Текст книги "Миры Пола Андерсона. Том 17"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

Рыцарь призраков и теней

Не пристало ли нам, братья, начать повесть о походе господаря Бодина Миятовича? Где сыскать нам слова печали и гнева, слова доблести и отмщения? Кто сравнится в том с Андреем Симичем, певцом героев?

Ибо Андрей, если песнь кому хотел пропеть, то словно стаю гончих псов спускал в горах, и лай их эхом гремел в долинах. Гремели речи его, как тундра под копытами громатцев, стонали, как ветер под крылами орлика, на добычу падающего, ревели, как диаво на охоте – и тихо и сладостно пели, и были смертоносны, подобно зову вильи, и были невинны, как пение гусляров по весне.

Люди и змаи внимали с трепетом песням Андрея, когда славил он старых героев, Йована Миятовича, что по бессветному пути привел Основателей к нашей Утренней Звезде, Томана Обилича, что убил яростного Владимира на вершине Ледника, Гвита, что спорил со штормами Черного океана, Стефана Миятовича, великого пращура господаря Бодина, что в Годы Ночи отбросил прочь разбойников, позарившихся на дома наши. О, как воспел бы Андрей Симич деяния Бодина!

Но смолк голос его. И чтобы не исчезла из памяти слава Бодина Миятовича, поведаем о ней простыми словами, как можем.

Глава 1

В этой истории на всех планетах холодно. Даже на Терре, хотя Флэндри прибыл домой теплым летним вечером. Здесь мерзла душа.

Холодок дал о себе знать на подлете к планете. Разговор между Флэндри и его сыном незаметно перешел к проблемам Империи. Обычно они избегали подобных тем: у них был отпуск.

Сама Терра никак не напоминала о неприятном. На экране в кабине управления висел прекрасный шар на фоне усыпанной звездами тьмы. Шар этот был почти полным: корабль приближался со стороны солнца и еще не вышел на посадочную траекторию. Прозрачный голубой свет планеты смешивался с белизной облаков. Рядом с такой чистотой Луна казалась каплей росы. Нанесенные людьми шрамы пока нельзя было разглядеть.

Обстановка кают-компании не уступала виду за окном: серые, с перламутровым отливом, стены, обитые темно-бордовым велвилом диваны, стол из настоящего тика, на столе – бутылка виски с подобающей закуской, теплый, безупречно очищенный воздух, приятная бодрая музыка, запах сирени. «Хулиган», личный корабль капитана сэра Доминика Флэндри, имел превосходное вооружение, был более быстроходен и маневрен, чем любое другое судно такого же класса, но его жилой отсек отражал жизненную философию владельца, который считал, что, если уж человеку суждено родиться в эпоху декаданса, нужно с этим фактом смириться и получать удовольствие.

Флэндри развалился на диване, глубоко затянулся, отхлебнул из стакана и с некоторой тревогой посмотрел на Доминика Хэзелтайна. Если граница и вправду вот-вот начнет разваливаться, а парню снова туда лететь…

– Ты уверен? – спросил он. – Что доказывает, будто полученные тобой сведения верны? Свидетельства других всегда ненадежны. Я хочу узнать об этом поподробней.

Его собеседник не отвел взгляда.

– Мне бы не хотелось, чтобы ты почувствовал себя стариком, – последовал ответ, и Флэндри ясно понял, что сидящий перед ним капитан-лейтенант военной разведки, двадцати семи лет от роду, давно перестал быть мальчиком, точно так же, как перестал быть мальчиком и его отец. Хэзелтайн улыбнулся. Он не хотел показаться слишком резким.

– Ну хорошо. Давай поговорим. Быть может, с возрастом мне удастся приобрести твой опыт в трех главных в этой жизни вещах.

– Трех? – удивленно поднял брови отец.

– Драться, развлекаться и – ждать. Конечно, я не застал того времени, когда ты дрался. Думаю, ты преуспевал в этом занятии так же, как и во всех остальных. Однако последние три года, как я слышал, ты жил в Солнечной системе, на отдыхе. Если даже император не получил полной информации о Деннице – и вряд ли, кстати сказать, получит, – то уж его избалованному любимчику и вовсе надеяться не на что.

– Так уж и избалованному. У его величества крутой нрав. Поэтому, насколько позволяют приличия, я стараюсь держаться от двора подальше. Что до моего бессрочного отпуска, лишь император может вернуть меня на службу, если, конечно, я сам не соскучусь и не попрошу о назначении. Этот отпуск – единственная моя привилегия, если не считать огромного количества способностей, талантов и обаяния, данных мне от рождения. Теперь я как раз занимаюсь тем, что раздаю свои хромосомы направо и налево.

Флэндри специально взял легкий тон в расчете получить такой же ответ. С начала их многомесячной поездки отец и сын не говорили серьезно. Они шутили, и когда с риском для жизни бродили по Великим Рифам на Марсе, и когда играли в карты в шахтерских притонах на Венере, и когда исследовали кольца Сатурна, и когда ужинали на Япете с двумя очень искушенными и очень дорогостоящими леди. Неужели настала пора возвращаться к реальности?

Флэндри был сыну скорее другом, чем отцом. Разница в возрасте почти не чувствовалась. Оба были высоки ростом, ловки, у обоих были серые глаза и бархатные баритоны. Лицо Флэндри было, пожалуй, чересчур красивым из-за прямого носа, высоких скул и волевого подбородка – джентльменский набор, полученный в результате давней косметической операции, результаты которой Доминик-старший не позаботился потом изменить обратно. Да еще у него были ухоженные усы. Гладкие каштановые волосы слегка поседели на висках. Хэзелтайн подозревал, что отец красится, – тот ухмылялся и не возражал. Оба предпочитали гражданскую одежду, но цветастая блуза Флэндри, его алый пояс, яркие голубые штаны и кожаные туфли с загнутыми носами резко контрастировали с неброским комбинезоном молодого человека.

Более крупные черты лица, нос с горбинкой, иссиня-черные волосы Хэзелтайна напоминали Флэндри Перси д'Ио в те дни, когда он расстался с ней на одной теперь уже уничтоженной планете, не зная, что Перси носит под сердцем его ребенка. Прошло шесть недель с тех пор, как юноша прибыл на Терру. Загар далеких светил не успел сойти с его лица, еще не изгладились морщины, оставленные чужедальними непогодами. Но и без этих отметин простые вкусы молодого человека выдавали в нем выходца с окраин Империи. Подобно отцу, он с удовольствием пил и развлекался, любил витиевато выражаться…

{—…нахожусь в несколько затруднительном положении. Именно сейчас мой адмирал подыскивает мне миленькую работенку с летальным исходом.

Флэндри предался воспоминаниям:

– Фенросс терпеть не мог моей физиономии. Все остальное ему тоже не нравилось. Пришлось быстренько выдумать одну военную хитрость…

– Ну и как, удалось? – спросил Хэзелтайн.

– Конечно, удалось. Иначе я бы здесь не сидел. В нашей профессии необходимое условие выживания состоит не в том, чтобы перехитрить противника, а в том, чтобы предвидеть все ходы начальства.

– Бьюсь об заклад, твое вдохновение тогда питалось какой-нибудь смазливой мордашкой. Перспектива иметь по подружке на каждой из миллионов планет способствует находчивости.

Флэндри вытаращил глаза на сына:

– Ну, теперь я не сомневаюсь, что ты мой отпрыск. Хотя такая возможность прошла мимо моего внимания. В те дни я никак не мог избавиться от одной довольно мрачной мысли, которая до сих пор частенько навещает меня – мысли о том, что, может быть, в мире не существует более умного существа, чем моя скромная персона.}

…но вопреки всему в нем всегда оставалось врожденное прямодушие.

Возможно, он унаследовал эту черту от матери: прямодушие и гордость. Перси не пыталась избавиться от ребенка. Она оставила своего высокопоставленного любовника, вернула себе настоящее имя, уехала с Терры на Сассанию и начала новую жизнь в качестве танцовщицы. Довольно удачно вышла замуж, но продолжала воспитывать Доминика до тех пор, пока тот не поступил на военную службу. И ни разу эта женщина не послала весточки Флэндри: ни когда тот почти в одиночку подавил восстание варваров на Шотле, за что был возведен в рыцарское достоинство, ни когда Флэндри опять-таки почти в одиночку спас любимую внучку императора, предотвратил мятеж в провинции и отправился на Терру за заслуженной наградой. Ее сын, который с ранних лет знал имя своего отца, тоже появился лишь теперь, когда достаточно продвинулся по службе и мог обойтись без протекции влиятельного родственника.

Итак, Доминик Хэзелтайн отказался принять шутливый тон отца и сказал на своем чуть картавом, нетерранском англике:

– Что ж, когда так развлекаешься, трудно уследить за ходом событий. Возможно, его величество решил тебя не беспокоить и некоторое время обойтись без твоей помощи. Неважно. Главное, я там был и имею информацию из первых рук.

Флэндри сунул недокуренную сигарету в пепельницу.

– Хороший удар, – ответил он. – Тебе удалось задеть мое самолюбие. Запомни, сынок: в течение трех или четырех лет с тех пор, как я попал в поле зрения императора, и до того момента, когда мы решили, что он слишком плотно уселся на троне, чтобы его могли с него скинуть, – так вот, в течение этих трех-четырех лет я был одной из нескольких правых рук его величества. Тогда мы работали как проклятые, решая одну проблему: убедить окраинные провинции в том, что им гораздо выгоднее признать Ханса своим императором, чем снова бунтовать. Поверь мне, если б появилась серьезная проблема, меня бы не оставили в стороне. Конечно, в последнее время я слишком злоупотребляю комфортом, который так люблю. Бьюсь об заклад, ты думаешь, что старик совсем опустился и потерял форму. Уверяю тебя, это не так. Я слежу за новостями и даже читаю секретные доклады.

Доминик-старший выпрямился, выпил залпом содержимое своего стакана и продолжил:

– Кроме того, ты утверждаешь, что наша последняя проблема – господарь Денницы. Но ведь ты работаешь в секторе Арктура, а Арктур находится почти на противоположной стороне того, что мы имеем удовольствие называть просторами Империи. Ты не привык ограничивать себя определенным родом операций, по-видимому, оттого, что владеешь открытым доступом к информации. Вот и скажи мне, разносторонний агент, какая связь между пространством вокруг Арктура и Денницей? Не только Денницей, но и всем сектором Тельца?

– Я помалкивал, чтобы не портить нам каникулы, – произнес Хэзелтайн. – Из рассказов матери я понял, что путешествовать с тобой будет весело. Оставалось только выкроить время для длительной поездки. Но ты открыл для меня целый мир, о существовании которого я и не подозревал. – Юноша покраснел. – Мир, который я могу определить только одним словом: «порок».

– Это порок и есть, – вставил Флэндри. – Вы, буколические мальчики, все никак не можете понять, что настоящий порок заключается вовсе не в том, чтобы, развалясь в постели, вкушать сладкий крем вперемешку с наркотиками. Это было бы скучно. Я бы тогда предпочел оставаться добродетельным. Но декаданс требует жертв. Однако продолжай.

– Скоро мы приземлимся, и я буду должен доложиться начальству. Не знаю, куда меня пошлют, а если б и знал, не смог бы сказать. Поэтому воспользуюсь оставшимся временем и буду откровенен. Я приехал сюда не только познакомиться с отцом, но и затем, чтобы… предупредить тебя. Очень скоро твои мозги могут понадобиться, а рассказать о грозящей опасности по официальным каналам невозможно.

«Это верно», – согласился Флэндри.

Он перевел взгляд на экран, где сверкали звезды. Перед ним лежала маленькая часть неправильного сфероида с размытыми краями, который назывался Терранской Империей. Жалкий клочок пространства радиусом в 200 световых лет. На темном фоне выделялись звезды-гиганты. Их свет пересекал огромные расстояния, которые мы научились преодолевать, но никогда не сможем постичь. Все эти светила заполняли крошечный, пустынный фрагмент Галактики на самом конце спирали, у края космической пустоты. Но даже такой незначительный кусок Галактики – Империя – содержал примерно четыре миллиона солнц. Возможно, половину из них хотя бы раз посетил терранский корабль. Жители примерно ста тысяч миров официально считались подданными императора. Но связь с ними была более чем призрачной… Слишком много. Слишком много цивилизаций, рас, культур, жизней, коммуникаций. Ни один ум, ни одно правительство не в состоянии даже представить себе подобный конгломерат, не то что управлять им.

Тем не менее эту невообразимую кашу из планет, народов, провинций и протекторатов нужно держать под контролем, иначе жди Долгой Ночи. Варвары слишком рано получили космические корабли и ядерное оружие. Теперь они рыскали вдоль границ. Цивилизованный Ройдхунат Мерсейи делал пробный выпад, отступал – всегда на полшага, – выжидал и снова наносил удар… Флэндри заметил Ригель – яркое светило на территории великого врага. Сектор Тельца лежал в том же направлении. Он граничил с неосвоенными пространствами, за которыми начиналась Мерсейя.

– Ты, должно быть, знаешь что-то мне неизвестное, если утверждаешь, что деннициане затевают недоброе, – сказал старый космический волк. – Но ты уверен, что не ошибаешься?

– Что ты можешь рассказать мне о них? – не ответив, спросил в свою очередь Хэзелтайн.

– Хм? Что ж, правильно. Вначале нужно выяснить, какие соображения есть у меня.

– Тем более что эти соображения могут отражать мнение начальства. Я не знаю, что они там думают.

– По правде сказать, я тоже. В последнее время я не обращал внимания на Телец. Он казался мне таким же мирным сектором Империи, как и все другие.

– Даже после твоих тамошних приключений?

– Именно из-за моих приключений. Ну хорошо. Давай-ка я быстро пробегусь по очевидным фактам. Так мы сэкономим время. Тебе не придется прощупывать меня вслепую.

Хэзелтайн кивнул.

– Я ведь никогда не бывал в тех краях, – сказал он.

– Как? Мне казалось, ты упоминал о поездке, связанной с Мерсейей и нашими зелеными приятелями.

– Телец не единственный сектор на том конце Империи.

Да, она слишком большая, эта пригоршня звезд, которую мы почему-то считаем исследованной.

– Выпьем. – Доминик старший поднял стеклянный графин и наполнил стаканы. – Ты, конечно, знаешь, как вышло, что я оказался поблизости, когда губернатор Варрака, герцог Альфред, похитил принцессу Меган во время ее путешествия. Это похищение было составной частью замысла оторвать Телец от Империи и привести его под протекторат Мерсейи. Под «протекторатом», естественно, подразумевалась аннексия. Мы с Чайвзом одурачили герцога – или «переиграли» более уместное слово? Ну ладно, переиграли так переиграли. Но что делать дальше? Вспомни, Ханс тогда всего два года как получил, вернее, заграбастал корону. Ситуация по-прежнему оставалась очень неустойчивой. По меньшей мере три претендента с оружием наготове жаждали скинуть нашего императора с трона. А сколько бы их появилось, начнись в Империи заваруха? Одних интересовала верховная власть, другие стремились к автономии. Альфред никогда бы не решился на открытое выступление без поддержки значительной части своего народа. Поэтому нам пришлось не только менять губернатора, но и переносить столицу. Денницу в то время нельзя было назвать самой населенной, богатой и колонизованной планетой в секторе. Однако она имела немалую сферу влияния, а кроме влияния – еще и силу, поскольку по традиции содержала собственную армию. Кроме того, деннициане никогда не любили Джосипа. Тот через герцога Альфреда посылал к ним сборщиков дани, а тех почему-то всегда убивали в пьяных драках. И виновным почему-то всегда удавалось скрыться. Когда Джосип умер и политическое равновесие было нарушено, свершилось совершенно невероятное: господарь встал на сторону Ханса Молитора. Он не послал войск на подмогу, но поддерживал порядок в своей части Вселенной и отказался пропустить мерсейцев. Лучшей услуги нельзя было и придумать.

Совершенно логично, что его объявили губернатором сектора Тельца. И я до сих пор думаю, что мы сделали хороший выбор.

– А как быть с мерсейцами на его планете? – возразил Хэзелтайн.

– С потомками выходцев из Мерсейи, – поправил Флэндри. – Довольно дальними, как я слышал, потомками. Я знавал людей, которые служат Ройдхунату. Их не подкупали, им не прочищали мозги. Просто некоторые семьи жили в мерсейских мирах в течение многих поколений.

– Тем не менее, – продолжал настаивать Хэзелтайн, – культура Денницы не похожа на терранскую. Она не совсем человеческая. Вспомни, как яростно боролись колонисты Авалона, чтобы остаться в составе Сферы Ифри. Империи пришлось развязать войну, чтобы укрепить ту часть границы. Почему же деннициане должны питать братские чувства к терранам?

– Они и не питают, – пожал плечами Флэндри. – Я тоже никогда не был на Деннице, но видел много других человеческих обществ, не говоря уж о нечеловеческих. Все они предпочитают оставаться в Империи, во-первых, потому, что это обеспечивает им спокойную жизнь, а во-вторых, частенько приносит прибыль. В конечном итоге колонии всегда оказываются в выигрыше. Судя по тому, что я читал и слышал о господаре и его подданных, они не такие дураки, чтобы рассчитывать на мирную жизнь без покровительства сильного союзника. В их истории бывали смуты, и их предки добровольно присоединились к Империи, когда та возникла.

– Сегодня Мерсейя может предложить более выгодную сделку.

– Не думаю. Деннициане и мерсейцы слишком долго жили бок о бок. Накопилось много взаимных обид.

– Времена меняются. Я видел жителей окраин. В конце концов они перенимают привычки соседей и… – Хэзелтайн перегнулся через стол и хрипло прошептал: – Почему деннициане противятся императорскому декрету?

– О роспуске ополчения? – Флэндри глотнул виски. – Да, я слышал, что представители господаря примчались на Терру. Спорили, льстили, возможно, пытались подкупить чиновников и всячески досаждали Политическому Совету. А господарь тем временем тянет волынку. И если бы император не был сейчас занят делами поважнее, в скором будущем мы могли бы пронаблюдать хорошенький фейерверк.

– Атомный?

– О нет. Конечно, нет. Разве нам не достаточно одной гражданской войны? Я выразился фигурально… Сказать по правде, сынок, в глубине души я сочувствую господарю. Не спорю, в идее Ханса есть здравый смысл. Объединение всех военизированных служб предотвратит возникновение новых конфликтов. А может, и не предотвратит. Не забывай, денницианам приходится жить на очень ветреном месте. Вполне естественно, что в первую очередь они полагаются на собственные силы, а уж потом на помощь Имперского Флота. Скорее всего они правы. Это серьезная проблема. Она затрагивает интересы всей границы. Такие вопросы не решают импульсивными действиями. И Ханс это понимает. Вот почему господаря до сих пор не сместили с поста губернатора.

– Думаю, император совершает большую ошибку.

– Так что же, по-твоему, затевают деннициане?

– Возможно, хотят отколоться и перейти к Мерсейе. Я почти уверен, что эта мысль приходила им в голову, но у меня нет доказательств. Но если они готовят не разрыв с Империей, тогда переворот… Господарь метит на престол.

Флэндри помолчал. Тихонько бормотал двигатель. Наигрывала музыка. Терра на экране увеличивалась в размерах. Наконец он вынул новую сигарету и произнес:

– Откуда ты взял такие сведения? Ведь ты находился за сотни парсеков от Денницы.

– Не совсем. – Пухлые губы Хэзелтайна, унаследованные от матери, сжались в нитку. Перси так никогда не делала. – Именно это меня и пугает. Понимаешь, у нас появились улики, что деннициане организовали мятеж на Диомеде. Ты когда-нибудь слышал о Диомеде?

– Приходилось. Всякий, кто ценит твои три главные вещи в жизни, изучал биографию Николаса Ван Рийна и знает, что однажды его корабль потерпел там крушение. Да, кое-что мне известно. Однако на сегодняшний день это не слишком значительная планета. Зачем ей бунтовать? На что они надеются?

– Сам я не работал в той команде, что этим занималась, но мой отдел проводил параллельные исследования в том же секторе. Мы обменивались информацией. По всей видимости, диомедиане, или отдельные их группировки, рассчитывают на помощь Ифри. Они помешались на мистическом родстве с крылатыми существами… Трудно сказать, станут ифриане вмешиваться или нет. Я подозреваю, что они не захотят затевать конфликт с Империей, но охотно воспользуются возникшей угрозой, чтобы вытеснить нас на другие орбиты. Сейчас мы начинаем нащупывать связи.

Флэндри нахмурился:

– И вышли на Денницу?

– Именно так. В таком заговоре обязательно должны участвовать жители планет, где есть космические корабли. Лучше, чтобы это были люди. Искру мятежа нужно постоянно раздувать. Необходимо поддерживать связь с Ифри, иначе диомедиане потеряют решимость. Когда наши люди впервые наткнулись на следы тайной организации, мы, естественно, решили, что здесь замешаны авалонцы. Но незадолго до моего отъезда на Терру нам посчастливилось поймать несколько агентов. Все они оказались денницианами. Денницианами!

– Зачем Деннице лезть на противоположный конец Империи?

– Да ну, брось. Ты прекрасно знаешь зачем. Если господарь готовит переворот, то отвлекающий удар нужно наносить именно в этом направлении. – Хэзелтайн перевел дыхание. – У меня пока нет детальной информации. Вскоре наши отделы пошлют полный отчет в управление контрразведки. Но разве в Империи хоть что-нибудь идет гладко? Говорят, его величество планирует отправиться в сектор Спики во главе большой армады. Будет усмирять варваров. Он мог бы завернуть и к нам. Только боюсь, сообщение с такого незначительного шарика, как Диомеда, не успеет пробиться сквозь бюрократические препоны.

– Я бы не хотел, чтобы рефлексы правительства срабатывали мгновенно, – быстро возразил Флэндри. – Флот может спалить этот мир дотла. Не исключено, что ты и твои ребята сделали неправильный вывод. Вдруг пойманные вами деннициане, если, конечно, они действительно деннициане, – обыкновенные пираты. Или подчиняются боссам из некоей группировки, которая желает свалить господаря. Кто поручится, что их амбиции идут дальше захвата власти на Деннице? Есть у тебя другие достоверные сведения?

– Очень немного. Но я надеялся… – неожиданно он превратился в растерянного мальчишку, – я надеялся, что ты займешься этим делом.

Вошел Чайвз. Его босые ноги неслышно ступали по ковру, хотя гравитационное поле было установлено по терранскому стандарту.

– Прошу прощения, сэр, – обратился он к хозяину. – Я должен напомнить, что, если вы желаете обедать до прибытия в гавань, необходимо начать приготовления. Несомненно, к турнедо понадобится красное вино. Могу ли я открыть бутылку Шато Фолкейн 35-го года?

– Что? – Флэндри с трудом пришел в себя. – Шато Фолкейн… хм… я думал о божоле…

– Никак невозможно, сэр, – с бесстрастной учтивостью возразил Чайвз. – Боюсь, божоле будет плохо гармонировать с турнедо в том виде, как я собираюсь его приготовить. Могу ли я напомнить, сэр, что вы предпочитаете не курить и не пить перед обедом?

Летний вечер на Каталине переходил в ночь. Флэндри сидел на террасе маленького домика в горах, который выстроил его друг и владелец острова пфальцграф Британии. Доминику не хотелось спать. Суточный ритм, к которому он привык, не совпадал с терранским. Но не было и привычной бодрости. Он ощущал что-то похожее на печаль, – нет, скорее задумчивость, ощущение одиночества – не сиюминутного отсутствия собеседника, но накопленной с годами неприкаянности. Такое состояние всегда очень быстро сменялось беспокойством. Но пока этого не произошло, Флэндри размышлял о том, что, может быть, ему бы следовало время от времени жениться. Или даже связать себя на всю жизнь. Как было бы, например, хорошо самому воспитать маленького Доминика.

Он вздохнул, поворочался в шезлонге, нашел удобное положение, затянулся сигарой и осмотрелся. Внизу затененная долина сбегала к заливу, за которым расстилалась ровная серая простыня Тихого океана. Дул прохладный ветерок. Пахло розами и лотосами. Цвета неба менялись от аметистового до серебристо-голубого. Кое-где начинали уже проблескивать звезды. На западе два облачка ловили последние лучи скрывшегося солнца. Тишину ничто не нарушало. Транспорт не осмеливался приближаться к владениям аристократов.

Сколько у меня детей? Сколько из них слышали об отце? (Мне приходилось встречать очень немногих.) Где они теперь? Что с ними происходит?

Хм.Он выпустил густой клуб дыма. Когда человек становится сентиментальным, ему необходимо или заняться делом, или пройти курс омоложения. А посему давай-ка подумаем о женщинах. В конце концов, после той остановки на Церере прошло уже несколько дней.Знакомые леди не подходили. Каждая из них стала бы требовать к себе внимания. Конечно, они правы, но сейчас его мысли были заняты сыном. Поэтому: лететь ли на материк, к огням и веселью, или сказать Чайвзу, чтоб позвонил в ближайшее агентство?

Словно прочитав мысли хозяина, появился его личный слуга, тощий шалмуанин в килте, который очень бы походил на человека, если б не рост 140 сантиметров, зеленый цвет кожи, отсутствие волос, длинный хватательный хвост и еще великое множество едва уловимых отличий. Чайвз держал поднос, на котором стоял переносной видеофон, чашка кофе и рюмка коньяку.

– Звонок, сэр, – объявил он.

«А сколько их было до этого?» – спросил про себя Флэндри. Вслух же не произнес ни слова. Он не возражал против такой цензуры. Нечеловек в людском окружении всегда выглядит карикатурой на мыслящую личность: никто не может понять его душевных переживаний. Но Чайвз находился возле босса долгие годы и был не просто камердинером и поваром. Ему приходилось исполнять обязанности эконома вечно переезжающего хозяйства, пилота и телохранителя. В случае опасности он был незаменим.

Чайвз поставил поднос на столик рядом с шезлонгом и удалился. Пульс Флэндри несколько участился. С экрана на него смотрело лицо Доминика Хэзелтайна.

– Привет, – сказал отец. – Не ожидал так быстро тебя увидеть.

– Привет, – голос юноши дрожал от волнения. – Знаешь, наш разговор… Здесь на базе мне удалось заглянуть в главный информационный компьютер и получить последние данные о Деннице. Думаю, часть из них тебя заинтересует. Приезжай поскорее.