Текст книги "Дневник заштатной звезды"

Автор книги: Пол Хенди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

– О нет, не ты отец, – театрально произнес я.

– О да, я отец.

– О нет, не ты отец.

– О да, я отец.

–  Сай… твою мать…что…всем охренел?! Здесь…бe не твоя…баная…томима. Если ему хоч… лать, что он…тец, пусть, твою мать,…вopum, что…тец. Блин… вот это…стоящее ТВ!

Настоящее ТВ.

Открытка Чарли и написанные на ней слова промелькнули перед моими глазами.

«А ты не думал врезать Манчини по морде прямо в эфире? Вот было бы настоящее ТВ!»

Внутри меня что-то щелкнуло.

Годы сдерживаемого раздражения и жгучей ревности к Манчини кипящим пузырем вырвались на поверхность. Чисто импульсивно я издал дикий вопль и кинулся на него на манер голливудского каскадера. К несчастью, я слегка недооценил расстояние, споткнулся о ступеньку подиума и мешком рухнул на пол. Столь внезапная атака явно застала Манки врасплох: от неожиданности он отпрянул назад и едва не потерял равновесие. Ухватив Манки за лодыжки, я рывком повалил его на пол. В отчаянной борьбе мы скатились за подиум: вопя, толкаясь, лягаясь, кусаясь. Но вскоре сообразили, что оказались в темноте, то есть исчезли из поля зрения камер. Мы отцепились друг от друга, вскарабкались обратно на подиум и, убедившись, что снова в кадре, продолжили то, на чем остановились.

– Отец не ты! – кричал я, удерживая его в борцовском захвате и пытаясь ткнуть в глаз.

– Нет, я! – пыхтел он, таская меня за волосы и как-то умудрившись всунуть по пальцу в каждую мою ноздрю.

– Нет, не ты! – орал я, оглядываясь на монитор и выжидая, пока меня возьмут крупным планом.

Краем глаза я отметил красный огонек на третьей камере и ухитрился перевалиться так, чтобы как можно выгоднее смотреться в кадре.

–  Тыне отец ребенка Мими Лоусон! – Я выдержал паузу для усиления эффекта. – ПОТОМУ ЧТО ОТЕЦ – Я!

Будь это эпизод из «Жителей Ист-Энда», именно сейчас полагалось вступить ударным.

Туммм… Туммм… Тум-туммм… Ту-ту-туммм.Я тотчас понял, что совершил ошибку.

–  С…мон, – заорала Лиззи у меня в ухе. – Блин… тебе… никогда не… работ… на ТВ. Объявляй рекламную паузу.

– Мы вернемся в студию сразу же после рекламы, – объявил я на автомате.

Дерганый администратор отмашкой попытался вызвать аудиторию на спонтанные аплодисменты, но все были чересчур ошарашены для адекватной реакции. Зажегся свет, и в студии повисла гнетущая тишина. Мы с Манки поднялись на ноги и принялись отряхивать пыль с одежды.

– Ты меня чуть не убил, – процедил он сквозь зубы. – Мой агент подаст на тебя в суд.

То обстоятельство, что агент Манки одновременно и мой агент, не помешало мне забеспокоиться. От Макса вполне можно ожидать, что он затаскает меня по судам. Кто-то из съемочной группы помог Манки спуститься с подиума. Казалось, целую вечность я простоял один посреди огромного зала, пытаясь внутренне примириться с тем, что только что натворил.

Мне не хотелось ни с кем разговаривать. Когда я покидал студию, слова Лиззи все еще звенели у меня в ушах.

23:14

Попытался дозвониться до Чарли по мобильнику, но механический голос ответил, что «номер временно не активен».

2:18

Я – отец маленькой девочки, мама которой не желает меня знать. Кое-кто еще, кто также заявляет права на отцовство вышеназванной девочки, собирается подать на меня в суд за нападение во время прямого эфира телевизионного шоу: нападение, в результате которого я теперь навсегда лишусь работы ведущего вышеназванного шоу.

4:16

Чувствую, как горизонт заволакивают тяжелые облака депрессии.

5:02

Интересно, как там насчет вакансии в «Раз, два, три – продано»?

8 ноября

Весь день провел в постели и вставал лишь раз – налить стакан воды. По пути на кухню мое внимание привлек мигающий огонек автоответчика. Я взглянул на дисплей: девятнадцать новых сообщений.

Нажал кнопку «прослушать».

– Саймон, это Макс…

Быстро нажал «удалить».

Если Макс называет меня Саймоном, а не каким-нибудь шмуком, то, значит, речь идет о чем-то действительно серьезном. Манки явно уже затеял возню с судами.

Следующее сообщение.

– Саймон, это Лиззи. Не успела поговорить с тобой после передачи, как-то ты слишком быстро исчез…

Снова «удалить». Может, я и правда отказываюсь признать очевидное, но мне совершенно не хочется еще раз выслушивать, как Лиззи меня увольняет, повторяя свою угрозу, что я никогда больше не буду работать на ТВ.

– Это Дэвид Малрайан из «Меча правды», – возвестило третье сообщение. – Мне кажется, нам нужно срочно поговорить о том, что произошло вчера вечером. У меня для вас очень важная новость…

Удалить. Что бы там ни было, мне не хочется это слышать.

– Это снова Макс…

Удалить.

– Это Лиззи…

Удалить.

– Это Макс…

Удалить.

– Саймон, это Чарли. Знаю, ты наверняка весь день провалялся в постели, только что встал и обнаружил сотни новых сообщений, а сейчас стираешь их, даже не прослушав, но…

Удалить.

Всего было восемь сообщений от Макса, пять от Лиззи, три от Дэвида Малрайана, два от Чарли и даже одно от Пиппы. Я стер их все, не прослушав, и отправился обратно в постель.

4:26

Интересно, похожа ли на меня Джессика?

9 ноября

Сначала я услышал звонок, затем – стук, следом – крики. Кто-то звонил мне в дверь и одновременно колотил в окно. В ту же секунду заверещал телефон, практически сразу за ним – мобильник Я взглянул на часы на тумбочке у кровати: семь часов три минуты утра.

Точнее, семь часов три минуты воскресногоутра.

Все еще полусонный, я вылез из постели, прошлепал к окну спальни и выглянул на улицу. Я никак не мог понять, почему перед домом собралось человек пятьдесят народу и почему все они смотрят на окна моей квартиры. Я поспешно задернул шторы.

Мобильник снова заверещал: это была Чарли.

– Чарли, ты не поверишь, у меня перед домом толпа…

– Пресса, – коротко ответила Чарли.

– Что?

– У тебя перед домом. Это пресса.

– Да, но их там не меньше сотни.

Я еще раз заглянул в щель между шторами. В самом деле, собравшиеся выглядели как репортеры и папарацци. В задних рядах я узнал Дэвида Малрайана с его неизменным оператором. Один из папарацци заметил меня и тут же защелкал камерой. Словно по команде, толпа ответила тысячью вспышек, и палисадник зажегся праздничным фейерверком.

– Зачем они здесь? – спросил я.

– Саймон, ты сегодня газеты читал?

– Нет, а что?

– Твоя драка с Манчини на первых полосах всех воскресных газет.

– На снимках-то я хоть нормально смотрюсь?

– Я сейчас приеду, ни с кем больше не разговаривай: они запросто могли поставить твой телефон на прослушку.

Чарли прибыла через двадцать минут с толстой кипой газет. Она решительно растолкала толпу, игнорируя шквал вопросов, сыпавшихся на нее со всех сторон. Я спустился вниз, чтобы открыть ей дверь.

– Вы уже говорили с Мими? – прокричал один из газетчиков.

Дверь захлопнулась прямо перед его носом.

– Дурдом! – выдохнула Чарли.

Я сварил кофе, и мы принялись просматривать газеты. Чарли не обманула. Я был на первой полосе каждой из них.

ЗВЕЗДЫ «СЛИВОК» УСТРАИВАЮТ БУЧУ ИЗ-ЗА РЕБЕНКА МИМИ!

«ДРАЧУН» ПИТЕРС УТВЕРЖДАЕТ, ЧТО ОТЕЦ – ОН

ПРОСТАК САЙМОН ГОВОРИТ: «ОН – ЭТО Я»

«Я ЗАНИМАЛСЯ С НЕЙ ЛЮБОВЬЮ ВО ВРЕМЯ ПАНТОМИМЫ», – ЗАЯВЛЯЕТ МАНЧИНИ… «О НЕТ, НЕ ЗАНИМАЛСЯ», – ВОЗРАЖАЕТ ПИТЕРС

ДРАКА НА ТВ БЬЕТ ВСЕ РЕКОРДЫ ЗРИТЕЛЬСКОЙ ПОПУЛЯРНОСТИ

Оказывается, когда драка еще только началась, нас уже смотрели одиннадцать миллионов человек, а к концу дуэли цифра подскочила аж до пятнадцати миллионов.

Газеты пестрели фотографиями с места событий. Один из фотографов запечатлел момент, когда я душил Манки борцовским захватом; другой дал крупный план пальцев Манчини, воткнутых мне в ноздри.

Судя по газетным статьям, каждый из журналистов посчитал своим долгом высказаться по этому поводу. Кто-то требовал моего ареста, кто-то назвал нашу потасовку «ярчайшей комедией в истории телевидения». Все газеты сообщали о том, что Мими и ребенок в настоящий момент «скрываются», а кое-кто даже намекал, будто они совсем покинули Англию, но Чарли считала, что это вряд ли.

– Ты хоть понимаешь, что вся страна только об этом и говорит?

– Если честно, я об этом даже не думал. И это было правдой.

Я рассказал Чарли об угрозе Лиззи перекрыть мне дорогу на ТВ и своем страхе, что она меня уволит.

– Никто тебя не уволит, – попыталась успокоить меня Чарли. – Это же самый горячий материал года.

Я ответил, что сомневаюсь. Чарли вдруг стала очень серьезной.

– Скажи, Саймон, а ты точно, абсолютно, на все сто процентов уверен, что отец – ты?

– Да, – отрезал я, прекрасно зная, что звучу неубедительно.

– Ну что ж, тогда у тебя есть все, о чем ты всегда мечтал. Во всей Англии сегодня не найти человека, кто не знал бы твоего имени. Отныне, куда бы ты ни пришел, тебя везде будут узнавать. Ты стал известным, Саймон. Или, лучше сказать, СКАНДАЛЬНО ИЗВЕСТНЫМ.

В памяти невольно всплыли слова Винса Зависти: «В наше время мало быть просто известным, надо быть скандальноизвестным».

Беда в том, что я не просто скандально известный. Я – скандально известный безработный.

17:40

Лиззи только что оставила сообщение на автоответчике: предлагает пообедать с ней завтра в «Холли». («Холли» не просто ресторан. «Холли» – мечта любого папарацци, Ресторан с большой буквы.) Сказала, что пришлет за мной машину с человеком, который поможет отделаться от репортеров. Человек будет у меня ровно в полдень. Чувствую себя смертником, собирающимся на свой последний ужин перед казнью. Почему она не может просто уволить меня по телефону?

10 ноября

В 7:36 меня разбудил писк автоответчика. Макс оставил очередное послание, требуя, чтобы я срочно ему перезвонил. Наверняка они с Манки вовсю роют землю и уже наняли команду лучших юристов, готовых разодрать меня на части и оставить без гроша в кармане. Как долго еще удастся его избегать?

Я выглянул в окно, на собравшихся внизу репортеров, и не смог скрыть чувства легкого разочарования: по сравнению со вчерашним толпа поубавилась чуть не вполовину.

Ровно в полдень, минута в минуту, прибыл человек от Лиззи. Выглядел он именно так, как и должен выглядеть телохранитель. Чернокожий, под два метра ростом, с обритым наголо черепом и без шеи. В черных солнцезащитных очках, черном костюме, черной рубашке и черном галстуке. Говорил он мало, но когда говорил, то напомнил мне Барри Уайта из фильмов Квентина Тарантино.

– Мистер Питерс. – Голос был низким, с шуршащим американским акцентом. – Я – Тэнк. Я помогу вам выбраться из этой заварушки.

Я-то и понятия не имел, что нахожусь в «заварушке», но Тэнк, очевидно, так не считал. Набросив мне на голову одеяло, он протащил меня мимо репортеров. Из-под надежной защиты одеяла я мог слышать вопросы, сыпавшиеся со всех сторон:

– Вы будете делать тест на ДНК?

– Почему ребенка назвали Джессикой?

– Вас выгнали из «Сливок»?

– Правда ли, что Рикардо Манчини подает на вас в суд?

– Вы когда-нибудь занимались сексом с ослом?

Честно говоря, я не очень понял, к чему был последний вопрос, и предположил, что репортер, скорее всего, из какого-нибудь спортивного издания.

Тэнк зашвырнул меня на заднее сиденье большого серебристого «мерседеса». Сиденье оказалось кожаным и очень мягким. «Мерседес» выглядел именно так, как и должен выглядеть автомобиль для перевозки знаменитостей, и тут я сообразил, что сегодня эта знаменитость – я. Два десятка фотографов окружили машину, громко выкрикивая мое имя. Стекла были тонированными, так что пришлось их опустить, чтобы папарацци могли выбрать ракурс повыгоднее. Тэнк прыгнул на водительское кресло, врубил первую скорость и рванул с места. Если бы не то обстоятельство, что «мерседес» вез меня к увольнению, я бы подумал, что это один из самых захватывающих моментов моей жизни.

Перед входом в ресторан нас поджидала еще более плотная толпа папарацци. Тэнк решил вопрос просто – клином врубился в людскую массу, пробивая дорогу и одновременно выступая в роли живого щита. Меня так и подмывало спросить, готов ли он «принять пулю ради меня», но почему-то я не стал этого делать. Я нырнул внутрь и тут же оказался нос к носу с метрдотелем. Все мои страхи и тревоги хлынули обратно бурным потоком. Я знал, что ему прекрасно известно, что типам вроде меня не место в таком ресторане, как «Холли». Вот сейчас он взглянет на меня и скажет, что таким, как я, здесь совсем не рады, после чего выйдут трое официантов, бесцеремонно выпроводят меня на улицу и напоследок еще дадут хорошего пинка под задницу.

Но ничего такого не произошло.

– А-а, мистер Питерс, – приветливо поздоровался метрдотель, пожимая мне руку так, словно я самый желанный из всех постоянных клиентов. – Мы вас ждали.

Он провел меня в главный зал мимо очереди, судя по всему давно ожидавшей, пока освободится место. Стоило нам войти, как по залу словно пробежала электрическая искра – будто появился кто-то особенный. Я оглянулся назад, но за спиной никого не было. Краем глаза я видел, что обедающие подталкивают друг друга локтями и кивают в мою сторону.

По залу прокатился глухой, почти благоговейный шепоток «Это же Саймон Питерс!»

Когда я проходил мимо одного из столиков, из-за него поднялся Элтон Джон и принялся трясти мою руку: будто мы знаем друг друга с детства.

– Саймон! – Лицо его расплылось в широкой фамильярной улыбке. – Рад тебя видеть. Мои поздравления насчет ребенка и… классная получилась драчка!

Самый настоящийЭлтон Джон! Никакой не двойник Я был потрясен, что он знает мое имя. Потрясен настолько, что напрочь забыл, как зовут его.

– Привет… дружище, – ответил я.

Слово «дружище» я пробормотал как можно неразборчивее: так делают, когда не помнят имени собеседника. После чего неловко выдернул ладонь и молча поспешил дальше. Для стороннего наблюдателя все это, вероятно, выглядело так, будто я чересчур занят, чтобы тратить время на пустую болтовню с типами вроде Элтона Джона.

– Да-ра-гуша, – окликнула Лиззи из глубины ресторана.

– Привет, Лиззи.

– Извини, я взяла на себя смелость сделать заказ за тебя. – Она дважды чмокнула воздух где-то в районе моих щек – У них тут обалденная рыба с картошкой. [45]45
  Традиционое английское блюдо, обычно продается с лотков, еще совсем недавно существовала традиция порции «на вынос» заворачивать в кулек из обычной газеты.


[Закрыть]

Ага, именно такое блюдо и нужно заказывать в «Холли». Подадут завернутой во вчерашнюю газету и сдерут с вас сорок фунтов за такое счастье.

Я сел, и Лиззи тут же потянулась ко мне через столик Сначала я подумал, что она хочет меня ударить, но все обошлось. Она схватила меня за щеку и игриво потрепала – так обычно ведут себя мамаши, восхищаясь прелестным пупсом.

Неужто я и впрямь переспал с этой женщиной?

Мы приступили к обеду, большую часть которого Лиззи просто болтала о всякой ерунде. Обычный светский треп. Если она собиралась меня уволить, то явно решила растянуть процесс подольше. Мы как раз добивали десерт из подтаявших в СВЧ-печке батончиков «Марс» (еще одно фирменное блюдо «Холли»), когда Лиззи вдруг прокашлялась и посмотрела мне прямо в глаза.

«Вот оно, начинается, – подумал я. – Сейчас объявит, что я уволен».

– Скажи, Саймон, а есть еще кто-нибудь, кого ты недолюбливаешь?

– Прошу прощения? Я не понял вопроса.

– Мы подумываем превратить твою идею во что-то вроде постоянной рубрики. Каждую неделю ты будешь драться с какой-нибудь знаменитостью. Думаю, прошлый сюжет получился таким натуральным именно потому, что ты искренне ненавидишь Рикардо Манчини. Вот я и спрашиваю: есть еще кто-нибудь из известных фигур, кого ты недолюбливаешь и с кем тебе хотелось бы подраться?

– То есть меня не увольняют?

– Увольняют? С чего ты взял? Разумеется, нет. То, что ты сделал в пятницу, – это лучшее из всего, что я спродюсировала на ТВ за последние двадцать лет. Мы уже продали клип шестнадцати странам, и еще как минимум пять заинтересовались форматом «Сливок» и всерьез подумывают купить у нас права. Я думаю, из этого могло бы даже выйти продолжение: «Мордобой у Питерса» или что-нибудь в этом роде.

– Но ты же сама сказала: «Тебе никогда больше не работать на ТВ».

Пауза.

– Я сказала: «Тебе никогда больше не придется искать работу на ТВ». И это правда, да-ра-гуша, потому что теперь работа найдет тебя сама. Ты что, не понимаешь? Считай, что ты махом сделал себе карьеру.

Я готов был расцеловать ее, но все-таки воздержался, поскольку у нее могло сложиться неверное впечатление.

Обед закончился. Когда я выходил из ресторана, Элтон Джон приветливо помахал мне вслед, но я был слишком сконфужен, чтобы ответить тем же, а потому просто проигнорировал его.

11 ноября

Моя ванна официально «горячая».

Только что звонил Макс. Он сказал, что его буквально засыпали предложениями работы для меня. Оказывается, на сегодняшний день я приглашен в качестве гостя более чем в тридцать пять разных телешоу. Меня даже пригласили поучаствовать в теледебатах на тему жестокости и насилия на телеэкране, а еще на Радио-4 – поговорить об отцах, которым запрещают видеться с их детьми.

– А как же Манчини с его угрозами затаскать меня по судам? – поинтересовался я.

Макс отмахнулся.

– Мне удалось отговорить его от этой затеи. Сначала я подумал, что из этого могла бы получиться неплохая реклама, но, поразмыслив, пришел к выводу, что от судебного разбирательства один только геморрой.

Я предпочел проигнорировать тот факт, что Макс и в самом деле собирался тащить меня в суд в рекламных целях. От моего внимания не укрылось и то, что он, похоже, жутко доволен тем, что мы с Манки оба заявляем права на отцовство.

– И что же нам делать дальше? – спросил я.

Втайне я лелеял надежду, что именно в этот момент Макс развернет стратегический план моей карьеры на ближайшие годы, над которым он, должно быть, корпел все последние три дня.

– Абсолютно ничего!

Голос его был полон ликования.

– Я отказал всем телешоу, сославшись на то, что сейчас ты слишком занят. Мими Лоусон дала разумный совет: на какое-то время тебе лучше затаиться. Не стоит сейчас чересчур засвечивать тебя.

Да как он не понимает?! Всю свою сознательную жизнь я только и ждал этого момента: засветиться как можно сильнее. У меня сложилось впечатление, будто Макс считает свой ход поистине мастерским. Честно говоря, я даже немного обиделся: когда я был начинающим телеведущим, Макс даже палец о палец не ударил, чтобы хоть как-то мне помочь. И вот теперь я вроде как добился своего, но он по-прежнему не собирается ничего делать.

– Скажи-ка мне откровенно, Саймон. – Голос Макса был абсолютно искренним, что застигло меня врасплох: раньше Макс не был искренним никогда. – Ты действительно отец ребенка?

– Да, – ответил я с намеком на возмущение. – Разумеется, я – отец ребенка. Однозначно. Сто процентов. Возможно. Я не уверен. Не знаю. А что? Что говорит Манчини?

– Манчини убежден, что отец – он, – просто ответил Макс.

Повисла пауза.

– Ему тоже предлагают работу?

– Кое-какой интерес проявляют.

Больше вытянуть из него мне ничего не удалось.

12 ноября

ДА. ОТЕЦ – Я!

РИКАРДО МАНЧИНИ:

ИСТОРИЯ ОДНОГО ПАПАШИ

Манки продал свою эксклюзивную историю корресподенту «Сан». Он сообщил, что не имел возможности поговорить с Мими после рождения ребенка, но очень надеется «увидеться с ней в ближайшее же время». Манки заявил, что переспал с Мими на последней неделе пантомимы в Гримсби и что ребенок – плод этой связи. Интересно, но он утверждает, что после пантомимы Мими буквально ходила за ним по пятам примерно пару месяцев – правда, почему-то лишь каждый второй день.

Манки сказал, что не держит на меня зла за ту драку и, цитирую: «Честно говоря, мне его просто жаль». По его словам, все произошедшее лишь укрепило его дух, и теперь он чувствует себя гораздо более зрелым и полностью готовым принять на себя все обязанности, диктуемые отцовством.

Лично я считаю это отвратительным. Нет никаких сомнений, что Манки преследует одну-единственную целы сделать себе рекламу перед выходом программы «Вы – в пролете» (которая, кстати, отчаянно борется за рейтинги). На мой взгляд, это низко и подло – стирать свое грязное белье перед всей страной.

Как можно было так опуститься?

13 ноября

Мне предложили 150 000 фунтов за мою версию истории.

«Новости мира» пообещали сенсационный заголовок на первой полосе и шестистраничную врезку, если я во всем сознаюсь. Макс уговаривает не артачиться и соглашаться, но я пока сомневаюсь.

– Ведь ты же сам говорил, что мне не стоит слишком засвечиваться?

– Да, но речь-то идет о ста пятидесяти тысячах, клоц [46]46
  Тупица, бестолочь (идиш).


[Закрыть]ты этакий.

Что тут скажешь? Иногда Макс говорит дело.

Еще с детства, стоило кому-нибудь упомянуть при мне крупную сумму денег, как я сразу воображал ее в предметном воплощении. Особняк, шмотки, «порш», вилла, яхта. Все это у тебя есть, если ты богат, удачлив, если добился успеха; и все это мне безумно хотелось иметь с тех пор, как я себя помню. Разумеется, на 150 штук всегоэтого не купишь, но задел все же неплохой.

Я позвонил Чарли и рассказал ей о предложении.

– Не делай этого!

Я заранее знал, что она так скажет.

– Приведи мне десять веских причин почему.

– Потому что это низко, грязно, подло, мерзко, противно, пошло, безвкусно, вульгарно и отвратительно.

– Итого девять.

– Тебе нужна десятая причина? Джессика.

И повесила трубку.

До этого разговора в моем воображении были лишь деньги и все те вещи, что я мог бы на них купить, но одно слово, сказанное Чарли, перечеркнуло все, и теперь перед глазами стоял только образ Джессики. По крайней мере, такой, какой я ее себе представлял.

Я позвонил Максу и сказал, чтобы он отказался от предложения.