Текст книги "Миры Пола Андерсона. Т. 1. Зима над миром. Огненная пора"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 34 страниц)

Глава 6

– Нет, девять дьяволов его возьми, Касиру не было дома, когда пришли мои люди, – прорычал Сидир.

– Или же у него был подземный ход, только ему известный, – предположил Понсарио. – Говорят, у каждой лисы в норе есть и вход и выход. А у этого лиса много нор. Боюсь, ваши псы не скоро нападут на его след.

Сидир покосился на толстого плосколицего купца.

– Почему ты мне раньше ничего не говорил о Касиру? Понсарио поерзал на стуле, сложил руки на животе, обвел взором Лунную палату. Она была по-утреннему яркой, дымящийся кофе испускал восхитительный аромат, в открытые окна лился теплый воздух и веселый уличный шум. Но меднолицый человек стоял перед ним, держа руку на кинжале.

– Вас, воевода, обременяет тысяча разных дел. По вашему повелению я, как и мои сотоварищи, извещал вас о наиболее опасных для вас Братствах, вроде Потрошителей с их школой убийц. Мы делали это, когда сами получали нужные сведения, мой господин, то есть редко. Логовища хранят свои тайны, особенно теперь, когда Гильдии стали от них отдаляться. Неужели мы стали бы беспокоить вас всеми слухами, которые ещё до нас доходят? – Взгляд Понсарио приобрел остроту. – Мне кажется, ваш досточтимый собрат, Глас Империи, наложил вето на предложение очистить Логовища целиком. От этого не только пострадало бы множество невинных людей, но это и принесло бы больше вреда, чем пользы. Крутые перемены нельзя произвести за одну ночь. Уверен, что воевода с этим тоже согласен. Сидир хмыкнул:

– И потом, вы, купцы, всегда норовите оставить кое-что про запас.

– М-м… могу ли я здесь почтительно напомнить, что, только оставаясь на свободе, Касиру имел возможность принимать у себя зарубежных агентов, которых вам иначе пришлось бы долго разыскивать и ловить. Вы взяли их, не так ли?

– Только женщину. Северянку. Киллимарайхиец, с которым она была, ушел.

– Они в самом деле принадлежат к этим народам, мой господин?

– Да. Северянку ни с кем не спутаешь, а домочадцы Касиру, которых нам удалось схватить, подтвердили, что мужчина – киллимарайхиец. Он заявлял, будто он беглый матрос, но Касиру интересовался им больше, чем следовало бы. Женщина же, без сомнения, приехала шпионить за нами.

Понсарио отхлебнул свой кофе, испытывая явное облегчение от того, что разговор не касается больше его провинностей.

– По-моему, мой господин, Касиру здесь ограничивался ролью посредника, для себя извлекая из этого некую выгоду Скорее всего он запросил бы непомерный куш за оказанные услуги. Ну чего они могли бы добиться? Одинокий киллимарайхиец – его, конечно, стоит взять, чтобы выяснить планы его начальников, но очень может статься, что его послали просто разнюхать. А северянку даже шпионкой не назовешь.

– Почему?

– На кого же она шпионит, мой господин? – поднял брови Понсарио. – Как вам известно, в той стране никогда даже не пахло правительством. Несколько обеспокоенных матерей рода, главенствующих лишь в своих семьях, решили, что кому-то надо поехать и разузнать о ваших намерениях. Это самое большее. У рогавиков нет государства, нет племен, нет кадровых военных, нет воинов, которые обучались бы своему ремеслу в набегах и междоусобицах – говорят, нет у них также ни закона, ни обычаев, ни обязательств, принуждающих кого-либо – к чему-либо…

– Однако же, – оборвал его Сидир, – они испокон веку не допускают на свою территорию цивилизованных земледельцев и уничтожают каждую армию, посылаемую отомстить за перебитых ими поселенцев. Откуда у них такая сила? Я вызвал тебя сегодня, Понсарио, чтобы частично выяснить, где может быть Касиру и как он поступит дальше, а частично – чтобы узнать, чего нам ожидать от той, которую мы взяли.

Купец осклабился:

– Торговцы и мирные путешественники, побывавшие в северных землях, говорят, что с их женщинами ни одни не сравнятся. – И продолжил, уже серьезно: – Но только когда они сами захотят. В плену они всегда отчаянно опасны. Или впадают в буйство и начинают убивать, или выжидают случая учинить какую-нибудь предательскую каверзу – по возможности тоже смертельную, даже ценой своей собственной жизни.

– Да, я слышал. Эта двуногая кошка дралась как бешеная, пока её не усмирили. Но потом, говорят, успокоилась.

– Почему воевода спрашивает о северянах меня? Разве он не приобрел собственного богатого опыта во время последнего вторжения, десять или одиннадцать лет назад?

– Нет. Тот поход был только частью большой кампании, имевшей целью завоевать пахотные земли и пастбища для Ра-гида. Мы ходили ещё и на северо-запад, в Тунву. – Сидир уставился в пространство. – Тамошние жители в чем-то похожи на бароммцев – это земледельцы и пастухи, разбросанные по плоскогорью, вполне пригодному для обработки; воинственный, народ, достаточно обучившийся имперской военной науке, чтобы противостоять Империи на протяжении многих веков. Однако ранее они были вассалами Айанской империи, и мы возобновили старый договор. Я командовал там бригадой. Никогда не встречал более стойких бойцов.

– Однако же вы победили их, верно?

– Да. Это послужило нам утешением после неудачи с рогавиками. И способствовало моей последующей карьере. – Сидир вздохнул. – Я собрал все сведения о рогавиках, какие только мог и насколько время позволяло. Но я не чувствую нутром, какие они.

– Я и сам, мой господин, мало имел с ними дела, – признался Понсарио. – Они привозят меха в фактории моей Гильдии в обмен на ткани. Гильдия Металлов ведет с ними куда более крупную торговлю. Так что у меня о них самые общие понятия. Живут они на большом расстоянии друг от друга, в основном охотой, летом кочуют за дикими стадами, зимой сидят в своих домах, если только не отправляются странствовать куда-нибудь за сотни миль. У большинства замужних женщин двое, трое и больше мужей. Незамужние, похоже, вольны заниматься чем угодно. Рогавики говорят, что между собой никогда не воюют, и почетом у них пользуются искусные охотники или ремесленники, а не воины. Не слышал я также, чтобы у них случались убийства или грабежи, хотя это бесспорно иногда случается – наши люди утверждают, что какие-то изгои у них все же есть. Рогавики уважают земельные права своих соседей – и цивилизованных, и первобытных. Когда же кто-то вторгается на их земли, они дерутся свирепо, как росомахи. А прогнав захватчиков, проявляют готовность возобновить с ними дружеские отношения, точно не помнят зла, несмотря на все, что претерпели. – Понсарио поставил на стол пустую чашку. – Понять их до конца просто невозможно. Они проявляют гостеприимство к тем чужестранцам, которых считают безвредными, но бывавшие там говорят, что они никогда не открываются полностью. Может, им и нечего скрывать. Церемоний они почти никаких не соблюдают. Их женщины иногда спят с пришельцами, но ведут себя при этом скорее как самки норок или демоны, чем как человеческие существа.

– Это все, что ты можешь сказать?

– В общем и целом да, мой господин.

– Здесь нет ничего такого, чего бы я не слышал раньше. Ты попусту тратишь мое время. Уходи. Пришлешь мне письменный рапорт о Касиру и Братстве Костоломов – все, что тебе известно, – и не столь многословный, как все твои речи.

Понсарио откланялся и церемонно удалился. Сидир некоторое время сидел, терзаемый нетерпением. Сколько ещё предстоит сделать! Утвердить, укрепить, обезопасить цивилизацию, обеспечив тем будущее клана Халифа, и прежде всего потомков своего отца, завоевать ради этого полконтинента. А много ли людей, на верность и здравый ум которых он может положиться?

Несколько сотен бароммских сержантов с дубленой шкурой и лужеными глотками. И лучшие офицеры… Одной Ведьме известно, как давно я уже не собирал друзей на ночную пирушку. Пить, пока головы не пойдут кругом; хвастать, вспоминать былое, распевать непотребные песни; вдоволь девушек и вдоволь еды, которую они подают; борьба, азартные игры, пляска в кругу под барабан с топотом, похожим на гром копыт; дружество, дружество.

Он отогнал от себя это желание. Командующему армией Рагида не подобает созывать подчиненных на оргию, как и самому принимать подобные приглашения. Лишь там, дома, под сенью высоких вулканов…

А пока… Призыв к действию запел в Сидире, как струна. Он встал и быстро вышел, стуча сапогами. Часовые у дверей в знак приветствия ударили по нагрудным панцирям.

Коридор был длинный, сводчатый, выложенный полированным гранитом и малахитом, слабо освещенный газом. В конце его находилась винтовая лестница. Внезапно Сидир вздрогнул и остановился. Навстречу шел Юруссун Сот-Зора.

Рагидиец, особенно высокий в своем длинном одеянии, остановился тоже. На протяжении нескольких ударов сердца оба молчали.

– Приветствую воеводу.

– Приветствую Глас Империи.

– Позвольте мне лично принести вам свои извинения, – неловко заговорил Сидир. – Я собирался сделать это позже, извинения, которые вчера передал вам мой адъютант, за то, что я не смог пообедать с вами, как мы собирались. Возникла одна задача и оказалась потруднее, чем я ожидал.

Очки Юруссуна отражали свет газового рожка так, что на бароммца смотрели два огонька.

– Понятно, понятно. Ценю вашу учтивость. Вы и сейчас заняты упомянутым делом?

– Да. Вы тоже изволите интересоваться им? Прошу прощения, что не посвятил вас. Но это обычная военная рутина. Не имеет никакого отношения к гражданской власти, если не считать взятия нескольких преступников. – (А я ещё в Наисе договорился, что полицейские функции возьмет на себя армия.)

– Вы рассудили здраво. Хотя, простите, не совсем верно. Узнав о вашей пленнице – из болтовни слуг, я посетил её и как раз шел к вам.

– Она шпионка или скорее разведчица варваров. Ничего более. Что вам за дело до нее? – Сидир осекся, сообразив, что Глас Империи может с полным основанием обидеться на его резкость.

Но Юруссун продолжал все так же невозмутимо:

– Вижу, вы содержите её в хороших условиях. Каковы ваши планы на её счет?

– Держать в заключении и дальше, – вспыхнул Сидир.

– Она… хороша. Но вы ведь можете выбирать среди самых красивых девушек. И выбираете. Зачем вам это небезопасное создание?

– Я не собираюсь спать с ней, клянусь предками! Хотя ради знакомства, может, и стоило бы. Я ещё не сталкивался с этим народом, который мне приказано покорить. Сближение хотя бы с одной его представительницей может быть очень полезно.

– С рогавиками сблизиться нельзя, воевода.

– Я слышал. Но насколько они непроницаемы? Каково с ними общаться? Эта пленница, нуждающаяся в нашем добром отношении, может дать мне больше, чем дали беседы с многими торговцами и странниками.

Юруссун стоял перед ним, опираясь на посох.

– Может, вы и узнаете, что хотите, воевода, но себе на беду, – сказал он наконец. – И на беду тем, кто пойдет за вами.

– Меня предупреждали, что в плену они часто буйствуют, – хмыкнул Сидир. – Не думаете ли вы, что, с часовым у входа, испугаюсь женщины?

– Может быть, и нет. Но может быть и хуже. – Юруссун взглянул вдоль коридора. Все двери были закрыты. Давно прошли те времена, когда дворец заполняла многочисленная челядь. Здесь они были в большем уединении, чем в Лунной палате или даже в Колдовской келье.

– Выслушайте меня, молю вас. – Качнув белой бородой, Юруссун склонился пониже, говоря тихо и серьезно. – Когда я был молод, – я побывал далеко на севере. Один имперский маркграф послал туда посольство, при котором я был писцом. Границу его владений постоянно нарушал домашний скот с юга и дикий с севера, чиня ему ущерб; жители пограничья убивали чужих животных, и обе стороны терпели убытки. Нам удалось достичь соглашения. Границу постановили обозначить межевыми столбами, и время от времени рагидийцы с рогавиками должны были встречаться в условленных местах и предъявлять хвосты убитой живности. Тем, у кого их оказывалось меньше, выплачивалась разница – от них металлом, от нас деньгами, согласно правилу, что бродячий скот причиняет больше вреда, чем стоит сам. Соглашение, насколько я знаю, оправдало себя и даже было возобновлено после нашего последнего неудачного вторжения. Но суть дела в том, воевода, что не существовало ни князя, ни вождя, ни Совета, который мог бы вести переговоры от имени того рода. Нам пришлось затратить несколько месяцев – зимних месяцев, когда они более или менее оседлы – на разъезды от зимовья к зимовью и на уговоры каждой семьи в отдельности. И потому-то я считаю, что узнал северян лучше, чем большинство чужеземцев.

Сидир ждал. Раньше он почти ничего не слышал об этом.

– Их женщины часто испытывали к нам любопытство, – по-стариковски бесстрастно продолжал Юруссун. – И дерзко предлагались нам… Некоторые сопровождали нас в пути, показывая дорогу к следующему зимовью.

– Я слышал байки торговцев, – презрительно процедил Сидир. – Говорят, что северянки – колдуньи, феи, не превзойденные в женском естестве. Говорят, их женщина может бесконечно удовлетворять любого мужчину, не пресыщая его, но он платит за это тем, что становится её безвольным рабом, которому в жизни ничего, кроме нее, не надо. Сказки! Конское дерьмо! Почему же агенты, живущие в факториях на реке, не поддаются их чарам?

– Думаю, потому, что короткая связь оставляет лишь сладкое, будоражащее кровь воспоминание. И думаю, что такие поверья о северянках слагаются ещё и потому, что те не менее независимы, чем мужчины, не менее самостоятельны и опасны. Мужчины, со своей стороны, ни в чем им не уступают. И все же… все же… знаете ли вы, что туземцы из Диких лесов, имеющие кое-какие дела с восточными рогавиками, считают жителей равнин обоего пола чем-то вроде эльфов? Я могу их понять, и южные поверья мне тоже понятны, и я спрашиваю себя, можно ли называть их сказками, ибо я знал Брюсу из Старрока неполный месяц и вот уже полвека не могу от неё освободиться.

Юруссун умолк. Сидир стоял перед ним в изумлении. Старик не только раскрылся перед ним совершенно неподобающим ученику Толы образом – Сидиру было известно, что благородные рагидийцы почти никогда не влюбляются, как свойственно это их крестьянам или бароммцам: в слишком угнетенном состоянии держат они своих женщин.

Возможно, поэтому совершенно вольная, неукрощенная женщина произвела на него втройне сильное впечатление.

– Я… э-э… обещаю не злоупотреблять вашим доверием, – произнес наконец Сидир.

– Я очень неохотно поступился ради вас своей гордостью, – промолвил Юруссун, – хотя и знаю, что юноша, носивший мое имя, давно умер. – И добавил: – Остерегайтесь. Я предпочел бы, чтобы вы приказали убить эту пленницу, или отпустили бы её, или ещё как-то от неё избавились. А не хотите, то хотя бы будьте настороже – всегда настороже. Если почувствуете, что поддаетесь чарам, скажите мне, чтобы я убедил вас разорвать их, пока не поздно.

Рука Юруссуна, сжимавшая посох, дрожала. Без дальнейших церемоний он прошел мимо Сидира и зашаркал по коридору, удаляясь.

Сидир в нерешимости помедлил. Правда ли то, что он услышал?

Ха! Готов признать, что северянки в постели лучше прочих. Вооружившись скептицизмом, Сидир продолжил свой путь. Ступени, ведущие в Воронью башню, стерлись посредине. В светильниках на холодных стенах оплывали свечи. Эхо перекатывалось, как смех.

Но помещение наверху было большим, удобным и хорошо содержалось.

На площадке дежурили четверо копейщиков. Все рагидийцы – держать здесь отборную бароммскую гвардию не было смысла – высокие и статные в своих синих штанах и мундирах в сапогах, пригодных только для маршировки, в кожаных кирасах с медными полосами и в круглых касках с эмалевой эмблемой полка. Они щегольски отдали Сидиру честь. Он почувствовал прилив гордости, изгнавший последние легкие колебания. Пока бароммцы не взяли власть, солдат в Рагиде опасались пуще гремучих змей, и они того заслуживали, будучи чем-то вроде разбойников, промышлявших на обломках своей же нации. Над этими образованная публика тоже, возможно, издевается, но они – передовой оплот цивилизации.

Он прошел мимо них и прикрыл за собой дверь.

Дония встретила его стоя. Он приказал дать ей платье, чтобы она могла сменить свой наряд уличной девки, и в её комнатах имелась ванная. На правой её щеке алела глубокая царапина, на запястье виднелся след сабельного удара, и Сидир знал, что её избивали, пока не подоспел кавалерийский взвод и не связал её. По ней этого не было заметно. Солнечный луч, падавший в стрельчатое окно, зажег бледным золотом её свежерасчесанные волосы и подчеркнул плавные округлые линии её тела под черным шелком.

Сидиру подумалось: если Юруссун, придя поглядеть на нее, вновь увидел перед собой ту пуму, что не досталась ему в прошлом, – не диво, что он так потрясен.

Сам он прошлой ночью едва взглянул на неё – растрепанную, всю в грязи, оглушенную ударами. Допрашивать её было бы бесполезно. Кроме того, он сразу угадал, что она может ему пригодиться. Он приказал поместить её в приличные условия и хорошо с ней обращаться, а сам вернулся, чтобы присутствовать при допросе слуг и Ножевых Братьев, взятых ранее.

Теперь же, когда от неё веяло жизнью…

Сидир взял себя в руки.

– Приветствую вас, госпожа моя, – сказал он и назвал свое имя и звание. – Мне сказали, что вас именуют Донией из Хервара.

Она кивнула.

– Удобно ли вам здесь? – продолжал он. – Есть ли у вас все, что нужно? – Он улыбнулся. – За исключением свободы, конечно.

Ее веселость озадачила его.

– Честно сказано, – усмехнулась она.

– Скоро вам вернут и свободу, госпожа, если вы… Она подняла ладонь:

– Хватит. Не порти дела сладкими речами. Да, мне нужно ещё кое-что. Здесь скучно, если только не смотреть на город и на птиц. Пришли мне что-нибудь, чем можно себя занять.

– Что же?

– Если не побоишься дать мне гравировальные резцы, я могу украсить тиснением твое седло. Я играю на тано, а если у вас нет наших ин… инструментов, попробую научиться играть на вашем. Не думаю, что у вас есть рогавикские книги, но я могу разобраться и в арваннетских, если кто-нибудь покажет мне буквы.

– У рогавиков есть книги? – спросил Сидир, не веря своим ушам.

– Да. А пока что, Сидир из Рагида, можешь присесть и поговорить со мной. – И Дония села на кушетку, поджав ноги. Сидир взял стул.

– За этим я и пришел. Пойми, я очень сожалею о грубом обращении, которому ты подверглась. Но ведь ты была в гостях у главаря бандитов вместе с чужеземным шпионом. Ты оказывала сопротивление при аресте, и думаю, что двое моих людей сохранят твои отметины до могилы.

– Одному я чуть не вырвала глаз, – сказала Дония то ли с радостью, то ли с сожалением.

– Вот видишь, ты не оставила нам выбора, – подхватил Сидир. – Надеюсь, сегодня будет по-иному.

– Каким образом? Я знаю о Джоссереке не больше того, что тебе уже, должно быть, известно. Хайа, с ним было приятно гулять. Но он говорил, что он матрос, попавший в беду, и больше ничего. Может, потом сказал бы больше, если б вы не поторопились.

– Тогда ты передала бы мне его слова?

– Нет, – невозмутимо ответила она. – Ты мой враг.

– Ты в этом уверена?

– Разве ты не собираешься идти войной на мою землю?

– Может быть. Железо горячо, но его ещё не куют. Вот почему мне так надо поговорить с вождями рогавиков. Ты первая, кого я встретил, Дония.

– Я не вождь. У нас нет их, в том смысле, как ты понимаешь.

– Но поговорить мы можем, не так ли? Хотя бы как уважающие друг друга враги, если уж нельзя иначе.

– Врага нельзя уважать, – скривилась она.

– Отчего же? Противники могут ценить друг друга, желать, чтобы им не пришлось сражаться, а если уж до этого дошло, соблюдать определенные правила…

– Если не хотите сражаться с нами, оставайтесь дома, – отрезала она. – Разве не ясно?

– У Империи есть нужды, которым она повинуется. Но она может дать вам много больше, чем возьмет от вас: безопасность, торговлю, культуру, знание, прогресс – перед вами откроется весь мир.

– Я видела у вас домашний скот. Ему тоже неплохо живется.

– Я не вол, – рявкнул задетый Сидир.

– Не-ет. – Она изучающе оглядела его, полузакрыв глаза и приложив палец к подбородку. – Я и не хотела сказать, что ты вол. Я у себя дома держу собак.

– А я держу здесь тебя! Нет, это я зря. Прости. Давай начнем снова. Мне нужно от тебя далеко не только то, что ты знаешь о киллимарайхце. Я хочу знать все о вашем народе, о вашей стране, о вашем житье, желаниях, мечтах. Как иначе я смогу иметь с вами дело? А иметь дело с рогавиками мне придется, как ни повернись. Ты можешь помочь мне узнать все это, Дония.

– Так ты не отпустишь меня?

– Со временем отпущу. А пока… Ты ведь приехала изучать нас, верно? Я тоже могу помочь тебе в этом, чтобы и ты впоследствии действовала более мудро. И обещаю, что с тобой будут хорошо обращаться.

Она лениво прошлась по комнате легким и осторожным шагом и вдруг рассмеялась низким гортанным смехом:

– Почему нет? Если скажешь, чтобы мне не докучали присутствием или словами… и будешь выпускать меня отсюда хотя бы под охраной…

– Конечно. Поедешь со мной на охоту?

– Да. С радостью. И… Меня долго окружало слишком много народу, Сидир. Я так извелась, что все ночи проводила одна. Эта башня и чистое небо вокруг – словно холм вдали от жилья. Мне сразу полегчало, хоть это и тюрьма. А ты и твои бароммцы больше похожи на наших, чем рагидийцы или арваннетяне. Ты расскажешь мне о своей родине? – Она села и властным жестом протянула к нему руку. – Ты настоящий охотничий пес. Иди сюда.

В тот день и в ту ночь он больше не занимался делами.