Текст книги "Десять сигм и другие невероятные истории"

Автор книги: Пол Мелкоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

– У тебя есть информация о водителе? – спросил один из них Гарри.

– У меня есть, – ответила я. – Могу сдать его вам.

– И где же он, мальчик?

– Я девочка, дубина.

– Да, конечно, – кивнул «фермер».

– Пошли, – махнула я, и мы повели инопланетян в лес рядом с заводом.

Их не очень-то обрадовала перспектива ползти под колючими кустами – наверное, тела пришельцев плохо гнулись. В конце концов им пришлось плюхнуться на землю прямо в своих черных костюмах и елозить животами по грязи. Ник и Берт с одинаково бессмысленными лицами стояли перед крепостью.

– «Фермеры» пришли, – сообщила я. Берт молча кивнул.

Они встали с земли и, не отряхиваясь, уставились на Берта. Один из «фермеров» поманил его к себе. Тот подался вперед, как рыба на крючке. Потом они повернулись, собираясь ползти обратно.

– Подождите, – остановила их я. – Да?

– А вознаграждение?

Один из «фермеров» достал кошелек и протянул мне новенькую стодолларовую купюру.

– Нет. Мало.

Рука инопланетянина повисла в воздухе. Берт посмотрел на меня.

– Девочка, мы договаривались именно о такой сумме…

– Договаривались с ним. – Я кивнула в сторону Гарри. – А мне известно, кто вы такие. Они молчали.

– Мне известно, кто он. Я знаю все, что вы с нами вытворяете.

– Дай ей две сотни, – сказал второй «фермер».

– Нет! – отрезала я. – Мне известно, что вы «фермеры». И что наша Земля – это целина.

Они молча глазели на меня, а на лице Берта появилось что-то похожее на улыбку.

– Я знаю вашу тайну, и мое молчание стоит дорого. Что мы в результате имеем? Короткую жизнь, бедность, умственную отсталость. Разве это наш выбор? Мы недостойны жить так же, как вы? Ник этого не заслуживает?

Я показала на брата. Ник стоял, внимательно разглядывая инопланетян. Иногда в его карих глазах мелькает что-то осмысленное. Иногда он понимает все, что происходит вокруг. Так бывает, когда смотришь на солнечный диск через темные очки. Кажется, что очки плавятся у тебя на лице, а потом наступает темнота. Абсолютная, как будто мир никогда не знал света. Но иногда появляется искорка…

Инопланетяне посмотрели в сторону Ника и тут же отвели взгляды.

– В вашем мире не бывает таких, как Ник. У вас нет сломанных вещей, потому что вы берете все самые лучшие наши идеи! – Я вдруг охрипла. – И даже не платите за них! – теперь я уже кричала. – Нам приходится за все платить, и все расходы тоже несем мы! Вы нам должны! Вы должны мне! Вы не имеете права пользоваться нами бесплатно! – Я ткнула пальцем в грудь Берта.

– Нам очень жаль, – пробормотал Берт.

– Да, по части извинений вы, инопланетяне, мастера, – усмехнулась я.

Несколько минут все безмолвствовали, даже Гарри, а потом «фермеры» кивнули.

– Сколько ты хочешь за молчание? – спросил один из них.

– Миллион, – шепнула я, чтобы не услышал Гарри, и выхватила из руки инопланетянина две стодолларовые купюры. Одну я протянула Гарри.

– Договорились.

Я наблюдала, как они тащат Берта через кусты. Гарри посмотрел на меня, потом на деньги в своей руке.

– Это были инопланетяне… – произнес он.

Гарри так ничего и не понял, подумала я, взяла Ника за руку и потащила домой обедать.

Четырнадцатилетнему подростку трудно объяснить, откуда у него несколько сотен фунтов золота, а потому мы с Ником смылись, зарыв большую часть тонких листов металла под нашей крепостью.

Инопланетянам не удалось купить мое молчание. Они ничего не могли поделать с тем фактом, что я знаю об их присутствии. Нику все равно – а может, и нет. Он делает успехи, занимаясь по специальным программам, которые я теперь могу оплачивать. Я не вмешиваюсь в его жизнь. Мне хотелось бы его оберегать, но я понимаю, что он должен идти своим путем.

Я отправила письма всем тем, кому писал Берт, а также многим другим людям, чтобы компенсировать ущерб. Может, они решили, что у меня мозги набекрень, но мне кажется, я все-таки заставила их задуматься. Хотя бы некоторых.

Не знаю, как другие, а я кое-что поняла. Это наше поле – нам его засеивать, нам собирать урожай. И пусть подглядывают. Наплевать.

Смерть яичного короля[10]10
  Death of the Egg King, 1999


[Закрыть]

Доктор Рок был мертв – результат выстрела в голову из пистолета малого калибра, – и первое, о чем я подумал, подписал ли он мою диссертацию.

Несброшюрованная рукопись лежала на письменном столе доктора, раскрытая в середине пятой главы. Рок сидел в кресле, откинув голову назад, как будто решил отдохнуть минутку, прежде чем вернуться к чтению. Ничего необычного, если не принимать во внимание дырку в центре лба.

Я осторожно перевернул титульный лист. Пусто. Место в левом нижнем углу, предназначенное для его подписи, тоже осталось пустым. Все остальные подписи на месте: сверху моя, потом доктора Фореста, доктора Оливии-Йордан и доктора Хомели. Подпись Рока отсутствовала, хотя я был уверен, что он собирался поставить ее. Просто чтобы избавиться от меня после всех этих шести лет.

Услышав громкий стук капель крови, я заглянул за кресло и увидел на полу красную лужицу. Все понятно: доктора прихлопнули раньше, чем он успел подписать. Ряд «яиц», украшавший полку, исчез.

Я схватил авторучку Рока – подарок герцогини во время турне после получения Нобелевской премии – и, бросив взгляд на подпись под заявлением какого-то студента, расписался вместо него. Такие трюки я проделывал раньше, когда подавал заявку на грант.

Диссертация была толстая и тяжелая; я гордился объемом материала, собранного за те шесть лет, что мне пришлось ишачить на кафедре ароматической химии. Рок не разделял моего энтузиазма, но сукин сын зарабатывал тем, что держал в рабстве бесправных аспирантов вроде меня. Последний раз Рок заходил в лабораторию, еще будучи ассистентом. Я постучал диссертацией по столу, выравнивая листы.

Потом выглянул в приемную, вышел из кабинета и закрыл за собой дверь. Диссертацию с подписью Рока я опустил в ящик входящей почты его секретарши Тельмы и отправился пропустить заслуженную кружку пива.

«Люк» был пуст, если не считать нескольких подозрительного вида парней в дальнем углу, игравших в бильярд. Фернандо, прибиравший в баре, одарил меня беззубой улыбкой.

– Привет, Стот. Что будешь пить?

– Привет, Фернандо. Сколько стоит вход?

– Ты же знаешь, в «Люке» нет крышки. – Он снова улыбнулся.

– Похоже, тебе эта шутка никогда не надоест? «Корону». Фернандо подал пиво, и я протянул ему двадцатку.

– Давно я тут сижу?

– Не меньше часа. Мы говорили о твоей бабушке и о том, какие вкусные пирожные она печет.

– Больше двух. Запомнил? Колокола Сент-Клеменса пробили пять, когда я вошел.

– Как я мог забыть, Стот? – Фернандо хлопнул себя ладонью по лбу. – Песенка «Апельсины и лимоны».

Улыбнувшись, я глотнул пива. Я старался не заходить в «Люк» днем. Ночью убожество заведения по крайней мере не так бросалось в глаза. Исцарапанный и кривой пол. Застарелый запах пота и вонь пролитого еще в прошлом году пива. Дерьмовая акустика из-за металлического профиля на потолке. Сам не понимаю, почему я провожу тут столько времени.

Я обратил внимание на «яйцо», расположившееся на краю стойки бара у самой двери, чтобы все посетители проходили мимо. Впрочем, Фернандо мог бы спрятать «яйцо» под стойку, и оно работало бы не хуже. Ароматы распространяются по всему помещению достаточно равномерно. Однако бармен поставил прибор на самом виду, да еще прямо под потолочным вентилятором. Любой грамотный адвокат укажет на погрешность плюс минус два часа для считанных с «яйца» данных.

Это была сингапурская копия одной из первых моделей доктора Рока. Имея в своем распоряжении масс-спектрометр и систему нейтронно-активационного анализа, хороший специалист по ароматической химии сможет вычислить всех посетителей бара за последние сутки и определить время их присутствия с точностью до часа. Я сам, с университетским оборудованием и свеженькой докторской диссертацией, сделаю такой анализ для сорока восьми часов. «Яйцо», более дешевое, чем охранная сигнализация, и более надежное, чем видеонаблюдение, служило превосходным средством профилактики преступлений.

«Яйцо» принесло доктору Року Нобелевскую премию, а мне – докторскую диссертацию. Я допил пиво.

– Теперь ты можешь называть меня доктором Аристотелем.

Фернандо рассмеялся и принес еще одну порцию.

– За счет заведения, док.

Я взял кружку и отправился в дальний угол пофлиртовать с парнями.

Примерно через час появился Рассел, и мы зашипели друг на друга.

– Ну конечно, в городе больше нет баров для геев, – бросил я.

– Знаешь, – протянул он своим сюсюкающим голосом, – будь у тебя столько парней, сколько у меня, в этом вшивом городишке ты не нашел бы ни одного бара, где нельзя наткнуться на парнишку, которого когда-то трахал. Поверь, Аристотель, ты один из многих. – Он смерил меня презрительным взглядом и покачал головой.

Рассел был моим первым любовником, когда я приехал сюда учиться в магистратуре, но не первым в жизни, хотя несколько недель я позволял ему тешиться этой мыслью. Мы расстались примерно год назад и, как я полагал, вполне мирно. Как оказалось, у Рассела было другое мнение, и с тех пор он всячески меня донимал.

– Угостить тебя, Рассел? – Сегодня меня одолела ностальгия.

– Думал, ты никогда не предложишь, – ответил он. – Бармен! Бармен! Земляничный дайкири, пожалуйста.

Я отдал кий одному из парней.

Фернандо закатил глаза и включил блендер. Я улыбнулся ему и занял табурет рядом с Расселом.

– Я теперь доктор. Вчера сдал диссертацию.

– Давно пора, Аристотель. Я уж думал, ты поседеешь раньше, чем защитишься. Давай отпразднуем – ты выставляешь две порции, а потом я еще одну.

– Ты настоящий джентльмен.

– Перестань со мной заигрывать. – Рассел взял у Фернандо коктейль. – Я слышал, Адриан дал тебе отставку. Ну и каково это? Ради разнообразия побудь в моей шкуре. – За шутливым сарказмом Рассела скрывалась настоящая злоба. Адриан стал моим любовником после Рассела, но неделю назад мы расстались.

– Он знал, что я уезжаю. Знал, что мы не можем быть вместе.

– Значит, ты по-прежнему мечтаешь покинуть наше скромное общество? Мы тут все испорчены, ты ведь в курсе? Этот маленький университетский городок – самое либеральное место на свете. В нашем политкорректном раю тридцать два процента студентов и преподавателей геи. – Он принялся теребить зонтик. – Знаешь, где Фернандо лишился зубов? В большом мире, среди людей нормальной ориентации. – Рассел допил коктейль. – А разве вы с Адрианом не зарегистрировали брак?

Я пожал плечами. Я начинал злиться. Рассел знал меня как облупленного и прекрасно видел болевые точки. Мне еще предстоял визит в суд для развода с Адрианом. Я собирался наведаться туда завтра, перед отъездом.

– Ну вот, легок на помине, – сказал Рассел.

Я оглянулся и увидел Адриана с кожаной плеткой в руке. На нем были обтягивающие джинсы и джинсовая куртка. Темные тени для век подчеркивали «фонарь» под глазом. Мы и раньше не брезговали жестокими играми, но теперь он явно хотел дать волю своим садомазохистским наклонностям. Заметив меня, Адриан крепче стиснул усеянную металлическими заклепками плетку.

– Фу! Прямо детский сад – так выражать свои чувства. Я рад, что ты не позволял себе подобного, когда бросил меня. Он такая сука, Стот. – Рассел придвинулся ко мне. – Может, вернешься ко мне и забудешь про Адриана? Согласен на роль боксерской груши, если хочешь.

Я резко встал и стряхнул руки Рассела.

– Нет, Рассел, спасибо. Мне нужно собираться. Завтра уезжаю.

– Ну, ладно, – ответил он, уже разглядывая одного из парней у бильярдного стола. – До встречи, доктор. А может, и нет.

Я проскользнул мимо Адриана и вышел.

На следующее утро меня разбудил стук кулаком в дверь – ко мне ломилась сержант полиции Клаудия Кларк. Я заметил ее из окна и поэтому открыл дверь голым.

– Люблю женщин в униформе.

– Из-за тебя я стала лесбиянкой, Аристотель.

– А ты точно не гетеросексуал? Стрижка «ежиком» тебе очень идет.

– Подними сетку и оденься, Стот. Это серьезно.

Я накинул халат, и мы устроились за кухонным столом.

– Собрался куда-то? – Она пнула груду коробок.

– Ага. Получил докторскую степень. Сваливаю отсюда. – Я поставил перед ней чашку кофе. – Что случилось, Клаудия? Полиции требуется срочная помощь?

Университетская аппаратура ароматической химии была на порядок лучше муниципальной, и я не раз помогал расшифровывать информацию из «яиц», собранную на месте преступления.

– Доктор Рок мертв.

Я нахмурился, изо всех сил стараясь изобразить потрясение. К сожалению, моей единственной защитой оставался цинизм.

– Он ел чересчур много масла. Его прикончил успех – Нобелевская премия дала ему слишком много денег, слишком сильно подняла уровень жизни. Нужно с рождения принадлежать к элите, в противном случае еда вас убьет.

Клаудия отреагировала вежливой улыбкой.

– Это не масло. Пуля. Вошла в лоб и вышла через затылок.

– Где пушки, там и масло – так всегда. – Я кивнул и опустил взгляд в чашку с кофе. – Мертв, говоришь? Неплохой был человек. Вы уже вскрыли «яйцо»?

– Его украли. Все семь «яиц», включая то, которое он прятал под столом. Ты знал о нем?

– Конечно, как и все его студенты. И весь факультет. Может, у него имелось еще одно, о котором никто не догадывался?

– Только не в кабинете. – Клаудия отхлебнула кофе из кружки. – Над чем работал доктор Рок?

– Проталкивал в правительстве новую идею. Использование высокоэнергетической гамма-томографии…

– Нет. В воскресенье, когда его убили. Зачем он пришел на работу в воскресенье вечером?

Я пожал плечами. Мне было достоверно известно, чем занимался доктор Рок, но я не хотел привлекать к этому внимание.

– Гранты. Аттестационные документы. Все, что угодно.

– Дело в том, что бумаги, с которыми он работал, украдены.

– Убийство с ограблением?

– Вероятно. Мы заметили это, когда начали брать образцы с его письменного стола. Пуля вошла в лоб, но кровь и мозг, брызнувшие из выходного отверстия, оставили следы по всему кабинету. Один из судмедэкспертов взял образец с самого удобного места – письменного стола Рока, – однако ничего не обнаружил. Чистыми оказались пробы с прямоугольника размером приблизительно тридцать на сорок сантиметров. По бокам, сантиметров на двадцать в каждую сторону, следы смазаны.

– Домашнее задание. Он проверял домашнее задание, а какой-то свихнувшийся студент вошел и пристрелил его. Рок был очень придирчив.

– У тебя есть список всех студентов Рока с указанием индекса психологической устойчивости?

– Это будет тема моей следующей докторской диссертации.

– Очень плохо. – Клаудия встала. – Значит, ты не имеешь представления, над чем работал доктор Рок?

– Ни малейшего.

– Ладно. Тебе известна стандартная процедура. Если вспомнишь что-то до отъезда, позвони. – Она протянула мне визитную карточку.

– Обязательно.

Когда я вошел в здание, где располагалась кафедра ароматической химии, меня окликнул Владимир Ростов.

– Эй, Стот, дружище!

– Привет, Влад.

– Мы устраиваем вечеринку в честь смерти Рока. Придешь? Вечером, у меня дома.

Владимир приехал из Московского университета специально к доктору Року и два года разрабатывал для него теорию. Потом Владимир сменил научного руководителя, разозлившись на неспособность Рока вникнуть в нюансы его теоретических выкладок. Честно говоря, я и сам не все понимал в его рассуждениях. Но моя работа была чисто экспериментальной.

– А это не слишком – устраивать вечеринку по поводу смерти человека?

– Когда Рока похоронят, я спляшу на его могиле. А пока я буду пить за его мозги, вытекшие через дыру в затылке.

– Я не смогу прийти. Уезжаю. Диссертация готова.

– Здорово! Говоришь, готова? Давно пора. Ну, как хочешь. Думал тебя пригласить. Знал, что вы с Роком не питали друг к другу теплых чувств.

Я пожал плечами и отправился к Тельме. Дверь из приемной в кабинет доктора Рока была заклеена черно-желтой лентой.

– Университетские цвета.

– Что? – Голова Тельмы неспешно повернулась к двери. – А, это ты, Аристотель. – Она подавила всхлип. – Да, точно.

– Как вы?

– Хреново. Просто хреново… – Она почти не запиналась. Мужественный ветеран.

– Вы отправили мою диссертацию на размножение, Тельма?

– В первую очередь, Аристотель. В первую очередь. К полудню будет готова. – Она махнула в сторону коробки рядом со шкафом для документов. – Двадцать копий в бумажной обложке. Пять экземпляров в кожаном переплете придут на следующей неделе. Он был моим единственным мужчиной.

– А оригинал у вас?

Она выдвинула ящик и отдала мне оригинал диссертации.

– Это случилось двадцать два года назад, Чудесной июньской ночью. Он овладел мной, полностью. Я сама отдалась ему. Он ни разу не упомянул об этом. Все двадцать два года.

– И вам трудно поверить, что он умер?

– Вовсе нет, черт возьми. Я даже рада, – Тельма вытерла нос платком. – И я уже по нему скучаю. Вы меня понимаете, Аристотель?

Я покачал головой.

– Гетеросексуальная любовь сбивает меня с толку.

– Так я и думала.

– До свидания, Тельма.

– Пока, Аристотель.

Я заглянул к трем оставшимся в живых рецензентам, оставив каждому экземпляр диссертации.

– Он и вправду подписал ее? Сукин сын. Я был уверен, что Рок упрется и задержит вас еще на год. Не знаю почему. У вас очень неплохая работа. – Доктор Эмиль Форест откинулся в кресле, чересчур пристально вглядываясь в титульный лист. – Поздравляю, Аристотель. Какие планы?

– Лето отдохну, а потом начну рассылать резюме. Несколько полицейских департаментов уже проявили ко мне интерес.

– Ха! Последнему аспиранту, защитившемуся по ароматической химии, полиция Лос-Анджелеса предложила сто двадцать тысяч. На меньшее не соглашайтесь.

– Буду ссылаться на вас.

– Пожалуйста, пожалуйста.

Доктор Марлина Оливия-Йордан оторвала взгляд от ежеквартального выпуска «Технических материалов».

– Поздравляю, Аристотель. Отличная работа. – Ее рука была сухой и шершавой. – Позвольте еще раз попросить, чтобы вы подумали относительно должности в университете. – Оливия-Йордан подняла руку, предупреждая мои возражения. – Мне известно ваше мнение. Иногда я и сама думаю то же самое об университетской науке. Как ни печально, смерть доктора Рока может изменить ситуацию.

– Он был просто симптомом; причина в другом, – ответил я. – Спасибо за предложение, но это не по мне.

Оливия-Йордан кивнула.

– В любом случае меня заинтересовали некоторые материалы, о которых вы упоминаете в пятой главе. Очень оригинальная идея использовать ароматический коллектор в виде стенной штукатурки. Возможно, после вашего отъезда ее подхватит какой-нибудь энергичный студент

– Надеюсь, нет. – Я улыбался из последних сил. Мне хотелось кричать, что я задыхаюсь в стерильной атмосфере университета. Что я умираю, и если останусь, то буду таким же мертвым, как Рок. Я хотел вырваться отсюда, причем немедленно. – Еще раз спасибо за предложение. Я собираюсь попытать счастья в частном секторе.

– Да, конечно. Столько денег мы вам предложить не сможем.

И столько свежего воздуха.

– Сегодня суматошный день, Аристотель, – нервно улыбнулся доктор Мохаммед Хомели. – Полиция… да и еще смерть прямо тут в здании. Очень трудно сосредоточиться.

– Вас уже допрашивали?

– Да. Полицейские проверили записи в компьютере и нашли всех, кто был зарегистрирован на момент смерти. Я приходил сюда в воскресенье, но меня никто не видел, кроме вас.

В воскресенье я заскочил к Хомели, чтобы пояснить одно место в диссертации. До того, как пойти к Року по поводу подписи.

– Кстати, что это за пистолет у вас лежал в письменном столе?

– Не шутите, Аристотель! Какое у вас мрачное чувство юмора, – всполошился Хомели; я заметил, как дрогнули уголки его губ. Он обогнул письменный стол и с жаром пожал мне руку. – Удачи вам. Всегда буду рад помочь. Удачи.

– Спасибо, сэр. Большое спасибо.

В студенческом баре я наткнулся на сержанта Кларк. Она расспрашивала одного из студентов, однако при виде меня тут же прервала разговор.

– Нужно поговорить, Аристотель.

– Конечно. – Я опустил коробку на стул и собрался выйти вместе с ней, когда сержант Кларк вдруг повернулась и взяла оригинал моей диссертации.

В студенческом городке было тихо – как всегда через неделю после экзаменов. Легкий ветерок шелестел листьями высаженных вдоль дороги деревьев. Мы прошли по обочине около сотни футов, прежде чем она заговорила.

– Откуда в воскресенье вечером ты знал о докторской степени? Об этом слышали несколько человек в «Люке».

– Предполагал, что все готово. За исключением подписей.

– Смелое предположение. Преподаватели говорят, Рок упирался. Причем достаточно сильно – хотел удержать тебя здесь.

– Да не так уж и сильно.

– Это лежало на столе Рока? – Клаудия помахала передо мной диссертацией.

– Нет.

– Ты пошел к Тельме и забрал оригинал. Немного необычно.

– Хотел сделать несколько дополнительных копий.

– У тебя есть алиби.

– Я был в «Люке».

– Другое алиби. – Гм?

– Доктор Хомели утверждает, что вы с ним беседовали с четырех до четырех сорока пяти. Два алиби, Стот, лучше одного, даже если одно из них фальшивое. Так что я знаю – убийца не ты.

Проклятие! Я совсем забыл о Хомели. Фернандо солгал по моей просьбе, но этого не требовалось. Я не знал, что Рока убили в течение того часа, который я провел у

Хомели.

– Рад, что ты не сомневаешься.

– Тебе требовалось алиби, Стот. Зачем?

– Фернандо явно что-то напутал. Придурок.

– На столе Рока лежала твоя диссертация?

– Я уже ответил на этот вопрос. – Я остановился. – Больше всего на свете мне хочется убраться отсюда. Я хочу свалить! Я не убивал его, и мы оба это знаем. Мне известно не больше, чем тебе, так что оставь меня в покое, ладно?

– Я подумаю.

– Вечером я уезжаю, Клаудия. Она помолчала.

– Чего-то ты не договариваешь. Ты его так сильно ненавидел? – Она протянула мне диссертацию.

– Нет, только этот город.

– Добро пожаловать в реальный мир, – усмехнулась Клаудия.

Я собрал вещи, и в квартире остались только паутина и катышки пыли. Потребовалось два рейса в благотворительный центр «Гудвил», зато я ухитрился запихнуть свои пожитки в машину. Все, кроме диссертации, которая лежала на полу возле телефонной розетки.

Здесь меня больше ничто не удерживало, и я понимал, что нужно садиться в машину и уезжать – как и собирался. Но я продолжал размышлять о диссертации.

Это единственный свидетель смерти моего научного руководителя. Очень жаль, что книга не может рассказать о произошедшем в ее присутствии.

Я замер. На какой странице был открыт том? Четвертая глава? Нет, пятая, посвященная альтернативным материалам для сбора запахов. Доктор Оливия-Йордан упоминала штукатурку, однако имелись и другие субстанции, в том числе образец волокнистой бумаги, показавшей неплохие результаты.

Образец. Диссертация была раскрыта на странице с образцом. Рок понимал, что убийца может забрать «яйца», однако преступник не знал о волокне. Может, Рок открыл страницу специально, в надежде, что я замечу. Ублюдок! Я почти вырвался, а он опять не отпускает меня.

Я раскрыл диссертацию, потом снова захлопнул. Нужно торопиться. Прошло уже двадцать четыре часа, а бумага имеет временной предел, после которого погрешность станет слишком велика.

В лаборатории было темно. Я включил масс-спектрометр и систему нейтронно-активационного анализа, а пока приборы прогревались, взял несколько микротрубок из образца. «Яйца» представляют собой систему микротрубок, в которой накапливаются молекулы воздуха, превышающие определенный размер. Вскрывая трубки в обратном порядке, исследователь может восстановить последовательность событий, происходивших вокруг «яйца». Национальные и международные агентства составили обширные каталоги запахов. При расследовании преступлений образцы запахов использовались чаще, чем отпечатки пальцев.

Принцип действия моей бумаги был точно таким же. Только в отличие от «яиц» микроструктура была не керамической и требовала более сложных вычислений. Впрочем, для того и пишутся докторские диссертации: берется простая идея, а затем излагается как можно сложнее, пока она не оказывается погребенной под грудой интеллектуального мусора, не имеющего к ней никакого отношения.

Обнаружить само убийство не составило труда. Сигнатура крови уникальна. На этом этапе требовалось лишь выявить следы запахов непосредственно до и после преступления. После нескольких попыток я получил вполне пригодный образец нужного временного отрезка. К счастью, в бумажном приемнике имелось несколько миллионов микротрубок.

Получив образец молекул с места преступления с интервалом пятнадцать минут в ту и другую сторону, я исключил сигнатуры Рока, потом свои, потом Тельмы – эти отпечатки были повсюду. Однако число возможных вариантов оставалось большим, потому что любой человек представляет собой приемник молекул. В образце в небольших количествах присутствовали следы всех, с кем Рок, Тельма, я и убийца встречались в воскресенье. Поэтому я удалил сигнатуры жены Рока, пуделя Тельмы, доктора Хомели. Затем открыл личную базу данных с образцами всех бывших любовников и средств после бритья. Просто удивительно, как сильно липнет к тебе запах любовника. Я исправлял ошибки специалистов по расшифровке «яиц», которые полагали, что на месте преступления присутствовал муж, тогда как на самом деле это была жена. Запахи любовников словно смешиваются. Наверное, я до сих пор немного пахну Адрианом.

Исключив все известные сигнатуры, я остался ни с чем. Я удалил убийцу Рока. Остались лишь неорганические соединения или микроскопические следы.

– Черт! Может, я сам его прикончил, только забыл?

Потом до меня дошло, что это, наверное, Тельма. У Хомели алиби, у меня алиби, и у жены Рока, наверное, тоже – раз ее до сих пор не арестовали. Тельма, старая перечница. Двадцать лет молчания тебя достали? Нет ничего страшнее отвергнутого любовника.

Для уверенности я взял еще одну группу образцов и исключил сигнатуру Тельмы, а затем принялся последовательно исключать все остальное. Удалив сигнатуры Рока, его жены и свою, я получил остаточные следы и один сильный запах, содержавшийся в моей базе данных. Наверное, основной запах принадлежал Адриану – мы расстались всего неделю назад, – а остальные Хомели и бог знает кому еще.

Чтобы покончить с этим делом, я запросил личную базу данных, уверенный, что откроется одеколон Адриана. К моему удивлению на мониторе появилось имя Рассела.

Рассел не ответил на звонок, и я проник в квартиру без спроса. Дверь ломать не пришлось – у меня сохранился ключ. Не люблю сжигать мосты.

Рассел принимал душ.

Я тщательно осмотрел кухню, потом гостиную. Уже отчаявшись, увидел на каминной полке ряд из семи «яиц». Только Рассел мог хранить свидетельства совершенного убийства на своем камине.

Шум воды за моей спиной затих, и я услышал, как Рассел выходит из душа.

– Привет, Аристотель. А я гадал, придешь ты попрощаться или нет. – Он сел напротив меня, даже не прикрывшись полотенцем.

– Эти «яйца» надолго упрячут тебя за решетку, Рассел.

– А, старье! Сомневаюсь. Где-то тут у меня даже есть пистолет. – Он порылся под кипой журналов на кофейном столике, извлек оттуда маленький пистолет и вложил прямо мне в руку.

– Ты только что отдал мне орудие убийства. Я прямо сейчас могу идти в полицию.

– Нет, не можешь.

– Думаешь, я не перешагну через то, что нас когда-то связывало? Что ты еще дорог мне? Да мне и на Адриана плевать.

– Нет-нет. У меня есть кое-что получше, чем у Адриана. Ты не можешь пойти в полицию. Я знаю – диссертация не была подписана.

Кровь бросилась мне в лицо.

– Нас связывает не просто похоть или любовь, Аристотель. Сначала я хотел повесить на тебя убийство. А потом понял, что гораздо приятнее отнять у тебя свободу. Ты никуда не едешь, так что можно присесть.

– Рассел…

Он встал и подошел ко мне почти вплотную.

– Мы теперь сообщники. Может, переедешь ко мне? Я не сомневаюсь, ты захочешь жить здесь, со мной.

– Что ты натворил, Рассел? – Желудок у меня сжался в комок. Голова кружилась. Неужели это я толкнул Рассела на преступление?

Я навел на него пистолет, который показался мне очень тяжелым.

– Застрелишь меня, Аристотель? – Рассел небрежно махнул рукой. – Это лишь усугубит твою вину. Взгляни в лицо действительности. Ты застрял здесь, в нашем маленьком раю. Я всегда считал, что твое желание уехать – глупость.

Я посмотрел на череду «яиц» на каминной полке. Каждое из них подтвердит, что Рассел вошел в кабинет Рока, убил его и забрал «яйца». А когда Рассела арестуют, он расскажет полиции, что строчка, предназначенная для подписи Рока, была пуста. Обязательно расскажет. Если сможет.

– Этому не бывать. – Моя рука с пистолетом дрожала.

Я подделал подпись, сфабриковал алиби, ввел в заблуждение полицию. Следующим шагом будет убийство. Еще одно преступление, чтобы навсегда избавиться от проклятого города.

– Этому не бывать, – повторил я, хотя теперь уже и сам точно не знал, что имею в виду.

Я положил пистолет на стол. Хватит. Взгляд Рассела был спокоен. Потом я повернулся и вышел.

– Я им все расскажу, Аристотель! – крикнул Рассел мне вдогонку. – Шесть лет коту под хвост.

Что такое шесть лет по сравнению с жизнью, думал я, открывая дверцу машины. Порывшись в кармане, я достал визитную карточку Клаудии.

Некоторое время разглядывал карточку, затем включил зажигание.