Текст книги "Наваждение – книга 1"

Автор книги: Пола Вольски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

Но атмосфера, которой она упивалась, была отравлена, и какая-то часть ее сознания знала это. По ту сторону бури чувств, заглушивших ее, тихий, трезвый голос спрашивал: «Что происходит?», и напоминал ей: «Это не ты». Даже когда она осознала, что рушатся последние бастионы ее защиты, кровь бросается в голову и все ее жизненные принципы улетучиваются, что-то в ней говорило о лжи, об обмане, о…

НАВАЖДЕНИИ.

Чародейное наваждение! Элистэ наконец распознала эти мучившие ее признаки чего-то знакомого. Она вспомнила, где и когда переживала то же чувство ирреальности происходящего с ней. Это было в ту ночь, когда она и дядя Кинц вызволяли Дрефа сын-Цино. Дядя Кинц напустил Чары, превратив себя и племянницу в гигантских Волков, – или так оно казалось. Но пока наваждение длилось, бывали секунды, когда Элистэ неясно, сквозь туман, ощущала неестественное влияние. Дурнота той ночи повторялась и теперь Чары Возвышенных повредили ее рассудок, лишили воли – теперь Элистэ четко осознала это. Сам Феронт не обладал никакой тайной силой, но наверняка располагал всеми возможностями, чтобы заручиться помощью тех, кто был наделен ею. Он сделал из нее марионетку, механическую куклу. Обманом он заставил ее влюбиться в него, и она ненавидела его за это.

Но ее ярость, несмотря на силу, не способна была преодолеть Чары Возвышенных. Наваждение все еще управляло ею, и прикосновение Феронта вызвало мощный, хотя и неестественный, отклик. Она чувствовала его уверенные руки на своем теле, он спускал платье с ее плеч, медленно водя губами по шее. Глаза Элистэ невольно сомкнулись, она выгнула спину, опираясь на его руку, мгновенно перестав сознавать что-либо, кроме обманчиво блаженного ощущения. Но когда рука Феронта скользнула за корсаж, чтобы сомкнуться на ее груди, Элистэ словно задохнулась, и тревога, прячущаяся позади вспышки чувственного наслаждения, вернула ее к действительности. Все это было ложью, все, с начала до конца. Она поняла, что у нее нет к нему ни любви, ни доверия. Ей потребовалась вся решимость, которая у нее еще оставалась, чтобы посмотреть ему в глаза, покачать головой и выдохнуть «нет». Поразительно, какое огромное усилие потребовалось ей для этого и какое малое действие оно возымело на герцога.

Казалось, Феронт не слышал ее. Одна его рука осталась на том же месте, другая прошлась по спине, с проворством нащупывая шнуровку платья. За несколько секунд ему удалось распустить шнуры.

Элистэ не хотела, чтобы он останавливался. Тепло его прикосновений было восхитительным… и иллюзорным, о чем продолжал твердить, протестуя, какой-то голос в уголке ее сознания. Ложь и обман, наваждение. Эта мысль опять так разозлила Элистэ, что у нее хватило духу снова повторить «нет».

На сей раз она произнесла это слово с большей убежденностью, но это ничего не изменило. Руки Феронта знали, что делать, и Элистэ почувствовала, что ей трудно дышать. Ее воля к сопротивлению быстро таяла, ее уже почти не осталось.

– Перестаньте. Я говорю серьезно, – слабым голосом попросила Элистэ.

Не обращая внимания на ее полуискренние мольбы, он наклонился и без усилий приподнял Элистэ. Ее тревога не способна была помешать наслаждению от ощущения его силы и осознания собственной слабости. Феронт сделал несколько шагов к кровати, опустил Элистэ на бархатное покрывало и оказался сверху. Новизна ласк восхищала ее, это было замечательно. Но тихий голос рассудка, который ничто, как видно, не способно заглушить, продолжал жалобно нашептывать ей: «Ложь. Это не ты. Это ложь».

Правильно. Но важно ли это? Он все-таки Феронт.

«Он использует меня».

Мощная волна гнева неожиданно прибавила ей сил. Сквозь туман она различала, что этот внутренний голос, тот, что протестовал и возражал и который нельзя было заставить умолкнуть, он-то и выражает ее сущность и отношение к происходящему, истинное и неискаженное.

Элистэ прислушалась – голос становился все громче. Возмущение вероломством Феронта жгло ее так же, как наслаждение от его прикосновений. Ей вдруг показалось, что наваждение теряет над нею власть, хотя, по крайней мере, какая-то часть его, – теперь она ясно это понимала, – вовсе не была фальшивой. Эта небольшая победа на неведомом поле душевной битвы придала ей сил, и Элистэ сумела бросить ему обвинение:

– Вы прибегли к чарам.

– А какая вам разница? – Герцог раскраснелся и тяжело дышал.

«Да, мне все равно, разницы нет, мне все равно». Она хотела сказать это, и он ожидал от нее этих слов. Но она ни за что их не скажет, ни за какие блага в мире.

– Это медальон. Духи.

– Об этом потом.

– Это обман! – вскричала Элистэ, и внутреннее сознание, непонятным образом отчужденное от нее, будто подтолкнуло ее к тому, что надо сделать. Неимоверным усилием она собрала остатки воли и сорвала медальон с шеи. Тонкая цепочка легко разорвалась, и Элистэ отбросила украшение в сторону. Феронт немного отодвинулся, глядя на нее с явным удивлением. По-видимому, прежние жертвы обмана не оказывали ему такого сопротивления. Элистэ глубоко вдохнула воздух, свободный от примеси терпкого мускуса, и дурман, окутывавший ее сознание, развеялся. Вместе с ним рассеялись все иллюзии, смятенность желаний, безрассудная жажда наслаждений. В один миг она снова стала свободной, стала собою. А мужчина, находящийся столь близко от нее, показался ей презренным шутом, которого она сама никогда не выбирала.

– Обман! – бросила она и сделала попытку приподняться.

Феронт удержал ее, пригвождая своей тяжестью к постели.

– Оставьте меня! Уйдите прочь! – Элистэ пыталась преодолеть его хватку, но тщетно.

– Дело зашло слишком далеко. Не сопротивляйтесь, не то мне придется применить силу, – предупредил герцог. Он тяжело дышал и обливался потом. В какой-то миг он скинул камзол, тонкая батистовая рубашка прилипла к его влажному телу.

Элистэ передернуло от отвращения. Теперь она не понимала, как он мог казаться ей привлекательным, пусть даже с помощью чар. Он был мерзок, и больше всего на свете ей хотелось очутиться подальше отсюда. Будь у нее какое-либо оружие, она бы пустила его в ход. Но под рукой ничего не было, а Феронт давил на нее всем своим весом и копался в ее юбках. Набрав полные легкие воздуха, Элистэ издала крик, который наверняка проник через стены и достиг слуха личных слуг герцога, но они с полной безмятежностью проигнорировали его. Рука Феронта тут же зажала ей рот. Элистэ прокусила ее до крови, и герцог с проклятьем отпрянул. Ее ногти впились ему в щеку, оставив четыре красных полосы, и Феронт резко выпрямился. Некоторое время он смотрел на свою жертву сверху вниз. Выражение его глаз вселило в нее неподдельный страх. Он был в такой ярости, что мог в этот момент избить ее до бесчувствия, даже убить. Однако герцог справился со своим порывом, медленно встал и хрипло бросил:

– Убирайся вон.

Элистэ словно ветром сдуло с постели. Придерживая расстегнутое платье, она бросилась из спальни, пробежала через гостиную и выскочила вон из покоев герцога. Волосы ее растрепались, лицо было мокрым от слез, плечи сотрясали рыдания, с которыми она не могла совладать. Элистэ без оглядки неслась по коридору, инстинкт вел ее к безопасному укрытию в Лиловой фрейлинской. Кэрт наверняка будет на месте, она успокоит ее своими заботами и утешит. Еще, вероятно, там будут Меранотте и другие девушки, их насмешки по поводу грубых выходок герцога помогут ей поднять настроение. Даже о старой и унылой маркизе во Кивесс Элистэ теперь думала с удовольствием.

Заворачивая за угол, она поскользнулась на гладких мраморных плитах, затем побежала по Галерее Королев, названной так за развешанные по стенам портреты, явно льстящие оригиналам. В галерее царила непривычная суета. Придворные и взволнованные лакеи сновали взад и вперед. Они едва взглянули на нее, хотя можно было ожидать, что ее вид вызовет шутливые замечания. Их непонятное и тревожное смятение не тронуло Элистэ, погруженную в собственные переживания. Святилище, до которого она стремилась добраться, находилось в нескольких сотнях ярдов отсюда, и главное – скорее попасть туда.

Грубая действительность вторглась наконец в ее сознание в лице ливрейного лакея, который толкнул ее в переходе. Рыдания Элистэ сразу прекратились, и она ошеломленно уставилась ему вслед. Тот уже прошел половину галереи. Он даже не остановился, чтобы извиниться, выпросить ее прощение и отпущение, произнести все, что полагается. Он вел себя так, словно не сознавал ее ранга Возвышенной. Такую неприкрытую наглость терпеть было нельзя. Она непременно подаст жалобу, если узнает этого невежу.

Однако таких невеж тут, похоже, было много. Пока Элистэ стояла в изумлении и ее заплаканное лицо приобретало сердитое выражение, мимо пробегали слуги, почему-то не оказывая ей никаких знаков почтения – они даже не удосуживались опустить глаза. Она заметила также непривычную поспешность их побледневших хозяев и наконец оценила исключительность происходящего. Все еще хмурясь и чувствуя нарастающее беспокойство, Элистэ двинулась дальше по галерее. Ей навстречу спешили придворные и челядь, все вперемешку, не соблюдая никакой субординации. Некоторые, позабыв о всяческих приличиях, просто бежали. Среди них были высочайшие из владетелей, богатейшие из вдов, и все они трусили и подскакивали в своих великолепных шелках. Скрипел паркет, стучали высокие каблуки, из-под белых напудренных париков выглядывали побагровевшие лица – зрелище смехотворное, однако смеяться почему-то не хотелось. Куда, в конце концов, они все направляются – в таком виде? Народу все прибавлялось, и у Элистэ росло ощущение, что она идет против течения. Затем на ее плечо легла рука, и чей-то голос сказал:

– Туда нельзя! Нельзя!

Рука принадлежала барону во Незилю, вице-президенту Королевской Академии – приземистому, добродушному, всегда уравновешенному пожилому господину, который никогда раньше не разговаривал с ней непосредственно. Сейчас его обычно румяные щеки были белыми как мел, а опрятный седой парик комично съехал набок.

– Барон, что случилось? Почему?

– Вернитесь назад!

– Но…

– Вернитесь! – настойчиво сказал он и пустился дальше быстрой рысцой.

Элистэ, открыв рот, смотрела ему вслед. Какой он странный – невежливый и нелепый. Тогда ей пришло в голову: а может быть, Бевиэр загорелся? Разумеется, такая холодная каменная громада не могла заполыхать разом, но чем еще можно объяснить это исступленное бегство? Ну что ж, пожар так пожар, а она все равно дойдет до своей фрейлинской. Там ее служанка, красивые новые платья, драгоценности и другие вещи, и она не собиралась оставлять их во дворце.

Элистэ с трудом преодолела еще несколько ярдов, пробиваясь сквозь нарастающий людской поток. Внезапно она уловила странный незнакомый звук, похожий на отдаленный рокот набегающих и разбивающихся волн. В высоких двойных дверях на дальнем конце галереи этот звук еще более усилился, разросся до рева, и от этого жуткого воя Элистэ задрожала. Она остановилась на первом пролете огромной центральной лестницы Бевиэра. Широкие мраморные ступени позади вели на третий этаж. Впереди лестница разделялась надвое, спускаясь к украшенному золотом и хрусталем фойе двумя величественными изгибами, похожими на пару рук, вытянутых в гостеприимном приветствии.

Гостеприимном?

Внизу, в вестибюле, толпился какой-то сброд. Оборванная, грязная орда вопящих… животных, сумасшедших дикарей… – как их еще назвать? – непонятным образом ухитрившихся пробраться сюда. Их присутствие во дворце казалось невероятным, тем не менее они уже были здесь: сотни оборванцев, и все новые и новые вливались через разнесенную в щепы дверь. Одни из входящих поворачивали направо по коридору, который в конце концов привел бы их – хотя они еще не представляли своего счастья – к дворцовым кухням и винным погребам. Другие ломились налево, и зря, потому что этот путь вел к крытым теннисным кортам. Большинство же прямехонько двигались к лестнице, где жалкая кучка насмерть перепуганных слуг, поддерживаемых немногочисленными телохранителями короля, стояла у них на пути.

Сопротивление охраны было сломлено буквально в считанные секунды. Элистэ, не веря собственным глазам, видела, как взлетают дубинки, пики, колья. В сущности, эти орудия были излишни, – сама по себе сила такой человеческой массы разила наповал. Жуткий сброд хлынул к лестнице, сметая все на своем пути. Несколько уцелевших охранников бросились наверх, а толпа ревела, настигая их сзади. Какое-то затянувшееся мгновение Элистэ смотрела, как они приближаются к ней с двух сторон. Мгновение это длилось и растекалось, как жидкое тесто, фигуры двигались замедленно, похожие на самые безобразные маски городского карнавала, и ей показалось, что все это сон. «Иначе не может быть, иначе мир сошел с ума». А потом время встало на место, ее ноги и руки ожили, и она опрометью бросилась назад, в Галерею Королев, из которой только что вышла. Бессознательно Элистэ побежала вслед за бароном во Незилем и его спутниками – ей казалось, что мужчины, Возвышенные, повелители по праву рождения, знают, куда идти и что делать.

Что делать? Без сомнения, они призовут Королевскую гвардию. Этих преступных скотов изгонят из Бевиэра. Самых отъявленных посадят в тюрьму, зачинщиков казнят, мир встанет на место и надлежащие меры предосторожности обеспечат в будущем безопасность. Ибо такое насилие не должно повториться никогда.

Позади нее послышался треск распахнувшихся дверей, оглушительная буря голосов – первая группа мятежников ворвалась в галерею. Они тут же заметили убегавшую фрейлину Чести, но, хотя и выкрикивали ей вслед разные непристойности, явно не собирались пускаться вдогонку. Их внимание больше привлекли портреты на стенах, потому что на ближайшем из них как раз оказалась изображена Лаллазай. Раздались возбужденные выкрики. Портрет Лаллазай был сдернут, брошен на пол, раздавлен каблуками сапог и основательно залит мочой, после чего внимание присутствующих обратили на себя более старые полотна. В течение нескольких минут мятежники занимались тем, что втыкали пики в портреты, уродовали и оскверняли лица усопших королев. Когда эта забава наскучила им, они обратили свою ярость на зеркала, окна, канделябры. Через некоторое время основная масса покинула Галерею Королев, оставив после себя слой разбитого стекла.

Идя по коридорам, толпа продолжала неистовствовать – сшибая, ломая и круша все вокруг. Удовольствие от этих разрушений было острым, но искусственным. Это приносило некоторое удовлетворение, но мало что означало. Даже до самых тупых из вторгшихся во дворец уже начало доходить, что необходим конкретный план действий. Тут они встретились с определенными трудностями, поскольку их цели с самого начала были туманны и неясны. Поначалу мятежники хотели требовать от короля уступок – это более или менее понимали все. На площади Дунуласа они ощутили свою силу и почувствовали, что способны требовать, но теперь у них не было единодушия. Одни призывали к справедливости – другие требовали хлеба; одним нужны были выплаты – другие жаждали смерти королевы. Это можно будет обсудить подробно, но не раньше, чем они отыщут короля – дарителя всего желаемого, сокрытого, подобно кладу, в сердце этого обширного каменного лабиринта. Первым делом надо найти короля, а когда они доберутся до его персоны, тогда и начнутся переговоры. С таким намерением большая группа горожан отправилась на поиски королевских апартаментов.

Элистэ ничего этого не знала. Относясь к вторгшимся во дворец как к неразумным животным, она вряд ли поверила бы в их способность действовать по плану, но не сомневалась в том, что они могут при желании устроить невообразимый хаос. В теперешнем состоянии, когда страсти толпы накалены болтунами-подстрекателями, они наверняка способны убить короля, королеву и всех придворных, включая ее самое. Может быть, именно это они и собираются сделать? Невозможно представить, что она, такая юная и красивая может умереть.

«Я должна выбраться отсюда. Возьму Кэрт, и мы отправимся к бабушке».

Однако это было легче сказать, чем сделать. Девушка поспешно шла по коридору четвертого этажа, вдоль которого располагались личные комнаты некоторых привилегированных придворных. Эти комнаты – в сущности, размером с чуланчик на чердаке, – были тесными, унылыми, почти лишенными удобств, и тем не менее они являлись предметом бурных вожделений, поскольку Возвышенный, которому удавалось поселиться в Бевиэре – неважно где, – тем самым приобретал веское доказательство особых милостей короля и соответствующий высокий статус в придворных кругах, где все вечно соперничали друг с другом. В коридоре хлопали двери. Элистэ слышала, как по голому полу двигают мебель – недальновидные обитатели комнат пытались забаррикадироваться.

Разумеется, все это было без толку. Ни замки, ни нагромождения мебели не могли остановить бандитов, и все же никто, похоже, не собирался бежать из дворца. Выглянув в одно из окон, Элистэ поняла причину: вся территория королевской резиденции и площадь Дунуласа за ней кишмя кишела вооруженными шерринцами, и их крики и рев явственно долетали до ее слуха. Должно быть, их там собрались тысячи, все размахивали пиками и заржавленными саблями, подскакивая, как гориллы, одержимые манией человекоубийства. Бевиэр окружен, побег – невозможен. И никаких следов Усмирителя толп, королевских гвардейцев или Вонарской гвардии, которые должны были выдворить отсюда этих неотесанных негодяев, прежде чем те ступили своими грязными ногами на священную землю короля.

«Где же солдаты? Почему они не идут? И почему никто из одаренных не использует для самозащиты чары Возвышенных?» – задавала себе вопросы Элистэ.

Единственным ответом ей было хлопанье дверных створок.

«Но мы же Возвышенные! Как такое могло случиться с нами… и со мной?»

Она не позволяла себе вспоминать мрачные пророчества кавалера во Мерея. О них даже страшно было помыслить.

Ворвавшиеся во дворец еще не добрались до четвертого этажа, но этого ждать недолго. Нельзя оставаться в коридоре. Но куда идти, где скрыться? «Бабушка, – вдруг не к месту вспомнила Элистэ, – ни за что не опустилась бы до того, чтобы прятаться. Ну, стало быть, она просто лучше меня, и все».

Хотя Элистэ провела во дворце несколько месяцев, она не очень хорошо его знала. Ей не приходилось бывать где-либо, кроме комнат фрейлин, королевских апартаментов, залы для аудиенций и балов, контор и галерей, а также нескольких частных покоев; она знала лишь те части дворца, где бывали жившие там Возвышенные и их гости. Фрейлины, как и большинство придворных, ничего не знали об обширной половине слуг в мансарде, о подземной сети кладовых и соединяющих их проходах, где как раз можно отлично спрятаться. Элистэ даже не представляла себе, как туда добраться. Многие из челяди уже отправились туда, и с ними не было ни одного Возвышенного. Элистэ, жертва избирательного невежества, свойственного ее классу, оказалась в полной растерянности, и единственное, что она могла придумать, – это вернуться к изначальному своему намерению. Она отыщет Кэрт в Лиловой фрейлинской. Фрейлины Чести, личные прислужницы ее королевского величества, вероятно, заручились защитой королевских телохранителей, и там будет безопасней всего.

Подобрав свои розовые юбки, Элистэ пустилась бежать. Узкая лесенка в конце холла вела с четвертого этажа вниз. Она выбежала в небольшой сводчатый вестибюль с колоннами, находящийся на пересечении двух главных коридоров, один из которых вел в апартаменты его величества, другой – к половине королевы. Спустившись с лестницы, Элистэ услышала нестройный шум грубых голосов и звон бьющегося стекла. Видимо, эти негодяи остановились на площадке второго этажа и бьют все, что попадется под руку, но это задержит их ненадолго. Через несколько мгновений они будут ломиться в апартаменты короля и там встретятся лицом к лицу с его телохранителями, уже собравшимися в коридоре. Тут она увидела, что кто-то из бунтовщиков уже добрался до верха лестницы. С завываниями в коридор ворвались и остальные, и тут солдаты выстрелили. Пули просвистели по вестибюлю, и Элистэ отпрянула, испуганно вскрикнув, когда одна из пуль попала в стену, меньше чем в двух дюймах от ее головы. Несколько человек упали на пол, и веселое гиканье сменилось воплями остервенелой ярости. Но вовсе не страха. Захваченные происходящим, связанные накрепко общей лихорадкой, эти люди словно утратили нормальный инстинкт самосохранения, или, вернее было бы сказать, что эта необузданная толпа вдруг обрела монолитность, единую сущность, столь неуязвимую, что в ней не находилось места для личного страха за себя. Они повалили вниз, в вестибюль, не обращая внимания на мушкетный огонь защитников. Новый залп сразил десятки людей, но нисколько не замедлил продвижения толпы. Секундой позже шедшие в авангарде горожане наткнулись на штыки королевских телохранителей.

Элистэ не стала ждать, чем все это кончится. Кое-кто из вломившихся во дворец – группа обожженных солнцем сквернословящих рыночных торговок – заметили ее. Почему-то эти грубые бесполые гарпии пугали ее больше, чем мужчины, она чувствовала, что они озлоблены и совершенно беспощадны. Когда они кинулись к ней, Элистэ стремительно повернулась и пустилась бежать, но на полпути к покоям фрейлин она уже осознала тщетность своей попытки. Их силы были превосходящими, на защиту королевских телохранителей рассчитывать не приходилось, и спрятаться было негде.

«Этого не может быть», – пронеслось у нее в голове.

Фрейлинские комнаты никто не охранял, и они оказались не заперты. Элистэ вбежала в гостиную, зачем-то закрыв за собой дверь. Разбросанные блюдечки с пирожными, опрокинутые бутылки вина, недопитые рюмки и прочее – все свидетельствовало о поспешном бегстве. Напрасно она звала Кэрт. Быстро обойдя все четыре комнаты, она убедилась, что они пусты. Фрейлины, служанки, Овчарка – от них не осталось и следа. Секунду девушка отрешенно стояла там, затем, услышав резкие, как крики чаек, вопли женщин у дверей, бросилась прочь. Путь был один – тесный коридор, ведущий из покоев фрейлин на половину королевы. Элистэ вбежала в гостиную ее величества, потом помчалась через просторные королевские залы. Резкие интонации голосов позади вдруг изменились, потому что преследовавшие ее торговки наткнулись на шкафы, каждый размером с комнату, содержавшие восхитительный гардероб Лаллазай. Раздались пронзительные возгласы восхищения, смешанного с издевкой, и погоня моментально перестала их занимать.

Элистэ не останавливалась, пока не добежала до роскошной спальни королевы, где ей наконец встретились люди. Там стояла группа телохранителей, загораживая вход в длинный, узкий, редко используемый коридорчик, соединявший спальни короля и королевы. Она остановилась на пороге, глядя на них застывшим взглядом. К счастью, ее узнали.

– Бабочка, – бросил офицер, употребив распространенное прозвище фрейлин Чести. – Пропустите ее. – Солдаты расступились, образовав проход.

– А где же Королевская гвардия? – вскричала Элистэ.

– Быстрее! – офицер нетерпеливо прищелкнул пальцами.

Ей не нужно было повторять дважды. Проскользнув между солдатами, девушка юркнула в дверь, которая тут же закрылась за ней. Она побежала по незнакомому переходу, которым обычно пользовались лишь августейшие особы. Все казалось ей нереальным, словно во сне, и это чувство только усугублялось тусклым светом и полнейшей тишиной коридора с толстыми стенами, сплошь устланного коврами. Крушение знакомого мира – настоящего мира – казалось ей столь фантастичным, как будто все происходило «понарошку», как в детской игре.

Дверь в конце перехода оказалась запертой, но в комнате за дверью были люди. Элистэ слышала бормотание голосов, но ее присутствия не то не замечали, не то игнорировали. Несколько минут она стучала и била ногой в дверь, но так и не привлекла к себе внимания. Неужели придется идти обратно и снова встречаться с этими визгливыми амазонками, которые с удовольствием разорвут ее на клочки за то, что они сами «не могут стать такими, как она»? Тут девушкой овладел такой страх и гнев, что она неистово заколотила в дверь и закричала:

– Впустите меня! Немедленно! Вы меня слышите? Открывайте! – Каждый приказ она сопровождала энергичным пинком ногой.

На сей раз ее услышали и, по всей видимости, узнали выговор и манеру Возвышенных, поскольку дверь открылась. Растрепанная и раскрасневшаяся, она влетела в спальню короля, в которой толпился народ, как на утренней аудиенции. Здесь собрались ближайшие друзья их величеств, советники и помощники, а также избранные из слуг и несколько телохранителей. Присутствовали и почти все фрейлины Чести со своими горничными и Овчаркой. За некоторыми исключениями – примечательно, что среди них был его высочество герцог Феронтский, – придворные самых высоких рангов стеклись сюда, чтобы быть в эту минуту со своим монархом, которому грозила опасность. В центре испуганной, надушенной толпы сидел, беспокойно ерзая, Дунулас XIII. С побелевшим лицом, но более или менее владея собой, король оглядывал непривычную сцену с некоторым недоумением и даже обидой. Рядом с ним стояли его ближайшие друзья – во Ль„ в'Ольяр и во Брайонар, нашептывая ему на ухо непрошеные и бесполезные советы. Позади короля на парчовой кушетке расположилась Лаллазай; бледная, ненакрашенная, она слегка дрожала от волнения и крепко сжимала руку своей приятельницы, принцессы в'Ариан, тихо утешавшей ее. Тут же метался доктор Зирк, заботливо предлагавший свои услуги, которые на этот раз были отвергнуты.

Король и королева Вонара сейчас казались маленькими и уязвимыми, вполне земными и незначительными. Едва с них сошел августейший лоск, призванный скрывать их посредственность, как они обнаружили свою подлинную сущность двух обыкновеннейших смертных. Казалось даже, что они как-то уменьшились в размерах. Видеть короля и королеву в таком неприглядном виде граничило с неприличием, и Элистэ отвела глаза. Молча она прошла через комнату, чтобы присоединиться к другим фрейлинам, стоявшим тесной маленькой кучкой. Гизин, Неан и Меранотте жались друг к другу, рядом с ними была Кэрт. Увидев свою хозяйку, она протянула руки и кинулась к ней со слезами на глазах. Минута была такая, что Элистэ не только приняла это объятие, идущее вразрез с этикетом, но и сама обняла Кэрт.

– Что происходит? – выдохнула Элистэ, инстинктивно понижая голос в этой наэлектризованной атмосфере.

– Тише. Слушай, – скомандовала столь же тихо Меранотте в'Эстэ.

В комнате почти никто не разговаривал. Торопливые перешептывания шелестели возле короля и королевы, а вокруг царило молчание, словно присутствующие не могли поверить в происходящее и находились в трансе. Зато всего в нескольких ярдах отсюда был хорошо слышен гвалт голосов. В коридоре перед королевскими апартаментами мятежники требовали короля. Никто не мог понять, какой инстинкт или смекалка привели их к нужной двери. Однако они каким-то образом умудрились проложить себе путь через мраморную громаду, и теперь между вонарским монархом и его разъяренными подданными стояла лишь жалкая кучка телохранителей. По сути, большинство их отправились в переднюю, стараясь забаррикадировать дверь насколько это было возможно. Элистэ стояла, прислушиваясь к тяжелым ритмичным ударам. Варвары собирались выломать дверь, и отдельные неприцельные выстрелы их нисколько не волновали.

Удары продолжались беспрерывно, без конца – Элистэ казалось, что они попадают ей прямо в сердце и душу. Ей хотелось закричать, хотелось бежать, но она оставалась здесь, пойманная в самую изысканную в мире ловушку. Полученное воспитание, а также удивительно ясный образ безупречно сдержанной Цераленн, ее бабушки, помогали ей сохранять видимость уравновешенности. Слуги же держались хуже: все лакеи были бледны, как смерть, многие рыдали, некоторые, не сумев унять дрожи в ногах, опустились на колени. Кэрт, со слезами на глазах, продолжала стоять молча, как мужественный ребенок. Элистэ сжала ее руку, и Кэрт шепнула дрожащим голосом:

– Госпожа, что же теперь будет? Почему ничего не предпринимают?

Этот вопрос задавала не только она. Его можно было прочесть и на других лицах; сомнения разрастались при непрестанных ударах в дверь, которым никто не препятствовал. Короля, казалось, раздирают противоречия: он склонялся то к одному, то к другому советнику, потом о чем-то возбужденно совещался с женой. Он то прилежно прислушивался к тому, что ему говорили, то словно отрешался от всех. Однако требовалось принять какое-то решение, и даже Дунулас понимал это. Когда раздался треск ломающегося дерева и стало ясно, что дверь вот-вот не выдержит натиска, король поднялся на ноги.

– Я буду говорить с ними, – объявил Дунулас. Держался он прямо, но голос его слегка дрожал. – Я выслушаю их жалобы и просьбы, это поможет делу.

Его слова были встречены сдавленными протестами. Король немного помедлил, но затем вновь собрался с духом.

– Они мои подданные, – провозгласил он. – Я допустил отчуждение между нами, и результаты чудовищны. Мой народ сбит с толку, выведен из себя, возмущен и крушит все кругом, как обиженный ребенок. Однако там, на донышке, под этим гневом, таится все та же любовь, которую они несут своему властелину. Я знаю это, я это чувствую. Моя доброта к ним пробудит их прежнюю привязанность. Мы поговорим и снова научимся понимать друг друга. А взаимопонимание приведет к примирению. Понять – значит простить.

Казалось, что чувства короля вполне искренни. Его вера в силу добрых намерений была простой, окончательной и, вероятно, самоубийственной. Без всякого оружия, кроме человеколюбия, не зная обстоятельств, он и в самом деле собирался встретиться с толпой лицом к лицу. Раздалось несколько умоляющих голосов, но он их не слышал, поскольку был упрям, как всякий слабый человек. Если уж он что-нибудь решил, то с намеченного пути его могла сбить разве что природная катастрофа. Теперь, придя к решению, король вскочил и зашагал к выходу. Никто не осмелился его остановить.

Дунулас прошел через покои, за ним, как яркий хвост кометы, следовали испуганные придворные. Взволнованная до такой степени, что страх уже казался несущественным, Элистэ тоже пошла за ними.

Страсти тем временем все разгорались. К моменту, когда Элистэ добралась до осаждаемой передней, шум стал попросту оглушительным. Кричали телохранители, толпа в коридоре отвечала подвыванием и гиканьем. Опьяненные победой, мятежники наносили сокрушительные удары по двери. На позолоченной поверхности уже проступили трещины, и в тот момент, когда в переднюю вошел Дунулас, лезвие чьего-то топора пробило дверь насквозь, вызвав с той стороны взрыв одобрительного рева.