Текст книги "Воспоминания Полины Анненковой"

Автор книги: Полина Анненкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

ПИСЬМА И.А. АННЕНКОВА

А.И. Анненковой [135]135
  Печатается впервые, по подлиннику из собрания бумаг Ф. О. Смольяниновой в Ленингр. публичной библиотеке. Все три части письма не имеют подписей, очевидно, из конспиративных соображений. В. Л. Давыдов с 1819 г. женат был гражданским браком на А. И. Потаповой, с которой повенчался только в мае 1825 г. После его осуждения родственники его возбудили ходатайство об узаконении четырех детей их, рожденных до церковного брака. В феврале 1828 г. министр юстиции уведомил, что «государь император высочайше повелеть соизволил дело сие считать конченным». («Русск. Стар», 1914, № 9, стр. 441–443)


[Закрыть]

1828. Сибирь. Нерчинский округ.

Милостивая государыня матушка. Сии и последующие строки вручит вам сын Филанцеты Осиповны г-жи Смольяниновой. Г-жа Смольянинова, урожденная Власова, вспомнив расположение покойного дедушки Ивана Варфоломеевича, которым пользовалось ее семейство, явила трогательный пример признательности, брав живейшее участие в моем несчастном положении и оказывая со дня моего приезда все зависящее от нее пособие. Доставив же сей случай известить вас, что я жив и здоров, она получает права на мою глубочайшую и неограниченную благодарность; почему покорно прошу и вас, матушка, обласкайте ее сына, молодого еще человека, и уверьте его, равно как и почтенную его матушку, в вашей признательности несомненной. Впрочем, она сама прилагает свое письмо, на которое верно будет ожидать ответа. Мне не нужно вас предупреждать, чтоб доставление сего письма сохранилось в тайне и было никому бы неизвестно, дабы не подвергнуть ответственности особ, которые так благородно одолжают. Следующие строки я пишу по-французски, ибо они касаются до нас только двоих, на последней странице написанное прошу вас вручить Прасковье Егоровне Прошу вас еще сделать все зависящее от вас для молодого человека, сына г-жи Смольяниновой, дабы он видел несомненную благодарность за одолжение, которое он делает, взяв на себя доставить сие письмо.

С. a dquelques cadeaux au filsa la mere; la mere aime la pa-rure et pretende vous avoir connu enfant encore(«Т. е. какие-нибудь подарки сыну и матери; мать любит наряды и утверждает, что знала вас еще ребенком». В дальнейшем письмо печатается в переводе с французского языка).

Моя матушка! Моя дорогая и нежная матушка! Как выразить вам в этих немногих строках (написать которые я имею возможность благодаря состраданию одной особы, не забывшей благодеяний моего дедушки) все, что я испытываю, все, что я терплю вдали от вас, от всего того, что у меня есть самого дорогого на свете, вдали от ребенка, к которому несчастье привязало меня еще более, и от женщины, которая своими жертвами и своею преданностью с каждым днем все больше приобретает самые священные нрава на мою любовь и на мою признательность. Как мне благодарить вас, моя дорогая матушка, за вашу благожелательность, которую вы проявили к ней во время ее путешествия в Москву; я. признаюсь, не смел надеяться на такую доброту. Продолжайте же оказывать ваше покровительство ей и моей дочери, этому ребенку, служащему единственным воспоминанием о вашем сыне, который так сильно виноват перед ней, давши ей жизнь, исполненную, по-видимому, только скорбей и горечи Ради бога обеспечьте ей будущее и не покидайте ее. Поду майте, что это девочка, и какова будет ее судьба без поддержки в свете! – Ах! эта мысль ужасна! – Матушка! Это мой ребенок, оградите же ее от опасностей, которыми окружена женщина; ваша собственная кровь течет в ее жилах! Перенесите на нее ту нежность, которой вы окружали меня, не отказывайте ей в том, что вы сделали для стольких других имевших меньше на то прав, и тем более, что, может быть, ^то последняя просьба, с которою ваш сын имеет возможность к вам обратиться. В данный момент небо, кажется, сжалилось над моими страданиями, луч света заблистал перед моими глазами, если только вдруг он не окажется обманчивым призраком, как это было со всеми надеждами моей жизни. Я очень надеюсь, что ангел, каким является мать моего ребенка, может быть, приедет ко мне, и тогда, матушка, я вас прошу предоставить ей все средства к тому, чтобы сделать это без промедления. Сколь бы это ни было тяжело для вас, я заклинаю вас именем бога не лишать меня этого последнего утешения Женщина, которая так великодушно жертвует собою, имеет, мне кажется, право на уважение всего света, и я на коленях умоляю вас быть снисходительной. Я вынужден обратиться к вам еще с одной просьбой: пришлите мне сколько-нибудь денег, только необходимое; я нахожусь всецело на иждивении моих товарищей, и, несмотря на всю их готовность делиться со мною, я признаюсь, что принимать это слишком тяжело для меня, даже невыносимо. Это обстоятельство заставляет меня, хотя и против воли, говорить с вами еще раз о моем дяде. С тех пор как я здесь, я получил четыреста рублей и сукно через г-жу М(уравьеву), а затем вещи вместе с письмом, за которое я вас благодарю, моя матушка; оно доставило мне минуты, каких я не переживал уже давно, и сладость которых заставила меня почувствовать, как преступно желать конца своего существования. Ах, маменька, освободите меня от неизвестности, в которой я нахожусь еще относительно вашего здоровья и здоровья моего ребенка, и, наконец, скажите мне что-нибудь о женщине, которую я обожаю. Мои товарищи получают регулярно каждую почту письма, нам все можно писать, все посылать; жду также с нетерпением вашего портрета; а если бы вы прислали мне и портрет моей дочери, как бы я был вам признателен.

Но, возвращаясь к моему дядюшке, так как у меня есть только этот листок бумаги, я вам скажу, что я глубоко убежден, что кроме 400 рублей вы мне послали еще денег, но с ними было поступлено так же, как в крепости. По вашим письмам, которые вы мне тогда прислали и которые я был вынужден сжечь вследствие моего поспешного отъезда, я видел, что мой дядюшка вам сказал, будто он передал мне в собственные руки 1000 рублей, тогда как я получил только 500; итак, вы сами можете судить, имею ли я теперь право с недоверием относиться к нему и к строгости его принципов. Но я прошу вас, не думайте, что я вам написал это из предубеждения. Дядюшку, кузена (Н. Н. Анненкова), всех моих дорогих родственников я презираю до глубины души. Они готовы заживо ободрать меня, чтобы получить мою шкуру. Так как я не могу больше писать, я закончу мое письмо, сказав вам, что покорился судьбе, которая теперь решена, по-видимому, бесповоротно. Если я буду иметь счастье увидеть снова женщину, которая мне дорога, я найду силы переносить мою судьбу, если же нет, – ну, что ж! – мой конец от этого только приблизится. Все мои желания направлены на счастье моего ребенка и на ваше; я думаю, что так же, как и для меня, счастье стало чуждым и для вас с некоторого времени; о если бы по крайней мере небо вам послало утешения, доставлять которые вам когда-либо мне запрещено даже и надеяться. Прощайте, моя матушка, целую миллион раз ваши ножки и ручки.

(Приписка) Адресуя на имя губернатора Иркутска Цейдлера, можно все посылать, кроме золота.

Госпоже П(оль)

Ангел, которого я обожал всю мою жизнь! Я не смею больше словами выражать все чувства, которые ты мне внушаешь. С тою времени, как я знаю, что ты настаиваешь на выполнении обещанной жертвы, молчаливое восхищение – вот единственное чувство, дозволенное человеку, который недостоин тебя ни в каком отношении. Итак, ты неизменна, божественная женщина! Итак, не напрасно я восхищало этой твердостью характера, этой самоотверженностью, которые являются уделом только высших существ. Ах, дорогой друг, как я недостоин тебя, и какие блага на этой земле могли бы отплатить тебе за такое героическое самоотвержение. Только бы ты никогда не пожалела о том, что ты дела ешь для человека, который, вероятно, никогда не будет в со стоянии вознаградить тебя. Поспеши, дорогой ангел, приехать, потому что, признаюсь тебе, у меня нет достаточно власти над самим собою, чтобы даже ждать тебя терпеливо. Ежедневное ожидание тебя гложет меня, и ты знаешь, как оно жестоко. Я прошу маменьку предоставить тебе все средства, и я уверен, что она не откажет мне в этом. Не трогайся в путь без хорошего экипажа и без слуги; возьми предпочтительно того, кто выразит сам желание следовать за тобою; и если бы это мог быть повар, то было бы очень хорошо. Петр – может быть; но не нужно, чтобы это было насильно. Женщину же везде можно найти, и не обременяй себя какой-нибудь принцессой, которой нигде не будет достаточно хорошо. Захвати с собою все, что только ты сможешь взять, мои вещи также, если только они еще целы, помни, что я ничего не дарил моему дядюшке, не забудь мои книги. Осыпь поцелуями мою дочку за меня. Я прошу мою матушку обеспечить ее судьбу; присоедини твои просьбы к моим. Ах! моя дочь – она не выходит у меня из головы! Позаботься о ней хорошенько. Когда она окрепнет, ты сможешь иметь ее около себя. Ее будущее меня мучает; маменька тебе скажет, можно ли ее узаконить; посмотри, что маменька скажет по этому поводу; я не смею надеяться, но как бы я был счастлив! Это, однако, сделали для Давыдова, который находится с нами. У меня нет больше бумаги, нужно кончать. Итак, прощай, дорогой ангел, пусть это будет «до свидания». Осыпаю тебя поцелуями так же, как и мою дочь. Приезжай, ради бога, и пиши мне, ты можешь это делать. Пришли мне твой портрет и портрет моей дочери, если я не увижу тебя скоро.

П. Е. Анненковой

(Август 1830)

Моя дорогая Полина.

Я только что узнал от писаря, что ты была больна. Он не хотел мне отдать письмо, так как его надо сначала передать коменданту. Ты можешь представить, как это меня взволновало! Я не могу простить тебе, что ты меня об этом не известила. Что эго за манера, быв больной, при смерти, не дать знать об этом, хотя бы через кого-нибудь! Теперь я прошу тебя, если ты чувствуешь себя еще слабой, не приезжай для встречи со мною на первую станцию, несмотря на все мое нетерпение обнять тебя. Это может мне доставить удовольствие лишь в том случае, если ты чувствуешь себя вполне хорошо. Мы будем на этой станции 19-го, и, значит, тебе нужно выехать накануне, т. е. 18-го. Но все это только в том случае, если ты здорова, если же нет, го умоляю тебя этого не делать. Я буду иметь ответ на это письмо раньше того, которое идет через коменданта, и потому решился послать нарочного, чтобы иметь поскорее известия о тебе. Ты дашь подателю 5 рублей, это установленная цена. Я не могу передать ему эти деньги здесь, потому что, бог весть, исполнит ли он поручение. Во всяком случае я не много истратил денег по дороге, и ты будешь довольна. Не знаю, как быть с детьми, если ты приедешь. Так или иначе, но я тебя устрою возможно лучше. Посылаю им свое благословение и нежно целую их, тебе шлю миллион поцелуев, которыми я тебя покрою при свидании. Я знаю, что кн. Волконская получила разрешение с фельдъегерем следовать за мужем. Я прошу тебя точно написать мне, как ты себя чувствуешь теперь, чем ты была больна. Я только что получил твое письмо, однако все-таки посылаю это, чтобы побудить тебя не приезжать, если ты нездорова; если нет, я думаю, вам лучше приехать, не спрашивая разрешения. Я теряюсь в догадках о том, чем ты страдала, не причинили ли тебе чем-нибудь… (подлинник на французском языке)[136]136
  Печатается впервые, по подлиннику, из собрания Е. К. Гагариной. Написано на сложенном листе, с внутренней стороны которого среди текста имеется русская надпись: «Ивану Александровичу Анненкову». Очевидно, письмо написано на обложке записи или письма, полученного Анненковым. Писано оно во время перехода из Читы в Петровский завод нелегально, почему и носит следы крайней поспешности. Со слов– «Я только что получил твое письмо…» написано карандашом. Вероятно, кто-то или что-то помешало Анненкову окончить письмо, и оно так и осталось оборванным на полуфразе.


[Закрыть].

Н. А. Бестужеву

Август 1836.

Любезный Николай Александрович Приветствую вас и всех наших товарищей с берегов Байкала. Жена моя, чады и домочадцы и, словом, все семейство – тоже, и просим не забыть нас. Вместе с нами кланяется вам штурман Шпир, который говорит, что вас знал. Отец его был аптекарем в морском корпусе. Не знаю, так ли его фамилию пишу, но я ее не мог расслушать, хотя повторил он ее раз сто в течение двух дней, которые мы с ним находимся. Так говорит этот г-н связно, что я уже думаю, что язык его перемололся от морского лексикона, но, впрочем, и я с ним морскими терминами так и сыплю, он меня первоначально принял за моряка. Видел Глебова в Кабанске, живет по-философски, роскоши не видать у него, но, кажется, немного и присылают ему из России. Ехали мы до сих пор благополучно. Слава богу, по всей дороге встречали знакомых и будем путешествовать через Байкал в компании. Встречали нас везде честно и провожали равно, только дерут немилосердно везде. Вот путевой журнал наш, если кого интересует. Скажите, пожалуйста, женатым нашим, чтоб никто не отправлялся на купеческих судах. Это просто посудины, которые нечисты и ходят, когда ветер прямо в корму дует. С меня запросили 200 ц(елковых) на этих кораблях. Я для того говорю, что их ужасно расхваливают. Муравьевы тоже пытались, было, на них переехать, как и я Скажите, пожалуйста, тоже С Г. Волконскому, что комиссию его я исполнил в Удинске, но что Куликов удивился цене, назначенной за сахар – 54 ц(елковых) за пуд. Много бы еще надо кой о чем написать, но ветер попутный, и все торопят меня, штурман прислал лодку. Пожалуйста, любезный Николай Александрович, постарайтесь об Тихоне и поблагодарите Александра Ильича за сделанное уже одолжение. Протайте, mon cher, и все наши. Ко мне привязались, как черти, эти матросы, чтоб скорей одеваться и в лодку. Я думал, что ветер еще не скоро попутный, да и все то же говорили Ну, целую вас, братца вашего и всех, кто нас любил.

Анненков[137]137
  Печатается впервые, по подлиннику, находящемуся в Пушкинском Доме, в архиве братьев Бестужевых, т. 5583, л. 1–2. Написано с дороги, во время переезда на поселение, перед несчастливым путешествием по Байкалу, о котором повествует О. И. Иванова (стр. 210–211).
  По-видимому, в Петровске Николай Бестужев и его брат, Михаил, были очень близки с Анненковыми. Это можно заключить по замечаниям о них М. К. Юшневской в письме к Ивашевым (от 31 июля 1836 г.): «Оба брата по-старому живут. Они в большом горе, что надо проводить Анненкова» (О. К. Буланова Роман декабриста. М., 1925, стр. 187).


[Закрыть].

А. Н. Евсевьеву

Иркутск, 12 октября 1836 г.

Ваше превосходительство, милостивый государь, Александр Николаевич!

Уведомляя через господина исправника о повелении вашем немедленно отправить меня и семейство мое в назначенное мне место для поселения, обращаюсь к вашему превосходительству со всепокорнейшею просьбою дозволить мне пробыть еще несколько дней в городе Иркутске с семейством моим по нижеследующим причинам: жена моя, имев уже несчастие подвергнуться в короткое время четыре раза сряду преждевременным родам, чувствует и теперь, после испуга, перенесенного на Байкале, постоянные припадки, предвещающие обыкновенно таковые роды. И потому, не имея никаких пособий в виду, которые могла бы доставить медицина в деревне Бельской, в случае скорой надобности перемены еще в состоянии ее здоровья. Я же, покорствуя воле начальства и отправившись один на место моего водворения, оставлю малолетних детей без всякого призрения и жену мою, не знающую русского языка в невозможности объясняться в ее надобностях. При сем позвольте упомянуть вашему превосходительству, что по причине слабого здоровья жены моей самый отъезд наш из Петровского завода был отложен на некоторое время и что, сверх того, я находился в течение уже четырех лет неотлучно с ней, вероятно, не против воли высшего начальства, почему и прошу теперь не подвергать меня новой разлуке с женой в то время, как участь моя должна, по-видимому, испытать улучшения. Принося заранее признательность в случае соизволения на мою просьбу вашего превосходительства, остаюсь с чувством глубочайшего уважения к особе вашей, милостивый государь, ваш покорный слуга

Анненков (отсутствие французского подлинника этого письма лишило редакторов возможности внести исправления в его перевод)[138]138
  Перепечатано из приложений к «Запискам» Анненковой, изд. «Прометей».


[Закрыть]

С. Б. Броневскому

Ваше высокопревосходительство, милостивый государь, Семен Богданович!

Болезненное состояние, в коем находилась жена моя после четырехкратных несчастных родов, и самое настоящее положение трудной беременности расстроили до такой степени ее здоровье, что с нею весьма часто случаются припадки, требующие немедленных пособий искусного медика, отсутствие которого не только может увеличить страдания, истинно нестерпимые, но и повлечь за собою смерть матери малолетних детей.

Дабы предупредить подобное несчастие, которым угрожает нам отдаленность деревни, назначенной для нашего поселения, чтобы сохранить здоровье детей моих, которые не в состоянии будут вынести жестокого холода в дороге, и по случаю близкого разрешения от бремени жены моей я осмеливаюсь покорнейше вас просить дозволить нам остаться в Иркутске до разрешения нашей будущности.

По сим же самым причинам, и чтобы доставить еще средства жене моей выполнять христианские обязанности, налагаемые на нее католическим исповеданием, священный долг заставляет меня обратиться к вашему высокопревосходительству как к особе, от которой в сем случае зависит наша участь, и просить вас удостоить своим вниманием причины, побуждающие жену мою беспокоить вас просьбою о перемене места моего поселения на город Красноярск.

Если же исполнение просьбы будет зависеть от высочайшей воли, то позвольте мне льстить себя надеждою, что ваше высокопревосходительство, найдя причины достаточными, не откажете принять участие в положении жены моей и детей в малолетнем возрасте и удостоите нас вашим ходатайством.

Простите, ваше высокопревосходительство, что, отнимая у вас минуты, посвященные делам, я принял смелость утруждать вас, и позвольте принесть изъявление глубочайшего моего почтения к особе вашей, с которым имею честь быть, милостивый государь, вашего высокопревосходительства покорный слуга

Анненков.

5 ноября 1836 года, Иркутск[139]139
  Печатается по подлиннику из собрания Е. К. Гагариной. Прежде того было напечатано с рядом ошибок в приложениях к «Запискам» Анненковой, изд. «Прометей»


[Закрыть].

С.Б. Броневскому

Бельск. Нач февраля, 1838.

Ваше высокопревосходительство! Получив известие через нарочно присланного чиновника о перемещении меня в Туринск, я решился обратиться к вам с покорнейшей просьбою: дозволить мне остаться в Бельске до первого летнего пути по следующим причинам:

Деньги на годовое содержание мое с семейством получаю я из московской сохранной казны в конце марта месяца. За прошлый год присланная сумма почти вся уже издержана, и небольшой из оной остаток не будет достаточен для дорожных издержек. На нынешний год, как я имел уже честь объяснять выше, деньги получатся в конце будущего марта месяца, в самое неудобное время для дальнего переезда. Кроме денежного недостатка, выезд из Бельска теперь невозможен и по нездоровью жены моей: после родов в прошлом декабре она была отчаянно больна, до сего времени здоровье ее еще не поправилось, и суровость зимней стужи не в силах будут перенести ни она, ни четверо детей, из которых один грудной младенец. Сверх того, прислуга, нанятая здесь, не может ехать с нами в Туринск, и потому все трудности и все заботы о детях станет исполнять в течение дороги сама жена, что в летнее время будет для нее по крайней мере удобнее.

Смею надеяться, что ваше высокопревосходительство обратите снисходительное внимание ваше на изложенные причины и не захотите разлучить меня, но дозволите мне остаться в Бельске вместе с женою до первой возможности отправиться в Туринск. Не откажите мне также в позволении приехать в Иркутск, где я мог бы заказать удобные для дороги экипажи, чтобы не иметь уже впоследствии остановки для выезда из Бельска, который с большим нетерпением желаю оставить.

С глубочайшим почтением, честь имею быть вашего высокопревосходительства покорный слуга

И. Анненков[140]140
  Перепечатано из приложений к «Запискам» Анненковой, изд. «Прометей».


[Закрыть].

А.Н. Евсевьеву

Ваше высокопревосходительство, милостивый государь, Александр Николаевич!

Для переезда моего в Туринск хотя уже сделано ваше распоряжение, но я никак не могу теперь выехать из Бельска. Причины, по которым должен некоторое время остаться, излагаю в письме на имя его высокопревосходительства, господина генерал-губернатора. Не откажите, ваше превосходительство, доставить оное по адресу и прикажите известить меня об решении, которое будет объявлено его высокопревосходительством.

С глубочайшим почтением имею честь быть вашего высокопревосходительства покорный слуга

Анненков

6 февраля 1838 года, Бельск[141]141
  Перепечатано из приложений к «Запискам» Анненковой, изд. «Прометей».


[Закрыть].

А. Н. Евсевьеву

Ваше превосходительство!

Сделайте милость, позвольте г-ну Вольфу приехать в Бельск, чтобы подать помощь меньшому моему ребенку, которого я был вынужден вывезти из Иркутска больного, с опухшего ногою, и которого дорогой простудили. Теперь у него свело ногу, и он навечно может остаться калекою. В надежде, что это само собой пройдет, я медлил сколько возможно, чтоб не беспокоить ваше превосходительство, но как положение больного сделалось хуже, то я решился, наконец, утруждать вас. Я не прошу вас прислать другого доктора. Вам известно самим, что в самом Иркутске предпочитают г-на Вольфа прочим и доверяют более его искусству. Я надеюсь, что ваше превосходительство не оставите без внимания столь важную для меня просьбу.

С глубочайшим почтением имею честь быть вашего превосходительства покорный слуга

Анненков.

16 февраля 1838 г. Бельск[142]142
  Перепечатано из приложений к «Запискам» Анненковой, изд. «Прометей». Письмо это было перепечатано Б. Г. Кубаловым в собрании неопубликованных писем декабристов (сб. «Сибирь и декабристы». Иркутск,1925, стр. 122). Там же имеется следующая справка: «Генерал-губернатор Броневский нашел неудобным удовлетворить эту просьбу, а предложил командировать в Бельское кого-либо из иркутских медиков и за счет Анненковых».


[Закрыть].

К.Ф. Энгельке

Ваше превосходительство, милостивый государь, Карл Федорович!

Получив предписание ваше, чтобы вручить моей дочери приложенное при оном письмо, я, по праву родителя, узнал содержание оного и имею честь сообщить вам, что не исполнил вашу волю по нижеследующим уважительным, по моему мнению, причинам, которые представляю на ваше усмотрение.

Дочь моя не могла бы сама собою, без моего пособия, отвечать на вопросы вашего превосходительства, потому что не поняла бы официального слога вашего письма и причин, по которым местное начальство признает нужным лишать ее свободы, предоставленной всем и (каждому) на основании общих законоположений. Чтоб сделать их понятными для нее, понадобилось бы объяснять ей мое положение и коснуться нескольких политических событий, имевших влияние на мою жизнь, которые, к несчастью, отражаются теперь и на ней – невинной жертве, чего я желал всегда избегнуть, чтобы не возмущать ее спокойствия, стараясь внушать всем моим детям покорность к воле провидения, беспредельную любовь и преданность к престолу августейшего монарха нашего (и довольствие их участью).

Потом дочь моя отвечала бы вам то же самое, что я могу иметь честь объяснить (о ее проступке). Она отлучалась из Тобольска для прогулки с дозволения своей матери, ездила до Ялуторовска, без всякой политической пели, могу вас уверить в том, единственно для развлечения в обществе г-ж Муравьевой и Фонвизиной, которые пригласили ее с собой.

Не предполагая, чтобы невинные дети мои подвергнуты были ограничению свободы надзором полиции – наказанию, определяемому токмо за преступления, я не считал нужным испрашивать дозволения начальства для пятидневной прогулки дочери моей. Особых же распоряжений касательно моих детей мне никогда и никем объявлено не было, и я покорнейше прошу ваше превосходительство, если таковые существуют, объявить мне их формальным образом и притом поставить меня в известность о всех прочих (распоряжениях) касательно лично нас, выдачею мне копий с оных за надлежащим подписом для (всегдашнего) руководства (ибо я могу запамятовать их, и в случае нужды для справки их нельзя нигде видеть, они не находятся в своде законов; иначе я буду невольно впадать и на будущее время в подобные ошибки), без чего невозможно их все упомнить и мы невольно всегда будем впадать в подобные ошибки.

С истинным почтением и совершенной преданностью честь имею быть вашего превосходительства, м. г.[143]143
  Печатается впервые, по подлиннику, хранящемуся в Пушкинском Доме, в собрании бумаг Анненковых.
  В 1850 г О. II. Анненкова, вместе с Н. Д. Фонвизиной и Ж А. Муравьевой (женой А. М. Муравьева), ездила на несколько дней в Ялуторовск, где тогда жили многие декабристы (И. И. Пущин, Е. П. Оболенский, И. Д. Якушкин, 11. В. Басаргин, В. К. Тизенгаузен, А. В Ентальцева). В связи с этой поездкой, в которой был заподозрен скрытый смысл, возникло целое дело, дошедшее до Петербурга. Письмо Анненкова является ответом на следующие письма к нему и его дочери гражданского губернатора:
  I
  Секретно.
  Милостивый государь, Иван Александрович. Приложенное письмо к вашей дочери Ольге Ивановне покорнейше прошу вручить ей и принять уверение в моем совершенном к вам
  почтении.
  Карл Энгельке.
  № 1005.
  23 сентября 1850 г.
  Тобольск.
  Его высокоблагородию
  И. А. Анненкову.
  II
  Секретно.
  Милостивая государыня, Ольга Ивановна По предписанию г. генерал-губернатора Западной Сибири, покорнейше прошу отозваться мне: на каком основании вы изволили отлучиться из Тобольска в Ялуторовск, не испросив на это разрешения начальства, а как такое разрешение дается только по особенно уважительным причинам, го с какою целью эта поездка предпринята вами и с кем именно? Ответ вам не угодно ли будет доставить ко мне с надписью секретно, в собственные руки. Примите, милостивая государыня, уверение в моем совершенном почтении.
  Карл Энгельке.
  23 сентября 1850 г.
  № 1004.
  Тобольск.
  О. И. Анненковой.
  Согласно просьбе Анненкова ему была препровождена копия с правил, о которых он упоминает. Ввиду чрезвычайного интереса, который правила эти представляют для выяснения юридического положения декабристов и их семей по истечении 25 лет ссылки, приводим их целиком:
  «В предупреждение самовольного уклонения жен государственных и политических преступников от учрежденного над ними наравне с ИХ мужьями местного полицейского надзора, под предлогом незнания будто бы существующих на сей предмет правил, господин генерал-губернатор Западной Сибири от 15-го октября за № 127 предписал мне немедленно сделать распоряжение о объявлении всем находящимся в ведении моей губернии женам помянутых лиц с подписками, что на точном основании 1 ст. XIV т. устава полицейского, 1-го пункта высочайшего повеления, изображенного в предписании предместнику моему от 30 мая 1833 г. за № 758, и 4-го пункта высочайше утвержденного 6-го февраля 1815 г. положения комитета министров в предложении от 10-го марта 1845 № 22, они не должны никуда и ни в каком случае отлучаться из мест постоянного своего жительства, т. е. из тех городов и крута тех волостей, в коих жительствуют или состоят причислены их мужья, без получения от начальства надлежащих видов, о выдаче коих обязаны обращаться каждый раз с объяснением причин, по которым просят увольнения, в губернском городе к начальнику губернии, в окружном городе к городничему, а в селениях к земскому исправнику. В удостоверение же подобного рода ходатайства его сиятельство предложил мне руководствоваться точною силою приведенного выше пункта высочайше утвержденного 6-го февраля 1845 г. положения комитета господ министров, разрешающего женам государственных и политических преступников по особенно уважительным причинам отлучаться не более как на трехдневный срок на расстояние жительствующих в городе не более 30 верст, а в селениях не далее 50, с выдачею им каждый раз особых билетов об увольнении на продолжительнейший срок, и на большее расстояние представить господину генерал-губернатору Западной Сибири, для испрошения разрешения г. шефа жандармов.
  К сему князь Петр Дмитриевич присовокупил, что правила эти должны быть соблюдены без малейшего отступления, а со стороны местных городничих и земских исправников под строгою их ответственностью за всякое в сем случае упущение, и чтобы, сверх того, все переписки жен государственных и политических преступников доставляемы были от них и к ним не иначе, как через мое посредство установленным порядком.
  В указанных мне его сиятельством законах и правилах изображено:
  1-ое. В своде законов изд. 1842 г., 14 устава полицейского, ст. 1: никто не может отлучаться от места своего постоянного жительства без узаконенного вида или паспорта.
  2-ое. В 1 пункте высочайшего повеления, изъясненного в предписаниях господину генерал-губернатору Западной Сибири от 2-го мая 1833 г. за № 758, невинные жены государственных преступников, разделяющие супружескую с ними связь, согласно предписанным повелениям и настоящему заключению комитета министров, до смерти мужа должны быть признаваемы женами ссыльнокаторжных и с ними вместе подвергаться всем личным ограничениям, составляющим необходимое последствие соединения их с преступниками.
  3-е. В первом пункте высочайше утвержденного 6-го февраля 1845 г. положения комитета г. министров, «как некоторые из ссыльных, сужденные Верховным уголовным судом, поселены в городах, а другие в селениях, то определить с точностью, что местом их водворения надлежит считать город, в косм они жительствуют, или круг той волости, к которой они причтены, вменить местному начальству в обязанность иметь строгое наблюдение, чтобы означенные ссыльные без ведома оного отнюдь не отлучались из мест их водворения; на сем основании без особого разрешения местного начальства жительствующие в городах вовсе не должны отлучаться из оных, а водворенные в селениях могут отлучаться только в кругу той волости, к которой они приписаны, но в случаях особенно уважительных, предоставить местному начальству право дозволять помянутым ссыльным от лучки и за черту мест их постоянного водворения не более, однако, как на трехдневный срок и на расстояние: жительствующим в городах не далее 30 верст, и притом не иначе, как по выдаваемым особо каждый раз билетам. Затем, если бы оказалась существенная необходимость, и к увольнению вышеозначенных ссыльных на продолжительнейший срок и на большее расстояние, то испрашивать па сие каждый раз разрешение через г. губернатора шефа жандармов.
  Предписываю вашему высокоблагородию немедленно объявить об этом для точного и непременного исполнения всем проживающим во вверенном вам городе женам государственных и политических преступников с подписками, а в исполнении донести мне с приложением подписок, с коих имей те у себя копии.
  В заключение долгом считаю подтвердить вам, милостивый государь, иметь строгое наблюдение, чтобы изложенные в сем предписании правила были исполняемы в точности и без малейшего отступления под опасением за противное суда и взыскания по законам».
  Упоминаемый в документе князь Петр Дмитриевич – Горчаков, генерал от инфантерии, генерал-губернатор Западной Сибири.
  Об этой истории рассказывает в своих воспоминаниях и М. С. Знаменский:
  «Вчера, – сообщает Наталья Дмитриевна (Фонвизина), – заявлялся ко мне полициймейстер с сочиненными князем правилами.
  – На цензуру он их к вам привозил, что ли? – шутит Свистунов. (Намек на влиятельное положение Фонвизиных в Тобольске. (Ред.).
  – Нет, хотел их читать мне.
  – И что же?
  Я думаю, что князь для того эти правила и выдумал, чтобы при чтении их полициймейстер бранил нас в глаза. Я, разумеется, не допустила их читать…» («Наш Крап», 1925. VIII–IX. стр. 2).


[Закрыть].

К.Ф. Энгельке

Вашему превосходительству честь имею донести, что я получил предписание ваше от 15 ноября за № 1163, которым обязываете меня объявить отзыв г. военного министра моей дочери[144]144
  Печатается впервые, по подлиннику, хранящемуся в Пушкинском Доме, в собрании бумаг Анненковых. Это ответ на следующее отношение гражданского губернатора К. Ф. Энгельке:
  Тобольское общее губернское
  управление
  Отделение.
  Стол
  15-го ноября 1830 г.
  № 1163
  Тобольск
  Милостливый государь, Иван Александрович. Вследствие отношения к господину шефу корпуса жандармов г. генерал-губернатора Западной Сибири, коим он доводил до сведения графа Орлова о поездке г-жи Фонвизиной, Муравьевой и вашей дочери Ольги в Ялуторовск, г управляющий III отделением собственной его величества канцелярии от 12-го минувшего октября за № 2037 сообщил его сиятельству князю Петру Олигиериевичу, что обстоятельство это за отсутствием графа Алексея Федоровича представлено было на усмотрение г. военного министра, и его светлость, признав Фонвизину, Муравьеву и вашу дочь виновными в самовольной отлучке с места жительства, изволил приказать сделать им за их неуместный поступок строгое внушение. Будучи о сем поставлен в известность предписанием г. генерал-губернатора от 5-го сего ноября за № 136, я покорнейше прошу вас объявить о таком отзыве г. военного министра дочери вашей и об исполнении мне письменно донести.


[Закрыть].

О. И. Ивановой [145]145
  Настоящее, как и нижеследующее, письмо печатается впервые, по подлиннику из собрания Е. К. Гагариной.


[Закрыть]

16 марта 1855, Тобольск

Мой друг Олинька. Из пометки моего письма на отдельной странице ты увидишь, что оно давно изготовлено было Предполагал отправить его с П.П. Поповым, но опоздал и дожидался все оказии, наконец дождался, едет Кушелевский, и я ему поручил доставить тебе мои разные предположения. Письмо к государю – изобретения, впрочем, Штейнгеля – его витиеватый слог, – но как этих писем никогда не прочитывают от начала до конца, так совершенно равно как бы ни было написано[146]146
  Приводим полностью этот интересный документ, написанный от лица О. И. Ивановой:
  «Из государственных преступников, осужденных в каторжную работу, первый Бригген поступил, по всемилостивейшему соизволению, на службу канцеляристом. По сему случаю генерал-губернатор Западной Сибири входил в сношение с шефом жандармского корпуса, требуя разрешения на 4 вопроса, относящиеся до прав этого определения. Разрешение последовало с высочайшего утверждения и объявлено генерал-губернатору через статс-секретаря Мордвинова, от 2 июня 1838 года за № 2151. Между прочим в разрешении третьего вопроса, о праве наследия после матери или жены сказано: «права Бриггена наследовать дворянским имением определяются правами состояния, к которому сам он ныне принадлежит». При определении на службу Анненкова предписано было руководствоваться сею же высочайшею волею и в отношении его.
  Не прошло пяти лет, как умирает в Москве мать Анненкова, который в Тобольске находился точно во всех тех отношениях, в каких Бригген послужил предметом воспоследовавшей высочайшей волн. Считая права свои ясно определенными, Анненков, в качестве прямого и непосредственного наследника, но не имеющего свободы ко вступлению в личное распоряжение, обратился к графу Бенкендорфу. Он просил исходатайствовать высочайшее соизволение, чтоб над имением покойной матери его учредить опеку, которая бы, по приведении всего в известность, удовлетворила кредиторов. Деревни и крепостных людей сдала на точном основании 805 ст. дополнения к X т. св. зак. 1839 года, в казенное ведомство, и вообще, по обращении всего в наличный капитал, внесла бы оный в кредитные учреждения. С тем вместе он просил поднесть государю его всеподданнейшую просьбу – об оказании ему этой милости.
  Просьба Анненкова через министра внутренних дел била препровождена к министру военному с вопросом: имеет ли Анненков право наследовать имение после матери? Ответ состоялся следующий: «Он, г. министр, не полагает возможным предоставлять государственным преступникам, получившим всемилостивейшее дозволение вступить вновь в службу, право наследовать после родственников, как по причине неудобства, кои бы произошли от сего по разным семейным отношениям, так и в том внимании, что означенным преступникам дозволением вступить в службу не возвращены права прежнего состояния, но открыто им поприще, на котором они ревностною службою могут приобрести новые права и возродиться, так сказать, новою жизнию». Это мнение сообщено министру юстиции, который его подкрепил, отозвавшись в том же духе. Так доложено государю – и, от высочайшего имени Анненкову объявлено, что просьба его уважена быть не может, и вместе с тем поведено «разрешение настоящего случая принять к руководству на будущее время в подобных обстоятельствах».
  Между тем боковые родственники Анненкова, через неделю после смерти его матери, сделали соглашение, по которому, устранив прямого наследника, как бы не имеющего никакого права на наследие, распорядились имение оставить в опекунском управлении двух из среды себя, с тем чтоб они выплачивали долг казне по залогу, из излишних доходов посылали по 4 т. рублей каждогодно Анненкову и его дочери Зинаиде Тепловой, а остатки вносили бы в Опекунский совет, и когда таким образом остаточная сумма накопится до 200 т. рублей, тогда Анненкову и упомянутой дочери его выдать по 100 т. р., если еще малолетняя Анненкова, двоюродная племянница настоящего наследника, ныне в замужестве за флигель-адъютантом полковником Кушелевым, будет на то согласна. Затем выдачу по 4 т. р. и самую опекунскую операцию прекратить, а именно разделить между претендателями по закону. Это предположение, изложенное в домашнем акте, за подписом всех родственников Анненкова и опекунов малолетней, удостоено было известности государя императора, как это значится в отношении г. военного министра к генерал-адъютанту графу Бенкендорфу от 23 июля 1843 года за № 403. Но никакое уважение, ни верховной власти, пред которой заявлено обещание выдать Анненкову пополам с дочерью 200 т. р. ассиг. в обеспечение ее участи с прочими детьми, ни уважение к самим себе, не удержали родственников Анненкова от несправедливого поступка: корыстолюбие превозмогло все. В 1850 году, не сдержав своих обещаний, родственники Анненкова приступили к разделу его достояния и совершили 12 декабря раздельный акт на все упомянутое имение в С. Петербургской гражданской палате. Этим актом изменили все прежде поставленные условия: вместо наличных денег, племянница Анненкова. Марья Ивановна Анненкова, достигшая уже совершеннолетия и вышедшая замуж за флигель-адъютанта полковника Кушелева, обязалась упомянутым раздельным актом выдать ему заемные письма на 100 т. р. ассиг. за полученную ею по разделу половину его имения 1150 душ в Нижегородской губернии. Генерал-адъютант Николай Николаевич Анненков с родным братом Александром и малолетними, оставшимися от третьего брата его, Дмитрия, Анненковыми, обязались, не ограничивая себя никаким сроком платежа, ни дачею письменных обязательств, уплатить дочери Ивана Анненкова, вышедшей замуж за Теплова, другие 100 т. р. ассиг. за доставшуюся обще на их часть другую половину имения Анненкова 1150 душ в Пензенской губернии. Но по сие время, т. е. по 1855 год, родственники Анненкова, вступив уже во владение имением и получив каждый свою часть из оного, с 1850 года не выдали ему ни копейки наличных денег в уплату обещанного капитала, и ни заемных писем от г-жи Кушелевой, в обеспечение платежа принятого ею на себя долга 100 т. р. ассиг. После сего родственники уведомили Анненкова, что сделали вновь условие между собой, коим г-жа Кушелева переводит уплату 30 т. р. ассиг. па трех братьев Анненковых, из коих одного уже нет в живых, а остались малолетние, которых должно будет вновь ожидать совершеннолетия для получения причитающихся с их части денег. Из чего ясно можно видеть нежелание родственников сдержать своего слова и выполнить принятые на себя обязанности. С Тепловой поступили также одинаковым почти образом, она получила только от одного из наследников имения отца ее, от Александра Николаевича Анненкова, дом в Симбирске, который продала впоследствии за 5 т. р. серебром. (Отсюда рукою И. А. Анненкова) Будучи таким образом притеснен и обманут своими родственниками, отец мой, состоящий ныне по службе коллежским секретарем, Иван Анненков, терпит крайность с многочисленным семейством, и не имеет долее возможности поддерживать своих сыновей, особенно второго в военной службе, не достигшего еще офицерского звания». (Печатается впервые, по копии из собрания Е. К. Гагариной). Нет никаких указаний на то, чтобы этой бумаге был дан официальный ход.


[Закрыть]. В комиссию прошений подают формою письма, только объясняется подробнее дело, следовательно, к записке из дела приставь заголовок письма и окончание, и дело кончено, т. е. сколько ни пиши, а толку не будет. Но штука в том, что надо непременно переговорить с статс-секретарем Голицыным, который с Верою Ивановною Ан(ненковой) в дружбе был, а теперь в ссоре. Впрочем, их несколько там, хоть одного, да надо иметь на своей стороне, без чего возвратят непременно. Посмотри, сообразись, да и подай, нечего думать, надо действовать, а я подам в сенат от себя. Если тебе не удастся на счастье, то судебным порядком, может быть, лучше пойдет.

Иначе, если мне подать государю, да откажут, так нельзя уже просить сенат, а от тебя – так сенат остается в резерве. Впрочем, посоветуйся и напиши. Поблагодари дорогого Константина Ив. за его письма, я ему много обязан, и попроси, чтоб он на меня не сердился, что к нему не пишу, да, впрочем, это все равно, что к тебе, что к нему – к обоим пишу. Меня корреспонденции замучили, прибавился еще Сибирский тракт по делам Вольфа[147]147
  Ф. Б. Вольф, скончавшийся в 1854 г., завещал свое имущество троим, особенно нуждавшимся, товарищам. Как лишенный всех прав состояния, Вольф не имел права завещать свое имущество, а они – вступать во владение им. Для утверждения их в правах наследства потребовалось много труда, причем Анненков принял на себя все хлопоты, которые закончились только в 1858 г., как явствует из неопубликованного письма к Анненкову П. И. Фаленберга, от 27 июня, писавшего: «Многоуважаемый Иван Александрович. Письмо ваше от 15 июня со вложением денег, завещанных мне покойным Фердинанд Богдановичем Вольфом, я имел удовольствие получить и препровождаю при сем расписку. Очень благодарен вам, добрейший Иван Александрович, за все хлопоты и старания, принятые вами на себя по делу этого завещания, которые и привели его, наконец, к желанному окончанию…» (Пушкинский Дом, собрание бумаг Анненковых).


[Закрыть], да по отправлению Володеньки. Решительно каждую почту пишу и по нескольку писем. Проси мужа, чтоб он ко мне писал почаще. Что вы предполагаете насчет будущего? Ты что-то недовольна Петербургом; понимаю, что тебя тяготит, но что же делать, как-нибудь бог поможет, и не будете в тягость никому. Андрей Иванович добрый и благородный человек, поблагодари его за письмо, напрасно он полагал, что я претендовать буду, что он ко мне не писал долго, – пишут аккуратно ведь от безделья, хорошо коли досуг кому, или по привязанности – это другое дело Ах когда-то мы увидимся! Целую тебя, друг мой, крепко обнимаю вас обоих, будьте здоровы и благополучны. Не робейте, не поддавайтесь унынию – тут вот характер и видно. Благословляю вас заочно

Любящий отец И. А.

Поклонись В. К. Тизенгаузену, скажи, что насчет брата его от Арцимовича ничего не добился. Пиши, пожалуйста, о Ванюше и все, что знаешь об нем. Пиши правду, это лучше, он что-то редко пишет.

О.И. Ивановой

9 июня 1855 г., Тобольск.

Спасибо тебе, милый друг Олинька, что ты мне пишешь, что ты нас не забываешь, горячо любишь, да наградит тебя бог за твои благородные чувства. Спасибо тебе, мой друг, и за твои благоразумные воззрения на вещи; это истинная правда, что счастие не в деньгах, а в самих нас. Вот пример тебе – сестра. Конечно, она не виновата, что ее глупо воспитали и сунули замуж за человека бестолковее еще ее (но с деньгами, по-светски), а все-таки большая часть ее несчастия происходит от того, что она не умеет презрить денег, слишком прилепилась к вещественному, к мелочам. Если бы иначе смотрела на вещи, то другим бы образом и действовала, сейчас бы получила верх над мужем, который пустой человек, да он же ее обсчитал, потому что выманил у нее вексель, который ей дал (это светские супружества!), заставил ее построить дом у себя в деревне на ее деньги (по крайней мере, так она писала), продавши дом в Симбирске, – все то глупо, а между тем горестно: дети останутся без воспитания. Ты счастливее ее в супружестве от того, что благороднее смотрела на вещи. Однако деньги нужны и я вытребую к себе проценты, которые она получает. Если ты не хочешь, чтобы она имела неудовольствие на тебя, я сам распоряжусь; я полагаю, что это будет справедливо и что следует так поступить. Спасибо тебе, что ты прислала письмо Ванюши, а то от него давно не было к нам писем. Что он толкует о невозможности писать, все пустяки – ленится, ты его слишком не балуй запонками, да еще бог знает что придет в голову, а скажи-ка ему, чтобы по одежке протягивал ножки, т. е. лишнего не изобретал бы да берег деньги, потому что надо, чтоб хватило на год 300 рублей, которые он получил через Н. Н. (Анненкова). Более я уже не пошлю, – я ниоткудова не получил ни копейки нынешний год. Н. Н. только что эти 300 рублей выдал ему по переводу от меня, а мне и не высылает. Надо будет, Олинька, сурьезно ему поговорить, как он приедет, и доложи ему, что у меня остается только семь тысяч сер. капиталу, что когда я их изведу, го надо будет по миру идти; а это им чести не принесет. Да скажи ему, что Кушелев, как видно, решительно не заплатит, да и процентов не даст, потому что в последнем письме писал, что через неделю вышлет проценты за два года, а прошло два месяца, и ничего нет. Ты скажи ему, что ведь нечего делать, надо жаловаться, и я просьбу подам, и передай мне все, что он на это скажет, слово от слова, и что выразится даже у него на лице, какое впечатление на него произведет. Благодарю тебя, мой друг, за твою идею и за присылку устава Общества обратных животных веществ, предприятие, кажется, благоразумное и основательное, но куда с моим капиталом тут лезть. Да и потом, в случае надобности в деньгах, акции не везде возможно сбыть, потом надо будет тратить на пересылку, а безделицу не стоит брать, надо сорок акций, чтоб иметь голос. Здесь на мелочных оборотах я получаю столько же, давал иногда в залоги билеты подрядчикам. Если б можно было в Екатеринбург, когда откроется там завод, попасть управляющим, это бы выгодно было, и тогда можно бы было взять на всю сумму акций. Кто-то у них там будет назначен? Не знаешь ли? Извини меня пред Константином Ивановичем, что я к нему не пишу особенно, мне что-то нездоровится несколько дней, и это насилу могу дописать письмо, я думаю, ты и сама заметишь по несвязности его, впрочем, ведь это все равно, я вас не разделяю в любви моей, и одно и то же пришлось бы повторить и ему. Поблагодари его за все хлопоты, которые он принял на себя по производству Ванюшину. Что делать, если не удастся? А Андрей Ивановича поблагодари за ликер, только советник не довезет его, выпьет дорогой, я бы и сам это сделал. Ты поблагодарила ли старика Иванова за коифекты, присланные нам? Я сам не писал еще к нему. Ты, мой друг, когда себя нехорошо чувствуешь, много не пиши, а несколько слов, что ты жива и как себя чувствуешь. Прощай, мой друг, благословляю вас обоих и крепко прижимаю к сердцу

любящий отец И. Анненков.

Как же ты исполняла, что я тебя уведомлял, что мы получили все? Говорю тебе, в твоем положении много писать не надо, в беременности тяжело долго согнувшись сидеть. Дай бог, чтоб переход Конст. Ив. устроился, только объясните, как это будет, с переименованием в гражданский чин или нет. Гражданский чин ему невыгодно будет, надо чтоб по армии остался или в полк перевестись. Кабы ты мне выслала следующие виды или карты: продается Кронштадт в перспективе и пр. города прибалтийские – Ревель и Гельсингфорс, по 50 коп., сер., я тебе в следующую почту вышлю рублей 5 сер., а теперь уже поздно. Ванюше ты пошли, вместо запонок, французскую грамматику Chapsal и Noel с упражнениями, да чтобы он учил, это стоит тоже не более рубля. Каталинский отправился отсюда в Петерб., ему дали к тебе посылки, шитье да сигары для Ванюши. Сигары хорошие, Manille, ты ему заметь это.

Приводим письмо, рисующее Анненкова в дороге, впервые опубликованное С. Гессеном и Ан. Предтеченским.

Пишу тебе, дорогая Полина, из Арзамаса, где я ночую, чтобы завтра утром устроить некоторые свои дела. Завтра я буду в деревнях, если бог позволит. Я не мог подвигаться быстрее, так как в буквальном смысле не было дорог. На первой станции от Нижнего пережидал ураган, застигший меня. Молодой офицер Нелидов, который поторопился ехать, заблудился и провел ночь в овраге, что успокоительно подействовало на угрызения моей совести за промедление.

Ехать можно только шагом, так много выпало снегу. Кибитка хороша, даже превосходна, но для троих, я думаю, она будет мала. Пошли к этому офицеру, лесничему, которого знает Екатерина Сергеевна и который продает вишневую наливку, возьми ее у него. Он подождет моего возвращения, если у тебя не хватит денег. Нужно бы также справиться о мебели, которую он продает. К 15-му я рассчитываю вернуться. До свидания, будь здорова, целую вас всех нежно и посылаю свое благословение.