355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Пол Мейерсберг » Роковой мужчина » Текст книги (страница 7)
Роковой мужчина
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 15:22

Текст книги "Роковой мужчина"


Автор книги: Пол Мейерсберг



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

– Как ее убили? – я не видел никаких следов насилия.

– Нужно подождать результатов аутопсии. Но похоже, причина смерти – асфиксия.

– Асфиксия?

– Ее задушили.

Полицейский фотограф сфотографировал подушку на кровати.

– Кто мог это сделать?

– Похоже на убийство. Но, кажется, ничего не украдено. В кошельке вашей матери лежало более тысячи долларов. Мы нашли следы борьбы, но не обнаружили признаков взлома. Видимо, она была знакома с убийцей.

– Я не имею понятия… я хочу сказать, не знаю, – у меня кружилась голова. Мне нужно было сесть.

– Не садитесь в это кресло, сэр. Мы не хотим ничего сдвигать. Наверно, для вас это ужасный удар, но я должен расспросить вас о друзьях вашей матери. Если бы вы могли дать мне список ее знакомых…

– Я не знаю ее друзей. Я хочу сказать, что у нее, видимо, было немного друзей.

– Мы особенно интересуемся ее подругами.

– Подругами? Почему?

– Мы еще не знаем наверняка, но похоже, что убийцей была женщина.

– Нет, это невозможно, – сказал я. Я начал ощущать панику.

– Почему? Известно много случаев, когда женщины убивали других женщин.

– Почему вы думаете, что убийца – женщина? – спросил я охрипшим голосом.

– Вы не чувствуете запах духов? – детектив посмотрел на меня, как будто я слабоумный.

Я принюхался. Конечно, чувствую. Похоже на мужской одеколон с мускусом.

– Один из наших детективов определил духи.

– Может быть, это духи моей матери.

– Нет. Мы обыскали квартиру. У нее было несколько флаконов с духами, но таких не было.

Я снова принюхался. Нет, это не лимонный запах. Это не ее духи. Но я почему-то знал эти духи и знал очень хорошо. Такими духами пользовалась Барбара. Нет, это невозможно.

Затем я увидел нечто, сразившее меня наповал. На кофейном столике лежала адресом вверх открытка. На ней были написаны имя Барбары и наш адрес. Я не осмелился приглядеться, да и не было нужды. Запах духов уже все сказал. Это был определенно запах Барбары. Я сам приучил ее к этим духам. Здесь побывала Барбара, не Урсула. Два дня назад она поссорилась с Фелисити. Именно из-за этого мать запила. Она оскорбила Барбару, и та убила ее.

– Я не могу здесь оставаться, – сказал я главному детективу.

– Понимаю. Мы еще поговорим с вами.

Полицейская машина подбросила меня обратно в офис. Урсула уже была там, свежая, как маргаритка. Сейчас на ней было белое платье. Она догадалась, что что-то не в порядке. Я выглядел, как дохлая крыса.

– Хорошие новости, – сказала она, чтобы подбодрить меня. – Сильвии предложили работу, одну из главных ролей в картине «Дзен-бильярдист». Правда, чудесно?

– Да, – ответил я. – Умерла моя мать.

Я рассказал Урсуле о произошедшем. Но свои подозрения оставил при себе.

Барбара. Неужели это сделала она? Против нее имелись только косвенные улики. Да, она поссорилась с моей матерью, но это не значило, что она вернулась посреди ночи, чтобы убить ее. Нет, это сделал кто-то другой.

Я с трудом могу припомнить следующие несколько часов. Моя голова была опустошена. Бессонная ночь брала свое. Глаза слипались. Снова звонили из полиции. Я разговаривал с ними. Конечно, я ничего не знал. Полицейские настаивали на своей версии женщины-убийцы. Больше я ни с кем не говорил. Урсула выручала меня. До конца дня, который мне казался ночью, она отвечала на все звонки и никого не подпускала ко мне.

Она снова стала другой женщиной – пылкой, почти что страстной. Она хотела помочь мне. Она настояла, чтобы я поел. Меньше всего на свете я хотел есть, но в конце концов уступил. Мне было нужно, чтобы рядом был кто-то. И, в конце концов, разве я не мечтал так долго о том, чтобы быть с ней?

Мы отправились в какой-то мексиканский ресторанчик в Венеции. Машину вела она. Она же съела и свою порцию, и мою. Она пыталась развеселить меня шутками и сама расплатилась. Затем отвезла меня домой – к себе домой. Это было очень странно – не скрываясь, оказаться там, где я побывал как шпион, тайный лазутчик, не более суток назад. То, что накануне я делал тайком, сейчас Она сама предлагала мне. Смерть Фелисити в каком-то смысле открыла передо мной двери.

Я слишком устал, чтобы полностью оценить это чудо. Мои глаза были закрыты, пока она вела машину по Бенедикт-Каньон и Ла-Сьело. Я дремал. Когда я проснулся, мы были уже на месте, у подъезда опасного дома. Полусонный, я поднялся за ней по ступенькам. Я сидел в кресле в ее спальне. Меня обволакивало мерцание свечей. Мне страшно хотелось пить. Пока она ходила за водой, я вспомнил мотылька, сгоревшего в пламени.

Затем я оказался в ее кровати – или на ее кровати? Все происходящее казалось причудливой сказкой. Может быть, я проспал сто лет? Она склонилась надо мной. Я был с женщиной, которая занимала мои мысли многие дни или недели. Моя мать убита – может быть, моей подружкой. Я просто не мог собраться с мыслями. Нужно было выспаться.

Я не думал о том, чтобы заниматься любовью с этой женщиной. Мысленно я то и дело совокуплялся с ней, но сейчас она была мне доступна. Как ни странно, я ощущал облегчение. Смерть Фелисити потрясла меня, но я чувствовал, как будто сбросил с плеч тяжкий груз. Мне казалось, что я провел годы под гипнозом, в порабощении, и только теперь вышел на свободу.

Пока я еще был способен думать, я снова спросил ее, не была ли она в Артезии, Нью-Мексико, в отеле «Сьерра» в последнее воскресенье… Она ответила: «Нет», посмотрев на меня так, как будто я бредил. Может быть, так оно и было.

Она начала раздевать меня. В этом не было особой чувственности – просто один человек помогал другому. Сейчас, в последних лучах дневного света, ее спальня выглядела опрятнее. Она сняла с меня одежду и носки. Оставшись в одних трусах, я откинулся на спину.

Рядом с моим лицом оказалась маленькая сатиновая подушка, издававшая странный запах. Тут же была и нормальная подушка с вышивкой, вероятно, сделанной в те времена, когда было модно вышивать на подушках небольшие изречения, но это изречение звучало мрачно: «Жизнь можно понять, только оглядываясь назад». Урсула нагнулась надо мной и гладила меня по лбу. Затем поцеловала, нежно и с любовью. Это был самый прекрасный поцелуй, который я когда-либо получал. Он тянулся и тянулся, необъятный, как море, и я медленно погрузился в сон. Последнее, что я смутно помню – голос Урсулы, тихо произносящий: «Теперь все будет хорошо. Я с тобой. Наконец-то мы вместе. Ты – мой».

Часть вторая

НАБЛЮДАЯ…

Мое увлечение Мэсоном Эллиоттом началось со взгляда, с живой картины. Я должна была встретиться с двумя знакомыми около бассейна на крыше отеля «Бель Аж», в Уэст-Голливуде. Было шесть часов вечера. Бассейн покидали последние посетители. Под аккомпанемент музыки, доносившейся из отеля, слуга собирал мокрые полотенца и бокалы из-под коктейля. Я сидела за столом, курила, читала стихи и ждала.

Я не заметила, как он вошел в воду. В первый раз я увидела его, когда он плыл под водой. Солнце шло на закат. Две трети бассейна было освещено, одна треть находилась в тени. Его тело скользило под волнующейся голубой поверхностью воды. Его кожа, казавшаяся на свету очень бледной, в тени становилась темнее. Он пробыл под водой несколько минут. Я начала волноваться и смотреть на часы. Должно быть, глядя на них, я мысленно растягивала время, чтобы эта картина успела запечатлеться в памяти.

Наконец, он вынырнул на поверхность. Откинув назад черные волосы, встал на мелком месте, где вода доходила ему до пояса. У него было обыкновенное, покрытое мягким загаром, не слишком мускулистое тело, оставившее у меня чувство удивительной нежности. Глядя на его худощавое лицо, я заключила, что ему лет тридцать, хотя его тело выглядело моложе. Вылезая из бассейна, он, казалось, задумался. Он не смотрел в мою сторону. Да и с какой стати? Он подошел к креслу, где оставил свою одежду. Красивые ноги, узкие бедра, маленькие ягодицы, хорошо различимые под белыми плавками, прилипшими к коже.

Черные волосы на ногах и спине казались узором на срезе дерева. В нем не было ни малейшего намека на агрессивность.

В сущности, в его облике не было ничего особенно замечательного. Но все же он обладал неуловимой красотой. Красотой? Нет, никакого нарциссизма в нем не было. Он был один и не подозревал, что кто-то наблюдает за ним. У зрителя не создавалось впечатления, что он кому-то принадлежит. Закутавшись в длинный черный купальный халат, он внезапно стал выглядеть по-другому – выше ростом и отчужденнее. Он разглядывал панораму тонувшего в дымке города, и я решила, что его окутывает какая-то тайна. Мне казалось, что он – путешественник, только что прибывший из какой-то далекой страны, чтобы исследовать новую землю.

Он ни разу не взглянул на меня. Это было немного странно, потому что он мог почувствовать на себе мой неотрывный взгляд. Я не чувствовала особенного сексуального желания, просто смутный интерес к нему.

Затем появилась блондинка в желтом платье и подошла к нему. Он поздоровался с ней. «Подружка», – подумала я. Но они не поцеловались. Очевидно, просто хорошие знакомые. Я была уверена, что, в отличие от меня, она родом из Лос-Анджелеса, а не приезжая. Так что, вероятно, и он не был приезжим. Но почему он живет в отеле? Девушка направилась к столику. Она взяла темные очки, которые, наверно, забыла раньше, снова помахала мужчине и удалилась.

Я не слышала, о чем они говорили. Звук их голосов заглушался музыкой из магнитофона около бара. Но, тем не менее, я поняла, что у незнакомца довольно низкий голос, не подходящий к такому лицу. После того, как девушка ушла, он стоял несколько секунд, смотря по сторонам невидящим взором. Его облик снова изменился. Солнце зашло, и он стал одиноким, покинутым, привязанным только к своей тени, которая казалась продолжением его черного халата.

Наконец, пришли мои друзья. Они увидели меня и окликнули. Мне показалось, что прибытие Алена и Аннабель привело мужчину в чувство, и он вспомнил о неотложных делах. Его настроение изменилось, и он поспешно пошел прочь, направляясь к лифту, как будто пришедшие спугнули его. К тому времени как они сели за мой столик, он исчез.

Ален Жусье был преуспевающим французским режиссером, который приехал в Лос-Анджелес примерно в одно время со мной – семь лет назад. Он снял эротическую картину «Гала», в которой я играла главную героиню. Аннабель была моей подругой и его любовницей. Мне казалось, что она стала его рабыней – в буквальном смысле. Она делала для него все. Среди всего прочего он хотел, чтобы она сыграла лесбиянку, которая занимается со мной любовью в одном из эпизодов «Галы». Она согласилась.

Однажды вечером, с год назад, Ален предложил мне сыграть Галу. Благодаря Аннабель он узнал, что хотя я и не актриса, но обладаю привлекательной внешностью, имею опыт работы фотомодели и очень мало предрассудков. Аннабель, симпатичная и мускулистая блондинка, интересовавшаяся спортом, была очень застенчива. Моя бесстрашная честность и полное отсутствие комплексов вызывали у нее зависть. В тот вечер она была бледна, и на ее лбу выступили капли пота. Ей нездоровилось.

Алену не пришлось уговаривать меня сниматься в «Гале». Я занялась этим не из-за денег. У меня было полно денег после смерти Брайана, моего мужа. Мной двигало неповиновение, желание бросить вызов. Меня всегда занимала мысль – что можно почувствовать, занимаясь такими вещами перед глазами множества людей? Мы делаем это наедине, но в чем разница? Я хотела испытать свою храбрость. Большинство женщин не сделали бы этого. Женщины – очень пугливы.

Конечно, у меня были и другие причины сниматься в этом фильме. Пока шли съемки, я чувствовала, что делаю что-то социально неприемлемое, запрещенное. В этом таилось возбуждение. Я могла вообразить, как мои повзрослевшие школьные подруги скажут: «Как она могла такое сделать? Я никогда не решусь на такие вещи даже наедине». Вызов обществу, вызов условностям, вызов хорошему вкусу. Я всегда много читала. Я думала – что могла бы написать об этом Шарлотта Бронте? «Джен Эйр» – мой любимый роман. Мне хотелось прочесть сцену, где бы она трахалась с Рочестером после того, как тот ослеп. Это был бы великолепный финал.

Кроме того, существовал еще мой отец. Я считала, что просмотр такого фильма пошел бы ему на пользу.

К сожалению, он умер до того, как я снялась в фильме, но все равно он бы был потрясен. За всю свою жизнь он не испытал ни одного потрясения. Чтобы потрясти его, я была готова страдать, деградировать, если вам нравится. Такое желание всегда сидело во мне.

– Мы думаем о том, чтобы снять продолжение, – сказал Ален.

– Только без меня.

– Почему? Вот Аннабель хочет.

Я посмотрела на Аннабель. Она явно не хотела и выглядела так, как будто только что узнала ужасную новость.

– Я на месте Аннабель не хотела бы.

– Но ты так хорошо играла. – Ален начал закипать.

– Слушай, Ален. Я это сделала. Не могу сказать, что мне это нравилось, но я хотела это сделать. Но больше не хочу.

– Итак, твой ответ – «нет»?

– Да. Мой ответ – «нет».

Аннабель вздохнула с облегчением. Мы еще немного поговорили. Тени удлинялись на глазах. По всему городу зажигались огни. Наступала ночь. Внезапно меня охватило чувство отвращения к этому месту. Я хотела куда-нибудь уйти. Я не хотела, чтобы мне напоминали о «Гале».

Пока я ехала домой, образ неизвестного мужчины в бассейне без приглашения вползал в мое сознание. На самом деле я видела несколько его изображений: тело, скользящее под водой; лицо, выныривающее на поверхность; бессознательное выставление себя напоказ; фигура, одетая в черное, безотчетно рассматривающая город, окутанный дымкой. Он пытался вспомнить чье-то лицо или наметить порядок действий? Возможно, ни то, ни другое. Просто игра моей фантазии.

Я не могла удержаться, чтобы не попытаться представить себе его жизнь. Он женат? Есть ли у Него дети? Кем он работает? Мне редко удается вычислить род занятий незнакомых людей. Я неизменно ошибаюсь, потому что сама изобретаю миры, в которых они живут. Я знала, что это бессмысленная привычка, но это меня не останавливало.

В нем было что-то от человека искусства, но он не выглядел художником или писателем. Я обнаружила, что мне труднее, чем обычно, вообразить себе мир этого человека. Окружавшая его атмосфера замкнутости была, без сомнения, привлекательна. Но я не могла вообразить его наедине с женщиной.

Почему я вообще думала о нем? Потому что в тот момент жизни мне было не с кем поговорить, не было того, о ком бы я хотела думать. Я была немного одинока, и немного скучала. Поэтому я позволила этому человеку ненадолго занять мои мысли, не видя в этом никакого вреда.

Встреча с Аленом и Аннабель тяжело подействовала на меня. Одна лишь мысль о ком-либо ином улучшала мое настроение. Первое впечатление от незнакомца вернулось. Какая-то неуловимая, мягкая красота.

Чтобы описать красоту женщины, надо дать ее изображение – какого цвета ее волосы, глаза, стройная ли у нее фигура. Слово «красивая» подразумевает гармонию ее черт, естественность, их соответствие.

Описывать красивого мужчину – очень затруднительное занятие. Называя мужчину красивым, мы подразумеваем в нем некую умственную пустоту. Называя женщину красивой, мы подразумеваем идеал. Красота мужчины из бассейна, по крайней мере, в моих глазах, содержалась в его тайне. Или в чем-то в этом роде. Чтобы посчитать мужчину красивым, надо придумать для него тайну.

Дома я легла в кровать, чтобы перечитать книгу стихов Энн Морроу, жены летчика Линдберга. Я очень любила эту книгу. Следующие три строки казались мне верхом красоты:

 
Тому, кого люблю,
Желаю быть свободным —
Даже от меня.
 

Почему они были красивы? Потому что описывали нечто желанное, но недостижимое. Как и у большинства людей, у меня были две жизни. Одна – то, что ты сделал, и что сделали для тебя. Другая – то, о чем ты мечтал и что никогда не сбудется.

СЛУШАЯ…

Во второй раз я увидела Мэсона Эллиотта в баре отеля «Риджент-Беверли-Уилгаир». В тот день я ходила по магазинам в поисках обуви. Обычно мне нравится это занятие. Но в тот раз быстро надоело. Мне не хотелось возвращаться домой в середине дня, поэтому я заглянула в бар отеля, большой и уютный. Я могла тихонько посидеть в одиночестве у окна напротив главного входа в отель, читать, разглядывать посетителей, и в то же время не беспокоиться, что ко мне начнут приставать мужчины.

Мое внимание привлек низкий, звучный голос. Прошло не меньше двух недель с тех пор, как меня очаровал тот мужчина в бассейне отеля «Бель-Аж». Мои воспоминания об этой сцене, разбуженные голосом, были такими же кристально-ясными, как вода в бассейне. Сейчас он сидел за соседним столиком. В тот раз я получила о нем впечатление, глядя на бесшумное движение его тела под водой, теперь он пришел ко мне в звуках своего голоса, который я могла слышать так же ясно, как тиканье часов.

– Итак, этот парень нуждается в пересадке сердца. Доктор нашел только двоих потенциальных доноров. Один – спортсмен двадцати трех лет. Другой – адвокат семидесяти шести лет.

«Выбирай», – сказал доктор парню.

«Я выбираю адвоката», – ответил он. «Семидесятишестилетний адвокат? Ты сошел с ума? Скажи, ради Бога, почему?» Парень ответил: «Мне нужно сердце, не бывшее в употреблении».

Я засмеялась, вероятно, вслух. Таинственный красавец обладал чувством юмора. Я не могла не повернуться и не взглянуть на него.

Он был одет в серый итальянский костюм, белую рубашку, изумрудно-зеленый шелковый галстук. Его темные волосы, сухие и причесанные, лежали на голове совсем по-другому. Они были длиннее, тяжелее, чем мне казалось. Внешне он выглядел как преуспевающий администратор. Но все остальное в его облике не соответствовало этому стереотипу. Его замкнутость пропала, затаившись в глубине. Он беседовал с молодым человеком, который имел внешность актера, но из их беседы я поняла, что он писатель. Значит, мой незнакомец имеет дело с искусством. Я оказалась права.

– Мэсон, меня заклинило, – говорил молодой человек. – Я написал пятьдесят страниц и не знаю, что будет дальше.

– Напиши концовку.

Мужчину звали Мэсон. Сильное имя, – подумала я, – но какое-то ненатуральное, одно из этих новопридуманных имен. Хотя вряд ли в этом его вина. Итак, Мэсон. Ну-ну.

Молодой человек ответил:

– Я знаю, каким будет конец. Погоня в универсальном магазине. Нечто вроде комической версии автомобильной погони. Он теряет башмаки, у него рвется пиджак…

– Прекрасно, но только запиши свои идеи. Я гарантирую, что это прочистит твои мозги.

– Каким образом?

– Не спрашивай меня. Я просто знаю, что это помогает. Даже если потом ты захочешь изменить концовку. Это неважно. Самое важное – знать, к чему ты стремишься. Запиши все на бумагу, все сцены, которые ты придумал. Не жди. Не бойся непоследовательности. В конце концов все утрясется. Ты сам будешь удивлен.

Его слова задели во мне какую-то струну. Меня всегда интересовало сочинительство. Лет в двадцать, я стала писать дневник. Это был способ контролировать свои эмоции. Записывая события в дневник и перечитывая его, я ощущала непрерывность жизни. Незнакомец дал хороший совет. Если я когда-нибудь сяду писать роман, то припомню его слова. Пиши то, что можешь. Лишь бы у тебя был написан конец.

К их столику подошел официант.

– Мистер Эллиотт, вам звонит ваш секретарь.

Я наблюдала, как он встал и пошел за официантом к телефону у бара. Я поняла, что молодой человек смотрит на меня и сделала вид, что продолжаю читать.

Значит, его имя – Мэсон Эллиотт. Он не был постояльцем в этом отеле. Он не жил и в «Бель Аж». Он живет и работает в Лос-Анджелесе. Хорошо.

Когда он вернулся к столику, я стала ждать продолжения разговора. Я хотела слышать его голос, глядеть на него, получить больше информации. Но я была разочарована.

– Пол, мне нужно идти, – сказал он. – Алексис только что получила факс, Нужно немедленно ответить. – Он положил на стол двадцатидолларовую бумажку.

– Эй, я расплачусь, – сказал Пол.

– За все платит агент. Твоя очередь наступит, когда я найду тебе нанимателя.

– Спасибо, Мэсон.

Значит, он агент. Я наблюдала, как он выходит из бара и идет к двери, через окно смотрела, как он вышел из подъезда отеля и зашагал прочь. Он не просил швейцара вызвать машину, и я решила, что он работает где-то поблизости в Беверли-Хиллз и все. Он ушел. Я снова улыбнулась, вспомнив анекдот. Надо постараться его запомнить. Я вернулась к книге и не заметила, как ушел молодой писатель. Когда я снова оглянулась, за тем столиком сидели две женщины.

Я поднялась в спальню. Задернула шторы, отрезав от себя последние лучи дня. Зажгла свечи. Я не знала покоя. Я сняла одежду, пошла в ванную и наполнила ванну водой. Затем посмотрела на себя в зеркало. Сняла белье и оглядела свое тело. Казалось, что оно принадлежит не мне. Я почувствовала дурноту, глядя на свою наготу и надела махровый халат, чтобы скрыть ее. Это был халат Брайана, принадлежавший его призраку.

Брайан Бакстер был милейшим человеком. В то время, когда я впервые приехала в Лос-Анджелес, я работала фотомоделью. Предложений было много. Вероятно, в то время я соответствовала стандарту фотомодели. Вместе с работой в моей жизни появились мужчины. Но все кончилось так же быстро, как началось. Затем в течение трех лет я снималась манекенщицей для каталогов, главным образом – нижнее белье. Но даже такая работа выпадала редко. Я нуждалась в деньгах.

Я закончила курсы машинописи, начала писать книгу – обычное автобиографическое дерьмо, и, что вполне естественно, стала работать секретарем. Таким образом я познакомилась с мистером Бакстером и в конце концов стала жить с ним.

Я работала секретарем у менеджера химической компании в Сан-Фернандо-Вэлли. В те дни я жила в Тарзане. У моего босса был друг по имени Брайан Бакстер. Ему было сорок пять, и он не мог удержаться, чтобы не лапать меня. Я привыкла к этому. Но что удивительно, он оказался очень приятным человеком. Он был благородным и немножко снобом. Он любил мое «образованное» произношение. Он обожал мою задницу. Он хотел сделать меня счастливой – сильнее, чем хотел счастья для себя. Он был хорошим человеком.

Он любил слушать мой голос и сам не прочь был поговорить. Когда мне было нечего сказать, он заставлял читать ему вслух. Я часто читала ему на сон. Он обожал Д. X. Лоуренса. Ему нравилось думать, будто меня назвали Урсулой в честь героини «Радуги» и «Влюбленных женщин». На самом же деле отец назвал меня в честь первой девушки, с которой переспал.

Первый сердечный приступ у Брайана случился, когда я читала ему вслух. Он засыпал, когда это произошло. Я была в ужасе. В то время я жила с ним в доме на Ла-Сьело. Я так испугалась, что он умрет, что хотела покинуть его. Полагаю, я не хотела быть ответственной за его смерть. Я видела, что его убивают занятия любовью.

Но я не покинула его, а стала миссис Бакстер. Выйти за него замуж в какой-то степени убедил меня Ласло Ронай. Ласло был астрологом, переехавшим сюда из Австралии. Он покинул Венгрию после восстания 1956 года. Как и многие другие несчастливые люди, я искала утешения и поддержки у звезд. В прошлом Ласло давал очень точные прогнозы. Он предсказал, что моя карьера фотомодели будет недолгой. Он предсказал изменения в моей жизни и полную смену жизненных ориентиров в то время, когда я жила с Брайаном. Я заключила, что наша свадьба была если и не неизбежным, то наверняка единственным выходом. Я ни одну секунду не думала, что не я покину Брайана, а он меня, и что не наша свадьба, а его смерть будет той переменой, которую предсказал Ласло.

Через год Брайан умер. У него случился сердечный приступ, когда однажды ночью мы занимались любовью. Он вывалился из кровати и затих в ванной. В ожидании врачей я накрыла его халатом, который сейчас был на мне. Потом, думая о Брайане, я жалела о нем. Я жалела о нашей любви. Я жалела о его нежных руках на моем теле, поглаживающих кожу, залезающих внутрь, как будто в поисках чего-то – простое и не слишком болезненное удовольствие. Бедный Брайан. Богатая я. Он оставил мне свои деньги и дом. Но я была несчастна. И любовь, бывшая в моей жизни, умерла вместе с ним.

Через несколько месяцев после того, как Брайан стал призраком, у меня началось сексуальное помешательство. На долгое время я стала нимфоманкой, мечтой каждого мужчины. Должно быть, я переспала с двумя сотнями мужчин, но мне казалось, что их было две тысячи. Когда я думала о том, что делаю, меня охватывал страх. Я просто не могла удержать свою страсть. Когда мне не вставляли, я читала. Мне не нужно было зарабатывать на жизнь. В своем дневнике – «подушечной книге» – я написала, что трахаюсь ради забавы. Но на самом деле это превратилось в постоянную работу, и даже больше.

Я старалась не спать с одним и тем же мужчиной дважды. Я обнаружила, что во второй раз теряю к нему интерес. Секс притягивал меня, потому что я очень легко и очень быстро достигала оргазма. Но если преждевременное семявыделение у мужчин раздражает женщин, то постоянный оргазм у женщин притягивает и восхищает мужчин. Для меня половой акт никогда не становился последним прибежищем. Я не пыталась никого поработить. Я не смотрела на секс как на способ познать любовь. Эти понятия не связаны друг с другом. Секс для меня был одним лишь желанием. Цель состояла не в получении удовлетворения, а в продолжении самого желания. Я хотела постоянно находиться в состояния желания. Как только я добивалась своего, я снова хотела того же. И так без конца.

Полагаю, что, как и все остальные, я со страхом думала о СПИДе, но, избегая наркоманов и извращенцев, редко пользовалась средствами предосторожности. Я не искала опасности. Я сама была опасной. Мне хватало той любви, когда речь шла о сексе. Для секса нужны мужчины. И, может быть, женщины.

Я и это пробовала. Мне нравилось сжимать груди другой женщины. Я любила целовать напомаженные губы. Я любила раздвигать чужие бедра и находить себя в ком-то другом. Но оказалось, что я не люблю самих девушек. И я не бегала за ними. Находясь с мужчинами, я не интересовалась, нравятся ли мне они или нет. Мне было не нужно иметь какое-либо мнение об их личности.

Съемки «Галы» стали не только венцом моей сексуальной одиссеи, но и ее последним актом. Фильм был снят за десять дней. Я не ожидала получить удовольствие, снимаясь в нем. Когда нужно совершить одно и то же действие два или три раза, чтобы снять его с разных сторон, у меня возникало ощущение ритуала, похожего на сон. Большая часть фильма снималась без звука. Держа во рту мужской член, я могла слышать только жужжание мотора кинокамеры и инструкции Алена. Это было не смешно, и я не чувствовала свободы. После первого дня съемок я начала молиться, чтобы все поскорее закончилось.

Когда я увидела смонтированный фильм, с добавленными в него хрипами, стонами и прочими звуками, то почувствовала себя совершенно опустошенной. Женщина на экране не была мной. Я настояла на том, чтобы на съемках надевать поверх коротких черных волос рыже-каштановый парик. Полагаю, я не хотела, чтобы меня узнавали. Но тогда я объясняла, что это нужно, чтобы выглядеть более желанной для мужчин, меньше походить на плотоядную хищницу. Я всегда думала, что мой облик, особенно лицо, отталкивает людей. Мои чары, хотя и соблазняли мужчин, каким-то образом вызывали отвращение. Вам нужно проникнуть под маску, чтобы увидеть под ней настоящую Урсулу. Хотеть Урсулу легко. Понимать Урсулу – гораздо труднее. Любить Урсулу, быть может, невозможно. Мой муж был единственным исключением.

Брайан нравился мне тем, что напоминал не моего настоящего отца, а отца, которого я бы хотела иметь. Я вполне это сознавала. В нем воплотились романтические фантазии юных лет, когда я училась в закрытой школе в Портленде, штат Мэн.

Мой отец был бабником, но на возвышенный манер. Я прошла через стадию, на которой испытывала отвращение от его возмутительного поведения, и только в конце юности начала видеть в нем невинного человека. Из-за того, что отец думал только о сексе, он не имел претензий к женщинам. Он никогда не лгал им. Никогда не давал фальшивых обещаний. Он не собирался расстраивать им жизнь. Если он и причинял им боль, то только в кровати.

Когда я возвращалась на каникулы домой, то в доме всегда находила одну или двух девушек. Одна девушка, которая мне особенно нравилась, прожила у нас довольно долго. Ее звали Одри Джонс. Она работала натурщицей в художественной школе и на самом деле влюбилась в отца. Вряд ли она была сильно старше меня. Я думаю, что она была дочерью его делового партнера.

Мы с Одри стали подругами. Мы вместе совершали походы по магазинам за одеждой. У нее была страсть покупать белье, в котором она потом ходила по дому. Оглядываясь в прошлое, я думаю, что мой отец, которого звали Ричард (но он настаивал, чтобы его называли Диком) был не прочь взять нас обеих к себе в постель. Но он не мог решиться позвать меня. Конечно, он был уверен, что я нахожусь где-то в доме, когда трахался с Одри.

Я пыталась избегать их, когда они начинали свои развлечения. Я уходила из дома, хотя идти мне было, в сущности, некуда, часами бродила по улицам Портленда, приходила домой в три утра, – и обнаруживала, что они трахаются в моей спальне. Не знаю, почему Одри в конце концов ушла, но однажды ее просто не оказалось в доме. Мой отец больше никогда не говорил о ней. И я никогда ее не видела. Вероятно, случилось что-то ужасное, а он влюбился в нее. Иногда, общаясь с незнакомыми людьми, я называлась ее именем в память о ней. Я становилась Одри Джонс, когда это имя подходило мне.

После съемок «Галы» разгул плоти завершился. На последующие несколько месяцев я стала затворницей, одинокой леди в особняке. Я ничего не хотела – только читать. Я редко выходила в город, и то только для того, чтобы купить что-нибудь и поесть мексиканской кухни. Мексиканская кухня с детства казалась мне экзотичной. Здесь, в Лос-Анджелесе, я предавалась фантазиям, как будто живу в дикой и опасной стране. Воображаемая Мексика диких пистолеро, жизнерадостных шлюх, духовой и гитарной музыки, и полуденной сиесты в темных комнатах, когда жара становится невыносимой. Нафантазированная чушь.

Я достала дневник, свою «подушечную книгу», и вытащила ручку. Думая о призраках отца и мужа, я сочинила небольшую историю о перевоплощении, как один человек после смерти перевоплощается в другого человека, и как героиня, то есть я, влюбляется во второго мужчину, считая, что он – первый… Но она заблуждалась, потому что этот новый человек – в сущности совершенно другая личность, и не имеет ничего общего с умершим… Она стала жертвой собственного воображения… Ну ладно, а как все это кончится? Нужен конец. Я перестала писать. У меня не было концовки.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю