Текст книги "Сатана в церкви"

Автор книги: Пол Догерти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

11

Наутро Корбетт разбудил Ранульфа и послал за водой и завтраком. Одевшись, он сам открыл ставни. Крыши ближайших домов сверкали серебристой наледью, но солнце уже пробивалось сквозь утренний туман. День обещал быть ясным. Корбетту захотелось забыть обо всем на свете и отправиться к Элис, но, вспомнив Барнелла, он тихо ругнулся, достал письменные принадлежности и аккуратно разложил на сундуке почищенный пергамент. Вернулся зловредно ухмыляющийся Ранульф, и Корбетт догадался, что тот опять сцепился с хозяйкой – ее угрюмый высокомерный вид пробуждал в мальчишке все худшее.

Умывшись, Корбетт велел сделать то же самое и Ранульфу, прежде чем они позавтракали слабеньким элем с ржаным хлебом. Тем временем Корбетт рассказал помощнику, что тот должен сделать – подкупить еды, забрать лошадь и вернуть ее в Вестминстер, а потом исполнить одно секретное поручение. При этих словах мальчишка побелел от страха.

– Только этого не хватало! – взвизгнул он. – Чтобы я опять попал в Ньюгейт и примерил пеньковый воротник?

Корбетт уверил парня, что, покуда тот у него на службе, ничего такого не случится, и добавил насмешливо:

– Впрочем, такого ловкача еще поди поймай!

Ранульф со злостью посмотрел на Корбетта, грязно выругался себе под нос и все еще ворчал, когда Корбетт вытолкал его за дверь и вниз по лестнице – прямиком на улицу.

Потом чиновник сел на кровать, положил на колени поднос для письма и, немного подумав, вывел на пергаменте первые слова донесения:

«Смерть Лоренса Дюкета. Дата смерти: 13 или 14 января 1284 года. Место смерти: церковь Сент-Мэри-Ле-Боу в Чипсайде. Лоренс Дюкет, золотых дел мастер, жил в Уолбруке. Вел свое дело довольно успешно. Уважаемый горожанин, член гильдии золотых дел мастеров. Женат не был, единственная родственница – сестра. Нет никаких оснований причислять его к какому-либо тайному союзу. Судя по всему, не был он и сторонником так называемых популистов. Неясны его отношения с Ральфом Крепином, который поднялся из безвестности до олдермена. Известный ростовщик, свое состояние Крепин сделал, ссужая деньги в рост. Сочувствовал покойному изменнику Симону де Монфору. Был связан с тайной популистской партией, также имел пока непонятные связи с городским преступным братством. Примерно в середине дня 13 января Крепин и Дюкет встретились в Чипсайде, обменялись несколькими крепкими словами, потом ударами. Дюкет был мирным человеком, поэтому тем более странно, что он вдруг вытащил кинжал и то ли по счастливой, то ли по несчастливой случайности нанес противнику смертельный удар в шею. Потом, забрав кинжал, он, прежде чем поднялся шум, побежал по Чипсайд-стрит и скрылся во дворе церкви Сент-Мэри-Ле-Боу. Ему удалось схватиться за дверь церкви и таким образом получить право на защиту. Настоятель вышеназванной церкви Роджер Беллет обещал ему неприкосновенность и привел к алтарю.

Согласно закону, священник дал ему свечу, кремень, кувшин вина и хлеба на один пенни. Обычай требует от священника лично запереть дверь снаружи, что тот и сделал, а Дюкет запер дверь изнутри.

Никакого особого шума не было, и даже стражу не позвали за неимением времени, так как церковь находится в непосредственной близости от места убийства Крепина. Однако городские власти направили караульных из числа горожан стеречь церковь, чтобы никто не проник внутрь и чтобы Дюкет не смог сбежать ночью. Караульные в дальнейшем докладывали, что никто не приближался к двери, да и изнутри не доносилось никакого шума. Они несли дозор до утра, и при них пришел священник, чтобы отпереть дверь. Но та не поддавалась, и Дюкет не отвечал ни на крики, ни на стук. Пришлось применить силу, чтобы все-таки открыть дверь. Внутри обнаружили следующее. Ни у входа, ни в нефе не было следов насилия. Зато престол был передвинут к правому окну. Окон всего два, они расположены друг против друга, и на каждом имеется выступающий железный штырь с крюком на конце для гирлянд или лампад. В то утро на одном из них висел труп Лоренса Дюкета.

Можно предположить, что Дюкет подошел к входу, взял веревку из колокольной башни, вернулся и, подвинув престол, повесился на металлическом штыре. Позвали коронера и жюри присяжных при коронере осмотреть труп. Допросили караульных, которые показали, что никто не выходил ночью из церкви и они не слышали никакого подозрительного шума. Коронер привел их к присяге, и они поклялись, что исправно несли дозор. Я полагаю, что они говорили правду. Коронер с присяжными допросили также священника, который показал, что ему ничего не известно о смерти Дюкета. Коронер не усомнился в его показаниях, в отличие от меня. Доказательств нет, однако глубокое беспокойство не оставляет меня. Дюкет умер от удушья, у него на шее глубокая красная борозда от веревки и синяк под левым ухом от узла. На теле больше нет никаких следов, кроме синяков на предплечьях. Да между зубами застрял лоскут. Коронер тоже это отметил, когда труп был эксгумирован по моему настоянию.

Коронер и присяжные задались вопросом о причине ссоры Крепина и Дюкета и пришли к выводу, что она произошла из-за Джин Дюкет, сестры Лоренса, которая, как предполагается, была совращена Крепином. Я допросил вышеназванную Джин и уверен, что причина ссоры была другой. Коронер сделал вывод, что Дюкет виновен в убийстве Ральфа Крепина и бежал в церковь Сент-Мэри-Ле-Боу за спасением, где совершил самоубийство.

Согласен ли я с его вердиктом? Если бы Дюкет выжил, то мог бы поступить двояко. Во-первых, заявить в королевском суде лично или через атторнея, что это была самозащита. Будь его заявление принято, он был бы оправдан. Во-вторых, не пожелай он оправдываться в суде или не будь он оправдан, он мог бы отречься от родины. Это означает, что с крестом в руках он мог бы дойти до ближайшего порта и, сев на любое судно, найти убежище за границей. Если учесть, что Дюкет был человеком богатым, он мог бы благополучно жить где-нибудь в ожидании прощения. Чего ради ему совершать самоубийство?

Первое – чтобы избежать веревки палача? Но он был в безопасности, и у него были другие возможности, о которых я сказал выше. Второе – чтобы его не объявили виновным в смерти Ральфа Крепина и не отторгли все имущество во владение короля? Но сначала его надо было осудить на смерть, доказав вину, – к тому же у него не было родственников, кроме сестры, с которой он не был близок. Третье: он мог ослабеть умом и не выдержать мук совести, угрызаясь содеянным убийством! Или его обуял ужас перед соратниками Крепина, которые наверняка захотели бы отомстить? Это могло бы стать наиболее разумным выводом, если бы я обнаружил этих самых соратников Крепина, который, по всей видимости, был одиноким человеком, без семьи, друзей, приятелей.

Итак, я полагаю, что Лоренс Дюкет был убит ночью 13 января 1284 года неизвестным или неизвестными. Во-первых, я не могу принять то, что человек, бежавший за спасением в церковь (значит, желавший сохранить свою жизнь), позднее решил покончить с собой таким ужасным способом. Во-вторых, и это важнее, Дюкет не мог дотянуться до железного прута. Я измерил его рост и обнаружил, что он был слишком мал для этого. Он никак не мог завязать узел. В заключение скажу, что Дюкет был убит, однако на многие вопросы у меня нет ответов.

Item. [8]8
  Зд.: вопрос (тт.).


[Закрыть]По какой причине?

Item. Кем?

Item. Как убийцы сумели проникнуть в церковь и выйти из нее, не прикасаясь к двери? Священник мог бы отпереть дверь снаружи, но без помощи Дюкета, который должен был отпереть дверь изнутри, им было не обойтись. Им также надо было отвлечь внимание караульных, чтобы они потом не свидетельствовали против них.

Item. Убийцы могли получить ключ не из рук священника, тогда они должны были завладеть им, украв у священника, чему нет никаких доказательств.

Item. Войти в церковь можно и через боковую дверь, но она уже много лет как заперта, и нет подтверждений тому, что ее вскрывали. Еще один способ – влезть в окно, но оба окна слишком малы для этого. Большие окна закрыты ставнями и могли быть отворены только изнутри. Ни на одном из окон нет следов взлома. Нет также потайного хода.

Item. Если бы неизвестные проникли в церковь, шум привлек бы внимание караульных. Ведь Дюкет наверняка оказал бы сопротивление и позвал на помощь, а не вел себя покорно, аки овца.

Item. Что за черные шелковые нитки остались на петле и что за лоскут застрял у Дюкета между зубами? Откуда взялись синяки у него на предплечьях?»

Корбетт закончил донесение и перечитал его, особенно внимательно отнесясь к выводам. Ясная картина, сложившаяся у него в голове несколько недель назад, не изменилась – Дюкет был убит. Однако Корбетту пришлось признать, что дальше этого он не продвинулся и не знает, как, почему и кем совершено убийство. Он все еще размышлял над донесением, когда в комнату с грохотом ввалился Ранульф.

– Неудивительно, – насмешливо заметил Корбетт, – что ты попадался в чужих домах. Ломишься, как боевой конь в атаку!

Раскрасневшийся запыхавшийся Ранульф извинился, разложил покупки на кровати Корбетта и сел у дальней стены, привалившись к ней, чтобы перевести дух.

Некоторое время Корбетт молча смотрел на него.

– Получилось? – в конце концов спросил он. Ранульф кивнул:

– Еще как! Я был дома и у Крепина, и у Дюкета. Там ничего нет. Воры поработали на славу, они всегда забираются в пустые дома! У Дюкета совсем ничего, а у Крепина я нашел только это.

Ранульф протянул Корбетту рваный грязный клочок пергамента, и тот принялся внимательно изучать его. Рисунок был четкий, простой и не очень аккуратный – пятиугольник под аркой с датой, словно в конце письма, «30 апреля 1283 года». Почти год назад. Корбетт бросил клочок на кровать.

– Что-нибудь еще?

– Что-нибудь еще? – Ранульф уставился на него во все глаза. – Я рисковал головой, и ради чего? Ради грязного обрывка пергамента, который вы тут же выбрасываете!

Корбетт улыбнулся:

– Ты не прав. Я благодарен тебе. Возьми. – Он дал мальчишке несколько монет. – Купи себе что-нибудь и кое-что разузнай для меня. – Он поднял руку, предваряя возражения Ранульфа. – Это не так опасно, но гораздо важнее. Ты ведь свой среди преступников? – Корбетт заметил замешательство на лице помощника. – Знаешь лондонских лихих молодцов?

Ранульф кивнул, недовольно глядя на непонятного чиновника.

– Отлично, – продолжал Корбетт. – Тогда я хочу, чтобы ты выведал две вещи. Во-первых, несколько дней назад недалеко от этого дома на меня напали настоящие убийцы. Не какие-нибудь уличные оборванцы, а два человека, обученные убивать и нанятые меня убить. Мне бы хотелось, чтобы ты разведал, кто их нанял и почему. Во-вторых, мой юный друг, хоть меня и не привлекают мальчики и молодые мужчины, но если бы привлекали, куда я мог бы пойти?

Лицо парнишки исказилось от страха.

– Не беспокойся, – мягко проговорил удивленный Корбетт. – Я не из этих. Но даже если так, тебе не стоит волноваться!

– Я не волнуюсь! – крикнул Ранульф. – Я боюсь. Вдруг меня поймают в таком месте? Что со мной будет? Если церковники не сожгут, то не поздоровится от моих друзей. И я не хочу, чтобы надо мной смеялись на каждом углу!

Он сверкнул глазами, и Корбетт улыбнулся.

– Ранульф, я тебе доверяю, – сказал он и показал на дверь. – А теперь иди!

Парень с вытянувшимся лицом затопал к двери.

– Кстати, Ранульф, как ты грабил дома? Босиком?

Исправившийся домушник ухмыльнулся:

– В некоторых вещах вы ровным счетом ничего не смыслите. А тряпки зачем? Ими мы обертываем сапоги. Все это знают!

– Кроме меня, – улыбнулся Корбетт. – Ладно, тебе пора!

Стараясь не шуметь, Ранульф спустился по лестнице, сердито ворча себе под нос и не уставая поражаться странностям господина Корбетта. Из его комнаты доносилась тихая печальная мелодия флейты, певшей о несбывшихся, разбитых и давно забытых мечтах.

12

Ранульф не вернулся ни вечером, ни на другое утро, когда Корбетт, вымывшись в бадье и принарядившись, отправился к Элис в «Митру». Он опасался, что опять ее не застанет, однако она встретила его свежая, как майское утро, в темно-синем платье, с бронзовой цепочкой на тонкой талии и простым золотым ожерельем на шее. Ее волосы были мягкими, как шелк, и Корбетт с наслаждением вдохнул аромат ее духов, когда она обняла его за шею и прижалась к нему нежным гибким телом. С радостью убедившись, что бесцеремонного верзилы Питера нет на месте, Корбетт собрался было утащить Элис наверх, но она воспротивилась под тем предлогом, что у нее много дел, да и время неподходящее. Пришлось пойти на попятный, и Корбетт устроился в кухне, принимая от нее вино и засахаренные фрукты и не особенно вслушиваясь в ее болтовню, с которой она отводила его жадные руки и уклонялась от вопросов. Зато сама она задала ему множество вопросов о расследовании и рассмеялась, когда он, поморщившись, уткнулся носом в кубок.

– Слышала, у тебя появился телохранитель! – надув губки, заметила она. – Хочешь, чтобы я ревновала?

Посмотрев на нее, Корбетт хохотнул:

– Нет, он всего лишь мальчишка. Посыльный и носильщик.

Элис улыбнулась и заговорила о другом. А Корбетт, пока она ходила по кухне, занимаясь обычными делами, не сводил с нее глаз, отчаянно желая ее. Несмотря на ее показную веселость, он чувствовал, что она сама не своя, хоть и старается этого не показывать. Что-то из сказанного или не сказанного ею не давало ему покоя, правда, он никак не мог понять, что именно. Наконец он решил уйти – Элис была слишком занята, и мешать ему не хотелось. Итак, он поднялся, крепко обнял ее и вышел на залитую солнцем Чипсайд-стрит.

Тревога не покидала Корбетта, пока он шел в толпе, направляясь в Полтри к своему ювелиру. Окно лавки было открыто и сверкало выставленными в нем украшениями. Подмастерья работали вовсю, одни приглашали почтенных покупателей взглянуть на более ценные вещи, другие приглядывали за менее почтенными посетителями. Ювелира не было, и Корбетт послал за ним одного из подмастерьев. Когда тот появился, то выглядел расстроенным. Беседовать с Корбеттом ему явно не хотелось.

– Господин Корбетт, вы звали меня?

– Да, мне нужны сведения, господин ювелир.

Гизар огляделся, не слышал ли кто Корбетта, и повел его в лавку.

– О чем это вы? – шепотом спросил он. – Что вам надо?

Корбетт заглянул в испуганные глаза ювелира.

– Дюкет. Крепин.

Ювелиру изменило самообладание.

– Крепин был известным популистом. Он занимался у них деньгами и часто требовал у нас золото. Якобы для защиты наших домов. Некоторые платили, другие не платили. Возможно, Дюкет тоже не платил.

– Однако убили Крепина, – заметил чиновник, и Гизар внимательно на него посмотрел.

– Неужели, господин чиновник? – вдруг охрипнув, проговорил ювелир. – Крепин получил по заслугам. А Дюкет? Покончил с собой? – Он покачал головой. – Ни за что на свете! – решительно заявил он.

– Это почему же? – мягко переспросил чиновник. Ювелир опять покачал головой и взглядом попросил Корбетта уйти.

Было уже поздно, когда Корбетт добрался до своего дома и обнаружил измученного грязного Ранульфа, который, завернувшись в плащ, спал на полу. Он не стал будить мальчика, лег на кровать, и его мысленному взору явилось прекрасное обнаженное тело Элис и ее длинные черные волосы, как завесой, укрывавшие его. Вот если бы унять тревогу в сердце. Услыхав, что Ранульф шевелится на полу, Корбетт спустил ноги с кровати и разбудил его.

Зевая, Ранульф почесал голову и уставился на Корбетта опухшими сонными глазами.

– Господин чиновник, – не переставая зевать, проговорил он, потянулся и проснулся окончательно. – Господин чиновник… – В его голосе появились просительные ноты. – Господин Корбетт, вам надо быть осторожным. Нельзя вам ходить одному, как сегодня!

Корбетт внимательно поглядел на него:

– Это почему же, Ранульф? Говори сейчас же!

– Вам доводилось слыхать о Пентаграмме?

– Нет, не доводилось. Разве что я видел ее на рисунке, который ты же и принес из дома Крепина. А что?

– Я и сам толком не знаю. Но тайное общество у нас в Лондоне занимается чем-то черным… не помню…

– Чародейством? Магией? – с раздражением спросил Корбетт.

– Вот-вот. Такого в Лондоне много. Правда, обычно собираются несколько дураков, а тут другое. Тут тайна. Могущество. И главного у них зовут Невидимым! – Ранульф с жалостью посмотрел на Корбетта. – Думайте что хотите, а на вас напали как раз эти. Ну, те убийцы, с которыми вы подрались. Их наняли эти тайные. Вам повезло. То, что вы не только уцелели сами, но еще и убили одного, раззадорило кое-кого из тех, кого вы называете прест… преступ…

– Преступным братством! – воскликнул Корбетт.

– Правильно. Пр… преступным. В общем, они могут опять напасть.

Ранульф вопросительно смотрел на своего хозяина, ожидая увидеть на его лице страх, даже ужас, и про себя восхищался его невозмутимостью. У самого Ранульфа не было сомнений насчет того, что он сделал бы на месте хозяина. Помчался бы в порт и заплатил судовладельцу, лишь бы тот увез его из страны – чем быстрее, тем лучше.

Впрочем, невозмутимость Корбетта была лишь маской. Напуган он был, как никогда в жизни, сильнее, чем в гуще боя в Уэльсе. В Лондоне убийцы преследовали его по пятам и могли напасть в любой момент. Он посмотрел на Ранульфа:

– А как насчет другого дела?

– С этим лучше. Есть несколько мест, в основном за городской чертой. Мне удалось их отыскать – и одно, которое предпочитал Дюкет. Ему вправду нравились мальчики, и его любимчик как раз там работает. Мы пойдем туда сегодня?

Корбетт покачал головой.

– Нет, давай спать, – устало произнес он, задул свечу и завернулся в плащ, словно испуганный ребенок, прячущийся от подступивших кошмаров.

На другое утро, измученный навязчивыми снами, Корбетт послал Ранульфа к Барнеллу с донесением, но, прежде чем выпустить мальчишку на улицу, заставил его выучить это донесение назубок. Когда Ранульф уже вышел из дома и Корбетт собирался последовать за ним, мальчишка вдруг толкнул его обратно и захлопнул дверь. Послышались глухие удары, и чиновник вынул кинжал, собираясь защищаться. Ранульф кричал снаружи. Потом дверь приоткрылась, он опять показался на пороге.

– Ради всего святого, что случилось? – крикнул Корбетт.

Пожав плечами, Ранульф широко распахнул дверь и ткнул пальцем в страшные арбалетные стрелы, глубоко впившиеся в дерево.

– Стреляли с крыши дома напротив, где стык с соседней крышей, – ответил Ранульф. – Не знаю даже, с чего это я глянул туда, не иначе из-за шума. Видел я плохо, потому что солнце било в глаза, но арбалеты разглядел, вот и толкнул вас обратно, а сам упал на землю. – Он поглядел на грязную рубашку. – Не понимаю, зачем было мыться!

Корбетт улыбнулся, тронутый попыткой своего помощника развеселить его. Неожиданно навалилась усталость, чиновнику и без того было невмоготу нести бремя расследования, а тут, счастливо избежав смерти, он совсем ослабел. Усевшись на ступеньке, он обхватил голову руками под взволнованным взглядом Ранульфа, понятия не имевшего, что делать дальше. Корбетт тоже не знал, что делать. Но одно он понимал. Чтобы выжить, надо выбираться с Темза-стрит. Эти, какими бы дурацкими именами они себя ни называли, пусть даже Пентаграммой, ни перед чем не остановятся, лишь бы его уничтожить! Им известно, где он живет, и они предприняли уже две попытки убить его. Корбетту пришло в голову, а не попросить ли убежища у Элис, но это было бы слишком очевидно, его там быстренько разыщут – к тому же зачем подвергать риску ее жизнь. Нет уж. Барнелл поставил его под удар, так пусть Барнелл и спасает. Корбетт поднял голову и посмотрел на притихшего помощника.

– Иди-ка в комнату, – тихо сказал он. – За сундуком найдешь седельные сумки. Переложи в них то, что в сундуке, ну и вообще собери все, что может нам пригодиться. А я пока расплачусь с хозяйкой.

Ранульф отправился наверх, а Корбетт нашел хозяйку и сказал, что ненадолго уедет, но попросил присмотреть за вещами и заплатил ей за это. Он не сообщил, куда они с Ранульфом отправляются, но наказал сохранять любые письма, какие ему принесут. С тревогой взглянув на него, она поняла, что расспрашивать бесполезно, и промолчала. После этого Корбетт ушел, с угрюмой усмешкой представив лицо леди, когда она увидит арбалетные стрелы в своей двери. Он опасливо вышел на улицу, но там не было ни души, как и на крышах ближних домов – отличном пути к отступлению для убийц! Ранульф уже поджидал его с набитыми седельными сумками. Корбетт заставил его еще раз повторить то, что следует сообщить лорд-канцлеру, и добавил несколько слов, которые, закрыв глаза и весь напрягшись, Ранульф повторил, к большому удовольствию хозяина.

В конце Темза-стрит они разошлись в разные стороны. Ранульф отправился к реке и далее в Вестминстер, а Корбетт – в Чипсайд и к церкви Сент-Мэри-Ле-Боу. Несмотря на усталость, он решил прогуляться пешком, и свежий утренний воздух пошел ему на пользу. Корбетт почувствовал себя лучше, а недавняя слабость сменилась злостью на тайных убийц, которые преследуют его на улицах Лондона. Теперь уже не приходилось сомневаться, что он разворошил преступное гнездо или подобрался к нему очень близко, поэтому даже не стоило прятаться. Нет, он правильно решил вновь побывать в церкви Сент-Мэри-Ле-Боу, так как с нее все началось. Люди, пытавшиеся его убить, хотели остановить расследование смерти Дюкета. Но если чиновнику удалось избежать смерти, значит, удастся раскрыть таинственное убийство. Более того, Корбетту казалось, что для него безопаснее быть в церкви или рядом с ней. Нападавшие наверняка замешаны в преступлении, поэтому поостерегутся совершить второе убийство там, где было совершено первое. Тогда уж они точно навлекут на себя мощный удар Короны и Церкви.

От этой мысли Корбетту стало спокойнее, и он уверенно открыл калитку в заброшенный церковный двор, прямиком направившись к главному входу в церковь. Тот оказался заперт, и Корбетт, подойдя к дому священника, забарабанил в дверь. Хозяин отозвался, вышел на крыльцо, и изумление, отразившееся на его узком лице, навело чиновника на мысль, что настоятель никак не ожидал увидеть его живым. Корбетт почувствовал, что в нем поднимается гнев, и ощутил вкус желчи во рту.

– Святой отец, – проговорил он, усилием воли заставляя себя не повышать голос, – мне нужны ключи от церкви!

Растерянный, озабоченный священник предложил сам отпереть дверь, но Корбетт недвусмысленно протянул руку, требуя немедленно отдать ему ключи. Не в силах скрыть волнение, Беллет снял нужные ключи со шнурка на поясе, и Корбетт, развернувшись на каблуках, зашагал к церкви.

Оказавшись внутри, он принялся искать тайные ходы, двери или лазы. Стараясь не думать о том, что обыскивает Божий дом, Корбетт не пропускал ничего. Попробовал боковую дверь и убедился, что ею не пользовались много лет. Внимательно осмотрел окна, стены, потыкал кинжалом между плитами из песчаника на полу. Ничего. Тогда он двинулся к алтарю, несмотря на протесты сопровождавшего его священника. Пошарил под алтарем и за ним. Вошел в крипту, где было темно, холодно и пахло плесенью, чтобы осмотреть пол, стены и объемистые гранитные колонны, но и там ничего не нашел.

Разгоряченный и усталый, Корбетт вышел из церкви и стал обходить ее снаружи по периметру в поисках каких-нибудь следов. Но и тут он не обнаружил ни помятого вереска, ни сломанной ежевики, пока не дошел до маленького окошка, под которым на колючем кусте висел лоскут ткани. Он снял его и помял в пальцах. Убийцы могли прийти откуда угодно, но пролезть в окошко сумел бы лишь мальчишка, да и то с разрешения Дюкета. Корбетт спрятал лоскут в кошель и вернулся к главному входу, где его поджидал священник.

Беллет уже успел прийти в себя, и на его лице появилось самодовольно-язвительное выражение. Он не сказал: «Я же вам говорил, что ничего не найдете», однако всем своим видом показывал именно это. Чиновник уже было решил уйти, но вспомнил, что заметил кое-что, проходя мимо кладбища.

– Это церковное кладбище? Не слишком ли много новых могил, если судить по перекопанной земле?

Священник пожал плечами:

– Тяжелая зима, люди умирают. Хотите заглянуть в могилы?

Проглотив издевку, Корбетт кивнул и зашагал прочь.

Ранульфа он нашел в условленном месте – в таверне на углу Уолбрук-стрит и Кэндлуик-стрит. Исправившийся взломщик таращился на всех женщин подряд, поэтому Корбетту пришлось приложить немало усилий, чтобы привлечь его внимание и добиться нужных сведений. Как ни странно, Барнелл незамедлительно принял Ранульфа и приказал ему вернуться попозже вечером вместе с хозяином.

– Он еще что-нибудь говорил?

Ранульф покачал головой и уткнулся в кружку.

– Нет, – ответил мальчишка. – Только одно. Сказал, что у него что-то есть для вас. А, да, еще. Сказал, чтобы мы немедленно перебрались с Темза-стрит в Тауэр.

Корбетт мысленно застонал. А впрочем, канцлер прав. Он и сам понимал, что в городе, где ему грозит постоянная опасность, оставаться нельзя. Иногда он как будто чувствовал слежку, но, оглянувшись, не замечал ничего подозрительного, поэтому относил свою тревогу на счет воспаленного воображения.

С трудом вытащив Ранульфа из-за стола и убедившись, что седельные сумки при нем, Хью Корбетт покинул таверну, миновал церковь Святого Стефана и вышел на Уолбрук-стрит. Здесь работали скорняки и кожевники, кругом стояли чаны, лежали ножницы, ножи и нитки. Приколоченные к деревянным рамам шкуры – около каждой лавки и каждого выставленного на улицу стола. Скорняки ножами соскребали со шкур жир, прежде чем бросить их в чан. В других местах шкуры дубили или сшивали, чтобы получались полотнища принятого размера и формы.

Корбетт рассеянно наблюдал за их работой, надеясь немного успокоиться. Как бы ему хотелось отскрести ложь от всего услышанного в последнее время. Доведет ли он до конца свое расследование? Или будет пребывать в неведении, пока до него не доберутся убийцы или Барнелл не отстранит от дела? Вот бы узнать, за что Дюкет ударил ножом Крепина. Еще неплохо бы понять, каким образом убийцы (одним тут не ограничилось) забрались в церковь и без труда выбрались из нее. И еще! Почему Беллет так самоуверен? Почему этот священник всегда заранее знает о его появлении, словно издалека чует, как Корбетт бредет, спотыкаясь в темноте? Бредет, как шут в пантомиме, на смех добрым людям…