Текст книги "Полночная месса"
Автор книги: Пол Боулз
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
Малика молчала.
– Мы ждем тебя. Что скажет Тим, если тебя здесь не будет?
– Тим – сказала она насмешливо. – А где же Тим?
– Приезжает на следующей неделе. Я хочу поговорить с Тони.
– Тони вышел.
– Послушай меня! – закричал Бобби. – В каком ты отеле?
– Не знаю, как он называется. Это в Париже. Хороший отель. Adios.
Как-то утром, довольно скоро. Тони внезапно сообщил, что через час уезжает в Лондон. Дайна появилась незадолго до его ухода. Казалось, у них возник какой-то спор и закончился, лишь когда они поцеловались на прощание. Когда Тони вышел, Малика глубокомысленно кивнула. «Лондон, – размышляла она.
– Он не вернется».
X
На следующий день после того, как Малика переехала в квартиру Дайны, погода сделалась дождливой и холодной. Дайна часто уходила, оставляя Малику со служанкой и поваром. Малика очень радовалась, что остается в теплом доме. В ее гардеробе, несмотря на его пышность, не было ничего для холодной погоды. Дайна объяснила ей, что холода только начинаются и еще несколько месяцев не будет тепло. Малике пришло в голову, что где-то в Париже должна быть жотейя, [34]34
Блошиный рынок (араб.).
[Закрыть]куда она могла бы отнести два-три вечерних платья и обменять на пальто, но Дайна покачала головой, когда она ее спросила.
Квартира была просторная, тут было много интересных журналов. Малика все время лежала, свернувшись, на диване и разглядывая фотографии моделей.
Тони позвонил из Лондона и сказал, что задержится на несколько дней. Когда Дайна сообщила ей эту новость, Малика улыбнулась и сказала;
– Claro [35]35
Ясно (исп.)..
[Закрыть].
– Я сегодня ужинаю с подругой. У нее горы одежды. Может, смогу достать тебе пальто.
Вечером она принесла норковую шубу, которую не мешало бы починить. Малика смотрела на прорехи с явным отвращением.
– Ты даже понять не можешь, как тебе повезло, – сказала ей Дайна.
Малика пожала плечами.
Когда шубу примерили у скорняка и залатали, она стала выглядеть совсем как новая, да и сидела отлично. Малика погладила сияющий мех, присмотрелась к своему отражению и решила, что это все-таки хорошая шуба.
Подруга Дайны пришла на обед. Ее звали Дафной. Она была не очень хороша собой и пыталась говорить с Маликой по-итальянски. За обедом она пригласила их погостить в Кортине д’Ампеццо.
Дайна была в восторге. После ухода Дафны она достала фотоальбом и открыла на коленях Малики. Малика увидела, что земля белая, а люди, в какой-то совсем не элегантной одежде, ходят с длинными досками на ногах. Она пребывала в сомнениях, но странный белый пейзаж и компании радостных людей ее заинтриговали. Может, интереснее Парижа, который под конец оказался довольно скучным.
Они пошли в контору купить билеты на самолет.
– У тебя есть хоть какие-то деньги? – спросила Дайна, пока они ждали.
Неожиданно Малике стало очень стыдно.
– Тони мне никогда ничего не давал.
– Ладно, – сказала Дайна.
Перед отъездом у них возникла бурная перепалка о том, возьмет ли Малика в Милан все свои чемоданы.
– Но тебе не понадобятся там все эти наряды, – возражала Дайна. – И к тому же это будет стоить так дорого.
– Мне надо взять всё, – сказала Малика.
Все ее вещи полетели вместе с ними. По дороге в Милан, где их встретила машина Дафны, была плохая погода. Сама Дафна была уже в Кортине.
Малике полет не понравился. Она не понимала, почему люди, у которых есть машины, летают на самолетах. Смотреть было не на что, одни облака, а от качки некоторым пассажирам стало плохо, и к концу полета все были нервные и несчастные. Какоето время, пока они мчались по автостраде, Малике казалось, что они снова в Испании.
Как сообщил шофер, в шале Дафны остановилось уже так много друзей, что для них места не осталось. Дафна разместит их в отеле. Дайна ничего не сказала в ответ на это известие: похоже, была недовольна. Малика, поняв, как обстоят дела, втайне обрадовалась. В отеле будет намного больше людей, чем в доме.
XI
В Кортине было холодно. Поначалу Малика не выходила из отеля. Воздух – как яд, жаловалась она. Потом стала выглядывать понемножку, и, в конце концов, решила, что холод сносный.
Она сидела на террасе отеля в ярчайшем солнечном свете, в своей теплой шубе, потягивая горячий шоколад, а все вокруг пили коктейли. Веселье румяных лыжников было для нее в новинку, а снег не переставал восхищать. По утрам, когда Дафна и ее гости приходили за Дайной, Малика наблюдала, как шумная компания торопится на лыжные трассы. Потом она гуляла по отелю. Служащие были любезны и часто ей улыбались. В отеле был магазин, где продавались лыжи и одежда, которую нужно с ними носить. Витрину каждый день оформляли по-новому, так что Малика часто стояла снаружи и изучала товары через стекло.
Перед витриной, которую разглядывала Малика, два раза проходил высокий молодой человек, и ей казалось, что он хочет с ней заговорить. Оба раза она отворачивалась и продолжала бродить бесцельно. Тони и Дайна не раз предупреждали ее, что не следует разговаривать с незнакомцами, и она решила, что лучше соблюдать этикет, который они считали столь важным. Она выяснила, что бармен Отто говорит по-испански, и по утрам, когда в баре никого не было, заходила и болтала с ним. Как-то утром он спросил, отчего она не катается на лыжах с друзьями.
– Не умею, – призналась она полушепотом.
В этот момент в зеркале за стойкой она увидела, как в бар вошел высокий молодой человек и застыл у двери, словно прислушиваясь к их беседе. Малика надеялась, что Отто замнет разговор, но он сказал:
– Ну и зря. Берите уроки. В Кортине полно отличных инструкторов.
Малика несколько раз молча покачала головой.
Молодой человек подошел к бару и произнес по-испански:
– Дружище Отто прав. Для этого и существует Кортина. Здесь все катаются на лыжах.
Он облокотился на стойку и взглянул на Малику.
– Я провожу много времени к югу от границы, – сообщил он доверительно. – У меня небольшая гасьенда в Дуранго.
Малика уставилась на него. Он говорил по-испански, но она понятия не имела, о чем это он. Он неправильно истолковал ее взгляд и нахмурился:
– А что? Вам не нравится Дуранго?
Она перевела взгляд на Отто и снова на высокого молодого человека. А потом расхохоталась, и ее смех мелодично раскатился по бару. Лицо высокого молодого человека словно растаяло, когда он его услышал.
Она соскользнула с табурета, улыбнулась молодому человеку и сказала:
– Я не понимаю. Hasta luego, [36]36
Скоро увидимся (исп.).
[Закрыть]Отто.
Молодой человек явно пытался собраться с мыслями, а она повернулась и вышла из бара.
Так завязалась новая дружба, заметно выросшая в масштабах в тот же самый день. Ближе к вечеру Малика и молодой человек, который сказал, что его зовут Текс, пошли прогуляться по дороге возле отеля, где был расчищен снег. Вершины гор вокруг них розовели. Малика дышала полной грудью.
Мне нравится здесь, – сказала она так, словно он возражал.
– Вам понравится еще больше, если научитесь кататься на лыжах, – заметил он.
– Нет, нет! – Она смутилась, а затем быстро продолжила: – Я не могу платить за уроки. У меня совсем нет денег. Они мне не дают.
– Они – это кто?
Она шла рядом, не отвечая, и он взял ее под руку. Когда они вернулись в гостиницу, она согласилась, что Текс оплатит уроки, лыжи и костюм, при условии, что одежда будет куплена в городском магазине, а не в отеле.
Когда Малику экипировали, начались уроки; Текс не отходил от нее ни на шал Дайне вся затея совсем не понравилась. Она сказала, что это неслыханно, и попросила Малику показать ей Текса.
Малику обижало, что ее каждый день оставляют в одиночестве, и она не могла понять возражений Дайны. Сама она была в восторге от нового друга и договорилась, что они все вместе встретятся в баре: там она полчаса слушала, как Дайна и Текс говорят по-английски. Вечером Дайна сказала ей, что Текс нецивилизован. Малика не поняла.
– Он – идиот! – крикнула Дайна.
Малика рассмеялась, поскольку решила: это означает, что Дайне он тоже нравится.
– У него доброе сердце, – ответила она спокойно.
– Да, да. Вскоре ты узнаешь это доброе сердце, – с кривой усмешкой сказала Дайна.
Заметив, что интерес Текса к ней отчасти связан с тайной, которой, по его мнению, она окружена, Малика старалась рассказывать о себе как можно меньше. Он все еще пребывал в уверенности, что она – мексиканка и родственница Дайны, и та по какой-то причине ее опекает. Это заблуждение забавляло Малику, и она не пыталась его развеять. Знала она и то, что Дайна и Дафна убеждены, будто у нее с Тексом роман, и это ей тоже нравилось, хоть и не было правдой.
Порой Текс пил слишком много виски, хотя Малика и пыталась его остановить. Это, как правило, происходило в баре после обеда. В такие минуты он становился похож на рыбу, вытащенную на пляж. Его глаза наливались кровью, лицо оплывало, он сжимал ее руку и стонал: «О, моя сладкая!», Малике думалось, что так он выражает отчаяние. Она вздыхала, качала головой и пыталась утешить его, говоря, что скоро ему полегчает.
Уроки шли очень хорошо; Малика почти целые дни проводила на снегу с Тексом. Она бы и ела за его столом, но Дайна категорически запретила.
Как-то раз за обедом Дайна закурила и сказала:
– Завтра у тебя последний урок. В четверг уезжаем в Париж.
Малика заметила, что Дайна внимательно смотрит на нее: какое впечатление произведет это известие. А потому решила показаться слегка обескураженной – но не настолько, чтобы Дайне понравилось.
– Поездка была замечательная, – продолжала Дайна, – мы отлично провели время, но всему приходит конец.
– Así es la vida, [37]37
Такова жизнь (исп.).
[Закрыть]– прошептала Малика, понурив голову.
XII
В тот день после занятий Малика и Текс сидели рядышком на снегу, глядя, как сумерки опускаются на долину. Вдруг Малика расплакалась. Текс взглянул на нее в ужасе, потом притянул к себе, пытаясь успокоить. Всхлипывая, она повторила то, что сказала ей Дайна за обедом.
В его объятьях она поняла, что несчастна лишь потому, что не хочет с ним расставаться. Она опустила голову ему на грудь и сквозь слезы произнесла:
– Me quiero quedar contigo, Tex, contigo. [38]38
Я хочу остаться с тобой, Текс, с тобой (исп.).
[Закрыть]
Эти слова преобразили его. Он просиял и, поглаживая ее, сказал, что сделает ради нее что угодно на свете. Если она хочет, он заберет ее сегодня же ночью. Она перестала плакать и прислушалась.
Еще не встав из сугроба, они договорились уехать наутро, когда Дайна пойдет кататься на лыжах. Текс решил вообще не встречаться с Дайной, но Малика уговорила его оставить записку, которую сама же продиктовала.
Дайна, я не хочу сейчас ехать в Париж. Спасибо тебе и спасибо Дафне. Мне понравилась Кортина. Теперь я научусь кататься на лыжах. Я проведу некоторое время в Швейцарии. Счастливо, Малика.
Текс договорился, что большая машина с шофером, в которую поместятся многочисленные чемоданы Малики, заберет их в отеле в половине десятого утра. Все прошло гладко. Записку для Дайны Малика оставила портье. Вопреки ее опасениям, тот не упомянул о счете, а просто серьезно кивнул.
Когда Кортина оказалась позади, Малика сказала:
– Дайна очень рассердится.
– И я об этом думаю, – отозвался Текс. – Она нам не напакостит?
– Она ничего не может сделать. Она никогда не видела мой паспорт. Она даже моей фамилии не знает.
Это сообщение потрясло Текса, и он стал задавать Малике разнообразные вопросы, но она, радуясь прекрасному снежному виду за окном, отвечала, ничего толком не объясняя, и время от времени сжимала его руку, показывая на ту или иную деталь пейзажа; ей удалось отделаться от его расспросов так, что он и сам этого не заметил.
Они пообедали в маленьком ресторанчике в Меццо-ломбардо. Официант принес бутылку вина и наполнил два бокала.
– Нет, – сказала Малика, отстраняя бокал.
– Твоей подруги Дайны нет рядом, – напомнил ей Текс. – Ты можешь делать что угодно.
– Дайна! – фыркнула она. – Что такое Дайна рядом со словом Божьим?
Он заинтригованно уставился на нее, но не стал расспрашивать и выпил всю бутылку сам, так что когда они снова сели в машину, был счастлив и расслаблен. Пока они катили на юг по автостраде, он тискал ей руку, ерзал по ее шее губами и напоследок пылко поцеловал. На большее Малика и не надеялась.
XIII
За ужином в Милане он на ее глазах выпил две бутылки вина. Потом несколько стаканов виски в баре. В Кортине она умоляла его остановиться, но в эту ночь решила не обращать внимания на то, что он мало-помалу пьянеет. Вместо этого она стала рассказывать ему запутанную историю, которую знала с детства, – о женщине-вурдалаке, обитавшей в пещере и выкапывавшей свежепогребенные трупы, чтобы вырвать у них печень. Заметив, что он совершенно ошеломлен, она остановилась на середине рассказа.
Текс потряс головой.
– Ну и фантазия! – сказал он.
– Я хочу научиться говорить по-английски, – продолжала Малика, позабыв о вурдалаке. – Вот что я буду делать в Швейцарии.
Когда они поднялись, Текс был пьян. Малика расстроилась: трезвый он ей нравился больше. Но она подозревала, что он собирается спать с ней, и решила, что в их первую ночь ему лучше быть одурманенным. Ясно было, что он рассчитывает стать ее первым мужчиной.
Утром, когда он проснулся, пытаясь припомнить вчерашнее, она призналась, что было не так больно, как она опасалась. Текс раскаивался, он чуть ли не рыдал, моля ее о прощении. Она улыбалась и осыпала его поцелуями.
Победив в этом раунде, она продолжала игру – без особой подспудной цели, а просто чтобы обрести более твердую почву под ногами. Пока он еще был охвачен утренним раскаянием, она вытянула из него обещание отказаться от виски.
В Гран-Сен-Бернаре, когда полицейские вернули им документы, Малика увидела, что Текс потрясенно смотрит на ее паспорт. Когда они сели в машину, он захотел снова на него взглянуть. Арабские буквы, похоже, привели его в восторг. Он стал задавать ей вопросы о Марокко, на которые Малика не смогла бы ответить, даже если б была расположена к такой беседе. Она заверила его, что это такая же страна, как и все прочие.
– А теперь я смотрю на Швейцарию, – сказала она.
Они добрались в Лозанну под вечер и поселились в большом отеле у озера в Уши. Он был гораздо больше гостиницы в Кортине, и не носившие лыжных костюмов люди, которые здесь жили, показались Малике куда более элегантными.
– Мне здесь нравится, – вечером после ужина сказала она Тексу. – Сколько мы можем здесь пробыть?
На следующее утро, по настоянию Малики, они вместе отправились в школу Берлица на интенсивные языковые курсы: она – английские, он – французские. Она видела: Текс надеется, что ей наскучит строгое расписание, – но решила не покидать Лозанну, пока не научится говорить по-английски. Каждое утро они проводили в своих классах, обедали вместе, а в три часа снова возвращались в школу.
По пятницам Текс брал напрокат машину, они ехали в Гстаад и по дороге ужинали. По субботам и воскресеньям, если не шел снег, катались на лыжах в Вассерн-грате или Эггли. Иногда Текс настаивал, чтобы они задержались до понедельника, хотя из-за этого приходилось пропускать утренние занятия. Малика понимала, что, если дать ему волю, он бы делал это постоянно и растягивал уикенды дальше и дальше. Он одобрял, что Малика учит английский, но не мог понять, отчего она так навязчиво этим увлечена. Если бы он спросил, она и сама не смогла бы объяснить. Она просто понимала, что, если прекратит учиться, все пропало.
XIV
Зимой в Лозанне они ни с кем не завязали знакомства, довольствуясь обществом друг друга. Как-то раз, когда они возвращались из «Швейцарише Кредитанштальта», где Текс открыл для Малики счет» он довернулся к ней и ни с того ни сего спросил, не задумывалась ли она когда-нибудь о замужестве.
Она удивленно посмотрела на него.
– Я только об этом и думаю, – сказала она. – Ты же знаешь, как я счастлива, что замужем за тобой.
Он уставился на нее так, словно не понял, что она сказала. Миг спустя взял ее за руку и прижал к себе.
– И я счастлив.
Однако Малика видела: он что-то задумал. Позднее, когда они остались одни, он сказал, что, разумеется, это правда, они женаты, но он имел в виду брак с документами.
– С документами, без документов! Это ведь одно и то же, правда? Если два человека любят друг друга, при чем тут документы?
– Это власти, – объяснил он. – Они хотят, чтобы у женатых людей были документы.
– Конечно, – согласилась она. – В Марокко тоже. Многие люди женятся с документами.
Она чуть было не добавила, что документы важны, если собираешься заводить детей, но вовремя осеклась, почувствовав, что ступает на опасную почву. И все же, по некоторым вопросам, которые он задавал, заподозрила, что его беспокоит, не беременна ли она. Его вопросы позабавили ее, поскольку были основаны на уверенности, что до Текса не было Тима, который научил ее предохраняться.
Как-то утром в начале весны, когда она пожаловалась на усталость, он спросил ее напрямую.
– Думаешь, марокканские женщины ничего не знают? – вскричала она. – Если они хотят завести детей, они их заводят. Если не хотят, не заводят.
Он кивнул с сомнением:
– Эти домашние средства не всегда помогают.
Ей и так ясно, что все в порядке. Он ничего не знает о Марокко.
– Мои помогают, – сказала она.
Она никогда не заговаривала с ним об Америке и не спрашивала о его семье, потому что вообще не могла вообразить его тамошнюю жизнь. Текс же об Америке говорил все чаще. Никогда еще он не жил за границей так долго, объяснял он. Малика истолковала эти замечания как предупреждения, что ему все надоело и он обдумывает перемену. От этой мысли ужас закрался в ее сердце, но она решила скрывать свои чувства от Текса.
Время от времени она ловила его на том, что он с глубоким недоумением всматривается в нее. Теперь, по настоянию Малики, они часто говорили по-английски. Она думала, что этот язык подходит ему больше, чем испанский: казалось, у него совершенно другой голос.
– Ты хочешь выйти замуж? В смысле – с бумагами?
– Да, если ты хочешь.
– А ты? – настаивал он.
– Конечно, я хочу, если хочешь ты.
Они поженились в доме протестантского священника, который заметил, отведя Текса в сторону, что не одобряет, когда невеста такая юная, как Малика.
– По моему опыту, – сказал он, – немногие из этих браков сохраняются навсегда.
Для Малики этот эпизод был из разряда той чепухи, которой так увлекаются назареи. И все же ей было ясно, что это предмет высочайшей важности для Текса. И действительно, после церемонии его характер, похоже, слегка изменился: теперь Текс стал более самонадеянным. Таким он ей нравился гораздо больше, и она пришла к выводу, что втайне он весьма благочестивый человек. Бумаги были явно требованием назарейской религии: теперь, заполучив их, он чувствовал себя увереннее.
Всего лишь через две недели после этого, Текс, выпив вина чуть больше обычного, объявил, что они едут домой. Малика выслушала известие с тягостным чувством. Ясно было, что он рад покинуть мир отелей и ресторанов, и она подозревала, что жизнь в его доме будет совсем другой и отнюдь не такой веселой.
Снова она не видела ничего из самолета, но на сей раз путешествие продолжалось так долго, что она начала беспокоиться. Текс дремал, и она несколько раз будила его и спрашивала:
– Где мы?
Дважды он весело отвечал:
– В воздухе.
На третий сказал:
– Где-то над океаном, видимо, – и украдкой поглядел на нее.
– Мы не двигаемся, – сказала она. – Стоим на месте. Самолет застрял.
Он только рассмеялся, но так, что Малика поняла: она совершила какую-то ошибку.
– Мне не нравится этот самолет, – сказала она.
– Поспи, – посоветовал ей Текс.
Она закрыла глаза и сидела тихо, чувствуя, что забралась слишком далеко – так далеко, что теперь оказалась нигде.
– Вне мира, – шепнула она себе по-арабски и поежилась.
XV
Жизнь в Лос-Анджелесе убедила Малику, что она была права: она оставила позади все, что было постижимо, и оказалась в совершенно ином месте, законы которого понять невозможно. Они приехали из аэропорта на вершину горы, где стоял дом, скрытый в лесу. Текс рассказывал ей о нем, но она представляла нечто совсем другое, вроде Горы в Танжере, где стоят виллы, окруженные садами. Этот же дом был погребен среди деревьев – она не увидела его целиком, даже когда они подошли к двери.
– Посреди леса, – заметила она удивленно.
Дверь им открыл уродливый маленький филиппинец в белой куртке. Он низко поклонился и произнес короткую официальную речь, приветствуя Малику. Она поняла, что он говорит по-английски, но это был не тот английский, которому ее учили в Лозанне. Она сухо поблагодарила его.
Позднее она спросила Текса, о чем говорил человечек.
– Он говорил, что надеется, что ты будешь счастлива в своем новом доме, вот и все.
– Моем доме? Но это твой дом, не мой.
– Конечно, твой! Ты ведь моя жена, верно?
Малика кивнула. Она знала, как бы кто ни притворялся: когда мужчинам надоедают их жены, они выгоняют их и берут новых. Она любила Текса и верила ему, но не ожидала, что он будет непохож на других мужчин. Было ясно – когда придет время, он найдет предлог от нее избавиться. Важнее всего было оттянуть роковой момент, сделать так, чтобы он наступил как можно позже. Она снова кивнула и сказала с улыбкой:
– Мне нравится этот дом, Текс.
У комнат были неправильные стены, с неожиданными альковами и нишами, где стояли мягкие диваны, заваленные подушками. Исследуя дом, Малика с удовлетворением заметила, что окна забраны стальными решетками. Массивную входную дверь с тяжелыми засовами она уже видела.
Вечером, когда они сидели у камина, она услышала тявканье койотов.
– Шакалы, – прошептала Малика, прислушавшись. – Очень плохо.
Ей казалось непостижимым, как может придти в голову потратить деньги и построить такой милый дом в глухомани. Кроме того, она не могла понять, почему не срубили деревья, растущие так близко к дому. Она твердо решила никогда не выходить без сопровождения Текса и ни при каких обстоятельствах не оставаться в доме без него.
На следующее утро, когда Текс собрался поехать в город, Малика стала носиться из комнаты в комнаты, крича:
– Подожди! Я поеду с тобой.
– Тебе будет скучно, – сказал он. – Мне надо зайти в адвокатскую контору. Оставайся здесь с Сальвадором.
Она не могла сказать Тексу, что боится оставаться в доме; это было бы непростительным оскорблением.
– Нет, нет, я хочу посмотреть город, – сказала она.
Он поцеловал ее, и они отправились в город. Машина была больше той, что он накануне брал напрокат в аэропорту.
– Я всегда хочу быть с тобой, куда бы ты ни поехал, – призналась Малика, надеясь, что эти слова смогут убедить его раз и навсегда.
Несколько недель Малика наблюдала жизнь на улицах, но не смогла постичь ее логику. Люди постоянно куда-то шли и всегда спешили. Она прекрасно понимала, что все выглядят по-разному, и все же не могла определить, кто есть кто. В Марокко и в Европе всегда были люди, занятые каким-то делом, и те, кто за ними наблюдал. Всегда, не важно где был человек и чем занимался, рядом находились зеваки. У нее создалось впечатление, что в Америке все куда-то спешат и никто не сидит и не смотрит. Это раздражало. Она чувствовала себя далеко, очень далеко от всего знакомого. Автострады внушали ей ужас она не могла отделаться от мысли, что случилась какая-то неведомая катастрофа, и машины полны беженцев, спешащих оттуда. Она часто видела бесконечные ряды домиков, стоящих впритык, и сравнивала эти скромные жилища с домом на горе. В конце концов, ей пришло в голову, что, возможно, ей повезло, раз она живет так, как сейчас. Как-то раз, когда они ехали в город, она повернулась к Тексу:
– У тебя больше денег, чем у этих людей?
– Каких людей?
Она махнула рукой.
– Которые живут в этих домах.
– Меня чужие деньги не волнуют. Знаю только, что мне вечно своих не хватает.
Она смотрела на ряды жалких деревянных домов среди пыльного кустарника и не могла ему поверить.
– У тебя ведь больше денег, – заявила она. – Почему ты не хочешь это признать?
Это его рассмешило:
– Все, что у меня есть, я заработал сам. Когда мне исполнился двадцать один год, отец дал мне чек и сказал: «Ну вот. Посмотрим, что ты с этим сможешь сделать». За три года я заработал в четыре с половиной раза больше. «Ты это имел в виду, папа?» – спросил я его. «Я это имел в виду, сынок», – сказал он.
Малика задумалась и наконец сказала:
– И теперь, когда ему нужны деньги, ты ему даешь.
Текс посмотрел на нее искоса и хмуро произнес:
– Конечно.
Она недоумевала, отчего у него нет друзей в Лос-Анджелесе. Со дня их приезда они ни с кем не встречались, и ей это казалось странным. Возможно, существует обычай, что молодожены какоет-о время ни с кем не должны общаться. Или, быть может, все друзья Текса – девушки, что автоматически исключает ее знакомство с ними. Когда она спросила, он сказал, что редко бывает в Лос-Анджелесе.
– Обычно я со своей семьей в Техасе или на юге, в гасьенде.
Наверху была студия с широкой террасой, которую днем не закрывала тень деревьев. Малика нервничала, когда сидела там, а между ней и темным лесом ничего не было. Она подозревала, что в деревьях обитают опасные птицы. Иногда они с Тексом садились на террасе и время от времени забирались в бассейн – он находился внизу в закрытом дворике, и Малика считала его безопасным. Текс разглядывал ее, когда она растягивалась на матрасе, и говорил, что она красивее прежнего. Она и сама это заметила, но ей было приятно знать, что он тоже видит.
XVI
Как-то раз Текс сказал ей, что на ужин придет человек по имени Эф Ти. Эф Ти был старым другом его отца и вел финансовые дела Текса. Малика заинтересовалась, что означает такая работа, так что Текс попытался объяснить ей механизм инвестиций. Какоето время она молчала.
– Значит, нельзя сделать деньги, если у тебя их нет, – сказала она.
– Верно, – согласился Текс.
Эф Ти был средних лет и хорошо одет, с седыми усиками. Он пришел в восторг от Малики и назвал ее Маленькой Госпожой. Это показалось ей смутно оскорбительным, но, поскольку она видела, что во всем остальном он был милый и хорошо воспитанный человек, возражать она не стала. Кроме того, Текс сказал ей:
– Запомни. Если тебе что-то понадобится, что угодно, просто позвони Эф Ти. Он мне как отец.
За ужином она решила, что ей очень нравится Эф Ти, хотя, похоже, он не слишком серьезно к ней относился. Потом Эф Ти и Текс очень долго говорили. Слов было так много, что Малика уснула на диване и проснулась, лишь когда Эф Ти ушел. Она стала просить прощения за свою невежливость, но ведь это Текс виноват, что так случилось.
Он бросился на диван рядом с нею.
– Эф Ти говорит, что ты потрясающая. Сказал, что красивей тебя он девушки в жизни не видел.
– Он милый человек, – прошептала она.
С самого приезда в Калифорнию ее жизнь замерла на месте. Поразмыслив, она решила, что все перестало двигаться, когда она ушла из школы Берлица. Без всякой задней мысли она спросила Текса, можно ли продолжать занятия. К ее удивлению он высмеял это предложение, заявив, что ей нужна только разговорная практика. Поскольку не в его привычках было отказывать ей в чем-либо, она не поверила на слово и продолжала напоминать о своем желании заниматься. И тут почувствовала, что он не уступит: похоже, считал, будто ее недовольство направлено против него. Только теперь она поняла, что он сердится.
– Ты не понимаешь! – вскричала она. – Мне нужно лучше знать английский, прежде чем я начну учиться чему-то еще.
– Учиться!
– Конечно, – сказала она спокойно. – Я собираюсь все время учиться. Думаешь, я хочу оставаться такой?
– Надеюсь, что останешься, моя сладкая, ради меня. Ты превосходная.
Он попытался ее обнять, но она вырвалась.
Вечером Текс сказал ей:
– Я собираюсь взять на кухню еще одну женщину, а Сальвадор будет учить тебя готовить. Вот этому тебе следует научиться, согласна?
Малика помолчала.
– Хочешь, чтобы я научилась? Ты знаешь, я хочу делать все, чтобы ты был счастлив.
Каждый день по нескольку часов она проводила на кухне с Сальвадором и Кончей, молодой мексиканкой, о работе которой маленький филиппинец отзывался презрительно. Кухня была довольно милой, но множество странных машин и маленьких колокольчиков, которые звенели, когда Сальвадор метался с одного места на другое, пугали и смущали Малику. Она даже побаивалась Сальвадора, поскольку на его лице всегда было одно и то же выражение – бессмысленная ухмылка. Ей казалось, что когда он недоволен, ухмылка становится еще шире. Она старалась запоминать все, что он ей говорил. Вскоре она научилась готовить простые блюда, которые они ели за обедом. Если для рецепта нужен был соус бешамель или шассёр, Сальвадор делал его сам, поскольку на это уходило больше времени, чем могла выдержать Малика. Она была рада, что Текс считает ее стряпню достойной подачи на стол. Теперь каждое утро она по два часа проводила на кухне и еще примерно час – вечером перед ужином. Иногда она помогала Сальвадору и Конче подготовить корзинку для пикника, и они отправлялись на пляж. Ей хотелось рассказать Тексу о пикниках на пляже в Танжере, но это было невозможно.
XVII
Время от времени, несмотря на мольбы Малики, Текс пользовался ее утренними занятиями на кухне и на маленькой машине уезжал в город по делам. До его возвращения ей бывало не по себе, но он всегда возвращался к обеду. Но однажды утром он не появился в обычное время. Зазвонил телефон. Сальвадор вытер руки и пошел в буфетную взять трубку, пока Малика и Конча болтали по-испански. Вскоре Сальвадор появился в дверях и с лучезарной улыбкой сообщил Малике, что звонила полиция и сказала, что мистер Текс попал в аварию и теперь в больнице в Вествуде.
Малика метнулась к филиппинцу и схватила его за плечи:
– Позвони Эф Ти!
Она металась, пока он искал и набирал номер. Как только она увидела, что он говорит с Эф Ти, она вырвала у него трубку.
– Эф Ти! Приезжайте и заберите меня! Я хочу к Тексу.
Она слышала голос Эф Ти, спокойный и убедительный:
– Хорошо. Просто подождите меня. Постараюсь приехать скорее. Не волнуйтесь. Дайте мне снова поговорить с Сальвадором.
Сальвадор говорил по телефону, а она побежала наверх в студию и стала бродить из угла в угол. Если Текс в больнице, он, скорее всего, не придет ночевать, и она останется в доме одна. Малика вышла на террасу и посмотрела на деревья. Текс умер, подумала она.
Ближе к вечеру подъехала машина Эф Ти. Когда он вошел, Малика лицом вниз лежала на диване в студии. Услышав его голос, она испуганно вскочила и подбежала к нему.
Эту ночь Малика провела в доме Эф Ти. Он настоял, что возьмет ее к себе и оставит на попечение жены. Потому что Текс действительно умер: скончался вскоре после того, как его привезли в больницу.
Эф Ти и его жена не соболезновали Малике. Миссис Эф Ти сказала, что проявление симпатии может спровоцировать истерику. Малика просто говорила без остановки, время от времени всхлипывая. Иногда она забывала, что ее слушатели не знают арабского и испанского, и только после их напоминания переходила на английский. Она поклялась сопровождать Текса, куда бы он ни поехал, не сдержала обещания и поэтому он погиб, он единственный на свете, кого она любила, она оказалась вдали от дома, и что с ней станется здесь одной?