Текст книги "Миры Пола Андерсона. Т. 1. Зима над миром. Огненная пора"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц)

Глава 5

– Однажды, – сказала женщина из рода Хервар, – я видела Мерцающие Воды, которые вы зовете Материнским океаном. И не могу этого забыть.

– Как? – спросил киллимарайхиец. – Я считал, что вы – полностью сухопутный народ.

Он вспомнил карты, которые изучал. Они были чертовски неточными. Цивилизованный мир мало что знал об Андалине за пределами южной его полосы, заселенной рагидийцами и арваннетянами. На востоке от Свирепого океана до невысоких Идисских гор тянулись Дикие леса. А от них начинались равнины рогавиков, простираясь далеко на запад, за Становую, до самых Тантианских холмов – бескрайняя непаханая степь, лишь на севере ограниченная ледником.

– Мы ездим в чужие края торговать и ставить ловушки, – объяснила Дония. – За Тантианами лежит большое, открытое всем ветрам плоскогорье, на котором могут жить одни зайцы да койоты, а за ним высятся горы, Лунные Твердыни, скованные льдом. Но в них есть перевалы, а в предгорьях на той стороне в изобилии водятся бобер, норка, дикая кошка – и какая там высь, сила, огромность, говорящая тишина! Ночью там больше звезд, чем тьмы.

Джоссерек окинул её долгим взглядом. Что, она выходит наконец из своей брони?

Они ушли из дома утром, одевшись так, чтобы не привлекать внимания. После имперского вторжения в городе, помимо военных, появилось и много штатских рагидийцев. Джоссерек, в сандалиях на высокой подошве, длиннополом платье, подобранном, чтобы не мешать ходьбе, и с повязанным на шапку платком, скрывающим его стрижку и серьги, мог сойти за купца или чиновника из любого города Империи. Донию выдавали её светлые волосы, кожа и черты лица, но она, ухмыляясь, предстала перед ним (иначе не скажешь) в прозрачной тунике, многочисленных звенящих браслетах из меди и стекла и бесстыдно накрашенным ртом.

– Некоторые наши девушки, которые знают, что никогда не выйдут замуж, отправляются промышлять в арваннетские поселки вверх по реке, – объяснила она. – Иные добираются и до города, хотя не остаются там надолго. – Она помедлила. – Мы считаем, что это такой же честный промысел, как и любой другой, которым может заниматься безмужняя женщина. А южанам и в голову не приходит, что одинокая женщина может заниматься чем-то еще.

За исключением этого полу оправдания, она почти не говорила о себе. Подчиняясь её властному выбору, они направились не на юг, к Большой Арене и лучшим кварталам, а в обход центра. Она молчала почти все время, пока они пробирались по скользким шумным улочкам нищих Логовищ, среди Ножевых Братьев и мелких жуликов, живших за их счет и питавших собой их ряды, мимо слепых кирпичных громад.

Воровской квартал обрывался у Драгунского проезда, широкой улицы между Старым бастионом и Домом Совета, где патрули гражданской гвардии поддерживали порядок. Секор и Аранно сопровождали гостей во избежание нападений. Здесь Дония отправила их назад – у себя дома она, не иначе, так командует собаками.

Но как только они с Джоссереком оказались в квартале Пустых Домов, она принялась говорить с охотой, даже с жаром. Расспрашивала Джоссерека о его скитаниях, а потом…

– Да, – сказала она, – я трижды пересекала Лунные Твердыни. Только давно. Четверо мужей, пятеро детей, которые остались жить, большое зимовье… да, наше добро хватает нас за ноги, верно? И сообщество, особенно те люди, что помоложе, постоянно просят у меня помощи и совета. А надо ещё навещать дальних друзей, управляться со своей долей торговли металлом, ездить порой на вече, охотиться… Но в тот первый раз мне было шестнадцать, я только год как вышла за Ивена и не имела никаких забот. В нашей ватаге все были молоды. Мы решили, что не будем все лето ставить капканы, а поедем на запад и поглядим, что там есть. Те, кто бывал там до нас, говорили, что страна по ту сторону ледников богата дичью, а жители её приветливы. Мы взяли с собой подарки, чтобы отблагодарить за гостеприимство – всегда надо брать дары, отправляясь за рубежи наших родовых земель: ножи, стальные иголки, которые делаем сами, бусы, медальоны и дешевый жемчуг из Арваннета, и… как их?.. увеличительные стекла из Рагида. Мы определили свой путь по закату и отправились. – Она сжала Джоссереку локоть. Его бросило в жар, и по коже прошли мурашки. – Смотри, вот хорошее место для отдыха.

Промытое дождем небо сияло. По нему плыли редкие облачка. Руины, озаренные солнечным светом, были почти сказочными. Здесь были стены, лишенные крыш, одинокие дымовые трубы, портики, колоннады. Их оплетал плющ; тополь, ежевика, примула проросли на грудах битого камня у их подножий; трава терпеливо трудилась, разлучая один булыжник с другим; лишайник почти совсем разъел памятник забытому герою. Но покрытый зеленью камень радовал глаз мягкими красками, в воз духе пахло жасмином, и в тишине заливалась птица-пересмешник.

Дония опустилась на замшелую плиту, упершись подбородком в колени и обхватив руками ноги. В миле от них виднелась сквозь арку черная громада Обители Грез, одного из немногих зданий в этой округе, где ещё сохранилась какая-то жизнь. Невдалеке висело гнездо иволги.

Джоссерек присел рядом, стараясь не коснуться спутницы, как ни влекли его к себе эти голые, слегка загорелые ноги.

– Значит, вы дошли до самого океана, – продолжил он. – И что же – с выгодой для себя?

– О да. – Она улыбнулась, глядя прямо перед собой. – Я видела, как разбивается прибой, белый и зеленый. И плавала в нем – холодно, солоно, но нет объятий слаще. Чайки, морские львы, морские выдры. Моллюски, которые мы собирали, – смешные, словно живые орешки. Катание на лодке, тишь и серебро рассвета, страшные киты, проплывавшие мимо. Один заглянул к нам в лодку может быть, пожелал нам доброго утра.

– Я бы не удивился, – заметил Джоссерек. – В Киллимарайхе открыли, что китовые – киты и дельфины – думают и чувствуют почти как люди.

– Правда?! – восторженно вскрикнула она.

– Так утверждают ученые. Может быть, они… немного пристрастны. Видишь ли, согласно нашей главной религии, все китовое племя священно. Дельфин – это… э-э… воплощение сил жизни, так же как Акула – воплощение сил смерти. Ну, это не так уж важно. Но, думаю, наша мифология все же помогла принять закон об их защите.

– У вас запрещено их убивать?

– Да. Но их мясо, жир, китовый ус настолько ценны, что флоту приходится содержать большой патруль для их охраны. Я…

«Нет. Слишком рано рассказывать ей, как Мулвен Роа нашел меня среди шалли, добился помилования и уговорил пойти служить – сначала в китовый патруль, а потом, когда освоился…»

– …я дважды видел, как сражается патрульный катер с браконьерами.

– Очень рада, – серьезно сказала она. – Вы сознаете себя частицей жизни. Не знала, что вы такие.

«Если мы щадим китов, дорогая моя, – саркастически подумал Джоссерек, – совесть меньше мучит нас относительно наших собратьев-людей. И на труд заключенных всегда есть спрос. Впрочем, если ты склонна считать меня идеалистом – прекрасно».

– Мы рогавики, не убиваем дичь на продажу, – продолжала Дония, – это было бы нехорошо. Да и глупо, – трезво добавила она. – Мы живем хорошо потому, что нас мало, а животных много. Если это изменится – нам придется стать пахарями. – Она сплюнула. – Йоу! Я проезжала через распаханные земли Рагида. Они в чем-то ещё хуже, чем город.

«Хм. Как видно, идеализм не так уж тебя привлекает, – подумал Джоссерек. – Не знаю. Ты не похожа ни на одну, женщину из тех, с которыми я встречался в сутолоке мира».

– Как так? – спросил он. – Я слышал, ваши люди ненавидят толпу. И заметил, как ты сразу оживилась, когда мы пришли в это пустынное место. Но поля, пастбища, плантации?

– Там земля точно в клетке, – сказала она. – В городе тоже плохо, но лучше, чем там. Мы можем недолго потерпеть соседство чужих, пока их вонь не становится поперек горла и не мешает есть. Но не можем – не терпим, когда на нас давят чужие мысли. Крестьяне все такие. Здесь, в городе, почти все друг для друга – только мясо на двух ногах: я для них, они для меня. Это терпимо. – Она потянулась, тряхнула своими локонами и развеселилась. – А тут, в Пустых Домах, живет покой.

– Госпожа моя, если я тебе надоем, пожалуйста, скажи.

– Ладно. Хорошо, что ты так сказал. – И с полным спокойствием добавила: – Мне, может быть, захочется лечь с тобой.

– Хой? – поперхнулся он и схватил её, чувствуя бешеное биение пульса.

Она засмеялась и оттолкнула его.

– Не сейчас. Я не уличная девка, для которой любой хорош. Касиру и его приспешники мне противны: пристают с вопросами, пытаются распоряжаться мной, хотят, чтобы я каждый раз обедала за его столом. Моя плоть теряет аппетит ещё быстрее, чем желудок.

«Может быть, потом на твоих открытых равнинах, Дония?» Самообладание вернулось к нему. «А пока буду довольствоваться Ори». Это охлаждало. «Почему же ты думаешь, что я, беглый матрос, когда-нибудь окажусь там с тобой? Или ты так не думаешь?»

– Что ж… я все-таки польщен, – только и сказал он.

– Там посмотрим, Джоссерек. Мы только что встретились, и я ничего не знаю о тебе и твоем народе. – Она помолчала с полминуты. – Касиру говорит: у вас только деньги на уме. Не знаю, вправду ли вы защищаете китов.

Джоссерек увидел возможность проявить себя таким же беспристрастным, как и она. И кстати, выставить перед ней себя и свой народ в наиболее выгодном свете.

– Не такие уж мы и жадные, – заговорил он, тщательно подбирая слова. То есть большинство из нас. Мы – по крайней мере киллимарайхцы – сторонники полной свободы. Пусть каждый живет своей жизнью, держится на плаву или тонет, лишь бы соблюдал при этом не слишком строгие законы. Тем, кто неспособен продержаться, приходится тяжко, это так. А вы, северяне, как поступаете со своими неудачниками?

– Почти все они гибнут, – пожала плечами Дония. – Но прав ли Касиру? Он говорит, что Люди Моря сердиты на Империю из-за… из-за тар… как это называется?

– Из-за тарифа? Что ж, частично это верно. Арваннет никогда не требовал высоких пошлин за ввоз товаров. Нашим компаниям, разумеется, не по нраву жесткий налог, установленный Империей. И конкуренция, возникшая на юге Залива. Но это их заботы. Никто из нас за них сражаться не станет.

– Тогда почему ты… – И она осеклась.

– А ты почему здесь? – задал он встречный вопрос. Она молчала, глядя в сторону. Свет потоками лился с неба. Пересмешник счастливо заливался. – Я пообещал не любопытствовать, – сказал он, – но не мог не спросить.

– Это не секрет, – ровно ответила она. – Я уже говорила вчера. Ходят слухи, что Империя пойдет на рогавиков из Арваннета. У Касиру есть шпионы повсюду. Он говорит, что это правда. Я приехала посмотреть своими глазами, чтобы потом рассказать нашим. Не столько о том, собираются ли они идти войной, сколько о том, каково им воюется теперь под новыми командирами. В последний раз они послали на север из долины Кадрахада в основном пехотные войска. Мы разбили их, как всегда. Бароммская кавалерия доставила нам тогда немало хлопот, но на лёссовых равнинах слишком мало воды и корма. Мы нападали во время песчаных бурь… Долина Становой – другое дело. И армия теперь не та, что раньше. – Она вздохнула. – Я почти ничего не узнала. В Арваннете больше нет настоящих солдат. Они не понимают, не могут оценить той силы, что захлестнула их. Все рагидийцы, знакомые мне, как и те, что приходят за взяткой к Касиру, безмозглые и послушные, как волы. А бароммцев где же взять?

– Ты опасаешься, что они способны вас победить?

– Никогда, – надменно выпрямилась она. – Пойдем-ка дальше… Но мы можем потерять больше людей, чем надо.

Джоссерек шагал рядом. На некогда оживленной улице жужжали жуки, шелестела трава.

– Как ты познакомилась с Касиру, если не секрет?

– Мы встретились несколько лет назад. Тогда я тоже приехала в город. Не уличным промыслом заниматься, – уточнила она. – Договориться кое о чем. Гильдия Металлов хотела расширить торговлю с нами. И нужно было встретиться с другими Гильдиями тоже, поскольку те торгуют нужным нам товаром. Конечно, никто не может говорить от имени всех северян. Но мы, несколько человек, додумали, что не помешает узнать, чего хотят купцы, и потом рассказать об этом дома. И отправились сюда. С купцами мы часто встречались поодиночке. А они в то время все были связаны с Логовищами. Через одного – Понсарио эн-Острала – я и узнала Касиру. С Понсарио мне оказалось не о чем говорить. Он хотел, чтобы мы продавали ему мясо и шкуры или хотя бы побольше мехов, но мы бы никогда не пошли на это. А с Касиру у нас нашлось много общего.

«Не потому ли, что вы оба хищники? – подумал Джоссерек. И устыдился. Нет, ты не хищница, Дония. Ты не охотишься на человека. Насколько я мог узнать, рогавики никогда не совершают набегов, а воюют, только если на них нападут, и то лишь до тех пор, пока не изгонят врага из своих пределов… Неужели это правда? Возможна ли такая простота нравов?»

– Он бывает… может быть… – подыскивала она слова, – занимательным. Интересным.

– Но он живет вне закона, – заметил Джоссерек не столько ради назидания, сколько желая испытать её. – Он берет, но ничего не дает.

– Об этом пусть заботится город, – снова пожала плечами Дония. И окинула его ясным взглядом. – Если тебе это не по душе, зачем ты тогда пришел к нему?

– А разве у меня был выбор? – И он быстро добавил, желая оправдаться: – Впрочем, я преувеличиваю. Братства тоже участвуют в жизни города. Они управляют преступностью, держат её в берегах.

– По мне, они обирают меньше, чем любая власть, и, как ты сказал, приносят кое-какую пользу.

Джоссерек подозревал, что она высказывает итоги своих самых серьезных размышлений, хотя говорит так бесстрастно, словно натуралист, обсуждающий жизнь муравьев.

– Во всяком случае, – продолжал он, – я слышал, что они тайно союзничали с Гильдиями, когда мудрецы и помещики старались тех подавить. Братства в случае нужды могли выставить крепких ребят, из них набирали соглядатаев, взломщиков, смутьянов. В былом застойном обществе выгодно было вкладывать капитал в незаконные дела, законный же промысел охотно принимал воровские деньги. Теперь не то. Бароммско-рагидийская Империя придавила своим сапогом мудрецов и помещиков, а преступному миру объявила войну. Купцов же она поощряет.

И Гильдиям больше не нужны Братства. Поэтому Братства ищут себе новых союзников.

– Например, Людей Моря? – тихо спросила Дония. И, не услышав ответа, сказала: – Сегодня я не буду больше говорить об этом.

«Она поняла все так, как я не смел и надеяться, – запело в нем. Получше Касиру. Вот тебе и варварка!»

Он ясно представил себе свое положение – более четко и подробно, чем карту её севера. Тот человек из Логовищ – его можно было понять, но Джоссерек его проклинал – очень уклончиво и осторожно говорил в прошлом году с киллимарайхским капитаном, пришедшим в Новый Кип. Впрочем, откуда ему было знать, передадут ли его слова, и если передадут, то кому? Ни консульств, ни резидентов Людей Моря в этой стране нет. Шкипер мог донести на него имперским властям и получить награду. Скорее всего такие шептуны подсылались ко многим капитанам – тот капитан – просто служил раньше в военном флоте, вот и передал услышанное по радио в службу разведки.

Лазутчик из Арваннета не уточнил даже, к которому из Братств принадлежит. Намекал он на многое, но ничего не обещал. Возможно, мол, наладить связь с северянами – в их руках главные андалинские залежи металла, и они не просто дикие степняки, недаром они из века в век уничтожают каждое войско, желающее захватить их охотничьи угодья. Северяне, сами оказавшись под угрозой, могут пригодиться Людям Моря, у которых свои счеты с нежелательно воспрянувшей Империей – кое-какие Братства будут рады обсудить, как установить такую связь – не с первыми встречными варварами и не на родине у тех, а с избранными их вождями прямо в городе, если, разумеется, получат что-то взамен…

«Нет, так дело не пойдет, – решил Мулвен Роа. – Эта воровская братия мыслит, как и все прочие арваннетяне и большинство рагидийцев, категориями поколений. Десять лет переговоров – для них все равно что миг. А вот бароммцы не станут выжидать всю жизнь, да и десять лет тоже, перед тем как нанести следующий удар. Придется действовать быстро, хотя и в потемках, иначе мы упустим свой единственный шанс. – И усмехнулся. – Пошлем к ним, кого не жалко».

С Риджелом Гэрлохом договорились быстро – в военно-морской разведке времени не теряли. Джоссерек не слишком его повредил. Гэрлох единственный на «Сконнаморе» знал, в чем дело, – если только Мулвен не переговорил и с теми тремя икийцами, своими земляками. Чем меньше народу знает, тем меньше вероятность, что тебя кто-нибудь выдаст, накурившись дурманного зелья в веселом доме.

Но и Джоссерек знал немногим больше. Он не осмеливался выдать цель своей миссии первому же главарю шайки, которого встретил. Да и тот не мог бы так быстро довериться ему. Все, что могли они оба, – это прощупывать друг друга. Джоссерек, например, при более близком знакомстве с Касиру и особенно с Донией стал изъясняться языком, едва ли подходившим простому матросу. И они, в свою очередь, если только были теми, кого он жаждал увидеть, изучали его и подавали ему знаки.

Спешить некуда. Джоссерек отвел себе месяц или два на поиски тех, кого мечтал найти. А похоже, ему понадобится всего несколько дней. Можно успокоиться и насладиться этой прогулкой.

Дония, как будто ей передалось его настроение, сказала:

– Будем наслаждаться тем, что есть сейчас.

Так они и сделали.

В Пустых Домах было много странных, чарующих, трогательных мест. Они набрели даже на огород, разбитый на былом стадионе, и хотели поболтать с его хозяевами, но те держались слишком робко. По северному рукаву Королевского канала они вернулись в населенную часть города. Тот квартал принадлежал церкви – сплошные монастыри, соборы, гробницы, медленно ступающие монахи и монашки; здесь не было слышно хриплых воплей торговцев и попрошаек, раздражавших Донию. Потом они дошли до Дворцового рва и двинулись вдоль него, пока не устали от архитектурных красот, а тогда повернули к хитросплетенным дорожкам, загадочным древесным фигурам и символическим клумбам Эльзийских садов. На озере Нарму они наняли челнок. Цена была непомерная, зато помогала уберечь воду от загрязнения. Под арками Патрицианского моста они съели очень поздний завтрак, купив с тележек паровую плотву и печеный яме, а в кабачке, притулившемся в одном из входов Большой Арены (где уже более сотни лет не было представлений), нашли холодное пиво.

Прошел час, прежде чем Джоссерек оценил, как приятно с Донией молчать. Киллимарайханка на её месте болтала бы без умолку, женщина другой народности не стала бы гулять с ним целый день, а если бы и стала, то вообразила бы, что он за ней ухаживает. Дония теперь почти не говорила о себе, не расспрашивала его, не обсуждала то, что видела вокруг. И Джоссереку уже не казалось, что она, несмотря на то полупредложение, которое сделала ему раньше, старается как-то завоевать его. Сначала она, как видно, хотела разобраться в нем вне стесняющего её, слишком людного жилища Касиру. А теперь просто предавалась досугу.

Под конец им пришлось ускорить шаг. Солнце садилось, на улицы ложилась темень, Логовища становились небезопасны для привлекательной, женщины и безоружного мужчины, явно имеющих при себе деньги. Днем они могли показать знаки, которые дал им Касиру в доказательство того, что они находятся под защитой Братства Костоломов. В темноте, когда грабителей невозможно рассмотреть, это было бы бесполезно.

Фонтанная улица служила границей Логовищ: на южной стороне – дома горожан и лавки, владельцы которых на ночь баррикадировали двери, на северной – кирпичные джунгли. Джоссерек с Донией пошли по Пеликанскому переулку, выходившему на Фонтанную площадь, но остановились, не дойдя до конца. Вся площадь была заполнена верховыми.

– Бароммцы, – тихо проговорила Дония. Джоссерек коротко кивнул. Лошади были рослые, всадники – маленькие и коренастые, меднокожие, с черными волосами, подстриженными на рагидийский манер, но с редкими бородками горцев. На них были сапоги со шпорами, кожаные штаны, колеты и нарукавники из бычьей шкуры поверх грубых синих рубах, остроконечные стальные шлемы. У седел висели маленькие круглые щиты с эмблемой полка, и у одних – топоры, а у других – луки и стрелы. Каждый солдат носил саблю, а в руке держал пику. Ветер доносил запах конского пота и цоканье копыт по булыжнику. Всадников насчитывалось два десятка.

– Что это? – шепнул Джоссерек, припав к уху Доний. Ее волосы пощекотали его, и у него учащенно забилось сердце.

– Не знаю. Облава? Касиру говорит, её устраивают каждый раз, как наместник узнает, где скрываются видные Ножевые Братья.

– М-м. Как ты думаешь, не удрать ли нам?

– А куда мы пойдем? По новым правилам, содержатели гостиниц обязаны сообщать о чужестранцах, у которых нет разрешения на въезд. Те же, которые не сообщают, скорее всего намерены перерезать тебе горло и забрать твой кошелек, меня же… – Она сердито заворчала.

Джоссерек понял, что она прибыла сюда нелегально. Касиру устроил ей въезд, когда она сообщила, что едет. Но теперь это уже неважно. Они повернули назад и перешли улицу в укромном месте. На ней ещё наблюдалось какое-то движение: мулы тащили повозку, спешили редкие прохожие; в Логовищах же было безлюдно. Все попрятались по своим берлогам. Почти как в Пустых Домах – здешние места были, правда, не столь разрушены, но куда безобразнее: завалены мусором и отбросами, с лавиной бродячих кошек и собак.

В сумерках звучало эхо. Вечерняя прохлада смягчала зловоние.

Дом Касиру, возвышаясь над соседними, примыкавшими к нему с двух сторон, чернел в своем глухом закоулке.

– Пришли, – воскликнул Джоссерек, устремляясь вперед. И только тогда рассмотрел в сумерках, что дверь выломана.

Раздался крик. Из дома выскочили люди. Из двух соседних тоже. Блеснули обнаженные клинки.

– Ни с места!

«Значит, они, не найдя нас тут, устроили засаду». Топот сапог по мостовой. Сильная рука смыкается вокруг запястья. Лицо бароммца.

Джоссерек выдернул руку и двинул коленом вверх. Солдат взвыл от боли, отшатнулся, выронил меч. Джоссерек крутнулся, присев при этом. Над головой свистнула пуля. «Живыми брать, огузки!» – заорал кто-то по-хаамандурски. Тем лучше, мелькнуло в голове у Джоссерека. Краем глаза он поймал Донию, прижатую к стене. Ей уже не уйти. Ничего. Этим кавалеристам не ведомы подлые приемы пешей драки. Хрустнула кость, брызнула кровь из-под ребра его руки, которой он рубанул по чьей-то шее. И Джоссерек, у которого ноги были подлиннее, чем у бароммцев, нырнул в лабиринт темных переулков. Позади запел рожок – вызывают взвод с Фонтанной площади. Шалишь, опоздали.

Только где ж теперь укрыться шпиону Людей Моря?