Текст книги "День их возвращения"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– У тебя с собой крупная сумма денег, не так ли?

Он кивнул. Действительно, у него были деньги в купюрах – имперские кредиты, а также в аэнеанские ливры, большую часть которых ему дал сержант Астафф, когда Ивар уходил из Винохума. ("Снял свои сбережения, Первенец. Не беспокойся. Будешь жив, отдашь, а если не выживешь, какое значение будет иметь мой счет?" Каким далеким и нереальным все это казалось.) У тинеранцев не было особой приверженности к уединению. (Я уже научился принимать это как должное. Уединение существует в моем мозгу. Какое это имеет значение, если Дулси иногда шарит в моих карманах, если она, Миккая и я часто одеваемся и раздеваемся в их фургоне, если они временами занимаются любовью под моей койкой?) Таким образом, всем было известно, что Рольф Маринер хорошо обеспечен. Никто не воровал у приятеля в Поезде. Вину было бы невозможно скрыть, а она означала ссылку. После карманных краж награбленное возвращалось. Ивар отклонял предложения играть на деньги, поскольку это считалось законным способом обчистить компаньона вчистую.

– Скоро мы придем к реке, – сказала Фраина. – мы будем двигаться вдоль нее из города в город, до тех пор, пока тянется наша территория. На каждой остановке карнавал. Ну, ты был на тинеранских проказах, ты говорил мне. Дело в том, что в такое

время кочевники склонны к воровству. Это своеобразный протест против законов, ограничивающих свободу личности. Мы не хотим причинять вреда оседлым, но мы охотимся за всем, что плохо лежит. Во время, подобное этому, кто-то может забыть, что ты не простой оседлый. А такие вещи слишком часто случаются среди моих соплеменников.

"Зачем? – пронеслось в голове Ивара. – Конечно, у этого общества другой образ мыслей и другие понятия о том, что составляет собственность. И все же, разве не следует кочевникам быть дисциплинированнее чем обычно, когда они находятся среди чужих? Более сплоченными и скоординированными? Но нет, я помню визиты Поезда Бранебанд в Винохум – кочевники возбуждались до такой степени, что начинали бесчинствовать как между собой, так и с землевладельцами".

Ивар забыл про вопрос. Они остановились возле залитой серебром вершины дельфи. Мерцали звезды, сияли луны, а Фраина держала его за руки.

– Позволь мне хранить твои деньги для тебя, Рольф, – предложила она. – Я знаю, как спрятать их. Потом…

– Будет ли это потом?!

– Должно быть, – Фраина заплакала и подошла к нему. Ивар с легкостью расстался бы со всеми богатствами мира – ради нее. Скоро они вошли в залитый лунным светом грот под дельфи. Талисман удачи остался ждать у грота.

Тот, кто был Яаном Сапожником, пока Карунф не вернулся после шести миллионов вращений мира вокруг солнца, посмотрел с башни на многообразие, заполняющее рыночную площадь. Из-за Моря Оркуса люди собирались сюда ради Радмаса. В этом году на горе Кронос их было больше, чем когда-либо помнит история. Они знали, что пришел Посланник и будет читать наставления.

Толпа образовала голубоватую дымку тени над тем местом, где он стоял: лицо, голова, бурнус, шлем выделялись из тумана, который все еще стоял между окружающими домами и арочными сводами. Вергилий только что поднялся над водами, и арена скрывала его из виду, поэтому частицы перламутра только начинали пробуждаться в великих руинах. Некоторые звезды еще виднелись на небе. Холодный утренний воздух резал легкие. Дыхание вырывалось призрачным облачком пара. На шум водопадов легла бесконечная тишина.

– Начинаем, – сказал Карунф.

Их тело подняло руки. Их усиленный эхом, голос бросал слова в тишину.

– Люди, я несу вам суровые испытания.

Вы ждете освобождения, сначала от тисков тирана, затем и, прежде всего, от оков смерти – от природы человека. Вы ждете превосходства.

Взгляните вверх, туда, на эти звезды. Помните, что они есть. Не номера в каталоге, не шары горящего газа, но сама реальность, равно, как реален я. Мы не вечны; они тоже не вечны; но они ближе к вечности, чем мы. Свет самой далекой звезды, которую мы видим, пересек вечность, чтобы прийти к нам. И этот свет объединяет нас с теми, кто ушел до нас.

Они вернутся. Я, в котором живет ум Карунфа, клянусь в этом, если мы хотим сделать наш мир достойным, чтобы принять их.

И все же, это не может быть сделано ни быстро, ни легко. Дорога перед нами трудна и усеяна острыми шипами. Кровь отметит следы, которые мы оставим, а за спинами нашими будут белеть черепа тех, кто падут на этом пути. Подобно тому, кто говорил на Матери Земле после Карунфа, но задолго до Яана, я несу вам не мир, а меч.

Глан 11

Бозевиль был типичным маленьким городком на реке Флоне между Нова Рома и Симмерианскими горами. Группой опрятно спланированных, простых, но весело окрашенных зданий на правом берегу, городок выходил коричневой полосой двухкилометровой ширины на перевозочный терминал, пастбища и лесные массивы. Оросительная система тянулась на Запад через пашни. Б отличие от мрачной, но просторной местности вдоль Илианского Шельфа, эта местность была достаточно узкой и в то же время довольно богатой, способной прокормить многочисленные фермерские общины. Кроме сельского хозяйства Бозевиль развивал индустрию услуг и мелкое производство. Основная часть его торговли с внешним миром шла через речной народ. Монумент на площади с памятной надписью увековечивал его защитников в Дни Бед. С тех пор городок ничто сильно не беспокоило, включая восстание и оккупационные силы, которых Бозевиль никогда не видел.

Было ли так и ныне? Ивар задумывался об этом все чаще и чаще.

Он сопровождал Эранната в город, пока тинеранцы готовились к представлению. Опасность быть узнанным была бесконечно малой, если только земляне не повесили объявлений с его портретом. Ивар был уверен, что они этого не сделали. Если, конечно, судить по тем передачам, которые он видел, когда король Самло приказал вынести и настроить единственный в Поезде приемник. Все было спокойно, хотя даже к кочевникам проявляли интерес – вилдфосское дело было тихо замято, почти до точки замалчивания. Очевидно, Комиссионер Десаи не хотел подстегивать повторение подобных событий или делать героя из Первенца Илиона.

Во всяком случае, если кто и смог бы опознать его, донести о нем ближайшему гарнизону было в высшей степени затруднительно.

Эраннат хотел исследовать этот образец народной культуры. Ему показалось полезным иметь компаньоном одного из представителей коренного населения, хотя и из другой местности. Так как от Ивара было мало пользы в подготовке к представлениям, ему предложили пойти с иттрианином. Казалось, что иттрианин вполне достойный, интересный и, в своей молчаливой манере, приятный тип. Кроме того, Ивар с удивлением обнаружил, что после безумного пыла карнавала, он немного соскучился по дому, по оседлой жизни.

Или так ему казалось. Позже, когда Ивар бродил по тротуару между домами, он начал чувствовать, что его давит постоянное спокойствие. Как редко эти люди смеются действительно громко! Как тускло они одеты! И где мужская удаль и женское очарование? Ивар размышлял о том, как у этих оседлых возникло желание иметь таких скучных детей, которых он видел. Почему, чтобы повеселиться, им нужно влить в себя приличную дозу зелья.

Они сидели в таверне у реки, с деревянными панелями, с грубыми стропилами, темной и прокуренной. Окна выходили на док. Корабль, разгрузившись здесь и забрав партию товаров для дальнейшего следования вниз по реке, готовился к отплытию.

Ивар заказал пива себе и иттрианину. Не то, чтобы пиво было плохим, но Ивар проглотил его залпом. Эраннат потихоньку потягивал.

– Разве ваша команда не хотела бы остаться на наш карнавал? – спросил Ивар.

Угрюмый бородатый человек, один из нескольких, кого привлек к их столу экзотический вид Эранната, пустил облако дыма перед тем, как ответить.

– Нет, не припомню, чтобы речной народ ходил когда-нибудь на такие вещи. Поговаривают, что эти, м-м-м, тинеранцы – люди от которых нужно держаться подальше. Хотя может быть, и стоит посмотреть.

– А что? – с вызовом сказал Ивар. – Они что, не люди, или не интересно посмотреть на танцы Фраины или искусство с мечами Миккая…

– У них вечно беспорядки. Я заметил, сынок, ты сказал "наш карнавал". Остерегись. Попытка быть тем, для чего ты не рожден, приносит только печаль.

– О своей жизни я как-нибудь побеспокоюсь сам, с вашего разрешения.

Моряк пожал плечами:

– Извини.

– Если кочевники являются такой беспокойной толпой, – спросил Эраннат, – почему вы пускаете их на свою территорию?

– Они всегда здесь проходили, – сказал старейший из присутствующих. – Традиция дает им это право. Включая право посмотреть на их жизнь – на представления, дешевые товары, удивительные профессии, и поучиться искусству вымогательства денег у простаков.

– Кроме того, – добавил молодой человек, – они действительно приносят краски, волнения, время от времени чувство опасности. Мы бы здесь жили чересчур тихо, если бы дважды в году не появлялся Вэйбрейк.

Челюсти бородатого тяжело придавили основание трубки, когда он прорычал:

– Скоро нам представится возможность получить сверхдозу опасности, Джим.

Ивар напрягся. Внутренний холодок прошел по спине:

– Что вы хотите этим сказать… могу я спросить? В ответ ему последовала народная пословица:

– Одно из двух?

Но другой посетитель, немного пьяный, громко заявил:

– Слухи только. И, все же, по реке что-то прошло, говорят далеко на юге есть тот, кто обещает, что Старшие возвратятся и освободят нас от Империи. Конечно, слухи могут выдавать желаемое за действительное. Но, черт возьми, как бы там не было, а это звучит правильно. Аэнеас действительно особенный. Раньше я никогда не обращал внимание на Дидо, однако, с недавних пор я стал все больше и больше думать обо всем, что наши философы узнали там. Я ходил под утренней звездой и попытался приблизиться к Исключительности, и вы знаете, мне помогло. Неужели мы позволим Импи снова сломить нас и сделать их подданными, когда мы можем быть на следующей стадии эволюции? Бородатый нахмурился.

– Это языческие рассуждения. Боб. Что до меня, то я буду придерживаться веры в Бога.

И обратился к Ивару:

– Да свершится воля Божья. Я никогда не думал, что Империя слишком плоха, и сейчас не думаю. Но сейчас она морально прогнила, и может быть мы являемся избранным Богом орудием, чтобы дать ей очистительный шок. – Немного подумав, добавил:

– Если это правда, то нам нужна Мощная помощь со стороны. Может быть. Он готовит для нас и это тоже.

Все взоры обратились на Эранната.

– Я простой житель долины и ничего не знаю, – закончил говоривший, – кроме того, что волнения увеличиваются, и надежда на освобождение растет.

Затем старик поспешно сменил тему разговора.

Ночь уже опускалась на землю, когда Первенец и иттрианин возвращались в лагерь. После того как они покинули город, зимний холод придал скорости их ногам. До этого воздух был мягкий, влажный, полный запахов земли. Гравий скрипел под ногами людей, идущих тем же путем. Голос оборвался, когда говоривший заметил представителя другой расы, но правила хорошего тона не позволяли ввязываться в серьезный разговор. Впереди, над фургонами, расположившимися среди палаток, на шестах светились лампы. Звуки музыки становились громче.

– То, что я пытаюсь понять, – сказал Эраннат,

– так это неприятие Аэнеасом Империи. Мой народ отчаянно сопротивлялся бы такому подавлению. Но по человеческим меркам в целом все выходит вполне пристойным – чуть больше налогов и подчинение суверенитета во внешних, а не во внутренних делах. Взамен, вы получаете протекцию, торговлю, многочисленные внепланетные контакты. Правильно?

– На первый взгляд, – ответил Ивар. В голове шумело от выпитого пива. – Но затем они посадили на нас это ничтожество Снелунда. И с тех пор слишком многие из нас гибнут на войне, а Импи говорят нам, чтобы мы изменили путь предков.

– Неужели правление последнего губернатора было действительно настолько гнетущим, по крайней мере, в том, что касается Аэнеаса? Кроме того, вы не пытались оценить нынешнюю ситуацию в том свете, что Империя признала допущенную ошибку, и сейчас ее исправляет? Правда, это стоит жизней и денег, чтобы ускорить исправление. Но ваш народ показал такую смертельную гордость, что власти стараются не очень сильно вас прижимать. Простое сотрудничество помогло бы вам сохранить практически все ваши институты власти или восстановить их.

– Откуда вы знаете?

Эраннат проигнорировал вопрос.

– Я мог бы понять гнев в начале оккупации, – сказал он, – если впоследствии он остыл, когда Имперский наместник оказался мягок. Вместо этого… У меня сложилось впечатление, что вы – аэнеанцы, восприняли ваше поражение с долей смирения, но с тех пор ваши мятежные эмоции возросли; а не имея, в действительности, надежды на независимость, вы превращаете их в фантазии. Почему?

– Я полагаю, вы пришли в замешательство, а сейчас начинаете приходить в себя. А могли бы эти надежды быть не совсем дикими? – Ивар пристально посмотрел на существо, которое неуклюже, почти болезненно, ковыляло рядом с ним. Гребень Эранната подскакивал в такт взмахам крыльев, тени на земле приглушали блеск глаз и перьев. – Что вы имеете в виду, говоря мне, что я должен стать мягким Имперским поданным? Вы, иттриане, – из свободного народа охотников, какими себя вы считаете – от нашей Империи однажды уже лишились многих своих владений. Что же вы пытаетесь читать мне проповеди?

– Ничего. Как я уже объяснял ранее, я ксенолог, специализирующийся в антропологии, здесь я собираю данные о вашем народе. Я путешествую неофициально, хайай, нелегально, чтобы избежать ограничений. Было бы неразумно сказать больше хотя бы потому, что вы не посчитали нужным раскрыть свои собственные отношения с властями. Я задаю вопросы для того, чтобы получить .ответы, которые могут помочь мне понять настроения аэнеанцев. Достаточно.

Когда Иттрианин заканчивал на этом слове, он заканчивал дискуссию. Ивар подумал: "Почему бы иттрианину не притвориться, что он безобиден? Б данном случае это поможет, его могут просто депортировать, если Импи удастся его поймать… Вероятно, он шпионит, не больше. Но если я смогу, убедит его рассказать у себя дома, что мы действительно боролись год за годом за свою свободу, они оказали бы нам какую-нибудь помощь – может быть, они бы могли оказать ее!"

И этот разгоревшийся в нем внутренний огонь надежды перешел в большое сияние, так как они были недалеко от лагеря, недалеко от Фраины.

А затем…

Они вошли в толпу, снующую между увядшей радуги палаток. Пампы над головой спорили с яркостью звезд. Над центром поля вращающийся цилиндр с цветными панелями отбрасывал яркий свет: красный, желтый, зеленый, синий, пурпурный. Свет лихорадочно пульсировал, освещая на тела и лица зевак. Торговец предлагал свой товар, зазывала расхваливал игру судьбы, повар – изделия со специями, чьи запахи наполняли воздух в округе. На помосте танцевали три девушки. Хотя их выступления были бесплатными, предполагалось, что у мелких городских лордов найдутся ливры – монетки которые они сложат у этих прыгающих ножек. Слепые и убогие музыканты выдавали мелодию, которая заставляла слушателей пускаться в пляс. Никакого алкоголя или других наркотиков не было видно, и, все же, трезвый речной люд смешался с тинеранцами в шумном товариществе. Изумленные, как дети, выступлением фокусника или жонглера, оседлые выкрикивали возгласы одобрения, махали руками и веселились. То здесь то там, усевшись на фургоны, смотрели представление талисманы удачи Вэйбрейка.

Внутри Ивара поднялась теплая волна: "Мой народ, моя радость".

И вдруг он увидел Фраину, почти раздетую, устроившуюся возле местного среднего возраста, чье одеяние выдавало в нем богатого фермера. Взгляд его пылал желанием.

Ивар остановился. Внезапно рядом с ним встал Эраннат, пытаясь высвободить крылья.

– Что происходит? – сквозь шум воскликнул Ивар. Он словно почувствовал удар ниже пояса, Ивар знал это ощущение. Сплошь и рядом, как только представлялась возможность, женщины кочевников флиртовали с местными.

Но не Фраина! Мы влюблены!

Она что-то ворковала. Свет выхватил иссиня-черные волосы, красную кожу, манящие большие глаза, зубы между полуоткрытыми губками. От нее струился дух женственности.

– Отпусти мою девушку, – взвизгнул Ивар. Одним броском Ивар сшиб мужчину с ног. Это

разозлило других фермеров, они повскакивали на ноги, но нож в руке Ивара несколько охладил их пыл. Направляемое сильным и умелым воином – это тяжелое лезвие могло запросто перерезать человеку руку в запястье или пройти сквозь ребра до сердца.

Селянин это понял. Огромный человек, привыкший командовать, он держался твердо. Хотя фермер не был вооружен, он встал в низкую стойку, которую помнил со времен военной подготовки.

– Убирайся, пустоголовый, – приказала Фраина.

– Нет, гулящая! – Ивар отбросил ее в сторону, Фраина сразу же вскочила, а он резко повернулся к противнику и тут в долю секунды понял, что ему не следует убивать этого мужлана, что она сама заманила его, но… пустая рука сжалась в кулак, и Ивар нанес удар в зубы. Фермер выдержал удар, разбивший ему лицо, и завопил:

– На помощь! Мирные люди! – Это был сигнал тревоги. В маленьких городках не было регулярной полиции, но добровольцы тренировались и патрулировали вместе, они живо откликались на подобные призывы.

Фраина до крови расцарапала Ивару щеку.

– Что ты творишь? – пронзительно закричала она. За ее криком последовал клич по-хаисунски.

Фермеры старались держаться вместе. Мужчины Поезда пытались отразить нападение, разбросать их. Раздавались проклятия и крики.

Миккая из "Красной крыши" проскользнул сквозь толпу, направляясь к месту драки. За поясом у него было полно ножей.

– Ил-крозны я, – прокричал он.

Фраина указала на Ивара, который находился в конце фургона.

– Вахабо! – И громко по-англикски: – Убей мне эту собаку! Он ударил меня – твою сестру!

Рука Миккая дернулась. Нож просвистел у уха Ивара, воткнулся в панель и задрожал.

– Стой, где стоишь, – приказал тинеранец. – Брось свой нож. Или я убью тебя.

Ивар отвернулся от врага, который больше не имел для него значения. Горе пронзило его.

– Но ты мой друг, – сказал он.

Фермер ударил Ивара по шее и пнул уже лежачего. Фраина светилась радостью победы, подскочила, чтобы взять парня под локоть, воспевая его мастерство. Миккая метал нож за ножом, образуя из них круг, и прокричал, когда привлек внимание толпы:

– Мир! Мир! Нам не нужен этот чужак. Мы выбрасываем его. Вы хотите взять его в тюрьму? Прекрасно, берите. Давайте продолжим развлечения.

Ивар сел. Он не замечал боли в избитом теле. Фраина и Вэйбрейк были для него потеряны. Он не мог понять почему, как не понял бы, отчего вдруг у молодого мужчины начался сердечный приступ.

Но жизнестойкость воина оставалась. Он увидел приближающиеся ноги, обутые в форменные ботинки и понял, что патруль собирается забрать его. В сознание его мгновенно промелькнуло, что тогда Импи смогут получить сообщение о нем.

Нож его лежал на земле. Ивар схватил его, вскочил на ноги и выпрямился. Из глотки его вырвался боевой клич.

– С дороги! – завопил он и бросился в круг мужчин. Если бы возникла необходимость, он бы прорубил себе дорогу.

Как из пушки выстрелили крылья, сотрясся воздух, раскачивая лампы. Эраннат поднялся в воздух.

Шестиметровый размах крыльев накрыл толпу перьями и шумом. Слабый свет, который пробился сквозь них, отчетливо высветил острые когти. Хотя Эраннат был не вооружен, люди бросались прочь от устрашающих когтистых лап, уворачивались от наносивших удары крыльев.

– Сюда! – просвистел Эраннат. – Ко мне, Рольф Маринер! Райхарю!

Ивар проскочил в открывшийся проход и побежал дальше за палатки и фургоны, в ночь. Огромная черная тень низко скользила над ним, вдоль Млечного пути.

– Направляйтесь на юг, – прошелестело в темноте. – Держитесь у берега реки.

Иттрианин пролетел мимо, развернулся на второй заход.

– Я полечу в другую сторону, у них на виду, чтобы отвести погоню, скоро отделаюсь от них и присоединюсь к вам.

После третьего захода Эраннат продолжил:

– Затем я полечу на корабль, есть у меня один на примете, попробуем на него попасть. Попутного вам ветра.

Он развернулся и улетел.

Тело Ивара совершало прыжки по полям, а сознание твердило одно: Фраина. Вэйбрейк. Ушли навсегда? Тогда, зачем жить?

Тем не менее, он убегал.

Глава 12

После того как лодка, которой управлял Эраннат, привезла его на борт корабля «Зеленые Борота», Ивар упал на койку и погрузился в беспокойный сон, наполненный кошмарами. И он был рад, когда удар гонга поднял его через несколько часов.

Ивар был один в каюте, предназначенной на четверых, тесной, но опрятной. Палуба из твердого дерева, покрашенная белой краской сверху, перегородки, залакированные в красное и черное – все блестело безукоризненной чистотой. Сквозь окно в бронзовой раме тускло проникал свет, высвечивая туалетный столик и умывальник. Топот ног и голоса весело шумели под музыку духового инструмента. Ему был не знаком этот быстрый музыкальный мотив.

"Полагаю, мне надо пойти и посмотреть, что там", – подумал он, все еще опечаленный тем, что потерял. Ему потребовалось собрать всю свою волю, чтобы одеться и выйти из кабины.

Вокруг повсюду сновали члены экипажа. Молодой человек заметил его, улыбнулся и сказал:

– Привет вам, добро пожаловать, пассажир, – на певучем речном диалекте англикского.

– Что происходит? – механически спросил Ивар.

– Мы здороваемся с солнцем. Наблюдайте, но, пожалуйста, стойте тихо там, где находитесь.

Ивар повиновался. Предрассветный холодок помог ему окончательно проснуться, и он наблюдал за происходящим вокруг с долей растущего интереса.

На небе все еще было полно звезд, но на востоке стало светлеть. Берега, на расстоянии примерно километра, выглядели низкими синими тенями, а вода блестела, как полированная, за исключением тех мест, где клубился туман. Высоко над головой крылья вулча в полете поймали первый дневной свет. Когда гонг и команда смолкли, наступила полнейшая тишина, которую практически не нарушали слабые звуки моторов.

Судно было более пятидесяти метров длиной и двадцати метров шириной, деревянные борта высокие даже в шкафуте, у тупого носа резко поднимались на два яруса, а у закругленной кормы на три. Две просторные рубки располагались в средней секции, их крыши причудливо изгибались на концах. Впереди и позади рубок полумачты поддерживали грузовые бимы, а также ветряные мельницы, заряжающие аккумуляторы, которые снабжали судно энергией. Между ветряками возвышалась мачта, на которую можно было устанавливать три квадратных паруса. На самой высокой рее Ивар заметил Эранната. Он должно быть, провел там всю ночь из-за отсутствия рамы, которая могла бы ему заменить кровать. Красно золотой флаг, по размеру больше стандартного, свисал с кормового флагштока. Гигантский образ Ангела Хранителя на носу напоминал об опасностях впереди. В левой руке у Ангела был меч, а в правой цветок лотоса.

На носу стоял старик в халате и шапочке с кисточкой, рядом с ним женщина, одетая так же, но без головного убора. Оркестр играл на флейтах, дудках, барабане и гонге. Команда, стоя на коленях, кроме маленьких детей, которых матери держали на руках, занимала палубу внизу.

И вот с востока поднялся Вергилий. По воде разлилось сияние. Древний старик поднял руки и прокричал короткую молитву, люди вторили ему, музыка резвилась, все развеселились и корабельные дела пошли своим ходом.

Ивар протянул занемевшие руки к теплу, вливающемуся в воздух цвета индиго от встающего светила, туман рассеялся, и он увидел зеленеющие возделанные земли, стада животных, раннего наездника то ли лошади, то ли на какой-то дорожной технике. По мере увеличения расстояния пейзаж уменьшался, становился игрушечным и вскоре терялся за горизонтом. Вокруг "Зеленых Ворот" засновали другие корабли и кораблики. Приземистый буксир тянул нагруженную баржу, два траулера растягивали сети, а в нескольких лодках пастухи пасли речных свинок, плывущих вдоль специальных подвесок.

Для тех, кто был свободен от вахты, наступило самое время принять водные процедуры и привести себя в порядок. Некоторые пошли вниз, некоторые снимали одежду и ныряли за борт, чтобы поплескаться, пока холодная утренняя вода не заставляла их снова забраться на корабль. Веселье стало более громким. Но веселье моряков не было похоже на тинеранское. Шутки, которые Ивар слышал, на англикском, были скорее мягкими, чем колючими, смех – скорее глубоким кудахтаньем, чем резким взрывом. Кто бы не проходил мимо Ивара, он останавливался, чтобы сделать легкий поклон и сказать: добро пожаловать.

"Они цивилизованы, но не строги; сильны, но не жестоки; счастливы, без всяких глупостей; проницательны безо всякого мошенничества; уважают знания и закон, полезны для своей работы; но они не дикие красные бродяги".

Конечно, моряки были довольно красивы. В среднем, они были немного выше, чем тинеранцы, но пониже, чем северяне. Приземистые, кожа смуглая, волосы черные, если возраст не посеребрил их. Головы у них были круглые, лица широкие и скуластые, глаза коричневые и слегка раскосые, губы полные, носы почти у всех приплюснутые, но встречались и остроносые. Отпускали бороды только старики; как мужчины, так и женщины носили челки и коротко стригли волосы, чуть ниже ушей. Похожими были и одеяния – синие туники и шаровары. Уже сейчас, до того, как ушел ночной холод, многие ходили босиком, а пловцы, которые купались голыми, демонстрировали любовь к изобразительным татуировкам.

Ивар знал о речном народе больше, чем о кочевниках. Но все же не так уж и много. На борт судна он попал впервые, если не считать одного корабля, который курсировал на север до Нова Рома. Кроме этого, его знания ограничивались случайным чтением и документальными программами, записанными почти сто лет тому назад.

Тем не менее, речной народ имел связи с основными культурами Аэнеаса в таких сферах, которых не имели тинеранцы. Они обеспечивали не очень срочные перевозки товаров и людей по всей нижней части Флоны – перевозили рыбу, мясо и волокна, добываемые в реке, и отдельные продукты ремесел в обмен на продукты индустриальной культуры и пополнение запасов энергии.

Если они держались особняком на берегу, то это не было проявлением враждебности. Речники были обходительны в деловых операциях, сердечны в отношениях с пассажирами. Это просто был их образ жизни, и он имел мало общего с образом жизни коренных народов. Даже самые консервативные землевладельцы не гнушались поддерживать с ними кровные связи – каждый корабль и обслуживающие его суда были одной большой семьей, строго экзогамной и – не делая вокруг этого лишнего шума – очень моральной. Если же говорить о вере, традициях, законах, обычаях, искусстве, мастерстве, надеждах, страхах, то они были довольно своеобразными.

"Я мечтал о том, чтобы Вэйбрейк принял меня, а он меня выбросил. "Зеленые Борота" – кажется, так название этого корабля? – несомненно, будет обращаться со мной хорошо, до самого расставания, но я бы никогда не мечтал о том, чтобы они меня приняли.

Мне это не нужно. О, Фраина!" – Сэр…

Девушка, которая застенчиво обратилась к нему, вновь навеяла болезненные воспоминания о танцовщице, вызванные тем, что была на нее совершенно не похожа. Кроме того, она была моложе. Ивар подумал, что ей восемь или девять лет, скромно одетая, так что он не мог с уверенностью сказать, насколько ее легкая фигурка уже сформировалась (Да ему и не было интересно). Черты ее были тоньше, чем у других, и кланялась она ему ниже.

– Добро пожаловать, пассажир, – сказала она тоненьким голоском. – Прошу прощения, не хотите ли позавтракать?

Она предложила Ивару блюдо с овсянкой, зеленью, кусочками мяса, приготовленными вместе, чашку чая, салфетку и столовые принадлежности – такие, к которым он привык. Ивар вдруг увидел, что члены команды выстроились у входа на камбуз. Должно быть их собрал сигнал, который он, погруженный во мрак своей души, не заметил. Большинство моряков расположилось дружескими группами на палубе, чтобы пообщаться и поесть.

– Что вы, что вы, спасибо, – сказал Ивар. Он не был голоден, но полагал, что мог бы взять пищу в каюту. Пахла она остро.

– У нас один обеденный салон внизу, там стол и скамейки, если хотите, – сказала ему девушка.

– Нет!

Мысль о том, чтобы оказаться без надобности в помещении, после небес пустыни, и ночей в долине с Фраиной, вызвала у него тошноту.

– Простите, простите.

Она сделала шаг назад. Ивар понял, что несколько повысил голос.

– Простите, – сказал он. – Я в плохом настроении. Я совсем не сержусь. Позавтракать прямо здесь будет прекрасно.

Она улыбнулась, поставила свою ношу на доски и присела на корточки. Ивар сел рядом, прислонившись к фальшборту.

– Меня зовут Ив… Рольф Маринер.

– А я Джао, четвертая дочь капитана Рихо Меа. Меня послали, чтобы я побеспокоилась о вашем комфорте. Чем еще я могу быть полезна для вас, сэр Маринер?

Девочка положила головку на сплетенные кончики пальцев и с ожиданием смотрела на него.

– Я… ну, я не знаю.

"Кто может помочь мне когда-либо снова?"

– Может быть я побуду с вами немного, а попозже покажу вам наш корабль? Тогда вы что-нибудь придумаете?

Ее чистота и опрятность напомнила Ивару о глубоко въевшейся в него грязи, кислом запахе пота, косматых волосах и небритом подбородке.

– Я… я хотел бы помыться перед завтраком.

– Сначала ешьте, а после я отведу вас в ванну и принесу все что понадобится в вашу каюту. Вы наш единственный гость в этой поездке. – Ее взгляд метнулся вверх и просиял. – Ай, красивый летун со звезд. Как я могла забыть? Вы можете его позвать, пока я принесу ему пишу?

– Знаете, он ест только мясо. Или нет, я полагаю, вам не следует беспокоиться. Во всяком случае, могу побиться об заклад, он уже поймал себе завтрак. Он видит нас и спустится вниз, когда захочет.

– Как скажете, сэр. Можно мне поесть с вами, или вы предпочитаете побыть один?

– Как хотите, – проворчал Ивар. – Боюсь, что сегодня утром я плохой собеседник.

– Может вам следует еще поспать? Моя мама-капитан не будет против. Но она сказала, что сегодня днем, в любое время, должна поговорить с вами и вашим другом наедине.

Пассажиры выбирали себе помещение сами, если на борту были свободные места. Другое дело – команда, все жили вместе. Дети воспитывались совместно с рождения… Родственные узы между ними и их родителями были сильны, намного сильнее, чем среди тинеранцев, хотя их общей семьей был корабль в целом. Женатым парам отводились кубрики, достаточные для сна и нескольких личных вещей. Несколько звуконепроницаемых кают предназначались для учебы, медитации или подобных целей. Помимо этого не существовало физического уединения ни для кого, за исключением капеллана и капитана.