отказано.

И когда в 50-х годах начавшийся общественный подъем и революционная ситуация 1859–1861 гг. остро поставили вопрос об отмене крепостного права, Анненков принял самое деятельное участие в подготовке и проведении реформы в жизнь. Он оказывал всемерную поддержку А. Н. Муравьеву, и им удалось, опираясь на либеральную часть дворянства, взять верх над ее реакционной частью, добиться того, что Нижегородские дворяне в ответ на царский рескрипт от 20 ноября 1858 года первыми выразили согласие немедленно образовать Комитет по «устройству и улучшению быта помещичьих крестьян».

По предписанию А. Н. Муравьева, И. А. Анненков был назначен членом от правительства в губернский Комитет.

В Комитете развернулась борьба между либерально настроенным дворянством и крепостниками, которые всеми мерами старались провести реформу с минимальными потерями для себя.

Вместе с А. Н. Муравьевым Анненков, как мог, мешал разработке проекта нижегородских дворян, который защищал интересы крепостников.

В 1861 году он был назначен председателем Съезда мировых посредников и, несмотря на сопротивление помещиков, стремился в полной мере провести реформу в жизнь.

Его деятельность на посту председателя Съезда мировых посредников пользовалась популярностью среди передовых слоев нижегородского общества, видевших в нем одного из наиболее убежденных и последовательных сторонников отмены крепостного права.

Он также принимал участие в осуществлении земской реформы. С 1864 по 1865 год являлся председателем Временной комиссии по введению в действие положения о земских учреждениях, а с 1865 по 1868 гг. – председателем уездной земской управы. И на этом поприще он много способствовал распространению народного образования в губернии, что было отмечено правительством.

Активно участвуя в подготовке и проведении буржуазных реформ, И. А. Анненков выступал не столько как исполнитель правительственных предначертаний, а как представитель того поколения, которое в начале века выступило с требованием уничтожения крепостного права и самодержавия.

Несомненно, «Положение» 19 февраля 1861 года не могло оправдать ожиданий Анненкова. Сторонник пестелевского «разделения земель», сохранивший и через тридцать с лишним лет после восстания ненависть к крепостному праву, он не мог удовлетвориться куцей крестьянской реформой, защищавшей интересы дворян-крепостников.

Однако, как и все декабристы, принявшие участие в освобождении крестьян, он считал своим долгом и святой обязанностью по мере сил и возможностей способствовать продвижению решения крестьянского вопроса и, пользуясь своим служебным положением, хотя бы в полном объеме реализовать «Положения» 19 февраля 1861 года.

Трудный общественно-политический путь И. А. Анненкова отражает сложную и противоречивую, особенно после подавления восстания, эволюцию декабризма. Отказавшись после поражения восстания от радикальных средств борьбы, он до конца своих дней оставался горячим противником крепостного права.

Полина Анненкова и ее «Воспоминания»

На этом полном значительных событий жизненном пути помощником и другом Ивана Александровича была его жена Полина Егоровна. Ее имя дорого нам и как память о героическом подвиге жен декабристов, последовавших за мужьями в Сибирь. Она прожила большую и трудную жизнь. Среди ее друзей и знакомых были замечательные люди того времени – декабристы. Именно дружба с ними и ее романтическая история объясняют тот живой интерес к ее облику, который она всегда вызывала у современников. Ее воспоминания сохраняют и сегодня свое значение прежде всего как мемуарный памятник, посвященный важным страницам в истории нашего народа. Прасковья Егоровна Анненкова, урожденная Полина Гебль, родилась во Франции, близ Нанси, 9 июня 1800 года[182]182
  В нашу задачу не входит изложение полной биографии П. Е. Анненковой. Мы ставим своей целью сообщить о ней самой и ее воспоминаниях только те сведения, которые помогли бы правильно понять мемуары. – Г. Ш.


[Закрыть]. Ее детство и юность совпали с бурной и сложной исторической эпохой. Это было время осмысления созидательной и разрушительной силы Великой французской революции, прихода к власти Наполеона, его могущества и реставрации Бурбонов. Воспитываясь во французской роялистской семье, слушая рассказы родителей об «ужасах» революции, она не могла принять ее идей равенства и братства. Однако в отличие от родителей смогла понять, что революция изменила историю ее родины и семьи и что полного возврата к старому быть не может.

С приходом к власти Наполеона отец Полины Гебль, благодаря многочисленным протекциям и ходатайствам, стал офицером наполеоновской армии. Семья Гебль на себе испытала все тяготы наполеоновских войн и их трагические последствия. В 1809 году в Испании погиб ее отец. Война 1812 года против России привела к истощению сил французской нации. «Кто не был очевидцем, – вспоминала Гебль, – того горя и огорчения, которое овладело Франциею после кампании 1812 г., тот не может себе представить, что за ужасное то было время. Повсюду слышались плач и рыдания. Не было семьи, которая не надела бы траур по муже, сыне или брате…». Положение еще более ухудшилось в связи с начавшейся чумой. «Поутру, когда отворялись окна, глазам представлялось ужасное зрелище: по улицам везде лежали мертвые тела или умирающие солдаты».

Бедственное положение страны, потеря наследства из-за недобросовестности опекунов катастрофически сказались на судьбе Полины Гебль. Она должна была спуститься на более низкую ступень социальной лестницы. Со старшей сестрой они вынуждены были зарабатывать вышивкой и шитьем, чтобы помочь матери прокормить многочисленную семью. Однако «при всех наших желаниях, – пишет она, – не могли зарабатывать достаточно, чтобы существовать так, как уже привыкли. Особенно мать, прежде избалованная, не могла без страдания отказаться от своих привычек». В поисках заработка Полина переезжает в Париж и поступает в модный магазин Моно. «Тут только я почувствовала, – признается она, – всю горечь моего нового положения, очутившись между людьми мне незнакомыми, совершенно чужими, к тому же малообразованными. Их привычки, образ мыслей, обхождение – все меня шокировало, и много стоило мне слез и усилий, чтоб сломить себя и привыкнуть к ним…».

Несмотря на безупречное выполнение жестких условий договора, она не могла обеспечить ни себя, ни оказать помощи матери. В 1823 году, заключив контракт с Дюманси, содержателем модного магазина в Москве, Полина переезжает в Россию. О годах, проведенных в магазине Дюманси, она не любила вспоминать. Очевидно, ее жизнь была бедна событиями и не отличалась от жизни других француженок-продавщиц.

В середине июня 1825 года судьба свела ее с поручиком Кавалергардского полка И. А. Анненковым, когда он уже был членом тайного общества.

Не только в исследованиях историков, но и в произведениях художественной литературы и искусства отражена история любви красавца-кавалергарда с энергичной, умной и красивой старшей продавщицей модного магазина Дюманси[183]183
  Александр Дюма, воспользовавшись мемуарами известного фехтовальщика в Петербурге француза Огюстьена Гризье, написал приключенчески-исторический роман «Записки учителя фехтования». Героями его стали Полина Гебль, превращенная в Луизу Дюпюи, и ее муж, декабрист И. А. Анненков. В произведении много неточностей и искажений. Однако писатель в то же время показал ужас крепостнических отношений в России, сковывающую роль самодержавия и героизм первых борцов против него. Роман А. Дюма был запрещен в России и впервые опубликован в 1925 г. в день 100-летия восстания декабристов.
  Первая редакция оперы «Декабристы» советского композитора Ю. А. Шапорина называлась «Полина Гебль».


[Закрыть].

Близкие отношения связывали их уже в июле 1825 года. Но социальное различие мешало счастью молодых людей. Зная характер высокомерной и деспотичной матери Ивана Александровича, они понимали, что она не позволит сыну жениться на бедной и незнатной девушке.