Текст книги "Тень красавицы (СИ)"
Автор книги: Полина Белова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
– Ешь давай быстро и ложись. Завтра рано вставать.
Посуду во второй день он, как и в первый, мыл и убирал сам.
Прошла неделя. Каждую ночь мне снилась капуста. Целый день я старательно работала, но всё равно каждый вечер неизменно получала ремнём. Правда, не больше пяти ударов, но рыдала я потом весь вечер и засыпала в слезах.
Михаила я боялась на подсознательном уровне. Стоило ему приблизиться, меня начинало мелко трясти. Спасало только то, что я общалась с ним дважды в день: когда он будил и отводил меня на работу и, конечно, вечером, когда он принимал мою работу, наказывал, и ужинал со мной.
Сам Михаил спал на удобной кровати за занавеской, а я по-прежнему – на куче тряпья под стеночкой, укрывшись своим же пуховиком. Я уже неделю не мылась, не расчёсывалась и даже не беспокоилась по этому поводу. Михаил уже не воспринимался, как в первый день, мужчиной, скорее был палачом.
Не зря говорят, человек ко всему привыкает. Я словно втянулась. Как зомби, шла утром на работу, тупо глядя на широкую мужскую спину впереди. До позднего вечера работала, выполняя однообразные движения, как робот. Каждый раз, надеялась успеть обработать всю капусту и каждый раз чуть-чуть не успевала...
В один из дней в щель внизу двери протиснулся котёнок, маленький, дрожащий, с редкой чёрной шёрсткой. Он немного дрожал, и словно боялся, что его прогонят из этого, защищённого от холодного ветра укрытия. Почти лысая голова и тонкая полоска, едва прикрытого шерстью скелетика, на четырёх лапах – невероятно некрасивый котёнок. Я бросила капусту и осторожно подошла, и взяла на руки крошечное, дрожащее от холода, тельце. Котёнок совершенно не сопротивлялся. Я засунула малыша за пазуху. Прямо в лифчик. Он заурчал как маленький трактор, а я вернулась к капусте. С измученным худым котёнком за пазухой мне стало настолько... легче, что я негромко запела, продолжая работу. Я пела нежные детские колыбельные своему чёрному малышу, пела детские песенки из мультфильмов. День закончился и капуста в клети тоже, а моего персонального мучителя не было.
Я села на тот самый поддон, возле которого проходили ежевечерние экзекуции и устало прикрыла глаза. Котёнок за пазухой затих совсем, видимо, уснул.
Загремела входная дверь. Вошёл Михаил. Хмуро посмотрел на меня, потом, на пустую клеть и махнул головой на улицу, сам выходя первым.
Я двинулась по привычному маршруту: туалет, спальный домик.
Готовить ужин начала сразу, без приказа, и мужчина, увидев, что всё движется по накатанной, привычно ушёл.
А я сразу быстренько достала котёнка и навалила ему на тарелку тушёнки. Бедняга ел, дрожал и урчал. Тонкий куцый хвостик стоял струной и тоже мелко подрагивал. На скелете постепенно округлился животик. Малыш теперь был пузатым кошачьим скелетиком. Я тихонько засмеялась, глядя на него. В этот момент и зашёл Михаил.
Он буквально озверел, увидев котёнка на столе, облизывающим его тарелку.
Протянул руку, но я успела первой схватить и ловко спрятать малыша за пазуху.
– Вышвырни его на улицу! Быстро!
Я медленно отступала к стене, скрестив руки на груди, в попытке защитить своё сокровище. Михаил больно схватил меня за руки, а я вцепилась, не помня себя, зубами в его кисть изо всех сил.
– Ах, ты сука! Б..ть! Я тебя по стенке сейчас размажу! Разожми зубы, тварь! – он тянул меня за волосы и я, наконец, разжала зубы и сразу получила звонкую пощёчину, даже в ушах зазвенело. Появилось ощущение, что щека увеличилась в два раза!
Терять мне всё равно нечего.
– Палач! Садист! Гад ползучий! Проклинаю! – с ненавистью шипела я ему в лицо наболевшее.
Он залез мне за пазуху, достал котёнка и вышвырнул его на улицу. А меня со всего маха толкнул на мою кучу тряпья.
– Обойдёшься сегодня без ужина.
Я лежала, глотая слёзы, пытаясь аккуратнее расположить, ударившееся при падении и теперь ноющее, бедро. Щека горела огнём, но, при мысли об укусе, на душе становилось так... хорошо.
Михаил некоторое время возился возле кухонного уголка, потом ушёл за занавеску.
Я подождала с часок. Когда решила, что он, наверняка уже, уснул, поднялась, и в одних колготках и свитере, не обуваясь, на цыпочках, тихонько выскользнула за дверь. На улице было очень холодно и стояла темень непроглядная, ни звёзд, ни луны чёрном на небе.
– Кис-кис-кис... – я звала малыша, пока его мордочка не ткнулась мокрым носиком в мою ладошку. Засунув кроху за пазуху, я тихонько вернулась в домик. Прокравшись на своё место, я достала котёнка и положила на тряпки, собираясь пристроиться рядом.
Вдруг крепкая сильная рука ухватила меня сзади за волосы и рывком подняла на ноги. Я взвыла от боли.
– Добрая, да? Котят любишь? Что ж ты тогда к людям так относишься, шалава! – злобно шипел мне в лицо Михаил.
Почему-то, откликнулась только на последнее, единственное, что было несправедливо.
– Может, я и неправильно отношусь к людям, но я – не шалава. «Девственница не может быть шалавой», – говорила я, обеими руками пытаясь ослабить его хватку в волосах, казалось, что выдерет сейчас мне их все вместе с кожей.
Михаил неестественно захохотал, потом, отпустив волосы, резко швырнул меня на свою кровать за занавеской, поперёк, и сразу обеими руками одним движением снял колготки и трусы. Я заорала и попыталась повернуться, но он сильными ручищами схватил меня за обе ноги, разведя их широко в стороны и сразу вошёл до упора. Я даже не успела увидеть и понять, когда он достал свой член. Показалось, меня разорвали надвое. Убили. Крик захлебнулся на самой высокой ноте и несколько следующих резких движений Михаил сделал в полной тишине. Отстранившись, Михаил щёлкнул выключателем и остолбенел. Кровь, много крови. На нём, на мне.
– Алина... – прошептал он.
– Настя, – отстранённо произнесла я, – меня зовут Настя.
Михаил несколько секунд непонимающе смотрит на меня, а я пытаюсь собрать в кучку разодранное тело, ну, или, хотя бы, свести вместе ноги.
Внезапно, в голове перевернулась детская считалочка про сороку-ворону: «этому не дала, этому не дала, этому не дала, а этому дала...». Меня разобрал истерический хохот, перешедший в такие же истерические рыдания.
Почувствовала, как меня туго заворачивают, буквально пеленают, в колючее одеяло. Через секунду перед носом пищит котёнок, которого мне запихивают внутрь кокона. Я затихаю, чтобы не напугать малыша и уже просто тихонько хлюпаю носом.
Михаил исчезает на какое-то время, потом возвращается. Он берёт меня на руки прямо так, в одеяле и несёт на улицу. Там, прямо у входа, стоит огромная чёрная машина с открытой передней дверцей.
Мужчина бережно усаживает кокон со мной и котёнком на переднее сидение и пристёгивает нас широким ремнём безопасности.
Мы едем в ночи... Я так устала от всего... В машине тепло... урчит маленький трактор... Отключаюсь...
Часть 6. Возвращение
Спасибо Снежинка! Это первая награда за эту книгу! Огромное спасибо. А то не пойму наравится ли, людям?
Мария, Наташа, спасибо за пёрышко! Сразу захотелось ещё кусочек написать, так что, эта прода сегодня чисто Ваша
Уважаемые читатели, спасибо за нажатие кнопы «нравится»! Каждый такой раз, мне на почту приходит сердечко. Правда, здорово придумали авторы сайта? Тем, кто пишет, приходят от Вас сердечки. Тепло на душе. Спасибо!
Ваша Полина
Проснулась от того, что меня разворачивают. Я испуганно вскинулась и отчаянно сжала в кулачки одеяло.
Растеряно выхватила взглядом роскошную обстановку вокруг.
– Где я? – испуганно спросила мучителя.
– У меня дома. И сейчас я отнесу тебя в ванную, – успокаивающе ответил Михаил.
Я сфокусировала на нём, ещё немного сонный, взгляд.
Мужчина явно уже побывал в душе. Влажные тёмные волосы причесаны, гладко выбрит, одет только в лёгкие серые спортивные штаны. Даже не выглядит садистом и монстром, скорее, очень красив, кажется даже мужественным. Только я очень хорошо знаю, какая он гадость. Неделю вколачивал ремнём это понимание, а сегодня, вообще, поставил кровавую точку. Хоть бы он сдох! Хотя, может, он не только надо мной издевался.
– Я сама, – робко пытаюсь возражать и тяну к себе одеяло, боюсь его до скручивания в животе.
– Нет, – отвечает жёстко.
И я вдруг дико пугаюсь. Что ещё он со мной сейчас сделает?
Страх парализует и я уже не сопротивляюсь.
Он разворачивает одеяло и полностью дораздевает меня, сняв красный свитер и бюстгальтер. Дрожащими руками прижимаю к себе несчастного котёнка. Михаил не отнимает его и это немного, совсем чуточку, успокаивает.
Мужчина несёт меня на руках и опускает в, наполненную тёплой водой с пеной, ванную. Котёнок волнуется, но я аккуратно намыливаю его и смываю пену, стараясь не намочить голову. Малыш доверяет мне, терпит.
Михаил, в это время, также аккуратно моет меня. Вода исчезает в сливе и он, наполнив ванную чистой, снова меня моет.
Котёнок уже урчит, завёрнутый в полотенце, а меня всё моют и трут. Зажмуриваю глаза, когда, в очередной раз, он промывает волосы, вздрагиваю, когда касается интимных мест, покорно принимаю его заботу, словно получила укол успокоительного или переключился какой-то невидимый выключатель нервов внутри. Воспринимаю мир со стороны. Никак не реагирую на его осторожные прикосновения к моему телу, просто терплю и жду, когда всё закончиться.
Наконец, меня завернули в два огромных полотенца, отдельно голову и отдельно тело и снова понесли на руках. Я забеспокоилась, потянувшись за котёнком, и мужчина подождал, пока я прижму завёрнутую урчащую тушку к груди.
Он устроил меня на широченной постели и занялся расчесыванием и сушкой волос: бережно, нежно, долго. Словно не он, ещё сегодня, чуть не выдрал их с корнем. Голова болела, на бедре, которое было не прикрыто полотенцем, расплылся огромный синяк. Я неосознанно поглаживала его свободной от кота рукой.
– Расскажи о себе, – тихо приказал Михаил.
– Шестакова Анастасия. Девятнадцать лет. Студентка университета. – нехотя пробубнила я.
– Кем тебе приходиться Медведева Алина? – продолжил он допрос.
– Кто это? Жена Максима? Он женат на Алине? – удивлённо спросила я.
– Ты была в её комнате, когда тебя забрали и в её одежде, – сказал Михаил, чуть скривив губы.
– Я впервые была дома у Максима. Он насильно привёз. Опоил чем-то, в кофе. Хотел изнасиловать, раздел. Я пыталась сбежать, попала в какую-то комнату, одела, что нашла, – равнодушно рассказала я.
– Алина Медведева, не жена, а сестра Максима Медведева. Она тебе, значит не знакома? – продолжил допрос, совмещённый с сушкой волос Михаил.
– Сестру я видела, но не знакомилась. Ой! Пожалуйста, я больше не могу, лучше отрежьте мне эти волосы совсем. Больно! Сколько можно меня мучить! – я уже почти заплакала.
Михаил резко прекратил орудовать расчёской и феном, отбросив их в сторону, и прижал меня к себе, впечатав лицо в свою голую грудь. Пахло мылом. Я несколько раз надрывно всхлипнула и замерла. Услышала тихое:
– Не плачь, Синеглазка! Уже всё, я закончил. Ложись под одеяло. Умница. Не дрожи. Произошла ошибка, недоразумение, из-за которого ты пострадала, и я оказался виноват перед тобой, но теперь всё будет хорошо. Смотри, твой кошак волнуется. Спи, давай!
– Пожалуйста, можно мне уйти домой, – с надеждой прошептала я, ловя момент кажущейся доброты.
– Завтра будем разговаривать. Сейчас спи, а то выкину твою чёрную пакость в подъезд.
Я сразу закрыла глаза. Вот сволочь!
Котёнок сейчас стал моим якорем, я никогда его не брошу.
Проснулась я поздно.
Ещё бы! Неделю не мыться и спать на полу, укрывшись пуховиком, а потом попасть в мягкую постель с пуховым одеялом и урчащим котёнком на груди.
Осторожно поднялась с постели, пристроив кота возле подушки, завернулась в одеяло. Прислушалась к ощущениям: бедро ноет, между ног неприятно, кожа головы терпимо, но не трогать. Крадучись, прошла по комнате, нужно найти какую-то одежду. Здесь город люди, хорошо бы сбежать. Под стенкой стоял комод с резными ножками и витым орнаментом по дереву. Чуть приоткрыла. По-моему, нижнее бельё. О! Трусы-боксёры, плевать, что мужские! Распаковала новую упаковку с голубыми трусами и немедленно одела. Открыла другой ящик! Ура! Футболки. Схватила верхнюю, чёрную. Она почти закрыла голубые трусы. В самом нижнем ящике были носки. Одела чёрные, пятка высоко и сами носки как гольфы, но это пустяки. Теперь надо найти обувь, куртку и бежать.
Услышала стук входной двери. Кто-то пришёл. Может, уже кричать «Помогите»? Выглянула в коридор. Это пришёл Михаил с кучей пакетов. Какое разочарование! Он заметил меня.
– Иди сюда! – позвал.
Иду. Куда мне деваться.
– Как ты себя чувствуешь? – Михаил раздевался, снимая тёплый пуховик и обувь.
– Терпимо, – пожала я плечами.
Зачем ему моё самочувствие? Скорее бы распрощаться с ним навсегда.
– Я купил тебе одежду. Посмотри. – он протянул несколько пакетов.
Я забрала молча и ушла в спальню. Не хочу с ним разговаривать. Когда уже я смогу уйти?
Быстро раскрыла пакеты и переоделась.
Нижнее бельё, красивое, с кружевом, дорогое, наверное. Впрочем, мне всё равно! Плотные колготки, мягкое тёплое серое платье, высокие ботиночки с мехом внутри. О! Пуховик! Цвет белый, непрактичный, но красиво, чёрные изломанные линии красиво подчёркивают тонкую фигуру. Надо же и шапочка есть!
Я заплела не расчёсанные волосы в какую-никакую косу и одела на голову шапку.
Всё! Я полностью одета и могу уходить. Взяла кота в коробку из-под ботинок, подложив ему ту самую чёрную футболку, которую одела поначалу сама.
Вышла из комнаты. В коридоре витали запахи еды и кофе. Видимо хозяин возился на кухне с завтраком.
Тихонько прошла к выходу и уже открыла дверь, когда услышала:
– Куда собралась?
– Домой, – я уже готова была расплакаться от невезения.
Михаил заметил мои дрожащие губы и поспешил успокоить.
– Сейчас позавтракаем и я тебя сам отвезу. Тем более нам надо поговорить.
Я продолжала стоять в прихожей сжимая в руках коробку с котом.
– Можешь даже не разуваться, только пальто и шапку пока сними. Пойдём! Быстрее поешь, быстрее поедешь домой.
Я стащила шапку и положила её и пуховик на тумбочку. Разрешение не снимать ботинки, немного успокоило.
Стол уже был накрыт: яичница, овощи, кофе, сыр.
Я села и стала неохотно ковырять в тарелке. Кусок в горло не лез. Котёнок лакал молоко из блюдца.
– А ты не хочешь молока? – спросил Михаил.
Я только покачала отрицательно головой.
– Настя, ты должна выслушать меня перед уходом.
Я кивнула. Разве у меня есть выбор?
– Из-за Алины погиб мой друг Линг, китаец. Она была под действием алкоголя, когда сбила его на машине. Отец девушки замял дело. Я приказал собрать о ней информацию и узнал, что девица весьма свободных нравов и, главное, продолжает гонять на машине после коктейлей в ночных клубах.
Михаил закурил, поставил пепельницу на подоконник и стал спиной ко мне, глядя в окно.
– У Линга никого не было. Он сирота и свою семью создать не успел. Единственное, что я мог сделать для него, наказать убийцу. Но как? Посадить? Даже, если папаша не вытащит снова, устроит дочурке комфортное пребывание на зоне и из тюрьмы выйдет матёрая преступница. Я решил всё сделать сам. Устроить убийце трудотерапию с обязательным ежедневным воспитательным наказанием ремнём, раз родители не соизволили, и проживание в спартанских условиях. У меня всего две недели отпуска. За этот срок я рассчитывал сломить и, как следует, проучить Алину, попытаться навсегда отбить у неё охоту к пьяным гонкам. Но всё пошло наперекосяк. Так тяжело как эту неделю, мне никогда в жизни не было.
Михаил оставил сигарету в пепельнице и, вдруг, присел передо мной на корточки, обхватив руками мои колени. Я чуть отпрянула и вжалась спиной в стену.
– Я взял с собой из Китая двоих друзей Линга, которые знали весь план и согласились помочь. Им показали в кафе Алину, со спины. Девушка, метр шестьдесят или шестьдесят пять, в красном свитере, с длинными светлыми волосами. Они вели её до самого дома. Мы в самом начале решили, что похищать будем именно из дома, чтобы понимала, что ей нигде не спрятаться. Заранее выяснили план комнат. Поэтому, когда из комнаты Алины вышла девушка с длинными светлыми волосами, в красном свитере, никто ни минуты не сомневался, что это она и есть. Ребята похитили и привезли тебя ко мне. Место для наказания Алины трудотерапией у меня было готово. Планировал ломать её первую неделю. Над столом висела камера. Я заранее определил, на глаз, как выглядит кучка из двадцати кочанов в клети. Алина должна была получать около двадцати ударов ремнём каждый вечер всю первую неделю, а уж вторую неделю я планировал заниматься с ней правилами дорожного движения уже пожёстче.
Меня передёрнуло. Садист. Значит, зря я старалась и торопилась, он следил через камеру и знал, когда войти, чтобы всё равно отлупить! Михаил с корточек опустился на колени и уже обнимал меня за талию. Я расплющилась спиной о стену и дальше отодвигаться от него было уже некуда. Михаил продолжал, заглядывая мне в глаза, которые стали у нас на одном уровне, когда он встал на колени.
– Всё пошло не так с первого взгляда. Твои ясные голубые глазки будто прострелили мне сердце. В первый день я всё ещё попытался действовать по плану, ты получила девятнадцать ударов, но это было так мучительно для меня...
Я подавилась воздухом. Для него мучительно? Упёрлась руками в грудь Михаила, пытаясь отодвинуть его от себя, но напрасно, тогда я просто отвернула, насколько смогла, от него лицо.
– Твой плач всю ночь стоял в моих ушах, стоило закрыть глаза и синий заплаканный взгляд выворачивал душу. Я не спал всю ночь, просто не смог, боролся с желанием переложить тебя на кровать и хорошенько укрыть, ненавидел тебя за свою неожиданную слабость. Да и все следующие дни я мог спать только, когда ты спокойно упаковывала капусту. Я понял, что не смогу отлупить тебя, как следует, но было видно, что тебе и одного раза хватило, чтобы бояться меня, как огня. Мне оставалось только поддержать этот страх на уровне. Поэтому я слегка хлопал тебя по заднице по вечерам пару тройку раз, даже не больно, совсем не прикладывал силу, но ты выла и плакала будто тебя в самом деле жестоко избивали. Я даже не знаю, для кого эта неделя была каторжным наказанием. Сейчас думаю, что для меня. Я злился на тебя, на твою красоту, на твою нежность, беззащитность, на то, что хотел тебя, как ненормальный, с самого первого дня, с первого взгляда...
Михаил замолчал на этих словах, вглядываясь в мои черты, поднял руку, аккуратно, ласкающим движением, заправил волосы за уши. Я не шевелилась, пришпиленная к стене, только глаза прикрыла, подглядывая за ним сквозь ресницы. Врага надо держать в поле зрения. Он взял мои ладони и прижался к ним губами, поэтому, когда продолжил говорить, его тёплое дыхание ласкало мне кожу.
– Когда я шёл за тобой вчера, услышал, как ты поёшь. Нежный глубокий голос, который пел детские песенки, добил меня. Я понял, что больше не смогу тебя ударить, ни под каким предлогом. Даже, если ты передавишь пол страны, я буду отмазывать тебя вместе с твоим отцом. Я, наконец, осознал, что влюбился, как последний лох, с первого взгляда! Эти твои синие глаза... И взбесился. А тут ещё твой облезлый кот! Ты могла подхватить от него какую-нибудь заразу. А потом ночью, думал – сбежала. Когда понял, что из-за кота, ты раздетая, по осеннему холоду босая бегала, я уже был на пределе терпения. И когда ты сказала, что девственница, а я знал, что ты, то есть Алина, та ещё б..ть, подумал, а чего я сдерживаюсь?.. И получилось, что взял тебя так грубо в твой первый раз. Прости. Обещаю, что в следующий раз тебе точно понравиться...
На этих словах уже моё терпение кончилось. Я забилась, пытаясь вырваться, из удерживающих за талию рук, и как заведённая повторяла «Нет! Нет! Нет! Нет!». Он отпустил, и я рванула к двери. Михаил бросился следом и успел ухватить за руку и втащить обратно в квартиру.
– Стой! Кота своего не бросай!
Я притормозила, протянула подрагивающие руки за коробкой.
– Сперва одень пуховик и шапку.
Оделась, далеко не с первого раза, попав в рукава. Шапку нацепила, даже не глянув в зеркало. Снова протянула руки за котом. Теперь Михаил отдал коробку, но двинулся вслед за мной, на ходу одевая куртку.
– Я тебя отвезу.
На улице я решительно остановилась. Вокруг люди, не так страшно.
– Я доберусь сама.
Он посмотрел на меня, нахмурившись. И снова начал:
– Настя, прости меня. Я действительно сожалею о том, что сделал с тобой. Я обещаю, больше не ударю тебя, никогда. И в постели со мной тебе больше не будет больно. Настя...
– Я прощаю. Только хочу больше никогда Вас не видеть. Вместе с Вами исчезнут все самые страшные кошмары в моей жизни. И не нужно меня подвозить, правда! Мне будет намного спокойнее, если Вы не будете знать моего адреса и не найдёте меня больше. Прощайте, Михаил!
Я протарахтела всё это на одном дыхании и быстро повернулась, чтобы убежать, но Михаил не дал. К нему вернулся тот страшный тон, который делал из меня перепуганную зомби.
– В машину! Быстро! – и продолжил, когда мы сели, – Адрес?
Поднималась по ступенькам своего подъезда под конвоем. Михаил шагал сзади, он нёс коробку, в которой уже возился и тонко мяукал Трактор.
Ключей у меня не было, позвонила.
Открыла Соня и с визгом кинулась мне на шею.
– Настька! Вернулась! – она повернула голову и радостно заорала вглубь квартиры во всю глотку – Она вернулась!
В коридор выскочил папа, за ним – мама.
– Прости Настя! Мы в розыск подали. Ты же никогда, никуда... В университете видели, тебя Максим увёз, и ты пропала. Он под следствием. Все думают, что он тебя изнасиловал и убил, – пока Соня скороговоркой выдавала информацию, мама уже стояла возле меня и дрожащими руками гладила лицо.
Папа просто смотрел, не отводя глаз, прислонившись плечом к стене, словно не мог стоять.
– Настенька, родная, покажись! – услышала я больной голос бабули и побежала в зал.
Бабушка лежала на диване. Рядом на столе – таблетки и пузырьки, пахло корвалдином. Она протягивала ко мне свои дрожащие руки с тонкой, словно папиросная бумага, кожей. Я наклонилась, обняла её.
– Всё хорошо, бабуля. Я дома.
Вся толпа собралась в зале. Радостная встреча плавно перетекала в гневную.
– Как ты могла не предупредить! Я на следующий же день позвонила твоим родителям! Я же думала он с тобой что-то сделал! Столько времени ты ему – от ворот поворот! У кого хочешь крыша поедет! – кричала Соня обрывочные фразы.
– Ты совсем, ни о ком, не думаешь! Как только мы воспитали такую махровую эгоистку! Посмотри на бабушку! Тебя совесть не мучает? – выговаривал отец повышенным тоном.
– В полиции заявление только на третий день приняли, до этого мы тебя сами везде искали, – жалобно-укоризненно рассказывала мама.
– Кто это, внученька? – обратила внимание на Михаила бабушка.
– Никто! – сказала я.
– Я её мужчина. – сказал, одновременно со мной, Михаил.
– Это правда? – зажала рот ладонью мама. – Где ты была? С ним?
– Послушайте! Я всё расскажу. Максим действительно увёз меня из университета к себе домой и хотел изнасиловать, но мне удалось сбежать. Потом я познакомилась с Михаилом и провела с ним остальное время, но это оказалось ошибкой. Простите меня за то, что заставила всех беспокоиться. Я не ожидала, что Соня поднимет такой переполох и была слишком занята своими собственными переживаниями, – я выдохнула.
Вроде не соврала. Терпеть не могу враньё.
Михаил стоял рядом, его напряжённая спина отражалась в стекле старого бабушкиного серванта, и по его каменному лицу было непонятно, что сейчас творится в его ненормальной голове. Я повернулась к нему так, что моё лицо видели только он и Соня.
Мои черты, наверняка, исказились от невыносимой ненависти, которую я испытывала к этому человеку, принёсшему столько боли моей семье, я зло прошипела сквозь стиснутые зубы:
– Убирайся отсюда.
Он молча протянул мне коробку с Трактором и, коротко попрощавшись со всеми, буркнув что-то вежливое к случаю, быстро ушёл.
И только после этого я смогла свободно дышать. Облегчение накатило такой волной, что даже голова закружилась и я села в ноги к бабушке. Михаил просто давил на меня своим присутствием.
Дальше общий разговор пошёл уже плавно.
– Да не о чем, особенно, рассказывать, мама, – устало сказала я, когда папа, повинуясь тайному маминому знаку ушёл на кухню ставить чайник, – его зовут Михаил. Всё это время была только с ним. Бабушка, да, я потеряла с ним девственность. Мама, Соня, честно, хоть он и красивый, и видный, да, бабушка, и представительный, но мне с ним совершенно не понравилось, поэтому больше не хочу его видеть. Посмотрите, лучше, это, кстати, Трактор, мой котёнок, приблудился там к нам. Правда, он красавец?
Мама и Соня, посмотрев на уродливое лысое тельце, переглянулись и сморщили носы. Бабушка только подняла бровки.
Я выставила Трактора из коробки на пол.
– Осматривайся, хозяин!
Котёнок ненадолго замер, а потом уверенно взял курс на кухню.
– Надо в полицию сообщить, что Настя нашлась, – вошёл уже одетый папа.
– Так позвонить можно, – удивилась я.
– Нет, схожу. Мне извиниться надо, – смутился папа и скрылся из виду.
Через минуту хлопнула входная дверь.
– За что это ему надо извиняться? – я заговорщицки посмотрела на бабушку.
Мама с Соней ушли на кухню готовить завтрак, а меня с бабулей оставили в качестве «самого лучшего в мире лекарства».
– Он вчера там форменное безобразие устроил. Кричал, стучал кулаком, говорил всякое разное. Просто, ему там сказали, чтобы не волновался, что сама вернёшься, что ты с парнем загуляла, дело молодое, а он сорвался. На нервах мы были, и не думали, что и правда так, – бабушка вздохнула.
– Прости, бабуля, – я положила голову на её ноги и заплакала.
Станет им легче, если расскажу правду? Что какой-то урод бил и насиловал их драгоценную маленькую девочку? Нет, пусть лучше так, пусть – я загуляла.
