Текст книги "Дитя Реки. Корабль Древних. Звездный Оракул"

Автор книги: Пол Дж. Макоули

сообщить о нарушении

Текущая страница: 57 (всего у книги 73 страниц)

8. Сны

Хуже всего было, как всегда, в момент пробуждения. Возвращаясь в реальность из кошмарных снов, которые и снами-то не были и ему не принадлежали, он снова оказывался в плену, вынужденный ждать укола доктора Дисмаса с антидотом парализовавшего его тело лекарства.

В этот раз он проснулся не от ночного кошмара, а от снов, сотканных из воспоминаний о первом его приключении. На секунду Йаме почудилось, что он находится в безопасности в башне на самом краю Города Мертвых, далеко у подножия Краевых Гор. Его доставили туда, чтобы кураторы Города Мертвых, Озрик и Беатрис, залечили его раны. Тогда он был очень болен, но сейчас его положение еще хуже. Он проснулся, ожидая увидеть охотничью сцену, вытканную на гобелене, украшающем потолок его маленькой комнатки, или, быть может, доброе стареющее лицо Беатрис, но обнаружил, что не может открыть глаза. С острым отчаянием он осознал, где находится, но потом вспомнил, что ему удалось сделать, и почувствовал облегчение.

Его Тень беседовала с Энобарбусом. Йама уже привык к тому, как бесцеремонно она пользуется его телом, и не стал вслушиваться в длинный список зверств и жестокостей, которые она описывала в омерзительных подробностях. Все это не важно. Поля сражений вдоль Великой Реки были лишь ночными кошмарами. Борьба за право доминировать в его теле сейчас была важнее. С этого мгновения он должен быть постоянно начеку, постоянно сопротивляться разрастанию Тени. Впервые он подумал, что может спастись.

Пока Йама был занят поисками Пандараса, ему пришлось многое уступить Тени. К счастью, ему удалось обнаружить Пандараса во второй раз. Он оказался на дальнем участке театра военных действий, в плену у злейшего врага Йамы, префекта Корина, который сумел выжить, когда гигантские полипы уничтожили его корабль. Йама не только еще раз выручил Пандараса, хотя для этого и пришлось пожертвовать машиной, но он к тому же смог убедиться, что юноша понимает, кто его спас – ведь Пандарас звал его по имени. Тем же ударом, который освободил Пандараса, Йама пытался убить или хотя бы серьезно ранить префекта, но теперь ему пришло в голову, что это было не особенно мудро. Йама понимал, что Корин наверняка его ищет, а сержант Роден учил их с братом, что иногда силу одного врага можно использовать против другого.

Тень закончила свои хвастливые воспоминания, и Энобарбус позвал доктора Дисмаса, сказав, что им надо обсудить несколько важных вопросов.

– Всегда к твоим услугам, – почтительно отозвался доктор Дисмас. – К тому же мне ведь не позволяется покидать этот дом.

– Мальчик спит?

– Притворяется, что спит, но на самом деле, видимо, нет. Ввести антидот?

– Нет, оставь его. Поговорим снаружи.

Когда Энобарбус и Дисмас вышли из комнаты, Тень появилась перед внутренним взором Йамы: слабая, трепещущая звездочка, медленно увеличиваясь, превратилась в птицу – сверкающего белого голубя, летящего сквозь бесконечную черную бездну. Потом новое превращение – теперь она была человеческой фигурой со светлыми легкими волосами, которые затрепетали, когда она подняла лицо и взглянула на Йаму.

Йама обнаружил, что уже может открыть глаза, но она не пропала – стояла, склонившись к его изголовью. Возлюбленная. Дирив. Летящие волосы убраны с выбритого лба и собраны под пластиковую заколку. Изящно вылепленное узкое лицо, черные глаза, мягкие губы маленького рта, изогнутого в зарождающейся улыбке. Когда она заговорила, слова ее огнем прожгли его разум.

Они говорят о нас.

– Почему ты никогда не показываешь свое истинное лицо?

Грациозным движением Дирив подняла руки над головой, холмики ее грудей колыхнулись от этого жеста.

Тебе это отвратительно? Я думала, ты будешь рад. Я могу снять это убранство.

– Делай как хочешь. Ведь все это ненастоящее, а потому не имеет значения.

Призрак помедлил, держа руку на плечевой застежке своей рубашки. На мгновение лицо Дирив будто подернулось какой-то неприятной пленкой.

Это не менее настоящее. Ты ведь не спал с ней, хотя тебе очень хотелось. Странный отказ, если учесть, что ты потерял девственность со шлюхой, а потом спал со своей напарницей-наемницей.

– Это в прошлом, а я смотрю в будущее, когда снова встречу Дирив. Я обещал ей, что вернусь, когда узнаю правду о моей расе, а я выяснил больше, чем сам бы хотел.

Ты что, забыл о нашей связи? Не думай, что ты лучше, чем я, сильнее или умней, Йамаманама.

– Разумеется, нет. Тебе нет нужды напоминать мне. Но пусть ты и лучше меня по всем статьям, я все равно тебе нужен.

Пока нужен.

– Ты еще так молода и еще только учишься. Я многому могу тебя научить.

Скоро я буду знать все, что знаешь ты.

– Возможно. Но ведь сами факты ничего не решают, если не умеешь ими воспользоваться.

Я управляю тысячами машин одновременно, а ты можешь контролировать только одну, и то плохо.

– Интересно, ты знала, чем я занимался?

Я могла бы это предотвратить. Могла бы сделать тебя слепым и глухим. Будь благодарен за мое милосердие.

– Я не хотел ничего дурного. Мне просто скучно, когда ты уходишь воевать.

Тем не менее ты ни разу не воспользовался машиной, чтобы узнать, где нас держат.

– Это потому, что я боялся, что мой маленький трюк откроется доктору Дисмасу.

К счастью, у меня нет таких страхов. Я многое выяснила об этом месте и узнала, что мы в опасности. Энобарбус нам не доверяет. Не доверяет он и доктору Дисмасу.

– Я знаю, что Энобарбус тебя боится. О чем он говорит с Дисмасом?

Сам послушай.

Призрак Дирив и вся ярко освещенная комната поблекли, сменившись видом на поросшую травой лужайку. Казалось, наблюдение велось откуда-то с вершин деревьев, окаймляющих место беседы доктора Дисмаса и Энобарбуса. Стражи в черных доспехах выстроились с одной стороны, а препарированные слуги доктора Дисмаса сгрудились с другой. Солнце стояло прямо в зените. Был полдень. Где-то заливалась трелями птица, снова и снова повторяя один и тот же каскад звуков.

– Увидишь, он превратится в нечто величественное, – говорил доктор Дисмас, – нечто чудесное, надо лишь дать ему шанс. Его теперешние дела – это ничто, несколько глупых трюков, и только.

– Он и сейчас уже страшное оружие, – возражал Энобарбус, обнажая сильные белые зубы. Воин стоял, гордо выпрямив спину и подняв голову. Грива рыжеватых волос волнами спускалась на широкие плечи. – Противник лишился машин, и теперь от наших машин у него нет защиты. К тому же мы можем маневрировать, не боясь обнаружения. Патовое положение наконец кончилось. Мы благодарны тебе, доктор Дисмас. Ты должен это знать. У тебя остается этот прекрасный дворец, слуги и все здешние богатства. Тебе останутся твои лаборатории и эксперименты. Конечно, я не одобряю то, чем ты занимаешься. Думаю, что это слишком жестоко, может быть, даже ненормально. Но ты свободен в своих занятиях.

– Он пока еще только личинка. Дай ему вырасти! Дай сбросить его нынешний облик и полностью развить свой потенциал! Он сметет все препятствия. Он будет ужасен, могуч… Ты и представить себе не можешь… Иногда мне кажется, что даже я не могу этого представить. Дай ему металлы, редкие элементы…

– Нет, думаю, не нужно. Но чего тебе хочется, кроме этого? Если это в моей власти, то я помогу. В конце концов, именно ты обеспечил нам победу. Может быть, больше подопытных для экспериментов? – расспрашивал Энобарбус. – Быть может, твои опыты идут не так успешно, как тебе бы хотелось?

Доктор Дисмас раскурил сигарету.

– Ты окружил меня шпионами, – заметил он. – Эти люди притворяются, что они мне помогают, а на самом деле они просто стражники в этой тюрьме. Удивительно, что мне вообще удалось выполнить свою задачу. Те несколько созданий, которых я сконструировал, разумеется, уроды, но ведь они только начало. Мне нужно время, а его не хватает, пока я веду для тебя войну. Позволь мальчику завершить трансформацию. Он еще поразит нас всех.

– Я не хочу, чтобы меня поражали. Я хочу доверять тем, кто за меня сражается. Понимаешь, Дисмас, я должен! Я должен все держать под контролем.

– Ты мог бы разом покончить с этой бесконечной войной. Я предлагаю тебе победу, полную и несомненную.

– Но ведь не на моих условиях?

– Моя госпожа и ее помощники воюют за те же цели, что и ты, дорогой мой Энобарбус. Они твои союзники, но командовать ими ты не можешь. То же самое касается и меня. Я не обязан подчиняться приказам твоих офицеров и не желаю, чтобы они вмешивались в мою работу. Я от них ничего не скрываю, но они действуют так, как будто от них что-то прячут.

– Тебе, Дисмас, следует прекратить притворяться человеком. Следует признать свою истинную природу. Никто не станет доверять тебе, пока ты представляешься тем, чем не являешься.

Доктор Дисмас отвечал со злобой:

– Мы оба – создания сил более великих, чем мы сами. Ты боишься моей госпожи, потому что она намного могущественнее, чем фантом мертвой женщины, которому ты поклоняешься. Посмотри, что я сумел сделать по ее просьбе. Посмотри, как хорошо идут дела на войне. Если бы не мой мальчик…

– Он, конечно, помог, я не отрицаю. Но мы и без него одерживали победы. К тому же война не имеет такого уж значения. Не мы ее начали. Мы вступили в нее с неохотой, только чтобы спастись. Истина, которую Анжела принесла, более важна миру, чем война.

– Из-за этой так называемой истины у вас постепенно не осталось бы солдат. Сначала вновь преображенные воюют, но потом их поглощает ваша идея об индивидуальности, и они теряют интерес ко всему, кроме себя.

– Многие продолжают сражаться, – мягко возразил Энобарбус. Голос его напоминал мурлыканье большого кота.

– Ну разумеется, когда каждый может выбирать все что угодно, находятся такие, кто предпочитает воевать. Но не так много, как вам бы хотелось, правда? А по мере того как вы будете продвигаться в верховья, то встретите все меньше непреображенных рас, которых можно мобилизовать.

– Главное – вовсе не война, – упрямо повторил Энобарбус. – Главное – истина, которую мы должны донести до каждого жителя Слияния. Мы начали распространять ее задолго до начала войны. Каждый признает ее, как только будут низвергнуты бессмысленные верования прошлого.

– Ты говорил об истинах, – напомнил доктор Дисмас. – Она, Анжела, заслоняет от тебя истину.

– Она явилась мне семнадцать лет назад, – сказал Энобарбус. – С тех пор я за ней следую. Может, тебе надо еще книг, Дисмас? В твоем распоряжении целые библиотеки. Но ты должен больше стремиться к сотрудничеству.

– Моя госпожа была когда-то одной из владык этого мира. Многие из ее соплеменниц уничтожены, другие рассеяны, но они все равно помнят больше, чем написано во всех книгах всех библиотек вместе взятых. Книги – ничто. Анжела зря уничтожила оставшихся аватар. То была ее первая ошибка, однако тут уж ничего не поделаешь – слишком давно это было. Вторая ошибка – это сдерживать мальчика в развитии. Пусть он растет. Я, конечно, признаю, он однажды пытался ее уничтожить, но тогда он еще не был моим. Теперь же, чем бы он ни стал, я сумею им управлять, потому что он мой сын.

Энобарбус отвечал, медленно и мрачно чеканя слова:

– Аватары хотели ее уничтожить. У нее не было выбора, она защищалась. Кроме того, она просто завершила то, что начато было очень давно. Большую часть аватар уничтожили в Эпоху Мятежа те, кого ты называешь своими друзьями.

Вдруг доктор Дисмас резко разогнул обычно сутулую спину, выпрямившись, как жук-щелкунчик; на узком личике с заостренными чертами вспыхнули желтые глаза. С благородной широтой он воскликнул:

– Но зачем нам спорить, ведь мы оба искренне стремимся к одной цели!

– У меня нет желания ссориться, Дисмас. Ты правильно говоришь: мы по одну сторону фронта. Но ты не можешь поступать, как тебе хочется. Мальчик и то, что ты выращиваешь у него внутри, очень сильны, а следовательно, опасны. Они и сейчас уже многого достигли, и я считаю, нет смысла делать их еще более могущественными. Их надо сдерживать.

– Простой раствор некоторых редкоземельных элементов. Я давно уже дал вам формулу.

– Они и так уже слишком сильны, доктор. Делай что хочешь со своими подопытными, но не смей ничего делать с мальчиком и с тем, что у него внутри.

– Мы бок о бок сражаемся с общим противником, – со злостью настаивал доктор Дисмас. – Когда этот противник будет разбит, ты будешь продолжать указывать мне, что я должен делать?

Он развернулся и пошел прочь сквозь строй деревьев, слуги его последовали за ним. Энобарбус махнул своему врачу и сказал:

– Надо решать эту проблему, Агнитус.

Седоволосый лекарь отвечал:

– В его метаболизме нет ничего необычного, мой господин. Это всего лишь вопрос…

Энобарбус покачал великолепной шевелюрой:

– Не здесь. Не забывай, что мальчишка управляет машинами.

– Ты подслушивал, – прозвучал у Йамы в ушах голос доктора Дисмаса. Солнечная поляна исчезла. Сверху вниз на него смотрел доктор Дисмас. Лоб аптекаря усеяли капельки пота, собираясь островками между бляшек – знаков его болезни. – Я видел машину, – продолжал он. – Ты заставил ее летать очень высоко, чтобы она растаяла в солнечном свете, но все равно я ее заметил. – В его голосе зазвучала нежность. – Как хитро! Как мило! Просыпайся, Йамаманама. Просыпайся, мой хитрый, милый мальчишка! Сегодня ты послужил еще одной славной победе в этой смешной войне. Просыпайся!

Трое слуг подняли Йаму с кровати, отнесли его на кресло под балдахином, устроив парализованное тело среди подушек.

– Не беспокойся об Энобарбусе, – продолжал доктор Дисмас. – Он – ничто. Просто лишний шум. Скоро он нам совсем не понадобится. У меня другие планы… – Он отвернулся от Йамы и произнес, повысив голос: – Но я не стану говорить об этом в окружении шпионов.

– Ты говоришь со мной, доктор, или с тем, кто у меня внутри?

– Скоро мне не придется делать различие. Людям нравится думать, что их тела существуют отдельно от их разума. Это основное кредо еретиков, иначе они не могли бы рассчитывать на жизнь вечную. Ты совершаешь ту же ошибку, Йамаманама, но скоро я тебе докажу, насколько ты ошибаешься.

– Когда сожгли город Эолис, некоторые его жители винили меня. Они привязали меня к погребальному костру и хотели сжечь, но меня спасли термиты – они затянули моих несостоявшихся палачей под землю. Тогда я думал, что каким-то образом призвал их на помощь, но теперь я понимаю: это была Тень, которую ты поселил у меня внутри. Она спасала себя. Когда я упал на землю, она пыталась съесть как можно больше термитов. Ведь эти термиты были отчасти машинами, а ей требовался металл из их тел, чтобы расти.

– Я всегда высоко ценил твой ум, Йамаманама, но не думаю, что он поможет тебе спастись. Твоя единственная надежда – это я. Я добуду тебе эти редкоземельные элементы. И тогда ты поймешь, что между телом и разумом различия нет. А теперь тебе надо сделать зарядку и поесть, потому что через час придется опять заснуть. Война все набирает скорость, и что бы ни говорил Энобарбус, центральная фигура в ней – ты.

За спиной доктора Дисмаса стояла Дирив. Она невероятно широко разинула рот, показывая бесконечные ряды острых белых зубов и ярко-красный язык, покрытый слюной и трепещущий у нее во рту, как змея.

Я выращу такие зубы, что они сожрут тебя целиком, мой малыш. Мы станем единой плотью и единой кровью. И для нас не будет невозможного.

9. Лазарет

Пандарас очнулся в темноте, ощущая, что все его тело сдавила непонятная сила. Левая рука страшно болела. Он рванулся вверх, испугавшись, что все еще похоронен в развалинах, но тут обнаружил, что на него давит всего лишь одеяло, сползшее до пояса, а темнота вовсе не абсолютная: то тут, то там ее разрывал свет маленьких лампочек, которые медленно и печально раскачивались, словно маятники множества часов. Весь мир качался, как колыбель. Кругом дышали и вздыхали люди. Доносились чьи-то всхлипы – редкие икающие звуки, наводящие на мысли о водопроводном кране.

Пандарас потянулся правой рукой к левой и… не нашел ее. Он похлопал по грубому одеялу на своей кровати, как будто надеялся найти ее рядом, как верного пса, прикорнувшего рядом с хозяином. Он все еще до конца не проснулся и не понимал, что происходит.

На полу возле его кровати что-то пошевелилось. Пандарас напрягся, испугавшись, что там прячется префект Корин. Но это оказался более крупный мужчина, бледнолицый и рыхлый, одетый в одни только мешковатые брюки.

– Маленький господин, – проговорил он тихим, но хриплым голосом. – Успокойся, маленький господин. Лежи тихо. Ты ранен и очень болен. Тебе надо отдохнуть.

Это был Тибор. Пандарас даже не удивился. Он только спросил:

– Что они со мной сделали?

Тибор заставил его снова лечь и рассказал все, что знал. Двое солдат в окопе были только оглушены миной. Они откопались сами, вытащили Пандараса и отнесли его в лазарет, но ко времени, когда его осмотрел хирург, шнур на запястье так затянулся, что почти полностью скрылся в мышцах. В руке слишком долго было нарушено кровообращение, так что хирургу осталось лишь закончить дело, начатое шнуром.

– Свобода того стоит, – прошептал Пандарас. – Недаром многие говорят, что у нашей расы нет рук, только клешни, как у животных. Поэтому мы научились делать большую часть работы языком.

Необходимо воспринимать это как можно легче, иначе он свалится в огромную черную яму отчаяния и никогда не выберется оттуда. Он опять попытался сесть и сказал:

– Свобода стоит такой жертвы, Тибор, но нам нельзя здесь оставаться. Он найдет меня, и свободы больше не будет. Надо уходить…

– Успокойся, маленький господин, – погладил его по плечу иеродул. – Ты очень болен и все вокруг тоже. Тебе сделали операцию, и теперь надо спать. Чем дольше ты проспишь, тем больше у тебя будет шансов выжить.

Пандарас призвал на помощь все свои силы.

– Принеси мою одежду, – приказал он. – Если я останусь здесь, получится, что я пожертвовал рукой напрасно, а этого я не вынесу.

Оказалось, что его одежда связана в узелок на полу возле кровати. Тибор помог ему одеться. Дважды Пандарас пытался придержать пуговицы левой рукой, которой не было.

– Мне придется выучиться массе новых штучек, – сквозь сжатые зубы пошутил он и вдруг воскликнул в панической тревоге: – Амулет! Амулет и монета! Где они? Их выбросили? Надо их найти!

Тибор просунул два пальца в карман истрепанной рубахи Пандараса и вытянул монету на кожаном ремешке и браслет из волосков нутрии и речного жемчуга.

– Это все, что у меня есть, Тибор, – воскликнул Пандарас. Он схватил керамический диск, и тот вспыхнул так ярко, что Пандарас зажмурил глаза. – Он близко! – закричал Пандарас. Поцеловав светящуюся монету, повесил ее на шею и с гримасой отвращения натянул волосяной браслет на обрубок руки.

– Ну вот. Больше у меня ничего нет. Префект Корин забрал книгу, а за постой мне пришлось расплатиться рукой. Можно отправляться.

– Куда ты пойдешь, маленький господин?

– Мы найдем моего хозяина. Монета доведет нас. Тебе не удастся так легко уйти от меня во второй раз, Тибор. Чтобы найти тебя, мне пришлось потерять руку. Будет только справедливо, если отныне ты будешь прикрывать меня слева.

Тибор кротко ответил:

– Мой долг, маленький господин, ухаживать за больными и ранеными.

– Я как раз ранен.

– Конечно, ранен. Но ты один из многих. Много больных и много раненых. Я многим нужен, маленький господин.

– Но, надеюсь, я – главная твоя привязанность. – Пандарас почувствовал головокружение. Пол под ногами закачался и поплыл. Он присел на край кровати, но дурнота не проходила.

– Меня зовут, маленький господин, – сказал Тибор и, переваливаясь, направился в темноту. Его голая спина и лысая голова сверкнули в конусе света раскачивающейся лампы, и он исчез. Пандарас прилег на кровать, всего на минутку, а разбудил его Тибор, снова присевший возле его кровати. Казалось, в темноту вылили ведро белил, не истребив ее до конца, но все же сделав не такой непроницаемой.

Тибор курил сигарету. Пандарас помахал пальцами правой руки в воздухе, чтобы Тибор дал ему затянуться.

– Ты же не куришь, маленький господин. И пусть ты болен, такое лекарство не пойдет тебе на пользу.

– Если я настолько болен, как ты говоришь, то едва ли пара затяжек принесет мне так уж много вреда. А если нет, как считаю я сам, то это меня успокоит. Мой отчим, первый, тот самый, о котором я не люблю говорить, был отчаянный курильщик, так что одна затяжка не повредит.

Пандарас чувствовал страшную усталость, но, если бы мир наконец перестал раскачиваться, он бы встал и ушел отсюда через минуту. Тибор как хочет – может идти с ним, может оставаться. Префект Корин наверняка его ищет. Надо идти. Надо найти господина…

Тибор вставил мокрый окурок в пальцы Пандараса и помог донести его до губ. Дым был сладким и крепким. Пандарас поперхнулся первой же затяжкой и закашлялся, но вторую втянул до половины легких и с наслаждением выдохнул.

– Видишь? – кивнул он Тибору. – Очень успокаивает.

Тибор забрал у него сигарету и сказал:

– Значит, у наших рас химические процессы идут очень похоже, ведь из-за этого люди моего народа и курят. Так нам легче смириться со своей участью. – Он затянулся. Разгоревшийся уголек сигареты отразился двумя красными искрами в его больших черных глазах. – Если бы не это, я убил бы себя еще ребенком, да, думаю, и остальные наши тоже. И моя раса вымерла бы давным-давно, не имея шанса искупить свой грех. Хранители справедливы, но милостивы. Когда они создавали этот мир, то посеяли в нем траву, из которой делается этот табак. Он-то и помогает моей расе сносить унижения и всеобщее порабощение.

– Я думал, это просто привычка, – сонно пробормотал Пандарас. Когда Тибор начал его раздевать, он не сопротивлялся.

– Это привычка всей жизни, маленький господин, как дыхание. Сигареты нужны нам, как вам воздух.

– Надо бежать. Перейти линию фронта.

– Мы уже это сделали, маленький господин. А теперь спи. Если ты можешь спать, это знак, что ты начинаешь поправляться. Те, кто слишком больны, чтобы спать, обычно умирают.

– Мне хочется… – Но Пандарас слишком устал, чтобы закончить мысль, и уснул, не договорив.

С каждым днем Пандарас набирался сил и наконец настолько поправился, что сумел понять, насколько тяжело был болен. Тяжелее, чем большинство раненых в палате. Когда он оказался в состоянии сесть и осмотреться, то увидел, что в палате почти никого нет. Только через три койки от него в том же ряду лежал почти полностью забинтованный человек. Похожая на огромного комара машина помещалась на бочкообразной груди раненого и перекачивала кровь через сложные контуры стеклянных трубок. Дышал человек громко и прерывисто.

Керамический диск светился не ярче, чем прежде, но точки и черточки в его глубине двигались очень активно, складывались в причудливые рисунки, на мгновение замирали, потом снова вступали в игру. Часами наблюдал Пандарас за этим танцем, пытаясь разгадать его скрытый смысл.

Ночью у пациента, которого лечила машина, наступил кризис. Его унесли в окружении целой стаи хирургов и санитаров. Пандарас потом несколько часов не спал, но раненого так и не принесли назад.

На следующее утро Тибор вынес Пандараса на палубу, и наконец он понял, что пытался внушить ему иеродул. Плавучий госпиталь двигался в низовья, его захватили еретики.

В районе низменности Утерянных Вод Великая Река делилась на множество неглубоких извилистых рукавов с медлительным вялым течением. Госпиталь следовал по одному из них, не более лиги шириной, с мутной от песка рыжеватой водой. Оба берега густо заросли деревьями, уходящими корнями в неспешно катящиеся воды. Их ярко-зеленая листва сияла в солнечном свете. Солнце палило. Стояла влажная жара. Пандарас обливался потом при любом движении и был рад спокойно посидеть с Тибором под красным навесом, прислушиваясь к какой-нибудь дискуссии, ведущейся в рамках процесса Нового Образования или Просвещения, как называли это еретики.

Лазарет представлял собой баржу, широкую и плоскую, как поле. Нос ее венчал летающий мостик. По бортам, как зерна в стручке, размещались через равные интервалы огневые гнезда. На корме теснился десяток ниш с реактивными моторами. За баржей, словно птицы за рыбачьей лодкой, летели пять машин. Круглые, как бочки, они были утыканы подвижными отростками. Рассекая воздух, машины издавали протяжный свистящий звук. Время от времени одна из них отрывалась от группы и делала широкий круг над лесным покровом, присоединяясь затем к остальным. Ночью их окутывало тусклое красное свечение, подобное ореолу далекого созвездия.

Были и еще машины. Крошечные серебристые капельки, прыгавшие с места на место, как арбузные семечки. Черные угловатые создания, напоминающие богомолов, которые шествовали по выскобленным добела доскам палубы на длинных тонких ногах. А еще конструкция из кубиков и шаров в подвесной сетке возле огромного штурвала, управлявшая вместе с двумя матросами всеми рулями баржи. Ее пластиковый футляр когда-то был белым, теперь же покрылся пятнами и искрошился. Как выяснил Пандарас, машина была очень древней, она полностью управляла баржей и ей прислуживало множество мелких машин. Казалось, что машины здесь не служат хозяевам, как в Изе, а равны еретикам и даже их превосходят.

Охранявшие пленников и обслуживающие баржу солдаты принадлежали к недавно преображенному племени с нижних предгорий Краевых Гор. То были высокие мускулистые люди, покрытые густым белым мехом. Вся одежда их состояла из сложной кожаной сбруи со множеством пряжек, сумок и кошельков. Маленькие черные глазки настороженно смотрели из-под тяжелых надбровных дуг. Длинные, узкие лица были темны и морщинисты, как старая кожа, и сплошь покрыты татуировкой – серебристыми точками и спиралями. Себя они называли чарны или чаи. Принадлежа к одной расе и единой культуре, они отчетливо делились на две группы, и табу на смешанные браки соблюдалось неукоснительно. Первая триба пасла лам и коз в березовых лесах, вторая охотилась в горах среди скал и снегов выше зеленого пояса. Пандарас, который по-прежнему не отказывал себе в удовольствии поговорить со всяким при любой возможности, обнаружил, что этот народ обладает богатым запасом трагических историй о несчастных любовниках из разных триб и о кровной мести, которая тянется десятки поколений. К их изумлению, он выдал несколько собственных версий на этот вечный сюжет.

Стражники, покрытые белым мехом, не жаловали утомительную влажную жару. Если они не патрулировали палубу, то лежали, растянувшись перед электрическим вентилятором с вывалившимися, как у собак, языками. Эта раса славилась вспыльчивостью, а жара еще усиливала их раздражительность. Офицеров, служивших в госпитале, убили сразу, но иногда стражники выстраивали пленников, выбирали наугад жертву и казнили. Как-то ночью один из охранников сошел с ума и попытался захватить мостик.

После краткой, но жестокой схватки сумасшедшего застрелили. От случайных пуль погибли более тридцати пленников. Трупы без всяких церемоний выбросили за борт на радость кайманам и акулам.

Пандарас спросил Тибора, почему того не убили, когда еретики захватили лазарет.

– Ты ведь нечто вроде жреца, правда? Я думаю, ты для них опаснее любого офицера.

Размышляя над ответом, Тибор почесывал длинные вертикальные шрамы у себя на груди. Наконец он сказал:

– Видишь ли, маленький господин, я просто-напросто раб, никакой не вождь. А кроме того, еретики верят, что обратить в свою веру такого, как я, это большая победа.

– Когда они захватили госпиталь, там наверняка были и другие иеродулы, но сейчас я не вижу ни одного.

– Они успели сбежать, маленький господин, а я не мог оставить тебя.

– Ты прекрасно знаешь, что я не твой господин, Тибор.

Иеродул не отвечал. Тогда Пандарас попробовал еще один аргумент:

– Я очень тебе благодарен, Тибор, но мы должны быть на равных. Ты – мой друг.

– Ты не можешь быть другом такому, как я, маленький господин. Что я такое? Я ничтожней червя, и все потому, что в Эпоху Мятежа мои далекие предки встали на сторону Черных машин. На сторону зла.

– Но ты – человек, Тибор. Такой же, как все. Не взваливай на мои плечи ответственность за твою жизнь.

В ответ Тибор снова промолчал. С невыносимой медлительностью он вынул из-за пояса маленький пластиковый кисет и стал сворачивать самокрутку.

Только самые слабые и тяжелораненые пленники лежали в жаре, вони и темноте трюма, остальные перебрались под полотняные или шелковые навесы, натянутые по всей палубе, как разбросанные по полю цветы. Временами баржа меняла курс, и тогда пленники ловили рыбу и креветок, которые очень украшали варево из липкого риса или кукурузы. Однако большая часть дня отводилась урокам по Новому Образованию и Просвещению.

Классы дискуссий начинали занятия с рассветом, а заканчивали частенько уже после захода солнца. Пленникам сообщили, что обучение – дело добровольное, однако они прекрасно знали, что при очередной казни охранники выберут именно отказчиков. Все это напоминало Пандарасу дешевую школу, куда он недолго ходил в детстве. Его образование завершилось вместе с исчезновением отца, так как отчим считал учебу излишней роскошью и не желал выбрасывать на нее деньги. Но все равно потеря была невелика. Пандарас всегда ненавидел сковывающую атмосферу школы, а нудные декламации Пуран, которым отводилась большая часть времени, почти убили для него прелесть этих ужасных и чарующих рассказов. Он совсем не расстраивался от того, что остался неграмотным: легенды и песни его народа всегда хранились в памяти исполнителей, а вовсе не на бумаге. «Высечены не в камне, в воздухе» – так гласила традиция их расы, ибо то, что забывалось, иной участи и не стоило, а все ценное жило в устах и инструментах тысяч певцов столетиями после неоплаканной смерти безвестного автора.

В классах было от четырех до сорока учеников, и в каждом работал педагог. Эти все без исключения принадлежали к одной расе: круглые лица, серая кожа. Они жили в городе в сотнях лиг ниже по реке и, по собственному их выражению, достигли просвещения в самом начале войны. Учителя – и они с гордостью это признавали – были по большей части совсем еще детьми со слабо выраженными половыми различиями. Невысокие, они ростом уступали даже Пандарасу. Их одежда состояла из черной свободной туники и брюк, а матово блестевшие черные волосы собирались в изысканно переплетенные косички с лентами из белого шелка. От пленников они требовали железной дисциплины. Если кто-то уходил с занятий, выказывая отвращение или гнев, педагог немедленно кидался в погоню и с воплями лупил провинившегося по щиколоткам бамбуковой палкой. Тех, кто сопротивлялся или не желал возвращаться, забирали охранники, и вскоре за борт летел новый труп.

Сначала Пандарас никак не мог понять, чему его хотят научить. Он сидел рядом с Тибором, стояла удушающая жара, его культя нестерпимо ныла под квазиживой повязкой, которая поглощала все выделения раны и которую Тибор менял дважды в день. Голова его трещала от вечной вони рыбьего жира для реактивных моторов баржи, от ослепительных солнечных бликов на речных волнах, а более всего от птичьих тирад педагогов, когда они топили в бесконечной демагогии, улещивали, уговаривали, убеждали своих учеников.