Текст книги "Полночная месса"

Автор книги: Пол Боулз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Гиена

Аист летел над пустыней на север. Ему захотелось пить, и он принялся искать воду. Долетев до гор Кан-эль-Гар, в одном ущелье он заметил озерцо. Скользнув между скал вниз, аист опустился у края воды. Затем шагнул в нее и стал пить.

В ту же минуту, прихрамывая, к озерцу подошла гиена и, завидев пьющего аиста, сказала:

– И далек ли твой путь?

Аист никогда раньше не видел гиен. «Так вот какая она, гиена», – подумал он и принялся наблюдать за ней: ему рассказывали, что если даже капля мочи ненароком попадет на кого, он пойдет за гиеной, куда бы та его ни повела.

– Скоро лето, – сказал аист. – Я держу путь на север.

С такими словами он отошел подальше от берега, чтобы не подпускать к себе гиену. Но там было глубже, и аист чуть не упал – пришлось пару раз взмахнуть крыльями. Гиена обошла озерцо и посмотрела на аиста с другого берега.

Я знаю, что у тебя на уме, – сказала гиена. – Ты веришь этим россказням обо мне. Но неужто у меня и впрямь такая сила? Быть может, в далеком прошлом гиены и были таковы. Но теперь мы ничем не отличаемся от прочих. Хотя обмочить тебя я бы могла и отсюда, если б захотела. Но зачем? Если не желаешь дружить, иди на середину и стой там.

Аист оглядел озерцо и понял, что нет здесь ни единого места, где гиена бы его не достала.

– Я уже попил, – сказал аист. Он расправил крылья и выскочил из воды. А на берегу разбежался, взмыл в воздух и, кружа над озерцом, поглядывал на гиену.

– Выходит, ты и есть страшилище? – сказал он. – Сколько странного в мире.

Гиена глянула вверх. Глаза ее лживо щурились.

– Всех нас Аллах привел сюда, – сказала она. – И тебе это известно. Ты ведь про Аллаха знаешь.

Аист опустился ниже.

– Это правда, – ответил он. – Хотя странно такое слышать от тебя. У тебя дурная Слава, ты же сама только что сказала. А колдовство противно воле Аллаха.

Гиена склонила голову набок.

– Стало быть, ты все-таки веришь в эту ложь! – воскликнула она.

– Я не заглядывал в твой мочевой пузырь, – ответил аист. – Но почему же тогда все твердят, что им ты творишь колдовство?

– И зачем только Аллах дал тебе мозги? Ты ведь даже не научился думать. – Но гиена произнесла это так тихо, что аист ничего не расслышал.

– Твои слова унесло, – сказал он и спустился еще ниже.

Гиена снова посмотрела вверх:

– Я сказала: «Не приближайся ко мне, а то подниму ногу и окачу тебя своим колдовством!» – Гиена расхохоталась, аист же подлетел так близко, что заметил: зубы у гиены бурые.

– Но все равно – должна ведь быть причина… – начал аист. Он приглядел скалу повыше над гиеной и устроился на ней. Гиена присела внизу и уставилась на аиста. – Почему тебя называют страшилищем? Что ты натворила?

Гиена прищурилась.

– Счастливчик, – сказала она аисту. – Людям никогда не хотелось тебя убить – они думают, что ты свят. Тебя называют праведником и мудрецом. Однако ни на святого, ни на мудрого ты не похож.

– То есть как? – быстро спросил аист.

– Если б ты и впрямь понимал, то знал бы, что колдовство – просто пылинка на ветру, и всё – в руке Аллаха. Ты бы не боялся.

Аист стоял и молчал очень долго – он думал. Поднял ногу и, согнув, подержал ее перед собой. Солнце спускалось, и ущелье заливало красным. Гиена тихо сидела, поглядывая на аиста и дожидаясь, когда он заговорит.

Наконец аист опустил ногу, открыл клюв и молвил: – Стало быть, если даже колдовства нет, грешник в него верит?

Гиена захохотала:

– Я ничего не говорила о грехе. Это ты сказал, а ты у нас мудрец. Кто я такая в этом мире, чтобы рассказывать кому-то о правом и неправом? Дожить бы от рассвета до заката. Все вокруг желают моей смерти.

Аист снова поднял ногу и погрузился в раздумья. Последний свет дня взмыл в небеса и растаял. Скалы и склоны потерялись во мгле.

В конце концов, аист произнес:

– Тут с тобой поневоле задумаешься. Это хорошо. Но спустилась ночь, и я должен лететь. – Он расправил крылья, собираясь взлететь с уступа, на котором стоял. Гиена прислушалась. Крылья аиста медленно били воздух, а потом она услышала, как его тело ударилось о скалу на другой стороне ущелья. Гиена пробралась меж камней и нашла аиста.

– У тебя сломано крыло, – сказала она. – Лучше б ты улетел при свете дня.

– Да, – ответил аист. Он испугался и совсем пал духом.

– Пойдем ко мне домой, – предложила гиена. – Ты идти хоть можешь?

– Да, – ответил аист. Вдвоем они спустились в низину и скоро добрались до пещеры в откосе. Гиена вошла первой, крикнув аисту:

– Пригнись, – а уже внутри сказала: – Теперь можешь разогнуться. Здесь уже высоко.

Внутри была только тьма. Аист замер.

– Где ты? – позвал он.

– Я здесь, – ответила гиена и захохотала.

– Почему ты смеешься? – спросил аист.

– Я подумала о том, как странен мир, – отозвалась гиена. – Святой вошел в мою пещеру, потому что верит в колдовство.

– Я не понимаю, – сказал аист.

– Это оттого, что ты сбит с толку. Но теперь ты по крайней мере видишь, что никакого колдовства у меня нет. Я ничем не отличаюсь от прочих в этом мире.

Аист не сразу ей ответил. Вонь гиены чувствовалась где-то совсем близко. Потом, вздохнув, он сказал:

– Конечно, ты права. Нет власти превыше власти Аллаха.

– Я довольна, – дыша аисту прямо в лицо, сказала гиена. – Ты наконец-то понимаешь. – И тут же схватила аиста за шею и разодрала ее. Аист забился и рухнул на бок.

– Аллах даровал мне кое-что получше колдовства, – тихо вымолвила гиена. – Он дал мне разум.

Аист лежал недвижно. Он хотел было повторить, что нет власти превыше власти Аллаха, но клюв его лишь распахнулся во тьме.

Гиена отвернулась.

– Через минуту ты умрешь, – обронила она через плечо. – А через десять дней я вернусь. К тому времени ты созреешь.

Прошло десять дней, гиена пришла в пещеру и нашла аиста там же, где оставила. Муравьев не было.

– Хорошо, – сказала гиена. Она сожрала то, что хотела сожрать, и выбралась на широкую плиту, что прикрывала вход сверху. И там, под луной немного постояла, блюя.

Затем поела своей блевоты и долго каталась в ней, чтобы получше втерлась в шкуру. А после вознесла благодарение Аллаху за то, что глаза ее видят всю низину в лунном свете, а нос чует падаль по ветру. Гиена покаталась еще немного и полизала камень под собой. Полежала на нем, тяжко отдуваясь. Затем встала и похромала дальше по своим делам.

1962

перевод: Аркадий Драгомощенко

Ветер в Бени-Мидаре

В Бени-Мидаре есть казармы. Ряды невысоких зданий, побеленных, стоят среди скал, на склоне горы за городом. Здесь тихо, когда ветер не дует. В домах вдоль дороги по-прежнему живут несколько испанцев. Торгуют в лавках. А на улицах теперь встретишь только мусульман, горцев с козами и овцами или солдат из квартеля– они ищут вино. Испанцы продают вино только знакомым. Один еврей продает его кому угодно. Но всем желающим вина никогда не хватает. В Бени-Мидаре только одна улица: спускается с гор, вертится туда-сюда, точно змея, между домами, и снова убегает в горы. Воскресенье – плохой день, единственный выходной у солдат, когда они могут с утра до вечера шляться взад-вперед меж домами и лавками. Несколько испанцев в черной одежде заходят в церковь в тот час, когда рмарцы гонят осликов с базара. Потом испанцы выходят из церкви и идут домой. Ничего больше не происходит, потому что все лавки закрыты. Солдатам нечего купить.

Дрисс прослужил в Бени-Мидаре восемь месяцев. Он не горевал – командовавший его подразделением кабранбыл его соседом в Тетуане. У кабранабыл друг с мотоциклом. Вдвоем они каждый месяц ездили в Тетуан. Там кабраннавещал сестру Дрисса, и она собирала большой сверток еды, чтобы отправить в казармы. Она посылала брату кур и пирожки, сигареты, инжир и много крутых яиц. Дрисс делился яйцами с друзьями и не жаловался на жизнь в Бени-Мидаре.

Даже бордели в воскресенье не работали. В этот день все бродили из одного конца города в другой, взад-вперед, по многу раз. Иногда Дрисс гулял так со своими друзьями. Но обычно брал винтовку и шел в долину охотиться на зайцев. Вернувшись в сумерках, останавливался в маленьком кафе на окраине, выпивал стакан чая и выкуривал несколько трубок кифа.Он бы не стал ходить в это кафе, но другого не было. Здесь случались постыдные вещи. Несколько раз он видел горцев, которые поднимались со своих циновок и плясали так, что на полу оставалась кровь. Эти люди были джилали,и никто, даже Дрисс, не решился бы их остановить. Они плясали не потому, что хотели плясать, – именно это злило и возмущало его. Ему казалось: мир должен быть таким, что человек волен плясать или нет – по своему желанию. А джилалимогут делать лишь то, что велит им музыка. Когда музыканты, тоже джилали,играют музыку, у которой есть власть, глаза горца закрываются и он валится на пол. И пока человек не докажет и не выпьет собственную кровь, музыканты не заиграют такую музыку, которая вернет его в мир. Надо что-то с этим делать, – сказал Дрисс другим солдатам, пришедшим с ним в кафе, и все согласились.

В городском саду он поговорил об этом с кабраном.Тот ответил: дженунне останется, когда все дети в этой стране будут ходить каждый день в школу. Женщины больше не смогут наводить чары на своих мужей. И джилала,и хамача,и все остальные прекратят резать себе ноги, руки и грудь. Дрисс долго об этом думал. Ему было приятно, что правительство знает об этих гадостях. «Но если они знают, – думал он, – почему не сделают что-нибудь прямо сейчас? В тот день, когда каждый ребенок сможет ходить в школу, я буду лежать рядом с Сиди Али Эль-Мандри». Есть такое кладбище у Баб-Себты в Тетуане. Когда Дрисс вновь увидел кабрана, он сказал:

– Если они могут что-то сделать, надо делать это сейчас.

Похоже, кабранубыло неинтересно.

– Да, – ответил он.

Когда Дрисс получил увольнительную и отправился домой, он передал отцу слова кабрана.

– Ты хочешь сказать, правительство считает, будто может убить всех злых духов? – воскликнул отец.

– Верно. Может, – ответил Дрисс, – и собирается это сделать.

Его отец был старый и не доверял молодым людям, которые теперь управляли страной.

– Это невозможно, – сказал он. – Лучше бы оставили их в покое. Пусть живут под своими камнями. Дети и раньше ходили в школу, и многим ли навредили дженун? Но если правительство начнет им пакостить, увидишь, что случится. Первым делом они примутся за детей.

Дрисс и не рассчитывал, что отец заговорит иначе, но при этих словах ему стало стыдно. Он не ответил. Не все его друзья чтили бога. Они ели в Рамадан и перечили отцам. Дрисс радовался, что не похож на них. Но он подозревал, что отец ошибается.

Как-то жарким летним воскресеньем, когда небо было очень голубым, Дрисс долго не вставал с постели. Мужчины, спавшие в его казарме, ушли. Он послушал радио. «В долине будет хорошо в такой денек», – подумал Дрисс. Он представил, как плавает в большом пруду, как потом солнце будет печь спину. Дрисс поднялся, отпер шкаф, где стояла винтовка. Но еще не достав ее, воскликнул: «Иах латиф», [8]8
  Боже мой! (араб.).


[Закрыть]ибо вспомнил, что у него остался только один патрон, а сейчас воскресенье.

Он захлопнул дверцу шкафа и снова забрался в постель. По радио начались новости. Дрисс привстал, плюнул с кровати как можно дальше и выключил радио. В тишине он услышал: на дереве сафсафза окном поет множество птиц. Он почесал голову. Затем встал и оделся. Во дворике он увидел Меди – тот шагал к лестнице. Меди шел заступать в караул в будке за воротами.

–  Кхай! [9]9
  Брат (араб.).


[Закрыть]Хочешь получить четыре риала?

Меди посмотрел на него.

– «Это номер шестьдесят, три, пятьдесят три?» – Так называлась египетская песня, которую передавали по радио почти каждый день. Песня заканчивалась словом «ничего». «Ничего, ничего», – так пели снова и снова.

– Почему бы и нет? – Пока они шли бок о бок, Дрисс почти прижимался к Меди, и бедра их терлись друг о друга. – Это стоит десятку, хойя. [10]10
  Братец (араб.).


[Закрыть]

– Со всеми патронами?

– Тебе прямо здесь открыть и показать? – Голос Меди был сердитым. Говорил он, почти не размыкая губ.

Дрисс ничего не ответил. Они поднялись по ступеням. Меди шел быстро. – К семи должен вернуть. Хочешь?

Дрисс представил долгий день в пустом городе.

Да, – сказал он. – Стой здесь.

Он поспешил обратно в комнату, открыл шкаф и достал винтовку. Взял с полки свою трубку, кифи ломоть хлеба. Высунул голову за дверь. Во дворе никого, только Меди сидит на стене напротив. Тогда Дрисс со старой винтовкой в руках подбежал к Меди. Тот взял ее и спустился по лестнице, оставив свое ружье на стене. Дрисс поднял его, секунду помедлил и тоже спустился.

Проходя мимо караульной будки, он услышал, как Меди тихо сказал:

– К семи гони десятку, хойя.

Дрисс хмыкнул. Он знал, как темно в будке. Ни один офицер не сунет нос за дверь по воскресеньям. «Десять риалов, – подумал Дрисс, – и никакого риска». Он посмотрел на коз среди камней. Солнце пекло, но воздух пах сладко, а спускаться по склону было приятно. Дрисс надвинул козырек пониже и принялся насвистывать. Вскоре он вышел на городскую окраину в низине, на другой стороне долины. На вершине утеса в парке на лавочках сидели люди – маленькие, но четкие и черные. Это испанцы ждали, когда зазвонит колокол их церкви.

Дрисс добрался до самого высокого пруда к тому часу, когда солнце стояло прямо над головой. Полежал на камнях, поел хлеба; солнце обжигало его. «Звери до трех не придут», – думал он. Потом надел брюки и отполз под олеандровые кусты поспать в тени. А когда проснулся, воздух стал прохладнее. Дрисс выкурил весь кифи пошел гулять по долине. Иногда он пел. Зайцев он не нашел, поэтому клал маленькие камушки на верхушки валунов и стрелял по ним. Затем поднялся на другой склон и по шоссе направился в город.

Дойдя до кафе, он зашел. Музыканты играли и пели. Люди пили чай и хлопали в такт. Один солдат крикнул:

– Дрисс! Садись к нам!

Он посидел с друзьями и покурил их кифа.Затем на четыре риала купил еще у резальщика, что сидел на сцене с музыкантами, и покурил снова.

– Сегодня в долине ничего не шевелилось, – сказал Дрисс. – Там было мертво.

Человек в желтом тюрбане, сидевший рядом, закрыл глаза и навалился на своего соседа. Остальные передвинулись на другой край циновки. Человек перекатился и замер на полу.

– Еще один? – закричал Дрисс. – Не вылезали бы из своего Джебель-Хабиба. Противно смотреть.

На ноги человек поднялся нескоро. Его руки и ноги повиновались барабанному бою, но тело сопротивлялось, и он стонал. Дрисс старался не замечать его. Он курил трубку и смотрел на своих друзей, притворяясь, что перед ним не было никакого джилала.Когда человек вытащил нож, Дрисс больше не мог притворяться. Кровь затекала в глаза человека. Сплошной красной пеленой застилала глазницы. Человек открыл глаза шире, словно хотел видеть сквозь кровь. Барабаны гремели.

Дрисс поднялся, заплатил кауаджиза чай, попрощался с остальными и вышел. Скоро солнце скроется за вершинами. Дриссу захотелось от света закрыть глаза, потому что в голове было много кифа.Через весь город он прошел по дороге в гору и свернул на тропу к другой долине. Здесь никого не было. По краям тропинки торчали высокие кактусы, и между их колючками пауки создали свой мир сетей. Шел он быстро, и кифв его голове вскипел. Вскоре Дрисс очень проголодался, но плодов на кактусах уже не осталось. Он вышел к сельскому домику с соломенной крышей. Позади на пустом горном склоне росли еще кактусы, по-прежнему розовые от сотен гиндият.В сарае залаяла собака. Людей видно не было. Дрисс постоял и послушал собаку. Затем направился к кактусам. Он был уверен, что в доме никого нет. Много лет назад сестра показала ему, как срывать гиндияты, чтобы в ладони не впивались иголки. Он положил ружье под низкую каменную ограду и начал собирать плоды. А пока рвал их, видел перед собой две слепые красные дыры глаз джилалаи шепотом проклинал всех джилали.Набрав кучу фруктов, Дрисс присел и начал есть, а кожуру швырял через плечо. За едой он снова проголодался, так что набрал еще фруктов. Лицо, блестящее от крови, мало-помалу потускнело у него в голове. Дрисс думал только о гиндиятах,которые ел. Горный склон почти окутался мраком. Дрисс посмотрел на часы и вскочил – он вспомнил, что Меди должен получить свое ружье в семь. В потемках ружья нигде видно не было. Дрисс поискал за оградой, куда его вроде бы положил, но там были только камни и кусты.

– Исчезло, Аллах истир, – сказал он. Его сердце колотилось. Он выбежал на тропу и постоял там. Собака лаяла без умолку.

Стемнело, не успел он добраться до ворот казармы. В караульной будке стоял другой человек. Кабранждал его в комнате. Старая винтовка, которую Дриссу дал отец, лежала на кровати.

– Знаешь, где Меди? – спросил его Кабран.

– Нет, – ответил Дрисс.

– Он в темном карцере, блядский сын. И знаешь, почему?

Дрисс сел на кровать. «Кабран —мой друг», – думал он.

– Оно исчезло, – сказал он и объяснил, что положил ружье на землю, лаяла собака, никто не проходил рядом, и все-таки оно исчезло. – Может, собака и была джинном, – закончил он. Он не слишком верил, что собака к этому причастна, но не мог придумать ничего другого.

Кабрандолго на него смотрел и ничего не говорил. Затем покачал головой.

– Думал, у тебя есть хоть немного мозгов, – произнес он наконец. Его лицо стало очень сердитым, и он выволок Дрисса во двор и велел солдату его запереть.

В десять вечера кабранотправился повидать Дрисса и обнаружил, что тот сидит в темноте и курит себси.Камера была полна дыма от кифа.

– Дрянь! – воскликнул кабрани забрал у него трубку и киф. – Скажи правду: ты продал ружье, верно?

– Клянусь головой матери, все именно так, как я сказал тебе! Там была только собака.

Кабрантак и не смог ничего добиться. Захлопнул дверь и пошел в кафе на городской окраине выпить чаю. Он сидел, слушал музыку и курил киф,который отобрал у Дрисса. Если Дрисс говорит правду, тогда ружье Дрисса заставил потерять киф унего в голове, и его еще можно найти.

Кабрандавно не курил. Пока кифнаполнял голову, ему все больше хотелось есть, и он вспомнил, как в детстве курил киф сдрузьями. После этого они всегда отправлялись за гиндиятами,потому что на вкус они были лучше всего и доставались даром. Все знали, где они растут. «Куффа,полная хороших гиндиятов», – подумал он. Кабранзакрыл глаза и продолжал думать.

На следующее утро кабранвышел пораньше, забрался на скалу за казармами и тщательно оглядел долину и голый склон горы. Неподалеку он увидел тропу с кактусами по краям, а подальше – целый лес кактусов.

– Там, – сказал он себе.

Он прошел среди скал до тропы, а по ней добрался до сельского домика. Залаяла собака. В дверях показалась женщина, посмотрела на него. Не обращая на нее внимания, кабраннаправился к высоким кактусам на склоне за домом. Там было много гиндиятов, которые можно было съесть, но собирать их кабранне стал. В его голове не было кифа,и он думал только о ружье. Рядом с каменной стеной лежала груда кожуры. Кто-то съел очень много фруктов. И тут он увидел, как солнце бликует на стволе ружья под очистками.

– Ха! – закричал он, схватил ружье и тщательно протер носовым платком. На обратном пути к казармам ему стало так радостно, что он решил подшутить над Дриссом.

Он спрятал ружье под кроватью. Со стаканом чая и куском хлеба в руке он пошел повидать Дрисса. Тот спал на полу в темноте.

– День настал! – закричал кабран,засмеялся и пнул Дрисса по ноге, чтобы разбудить. Дрисс сел на полу и стал пить чай, а кабранстоял в дверях, почесывая подбородок. Он смотрел в пол, а не на Дрисса. А немного погодя спросил: – Прошлой ночью ты говорил, что лаяла собака?

Дрисс был уверен, что кабранхочет над ним посмеяться. Он пожалел, что упомянул собаку.

– Да, – неуверенно сказал он.

– Если виновата собака, – продолжил кабран, —я знаю, как вернуть ружье. Тебе придется мне помочь.

Дрисс поднял на него глаза. Он не мог поверить, что кабранговорит серьезно. Наконец тихонько произнес:

– Я сказал это в шутку. В моей голове был киф.

Кабранрассердился:

– Ты думаешь, это шутка – потерять ружье, которое принадлежит султану? Ты все-таки продал его! Сейчас в твоей голове нет кифа.Возможно, ты скажешь правду. – Кабраншагнул к Дриссу, и тот подумал, что он собирается его ударить. Дрисс быстро поднялся.

– Я сказал тебе правду, – ответил он. – Оно исчезло.

Кабранпотер подбородок и вновь уставился в пол.

– Когда джилалиснова начнут плясать в кафе, мы кое-что сделаем, – сказал он. Потом закрыл дверь и оставил Дрисса одного.

Через два дня кабранопять пришел в карцер. С ним был еще один солдат.

– Быстрее! – сказал он Дриссу. – Один пляшет.

Они вышли во двор, и Дрисс заморгал.

– Слушай, – сказал кабран, —когда джилалапьет свою кровь, к нему приходит сила. Ты должен сделать вот что: попроси его, чтобы он заставил джинна вернуть мне ружье. Я буду сидеть в своей комнате и жечь джауи.Может помочь.

– Я все сделаю, – согласился Дрисс. – Но ничего хорошего не выйдет.

Солдат отвел Дрисса в кафе. Джилалабыл высоким человеком с гор. Он уже вытащил нож и размахивал им в воздухе. Солдат усадил Дрисса рядом с музыкантами, и тот подождал, пока человек не начал слизывать кровь с рук. Тогда, испугавшись, что его стошнит, Дрисс простер правую руку в сторону джилалаи негромко произнес:

– Именем Аллаха, хойя,заставь джинна, что украл ружье Меди, отнести его сейчас Азизу-кабрану.

Джилала,казалось, смотрел на него, но Дрисс не был уверен, слышал тот его слова или нет.

Солдат отвел его обратно в казарму. Кабрансидел под сливовым деревом у двери в кухню. Он велел солдату уйти и вскочил.

– Идем. – Кабранпривел Дрисса к себе. В воздухе висел синий дым джауи. —Посмотри! – воскликнул он. Там было ружье. Дрисс подскочил и поднял его. Внимательно его осмотрев, он сказал:

– То самое ружье, – и голос его был полон страха.

Кабранзнал, что поначалу Дрисс не был уверен, возможно ли это, но теперь сомнений у него не оставалось.

Кабранобрадовался, что Дрисса удалось так легко провести. Он засмеялся:

– Видишь, все получилось. Тебе повезло, что Меди просидит в карцере еще неделю.

Дрисс не ответил. Ему было даже хуже, чем когда джилаларезал себе руки.

Той ночью он лежал в постели и беспокоился. Впервые в жизни он связался с джинном или аффритом.Теперь он вошел в их мир. Опасный мир, и кабрануон тоже больше не доверял. «Что же мне делать?» – думал он. Все вокруг него спали, но он не мог сомкнуть глаз. Вскоре Дрисс поднялся и вышел наружу. Листья деревьев сафсафшипели на ветру. На другой стороне двора в окне горел свет. Там разговаривали офицеры. Дрисс медленно шел по саду и смотрел в небо, размышляя, как теперь изменится его жизнь. Подойдя к освещенному окну, он услышал взрыв хохота. Кабранрассказывал историю. Дрисс остановился и прислушался.

– И он сказал джилала:«Пожалуйста, сиди,попроси собаку, что украла мое ружье…»

Мужчины вновь рассмеялись, и звук перекрыл голос кабрана.

Дрисс быстро вернулся и забрался в постель. Знай они, что он услышал историю кабрана, смеялись бы еще больше. Дрисс лежал в постели, думал и чувствовал, как его сердце пропитывается ядом. Это кабранвиноват, что пришлось вызывать джинна, а сейчас перед старшими по званию он делает вид, что не при чем. Позже кабранпришел и лег в постель, во дворе все стихло, но Дрисс еще долго лежал, размышляя, и лишь потом уснул.

В последующие дни кабранснова был дружелюбным, только Дриссу неприятно было видеть, как тот улыбается. Он думал с ненавистью: «Решил, что я боюсь его, раз он знает, как вызвать джинна. Теперь он со мной шутит, потому что сила на его стороне».

Дрисс не мог ни смеяться, ни радоваться, пока рядом был кабран.Каждую ночь он долго лежал без сна после того, как остальные засыпали. Он слушал ветер, шевеливший жесткие листья сафсафа, и думал лишь о том, как разрушить власть кабрана.

Меди вышел из карцера, ругаясь на кабранапочем зря. Дрисс заплатил ему десять риалов.

– Много денег за десять дней в темнице, – проворчал Меди, глядя на купюру в руке. Дрисс сделал вид, что не понял.

– Он сын шлюхи, – сказал он.

Меди фыркнул: – А у тебя голова с игольное ушко, – сказал он. – Все из-за тебя. Ветер выдувает кифиз твоих ушей!

– Думаешь, я не сидел в карцере? – воскликнул Дрисс. Но он не мог рассказать Меди о джилалаи собаке и повторил: – Он сын шлюхи.

Глаза Меди сузились и похолодели:

– Я с ним разберусь. Пожалеет, что сам не в карцере, когда я закончу.

Меди отправился по своим делам. Дрисс стоял и смотрел, как он уходит.

В следующее воскресенье Дрисс встал рано и отправился в Бени-Мидар. На базаре было полно горцев в белых одеждах. Дрисс пробрался среди осликов и поднялся к прилавкам. Там подошел к старику, продававшему благовония и травы. Люди звали его Эль-Фких. Дрисс присел перед Эль-Фкихом и сказал:

– Мне нужно что-нибудь для сына шлюхи.

Эль-Фких недовольно посмотрел на него.

– Грех! – Он воздел указательный палец и погрозил им. – Грехами я не занимаюсь.

Дрисс ничего не сказал. Эль-Фких заговорил спокойнее:

– С другой стороны, говорят, что против каждой хвори на свете есть свое снадобье. Есть дешевые лекарства, а есть лекарства, что стоят много денег. – Он умолк.

Дрисс подождал.

– И сколько же стоит это? – спросил он.

Старику не понравилось – он хотел поговорить еще. Но он ответил:

– Я назову тебе имя за пять риалов. – Он сурово посмотрел на Дрисса, наклонился и прошептал ему на ухо имя. – В переулке за лесопилкой, – вслух сказал он, – синяя лачуга из жести, а сзади растет сахарный тростник.

Дрисс заплатил и сбежал вниз по ступенькам.

Он нашел дом. В дверях стояла старуха с клетчатой скатертью на голове. Глаза ее были белыми, как молоко. Дриссу они показались глазами старой собаки.

– Ты Аниса? – спросил он.

– Заходи в дом, – велела старуха.

Внутри было совсем темно. Дрисс сказал ей, что ему нужно такое, чем разрушить власть шлюхиного сына.

– Давай десять риалов, – ответила она. – На закате принесешь еще десять. Все будет готово.

После обеда Дрисс вышел во двор. Встретил Меди и предложил ему пойти в кафе в Бени-Мидар. Они прошли по городу под жарким полуденным солнцем. Было еще рано, когда они добрались до кафе, и на циновках хватало места. Они сели в темный угол. Дрисс достал свой кифи себси, и они закурили. Когда музыканты заиграли, Меди сказал:

– Цирк вернулся! – но Дрисс не хотел говорить о джилала.Он говорил о кабране.Он много раз давал Меди трубку и смотрел, как тот, накурившись, сердится на кабранавсе сильнее. Он не удивился, когда Меди воскликнул:

– Я с ним разберусь сегодня вечером!

– Нет, хойя, – сказал Дрисс. – Ты не знаешь. Он высоко поднялся. Он теперь друг всех офицеров. Они приносят ему бутылки вина.

Спустится, – сказал Меди. – Сегодня вечером перед ужином. Во дворе. Приходи и увидишь.

Дрисс отдал ему трубку и заплатил за чай. Он оставил Меди в кафе и вышел на улицу походить взад-вперед, потому что больше сидеть не хотелось. Когда небо за горой покраснело, он отправился в переулок у лесопилки. Старуха стояла в дверях.

– Входи, – сказала она, как прежде. В комнате она дала ему бумажный пакетик. – Он должен проглотить всё.

– Она взяла деньги и дернула его за рукав: – Я тебя никогда не видела. Прощай.

Дрисс пошел к себе в комнату и послушал радио. Когда подошло время ужина, он остался в дверях и принялся наблюдать. Ему показалось, что Меди сидит в тени на другом конце двора, но уверен он не был. По двору ходило много солдат, ожидавших ужина. Вскоре где-то на лестнице раздались крики. Солдаты побежали на другую сторону двора. Дрисс выглянул из дверей, но увидел только бегущих солдат. Он обернулся к людям в комнате:

– Там что-то стряслось! – Все выбежали. Тогда с пакетиком порошка в руке он вернулся к постели кабранаи достал бутылку вина, которую тому дал один из офицеров накануне. Из нее почти не пили. Дрисс вытащил пробку, высыпал порошок, встряхнул бутылку и вставил пробку обратно. Во дворе кричали по-прежнему. Он выбежал наружу. Подойдя к толпе, он увидел, как три солдата волокут Меди по земле. Тот лягался. Кабрансидел на стене, опустив голову и поддерживая руку. Его лицо и рубашка были в крови.

Прошло почти полчаса, прежде чем кабранпришел на ужин. Его лицо было в синяках, забинтованная рука висела на перевязи. Меди порезал ее ножом в последнюю минуту, когда солдаты принялись их разнимать. Кабранбыл немногословен, и люди не пытались с ним заговорить. Он сидел на своей постели и ел. За едой выпил все вино в бутылке.

Той ночью кабранстонал во сне. Между гор дул сухой ветер. Он сильно шумел в дереве сафсафза окном. Воздух ревел, листья трещали, но Дрисс все равно слышал крики кабрана.Утром взглянуть на него пришел врач. Глаза кабранабыли открыты, только он не мог видеть. И рот его был открыт, только он не мог говорить. Его вынесли из комнаты, где жили солдаты, и положили куда-то в другое место. «Может, теперь власть разрушена», – думал Дрисс.

Спустя несколько дней к казармам подъехал грузовик, и Дрисс увидел, как два человека несут к нему кабранана носилках. Лишь тогда он уверился, что душа кабранаоторвалась от тела, и власть разрушилась по-настоящему. В голове Дрисс произнес благодарственную молитву Аллаху. С другими солдатами он стоял на скале над казармами и смотрел, как грузовик, спускаясь по склону, уменьшается.

– Не повезло мне. – сказал он стоявшему рядом. – Он всегда привозил мне еду из дома.

Солдат покачал головой.

1962

перевод: Кристина Лебедева