Текст книги "За вдохновением...: Роман. Мавраи и кит: Повести"

Автор книги: Пол Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

Кит[1]1
  К и т м э н – люди, которые существуют обособленно от цивилизации, основное занятие – межзвездные путешествия. В силу того, что они летают между планетами выше скорости света, продолжительность их жизни выше. На их памяти многие цивилизации, ушедшие в небытие; томми – рядовой космонавт (унизительное название для китмэна).


[Закрыть]

Гетто

Монорельсовая дорога доставила их в Кит-Таун, расположенный на окраине большого города. Сверкание его красных, золотых и зеленых огней заливало высокие, стройные башни, пульсируя над ними далеко в небе, но здесь, сейчас, ночью, было темно и тихо. Кенри Шаун с минуту постоял с остальными, неловко переминаясь с ноги на ногу и силясь найти подходящие слова. Они знали, что он собирается уйти, но, соблюдая правила Кита, предписывающие уважение к частной жизни, держали свои замечания при себе.

– Ну, – наконец сказал он, – еще увидимся.

– А, конечно, – подхватил Граф Кишна. – Мы еще пробудем на Земле несколько месяцев. – Помолчав, он добавил: – Когда мы все же улетим, нам будет тебя недоставать. Мне бы хотелось, чтобы ты передумал, Кенри.

– Нет, – возразил Кенри. – Я остаюсь. Но спасибо.

– Заходи к нам, – пригласил Граф. – Мы тут как раз собираемся на днях поиграть в покер.

– Конечно. Конечно, приду.

Граф потрепал Кенри по плечу, этот жест был в Ките красноречивее слов.

– Спокойной ночи, – вслух произнес он.

– Спокойной ночи.

Слова растворились во мгле. Они постояли еще пару минут, несколько мужчин в свободных голубых кофтах, мешковатых штанах и мягких ботинках, какие носят в Кит-Тауне. Их объединяло странное сходство: все были невысокого роста и стройного телосложения, смуглые, но больше всего их отличали общие манера двигаться и выражение лица. Всю жизнь они смотрели из межзвездного пространства на чужие миры.

Затем группка разбрелась, все пошли по своим делам. Кенри направился к дому своего отца. В воздухе стояла легкая прохлада, на северный полюс спускалась осень, и Кенри съежился, засунув руки поглубже в карманы.

Улицы Тауна представляли собой узкие бетонированные полоски, не люминесцентные, а освещение было старомодным: от круглых фонарей. Они отбрасывали призрачный белый свет на лужайки и деревья, на домики, наполовину утопавшие в земле, расположенные вдалеке от дорог. Народу кругом было немного: серьезный пожилой офицер, в плащ-палатке с капюшоном; медленно прогуливавшаяся за руку молодая парочка; стайка детей возилась на траве, наполняя воздух заливистым смехом, впитывая красоту и тайну, заключенные в Земле. Некоторые из этих детей могли быть рождены сотню лет назад; им доводилось смотреть на миры, даже солнца которых были здесь невидимы, но планета всегда манила людей, и они жаждали вернуться домой. Они могли однажды пересечь Галактику, но потом все равно возвращались к шелесту лесов и морским штормам, дождям и ветрам, стремительно несущимся облакам, через пространство и время тянулись к своей Матери.

Большая часть полусфер, которые миновал Кенри, была погружена в темноту, за ними присматривали машины, в то время, как жильцы мотались где-то выше неба. Он прошел мимо дома своего друга, Джонга Эррифранса, мысленно спрашивая себя, когда-то им доведется снова свидеться. Возвращение Голден Флайера в этом земном столетии не было запланировано, а к моменту его прилета, его корабль, Флитвинг вполне мог покинуть Землю.

Да нет. Я же остаюсь здесь. Когда Джонг вернется, молодой и веселый, я буду древним старцем, а он все так же будет таскать за спиной гитару и хохотать без перерыва. А я тогда буду землянином.

В городе было всего несколько тысяч домов, и в любое время большинство его жителей находилось в отсутствии. Только Флитвинг, Флайинг Клауд, Хай Барбари, Аур Леди и Принсесс Карен были сейчас в солнечной системе, или, как они говорили, на Соль, численность их команд составляла что-то около 1200 человек, считая детей. Он прошептал эти милые, старомодные названия, наслаждаясь их звучанием. Кит-Таун, подобно цивилизации Кит, не менялся; так должно быть. Когда путешествуешь со скоростью, близкой к скорости света, и время сжимается так, что ты отсутствуешь десять лет, а на Землю возвращаешься через сто земных – ты должен найти дом, в котором окажешься среди своих, ты перестаешь быть тем томми, которому приходится крутиться и соблазнять великих купцов Соль, здесь ты можешь ходить, как человек. То, что говорят на Земле: «Эти роботы не имеют корней, у них нет ни планеты, ни истории, ни привязанности к родине» – неправда. Привязанность здесь как раз глубже, чем могут себе вообразить на Соль, с ее лихорадочными битвами, взлетами и падениями.

– Добрый вечер, Кенри Шаун.

Он остановился, внезапно вырванный из своих размышлений, и посмотрел на молодую женщину. Бледное свечение уличного фонаря разливалось по ее длинным черным волосам и изящной фигурке.

– О… – Он подтянулся и кивнул. – Добрый вечер и тебе, Тейе Баринн. Давненько я тебя не видел. Года два ведь прошло?

– Для меня это было не так долго, – ответила она. – Хай Барбары как раз летала на Вегу. Мы пробыли на орбите приблизительно один земной месяц. Флитвинг ведь, кажется, прилетел пару недель назад, правда?

Хитрит, не решается говорить прямо. Он знал, что ей известно с точностью почти до часа, когда великий корабль прибыл с Сириуса и вышел на околоземную орбиту.

– Да, – ответил он, – но у нас сгорел астрогационный компьютер, и мне пришлось оставаться на борту, чтобы его отремонтировать.

– Знаю, – кивнула она. – Я справлялась у твоих родителей, почему тебя нет в Тауне. А ты не испытывал… нетерпения?

– Пожалуй, – этим словом он не выразил всего. Он не стал говорить о лихорадочном желании сойти, горевшем в нем, о том, как ему хотелось спуститься и мчаться к Дорти, которая его ждет среди земных роз. – Да, конечно, но корабль – это главное, а я подходил для этой работы лучше всего. Мой отец продал мою часть груза за меня; в любом случае, я никогда не любил заниматься бизнесом.

Ему подумалось, что этот пустой разговор, переливание незначительных слов, отнимают у него время, которое он мог бы провести вместе с Дорти. Но он не мог просто повернуться и уйти. Тейе была другом. Когда-то он думал, что она могла превратиться в нечто большее, но это было еще до того, как он встретил Дорти.

– С тех пор, как мы улетали, здесь мало что переменилось, – заметила она. – Хотя на Земле прошло двадцать пять лет. Звездная империя все такая же, язык тот же, а генетическая иерархия – чуть обширнее, чуть беспорядочнее, немножко ближе к перевороту или вторжению и концу. Помню, то же было у африканцев за два поколения до их падения.

– Правильно, и у других, – подтвердил Кенри. – И ждет иных в будущем. Но я слышал, что Звезды ополчились на нас.

– Да, – ее голос понизился до шепота. – Нам теперь приходится покупать значки по бешеным ценам и носить их все время за пределами Тауна. Может стать и хуже. По-моему, так и будет.

Он заметил, как ее губы слегка дрогнули, а в глазах, обращенных к нему, заблестели слезы.

– Кенри, правда то, что о тебе говорят?

– Правда что? – невольно выпалил он.

– Что ты собрался уходить? Оставить Кит и стать… землянином?

– Вернемся к этой теме потом. – Комок в горле мешал ему говорить. – У меня сейчас нет времени.

– Но Кенри, – глубоко вздохнув, она отступила назад.

– Спокойной ночи, Тейе, еще увидимся. Мне надо спешить.

Кивнув, он пошел дальше, быстро, не оглядываясь. Когда он шел, на него проливались полосы то света, то тьмы.

Дорти ждет, и он увидит ее сегодня вечером. Но именно в этот момент он почему-то не чувствовал себя счастливым.

* * *

Она стояла около иллюминатора, вглядываясь во мрак, дышащий чуждыми ей тайнами, и белый свет стенок корабля отбрасывал холодные блики на ее волосы. Он тихо подошел к ней сзади и вновь подумал, какое она чудо. Даже тысячу лет назад такие высокие стройные блондинки были на Земле редкостью. И если бы селекционеры человеческого рода не сделали ничего другого, их следовало с любовью вспоминать лишь за то, что они вывели такую породу.

Она порывисто обернулась, почувствовав его присутствие, с той остротой, за которой ему было не угнаться. На него обратились огромные серебристо-голубые глаза, ее губы слегка разомкнулись, она их частично прикрывала своей изящной рукой. Он подумал, как восхитительны бывают женские руки.

– Ты меня напугал, Кенри Шаун.

– Извините, Фриледи, – сконфузился он.

– Это… – она неуверенно улыбнулась. – Это ничего. Я просто чересчур нервничаю, совсем не знаю межзвездного пространства.

– Это может действовать на нервы… пока не привыкнешь – заметил он. – Сам я и родился среди звезд.

Под ее легкой голубой туникой ощущалась дрожь.

– Оно слишком огромно, – сказала она. – Слишком огромно и чуждо, и старо для нас, Кенри Шаун. Мне и межпланетные путешествия казались выше человеческого понимания, но это… – Она прикоснулась к его руке, и его пальцы сомкнулись на ее ладони, почти вопреки его воле. – Такого я не могла себе представить.

– Когда летишь почти со скоростью света, – сказал он, скрывая свою робость под маской педантичности, – нельзя ожидать, что условия останутся прежними. Аберрации смещают звезды, под действием эффекта Допплера цвета изменяются. Вот и все, Фриледи.

Вокруг раздавался мерный шум корабля, словно тот разговаривал сам с собой. Как-то Дорти спросила, что может думать его искусственный мозг – как себя чувствуешь, будучи космическим кораблем, вечным скитальцем по небесам чужих галактик. Кенри сказал, что у мозга робота нет сознания, что с тех пор эта мысль засела в голову и ему. Может быть, только потому, что она принадлежала Дорти.

– Больше всего меня пугает сжатие времени, – призналась она. Он продолжал держать ее руку, все крепче сжимая ее. Его ноздри затрепетали, почувствовав слабый аромат странных духов, исходивший от ее волос. – Не могу смириться с фактом, что ты родился тысячу лет назад, Кенри Шаун, и будешь по-прежнему путешествовать, когда я уже превращусь на Земле в прах.

Это явно давало ему возможность для комплимента, но его язык не желал повиноваться. Он – космический путешественник, китмэн, пыльный трудяга-томми, а она была Свободной Звездой, просто гениальным созданием, лучшим цветком в генетической иерархии. Он лишь сказал:

– Это не парадокс, Фриледи. Когда относительная скорость приближается к скорости света, измеряемые интервал времени – сокращается, а масса – увеличивается; но только для «стационарного», стороннего наблюдателя, обе системы измерений одинаково реальны. В этом путешествии действует тау-фактор 33. Это значит, что нам требуется около четырех месяцев, чтобы добраться от Сириуса до Соль; но для того, кто следит за нами, находясь на любой из звезд, этот период составит одиннадцать лет… – Его губы одеревенели, но он постарался улыбнуться. Это не так уж долго, Фриледи. Ты будешь отсутствовать, посчитаем, дважды одиннадцать плюс год в системе Сириуса – двадцать два года. Твои имения сохранятся.

– Разве для этого не требуется огромная реакционная масса? – спросила она. Когда она нахмурилась, пытаясь понять, ее лоб прорезала тонкая морщинка.

– Нет, Фриледи. Вернее да, требуется, но нам не надо выталкивать материю, как обычным межпланетным кораблям. Энергия поля реагирует непосредственно с массой местных звезд, теоретически всей Вселенной, и преобразует наш ртутный «балласт» в кинетическую энергию для остального корабля. Она равно действует на всю массу, поэтому мы не испытываем давления при ускорении и можем достичь скорости света всего за несколько дней. Правда, если бы корабль не вращался, мы бы находились в невесомости. Когда мы достигнем Соль, агоратрон произведет обратное превращение энергии в атомы меркурия, и мы станем почти неподвижны по отношению к Земле.

– Боюсь, мне никогда не давалась физика, – рассмеялась она. – Оставим это типам Стар-А и Норм-A на Земле.

Его душило ощущение отверженности, и умственный, и физический труд – это всего лишь труд, думал он. Пусть над ним потеют низшие существа. Свободные Звезды должны служить лишь для украшения. Ее пальцы разжались, и он отнял руку.

Она ощутила боль, почувствовав, что он огорчен, и импульсивно потянулась, чтобы дотронуться до его щеки.

– Извини, – сказала она тихо, – я не хотела… Я не то имела в виду, что ты подумал.

– Ничего, Фриледи, – натянуто улыбнулся он, стараясь скрыть смущение. Чтобы аристократка извинялась!

– Но это важно, – продолжала она серьезно. – Я знаю, что очень многие не любят Кит. Вы просто не вписываетесь в наше общество, ты это понимаешь. Вы никогда не принадлежали Земле. – Ее щеки стали медленно покрываться румянцем, и она опустила глаза. Ресницы у нее были длинные и черные. – Но я правда разбираюсь в людях, Кенри Шаун. И когда передо мной оказывается тот, кто принадлежит к высшему типу, я его узнаю. Ты бы и сам мог стать Свободной Звездой, правда… это могло бы тебе наскучить.

– Никогда, Фриледи, – глухо возразил он.

Когда он уходил от нее, в его душе все пело. Остается еще три месяца, три месяца полета до того, как они достигнут Соль.

* * *

Когда он завернул к Шаун-гейт, послышался шелест живой изгороди. Вверху шуршали листья кленов, словно разговаривая на слабом ветерке, и ему на голову, медленно вращаясь, упал лист цвета крови. В этом году будут ранние заморозки, подумал он. Систему контроля погоды так и не восстановили после того, как она была разрушена механокластами, может быть, и правильно. Он остановился, делая глубокий вдох. Воздух был влажный и прохладный, напитанный запахами глины, свежевспаханной земли и созревших ягод. Его поразила мысль, что он ни разу в жизни не был на Земле зимой. Он никогда не видел, как холмы покрываются снегом, сверкающим на солнце, не попадал в снегопад.

Теплый желтый снег разливался, образуя на лужайке круги. Он положил руку на дверную табличку, просканировав естественный рисунок на своей коже, она распахнула перед ним дверь. Войдя в маленькую, забитую вещами гостиную, где помещалось полдюжины детей, он сразу же почувствовал запах ужина и пожалел, что явился слишком поздно. Он поел на корабле, но ни один повар в Галактике не мог тягаться с его матерью.

Он отсалютовал родителям, как это предписывал обычай, а отец в ответ торжественно кивнул, Его мать вела себя менее сдержанно, она обняла его, сетуя, что он ужасно исхудал. Дети прокричали «привет» и вернулись к своим книжкам, играм и разговорам. Они видели своего старшего брата достаточно часто и были еще слишком малы, чтобы оценить важность принятого им решения.

– Иди сюда, Кенри, я приготовлю для тебя хотя бы сандвич, – позвала его мать. – Как хорошо, что ты вернулся.

– У меня нет времени, – ответил он и неловко добавил – Я бы с удовольствием, но мне пора снова уходить.

Она отвернулась и заметила с нарочитой небрежностью:

– О тебе справлялась Тейе Баринн. Хай Барбары вернулся на Землю месяц назад.

– А, да. Я ее только что встретил на улице.

– Тейе – хорошая девушка, – продолжала мать. – Ты бы к ней зашел. Еще не очень поздно.

– Как-нибудь в другой раз, – рассеянно ответил Кенри.

– Хай Барбари отправляется на Тау – Цети через два месяца, – сообщила мать. – У тебя будет мало возможности увидеться с Тейе, если только… – она не договорила. – Если только ты не женишься на ней. Она как раз по тебе, Кенри. И ей бы нашлось место на Флитвинге. Она родила бы мне сильных внуков.

– Как-нибудь в другой раз, – повторил он. Он сожалел, что обрывает разговор так грубо, но ничего не мог поделать. Повернувшись к отцу, он сказал: – Пап, а какой новый налог мы должны платить?

Волден Шаун осклабился.

– Чертово налогообложение. Нам теперь всем надо носить значки и платить за них бешеные деньги.

– Можно… можно я надену твой сегодня вечером? Мне надо сходить в город.

Волден медленно поднял взгляд на сына. Потом он, вздохнув, поднялся.

– Пойдем, поможешь мне его найти.

Они вместе вошли в маленькую комнатку. Она была забита книгами Волдена, он читал литературу по самым разным предметам, как и большинство китмэнов, были его астрогационные инструменты и журналы прежних полетов. Все они имели какое-то значение. Этот меч в причудливо изукрашенных ножнах был подарком оружейника с Проциона V, многорукого монстра, с которым отец подружился. На стереографе был запечатлен пейзаж Изиза, с его островерхими холмами, замерзшими газами, напоминающими расплавленный янтарь в ярком сиянии Осириса. Коллекция муравьев была привезена из путешествия на Локи в дни его юности. Эта легкая статуэтка, изображавшая существо в прыжке, служила божеством на Дагоне. Наклонив свою пепельно-седую голову, Волден стал рыться в столе между бумаг.

– Ты правда решил уходить? – спокойно спросил он.

Лицо Кенри потеплело.

– Да, – сказал он. – Извини, но… Да.

– Я видел, как это делали другие, – заметил Волден. – Они даже процветали, большинство из них. Но, мне кажется, они не были особенно счастливы.

– Кто знает…

– Следующее путешествие Флитвинга будет, вероятно, прямо на Ригел, – добавил Волден. – Мы вернемся позже, чем через тысячу лет. Здесь уже не будет никакой Звездной империи. Даже твое имя будет забыто.

– Я слышал об этом полете, – голос Кенри зазвучал глуше. – Это одна из причин, почему я остаюсь.

Волден с вызовом поднял глаза.

– Чего хорошего в этих Звездах? – спросил он. – Я наблюдал двенадцать тысяч лет человеческой истории, и в хорошие времена, и в плохие. Теперешнее время хорошим не назовешь. А дальше будет еще хуже.

Кенри не ответил.

– Эта девушка не твоего круга, сынок, – заметил Волден… – Она Свободная Звезда. А ты обычный работяга томми.

– Предубеждение против нас основано не на расе, – ответил Кенри, стараясь не встречаться взглядом с отцом. – Оно культурного свойства. Для них космонавт землянин – то, что надо.

– Пока – да, – согласился Волден. – Но сейчас оно постепенно становится расовым. Возможно, нам всем придется на время покинуть Землю.

– Я войду в ее круг, – сказал Кенри. – Одолжи мне твой значок.

Волден вздохнул.

– Нам придется переоснастить корабль, чтобы увеличить тау-фактор. У тебя впереди еще шесть месяцев. Раньше нам не отчалить. Надеюсь, что ты еще передумаешь.

– Возможно, – согласился Кенри, в душе сознавая, что говорит неправду.

– Вот, – Волден протянул маленькую желтую петлю из шнура. – Приколи себе к пиджаку. – Он достал большой бумажник. – А вот тысяча декардов твоих денег. В банке у тебя еще пятьдесят тысяч, но смотри, чтобы эти не украли.

Кенри прикрепил символ. Казалось, он тянул его вниз, словно камень, привязанный на шею. От большего унижения его уберегла автоматическая умственная реакция.

– Пятьдесят тысяч декардов… Что же купить? Астрогаторы обязательно вкладывали деньги в серьезную, недвижимую собственность…

Потом он вспомнил, что собирается остаться на Земле. Эти де карды должны ему послужить при жизни. А деньги имеют способность растворить накипь предубеждений.

– Я, наверное, вернусь завтра, – сказал он. – Спасибо, папа. Спокойной ночи.

Кенри вышел в темноту, царящую над Землей.

* * *

В первый раз ни один из них не испытал особого потрясения. Капитан Саралпин сказал Кенри:.

– У нас новая пассажирка. Она на Лэндфолле, это на Иштаре. Ты не против, если мы ее заберем?

– Пусть она там остается, пока мы не будем готовы к отправке. А зачем это ей проводить месяц на Мардуке?

Сералпин пожал плечами:

– Не знаю и знать не хочу. Но она хорошо заплатит за транспортировку сюда. Возьми пятую лодку.

Кенри заправил маленький межпланетный катер и отчалил с Флитвинга, ворча про себя. В это время Иштар находился на другом конце Сириуса, и даже по ускоренной орбите туда можно было добраться лишь за несколько дней. Это время он провел за изучением Общей Космологии Муринна, эта книга никогда не попадала ему в руки, хотя ей было не меньше 2500 лет. С тех пор, как пала Африканская империя, наука практически не продвинулась, подумал он, и сегодня на Земле существовало убеждение, что все основные вопросы уже разрешены. Вообще природа Земли – конечна, следовательно, горизонты науки также должны иметь пределы; спустя несколько столетий, за которые исследования не обнаружили ни одного явления, которое не было бы теоретически прогнозировано, интерес к науке был утрачен, что в итоге превратилось в догму.

Кенри не был уверен в справедливости этой догмы. Он слишком много видел в космосе, чтобы доверять способности человека познать его целиком. В сотнях различных областей: физике, химии, биологии, психологии, истории, эпистемологии существовали вопросы, на которые Девятикнижие не давало количественного ответа; но когда он пытался сказать об этом землянам, его слова вызывали лишь пустую, высокомерную улыбку… Нет, наука – это социальное явление, и она не может существовать, когда общество в ней не нуждается. Но ни одна цивилизация не существует вечно. Однажды у людей вновь появятся вопросы.

Большинство пассажиров Флитвинга составляли инженеры, у которых истек контракт на работу на других планетах, возвращавшиеся домой. Немногим из больших кораблей доводилось перевозить Звездных аристократов. Когда он приземлился на Лэндфолле, там шел дождь с пузырями, и он пошел по мокрым улицам к веранде городского общежития, где ему была уготована неожиданность. Его пассажирка оказалась молодой очаровательной женщиной. Он кивнул ей, скрестив, как полагается, руки на груди, и ощутил смущение и скованность. Он был аутсайдер, неполноценный, космический скиталец, а она – одна из тех, кому принадлежит Земля.

– Надеюсь, лодка не покажется вам слишком неудобной, Фриледи, – промямлил он, ненавидя себя за покорность тона.

Ему следовало сказать: – Ты, никчемная, безмозглая тварь, мы поддерживаем жизнь на Земле, и тебе надо на коленях благодарить нас за это. – Но вместо этого он еще раз поклонился, и помог ей погрузиться в тесную каюту.

– Я это выдержу, – рассмеялась она. Она была слишком молода, понял он, и еще не успела усвоить высокомерные манеры, свойственные ее классу. На ее волосах мелкими драгоценными камнями поблескивали капли иштарского тумана. Взгляд голубых глаз, устремленный на его смуглое лицо, был вполне дружелюбным.

Он рассчитал на компьютере орбиту для возвращения на Мардук.

– Это у нас займет двадцать четыре дня, Фриледи, – сказал он. – Надеюсь, вы не слишком торопитесь.

О, нет, – ответила она. – Я только хотела посмотреть на эту планету прежде, чем улететь.

– Он спросил себя, во сколько ей это обойдется, и почувствовал неясную досаду, что кто-то может выбрасывать деньги на обычный туризм, но лишь кивнул головой.

Вскоре они были в космосе. Он вышел из своего отгороженного занавеской отсека, поспав несколько часов, и застал ее уже на ногах, – она перелистывала книгу Муринна.

– Я здесь ничего не понимаю, – призналась она. – Он когда-нибудь использует слова, где меньше двадцати букв?

– Он очень заботился о точности, Фриледи, – пояснил Кенри, приступая к завтраку. Импульсивно он добавил: – Мне бы хотелось с ним познакомиться.

Она окинула взглядом библиотеку, на полках которой с обыкновенными книгами соседствовали микроиздания.

– Ваши люди, должно быть, много читают, не правда ли? – спросила она.

– А что еще делать в длительных путешествиях? – ответил Кенри. – Можно, конечно, заниматься каким-нибудь ремеслом и готовить товары на продажу, но все равно остается много времени для чтения.

– Меня удивляет, что у вас такие большие команды, – заметила она. – Вам, несомненно, не нужно столько народа, чтобы управлять кораблем.

– Конечно, Фриледи, – подтвердил он. – Между звездами корабль летит сам. Но когда мы прилетаем на новую планету, работы хватает на всех.

– Еще, наверное, дело в компании, – предположила она. – Вы же летаете с женами, детьми и друзьями.

– Да, Фриледи. – Его голос стал холодным. Какое ей до всего этого дело?

– Мне нравится ваш Таун, – заметила она. – Я туда раньше часто ходила. Он такой странный, старомодный. Это как будто кусочек из прошлого, который сохраняется веками.

Конечно, хотелось ему сказать, конечно, такие, как ты, приходят к нам поглазеть. Вы там шляетесь пьяные, подглядываете в наши дома, а когда мимо проходит старик, рассуждаете, какой перед вами смешной старый хрыч, даже не понижая голосов, а если торгуетесь в магазине, и продавец лишь старается получить с вас нормальную цену, думаете про себя, что мы, томми, зациклены на деньгах.

– О да, мы бываем очень рады, что вы навещаете нас, Фриледи.

Она, кажется, обиделась, и мало говорила в последующие часы. Через некоторое время она ушла к себе, в тот отсек, который он выделил для нее, и он услышал, как она играет на скрипке. Это была старинная мелодия, старше, чем сам звездный мир, и все же она казалась новой, нежной и искренней, заключая в себе все, что хорошо и дорого человеку. Он в точности не знал, что это за музыка… Потом она замолкла. Ему захотелось произвести на нее впечатление. У китов были свои мелодии. Он достал гитару, ударил по струнам и дал простор своему воображению. Потом он начал петь.

 
Когда младенцем Джерри
Клоусон Сидел у мамы на руках,
Решил летать он на ракетах,
Пока не превратится в прах…
 

Он почувствовал, как она потихоньку вышла и остановилась у него за спиной, но притворился, что не замечает ее. Его голос пробивался сквозь мерный гул, исходивший от стен, и он не сводил взгляда с холодных звезд и ржавого полумесяца Мардука.

 
Джерри крикнул в микрофон:
Режьте свой кабель и мотайте,
Нам пробило оболочку,
Радиация, спасайтесь!
Занимайте место в лодках!
И скорей, к Земле, беда!
Я хотел пробиться в космос,
В нем останусь навсегда.
 

Он закончил свою балладу звучным аккордом, оглянулся и встал, кланяясь.

– Нет-нет… садитесь, – приказала она. – Это не Земля. Что это была за песня?

– Джерри Клоусон, Фриледи, – ответил он. – Это древняя баллада, вообще-то я пел перевод, она была написана по-английски. Она восходит к началу межпланетных путешествий.

Предполагается, что Свободные Звезды должны быть не только эстетами, но и интеллектуалами. Он застыл, ожидая, что она скажет, что кто-нибудь должен собрать древнекитские баллады и издать их отдельным сборником.

– Мне понравилось, – заметила она. – Очень понравилось.

Он отвел глаза.

– Спасибо, Фриледи, а могу я спросить, что вы играли?

– О, эта мелодия еще старше, – ответила она. – Это тема из Крейцеровой сонаты. Я ее ужасно люблю. Пожалуй, мне хотелось бы познакомиться с Бетховеном.

Их взгляды встретились, и ни один из них не отвел глаз, и так они долго, молча смотрели друг на друга.

* * *

Таун кончался резко, словно его обрезали ножом. Его границы сохранялись уже 3000 лет, когда он был святилищем: иногда он стоял особняком, обдуваемый ветрами со всех сторон, и вокруг не было никаких других следов человеческой деятельности, за исключением нескольких разбитых стен; иногда его почти проглатывал огромный и шумный монстр города; по временам, как например, сейчас, он оказывался на краю крупного поселения; но это всегда был Таун, остававшийся неизменным и незыблемым.

Нет – не совсем так. Бывало, что по нему прокатывались войны, оставлявшие вмятины на стенах и пробоины в крышах, наполняя его улицы мертвыми телами; улицы запруживали хищные толпы, жаждавшие линчевать томми, заявлялись самоуверенные крикливые офицеры, чтобы навязать населению какое-нибудь новое правило. Они могли вернуться. В водовороте истории это неизбежно.

Дрожа от нагонявшего его холодного ветра, Кенри завернул на ближайший проспект. Он оказался в зоне трущоб: безрадостные пустыри, бесцельно шатающиеся толпы народа среди нагромождения безликих зданий. Все были одеты в камзолы и нелепые юбки, и от них воняло. Большинство населения составляли Нормальные, номинально, они были свободны, то есть им предоставлялось право подыхать от голода, когда не удавалось найти работу. Основная часть из них принадлежала к Норме D, это были чернорабочие низшего ранга, с тупыми угрюмыми лицами, но здесь и там в призрачном вечернем освещении мелькали более осмысленные физиономии Нормальных D или В. Когда между ними оказывался Стандартный, облаченный в ливрею государственного образца или установленного его частным хозяином, что-то зажигалось в их глазах. Словно они осознавали все с большей остротой, что вокруг что-то не так, если рабы живут лучше, чем Свободные. Кенри и раньше приходилось видеть такие взгляды, и он знал, во что они могли вылиться: в слепую лавину разрушения. А где-то были люди с Марса и Венеры, с Луны и Юпитера, да, и радиант Юпитера имел свои честолюбивые устремления, но Земля по-прежнему оставалась самой богатой из планет… Нет, подумал он, Звездная империя долго не протянет.

Но она должна сохраниться, хотя бы пока будет жива Дорти, и они могли бы позаботиться о будущем своих детей. Этого было достаточно.

Кто-то толкнул его локтем под ребро.

– Ну-ка, с дороги, томми.

Он стиснул кулаки, думал, что смог бы сделать в небесах и как ему поступить здесь, на Земле. Он молча отступил, освобождая проход. Сверху из окна на него уставилась жирная неряшливая баба, она захохотала и плюнула, стараясь попасть в него. Он увернулся от плевка, но как было избежать покатившегося за ним смеха.

Они ненавидят, подумал он. Пока они не смеют обратить неприязнь на своих хозяев, и вместо этого ненавидят нас. Надо проявить терпение. Так не может продолжаться дольше двух веков.

Тем не менее внутри он весь дрожал от гнева. Он ощутил напряжение мышц и нервов живота, и у него затекла шея, так как он старался идти со смиренно опущенной головой. Хотя в розовом саду его ожидала Дорти, ему захотелось выпить. Он заметил мигавшую неоном бутылку над какой-то дверью и завернул туда.

За столом сидело несколько опухших мужчин, интерьер украшала стенная роспись непристойного содержания, которой было не менее ста лет. В таверне промышляло не более полудюжины девиц Нормы D, таких потасканных, словно их набирали в утиле. Одна из них машинально одарила Кенри улыбкой, заметила его лицо, костюм и значок и, презрительно фыркнув, отвернулась.

Он направился к стойке. Бармен окинул его недобрым взглядом.

– Водзан, – заказал Кенри, – двойной.

– Мы здесь томми не обслуживаем, – буркнул бармен.

Кенри так впился пальцами в стойку, что они побелели. Он повернулся, чтобы уйти, но на его плечо легла чья-то рука.

– Ну-ка подожди минутку, астронавт. Эй, бармен, дай-ка двойной водзан.

– Я же сказал…

– Это для меня, Вильм. А я могу дать его кому захочу. А если пожелаю – вылить на пол. – В этом голосе прозвучала угроза, и бармен кинулся поспешно исполнять заказ.

Кенри посмотрел на белое безволосое лицо с характерной формой черепа. На стойку опиралось стройное тело, облаченное в серые одежды, рука спокойно перекатывала игральные кости. Пальцы были без костей, и это были маленькие изящные щупальца, а глаза были окрашены в цвет рубинов.

– Спасибо, – сказал Кенри. – Позвольте, я заплачу.

– Нет. Я угощаю. – Незнакомец взял у бармена стакан и передал его Кенри. – Вот, пожалуйста.

– Ваше здоровье, сэр, – Кенри поднял стакан и выпил. Жидкость обожгла ему горло.