355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Пол Уильям Андерсон » Восставшие миры. Зима мира. Сломанный меч [Авт. сборник] » Текст книги (страница 14)
Восставшие миры. Зима мира. Сломанный меч [Авт. сборник]
  • Текст добавлен: 24 марта 2017, 09:00

Текст книги "Восставшие миры. Зима мира. Сломанный меч [Авт. сборник]"


Автор книги: Пол Уильям Андерсон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

У баромьянцев, страстных лошадников, живущих в туманных горах к югу от Рагида, интерес к морю и вовсе не проявлялся… пока они не разграбили Империю и не объединили ее заново. А сейчас… Хм-м. Джоссерек почесал бороду – высохнув, та торчала. Сейчас они только приветствовали распространение имперского влияния на островах Харрикейнского моря и среди жителей туокарских лесов. А это уже вызывало беспокойство, ибо торговцы из Киллимарейча и их государства – соседи по Материнскому океану – сами были весьма заинтересованы в этих районах.

«Что ж, все это нам уже известно. Этот груз ржавого железа всего лишь подтверждение уже известного, а никакое не открытие. И тем не менее, зрелище впечатляющее. Нигде больше не добывают столько превосходного металла. На каких же сказочных залежах трудились эти чужестранцы?»

Еще одно судно тащило гребные баркасы, бревенчатые плоты и патрульные галеры. Команда, хоть и бросала на Джоссерека подозрительные взгляды, ни о чем не спросила. Когда мимо него проплывала благоухающая дивными ароматами, украшенная золотыми арабесками четырехвесельная яхта с музыкой на борту, принадлежащая, похоже, какой-то аристократке, он удостоился более внимательного взгляда. Дважды из камышей и тростников залива выворачивалось каноэ, в котором сидел коротконогий дикарь с болот Анвара. По сторонам расстилались изрезанные каналами равнины с ухоженными плантациями, принадлежащими городским помещикам. Стояла весна, повсюду было зелено, только фруктовые сады белели и пламенели буйным цветом. Пахло цветами. Лишь когда он проплывал рабочие поселки и птицефермы, расположенные за шаткими заборами, запах жилья перебивал вездесущий запах цветения.

На закате буксир причалил на ночь к берегу. Откуда-то появились люди. Кто-то суетился, занимаясь швартовкой, кто-то раскладывал на берегу костры. Джоссерек был к этому готов. Он прыгнул в воду и поплыл к берегу, держа одежду над головой. Кто-то крикнул в быстро спускающиеся сумерки: «Эй, что это?» Другой голос ответил: «Наверное, аллигатор, в этом году они заплывают сюда с начала весны.»

Добравшись до берега, он скрылся в кустарнике, густо покрывающем пологий берег. Невдалеке он обнаружил дорогу и пошел по ней, шлепая босыми ногами по булыжному покрытию, в котором легионы повозок проложили едва заметную колею. Вскоре он высох и оделся. Мягко светили большие весенние звезды, но от тумана, спускающегося на пахоту, ощутимо тянуло сыростью.

Его опять охватило томительное ощущение заброшенности; раньше ему было просто не до того. Но теперь ему пора было подумать, как он, беглец, которого уже, без сомнения, ищут, без гроша в кармане, сможет просуществовать здесь несколько лет. В первую очередь следовало поразмыслить, как побыстрее добраться до города.

Когда ему было пятнадцать лет, его отравили в трудовой лагерь за нападение на морского офицера, вздумавшего смеяться над его лохмотьями. Через два года он бежал, бродяжничал, голодал, пока наконец не добрался до побережья, где нанялся на пароход, владелец которого слишком нуждался в матросах, чтобы пренебречь его услугами. С тех пор он переменил множество занятий, но не забыл, как обращаться с лошадями.

Та, которую он выбрал, была слишком хороша для своего стойла. Конюшня стояла на самой окраине селенья. Горячий конь негромко фыркал, когда он его выводил, приплясывал, пока Джоссерек надевал на него уздечку, найденную в той же конюшне, потом быстро помчал его в город, подгоняемый ударами голых пяток. Наверняка, хозяин плантации оставил его в этой дыре попастись по весне на свежей травке. Джоссерек пожалел, что пришлось убить не ко времени залаявшую собаку, спрятать ее труп и ждать потом, пока разбуженный хозяин не решил, что тревога была ложной и не отправился спать. Может быть, дворняга была любимицей детишек, что жили в этой хибаре.

К утру он добрался до Арванета.

Среди нагромождения стен виднелись башни. Одни из них устремлялись в небо, другие, казалось, жались к земле – нескончаемые века сложили облик древнего города: острые крыши и плоские крыши, темные переулки, тускло освещенные звездным светом… В большей части города было темно и тихо, лишь кое-где горели редкие фонари, да изредка раздавался неясный шорох. Столетия минули с тех пор, когда Арванет лежал на берегу бухты Югулара, теперь здесь остался лишь жалкий ров с водой, носивший название Лагун.

Настоящая река протекала теперь более чем в пяти милях отсюда, но равнина, на которой стоял город, была изрезана каналами. От Большого Восточного Шоссе в город вела единственная мощеная дорога. Джоссерек видел, что вдоль ее горели фонари. В конце дороги виднелся пропускной пункт, охраняемый усиленным нарядом. Джоссерек решил, что лучше будет спешиться. На рассвете паромщики выберутся из гостиницы, стоящей на конечной остановке по дороге в Ньюкип, и паром отчалит. Но он не собирался на нем плыть. Колдуны странных минувших времен населяли эту местность странными и ненасытными существами… но болезнь, которую можно было подцепить в этой грязи, если пуститься вплавь, была еще опаснее, чем вымышленные чудовища.

Около парома плавал ялик, привязанный на цепи. Джоссерек без труда срезал деревянный замок – металл стоил больших денег на черном рынке. Весел не было, но он заметил подходящую доску, оторвал ее от полусгнившей пристани и использовал вместо весла.

Он взял немного влево, потому что напротив стояло много речных судов, а на берегу размещались склады, где наверняка была сильная охрана. Плыть с помощью доски было неудобно, ялик двигался медленно, но, когда приближающийся рассвет окрасил небо и воду в мертвенно-бледный цвет, сделав его хорошо различимым на фоне реки, он забыл о неудобствах, стараясь как можно быстрее пересечь русло.


Он миновал недавно построенный канал, разделявший лесной заповедник и земли предместья. Мимо проплывали имения с тщательно ухоженными садами. Движение на Королевском канале уже началось – он постарался проплыть мимо побыстрее – потом миновал Западный канал с высокой аркой перекинутого через него моста. Параллельно каналу шла дорога. А далее – Вестрич, бурьян, кустарник, болото, карликовые дубы и пихты, бегущие по направлению к невидимому Унвару. Каналы выходившие на противоположный берег вели в город. В их устьях возвышались башни, стены, некоторые каналы были перекрыты решетчатыми воротами. Сигейт, Грэнд Бэстион, Литл Бэстион. Пушки, катапульты, шлемы и наконечники копий ярко блестели в лучах рассвета, знамена Империи развевались на сыром порывистом ветру.

Когда солнце взошло, он решил, что заплыл достаточно далеко. Эту часть города явно населяет всякий сброд. Честные люди сюда по доброй воле не пошли бы. В северной части города было бы безопаснее – район Холлоу Хаузис, по слухам, был почти заброшен, – но что бы он там ел? Он причалил к невысокому пирсу. Тот был каменный и меньше пострадал от времени, чем деревянный паром, хотя железные кнехты, планки и кольца давным-давно исчезли, да и сарай позади него пустовал. Джоссерек на мгновение задержался в своем ялике, размышляя, не стоит ли привязать его, чтобы потом продать. Нет, лучше, чтобы он исчез… пусть плывет. Может быть, законный владелец отыщет его.

Он спрыгнул на берег.

– Стой, – раздался голос. – Брось цепь. Не двигай руками и не пытайся достать нож.

Очень осторожно он подчинился, потом медленно повернулся и увидел троих мужчин, которые пристально следили за каждым его движением.

Ill

Зимние снегопады уступили место дождям и туманам, которые крались по извилистым улочкам, превращая стены в тени, а людей – в призраков. Почти с самого первого дня, когда его армия, переправившись на плотах через Лагун, прокладывала себе путь к сердцу древней твердыни, поднимая над ней свои победоносные знамена, Сидир испытывал острое беспокойство. Он не так часто вспоминал блеск лакированных безделушек и парадные церемонии Имперского двора в Наисе, хотя там Недели, его молодая жена из древнего рагидьянского рода наградила его худеньким малышом, как Черный Занга-зенг, где Энг, жена его молодости, жила со своим крепким потомством из шести человек среди покрытых снегами вершин вулканов. Но еще чаще он вспоминал горы, окружавшие город Хаамандур, пастбища, где паслись табуны лошадей, селения баромьянцев, в которых под бриллиантовыми звездами сверкали костры и бурлило веселье, вспоминал ковбоев и пастушек, одинаково вооруженных и не боящихся ничего; стада, которые они пасли, скачку на ветру под музыку своры гончих до тех пор, пока где-нибудь у воды они не находили дикого кабана или оленя; и тогда он брал свое копье… В Арванете он частенько вспоминал поговорку своих горных сородичей: «Рысь захватила клетку.»

С утра было ясно, облака собрались только к обеду, их пригнал ветер, дующий с болот Унгара и пахнущий ими. Теперь небо низко нависло над землей, мрачная стена с запада надвигалась все ближе, сверкали молнии, погромыхивал гром. Несмотря на широкие окна, в Лунном Зале по углам сгустилась тьма. Лиловые стены, расписанные серебром, выглядели уныло.

Но буря несла не столько грозовую свежесть, сколько влажную летнюю духоту.

Сидир подался вперед, его пальцы сжали водяных мокасиновых змей, вырезанных на подлокотниках кресла.

– Я правильно понимаю вас, Ваша мудрость? – спросил он. Сделавшись наместником Императора, он за несколько месяцев стал почти свободно говорить на языке Арванета, однако его речь до сих пор казалась грубоватой из-за неистребимого баромьянского акцента. – Совет не одобряет имперскую инициативу?

«Кажется, я взял верный тон, – подумал он. – Не слишком жесткий – я мог бы просто смести эту теократию, срубив пару-другую голов, если бы мне, если бы Империи не было нужно это сотрудничество. И все-таки, они должны все время помнить, кто здесь хозяин. Или, может быть, следует разговаривать с ними помягче? Эти люди так чужды нам!»

Эрсер Эн-Гаван посмотрел на него странным взглядом. Сидир не мог сказать, что было в этом взгляде: угрюмость, хитрость, презрение, испуг или что-то еще. Это был мудрец средних лет – темная раздвоенная бородка, глубокие морщины залегли на желтоватом лице по сторонам аккуратного носа и рта, на руках они образовывали частую сеточку. Пальцы с розовыми ногтями он сложил домиком. Он носил подобающую его званию серую мантию до пят, точнее, до кончиков туфель с загнутыми носами. На цепочке висел дымчатый хрустальный шарик, на котором была выгравирована карта мира, такая древняя, что даже беглым взглядом можно было определить доледниковые очертания материков. Это был Святейший Советник Мира.

Сидир считал его главой города-государства по гражданским делам, и это позволяло Эрсеру заниматься чем-то конкретным, чего не могли себе позволить другие епископы. Если рассматривать его, как советника по делам божественным, то следовало учесть, что вся религиозная жизнь Арванета давно свелась к взаимным интригам между конфессиями в то время, как население увязало в суевериях, ересях, неверии или поклонялось неизвестным богам. Не стоило рассматривать его и как военного советника – со времени завоевания города Империей он сложил с себя ответственность за военные дела, оставив за собой лишь ничего не значащий титул.

Хотя Великий Мудрец из Совета и председательствовал на этом маленьком собрании из трех человек, он являлся лишь номинальным главой города. Его предшественник возглавил движение сопротивления имперским захватчикам, но мирно почил в почетном заключении после победы. Сидир не уточнял, как это случилось. Вряд ли то интересовало и Юрусана Зот-Зора. Достаточно было одного намека подчиненным Сидиру рагидьянцам, а уж они сами хорошо знали, что надо делать в таком случае. Городские аббаты выбрали главой государства безвредного мямлю, которого тактично предложили завоеватели.

Поэтому Эрсер Эн-Гаван что-то значил для бывших правителей Арванета. Разумеется, иногда он собирал своих единомышленников; на этих сходках они спорили о том, как они могли бы организовать борьбу против завоевателей. За минувшие полтора года он принес немало пользы местной аристократии. Его обходительность, умение дать здравый совет, его личные идеи, слишком тонкие, чтобы принять их за высокомерие, склоняли завоевателей к новым и новым уступкам.

Тем более удивительными казались его сегодняшние слова.

– Главнокомандующий знает, что мы никогда не усомнимся в мудрости указа, исходящего от Славного Престола.

– Его речь напоминала змею, скользящую по шелковому ковру. – И все-таки… извините за то, что я прошу разъяснений… является ли предлагаемая кампания непосредственной волей Императора, или же это… решение администрации, вынесенное официальными лицами, которые могут ошибаться… скажем, на правительственном уровне?

Сидир громко рассмеялся.

– Эрсер, ты спрашиваешь, мой это приказ или нет? А если нет, то насколько высоко стоят те, против кого ты собираешься выступить, отказываясь выполнять его?

– Нет, нет! О Боже, который превыше всех и вся, скажи Его Величеству, что я говорю только то, что думаю. Главнокомандующий и… – едва заметное колебание и слабое движение прикрытых веками глаз в сторону Юрусана, – представляют здесь Славный Престол. Поэтому их обоюдное желание не встретит ни малейшего противодействия. Но они настолько разумны, что готовы прислушаться к голосу Совета, который, смею напомнить, наследует тем, чьи предки тоже имели… кое-какой опыт в делах Империи.

Юрусан сидел неподвижно. Застывшее лицо, застывшая фигура. Вероятно, он, как учил Философ, размышлял о Девяти Принципах Достоинства, руководствуясь которыми можно снести и более серьезное оскорбление, чем то, которое нанес Эрсер. Дав своему соправителю несколько секунд на ответ, Сидир ответил сам:

– Что ж, Ваша Мудрость, вы имеете право спросить. Да, настал черед северных территорий. Более того, я могу сказать, что именно они рассматривались как основная цель. Не хочу сказать ничего плохого, но Арванет всегда торчал, словно бельмо, на глазу Императора, хотя со стратегической точки зрения он не цель, а всего лишь перевалочный пункт на пути к цели. – Он простер руку. – Там впереди полконтинента!

– Мы это знаем. – Может быть, Эрсер хотел сказать этой фразой, что летописцы Арванета на протяжении многих веков наблюдали, как те или иные завоеватели стремились к этим местам. – Сначала Рагид хотел завоевать эти равнины для своих фермеров, а в последнее время Баром подошел к самым их границам и мечтает о новых пастбищах для своего народа. Божественную волю исполняют теперь люди из Скейрада, и это завоевание рассматривается не просто, как выполнение принятого решения, а как веление рока. И все же могу ли я, по своему невежеству, спросить, почему силы Империи не могут просто взять и двинуться на север из долины Кхадрахад?

– Потому что такие попытки предпринимались не один раз, даже во времена современной династии, десять лет назад, но они не приносили успеха… Ученый должен бы это знать.

– Сидир подавил негодование. – А сейчас прорыв вверх по Югулару сможет расколоть силы противника пополам, отрезать их от поставщиков металла, позволит нам создать базы на плодородных землях, и тогда мы начнем понемногу вытеснять их. А позже, когда их силы будут подорваны, Рагид нанесет прямой удар.

Эрсер выжидающе молчал. Сидир побарабанил пальцами по ручкам кресла, потом вдруг взорвался:

– Послушай! Давай я тебе объясню все с самого начала. Бывает, что самые простые вещи понять труднее, чем иное тайное учение. Из всех трех слоев населения Арванета на нас больше всего озлоблены светские помещики, и это понятно. Мы насильно превратили их во владельцев плантаций, и через несколько поколений их родословные уже никого не будут интересовать, потому что именно мы приберем к рукам налоги с сельского населения. Мы будем назначать и поднимать их, как нам заблагорассудится. Когда мы откроем северные земли для поселений, у ваших древних благородных семейств появятся конкуренты в торговле продуктами и хлопком. Поэтому неудивительно, что они жалуются, устраивают тайные сборища и всячески хитрят.

Но вы то в своих церквях почему их поддерживаете? Вам следовало бы больше прислушиваться к мнению Гильдий. Вы же знаете, что все больше и больше ваших торговцев поддерживают Империю. Они рады ее приходу. Империя разрывает путы архаичных законов и обычаев, которые здорово им мешали. Она расширяет и обеспечивает безопасность торговли. А если они выигрывают деньги, значит, они выигрывают и власть. И они ни в коем случае не собираются этому препятствовать – ведь все делается за счет класса, который в былые времена только смеялся над ними.

За ними будущее. За вами, может быть, тоже. Совет и законы, согласно которым он избирается, и церкви, которые оберегают эти законы – все мудрецы призваны сыграть важную роль в делах Империи. И не теоретически, как это было в прежние времена, а в реальной практике… – завершая свою тираду, Сидир привел поговорку баромьянцев: —…не то что, когда вы были главными призраками на кладбище. И добавил: – И поэтому вы должны меняться, шагая в ногу со временем, жить и процветать вместе с остальными провинциями Империи, а не погибать вместе с епископами.

– Не всегда самое лучшее – меняться в соответствии со временем, Главнокомандующий, – медленно произнес Эрсер.

– Народы, которые шли на это со слишком большой готовностью, канули в лету. Арванет перенес все. – Его тон стал деловым. – Да, мы выслушали многих членов Гильдий-. Некоторые из них, действительно, опасаются неприятностей. Например, торговля металлом с Рогавикой существует с незапамятных времен. Возникли и устоялись разнообразные формы. Разрушить нынешние договоренности и соглашения, означало бы отобрать у многих хлеб и заморозить торговлю.

– Только на время, – вспылил Сидир. – Вы же знаете, сколько сил мы уделяем тому, чтобы создать механизмы поддержки, например, субсидирования, чтобы преодолеть трудности переходного периода. И вскоре прерванная торговля снова возобновится. Большинство торговцев пойдет на это, если я объясню.

Взгляд Эрсера изменился. Или, может, он стал испуганным? Голос его упал до шепота почти неслышимого за шумом ветра.

– Вы действительно предлагаете… перекроить весь путь до Неизвестного Рунга?

– Возможно. Моли планы еще не созрели окончательно. Они будут меняться по мере поступления новых сведений. – Сидир откинулся назад. – Если все пойдет гладко, то да. Рунг будет полностью принадлежать Империи. Мой основной план – проведение кампании через Югулар – получил высокое одобрение, и мне предоставлена полная свобода действий. Я сказал бы, небывалая свобода. Поэтому вы, Ваша Мудрость, можете представить мне все ваши аргументы, все, которые имеете. У меня достаточно полномочий решать любые вопросы.

Эрсер помолчал немного, потом сказал:

– Главнокомандующий – здравомыслящий человек, поэтому он готов выслушать самого смиренного из своих слуг. – Его не слишком удачная попытка задеть Юрусана не ускользнула от Сидира, но рагидьянец на нее никак не отреагировал. – Пусть Главнокомандующий позволит сказать нам вот что… Его план смел и достоин его предков, чья отвага вернула Империи мир и единство. И все же… не слишком ли он смел? Мы, мудрецы, в принципе согласны с ним. И тем не менее, являясь преданными слугами Славного Престола, считаем своим долгом и правом давать совет, когда это возможно. И вот что мы считаем: вам не следует начинать вторжение в этом году. Ни в этом, ни в следующем, ни еще через год. Северные территории ждали долго и могут подождать еще. Древний Арванет с его противоречивыми проблемами требует к себе особого внимания. Одни солдаты не смогут удержать его; здесь требуется еще и искусство управления государством. При всем моем глубочайшем уважении к Главнокомандующему, я хочу напомнить ему, что многие властители за прошедшие тысячелетия искренно считали, что им удалось покорить Арванет.

– Ты просто боишься. Ты боишься, что я двину на север большую часть своих сил. И что будет тогда? Мятежи? Да неужели они настолько безумны, что пойдут на это? Ведь они знают, что я могу вернуться и покарать их.

– Духовенство, конечно же, предаст проклятию всех, кто попытается поднять мятеж. Но у приморцев в прибрежных водах стоят корабли.

– Торговцы и авантюристы всегда мутили воду. Среди островов никогда не было по-настоящему спокойно, ссоры время от времени перерастали в бои – все это мне хорошо известно. Но мне известно и то, что они не смогут взять приступом ни одно укрепленное место, а союзников на берегу у них нет. Да и командование Киллимарейча состоит совсем не из глупцов. В крайнем случае Ичинг постарается поставить на место большую часть смутьянов из морских районов, чтобы те не спровоцировали войну с Империей. Они попросту не готовы к ней… пока.

– Если ваша армия жаждет неприятных сюрпризов… Главнокомандующий, Рунг не случайно называют непредсказуемым! Мы здесь, в Арванете, а его влияние когда-то распространялось и на нас, – мы сами располагаем скудными сведениями о нем, да и эти сведения в большинстве своем основаны на мифах и домыслах.

– Но вы никогда не пытались толком осмыслить то, что уже знаете. И, простите меня за прямоту, ваши ученые никогда на заботились о том, чтобы получить новые, достоверные сведения. А меня это интересует. Все идет как надо. – Сидир глубоко вздохнул. – Может быть я и не дойду до Рун-га в этом году. Я не так уж и тороплюсь, как кажется вам. Я не буду ради тщеславия рисковать своими людьми, своими отважными всадниками.

Эрсер внимательно взглянул на него.

– Но вы собираетесь рисковать собой, – пробормотал он.

– Могу ли я убедить вас не делать хотя бы этого? Посылайте свою армию, если это так уж необходимо, но сами оставайтесь здесь, с нами.

– Что? – воскликнул удивленный Сидир. – Вы хотите, чтобы я остался? Я, чей конь оставлял кровавые следы на ступенях Королевского Храма?

– Вы правите строго, но справедливо. Мы в долгу перед вами уже за то, что вы очистили город от преступников.

– Я правлю не один. – Сидир говорил резко, ибо счел за лучшее пресечь постоянные попытки Эрсера задеть Юру-сана. – Я занимаюсь военными вопросами. Арванет и его окрестности усмирены. Моя власть там установлена. А вот гражданскими делами ведает Наместник, выразитель воли Императора.

– Это так. – Исследование тысячелетнего развития различных слоев общества приучило Эрсера к мысли, что даже искреннее желание оказать услугу может стать предметом насмешки. – И все же двое таких незаурядных людей не имели бы одинаковых званий, если бы их задачи не переплетались. Позвольте мне перечислить, чем должен будет заниматься Главнокомандующий лично.

Впервые с того момента, как Юрусан официально приветствовал Советника, он принял участие в разговоре:

– Ваша мудрость, полагаю, что сейчас вы углубитесь в бесконечные детали. И боюсь, что у нас сегодня просто нет на это времени. Все это лучше сначала представлять в виде письменных докладов, фактов, цифр, которые можно проанализировать и подробно изучить. Если вы это сделаете, Ваша Мудрость, то при соответствующих обстоятельствах мы снова примем вас здесь и подробно все обсудим.

Во взгляде Эрсера блеснула ненависть. Он опустил веки, прикоснулся ко лбу кончиками пальцев в знак уважения и произнес:

– Я понимаю, что Главнокомандующий и его коллега сейчас заняты. Я подготовлю доклад, как этого требует Наместник, так быстро, как только секретарь сможет записать его под мою диктовку. Скорее всего, в следующий раз я буду беседовать только с Главнокомандующим. Нет причин беспокоить августейшего Наместника, которого, впрочем, я всегда искренно рад видеть. Видит Бог, я говорю правду.

Последовала церемония прощания. Наконец инкрустированная перламутром дверь захлопнулась и хозяева Арванета остались в Лунном Зале одни.

Сидир не мог сидеть на месте. Он встал и начал прохаживаться взад-вперед перед мраморным камином, потом пересек зал и встал у окна, заложив большие пальцы за кожаный пояс. Зал располагался на пятом этаже Полинского дворца, и окно было большим. Перед Главнокомандующим раскинулась широкая панорама завоеванного города.

Слева он видел сады Элзин, окружающие озеро Норму, к которому сходились все каналы Арванета. Справа изгибались арки Патрицианского моста, повисшего над Новым и Королевским каналами и, казалось, над всей рутиной и обыденной суетой столицы. Впереди расстилалась площадь, окруженная мраморными фасадами все еще величественных зданий. Время не пощадило их, выщербив колонны и обрушив резные карнизы. Время же сделало стекло, через которое он смотрел на город, радужно-фиолетовым, и казалось, что бесчисленные века оставили свой отпечаток и на облаках.

И все-таки этот мир был так полон суеты, как и всякий другой. На площадь выходило несколько основных улиц. За окружающими площадь общественными зданиями виднелись плоские крыши строений попроще – магазинов и жилых домов, построенных, в основном, из бурого кирпича. Перед ними теснились палатки, где люди в потрепанной одежде торговали немудрящими товарами, между палатками и ларьками бродили горожане, поросята, прыгали вездесущие воробьи. Время от времени по улице бочком пробегала тощая собака или медленно проплывал тяжело груженный фургон на скрипучих колесах.

Солдат не было видно, если не считать полицейского из местных – из-под зеленого мундира торчал подол полосатой рубахи, не оставляющий сомнений в характере его профессии. Сидир следил, чтобы его армия как можно меньше выделялась среди местного населения. Здешние мужчины носили рубахи, доходившие почти до колен. Большинство из них с приходом тепла скинули штаны, башмаки и зимние плащи с капюшонами и расхаживали теперь в сандалиях и вязаных шапках. Одежда местных длинноволосых женщин мало чем отличалось от одежды мужчин, разве что их рубахи были покороче и открывали смуглые ноги с узкими коленями. Материю здесь предпочитали яркую, носили много дешевых блестящих украшений. Исключение составляли старики, кутающиеся в неряшливые одежды неопределенного цвета, а также монахи и монахини четырех орденов мудрости – Красного, Белого, Серого и Черного.

Жители Арванета были невысоки ростом, стройны, у них были темные волосы, темные глаза и шафрановая кожа. Черты лица тонки и приятны. Обычно они двигались грациозно и проворно, и это делало их облик еще более изящным. Мертвый груз тысячелетней цивилизации не лег тяжким бременем бессмысленных традиций на неорганизованные, большей частью безграмотные низы. До Сидира долетал рыночный гомон, шарканье ног, стук лошадиных копыт, обрывки разговоров, смех, мелодия дудочки, под которую какая-нибудь танцовщица выделывала свои па на дощатом помосте, скрип тележных колес. Он мог представить себе запахи курева, дыма, навоза, жареных на вертеле бычьих ушей, человеческого пота, дешевых духов… все это смешивалось с вонью каналов и болот. И вся пестрота города растворялась в надвигающихся раскатах грома, выцветала в пока еще далеких вспышках молний. Упали первые капли дождя, близилась буря.


Сидир вдруг вспомнил, что он не один в зале, и повернулся к Юрусану.

– Что вы думаете о нашем госте? – спросил он и тут же почувствовал, что хотя он и задал свой вопрос на рагидьянском, но в нем сквозит чисто баромьянская грубость и прямота. «Этот дьявол примет меня за глупца», – подумал он.

– Я не хочу сегодня оскорбить его еще больше. У нас обоих и без того достаточно проблем.

– Мне кажется, мы совершаем ошибку, пытаясь поладить с этими так называемыми мудрецами, – ответил Юрусан. Голос его был совершенно лишен каких бы то ни было эмоций. Но как бы ровно не звучал его голос, эта сдержанность была равносильна тому, как если бы он наносил удар.

– А вы что предлагаете? – спросил Сидир.

– Это чисто риторический вопрос, Главнокомандующий. Распустить Совет, уволить чиновников и управлять Арванетом напрямую. Отстранить глав церквей. Держать в узде и контролировать низших чиновников, наказывать всех даже за малейшую непокорность, причем немедленно и беспощадно. Подготовиться к конфискации имущества церквей. Оно огромно и неплохо пополнит имперскую казну.

– Я чувствовал, что вы вынашиваете подобные идеи. Нет. Нам понадобится для этого целое море администраторов, которые приедут не просто управлять завоеванной провинцией, а найдут здесь самый настоящий сумасшедший дом. Не говоря уже о десятке-другом полков, которые понадобятся для поддержания порядка. Все это отсрочит покорение северных земель на несколько лет.

– Здесь Эрсер был прав. Покорение долго ждало и подождет еще.

– Не подождет. – Сидир старался говорить спокойно. – Юрусан, ты не похож на последователей толанской философской школы. Находясь в стороне от политической рутины, ты должен бы быть в первых рядах защитников освященного веками общественного уклада.

– Этот уклад больше не свят, – гнев прорвался-таки сквозь маску спокойствия. – Это общество мертво. От него остались высохшие мощи, и ничего более. Ему следует устроить приличные похороны и поскорее забыть.

– A-а… ну, теперь ваши побуждения понятны, – вздохнул Сидир.

Они стояли друг против друга.

Юрусан Зот-Зора был выше ростом, хотя возраст ссутулил его, волосы на голове поредели, густо пронизанная сединой борода закрывала грудь, бледная кожа стала похожа на пергамент, покрытый коричневыми пятнами. Но возраст не мог стереть черты истинного рагидьянца, а глаза за очками в золотой оправе оставались яркими, как ляпис-лазурь. Он носил плоскую черную шапочку выпускника философской школы с серебряной эмблемой Забета. Зеленая мантия с пуговицами из слоновой кости, красная лента и красные туфли, сумка для документов придавали его фигуре значимость, а палка с набалдашником в виде головы змеи служила знаком его почтенного возраста, а вовсе не опорой для немощного тела.

Сидир, сын Роэла из клана Шалиф был выше ростом и шире в плечах, чем большинство баромьянцев. Его бабку-рагидьянку взяли в наложницы, когда орды Скейрада впервые вторглись в эти края. Лишь недавно всадники из Хаамандура перестали думать об Империи как о добыче, и начали думать о ней как о наследстве. Он был мускулист, в свои сорок пять он сохранял юношескую упругость мышц. Его ноги не были кривыми, как у большинства наездников, потому что в горных краях он провел только несколько детских лет, после чего отправился учиться в более цивилизованные места. Его безбородое лицо было бронзового цвета, узкие темные глаза тонули в морщинах. Темные волосы, тронутые сединой, он стриг на рагидьянский манер. На правом бедре он носил эмблему своих имперских полномочий – кинжал в хрустальных ножнах. Лезвию работы дамасских мастеров времен второй из Трех Великих Династий, было не менее двадцати столетий. На шее Главнокомандующего красовалось витое ожерелье из чистого золота – он мог себе это позволить. Это было Ожерелье Зрелости, которое имели право носить только взрослые мужчины-баромьянцы. На нем были облегающие брюки и рубашка из грубой голубой ткани, туфли из тисненой кожи и короткая куртка для верховой езды – привычная одежда кочевников.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю